Последний штрих

Кибом тихо и вымученно рычит, сев на кровати. Время раннее, а уже приходится вставать под завывания будильника. Сегодня суббота. И он встает утром. А из-за чего? Правильно, совместного времяпрепровождения с одним конкретным альфой. Лишь бы сестра не узнала, иначе дразнить будет до конца его жизни. Они договорились сегодня вместе посмотреть какой-то футбольный матч. Минхо был преисполнен идеи, что Кибом ненавидит спорт лишь потому, что никто ему не показал, какой он захватывающий. И решил начать своё просвещение с какой-то записанной трансляции. Точнее, он хотел позвать омегу на совместную пробежку, но тот слишком уж злорадно обсмеял данную идею. Поэтому остановились на варианте совместного просмотра. Когда омега принимает утренний душ, он вновь задается вопросом об адекватности своих когнитивных способностей. Мозг стал где-то проседать, раз он позволил случиться тому, что случилось. Он точно не планировал завязывать дружбу с человеком, который его раздражал и вызывал подозрение. Однако это происходило, и он не мог соскочить с поезда, который уже набирал скорость при движении. С Минхо было легко и интересно, было спокойно и волнительно одновременно. Кибом пару раз ударяется лбом о стенку в душе, стараясь вернуть стройность мыслей. Что-то было не так с ним и тем, что он думал. И как он думал. «Как типичная омега», — подсказывает ему внутренний циник, и он недовольно цокает. И правда, чего это он. Вопреки всем рациональным убеждениям его иррационально тянуло к постороннему человеку, впрочем, это все ещё укладывалось в концепцию дружбы. С маленькими сомнительными допущениями. Другого он точно позволить не мог, ибо ответственность и длительные отношения были не для него. Когда альфа звонит в дверь, Кибом ещё занят своими домашними делами и приходится открывать дверь так. — Ты пришел ещё раньше, чем я предполагал. В его руках был утюг. Вообще сцена была до комичного неловкой, ибо с Кибомом абсолютно не вязался образ домашнего и работящего омеги, но в извращенном мозгу Минхо на секунду закоротило. Судя по подозрительному прищуру глаз редактора, тот уловил минимальное изменение в его мимике. — Что тебя так удивило? — Ты гладишь, — честно отвечает альфа, не разобравшись как новое знание встроить в привычную систему мышления. — Могу и тебя погладить, — в тон ему отвечает омега и дует на поверхность утюга будто стрелок с Дикого Запада. — Не отказался бы, но лучше не этим, — смеется Минхо и наконец-таки входит в квартиру, потому что омега решает не отвечать на последнюю реплику и уходит доглаживать свои вещи. Почему нельзя было оставить утюг на гладильной доске не совсем понятно. Однако какой-то частью своего пытливого мозга Минхо подозревает, что Кибом был бы не прочь ударить его этим самым предметом. И сдаётся ему, что передумал он в считанные секунды до их сегодняшней встречи. Которая на удивление не вызывает больших опасений. Потому что у омеги миролюбивое выходное настроение, а Минхо не желает пока что нарушать царящий в доме покой. — Ты можешь быть ещё очаровательнее, я и не знал, — льстит альфа, когда ему наливают кружку чая и пододвигают ближе миску с вредными сладостями и снеками. — В самом деле? — Кибом тонко улыбается в ответ и поджимает губы. Что скрыто за этой улыбкой, Минхо не понимает, но видеть её приятно и радостно. Она будто сосредотачивается в нем короткими импульсами, пробегается по его нервным окончаниям, так что в желудке становится щекотно, а тело безропотно отвечает приподнятыми уголками губ. — Надеюсь у тебя нет иммунитета к ядам. — Я должен был поверить? — Хотя бы подыграть, — фыркает редактор и опирается виском на подставленную ладонь. Он спокойно сидел напротив, рассматривая гостя, и вид имел слегка отрешенный, будто что-то обдумывая. Впрочем, так и не поделившись, что именно. — Ну, что? Футбол? Этот вопрос вырывает его из мыслей и Кибом задумчиво смотрит в сторону пока что выключенного телевизора. В силу полного отсутствия свободного времени он не часто пользовался этим благом цивилизации, а если и включал, то только для создания фонового шума. И какого черта сейчас у него появилось это самое свободное время, если ничего в жизни не менялось, кроме одной очень уж активной переменной. Тем не менее свободное время хотелось чем-то или кем-то занять, об остальном думать не стоило. — Напомни мне, как я докатился до такого обывательского развлечения, как просмотр спортивных мероприятий, если они мне даже ни на грамм не импонируют? — Я чертовски убедителен, — чертовски убедительно отзывается Минхо и омега усмехается. — Не смейся, я готов был идти в храм для благословления, ибо тебя невозможно переспорить без помощи божественных сил. — Так вот каков твой секрет, Чхве Минхо! — Сознаюсь во всем содеянном, — альфа притворно поднимает ладони вверх и склоняет опять чуть