Палочка в руке совершенным образом не жжётся — лишь искрит и неясно тихо светится.
Позади Гарри слышит прерывистое дыхание. Он поджимает губы, расставляя ноги шире.
— На тебе щиты. Рассыпятся — целься в глаза, — он говорит это тихо, но достаточно слышно для Бельвины.
Гарри Поттер удерживает собственный щит, отталкивающий пламя, наколдованное Орионом Блэком.
Гарри нельзя маневрировать:
он сражается не один. Огонь мешает видеть ясно, что происходит напротив. Волан-де-Морт стоит где-то рядом с Блэком, но пока просто усиливает дыхание огня своей магией. Жар пышет прямо в лицо, слегка обжигая.
Содрать кожу. Оголить до самых нервов. Заставить кричать.
Поттер снимает блок, когда Бельвина ставит уже свой чуть впереди них. Он создаёт своим заклятьем сильный поток ветра, живо перекидывающего огонь точно на Волан-де-Морта. Пламя затухает в единый миг, оставляя после себя лишь медленно рассеивающийся дым.
Гарри тут же швыряет проклятье Глухоты в Блэка, сцепляясь с ним лучами заклинаний.
Искры от сцепившихся лучей летят во все стороны. Гарри вкладывает ещё больше силы в заклинание, оставляя руку с волшебным древком в сильном напряжении: давление чужой магии лишь усиливает его.
Рядом щит Бельвины начинает трескаться подобно разбивающемуся стеклу от одного точного удара. Гарри видит сквозь рассеивающийся дым, как Волан-де-Морт спокойно и плавно разрушает этот щит.
Гарри обрывает свою сплетённую магию с магией Ориона Блэка. Он резко двигает рукой и отпихивает Бельвину в сторону, насылая уже на Волан-де-Морта огромный живой поток воды, напоминающий волну штормового моря.
— Молнии, — шипит Поттер, ставя очередной блок: ведьма уже истратила слишком много магии, её щиты не так прочны и долговечны.
Волан-де-Морт своим колдовством перенаправляет поток воды вверх, а затем волна и вовсе бесследно исчезает.
Почти бесследно: пол под ногами Ориона Блэка — мокрый.
Бельвина ударяет именно туда стремительным заклятьем молний. Ориона Блэка слегка передёргивает всем телом после, но почти сразу он уже прочно стоит на ногах, чуть прищурившись.
— Глаза, — напоминает Гарри тяжело дышащей Бельвине.
Он создаёт уже вторую громадную волну тёмной воды и насылает её на чудовище, снова закрывшееся щитом — Поттер даже с такого расстояния видит особое плотное мерцание блока Волан-де-Морта.
Тёмно-фиолетовый луч, вырвавшийся из кончика волшебной палочки Бельвины, направляется точно в сторону Ориона Блэка. Из-за волн, создаваемых Гарри, Блэк наверняка не может чётко видеть, куда именно направлен этот луч.
Гарри обрывает своё колдовство, как только самая большая волна едва ли не полностью огибает противников, защищённых магией. Затем Поттер стремительным режущим заклятьем разрубает самый верхний слой сложного щита Блэка.
Когда вода вновь исчезает под волшебством Волан-де-Морта, Гарри видит кровь на сухом лице Блэка и его чуть припухший левый глаз.
Блэк явно
очень зол.
Заклятья сыпятся сразу с двух сторон, и Поттер, поддерживая своей магией быстро затухающие блоки колдуньи с густыми кудрявыми тёмными волосами, насылает связки режущих и переламывающих кости.
— Назад, — командует Гарри и живо переходит в другую сторону: так, чтобы от взгляда Ориона Блэка быть как можно левее.
Левым глазом Блэк сейчас плохо видит.
Подходящее положение.
Связки заклинаний становятся всё ожесточённее и ожесточённее. Тело напрягается всё сильнее, палочка холодит руку и бесподобно
быстро проводит волшебство. Очередные сцеплённые лучи заклятий, очередной рухнувший щит. Волан-де-Морт медленно подходит всё ближе и ближе.
Гарри интуитивно снова обрывает своё колдовство и, живо схватив ведьму за локоть, валит и её, и себя на пол помоста, цветом
так сильно напоминающим чёрную землю леса Дин. Режущее заклинание, больше похожее на длинное невидимое лезвие со свистом проносится в паре дюймов от их голов.
Ведьма, вцепившись Поттеру в плечо, ещё до падения на пол успевает ударить струёй воды точно по ногам Ориона Блэка, а Гарри же — быстро посылает туда же замораживающее заклинание.
