Всё перемелется в прах

      Больше. Не. Могу.       Крик, раздирающий голосовые связки, разлетелся эхом по окружавшей меня чащи леса. Вкладывая в него все силы, я хотела выдавить из себя всю боль и ужас, ощущая, как голова звенит от звука собственного голоса. Голоса, что напоминал рев раненного животного. Несмотря на то, что тело и так ломило от пережитых нагрузок, включая отвратительную процедуры удаления метки, мне хотелось что-то разрушить, почувствовать боль, которая помогла бы хоть немного заглушить эмоции. Поэтому, не придумав ничего лучше, я со всей силы ударила кулаком по дереву.       Костяшки словно огнем обожгло, острая кора впилась в кожу, кости заломило. Зажмурившись и прижив руку к груди, я также почувствовала, как напомнила о себе рана на спине. Словно хлыстом ударили. Я, конечно, предполагала, что удаление метки не будет приятным процессом. Но эти суки просто выжгли ее. На живую.       Застонав и рухнув на колени, я ощутила уже не злость, а опустошающее чувство безысходности. Могла бы я сказать, что отделалась малой кровью, но нет. Ни черта. Большинство людей видели во мне жертву манипуляций Айзена, но если я пикнуть посмею без ведома четырех капитанов, с которыми разговаривала в тюрьме, меня вздернут без разбирательств. Они понимают, что идут на риск, возвращая мне возможность отыгрывать лейтенанта для поддержания морального духа остальных шинигами. И у них нет прямых доказательств, что я добровольно сотрудничала с Айзеном.       Не знаю, откуда во мне столько страха за собственную жизнь, но слушая обещания Айзена, я ничего не могла поделать со своей недоверчивостью. Мне пришлось ждать удачного момента аж два года, чтобы по воле случая благодаря рабочему вопросу оказаться в кабинете капитана Кьёраку. Моя паранойя берегла от спонтанного желания просто заявиться к нему без повода и попросить помощи. Даже не зная, что Айзен уже применил на мне Кьёка Суйгетсу, я словно жопой чувствовала, что за мной могут следить, что мужчина каким-то чудом, гаданием на кофейной гуще, узнает о моих действиях.       Конечно, все пошло не совсем по плану, потому что в тот вечер у Кьёраку находился капитан Укитаке. Но так, возможно, даже и лучше было. Командир восьмого отряда отличался особой проницательностью, он никогда не спешил с выводами и, что наиболее важно, не считал честь и достоинство обязательным атрибутом шинигами. Поэтому мои слова… обвинения Айзена Соуске с отсылкой на изгнание Урахары Кискэ как минимум не вызвали у него яркой реакции, он спокойно выслушал меня.       Очевидно, что без весомых доказательств или поводов задуматься мне бы не поверили. Пришлось бы затратить еще какое-то время и силы, чтобы разыскать таковые, но, боже правый, хоть в чем-то я могла отблагодарить Гина. Шрам, оставленный мечом, под моими ребрами, послужил веским поводом для того, чтобы заставить как минимум задуматься над моими словами. Подтвердить «секретность» операции, на которой меня ранили, мог разве что главнокомандующий, но придя с таким запросом к Генрюсаю, Кьёраку бы спровоцировал Айзена… хрен знает на что.       Не знаю, поверили они мне тогда или нет, но как минимум мои мольбы о том, чтобы этот разговор остался только между нами, были услышаны. После этого я ходила две недели в таком стрессе, что практически не спала, ожидая, что Айзен придет меня убить. Или подошлет Гина. Еще кого… а, может, он знал, и поэтому в наказание оставил здесь, как ненужный балласт, раз я втайне просила за себя у других капитанов?       Не знаю… я уже ничего не знаю. На жалость со стороны Кьёраку и Укитаке тоже нельзя было возлагать больших надежд. Если бы все пошло по жопе, как оно и пошло, я бы воссоздала барьер на холме Сокиоку, подготовка которого тоже казалась хождению по минному полю.       Разыграть жертву, которая готовилась отомстить своему обидчику…       Проблема лишь в том, что я не хотела идти по этому сценарию. Да, мне было страшно рядом с Айзеном, я опасалась предательства, поэтому последние годы и подготавливала себе подушку безопасности. Надеялась на лучшее, но готовилась к худшему. Ведь мужчина раз за разом повторял, что ему не нужно мое доверие, лишь лояльность. Что ж… может, и предала его, нарушив уговор, когда пошла к Кьёраку. Может, он узнал об этом – хуй знает как, но узнал. Поэтому попросил Гина оставить меня на растерзание Готею.       