…Надеюсь, твои каникулы проходят замечательно, Берк. Поместье Лестрейнджей, где я нахожусь по любезному приглашению Корбана, не отличается дружелюбной атмосферой. Корбан часто ссорится со своим младшим братом; это так похоже на перепалки студентов в Хогвартсе. У Лестрейнджей прекрасная библиотека: в её силах всякому ищущему найти ответ. Однако, признаться честно, не всегда этот ответ может прийтись по вкусу. У матери Корбана есть одно довольно занимательное хобби: она любит ухаживать за цветами. А потому в поместье имеется небольшая магическая оранжерея. Я бывал там всего раз, но восторг, испытанный мною, мало с чем может сравниться. На ум приходит лишь первое моё воспоминание о Хогвартсе. Первокурсники всегда впервые добираются до замка не в каретах, а на лодках, плывущих по Чёрному озеру. Прекрасная традиция, на мой взгляд: она раскрывает величие магии в некоторой её сфере. …в Англии каждый год в это время проводится фестиваль для молодых магов и ведьм. Надеюсь, ты с друзьями захочешь прийти на него. Было бы неплохо всем вместе встретиться и пообщаться. С наилучшими пожеланиями, Том Марволо Реддл
Если честно, у Гарри Поттера не возникает никаких сожалений. Совесть совершенно не терзает его. Он знает, что человек, написавший всё это, имеет так много скрытых мотивов, что наверняка каждое слово здесь имеет свой невидимый вес. Поттер не читает всё письмо полностью, оно слишком… неожиданно длинное. К чему бы это? Снова попытка заманить дружелюбным отношением в сомнительную организацию юных Пожирателей? А, сейчас у них другое название — Рыцари Вальпургии. Гарри вздыхает. Одно Поттер понял точно: в представлении Волан-де-Морта он знал о фестивале благодаря такому своеобразному приглашению чудовища. «— Мы вообще не были рады тебе на фестивале! Всё препарируешь людей, ищешь «полезных». Поттер потирает пальцами лоб и прячет уже вскрытое письмо обратно в ящик комода. Слова Белладоны странным образом что-то вызывают внутри. Это не похоже на вину или стыд, с которыми Гарри отлично знаком. Просто… что-то ещё. Гарри не хочет думать об этом. Он выходит из своей комнаты и медленно спускается по лестнице, всё ещё находясь в болезненных раздумьях. Знакомый голос вдруг побуждает Гарри остановиться, опуститься на корточки и через решётку деревянных перил посмотреть в гостиную. — Ничего меньшего я от Хардвина и не ожидала, — произносит знакомый голос, а у Поттера внутри всё будто переворачивается. — Мерлин, и почему я не удивлена? Ты вечно покрываешь его! — ворчливо-солнечно заявляет Белладона, показавшись в поле зрения Поттера всего на миг: она поливает свои диковинные цветы. Руки же у Гарри потеют, и он, едва не споткнувшись, стремительно спускается по ступенькам. Он забегает в гостиную. Бельвина оборачивается на шум. Её взгляд теплеет. Она приподнимает уголки губ и встаёт с дивана. Блэк не раскрывает руки для объятий, но её поза немо просит о них. И Поттер действительно обнимает её — порывисто и искренне. — О, кажется, кто-то сильно скучал, — насмешливо говорит Блэк, а сама приобнимает Гарри в ответ даже крепче, чем он. Поттер недолго молчит. А потом, коротко улыбнувшись, всё же отвечает: — Да. Я сильно скучал по тебе, Бельвина. Блэк ничего не говорит, только голову кладёт Поттеру на плечо. — Ужас, Хардвин! Неужели моя компания тебе не так мила? Предатель! А ну идите сюда! — вдруг кричит Шмидт, откидывая уже пустую лейку для цветов куда-то в сторону, и набрасывается на Гарри и Бельвину уже со своими объятиями. Блэк едва удерживает равновесие, а потом начинает смеяться: — Задушишь же, дорогая моя! — От дружеского удушья ещё никто не умирал! — раздаётся приглушённый голос Шмидт, прижимающей своих друзей к себе ещё ближе и крепче. Гарри широко улыбается и вторит смеху Бельвины. Все его тревоги на недолгое время развеялись пеплом счастья по ветру настоящего.* * *