Блэк попадает в простую ловушку. Отвлёкшись всего на одно короткое мгновение, чтобы растопить оковы, он оказывается обезоруженным быстрым яростно-ярким лучом колдуньи.
— Браво, Гермиона!
Гарри коротко широко улыбается. Шум в голове стучит набатом, словно пульсируя в такт быстро бьющемуся в груди сердцу.
В честной дуэли маг, оставшийся без своего оружия, проигрывает. Однако едва ли Поттер замечает, как Орион Блэк уходит с площадки, освобождённый от оков уже самой преподавательницей.
Гарри живо поднимается с чёрной земли, прежде поставив очередной щит. И оборачивается, чтобы поскорее протянуть руку Гермионе,
снова спасшей его, и весь замирает будто изломанной молнией.
Не Гермиона. Не чёрная выжженная земля позади неё. Большие
незнакомые глаза, широко распахнувшись, смотрят прямо на Поттера. На рубашке ведьмы одно большое красное пятно, её тонкие руки же почти чистые.
Шум усиливается. В голове песок пересыпается как в тех интересных часах профессора Слизнорта.
— Мисс Бельвина Блэк, идите к другим студентам, — твёрдо говорит чей-то женский голос как будто издалека.
Гарри мгновенно поворачивается к своему противнику.
Волан-де-Морт в левой руке держит чью-то длинную палочку, а потом, легко разжав пальцы, бросает её на тёмно-серую площадку ближе к ведьме позади Гарри. Колдунья поднимает её и, сильно хромая, уходит с площадки.
Чья это палочка? У Гермионы совсем не такое волшебное древко, Поттер это хорошо помнит.
Гарри резко качает головой из стороны в сторону и прикрывает на секунду глаза: боль разума впивается в тело. Ему почему-то вспоминается Сириус, и сердце тут же будто окунают в кипяток.
Свет вокруг кажется таким невыносимо ярким, что агония лишь усиливается.
Разве в еловом лесу может быть так светло?
Чужое заклятье со свистом ранит его в бедро, и Поттер едва удерживается на ногах.
Он ставит быстрый недолгий щит и переводит чуть плывущий взгляд на мага напротив.
Разорвать, причинить боль, изуродовать, выколоть эти торжествующие глаза.
Гарри забывает как дышать, как верно и точно двигаться, как помнить о чём-то, что было в прошлом. Остаётся лишь собственное волшебное древко в руке и маг напротив.
Приблизиться, смешать с пустотой и прахом, забыть.
Они сцепляются лучами заклятий, и на этот раз давление на руку значительно сильнее. Ещё немного — и Поттер её точно вывернет. Но Гарри не уступает. Искры колдовства скачут перед глазами, и кажется, будто Волан-де-Морт пылает, заживо сгорает в собственной же магии.
Чудовище обрывает заклятье и начинает медленно кружить вокруг Поттера, закрывшись магическим щитом. Гарри пытается разорвать щит в клочья, насылая одно проклятье за другим.
Поттер тяжело дышит. Пот заливает глаза. Блок Волан-де-Морта никак не поддаётся.
Чем ближе луч, тем сильнее должно быть его действие. И Гарри подбирается к чудовищу настолько близко, что видит его глаза так ясно и чётко, как никогда прежде. Он уже вскидывает палочку, как живо отклоняется назад с почти нечеловеческим усилием: тело едва не ломается от такого быстрого движения.
Огромная змея, наколдованная Волан-де-Мортом, громко шипя, раскрывает свою пасть и едва не вонзается своими клыками Поттеру в горло.
Гарри смотрит на неё, стремительную и огромную, и почти не думает: у него просто
нет на это времени.
Он выворачивает руку и сверху протыкает тело змеи своей чёртовой волшебной палочкой, сразу же сильно обжёгшей ладонь.
Он
разрезает эту змею.
Разрезает точно пополам.
Взгляд — безумный, но внимательный — цепляется за волшебное древко в руке. Оно удлинено странным образом: удлинённая часть вся мерцает и сияет тусклым голубым светом. Перед глазами вдруг проносится воспоминание о мече Годрика Гриффиндора. Нет, сейчас
не время.
Мерцание живо исчезает, и Гарри снова приходится уклоняться от связки режущих, двигаясь по помосту.
Он загнанно дышит, ощущая у себя кровь на руках. Он смотрит на Волан-де-Морта, спокойного и совсем не уставшего, и что-то будто леденеет внутри. А потом, плавясь, — вдруг вспыхивает.
