Ничего не было

Справедливости не было Совсем. В этом Матвей Багров убедился очень давно, окончательно и бесповоротно. Причём он уверен: он точно не из тех инфантилов, которые склонны сваливать все неудачи в своей жизни на внешнюю силу и оценивать весь мир с позиции «мне должны». Матвей даже не спрашивает, почему его родители умерли. Или почему он попал к наполовину спятившему волхву и стал некромагом — читай, отбросом, "падальщиком", с которым нормальный светлый побрезгует идти по одной стороне дороги. Багров не усматривает великой для себя трагедии в черномагических обрядах и ритуалах. Если надо — он готов снова спать в гробу, оживлять чьи-нибудь потрескавшиеся кости, гонять за лысегорскими газетёнками хмырей и лепить ночами бесчисленные восковые фигурки. Матвею уже всё равно, что в сердце ему почти обманом был вставлен мощнейший артефакт, ценность которого раз эдак в сто превышает ценность его, Матвеевой, жизни. Багров не собирается предъявлять никому счета по поводу испорченного детства, сломанной психики, некромагической профдеформации и так далее. Он готов закрыть глаза на эту маленькую несправедливость. Тем более что в детстве он никогда не чувствовал себя обделённым или несчастным. Или он просто об этом не задумывался? В любом случае, настоящая несправедливость начинается позже. Вероятнее всего тогда, когда оказывается, что его собственные инициалы принадлежат и его врагу. Вроде бы глобально ничего не значащее обстоятельство, но почему-то очень обидное. И несправедливое, да. Ещё одно неприятное открытие — это то, что этот второй МБ, МБ-самозванец, оказался более серьёзной проблемой, чем предполагалось. Мальчишка, год назад впервые взявший в руки оружие, оказался не хуже ЕГО. ЕГО, Матвея Багрова, потомственного дворянина, некромага, без пяти минут волхва, научившегося держать в руке клинок едва ли не раньше, чем читать. Да, конечно, не будь у Буслаева такого мощного и самостоятельного оружия, как меч Древнира, Лигула с два бы он его победил. Матвей в этом уверен. Но уязвлённое самолюбие ВСЕГДА сильнее логических доводов. В особенности, когда оно усиливается жаждой мести. Желанием победить. Амбициозностью. И ревностью. Ревностью... То, что именно та девушка, которую полюбил Матвей, влюблена в другого — несправедливость. Он — некромаг, однолюб. Другого шанса у него не будет. И тот факт, что как раз эта девчонка оказалась такой неприступной, выводит его из себя. Он добьётся своего. Даже если всё говорит о том, что это невозможно. Но при бесконечном упорстве у него совсем не бесконечное терпение. Некромаг не привык, чтобы с ним играли, как кошка с мышкой. Даже если Ирка, абсолютно лишённая кокетства, делает это не специально. Он не собирается вечно быть на вторых ролях и делить её с кем-то ещё. Не желает быть ни синицей в руках, ни соловьём в клетке. Он не будет молча терпеть тот факт, что им просто пользуются. Он не оруженосец, не сват, не брат. С какой стати он её учит, защищает, снабжает продуктами, заведует всем бытом, если взамен он не получает ровным счётом ничего? Почему только он должен что-то делать, уступать, усмирять свой нрав и контролировать свои желания? Где, Тартар его побери, справедливость? Вся эта заезженная пластинка с кодексом валькирий ему порядком надоела. «Пойми, Матвей, мне запрещено любить, я валькирия» «Прошу тебя, давай оставим этот разговор» «ОТВАЛИ ОТ МЕНЯ!» «Что ты от меня хочешь?!» «Матвей, ты слышишь, мне нельзя любить!!!» «Иди к Лигулу!» «… любить всех одинаково и не может быть счастлива в любви» «Нет, мне не нравится Мефодий, и не смей больше читать мой дневник, Багров, ты слышал, что я сказала, и… ТЫ ЛЕЗ В МОЙ НОУТБУК???» Почему-то