— Я вернулась на два дня раньше положенного. Семья пока ещё во Франции, поэтому вот и решила заглянуть к вам. Не переживай, про твои проделки мне уже всё рассказали, Хардвин, — говорит Бельвина, как только они все заканчивают с завтраком. Сонный Селвин уже получил свой подзатыльник от Шмидт, поэтому сидит смирно. Пока что. Джейн рассматривает сувенир, который ей подарила Блэк: что-то вроде статуэтки какого-то красивого известного в магическом мире домика из Франции. Вообще, Бельвина всем привезла сувениры. Маленькие, но очень милые подарки. Гарри достался футляр для очков с магическим изображением Эйфелевой башни — утро, день, сумерки, ночь; вот так изображение и менялось. Прекрасная диковинка. Друзья Гарри удивительным образом заботятся о его зрении. Это побуждает улыбаться, а сердце — наполняться чем-то особенно тёплым. — Ты постриглась, — замечает вдруг Гарри. — И покрасилась. Тебе идёт. Бельвина довольно приподнимает уголки губ. Теперь её волосы едва достигают плеч; такие кудрявые-кудрявые. А цветом — почти как поля пшеницы. Не сравнить с её прежним глубоким тёмно-коричневым родным цветом. — Только посмотрите на него! Комплименты не спасут тебя от гнева даже этой прекрасной девушки! — возмущённо тычет Селвин и тут же получает второй подзатыльник от Шмидт. — Твои слова касаются и тебя самого, Теодор, — комментирует Белладона, продолжая убирать приборы со стола с помощью магии. Селвин с притворной обидой потирает ушибленное место и вздыхает. — Как тебе фестиваль? Не разочарован? — взяв Гарри за руку, привлекает к себе внимание Блэк. Её глаза сияют искринкой смеха. «— Лишний… Нежеланный… Нарушивший… Чужой». Гарри вымученно улыбается. — Нет. Он был просто прекрасен. Интересный обычай, — отвечает Поттер, крепче сжимая ладонь Бельвины в своей руке. Ведьма в ответ внимательно смотрит ему в лицо, но не начинает ни о чём подробно расспрашивать. Она рассказывает о магической Франции по просьбе Селвина, описывает тот самый квиддичный матч Гилберта в ярких подробностях, опуская то, как сама относится к этому виду спорта. Показывает много колдографий, которые сделала её сестра Лукреция, смеется с колдографий Селвина с фестиваля и просит себе парочку особенно приглянувшихся. Но всё это время она не отпускает руку Поттера. И какое-то очень глубокое чувство владеет Гарри из-за этого чуткого прикосновения.* * *
— Вот значит как всё было, — тихо произносит Бельвина, выдыхая густой пар. Мороз ещё никуда не исчез, а снег белой вуалью покрывал землю. — Странная ситуация. Ещё и это письмо. Наверняка Реддл рассчитывал на более тёплый приём. — Думаешь, он захочет как-то… — Гарри кивает в сторону резвящейся в снегу Белладоны: она снежками закидывает раскрасневшегося Селвина. — Отомстить ей за те слова, сказанные импульсивно. Блэк молчит. Они идут медленно, обсматривая территорию вокруг дома Шмидт. — Если он зрелый мужчина, то сделает вид, будто ничего не было. Если же в сущности своей является лишь жестоким мальчишкой, то конечно же как-то отомстит, — Блэк вздыхает и останавливается, поднимая голову к небу. — Нам остаётся лишь надеяться на первое, но готовиться ко второму. На её лицо медленно оседают хрупкие снежинки и, тая, умирают. Бельвина выглядит такой умиротворённой в этот момент, что Гарри, сам не зная почему, не может отвести от неё глаз. — Да и ты сам сглупил. Но с кем не бывает. Хорошо, что всё закончилось лучше, чем могло бы, — ведьма поворачивается к Гарри, а потом, усмехаясь, продолжает говорить: — А то мадам Элайза не успела бы добежать до этого прекрасного озера из Хогвартса. Представляешь, сколько бы ей пришлось бежать, чтобы в очередной раз поворковать над тобой? Момент красоты и восхищения быстро развеивается. — Ну всё, ты сама напросилась! — ворчит Поттер, нагибаясь и набирая в ладони побольше снега. Блэк начинает громко хохотать и убегать, уворачиваясь от не самых метких снежков Поттера. — Всё для тебя, дорогой!* * *