Руки. Слабое место этого чудовища — руки. У любого волшебника это слабое место: пальцами ведь держат палочку.
Поттер перестаёт уклоняться и, наколдовав щит, снова сцепляется лучами заклятий с чудовищем. А после — резко обрывает свою магию и одним единым потоком силы делает маленький разрез в чужом щите, раня руку чудовища с волшебной палочкой до крови.
Гарри поднимает короткий торжествующий взгляд на Волан-де-Морта и весь замирает: чудовище
снова улыбается
.
Волан-де-Морт беспалочковой магией перемещает древко в левую руку из той руки, что пострадала, и
продолжает сражаться, будто его не лишили на то всякой возможности.
Шаг в шаг, движение в движение, глаза в глаза.
Поттер едва удерживает в себе крик не то безысходности, не то ярости. Он вновь начинает подходить всё ближе и ближе к Волан-де-Морту, уклоняясь от тёмной магии, перемежающейся с извечными режущими.
Боль в бедре он почти не ощущает: кровь разгоняет по телу мучительное отчаяние.
Колдовать обеими руками в равной степени искусно —
весьма полезно. Однако если и на второй ладони будет сильное ранение, всё сложится
не так уж и хорошо. Даже для Волан-де-Морта.
Нужно подобраться ближе. Ближе.
Они вновь сцепляются лучами заклятий. Гарри уже не ставит щит: лишняя трата сил. Поттер выдерживает давление и, сжав челюсти, действительно подходит ближе.
Магия разрастается, искрит,
давит.
Ярко-голубые глаза напротив чуть сужены. Колдовство внезапно обрывается со стороны Волан-де-Морта.
Чудовище делает резкое движение палочкой, и Гарри чувствует, как около груди начинает разрастаться жар, переходящий в агонию.
Поттер чуть отшатывается, но даже этого короткого мига ему
хватает.
Вновь удлинённой палочкой он снова разрезает верхний слой магического щита Волан-де-Морта и ранит уже левую руку чудовища точно по пальцам, крепко вцепившимся в волшебное древко.
Агония в груди подкашивает всё тело, и Поттер едва не падает. Он немыслимым усилием удерживает себя на ногах и переводит чуть затуманенный взгляд на кровь, стекающую с пальцев Волан-де-Морта.
Не выпустил палочку.
Гарри хочется смеяться. Что нужно, чтобы это чудовище сдалось? Хлад земли около могилы, губительное пламя,
Смерть?
Агония у сердца рождает безволие. Безволие рождает слабость.
Поттер всё же не удерживает себя и падает на пол площадки, больно ударившись всем телом.
Последнее что он видит — яркие голубые глаза, в которых мелькает что-то жуткое и — одновременно —
пылающее.
* * *
Дамблдор идёт совсем рядом с ним. Гарри украдкой смотрит на его яркую мантию, ярко выделяющуюся посреди серого пейзажа.
Они останавливаются напротив Визжащей хижины, овеянной утренним туманом. Ветер холодит кожу, и Поттер сильнее кутается в свою мантию.
— Всё, что делает человека человеком, прекрасно, — говорит он, смотря вдаль.
Гарри ничего не отвечает, кладя руки на смотровые перила.
— Всё, что делает человека человеком,
ужасно, — уже другим голосом произносит он, поворачиваясь лицом к Поттеру.
Гарри хмурится.
— Я не понимаю, — шепчет он в ответ.
Дамблдор печально улыбается. Его ярко-голубые глаза словно смотрят в саму душу, вынимают что-то из неё, чинят, будто сломанные часы, и возвращают обратно.
— Все наши поступки имеют свою цену, Гарри.
Поттер поджимает губы. Он знает это.
Безусловно знает.
— У свободы тоже есть цена, — заключает Дамблдор, вновь повернувшись в сторону Визжащей хижины.
Ветер треплет их одежды, забирается под кожу и холодит её.
Гарри молчит. Внутри него что-то вьётся тонкой цепью, колет сердце невидимыми шипами, обрывается и соединяется вновь.
— Это страшно, — наконец говорит он.
Дамблдор оборачивается на него. Его глаза выражают согласие.
И боль.
* * *
Вдалеке Гарри Поттер слышит приглушённые голоса. Они обрываются, смешиваются, становятся громче, яснее, снова путаются.
Боль в голове отдаёт звучным набатом.
— Ты совершаешь ошибку за ошибкой, Галатея.
— Они должны научиться сражаться в это неспокойное время. Ты и сама это хорошо понимаешь.
—
Таким способом? Ты крадёшь у них детство.
