Последний штрих

      Кибом барабанит пальцами по столу, перебегая острым взглядом с одного предмета в студии на другой. В нем будто плещется неясная тревожность. Он на своей территории, хотя немного уже подзабыл, как вести интервью так, чтобы были довольны обе стороны. Омега хмурится, отслеживая мысль, что ему важен комфорт не только свой, но и...       Скорее всего так нестандартно действовала атмосфера: все сотрудники, даже не с его отдела, поглядывали на него с каким-то лукавым взглядом и эти шепотки... А как только приходит Чхве Минхо, то все заинтересованно смотрят именно на омегу, будто ожидая от него чего-то противоестественного.       В очередной раз он сожалеет о том, что поддался внутреннему чутью и подошел слишком близко к очень сомнительной авантюре. Теперь он был будто опутан сетями, которые он мог бы с легкостью срезать, вот только всякое оружие было добровольно опущено на дно. Кибом подозревал почему и из-за чего все это происходило, однако вырываться уже не было смысла.       Не тогда, когда одна псевдо-скромная улыбка альфы вызывает взрыв в его бункере спокойствия и рационализма. И хочется сделать что-нибудь такое, что как раз от него все и ожидают. Но не дождутся, нет.       — Сначала маленькая фотосессия, — редактор ориентирует Минхо по поводу сегодняшнего мероприятия. — А потом само интервью.       Альфа послушно кивает и также безропотно сдается в руки визажиста, а потом делает все, что требует от него фотограф. Кибом на периферии отмечает, что Минхо действительно обладает природным магнетизмом, который неплохо помогает тому нравиться другим людям. Кажется, все в их издательстве пали жертвой чужого очарования, и самооценка омеги трещит по швам, что и он попался на эту удочку. С одним лишь маленьким допущением, что хоть немного, но успокаивало — альфа был заинтересован только им. Понять это можно было лишь по одному теплому взгляду, который постоянно высматривал определенного омегу.       Сам Кибом был равнодушен и не давал своим коллегам даже повода для лишних слухов. А кому-то не давал надежду на легкую победу.       — Слишком много дотошных специалистов на один квадратный метр, — жалуется Минхо, как только его отпускают к редактору. Кибом тихо усмехается и закрывает за ними дверь. Он сжалился (над альфой и над собой) и перенес само интервью в свой кабинет, чтобы хоть немного снизить градус давления на них. Всем был не так интересен акционер, как интересно увидеть воочию подтверждение слухов, что их главный редактор все-таки человек и хорошие светлые чувства ему не чужды.       — Это была прекрасная репетиция перед знакомством с моими родителями, — хмыкает омега и садится за стол, открывая свой планер.       — У меня уже мандраж, хотя ужин только в следующую пятницу. А дальше же еще страшнее — знакомство наших родителей.       — Судя по тому, как все мои коллеги уверены в нашей искренности, могу заключить, что любовь точно не для меня, но играть в нее оказалось не так уж сложно.       Минхо только вздыхает, оставив при себе все, что он мог бы на это сказать.       Омега позабавленно фыркает и дружелюбно улыбается альфе:       — Ну, что, начнем?       — А у нас может быть перекрестное интервью? Потому что меня мучает один вопрос, на который ты все еще не хочешь отвечать.       — Проблемы не мои, — Кибом подмигивает, чтобы альфа точно понял, что над ним издеваются. — Включаю диктофон, надеюсь вы не против?       — Не против, — Минхо поджимает губы и качает головой. Которая уже болела от тех непонятных игр, которые с ним играли. Но скоро, очень скоро, всё должно измениться. И он не знал в худшую или в очень худшую сторону.       Сначала были типичные и бездушные вопросы, помогающие составить полный образ их главного акционера. Все было хорошо вплоть до вопросов о семейном бизнесе.       — Ваша основная сфера деятельности?       — Я отвечаю, скажем так, за маркетинг в фармакологической компании моего отца.       Кибом замирает, записывая и позже обдумывая ответ альфы. Он действительно за все время, что они были знакомы, не интересовался семейным бизнесом семьи Чхве, ограничиваясь поверхностной информацией. И чувство недоговоренности заставляет свернуть его с наметанного пути:       — Какого рода препараты вы предоставляете?       — Медикаменты в гормональной сфере — те, что помогают альфам и омегам адаптироваться к современной действительности.       — Очень обтекаемо, — щурится Кибом и задумчиво склоняет голову набок, потому что сидящий напротив альфа выглядит подозрительно. Минхо закусывает свои полные губы и пахнет звенящей решительностью.       Пахнет?       — Боюсь показаться скучным.       — Если позволите, то выскажу свое мнение по этому поводу, — редактор ставит на диктофоне паузу и откидывается на стуле назад. — Есть действительно полезные изобретения, например, такие как подавители, хоть они и имеют множество негативных последствий при регулярном использовании. Но зачем в свободном доступе находятся препараты, способные усиливать природное влечение или запах? Мне кажется, что это нарушение общечеловеческих прав.       — Есть спрос — есть предложение, это основной закон экономики, — альфа улыбается и редактору эта улыбка кажется очень загадочной. В том смысле, что он чувствует недоговоренность.       — Почему ты так реагируешь на мое высказывание? Я в чем-то не прав?       — Потому что ты сказал почти те же слова, как и несколько лет назад. Только я еще помню, что тогда ты обвинил нашу семью, что с нашей помощью альфы добиваются своего низменным, животным путем. Насчет точной формулировки цитаты могу уже ошибаться.       — Что...       — В прошлом меня это очень впечатлило, — меланхолично протягивает Минхо, не давая омеге возможности договорить. — Поэтому я настоял на пересмотре правил свободной продажи и сейчас, думаю ты не интересовался, но некоторые наши препараты доступны только по рецепту. Мы потеряли часть рынка сбыта, зато не связаны с действительно сомнительными инцидентами.       — Ты меня за дурака держал, — Кибом скрещивает руки на груди, нервно постукивая пальцами по локтям.       — Я подумал, что если ты забыл нашу первую встречу, то будет очень глупо напоминать об этом, видимо это было очень незначительно для тебя.       — А для тебя это было основополагающим, раз ты решил вторгнуться в мою жизнь таким образом.       — Это еще как подумать, кто к кому вторгнулся первым, — хмыкает альфа и выдыхает.       Он чувствует назревающий конфликт, судьба которого проверить на прочность все нити, которыми они опутали друг друга. Однако на душе становится свободнее — обманывать своего истинного больно чуть ли не на физическом уровне.       — Тогда просто убирайся, — Кибом злобно ощеривается и отворачивается от альфы.       Он наконец-то узнает о том, что беспокоило его на подсознательном уровне, и становится легче. Он не специалист в межличностных отношениях, однако логика подсказывает, что по-хорошему надо закатить скандал и разорвать все в клочья. Но этого импульса в нем нет, и он боится, что Минхо тоже это чувствует. Чувствует, что может позволить себе многое, если захочет. Хотя омега еще слишком запутан в своих мыслях, перспективах, убеждениях и неудавшемся самоанализе.       — Хорошо, ты можешь все обдумать, — легко соглашается альфа и встает, нервно поправляя на себе одежду. — Потому что просто так я тебя не отпущу. И знаешь, что самое интригующее во всем этом?       — Что?       Кибом не хочет вестись на провокацию, внутри все гудит от переживаний и молниеносно пролетающих мыслей. Он не понимает во что превращается его жизнь, не понимает нормально ли испытывать весь спектр неоднозначных эмоций, и не понимает нормально ли чувствовать чужой запах так отчетливо, что можно понять чужое состояние.       Альфа наклоняется к нему, почти невесомо проводя пальцами по нежной коже.       — Ты поцеловал меня первым.       Только тут все было понятно до последнего штриха.