В поезде шумно, идти, не шатаясь из стороны в сторону, довольно сложно. Но Гарри Поттер, подтягивая за собой чемодан с помощью чар, всё же ищет свободное купе, идя впереди своих друзей. Белладона позади переругивается с Теодором: они едва успели на поезд, потому что Селвин слишком долго собирался. Он потерял свою метлу для квиддича, и они все искали этот мерлинов артефакт добрых полчаса. Новый семестр сулит отчаянье в библиотеке, жуткую Вилкост, наверняка более менее оправившуюся после развода с женой, очередные перепалки с Орионом Блэком и Дамблдора с этими его странными ожиданиями великих дарований от Гарри. Вполне знакомо. Хотя Поттеру и, если честно, хотелось бы подольше задержаться в уютном доме Белладоны. Так странно осознавать, что Хогвартс, когда-то бывший самым дорогим домом, перестал им быть для Гарри. Странно и очень печально. Открыв очередную дверь, Гарри Поттер в очередной раз понимает, что купе занято. — Доброго утра, — здоровается Поттер, взглядом случайно упираясь в Абраксаса Малфоя. Гарри уже хочет закрыть дверь и продолжить путь, как Малфой вскакивает со своего места и, стянув что-то из раскрытого чемодана, парящего прямо перед ним, подходит к Поттеру, загораживая собой в раздражении закатившую глаза Вальбургу Блэк. — Держи. Сувенир из Японии для тебя, — Малфой весело кивает и явно хочет сказать что-то ещё, как видит за спиной Гарри Белладону Шмидт. — Успеем ещё поговорить. Кстати, вроде тринадцатое купе свободно. Поттер теперь держит в руке какой-то мешочек, врученный Малфоем, и, весьма озадаченный, просто кивает: — Спасибо, Малфой. Маг легко приподнимает уголки губ и отходит чуть назад. Поезд всё ещё идёт ходуном, и Абраксас, извернувшись, чуть не сваливается на пол. Поттер не сдерживает смешок и закрывает дверь. — Что он тебе дал? — тут же интересуется Белладона, заглядывая Гарри за плечо. — Понятия не имею, — честно отвечает он, идя к указанному Малфоем купе. Тринадцатое и вправду оказалось свободно. Молодые люди укладывают вещи на полки, фиксируют их специальными чарами и располагаются на сидениях как только придётся. — В следующий раз сам свою метлу будешь искать, придурок, — возмущается Джейн, пихая своего жениха локтём в плечо. — Ну прости, прости, дорогая! Аддингтон вздыхает. Джейн всегда такая спокойная и собранная, и Гарри так странно видеть её возмущённой. Поттер неловко улыбается, а потом раскрывает тот самый мешочек от Малфоя. Открытка с колдографией какого-то храма. И небольшая пачка конфет странного внешнего вида. — Он всем со Слизерина дарит такое, когда на каникулах уезжает заграницу с матерью, — поясняет Бельвина, когда Гарри показывает ей сувенир от Малфоя. — Любопытно, — протягивает Селвин, явно уже примечая в голове, сколько ему достанется леденцов, если Гарри поделится со всеми. Поттер, потянувшись к конфетам, прищуривается, а потом всё же проверяет пакетик на проклятья — так, на всякий случай. Бельвина издаёт тихий смешок. — А озеро ты чем-то вроде этих чар не потрудился проверить, да? — ворчит Шмидт. Гарри в ответ закатывает глаза и кладёт пакетик с конфетами на общий стол, предлагая угощение. Теодор тут же сцапывает сразу два леденца и с видом самого счастливого человека показывает Поттеру