Гарри чуть щурится, приоткрывая глаза. Размытый потолок тёмного помещения напоминает потолок Больничного крыла.
—
Я? Они уже давно потеряли свою невинность.
Поттер почти ничего не видит без очков и при свете дня, а ночью — и подавно. К боли в голове добавляется и общая слабость, перемешанная с тлеющей агонией в груди.
Рукой он касается области сердца и сжимает челюсти.
Больно.
— Министерство…
— Министерство уже присылало своих инспекторов в Хогвартс по
твоей наводке. Ты знаешь итог. Я не делаю ничего противозаконного.
Очки Гарри находит на тумбочке около кровати. Он надевает их, беззвучно превозмогая боль во всём теле.
Действительно, Больничное крыло. Чуть поодаль от него стоят две женщины: профессор Галатея Вилкост и колдомедсестра.
— Верно.
Ничего противозаконного. Только потворствуешь неоправданной жестокости.
Галатея Вилкост вдруг тянется рукой к плечу колдомедсестры в явном намерении сказать что-то ещё, но женщина отталкивает её от себя и отворачивается.
Вилкост ещё некоторое время молча стоит, опустив руку в странном безволии, а после — уходит, звучно закрыв за собой массивные двери Больничного крыла.
Холодная тишина наполняет всё пространство, и Гарри сильнее натягивает на себя покрывало. Ломота в теле и гул в голове не исчезают, но и не усиливаются.
— Вы также потворствуете этой жестокости, мистер Берк, — вдруг говорит колдомедсетра.
Её голос, уставший, но твёрдый, как будто разрезает пространство между ними. Негромкое эхо отдаётся в стенах Больничного крыла.
Колдомедсестра оборачивается. Гарри не может разглядеть выражение её лица даже с зажжёнными свечами, стоящими на столике за её спиной.
— Но я могу
понять вас.
Женщина что-то достаёт из ящика стола: в темноте Гарри не может разглядеть что именно. Она медленно приближается к нему, садится на стул около его кровати. И смотрит внимательным-внимательным взглядом. И говорит:
— Курс тех зелий, которые я дала вам, ни в коем случае нельзя прерывать. Это может негативно отразиться на психическом состоянии мага: вызовет агрессию, усталость, сильные головные боли, дезориентацию в пространстве. Почему вы перестали пить зелья?
Поттер поджимает губы. Боль в голове постепенно, одно долгое мгновение за другим, утихает. Гул стихает.
— Вы удвоили дозу?
Гарри вновь не отвечает. Он переводит взгляд на свои чуть вспотевшие ладони.
Едва ли ему хотелось признаваться в содеянном. Это было крайне необдуманное решение, он ясно это понимал. Но что с этого теперь?
Женщина прищуривается, а потом тяжело вздыхает и чуть отклоняется назад. Освещаемое пламенем свеч, расставленных то здесь, то там по всему пустому Больничному крылу, её лицо причудливым образом искажается: колдомедсестра кажется намного старше своих лет.
— Обещайте мне, что впредь будете принимать лекарства в соответствии с верной дозировкой. А я… — она делает небольшую паузу, доставая что-то из большого кармана своей белой мантии, — сделаю вид, что никогда не видела
это.
Она протягивает Гарри Бузинную палочку.
Бузинную палочку.
Поттер в немом шоке широко распахивает глаза, вмиг одеревенев всем телом. Ему вдруг становится так холодно.
Так холодно.
Ему ведь при лечении сменили одежду.
Ну конечно.
Один поступок в силах перечеркнуть всё, что было прежде.
Всё имеет свою цену.
— Кто-нибудь ещё… — сиплым голосом произносит Гарри, крепко сжимая пальцы на волшебном древке.
— Нет.
Женщина смотрит на него устало и печально. И Поттер не в силах понять: знает ли она, какую
именно палочку она ему только что отдала. Старшая палочка в истории магов всегда имела кровавую славу: многие волшебники даже
убивали за право обладания ею.
— Она принадлежала кому-то из ваших родственников, верно?
Глаза в глаза. Поттер сглатывает ком в горле.
— Да. Моей матери, — ложь даётся слишком легко.
Женщина медленно качает головой и отводит взгляд.
— Порой нам трудно отказаться от прошлого. Надеюсь, однажды вы всё же сможете это сделать.
Она вдруг касается его плеча в коротком немом жесте не то согласия, не то поддержки. И уходит.
Поттер остаётся в кровати. В его голове — сотни мыслей, выжигающих друг друга пламенем сомнений и тревог.