взлохмаченную голову вниз. Омега ловит себя на мысли, что на миг ему захотелось еще сильнее испортить чужую укладку, если это можно было так называть. С ним без всякого сомнения было легко и просто, Кибом не понимает как такое возможно. Не то чтобы он считал, что с его характером никто не может ужиться, но те, кто был с ним рядом, будто обладали тем самым противоядием. У Чхве Минхо же был иммунитет. И он бесхитростно этим пользовался. Сам футбол ожидаемо его не цепляет, как бы альфа ни старался его эмоционально подключить к непонятной мешанине на поле. Глупая игра и глупые люди, которые готовы часами отдавать себя такому странному увлечению. О чем он и спешит поделиться, в тайне надеясь, что вот сейчас яд сработает во всю силу. — А у тебя какие увлечения, хобби? — вместо возмущения Минхо задается этим вопросом, остановив даже запись матча. Они сидели в относительном покое, отсмотрев весь первый тайм, и это уже был их личный рекорд. — Давай в следующий раз я приобщусь к твоей жизни, мне будет очень интересно. Всё это случилось, без сомнений, из-за фиаско с горячим утюгом. Потому что Кибом изначально начал сегодняшнее общение не так и потому что альфа на самом деле казался очень хорошим. По этой причине редактор не видит нужды корить себя за то, что он, не испытывая ни грамма неловкости, перебирается на чужие колени и вглядывается в растерянные ореховые глаза. — Нет у меня никаких увлечений, — Кибом прислоняет свою ладонь на вздымающуюся грудь альфы, ощущая как чужое сердце наперебой стучит словно о грудную клетку. Ему с первой их встречи нравилось это воздействие, оно льстило и раскрепощало. По этой причине ему абсолютно не стыдно волновать так своего друга, считывая со всего его тела ощутимое напряжение и дрожь. — Точно уверен, что ничем не увлечен? Он бы мог прицепиться к этой остроумной фразе. Если Минхо намекает на себя, то как неловко выходит, что он сам себя считает неодушевленным. Хотя к бездушным тут ближе Кибом, который все-таки зарывается пальцами в каштановые волосы и склоняется ниже, замирая в нескольких сантиметрах от чужих губ. — Ничем и никем. А после без колебаний целует в губы, скрадывая с них удивленный вдох. Ему нравится чувство вседозволенности, которое подстегивается реакцией альфы. Тот теряется в ощущениях и позволяет себе лишь мягкие поглаживания тонких лодыжек Кибома. В остальном власть принадлежит именно омеге, который, не стесняясь, этим пользуется, терзая податливые губы чуть ли не укусами. От тихого болезненного стона Кибом лишь довольно фыркает через нос и оставляет на теплой щеке нежный легкий поцелуй. А потом с вызовом смотрит в чуть затуманенные глаза напротив, провоцируя как минимум на сердечный приступ. От такой двухполярности Минхо еще сильнее впадает в замешательство, плачевно осознавая своё опрометчивое желание сделать этого омегу своим. Хотя по факту он итак был его, правда с вопросом принадлежности была накладка, потому что именно он сейчас ощущал себя подневольной птицей. Но если такова цена за те яркие ощущения, что мгновенно вызывают зависимость, то пусть будет так, он не против. Ему ни с кем не было так хорошо и главное сейчас не спугнуть этого сверхсвоенравного человека из своих сетей. Кибом склоняет голову к плечу и вновь оставляет на уже припухших губах требовательный поцелуй. Его руки опускаются на крепкие плечи, ощутимо их сжимая. Минхо чувствует чужое кипящее желание, но вместе с ним и острую злость, с которой он не знает, что делать. Омега злится и это ощущается в его слабом, но все-таки уловимом, запахе. И из-за того, что они были слегка отвлечены друг другом и обоюдным внутриличностным кризисом, они не успевают вовремя среагировать на звук электронного замка. — Почему ты сидишь у него на коленях? — Тэён решает задать вопрос достаточно лояльно и обходительно. Кибом оборачивается на её голос и хмурится, обдумывая ответ. Впрочем, не собираясь вставать с чужих бедер, которые он так удобно обхватил по бокам своими коленями. — Я ресницу помогал вытащить. Тэён всегда знала, что у её брата нет совести, поэтому никак не реагирует на реплику, над которой тот даже не старался. Но в этот раз в их семейных перепалках участвовал еще один человек, поэтому это могло стать интереснее. — Ну, что, в каком глазу? — обращается она уже к альфе, который по впечатлениям только в данный момент научился дышать. — В обоих? — Думаю, тебе пора, — прерывает их Кибом, вновь уделяя всё своё внимание Минхо. Тот с радостью ушел бы прямо сейчас, чтобы прокричаться и всё обдумать, только вот… — Тогда… Может, ты встанешь? — А, точно. Так они и прощаются, договорившись в следующий раз встретиться на интервью, которое уже было запланировано на следующей неделе. Как только дверь закрывается, Тэён расплывается в ехидной улыбке. — Нашему умнику хватило ума влюбиться? — Замолчи.