большой палец. Джейн же в смущении пихает его локтём. Бельвина следует примеру Селвина, но, задумавшись, вдруг выдаёт: — Абраксас, если честно, очень добрый человек. Смерть отца сильно подкосила его. Он был таким подавленным на четвёртом курсе. А некоторые люди просто взяли и… воспользовались этим, — грусть омрачает её лицо. Блэк отворачивается к окну, так и продолжая держать леденец в руке. Рябь тоски и отчаяния отражается в её угловатом профиле. Купе погружается в молчание на долгие минуты. — А что… что случилось с его отцом? — тихо-тихо, очень непривычно для себя самого, спрашивает Теодор. Бельвина поджимает губы и ничего не отвечает. Леденец в её руке медленно и неприятно-липко тает. — Он повесился, — коротко отрезает Белладона, ни на кого не смотря. Селвин шумно выдыхает и весь сгорбливается. Джейн обнимает себя руками и, мазнув тревожным взглядом по Блэк, опускает глаза в пол. Белладона же откидывается на спинку сидения купе и закрывает глаза. Тусклый свет с окна причудливым образом озаряет её лицо. Гарри смотрит на свои руки. Ладони раскрыты, мозоли, парочка мелких царапин и шрам со словами, которые напоминают об одном очень болезненном моменте из прошлого. Поттер не думал скрывать этот шрам, чары на руке привели бы к лишнему вниманию, а так всё можно объяснить допросом слуг Грин-де-Вальда. А вот шрамы на сердце скрыть за маской клоуна и болтуна намного легче. И одновременно — намного сложнее. Ясная погода сменяется пасмурной. Мелкий дождь нежно бьёт по стеклу, словно рисуя на окне острые узоры. К мешочку с конфетами никто так больше и не притрагивается.* * *
— А ведь Белладона в прошлом году чуть не стала старостой! — ехидно замечает Теодор, помогая ведьмам с багажом, который необходимо было поместить в карету. — О нет, не напоминай мне об этом позоре, прошу тебя! — восклицает Шмидт, пихая Селвина в плечо. Тот, неся чемоданы, заваливается на бок и чуть ли не падает на землю: Гарри успевает его поддержать, схватив за рукав мантии. — Она так яростно отказывалась от этой должности, что, отчаявшись, сделала всё, чтобы с Когтеврана сняли пятьдесят очков по её вине, и декан передумала, — всё же продолжает Селвин. Поттер не удерживается от смешка. Джейн согласно улыбается. — На её месте так бы поступил любой здравомыслящий человек, — добавляет Блэк, оборачиваясь. Ребята следуют их примеру. В сороковых по школьным правилам замыкающей каретой является та, в которую всегда садятся все старосты факультетов и староста школы. Почувствовав чужой взгляд, Волан-де-Морт оборачивается. Он коротко смотрит на Гарри и его друзей, а после приподнимает руку в качестве приветствия. Гарри едва заметно вздыхает, но кивает в ответ, как и Селвин. Ведьмы же с недовольным прищуром смотрят на обернувшуюся с Волан-де-Мортом Вальбургу Блэк. — Ненавижу её. Только посмотри на это лицо: «О, это опять эти идиоты, нужно повыше задрать нос и показать им, какая же они грязь в сравнении со мной», — паясничает Шмидт, кривляясь. Джейн тяжело вздыхает, но всё её тело кричит о немом согласии. Бельвина пожимает плечами. Ребята дружно умалчивают о том, что Вальбурга Блэк двоюродная сестра Бельвины, и та её совершенным образом не переваривает. Гарри помогает Блэк и Белладоне подняться в карету. Селвин с лёгким поддразниванием поднимает Аддингтон на руки и, неся её, сам поднимается в карету. Поттер остаётся последним на земле. Он кидает беглый взгляд на фестралов. Одно из магических существ тут же оборачивается на него и, фыркнув, вперивает в Гарри взгляд янтарно-золотистых больших глаз. Гарри вздрагивает, но под оклик Шмидт сам забирается в карету, которая почти сразу трогается. — Хардвин, не забудь, ты