Но нихуя не сходилось… Ведь если он знал, что я обманывала его, точнее, готовила запасной план действий, то почему мужчина не вмешался? Хотел, чтобы меня покарал Готей 13? Но по итогу во время боя на Сокиоку ни словом не обмолвился, что мы были заодно, что я помогала ему добровольно. Возможно, ему стало любопытно посмотреть, как я выпутаюсь из ситуации, сработает ли мой план. Но…       Но почему тогда Айзен выглядел удивленным? Не прям «вау, какого черта», но в его взгляде я отчетливо увидела недоумение, когда напала на них с Гином. Теперь, когда голова остыла от эмоций – насколько возможно, – я осознала это. Как и тот факт, что он мог… нет, он готовился ударить в меня хадо, но в последний миг передумал и разрушил барьер.       Значит… значит это все Гин? Но зачем? Почему?! Я, конечно, понимаю, что он та еще двойная крыса, но в чем смысл подставлять меня? Тот же Канамэ Тоусен является куда более опасным врагом, чем я. У нас с ним, конечно, токсичные отношения, не проходило и встречи, как мы посылали друг другу мысленные пожелания сдохнуть в канаве. Или же Гин действительно увидел во мне угрозу? Не прямую, а… он сказал, что мне удалось повлиять на решение Айзена, пусть и относительно такой крохотной детали, как составление письма.       Но теперь это не имело значения. Может, Айзен и думает, что я напала на него, потому что подумала, что от меня решили избавиться. Но тот факт, что Готей 13 посадил меня на короткий поводок, менял все и кардинально. Я даже не знаю, наломала ли я дров или же, наоборот, обезопасила себя? Злость и боль от предательства не просто вскружили голову, у меня перед глазами стояла красная пелена. И… нет, Айзен действительно не планировал выкидывать меня за борт… ну, не знаю, либо не подозревал, что я как минимум подготовила барьер – это его удивило, но не сказать, что застало врасплох.       Плевать, что мужчина там планировал… Я показала, что готовилась к тому, чтобы выйти против него. Даже если меня спровоцировал Гин… факт остается фактом – я не дала ему свою абсолютную покорность. А вопрос почему: из-за страха, жадности, желания защитить мир или друзей – уже не важно. Он предал меня, но я предала его раньше…       Но я не хотела… Не хотела этого. Это требовалось только для того, чтобы обезопасить свою жизнь, чтобы не сдохнуть, потому что… боже правый, это какой-то пиздец! Сижу и оправдываюсь за то, что хотела выжить. Да что со мной не так? Я настолько привыкла к Айзену, к постоянному чувству опасности, что уже считаю это нормой?! Вместо того, чтобы взяться за голову и прекратить играть с огнем, мои мысли полностью поглощены этим человеком.       Я не перестаю думать о его голосе, о том, как он учил меня сложным кидо и контролю занпакто, как целовал меня, как улыбался, как позволял себе порой делиться своими мыслями. Мне было плевать на его высшие цели, с годами я приняла тот факт, что меня уже не интересовало все то, что мужчина планировал воплотить в реальность. Помощь в саморазвитии, создание нового мира – плевать на это. Мне нужен лишь он, мне нужен был только он. Чтобы был рядом, никуда не уходил, чтобы я была для него единственным человеком, которого бы он воспринимал всерьез.       И вот что это такое? Как это понимать, как воспринимать? Как результат моих слегка абьюзивных наклонностей, или же как грандиозную манипуляцию Айзена? Наверное, что-то среднее.       Я не знаю, что делать… Серьезно. Грудь словно кошки изнутри драли. Хотела бы я сказать, что ничего страшного не случилось, но по факту я в полнейшей жопе. И меня даже не столько пугает, что Ямамото Генрюсай при плохом настроении может приказать посадить меня в тюрьму, потому что… потому что потому. Теперь мне… что ли с Айзеном придется сражаться? Выступать против него? Ебала я, конечно, его праведные мечты об уничтожении Короля душ, меня единая материя мира никак не прельщала. Но… ну вот что «но»? Что? Давай, Хинамори, поделись гениальной мыслью. Этот человек никогда никому не будет принадлежать, тебе уж подавно. Уж точно не откажется от своих планов.       Тебе больно, тебе очень больно, это верно. Но тут два варианта: либо он, либо знакомая размеренная жизнь. Точнее мир, какой он есть сейчас. Но даже если мир после уничтожения Короля душ не схлопнется до молекул, а Айзен, заняв его место, установит свое господство и диктатуру… Ну, в принципе, почему нет, было бы неплохо. Да только стоять подле него мне уже не удастся.       