Мисс-я-знаю-всё-на-свете-и-не-надо-мне-тут-фыркать никак не может ответить на один простой вопрос. Почему они должны жить по этому дурацкому кодексу, который, он уверен, вообще никто не соблюдает? Невозможность быть с ней — ужасная несправедливость. Так быть не должно. Багров знает, просто знает, звериным каким-то чутьём знает, что Ирка будет его. И, пожалуй, только это держит его на плаву, когда волчица, оскалившись, не даёт ему подступиться. Несправедливо то, что кодекс валькирий всё-таки нужно соблюдать. По мнению Матвея, никакой нормальный человек в здравом уме не будет считать эти архаизмы клятв и ограничений всерьёз. И то, что в кодексе не указаны последствия его несоблюдения — тоже несправедливость. Матвей же не враг Ирке! Если б знал, что её сделают волчицей из-за какого-то там поцелуя, разве бы он стал рисковать?! А такое суровое наказание не лезет вообще ни в какие ворота. На первый раз можно было ограничиться предупреждением. И нормальным! Не изредка бунтующим копьём, а чётким, понятным и недвусмысленным уведомлением, желательно в письменной форме, чтобы можно было преспокойно уничтожить и его, и доставившего его гонца! В конце концов, это просто несправедливо, что кому-то счастье достаётся сразу и целиком, а кому-то по кусочкам, с оглядкой на какие-нибудь правила, да и то, только если его предварительно выстрадать. Взять этого чёртового Буслаева, у которого есть всё. Ареевское воспитание. Владение почти любым холодным оружием. Не самая дурная внешность. Любимая девушка — само совершенство Даф, с её бессмертной красотой, покладистым характером, всегда хорошим настроением и способностью создавать дом (тепло, гармонию, уют), не сваливая ведение быта на Мефодия. И Ирка. А его, Матвея, Ирки лишают. Хотя что он сделал, если подумать? Ничего. Просто взял у Фулоны старый плащ. Да, поступил дурно. Но опять-таки: разве же он знал, что цена предательства настолько высока? Да и потом, он думал, что Мамзелькина может остановить его сердце. А что важнее для света — старая тряпка (пусть и с магической фигуркой в подкладке) или жизнь волхва, хранителя Камня Пути, который раз за разом спасает непутёвую валькирию — странный вопрос. Но одно дело — один раз гордо уйти, а другое дело — смириться с тем, что это НАВСЕГДА. Что он никогда не увидит Ирку на расстоянии ближе, чем полёт копья Фулоны. Что он никогда не услышит её смех. Не проведёт осторожными пальцами по её волосам, пока она спит. Что не будет больше этих восхитительных моментов отдыха, чтения, бега, тренировок, споров, ссор, путешествий, битв… Это несправедливо. А ещё несправедливо то, что именно его Арей с какой-то радости решил пощадить — притом, что ради смерти Багров к нему и шёл. Несправедливо, что даже в холодных, продуваемых насквозь товарных вагонах, мучаясь от бессонницы и голодая, Матвей не может заглушить боль нравственную физической. Хотя настоящая боль ещё впереди. Боль приходит тогда, когда после таких необходимых, поистине возвращающих его к жизни слов «Ирка жива», Гелата немилосердно обрушивает на него правду о том, какая Ирка жива. Не валькирия. Девушка, такая, какой была до принятия копья. Девушка на коляске. Это несправедливо, что Ирка, так много страдавшая, всё ещё не может получить своё заслуженное счастье. Это несправедливо, что за всё своё служение Свету, за свою жертвенность, за все свои деяния, Ирка не удостаивается никакой благодарности (ведь если Свет такой всемогущий, то неужели он не может совершить такую безделицу, как вернуть ей ноги?) Это несправедливо, что Ирка так мучается. Пьёт горстями таблетки, которые всё равно не могут снять её боль. Передвигается по двору на коляске — хотя раньше с лёгкостью перемахивала через заборы и