пообещал полетать со мной и моим братом на метле в свободное время. А то Белладона говорила, что ты вечно прячешься в библиотеке, — припоминает вдруг Селвин во время разговора. Гарри легко улыбается и кивает Теодору. Он силится не смотреть в сторону следующей за ними кареты — той самой, последней, в которой Волан-де-Морт сидит так, что, если бы Гарри кинул хотя бы один взгляд в ту сторону, чудовище это бы, скорее всего, сразу заметило. Развилка событий и решений так и сияет алым светом в чертогах разума Поттера. Но, на самом деле, нужно поскорее найти крестражи. Это и поможет принять верное решение. Побег из Азкабана — это ведь возможно, Гарри это хорошо понимает. Тем более для такого чудовища, как Волан-де-Морт. Сириус в своё время смог сбежать. Сириус… Поттер смыкает губы и на короткое мгновение прикрывает глаза. Гарри много думал, на самом деле. И всё сводится к двум исходам — избавиться от чудовища в этом времени, потеряв всякую надежду на возвращение в своё настоящее, или же просто ждать и искать способ вернуться назад с помощью академии при Отделе тайн. Первый вариант перепишет ход событий необратимым образом, да и сам по себе он кажется почти невозможным. Гарри здесь один, ему не от кого ждать помощи в сороковых. Дамблдор сейчас совершенно не тот человек, которому можно было бы довериться. Да и после всего произошедшего… Гарри не может ему доверять. Однако, если быть честным, первый путь пугает не этими двумя факторами, а тем, что Поттер никогда более не вернётся к своим друзьям. Гермиона, Рон, Луна, миссис Уизли, Джинни, Невилл… Да, детство Гарри не было самым прекрасным на свете, но оно многое изменило в нём. Война слепила из него ужасную, но сильную скульптуру. Второй путь же, по сути своей, эгоистичен. Поттер не сможет никого спасти. Не сможет переписать жизни многих людей в лучшем образе. Но этот путь надёжен: ничего не изменится, и всё пойдёт примерно так, как Гарри знает. Останется только разобраться с Волан-де-Мортом, ослабленным после уничтожения крестражей. Пожиратели смерти без своего лидера, разумеется, представляют опасность, но она уже не будет такой, как прежде. Или всё же рассмотреть Азкабан? Но итог этого пути непредсказуем. Он может полностью совпасть с первым вариантом, или же Волан-де-Морт, сбежавший из тюрьмы, станет более опаснен, ожесточённый после уничтожения двух его крестражей. И Гарри, если и найдёт способ вернуться в своё время, столкнётся с чем-то более пугающим и неуправляемым, чем мог бы. А может быть все его размышления и вовсе бессмысленны. «— Разорвать… Забрать… Вернуть всё, как должно». Гарри сглатывает ком в горле. По телу проходит сильная дрожь. В этих словах есть смысл. Зачем Смерти приходить на праздник живых и устрашать какого-то слабого никчёмного смертного, который рано или поздно всё равно умрёт? В этом определённо есть смысл. «— Остерегайся тех, кто в Её власти». Так ему сказала та сирена, которая чудом не погубила его в этом чёртовом озере. Сирена… По сути ведь эти магические существа не всегда были магическими существами: когда-то они были людьми. Гарри теребят за рукав мантии, но Поттер мысленно отмахивается от этого: они не могли подъехать к замку так быстро. Если он сейчас не сможет оформить эту мысль, взметнувшуюся искрами в разуме, то ниточка развеется с течением времени и обычной рутины. «— Она ведь только этого и ждёт: момента, когда ты сломаешься». «— Её питают чужие страх и боль. И даже любовь». «— Она появляется там, где погибло много людей. Какие-то битвы в прошлом оставляют своеобразный след для неё». Женщина-крестраж тоже говорила с Гарри о Смерти. То существо было Смертью, Поттер это осознаёт, но