Предала того, кого не хотела, чтобы выжить. А другие, дав мне шанс на жизнь, вообще как-то не верят в мою праведность.       Жопа.       А еще боль в теле, боль на сердце и абсолютно никаких перспектив на горизонте. И слезы, что бесконтрольно лились из глаз. Забавно ли, но теперь я немного понимаю, почему люди заканчивают жизнь самоубийством. Не мой вариант, конечно, но эта давящая пустота, ощущение безысходности, словно не оставляли вариантов к дальнейшему существованию. Вероятно, единственное, что остается, это реально отдать свою жизнь за Готей 13. Но… я не хочу. Разве что позаботиться о своем отряде. Люди, которые верят в меня, которые нуждаются во мне, хоть и не знают, что по факту я также хотела покинуть их. Вот перед ними действительно стыдно. Словно котят под дождь выкидывала…       Шорох приближающихся шагов, приглушенный травой, донесся до меня чуть позже, чем я почувствовала присутствие чужой реацу.       Да ёп твою мать…       – Так и знал, что найду тебя здесь.       – О боже, – спрятав влажное от слез лицо за ладонью, максимально недовольно пробормотала я и уточнила: – неужели не похоже, что я хочу побыть одна? Как ты меня вообще нашел?       – Навещал наших ребят в госпитале, там столкнулся с капитаном Рецу, – сообщил Юмичика, – она попросила отыскать тебя и проверить, все ли в порядке. Сказала, что ты ушла куда-то на окраину Серейтея. Волновалась, видимо.       Волновалась. Хуй там, а не волновалась. Отправила тебя под предлогом беспокойства, хотя на самом деле думала убедиться, что я… что я что? Не отправляю почтовых голубей Айзену в Уэко Мундо?!       От внезапно накатившей злости стало тошно. Зажав переносицу и склонив голову, чтобы не показывать парню, что я уже не столько хочу плакать, сколько разнести что-нибудь к чертовой матери, шумно выдохнула. Я хочу побыть одна. Неужели это так сложно понять, раз я не ищу чей-то компании?       – Юмичика, – стараясь держать агрессию под контролем, ибо вины парня здесь вообще не наблюдалось, я как можно сдержаннее произнесла: – да, со мной не все в порядке. Но мне нужно побыть одной, поплакать, проораться, и только после этого выходить в люди.       – Хина…       – А еще!.. – перебила я его, – мне немного морально нужно отойти от того, что отряд кидо к ебеной матери сжег мне спину. Ну и привыкнуть к той мысли, что половина Готея видит во мне жертву психопата, а другая – троянского коня.       – Хинамори, тебя никто не обвиняет, все волнуются о тебе.       – Да что ты?! – не сдержав раздражение, я одарила Юмичику злобным взглядом, но увидев, что это вызвало у него лишь сожаление, меня аж передернуло. Дышать стало сложнее. Ладно, спокойно. – Послушай… сейчас я не в состоянии вести нормальный диалог. Я буду лишь агрессивно отвечать на все твои слова, поэтому, ради своего же блага, просто уйди. Пожалуйста.       Парень собирался что-то сказать, но помедлил и лишь устало выдохнул. Обернулся, видимо, собираясь к моему облегчению уйти, но постояв так пару мгновений, только всплеснул руками.       – Слушай, я… я не могу тебя оставить так.       – Да твою-то мать, – многострадально вздохнула я, закатив глаза и отвернувшись.       – Хинамори, не думай, что всем плевать на тебя, – даже с легкой ноткой недовольства, возмущения, обратился ко мне Юмичика. – Не каждый на твоем месте смог бы такое выдержать. Узнать, что тебя использовали…       – Не говори о том, чего не понимаешь, – зашипела я в ответ, подняв на собеседника обозленный взгляд. Невидимое кольцо еще сильнее сдавило шею, злость душила, угнетала, и от этого туманила разум. Поднявшись с земли, я указала на Юмичику пальцем в предупреждающем жесте и зарычала: – Вы все понимаете, жалеете меня. А как насчет того, что высшее руководство считает, что я могу быть не несчастной жертвой, а очередной манипуляцией, обманкой доброго капитана Айзена, а? И, знаешь, правильно делают, может, я действительно подсадная утка, и только и жду, как бы всех порешить тут. Ведь я же такая сильная, великая, у меня хватит мощи одолеть всех капитанов разом, да?       – Хинамори, не надо.       – Что «не надо»? Я предупредила тебя, что в этом разговоре от меня добрых речей не услышишь. Знаешь, какого это, когда тебя предает тот, кого ты так… кем ты так восхищался? Кто был к тебе ближе всего. Знаешь, как приятно прочувствовать этот удар в спину?       – Капитан Айзен обманул всех нас, Хинамори, никто не догадывался о его истинных намерениях. Ты хороший человек, ты веришь в людей, и разве ты могла хоть в чем-то его заподозрить? Он ведь даже собственную смерть подстроил…       У меня вырвался нервный смешок. Господи, как же это абсурдно и дико звучало. Нет, смешком не обойтись, истеричный смех начал сотрясать грудь, улыбка резала щеки. Честно говоря, чуть слезы на глаза не навернулись. Да-а, Юмичика, знал бы ты правду, иначе бы заговорил. Знал бы ты, что настоящей крысой был не Айзен, а я, сразу бы изменил свое мнение.       – Я зла. Меня переполняет желание что-нибудь разрушить, переполняет злость, и ее ничем нельзя заглушить… разве что временно. Вот этим! – развернувшись и со всей силы ударив по дереву, я прочувствовала, как боль отдалась колючим импульсом в голову, отчего аж белые пятна перед глазами запрыгали. – Блять… больно…       Беспомощность перед болью от удара определенно погасила часть раздражения. А в дополнение я удивилась, что Юмичика ни слова не сказал на мою выходку, уж думала, он подойдет ко мне или прикрикнет, возмутится безрассудному поведению. Но когда я обернулась к нему, застала любопытную картину: он смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Не знаю, как еще это назвать, может, растерянностью или беспомощностью. Так дети впервые смотрят на волка, который раздирает потроха еще дергающегося зайца.       Крепче сжав кулак, на котором багровели ссадины, я выпрямилась и ощутила, как злость словно растворялась во мне холодным дымом. Пробудила чувство, которое обычно возникало от адреналиновой лихорадки, только голову не разбивало от внутреннего крика.       Хм. Волк, который смотрит на испуганного ребенка, значит…       – Что-то хочешь сказать? Или, возможно, сделать что-то?       Поразительно. Еще минуту назад меня колотило от бури эмоций, которая вдруг сжалась, сконцентрировалась в одной точке под ребрами и начала давить еще сильнее. А вот разум оставался спокойным. Хотя не сказать, что трезвым. Вот, значит, какова холодная злость на вкус?       Двинувшись медленным шагом к парню, я заставила его ощутимо напрячься, даже сделать шаг назад, но далее он не двинулся. Нахмурился, не спуская с меня настороженный взгляд, вел себя, как дрессировщик, вдруг оказавшийся в клетке с тигром. Дрессированным тигром, но зверь остается зверем. Не понятно, что от него ожидать.       – Зачем ты сюда пришел? М-м? – подойдя достаточно близко, чтобы пришлось задрать голову, сохраняя зрительный контакт, я не постеснялась нервно улыбнуться. Голос мой звучал как издевка. – Успокоить бедную девочку? Бедная-бедная Хинамори, обманутая своим капитаном. Плачет, страдает… и что ты думал сделать, а? Воспользоваться случаем?       – Что… Хин… Момо, что ты несешь? Я здесь, потому что меня попросила Рецу-сан!       – А сам не хотел прийти? Нет? – чутка переигрывая, я все же не упустила шанс состроить любопытное выражение. – Странно… Ты же мой друг, нет? Не беспокоился?       – Конечно, беспокоился, просто не знал поначалу, где тебя искать! И… что за тон?!       – Ну, я тебе сказала, что в данной ситуации от меня ничего, кроме агрессии не дождешься, – язвительно напомнила я. Понимаю, это может аукнуться, в пизду просто скатить отношения, которые у нас были. Но… я не могла. Просто не могла остановиться. Ведь с каждым ядовитым словом глаза тоже начинало резать. – Что ты от меня хочешь?.. Услышать, что со мной все будет хорошо? Нет, не будет. Мне больно. Меня переполняет злость. И я не знаю, что с этим делать. Все, что я хочу, это просто кричать и крушить, поэтому и ушла в лес. Жалость или обещание того, что все будет хорошо, мне не помогут.       – А что тебе поможет?       – Не знаю… – потупив взгляд, потерянно пробормотала я. – Но уж никак не жалость. Жалеть я и так себя могу. Так что если нет идей, чем мне помочь, лучше дай мне просто побить бедное дерево.       – Не надо бить дерево.       – Могу тебя побить, если не отстанешь.       – Если тебе полегчает…       – Пф, – комментарий не пришелся мне по душе. Отвернувшись, я отмахнулась со словами: – Если мне опять сорвет крышу, как на холме Сокиоку, то лучше уж пусть страдает дерево.       – Момо…       – Закончили! Хорошо? – остановившись и подняв согнутые в локтях руки, пытаясь в последний миг удержать себя от резких движений, я лишь порадовалась, что стояла к парню спиной.       – Ударь меня.       Боже правый…       – Ты совсем с головой не дружишь?       – Видимо, ты уже с ней недружна, – не без едкости подметил Юмичика. – Да, твой капитан оказался предателем, но не только он. Думаешь, Кире и Шухею сейчас лучше? Их тоже предали, им тоже больно, они также злятся. Или же тебе требуется особое отношение?       О да, Юмичика, я уверена, что им куда лучше, чем мне. Как минимум одна хитрая падла не насаживала их на катану, а потом и вовсе не прибивала бакудо к стене. От злости, что зашевелилась в груди, разгоняя холод, я сильнее сжала кулаки, но бегло промелькнувшая мысль удержала меня от поспешных действий. Нервно засмеявшись и тут же перебив себя шумным вздохом, я покачала головой.       – Хорошая попытка, – неодобрительно покачав пальцем, я обернулась и оценивающе глянула на парня. – Молодец. Чуть-чуть не хватило. Что еще скажешь? Давай, удиви меня. Скажи или сделай что-то такое, что действительно может удивить куда сильнее, чем…       Признаться, я еще никогда его столь злым не видела, поэтому, когда Юмичика внезапно шагнул мне навстречу, мысль пронеслась лишь одна: мне сейчас дадут такого чабаля, что я отлечу за километр в Руконгай. Возможно, оно и к лучшему, я зажмурилась, хоть подсознательно и подозревала, что парень меня не ударит. Не такой он человек, чтобы бить девушку, даже если вела она себя, как последняя сволочь.       Но… ничего не произошло. Приоткрыв один глаз, я в недоумении уточнила:       – И что это?..       Точнее, уточнила бы, не обхвати Юмичика мое лицо руками, чтобы я не смогла избежать его поцелуя. Из груди от удивления вырвался жалобный писк, сердце болезненно защемило от испуга. Я почувствовала себя кроликом, которого поймали в капкан, и малейшее движение могло лишь усугубить ситуацию. Возможно и хорошо, что меня обескуражил столь неожиданный выпад, потому что секундой позже я отчаянно пыталась погасить одну навязчивую мысль. Только не бей его, только не бей…       Неожиданно… нет, это оказалось вполне ожидаемо. Я подозревала, что нравлюсь Юмичике куда больше, чем просто друг, но учитывая обстоятельства, давать ему надежду на что-то большее было бы чересчур жестоко. И сейчас нельзя.       Схватив его за руки, я попыталась высвободиться, но парень не отпускал меня. Крепко придерживал за голову, накрыв губы требовательным, но в то же время мягким поцелуем. Что же ты делаешь, Юмичика?.. А я что делаю? Я ведь могу его оттолкнуть, мое сопротивление – это какой-то детский сад. Почему так плохо? Почему единственное, что я сейчас хочу, это чтобы этот момент не заканчивался?..       Я не знаю, как описать это чувство. Словно тебя за мгновение наполнили до краев счастьем, чтобы столь же резко опустошить и дать прочувствовать горечь утраты.       – Прости, я… не знал, что еще сделать.       Лучше б ты ничего не делал… это слишком. Я такого не заслуживаю. Мне пришлось тут же опустить взгляд, чтобы не показывать смесь эмоций, отразившуюся на моем лице. Дышать вновь стало тяжело, и мне стоило отстраниться, сказать, что это неправильно, хотя бы ради Юмичики, но… я словно в землю вросла ногами. Не могла пошевелиться. Только судорожно дышала, уткнувшись лбом в его грудь. Чувствовала, как его теплые ладони гладят меня по плечам, касаясь спины.       – Ты злишься?       Я дышать пытаюсь…       Что ж, хоть одно хорошо – я больше не злилась. Но в голове ни одной цельной адекватной мысли, поэтому, затянув с ответом, я смогла только покачать головой. Господи, я уж думала, мне никогда не будет так стыдно кому-то смотреть в глаза.       – Слушай, я понимаю, что поступил эгоистично и необдуманно, ты сейчас не в том состоянии… но я ничего… блин. Чувствую себя идиотом.       – Ну… не спорю, ты еще тот идиот, – нервно усмехнувшись, я нашла в себе силы хотя бы отстраниться от Юмичики. Шутник во мне умер. – Ох… послушай…       – Я пойму, если…       – Заткнись и дай сказать, – подняв на парня недовольный взгляд, заявила я тихо, но уверенно.       – Ладно…       – Ох… Как я и сказала, я не в том состоянии, чтобы принимать взвешенные решения. Я… не отталкиваю тебя. Но мне нужно время, чтобы привести мысли в порядок. Сейчас в приоритете стоит работа, мне нужно показать отряду, что я с ними, меня не сломили, а… я вовсе не плачу у тебя в объятиях, пытаясь параллельно выместить злость на бедном дереве.       – Шутить пытаешься, уже неплохо, – сжав мои плечи, усмехнулся Юмичика. – Только не пытайся решить все сама, держать внутри. Если не хочешь видеть мое прекрасное лицо, то та же Мацумото будет рада тебя выслушать. Она волнуется о тебе, Момо. Все волнуются.       Знали бы они, как действительно обстоят события, были бы иного мнения. Но да ладно.       – Ты сказал, меня просила проведать Унохана-сан, – отстранившись, поинтересовалась я. Не только, чтобы перевести тему. – Можешь сделать одолжение и сообщить ей, что я приду поговорить с ней через час где-то?       – Ну… могу, но почему просто не прийти к ней через час?       – Не хочу, чтобы она еще кого-то послала проверить, не вскрылась ли я тут.       Или не выложила ли я азбукой Морзе послание для Айзена, которое можно увидеть, если вдруг гарганта откроется… ох, боже.       – Мне просто нужно успокоиться, не хочу сейчас идти… вот в таком виде.       – Ладно, я понял, – снисходительно улыбнувшись, Юмичика провел пальцем вдоль линии моей челюсти и остановился на подбородке. – Что не сделаешь, чтобы вновь увидеть твою улыбку.       – …       – Слишком приторно?       – Пожалуйста, иди уже скорее.       – Ну ладно, – засмеявшись моей реакции, парень отошел и добавил: – все будет нормально, Момо. Не забывай, ты не одна.       Не одна… Не одна, да? Может показаться, что так, но на деле я поняла одну неутешительную истину – у меня есть только я. Гин с Айзеном заставили убедиться в этом на собственном опыте. А Готею плевать на меня. Не важно, использовала ли жертва нож в целях защиты или нет. Она использовала нож… и все. Такое вот правосудие.       Ни от кого не стоит ожидать поддержки. Хотя, имелось одно исключение, все же шинигами обладали невидимым пассажиром на заднем кресле своего подсознания.       Все те же ранние сумерки и горы. Как же здесь красиво и спокойно, порой посещали беспокойные мысли о том, чтобы и вовсе застрять во внутреннем мире и никуда не выбираться.       – Ты пришла.       Обернувшись на голос, я заметила Тобимару, стоящего подле костра, и долгую секунду наблюдала за осуждением, которым пылал весь его внешний вид. Что ж, ожидаемо. Но только я подумала сделать шаг ему навстречу, как тело пробрало от накатившей слабости. Колени подкосились.       – Ой, мама дорогая, держи меня…       – Ты чего падаешь?! – встрепенувшись, тут же бросился подхватывать меня парень. – Это ж твой внутренний мир, причем здесь твои трясущиеся поджилки?       – Заткнись и просто держи меня.       Прорычав в ответ что-то нечленораздельное, Тобимару помог мне устоять на ногах, схватив за плечи с такой силой, что у меня руки заболели. Но его уверенная хватка способствовала тому, чтобы прийти в себя.       – Ну… можешь отпустить меня.       – Нет, – жестко отозвался парень и упрямо, резко притянул меня к себе, обняв с такой силой, что я бы лучше назвала это «сжал в тисках». Я аж опешила. – Глупая хозяйка… почему ты не призвала ко мне?       В его вопросе прозвучало столько горечи и обиды, что у меня сердце сжалось. Стало грустно. Устало вздохнув, я собрала волю в кулак и аккуратно отстранилась. К счастью, Тобимару не стал упрямиться и позволил мне собраться с духом, чтобы продолжить разговор.       – Честно говоря… я даже в голову не взяла, что могла призвать тебя. Точнее, я призвала тебя, помнишь, когда атаковала Гина?       – Но в форме шикая, да и то… как бумеранг использовала меч.       – Я поняла, к чему ты клонишь. И отвечаю: я об этом даже не задумывалась. Я вообще ни о чем не задумывалась в тот момент. Думала, что в какой-то степени Айзен помог мне научиться держать эмоции под контролем. Но нет… ни черта. Просто голову потеряла… – болезненно закрыв глаза и позволив себе секунду слабости, я устало вздохнула. – Тобимару, я… я просто в шаге, оказалась в миллиметре от того, чтобы погореть везде. Готей 13 мне не верит, они считают меня троянским конем, как минимум главнокомандующий. Меня теперь посадят на короткий поводок, и это просто… честно говоря, это везение. Они могли убить меня. Если бы… если бы я… не обратилась к Кьёраку…       Глаза вновь защипало от слез. Это так раздражало… Бессилие, отчаяние, меня вновь уносило в глубокую воронку ужаса, из которой, казалось, нет способа выбраться.       – Так, отставить панику, – погладив меня по голове, Тобимару чуть склонился, пытаясь поймать мой взгляд. – Сейчас тебе ничего не угрожает. Да, жопа случилась, но ты позаботилась о том, чтобы смягчить последствия. Смогла рассказать о ситуации другим капитанам, не поднимая шума. Подготовила барьер в качестве такого финта конем.       – Превратила спину в мясо…       – Ну, это, скорее, было ожидаемо, ты ж запретную технику использовала. Все не так плохо, Хина, – аккуратно взяв меня за подбородок и заставив поднять на себя взгляд, Тобимару снисходительно улыбнулся. – Да, четверо капитанов схватили тебя за задницу, но для всех остальных ты остаешься лейтенантом Хинамори Момо… обманутой несчастной девушкой. Это… можно использовать.       – Можно… – не слишком весело, конечно, стало от этой мысли. – Но…       – Разочарована предательством Айзена?       – Это не Айзен, это был Гин! – неожиданная вспышка злости удивила не только парня, но и меня. И это как нельзя лучше демонстрировало, насколько я глупо выгляжу. Аж от себя тошно стало.       – Не важно, Гин то был или Айзен… я понимаю, что тебе больно. Ты ведь… ох, прости за эти слова, но ты стала одержима Айзеном.       – Не одержима.       – Хина…       – Ну что? – измученно скривившись, я уже стояла в шаге от того, чтобы не удариться в слезы. – Я не одержима, я… да уже неважно.       Что толку оправдываться? Хвататься за призрак прошлого, тех планов, которые я выстраивала, надеясь на… что-то. Следовать за человеком, как за мечтой, за какой-то опасной авантюрой, которая будоражит кровь и заставляет почувствовать вкус жизни. Острый, пряный, а не пресный и сухой. Я привыкла к этому, считая опасность, исходящую от Айзена, нормой. Рядом с ним я боялась только его, но не остального мира. А теперь меня пугало все. И это требовало решительных мер.       Набрав полную грудь воздуха, я постаралась подавить накатывающую волну беспокойства. Задержав взгляд на костре, задумалась над дальнейшими действиями.       – В одном Айзен просчитался – он не хотел знать, что его ждет в будущем. Для него мои слова были… читерством, наверное. А еще он боялся, что в них будет крыться подвох, поэтому осторожно относился к моим «предсказаниям».       – Теперь ты хочешь использовать это против него?       – Нет. И даже если выйдет так, что я вновь встану на сторону Айзена… я не буду использовать информацию против Готея. Я теперь буду действовать иначе.       – Иначе?       – Зачем использовать мои знания, чтобы та или иная сторона победила? – подойдя к костру и протянув руку навстречу пламени, ощутив колючее тепло, я нахмурилась. – Один предает, другие тоже не особо рады мне. Я знаю, что Айзен проиграет, потеряв бдительность из-за обладания хогиоку. То есть мир сохранится в том виде, в котором он есть… до того, как придут квинси, и чуть не разъебут все к чертовой матери, но об этом позже.       – Значит, будешь сражаться на стороне Готея?       – Ты меня не слушаешь… – вздохнула я, обернувшись к Тобимару. – Я все еще хочу увидеть становление Айзена, он меня вдохновляет, и здесь я ничего с собой не могу поделать. Но я оказалась в шатком положении из-за него, поэтому мне необходимо продумать любые варианты развития событий. Буду ли я отыгрывать на стороне Готея… или же появится вероятность вновь встать подле Айзена.       – Боже правый, ты себя хоть слышишь? Как… ох, как ты собралась усидеть на двух стульях?       – Я не собираюсь сидеть на двух стульях, Тобимару. Я возьму третий. Свой собственный стул.       – Ты… хоть сама знаешь, чего хочешь?       – Да. Противоречивых вещей. Как, например, добиться признания Айзена, и в то же время стать капитаном пятого отряда.       – Боже правый, – смотря на меня, словно на местную сумасшедшую, Тобимару не постеснялся развести руками. – Ты буквально пять минут назад рыдала, что тебя предали. А теперь опять готова бежать в объятия этого мужчины?       – Ну, технически не он, а Гин, хоть и непонятно…       – Почему я должен сдохнуть из-за твоей одержимости?       – Это не одержимость, это… экстремальное хобби.       – Ты гребанный адреналиновый наркоман-сталкер-абьюзер.       – А еще я крыса, – приторно улыбнувшись, напомнила я. – Бегаю от угла к углу, ворую по кусочкам и пытаюсь выжить. И… вытянуть максимум пользы.       – Я просто поражаюсь твоей способности менять настрой. Ты буквально… несколько минут назад была на грани паники. А сейчас так буднично рассуждаешь обо всем.       – Все верно… но паника мне не поможет. А разговоры с тобой всегда помогают настроиться на нужный лад. Успокоиться. Ты знаешь, что необходимо сказать…       – Я тебя обзываю и ругаю, а ты и рада?       – Видишь, какая мы слаженная команда, – воодушевленно улыбнувшись, хлопнула я в ладоши, вызвав у парня откровенный шок. Все же пришлось вернуть серьезный настрой. – Я хочу сказать так: один черт его знает, как обернутся события. Раз подушка безопасности сработала, то это лишь показывает, что необходимо еще тщательнее обезопасить себя. Несмотря на сложности, я должна привести себя к максимально удовлетворительному варианту развития событий.       – И что… стоит первым пунктов в твоем гениальном плане?       – Есть пара моментов, которые требуется проработать. И одна мысль меня посетила буквально недавно… не знаю, насколько она хорошая, однако при нынешнем положении, когда я вряд ли смогу изучать запретные кидо… Это окажется неплохой возможностью.       – По твоему голосу что-то не скажешь, что ты уверена в задумке.       – М-да. Задумка-то хороша, но вот осилю ли я ее… это мы и узнаем.       – Только ради всего святого, не помри.       – Ну… постараюсь.       Постараюсь, это, конечно, мягко сказано. Чтобы затея выгорела, придется, простите, просраться и обосраться так, чтобы на этом удобрении и горел мой двигатель самоуверенности. Тобимару, конечно, прав, мои хождения по мукам доведут до ручки, либо до могильной плиты. Он мой занпакто, и его главная цель – защищать меня, оберегать, служить внутренним ориентиром, парень единственный, кто ближе всего понимает мои желания, так как является частью души. Он и есть я в каком-то смысле. Но были вещи, которые он не в состоянии понять… а, точнее, принять.       Вероятно, из-за того, что я также запуталась в собственных желаниях. И теперь пора всерьез подойти к решению, которое помогло бы добиться нужного результата. Я знала, чего хочу, но эти желания жутко противоречивы. А у меня вдобавок отняли одно из главных оружий – возможность изучать запретное кидо. Это могло означать лишь то, что предстояло отыскать другое средство достижения целей.       Постучав в дверь и получив разрешение войти, я оказалась в кабинете капитана четвертого отряда, которая, оторвавшись от изучения документов, встретила меня слегка удивленным взглядом.       – Хинамори-сан?       – Здравствуйте, Унохана-сан, – поклонившись в знак приветствия, я не без труда заставила себя поднять взгляд на женщину и подойти ближе.       – Что-то случилось?       – Вы… офицер Аясегава нашел меня на окраине Серейтея и передал, что вы просили его проверить меня. Было довольно неловко…       – Прости нашу подозрительность, Хинамори-сан. Но ты должна понимать, что в текущих реалиях у нас не остается иного выбора, – с невозмутимым спокойствием отозвалась женщина, взгляд которой оставался неясным и спокойным. Ни тени осуждения или, наоборот, дружелюбия. – Надеюсь, ты это понимаешь. Но это вовсе не значит, что мы отворачиваемся от тебя, Хинамори-сан. Нам искренне хочется верить, что ты сделаешь все возможное для защиты Готей 13 и своих товарищей.       – Все возможное… – стиснув кулаки, я с трудом подавила нарастающее волнение. Сердце стучало, как бешенное. – Унохана-сан… вы ведь поняли мою проблему с контролем агрессии, верно?       – Да. Я видела, что с тобой происходит в пылу битвы. И не единожды. В последнее время, как я знаю, у тебя проблем не было.       – Не было… – эхом повторила я, прикусив от нервозности нижнюю губу. – Это чувство душит изнутри и приводит к эйфории, которая напрочь лишает рассудка, и как бы Айзен ни пытался научить меня контролировать это… как видно, все без толку.       – Есть несколько способов в медицине подавить подобную агрессию. Включая некого рода печати, но самым простым, с чего нужно начать, это медитации. Ты пробовала их?       – Унохана-сан… – собравшись с духом и подняв взгляд на собеседницу, я продолжила: – я пришла не для того, чтобы узнать, как подавить эту силу. Я хочу знать, как максимально выгодно использовать ее. Унохана-сан… я хочу, чтобы вы обучили меня искусству убивать.