***

***       Кибом не знает как у него получается доработать до конца дня, осознает он себя ближе к восьми вечера на кухне. За барным столом в компании любимого вермута и пиликающего телефона где-то в глубине квартиры. Естественно, его первая мысль — запретить себе думать об альфе, что закономерно приводит к тому, что он думает только об альфе. И о том, как нужно поступить. И как хочется.       Вплоть до момента, как не открывается дверь в его квартиру и не заходит Тэён, пребывающая явно не в лучшем своем настроении.       — Ты какого черта мне на сообщения и звонки не отвечаешь? — без приветствий начинает она и присаживается к брату за стойку. Не удерживается и отвешивает ему легкий подзатыльник, потому что заслужил. И потому что это помогает вправить мозги на место. Проверено.       — Ты же никогда не приходила ко мне, даже если я долго не отвечал, — подозрительно щурится омега и обвиняюще направляет на сестру пьяный указательный палец. — Ну-ка признавайся, кто тебе сказал? — на самом деле пьян был он, а не палец.       — Минхо посоветовал к тебе зайти.       — А, этот, — драматично восклицает Кибом и ложится головой на стойку. — Ты с ним в сговоре, он тебя подкупил? Вы хотите меня забрать в рабство? Ему отойдет моя бренная душа с телом, а тебе все мое наследство?       — На все твои вопросы ответ «нет», — Тэён закатывает глаза, ласково поглаживая по лохматой черноволосой голове омеги. — Но он мне будет должен. Что тебя так пугает?       Кибом куксится и закусывает губы, дурацкая кровная связь, она легко выдавала его чувства. Он долго молчит, позднее все-таки разрешая себе признаться:       — Меня пугает то, что я абсолютно не хочу прекращать с ним общение, я не держу зла на него за обман и понимаю, что это неправильно. Я не могу отказать себе в нем.       — Ну, ты знаешь, что влюбленные люди становятся безрассудными. Но за любовью все равно все гонятся, а тебя она догнала сама.       — Которая все равно когда-нибудь иссякнет.       — Даже звезды могут погаснуть, но пока они светят в них больше смысла, не так ли?       Тэён замечает, как дрогнули чужие ресницы, но не подает виду.       А иногда любовь превращается во что-то более тяжелое и крепкое, как и некоторые звезды после гибели коллапсируют в черные дыры.