принять это означало бы отказаться от многих жизненных представлений. Но не принять — остаться один на один с безумием. Какая-то ниточка. Что-то очень важное, что Гарри упускает из своих размышлений. Поттер касается волос рукой и не чувствует привычное лёгкое прикосновение к предплечью чего-то острого. Бузинную палочку пришлось спрятать с остальными вещами в чемодане — так, на всякий случай. Тайник надёжный: над магическими плетениями Гарри сидел несколько часов. Бузинная палочка. Поттер деревенеет всем телом. … он открывает глаза, сильнее сжимая в руке палочку, отобранную у Волан-де-Морта, и старается как можно скорее подняться на ноги, превозмогая боль и подкатывающую к горлу желчь. Вокруг — поле с высокой тёмно-зелёной травой и пышные ели, чьи острые верхушки качаются от сильных порывов ветра. Руки потеют. Страшная догадка жалящим угрём вьётся в мозгу, побуждая тело испытывать агонию разума. … женщина продолжает улыбаться, улыбаться, улыбаться. Она с превеликой нарочитой осторожностью берёт иллюзорную Бузинную палочку в свои руки, и та обретает свою истинную форму — точь-в-точь, что и та, которая в рукаве Поттера. Иллюзия настоящей Бузинной палочки рассыпается в руках женщины в прах. Нет. Не женщины. Смерти. Звуки на одно короткое мгновение вновь пропадают. А после — обрушиваются на Поттера с ужасающей силой. Смерть смотрит прямо в глаза Гарри Поттера и прикладывает один тонкий длинный палец к губам в жесте молчания. Их ведь две — Бузиных палочек — две в этом времени сейчас, из-за того, что Гарри переместился в это время. А если палочка — и впрямь Дар Смерти, то всё не может быть так просто. Иногда ведь даже люди дарят что-то с определённой целью, чаще всего даже неосознанной или направленной на эмоциональную составляющую. Но ведь Смерть не должна испытывать эмоции так, как человек, а значит и её дар может значить что-то совершенно… инородное. — Хардвин, ложись! — вопит Белладона, хватая Поттера за руку и направляя свою палочку куда-то вперёд. Гарри внезапно возвращается в настоящее и слышит страшно громкое ржание фестралов. Карету всю заносит в левую сторону, вот-вот — и обрушится. Они едут прямо над каким-то оврагом. Поттер живо притягивает к своей груди Шмидт и успевает только выхватить свою палочку, наколдовать слабый щит на остальных ребят и руками прижать к себе ведьму покрепче. Луч заклинания Блэк же сталкивается с лучом, сорвавшимся с кончика палочки Джейн, и магия отражается. Карета сильно кренится набок, и всё происходит настолько быстро и неожиданно, что боль, разливающаяся по всей спине, почти и не чувствуется. Гарри Поттер может только слышать как из-под толщи воды пробивается ржание фестралов и крики Селвина и Бельвины. Он разлепляет веки, кажется, всего через мгновение и мечется взглядом вокруг. Белладона без сознания где-то справа, палочка из лавки Грегоровича валяется, наверное, на земле: темно, ни черта не видно, где она. Обломки кареты повсюду, но Гарри видит только их очертания. Остальных ребят Поттер вообще не слышит и не видит. Тёплая жидкость стекает по его спине и, кажется, ноге. — Белладона, — хрипит Поттер, пытаясь как-то подтянуться к Шмидт: та совсем не шевелится и не откликается. Гарри видит силуэт её фигуры в нескольких футах от него. А потом раздаётся этот звук. Прямо у него над головой. Поттер вскидывается и замечает яркие в темноте янтарные глаза магического животного. В голове вдруг проносится голос-воспоминание: «— Их видят только те, кто видел смерть». Магическое животное приоткрывает пасть. Глаза — безумны. Мгновение — и зубы вонзятся в шею. Страх разливает внутри тела адреналиновую агонию. Гарри инстинктивно успевает