И едва ли у него выходит этой ночью спокойно сомкнуть глаза.
* * *
Весь следующий день он проводит в Больничном крыле, принимая нужные для лечения зелья. Проклятье Волан-де-Морта, угодившее в грудь, можно развеять, но для этого потребуется время. Рану на бедре уже почти полностью излечили.
Исход дуэли с чудовищем ясен: Гарри Поттер
проиграл. Разочаровывающе. Однако этого действительно стоило ожидать.
Если бы Волан-де-Морт не был по-настоящему силён, в юности он бы не смог собрать столько последователей из богатых семей, чьё самолюбие просто непомерно огромно. Однако червяк ярости и сожаления всё равно выедал что-то внутри — оттого и было
разочаровывающе.
Чтобы разобраться с чудовищем в этом времени, Поттеру действительно в начале потребуется уничтожить все его крестражи, чтобы ослабить. Это ценное знание. Однако что оно, в сущности, даёт Гарри?
Он всё ещё на перепутье.
Днём в Больничное крыло приходят разные студенты: их травмы не такие серьёзные, как у Гарри. Или же они просто просят какие-то зелья. Понадобились ли Волан-де-Морту вообще зелья, чтобы излечить его руки? Принесли ли необдуманные поступки Поттера хоть какие-то плоды? Гарри и этого не знал.
Время лилось бесконечным потоком: много мыслей и никаких действий.
Гарри не хотел думать о том, как в какой-то момент увидел в Бельвине Блэк Гермиону. Это не было нормальным.
Не было. И с этим необходимо было что-то делать. Курс особых зелий, который Поттер возобновил, наверняка не сможет избавить его от этого состояния полностью.
Его будто обнажили и вытолкнули на помост, ведущий к пасти чудовища, только этого, казалось, и ожидавшего.
Когда-то Поттер не мог понять Сириуса и тех его последних слов. «Браво, Джеймс!» Теперь эти слова звучали в голове набатом,
душили.
Теперь Гарри мог понять своего крёстного.
Сожаление и тупая боль в тисках сжимали его сердце.
Как теперь будет проходить и без того странная, сюрреалистичная жизнь Гарри Поттера под личиной Хардвина Берка в Хогвартсе?
Дурак.
Он просто
дурак.
И больше всего на свете ему сейчас хотелось бы ощутить тепло объятий Гермионы и Рона, будто тихо говорящих, что всё будёт хорошо, что нет ничего, чего нельзя не исправить.
Неужели и вправду нет ничего, чего нельзя не исправить? Или за всё в действительности нужно рано или поздно
платить?
* * *
Завтра он должен вернуться к занятиям. От былого состояния осталась только слабость и разворошённые мысли под черепной коробкой.
В Больничном крыле из посетителей вновь остался только сам Поттер. Тишина, нарушаемая только звоном склянок с лекарствами и шуршанием одежд колдомедсестры, давила на сознание.
Давила.
Пламя свеч мерным светом озаряет всё вокруг — неярко, но достаточно.
Колдомедсестра заканчивает перебирать зелья и возвращается к своему столу. Садится за него и достаёт пергамент, чтобы, верно, заполнить какие-то отчёты.
Рука под покрывалом с зажатой в ней Бузинной палочкой вся мокрая от пота. Палочка Грегоровича лежит где-то в тумбе вместе с его школьной мантией.
Пламя свеч чуть колыхается. Ни одного скрипа больничной кровати. Шаги беззвучны, но каждое движение — шаг над пропастью.
Плечи колдомедсестры ровные. Белые одежды женщины в темноте видятся чуть сероватыми. Её голова склонена точно над бумагами.
Нужен только один миг и безошибочное повиновение собственной магии. Одно неверное движение может всё разрушить, извратить,
изуродовать.
Однако рука с зажатым в ней волшебным древком всё равно чуть дрожит.
По законам магической Англии волшебник может легально владеть только одной волшебной палочкой, приобрести другую можно лишь в случае поломки первой.
А тайна… только тогда тайна, когда ею владеет лишь
один человек.
Женщина, отложив в сторону перо и чуть оперевшись о стол, оборачивается. Её огромные глаза — такие ясные и красивые — Гарри, кажется, не забудет до конца своих дней.
Поттер сжимает челюсти и тихо, но решительно произносит заклинание, дёрнув послушной Старшей палочкой в воздухе:
— Обливиэйт.
Неяркий зелёный свет на короткий миг освещает лицо женщины.
А Гарри кажется, будто из его сердца в этот же миг и вправду что-то вынули и
изуродовали.
