***
– Они ворвались в нашу деревню под вечер. – Начала свой рассказ Фабиола. Руки малышки дрожали. Я поправил плед на её плечах и протянул кружку с чаем, выменянным когда-то у местных. Благодарно кивнув, девочка продолжила. – Они были не такими как другие бандиты. Все в камуфляже. Наши пытались отбиться, но их быстро уничтожили. Они не щадили никого. Даже не пытались брать пленных или грабить. Это было не похоже на местных. Да, они были бандитами, но цели у них были весьма практичными. Ограбить, взять пленных, уничтожить конкурентов. Может борьба группировок? Но если это так, то зачем вырезать цивилов? Обычно их облагали данью и оставляли своего человека, чтобы за ними следить. Зачем тратить патроны на гражданских? Это невыгодно. Ведь если цивил умрёт, как он заплатит за крышу? Войска правительства? Бред!! Зачем им вырезать деревню? –Мы с мамой на отшибе жили... – Будто сглотнув ком в горле, продолжила она. – Нам поэтому сбежать и удалось. А потом .... мы на таких же нарвались и....мама... Из руки ребёнка выпала кружка и она вновь закрыла лицо руками. Я услышал тихие всхлипывания. И что мне делать? Я не умею общаться с детьми. Все мои знакомые и друзья — бойцы до мозга костей. Если кто-то убивает наших близких, то мы воем, пьём, приходим в ярость, но никогда не отчаиваемся. А потом, враг тонет в собственной крови. Но здесь... она простой ребёнок. Даже младше Шедоу, наверное. И этот ребёнок пережил слишком много дерьма для её возраста. Неловко подойдя, я крепко обнял её. Когда-то я также обнимал маленького Донни, когда он метался в бреду. Она обнимала меня также как брат, много лет назад. Хватаясь, будто утопающий за последнюю соломинку. В детстве Донни был самым слабым. Самым слабым из нас. И именно поэтому мы берегли гения как зеницу ока. Он постоянно загонялся из-за любой мелочи, даже небрежно брошенные грубые слова, или очередная дурацкая шутка Майки могли заставить его тренироваться в тысячу раз усерднее, чтобы доказать, что он достоин чего-то. Наверняка он и в смерти отца себя винил, и в развале семьи. Хотя единственным виновным был я. Девочка Донни не была. И естественно она мне не доверяла. Но сейчас у неё нервный срыв. Она устала защищать свою жизнь. Она не привыкла к этому. А я всего лишь единственный, кто проявил хоть какую-то толику порядочности по отношению к ней. – Мама меня обняла и сказала не двигаться и не говорить. Ни за что, ни за что. А потом было громко и мы упали. Она мне рот закрыла ладонью, чтобы я не... Я не знаю почему они меня не убили. Мать её закрыла собой. А нападавшие либо решили, что пуля прошла насквозь, либо вовсе не заметили ребёнка в темноте и спешке. Поэтому и не убили. – А потом я и ещё несколько выживших убежали в джунгли. Я с ними разминулась, бродила тут пару дней, пока не вышла к деревне. Одна старушка посоветовала мне бежать, пока местные не обнаружили и не продали в рабство. Они всё же нашли и тут...появились вы. Я... я просто не знаю как мне вас благодарить, господин Дух. Я не знаю, что они бы со мной сделали. –Не благодари. – Покачал я головой. – Так бы поступил любой, кто имеет хотя бы остатки совести. – В этом месте даже остатки совести большая редкость, господин Дух. – У тебя есть кто-то, кто может о тебе позаботиться? Дяди, тёти, дедушки, хоть кто-то? – Нет. – подавленно покачала головой малышка. – Больше нет. В комнате повисло молчание. Я не знал, что сказать ей. Удивительно, что она вообще выжила. Джунгли — это жестокое и опасное место. Здесь выживают сильнейшие, а слабые становятся кормом или удобрением. Без еды, воды, оружия... Девчонка определённо в рубашке родилась. – Ладно. – Хлопнул я по полу. Фабиола вздрогнула. – Сегодня уже довольно поздно. Пока переночуешь здесь. Мой дом не был образцом удобства. Скрытая в листве хижина не имела даже кровати. Готовил я на улице. А хижина, скорее служила защитой в сезон дождей. Довольно плотные стены, укреплёные глиной и смолой неплохо защищали от дождя и ветра. А ещё хищники не могли подобраться ко мне незамеченными. Сплошные плюсы. Постелив девочке плед и накрыв её таким же, я сел рядом. Пока посижу так. – Господин Дух, а можно задать вопрос? — Тихо спросила девочка. – Валяй – с улыбкой произнёс я, подгоняя под голову ребёнка рюкзак, служивший ей подушкой. – Кто вас научил, так драться? – Мой отец. – Тихо вздохнул я. Воспоминания об отце до сих пор отдавались болью в сердце. Едва промелькнёт мысль о Сплинтере, как я вижу мастера, умирающего на моих руках. – Это ниндзюцу — искусство