схватить существо одной рукой за верхнюю челюсть, а второй — за нижнюю. Жёлтый цвет сияющих глаз магического существа сильно контрастирует со сгущающимся мраком. Сердце внутри колотится так сильно, что вот-вот — и проломит рёбра. Больно. Быстрыми рывками фестрал пытается перехватить руку, но Поттер, поджав губы и превозмогая боль, не разжимает своей хватки. Он чувствует собственный страх и опасность настолько сильную, насколько это возможно в данной ситуации. Ему нельзя сдаваться. Белладона лежит совсем рядом, без сознания, она не сможет ни защититься сама, ни как-то помочь Поттеру, и это всё… Внезапно всё пропадает. Зелёная вспышка освещает местность на одно короткое мгновение, и фестрал едва ли не падает на грудь Гарри мёртвым грузом, раздавливая её. Животное магией отбрасывается куда-то в сторону, и Поттер может наконец глубоко вздохнуть. — Ты как? — его лицо освещают Люмосом, голос знакомый. В этом мерзком овраге ещё темнее, чем на ровной поверхности. Какого мерлина вообще такой путь у карет в этом времени? Почему нельзя проложить на карте нормальный маршрут? — Нога, — не сразу хрипло отвечает Поттер, ослабленной дрожащей рукой указывая в сторону Шмидт, — Белладона, похоже, без сознания. Не успел проверить. Магией Волан-де-Морт разрывает ткань одной из штанин брюк Гарри, наклоняется, освещает конечность Люмосом. — Похоже на перелом. Сейчас проверю Шмидт. Он движется быстро. А Гарри с замиранием смотрит, как чудовище подходит к Белладоне. Темно, не видно почти ничего. Очки зато хоть не сломались и не слетели. Стоили всё-таки тех тридцати галлеонов. Боль в ноге так сильно давит на разум, что Поттер просто-напросто зажмуривается и давит крик. Шок медленно проходит, и ощущение реальности постепенно возвращается — но кусками, так, будто кто-то скидывает в пропасть, а потом возвращает на самый край. — Шмидт дышит. Ударилась совсем немного, просто потеряла сознание. Сейчас подам сигнал остальным и окажу тебе первую помощь. Вверх поднимается тонкий, но яркий магический столб ярко-алого цвета. Волан-де-Морт опускается рядом с Поттером на колени. Это всё так странно и сюрреалистично, что просто-напросто ужасно. Красный. Мерлин, это просто омерзительный цвет. Глаза, немного привыкшие к темноте, видят неподалёку тело мёртвого фестрала. А ведь Поттер и не слышал, как чудовище произнесло Убивающее заклинание. Но этот цвет магии Поттер не забудет и до самой смерти. — А тебя не посадят за убийство фестрала? Авада Кедавра это всё-таки Непростительное, Реддл. — Всё шутишь, Берк? — ровным голосом спрашивает Волан-де-Морт, наколдовывая холодный компресс и прикладывая к месту перелома, прежде промывая чем-то конечность. Гарри стискивает зубы. Пот бежит по вискам. Волан-де-Морт чуть приподнимает ногу Поттера и после кладёт её на что-то мягкое. Все действия отточенные и быстрые. — Ну не плакать же? — с каким-то истерическим тоном язвит Гарри. Он и сам не знает, что сейчас несёт. Вот почему ему так не везёт по жизни? Что с остальными? И почему этот чёртов фестрал напал на него? Они ведь безобидные. Да, Министерство когда-то относило их к опасным существам, но всё же… — Можешь поплакать, если хочется, — говорит чудовище, убирая компресс и начиная накладывать шину, трансфигурируя ветки неподалёку в какие-то приспособления, а листья — в толстые бинты. Гарри хрипло смеётся. И это ему говорит Волан-де-Морт? Как… интересно. Когда-то он ведь так и лежал в лесу Хогвартса, убитый его же Смертельным проклятьем. Какой прилежный староста, Мерлин правый! — Бельвина бы пошутила, что я опять буду отлёживаться в Больничном крыле. — А ты и будешь. Могу пошутить вместо неё, хочешь? — У тебя выходит