пробегала десятки километров без остановки. Прижимаясь носом к холодному запотевшему стеклу, бессильно смотрит, как под её окном суккуб, кривляясь, выцыганивает эйдос у её знакомого с первого этажа, хотя раньше комиссионеры и суккубы не осмеливались появляться в её пределах досягаемости. Это несправедливо, что свет так быстро нашёл новую валькирию. Будто бы Ирка — не Ирка, такая живая, такая уникальная, такая искренняя, такая неповторимо-иркинская, а просто временная владелица копья. Даже не так. Одна из временных владелиц копья. Которой тут же подобрали замену, будто бы Ирку можно было кем-то заменить. И то, что свет воспринимает это как должное — просто возмутительно. Можно подумать, что Там, наверху, кто-то упивается её страданием. А, ну да, конечно. Смирение, слепая вера, идиотское послушание — вот на чём основывается этот Свет. Пострадай сейчас — и (может быть) тебе будет хорошо потом. А не выдержишь — что ж, твои проблемы, надо было терпеть и не роптать, и никого не волнует, насколько тебе тяжело. Мрак в этом плане честнее. У него всё происходит быстро и с гарантией. Ты ему, он тебе. И без всяких «может быть», «если в последний момент всё не сорвётся» и так далее. По крайней мере, Матвей в этом уверен. Если Свет не желает восстанавливать справедливость — Матвей сделает это за счёт мрака. Его вынудили пойти на соглашение с Мамзелькиной. У него не было другого выхода. И, разумеется, как будто нарочно подгадав, когда некромаг «сломается» и предаст, Свет снизойдёт до помощи Ирке. Вот, мол, любуйся! Недотерпел-таки, слабак! И самое ужасное — то, что в глубине души, Матвей с этим согласен. Господи, ну почему он такой слабак? Вот пресловутый Буслаев, как бы его Багров не ругал, далеко не слабак. Такой воли, такого упорства, такой железной самодисциплины у Матвея не будет никогда. И у некромага есть смутные подозрения, что Ирка это тоже чувствует. Ведь не зря же тогда, у Огненных Врат, они вдвоём наслаждаются обществом друг друга, как будто бы его, Матвея, и рядом не стояло. То, что Буслаев по-прежнему занимает слишком большое место в сердце Ирки — дикая несправедливость. И то, что он, Матвей, такой ревнивый идиот — тоже. Кто-то, кажется, Эссиорх, давным-давно сказал ему, что ненависть очень часто бывает сильнее любви. Вернее, не сильнее — ибо сильнее любви нет ничего, — но ярче, насыщеннее, продолжительнее. У Матвея это, по крайней мере, так. Любая их стычка неизбежно заканчивается победой Мефа. Багров уже много раз задавался вопросом, зачем он лезет на рожон, если постоянно проигрывает (а после с мазохизмом занимается самоедством). И единственное объяснение — и то, не дошедшее ещё в полной мере до разума, а лишь осознаваемое где-то в глубине души — это то, что он действительно нуждается в подобных столкновениях. Они оба — два МБ — были как две стороны одной медали, похожие и разные одновременно. Оба — молодые, жаждущие приключений, через преграды, страхи, сомнения и соблазны нашаривающие путь к свету и с болью выдирающие укоренившейся в сердце мрак. Оба — исключительные в своём роде, не обделённые ни талантом, ни внешностью, насмешливые, задиристые и упрямые. Во многом Багров даже превосходит Буслаева: умнее, начитаннее, проницательнее. Вот только без силы воли и умения вовремя обрубать своё «Я» Матвей всё равно ему проигрывает. Несправедливо — хочется сказать ему, вот только это будет неправдой. И от этого Матвею тошно. Снова поражение. Сломанный нос, медпункт, Джаф, карточная лотерея, ящик мрака. Нелепо сорвавшаяся дуэль, смерть Буслаева, Мамзелькина, Эссиорх, пророчество о Трёхкопейной Деве. И снова Мефодий лучше. Потому что сумел погибнуть достойно. Вырвать медальон Варвары из лап