смерти. Меня ему обучал отец. И обучал неплохо, раз я до сих пор жив. – А бег по деревьям? – Тоже часть ниндзюцу. Это искусство учит становиться единым с тенью, убивать людей голыми руками, оружием, ядом. У ниндзя свой путь и он пролегает в тени. Поэтому мы должны уметь преодолевать любые препятствия и выживать в любых условиях. Понимаешь? Вновь опустив на неё взгляд, я увидел, что Фабиола погрузилась в сон. Я не смог сдержать улыбки. И как только у этих уродов рука поднялась тронуть этого бедного, невинного ребёнка. И это говоришь ты? Сколько детей ты покромсал под предлогом борьбы с Аси? Рядом с тобой этого ребёнка ждёт смерть. Холодный пот прошиб насквозь. Однако в чём-то мой внутренний голос был прав. Не стоит ей оставаться рядом со мной. Завтра я отведу её в ближайший город. В приюте ей будет лучше чем с убийцей, бегущим от своей совести.***
– Ты серьёзно? – Я искренне надеялся, что ослышался. Но увы, реальность стояла передо мной в виде маленькой девочки в моей старой футболке, которая для неё была скорее платьем. – Пожалуйста, господин Дух. Я умоляю вас. – Малышка упала на колени. – Я буду послушной. И полезной. Я умею готовить и стирать. И ещё мне всегда говорили, что я красиво пою. Я всё что хотите сделаю, только научите меня, пожалуйста! В её глазах помимо слёз я увидел дикий блеск. Тут уж ничего не скажешь, вляпался по полной. Я знаю эти глаза. Когда такой блеск был у Рафа, он в одиночку сражался против личной гвардии Шредера, с выбитым глазом. Когда такой блеск был в глазах Донни, он лез в взрывающийся реактор самолёта Люрино, спасая сотни жизней. И понимая, что выбраться он уже не сможет. Остатки этого блеска я увидел и в глазах отца, из которых уходила жизнь. Это блеск отчаяной решительности. Не знаю, что девчонка себе понапридумывала, но в идею обучиться ниндзюцу она вцепилась, как Майки в последний кусок пиццы. – Из меня плохой учитель, Фабиола. Тебе лучше найти кого-то получше. Ты наверняка сможешь научиться защищать себя где-нибудь в городе. – Я не смогу найти кого-то лучше вас, правда. Вы ведь сам Дух Джунглей. Великий защитник! Вот оно как. Значит местные уже успели напялить на меня трико Робин Гуда. Жаль, из-за панциря оно не шибко хорошо сидит. – Ваши легенды врут. Я не защитник. И хорошим человеком меня не назвать. Опустим то, что я вообще не человек. – Я тоже так думала. Но вчера. Вы спасли меня. Привели в свой дом. Вылечили и накормили. И сейчас собираетесь везти в город, забив на свои дела. Разве может плохой человек так поступить? Тут уж подловила, мелкая чертовка. И сам не понимаю, почему я так пекусь об этом ребёнке. Наверное тяжёлые битвы и убийства ещё не до конца вытравили отцовские идеалы из моей головы. Или тебе хочется в это верить? – Я не человек. Я уродлив внешне и внутренне не особо далеко ушёл. Моё горбатое тело хорошо скрывала куртка, а сверху я всегда носил старый плащ отца. На руки в таких ситуациях внимания не обращаешь. Ужас, мелькнувший в глазах девчушки дал мне надежду, но восхищение сменившее его тут же разрушило её. – Вы и в правду не человек. – Восхищённо воскликнула малышка. – Я молю вас, научите меня искусству нитзюцу. – Ниндзюцу! Твою же налево. Я надеялся, что это отпугнёт её. Но кажется её желание стать моей ученицей только возросло. Теперь её не остановят никакие аргументы. Опытный ниндзя не в состоянии уговорить ребёнка. Хорошо, что отец не видит, до чего докатился его любимый сын. Дело было не только в её упрямстве. Часть меня также хотела, чтобы девочка осталась со мной. Я рос в большой семье, в конце концов. И с самого детства отец вбивал в мою голову, что я должен о них заботиться. Я годами жил ради этого. И эту привычку не так легко искоренить даже годами проведёными в джунглях. Поэтому, игнорируя внутренний голос, который был то ли остатками здравого смысла, то ли моей шизофренией, вызваной годами одиночества и самобичевания (я пока сам не особо понял), я подошёл к Фабиоле. Глядя ей в глаза я произнёс: – Ты уже очень взрослая, поэтому буду откровенен. Тренировки будут очень тяжёлыми. Если ты думаешь, что знаешь, что такое боль, то вынужден огорчить — ты нихрена о ней не знаешь. Ты можешь умереть. И это вполне вероятно. Ты можешь остаться инвалидом. И только если ты выживешь — сможешь стать синоби. Ты готова к этому? Мне не нужны были её слова. Я всё видел в её глазах. Так у меня и появилась ученица. Именно эта девочка стала моим билетом в другую жизнь. Но в тот момент я об этом не знал. Разве что догадывался.