совсем не так, как у неё. — Если захочу, у меня всё выйдет так, как у Бельвины Блэк. И даже лучше. А ведь Поттер по-началу особо и не чувствовал прикосновений этого чудовища. Когда почти не видишь чужого лица, о многом можно не думать. Руки Поттера касается чужая рука: Волан-де-Морт впихивает Гарри в ладонь его же палочку. — Не сломалась, как твоя нога. Вот удача, правда? Гарри хрипло усмехается. Ещё бы она сломалась! Эту дрянь никакие проклятья не берут. — Теперь я не люблю фестралов. Буду добираться в следующем году до Хогвартса на лодках, как ты писал. Холодная рука касается лба. — У тебя жар. Но, конечно, никто ни на каких каретах, запряжённых фестралами, добираться до замка больше не будет. — А хотя мне не впервой. Уже ломал ноги. И не только ноги. — Боевой опыт, Хардвин. — Ага. — Теперь я знаю, почему ты так отвратительно танцуешь. — Спасибо за комплимент, чудовище. — Всегда пожалуйста, Хардвин. Гарри прикрывает глаза. Они ещё недолго молчат. Волан-де-Морт отходит проверить Белладону, а потом вновь возвращается. Поттер вдруг думает, что это чудовище легко могло бы свернуть ему шею, и все бы подумали, что Гарри просто неудачно упал. Ещё бы, такое происшествие: никто бы и не подумал на добродушного старосту, который, к превеликому сожалению, не успел помочь. — Как думаешь, какие у Смерти глаза? — От перелома ноги волшебники не умирают, Хардвин. — Нет, правда, какие у неё глаза? Думал когда-нибудь, в каком облике она к тебе придёт? В голове какая-то мешанина из образов и чувств. То Бельвина крадёт у него леденцы, то Селвин мчится на метле куда-то в сторону чёрного озера, то Волан-де-Морт с восхищением смотрит на фестрала, то Смерть дёргает марионетку-Гарри над Запретным лесом. Загляденье. — Полагаю, у неё ужасно уродливые глаза, — отвечает Волан-де-Морт, склонившись прямо над Гарри и осторожно приподнимая его голову, что-то там проверяя. — Вот здесь ты не прав, Реддл. У Смерти должны быть красивые глаза. Читал когда-нибудь что-то о ней? — Читал. — Плохо, значит, читал. — Тогда покажешь мне потом книги, которые ты читал, раз я такой невнимательный? Говори как можно больше, Хардвин. Тебе нельзя терять сознание до прихода помощи. — Не покажу. Ты всё равно ничего не поймёшь. Такие, как ты, ничего не понимают, — Гарри как будто прорвало. Словно все слова, которые так хотели сорваться с губ, разрушились как плотина под потоком боли, жара и мешанины чувств. — «Такие, как я»? — Да, такие, как ты. Люди с тысячей масок на лице. — А за сколькими масками прячешься ты, Хардвин? Гарри каркающе смеётся, а потом начинает кашлять. Всё так похоже на сон. Сон. Да, ему хотелось бы поспать. Чтобы его тяжёлая голова вновь оказалась на коленях Гермионы, поющей колыбельную, а Рон рядом рассказывал самые разные истории о Магическом мире. — Тебе нельзя засыпать, Хардвин. Поговори со мной ещё немного, — чужое прикосновение вырывает Поттера из манящего забытья. — Я не хочу с тобой разговаривать. Не хочу слышать тебя, не хочу видеть тебя, — вяло отвечает Гарри, слабо сжимая палочку в руке. — У тебя такое ужасное зрение, что без очков ты наверняка и не сможешь меня видеть. — Спасибо за ещё один комплимент, Реддл. Гарри пытается повернуть голову набок, но холодная ладонь не позволяет этого сделать. — Нельзя. Ты сильно ушибся головой. — Я вижу вдалеке огни как от мощного Люмоса, — щурясь, говорит Поттер, уже не пытаясь повернуть голову. — Верно. Совсем скоро окажешься в своём любимом Больничном крыле. — Говорю же, у Бельвины получается шутить намного лучше, чем у тебя, — последние слова Поттер произносит совсем-совсем тихо, и впрямь погружаясь в сон. В сон, неприятный и липкий. Прямо как кровь.