мрака. Собственной жертвой снять проклятье на копье Брунгильды. Защитить его, Багрова, от Джафа. Только сейчас до Матвея доходит, что и врагом своим Мефодий его не считал. И все их стычки происходили по его собственной вине. А теперь он, вроде как, Мефу обязан, хотя и не просил себя спасать. Ну почему он, Матвей, не мог погибнуть так благородно? Не-спра-вед-ливо! Снова и снова Багров наталкивается на мысль о собственном бессилии. Для чего он живёт? Что он делает? Даже не так: что он делает и что он мог бы сделать? Даже эта пустоголовая хорошенькая Маша, с ногами длиннее, чем у Ирки, лучше его! Сумела всё-таки уйти в вечность красиво, закрыв собой Прасковью! Или, взять тех же Прасковью и Шилова. Разве можно после детства в Тартаре остаться нормальным? А они, между прочим, не озлобились окончательно, о Зиге заботятся, друг о друге. А Свету также наплевать на них, как раньше было наплевать на Матвея и Ирку. Несправедливо… Несправедливо, что против хорошо обученных, опытных, жестоких воинов, профессиональных убийц, должна сражаться дюжина девчат, из которых трое — Даша, Малара и Брунгильда — новенькие, а Прасковья вообще держит копьё первый раз в жизни. Несправедливо, что валькирии умирают, и никто не может ничего с этим поделать. Несправедливо, что Лигул, собственно, задумавший эту битву, сидит в безопасности в отдалении, пока бойцы обеих сторон гибнут как пушечное мясо. Несправедливо, что Гелата, с её детскими ямочками на щеках и подмосковным румянцем, такая энергичная и жизнерадостная, сползает на лёд, пока всегда нелюбившая её Хаара прикрывает её своим щитом. Несправедливо, что в финальной схватке с мраком Матвей снова оказался бесполезен, а всю работу проделали Огнедых, Грифон, и Корнелий. Корнелий, такой смешной, замёрзший, нелепый и немужественный, с навсегда прикрепившимся к нему прозвищем «на шесть и по хлопку». Всё не так. Даже предложение любимой девушке Матвей всё равно не может сделать так, как хочет. Какая-то мелочь — и то не удалась! Можно подумать, его судьба — вечно обламываться во всех своих планах и намерениях! Но у Камня-Головы Матвей об этом не думает. Вообще ни о чём не думает. Просто прижимается грудью к тёплой шероховатости камня и… чувствует. Чувствует, как камень у него в груди начинает биться, подобно живому сердцу. Чувствует, что его эйдос напитывается спокойствием, умиротворением и благодарностью за что-то, что Матвей не может сформулировать словами. Чувствует неизвестно откуда хлынувшую радость, такую сильную и беспричинную, какую испытывал только с Иркой, или, возможно, в далёком детстве. Чувствует, как мир вокруг начинает меняться. Будто бы краски становятся ярче, светлее, и становится легче дышать. Чувствует, как, соприкоснувшись с кусочком первоматерии, над которой не властен ни Свет, ни Мрак, ни Хаос, ни Хронос, тают все его обиды. Всё недовольство собой, вся досада на Буслаева, все его претензии к себе и окружающим кажутся чем-то невероятно крошечным, растворяющимся в открывшейся ему вечности. Справедливо ли то, что мечник мрака, убивший сотни светлых и тёмных стражей, теперь прощён? Справедливо ли то, что Варвара теперь разлучена с Корнелием? Справедливо ли то, что оступившийся Варсус будет наказан до конца жизни? Матвей не знает. И не хочет знать. Даже если справедливости нет, у него есть что-то большее. Милосердие, сострадание, радость прощения, чистота, искренность, ясность. То, о чём говорилось в пророчестве о Деве Надежде и её Воине. То, что давал ему Камень Пути, препятствующий мраку в его душе и указывающий ему дорогу к Свету. И Матвей готов идти этой дорогой. Вместе с Иркой. Теперь у него есть любовь. И даже если справедливости нет, это уже не важно. Совсем.