***
Звук фанфар от стадиона еще долго преследует участников Турнира и отражается от стен, а затем постепенно затихает, поглощенный беспросветной чернотой. Чхве Сан блуждает в тоннелях не меньше остальных, хотя, в отличие от них, относительно неплохо ориентируется. Ему не впервой бродить в кромешной тьме катакомб, хотя в этот раз неуверенность мешает мыслить здраво: за любым углом может крыться незнакомая тварь, из любой стены могут поползти опасные корни, каждый шаг может обернуться провалом в яму. Но долгое время ничего не происходит, и даже не появляется возможности как-то найти дорогу. Сану это не нравится. Он вертит в пальцах медальон, который и был ключом к этому этапу, и следует дальше. Идет наощупь, не выдавая своего присутствия ни звуком шагов, ни светом палочки, и опасается только того, что в тоннелях эхом слышен стук его настороженно бьющегося сердца. Поворот за поворотом, тупик за тупиком, один черный подземный коридор за другим. Сану, как и на первом этапе, начинает казаться, что он что-то упустил или испытание ведет его вникуда. Однако, нырнув в очередную пещеру, он сразу понимает, что нашел нечто важное: по одной из стен, едва слышно журча, течет вода. Сан ведет пальцами и от неожиданности сразу одергивает руку, как только натыкается на слабый холодный поток. Но это наверняка именно то, что нужно, — вряд ли ручеек, текущий в пещере, можно назвать случайностью. Потому что это пока единственная зацепка за несколько часов блуждания под замком. Чхве зажигает холодный свет на конце палочки и скользит ей по стенке. На первый взгляд не видно ничего такого, что могло бы быть полезным. Сан хмурится и пробегается глазами по всей пещере, слабо освещая для себя пространство. Кроме воды, поблескивающей на поверхности стены из-за бледного света, он замечает еще небольшой символ: волну, закрученную на конце. Значит вода, все верно, это не случайность. Но что с этим делать? — Алохомора! Безрезультатно. — Диссендиум?.. Ничего. Нет, это определенно нужное место. Разгадка к этапу таила в себе стихии: огонь, воду, землю и воздух, — амулет не открывался, пока не удалось применить к нему все четыре силы. Сан узнал об этом случайно. Он просто попал под дождь во дворе школы, когда бежал из башни астрономии, и совсем не ожидал, что медальон на груди, над разгадкой тайны которого они бились всем курсом, начнет раскрываться одной стороной. И дальше, когда первые шаги были сделаны, все пошло гладко: амулет получилось открыть. Единственной трудностью было в одиночку применить все стихии одновременно. Но сейчас ему предоставлен лишь один элемент. Значит разгадка не в объединении четырех сторон. Сан подставляет пальцы под воду и ощущает, как та оплетает его руку, мягко гладит кожу и, срываясь с запястья, звонкими каплями ударяется о пол пещеры. Ощущения приятные: будто вода ластится к ладони, сливаясь с ее прохладой, и игриво убегает куда-то вниз, но не исчезает совсем, а лишь освобождает место бесконечной ленте. — Агуаменти, — парень ведет палочкой, перенаправляя струю, проистекающую из-под свода пещеры, в знак на стене. Он держит тонкий поток долго, слушая, как скатываются струйки по земляным стенам, а капли падают вниз. Но не происходит ничего значимого. Сначала. Слышно, как начинают дребезжать камешки на полу, а затем — дрожать стены пещеры. Сан лишь успевает отскочить в сторону, когда рядом с ним обрушивается стена, и пещеру заполняет свет и жар огня. Не успев задеть, пламя оседает быстро, но остатки разрушенной стены продолжают постепенно осыпаться. — Вы умом тронулись?! — оглохнув от грохота и стука собственной крови в ушах, Сан раздраженно вскрикивает это раньше, чем успевает сообразить, кто перед ним стоит. Французская чемпионка, Марьян Бенуа. — А… Ты чуть меня не убила, между прочим! — Но ты же живой, — Марьян старается улыбнуться бодро, чтобы выглядеть уверенной, но выходит скорей виновато. В ее помещении на постаменте горит скромный огонек, и его света не хватает на часть пещеры Сана, который подходит ближе. Тут огонь, у него вода. Очевидно, это не просто так, и только что Марьян использовала пламя, чтобы активировать заклинание в знаке на стене, но не совладала с ним. Француженка тоже переводит непонимающий взгляд от едва поблескивающего ручейка воды на свою искру. У каждого по стихии, между которыми были стены, и их явно требовалось разрушить, чтобы встретиться с другим чемпионом. — И нам нужно?.. Самое логичное — сразиться. Сан вскидывает взгляд на Марьян и поднимает руки вверх, давая понять, что не собирается на нее нападать, даже если так положено по испытанию. — Я не стану. И вообще, в загадке мы объединяли стихии, так что… — Логично, — Марьян согласно кивает, даже не позволяя закончить предложение. Она вытаскивает свой медальон и изучает взглядом сначала его, затем стены вокруг. Однако никакой выемки, куда можно было бы его вставить, не находит. — Только как? — Если задание в четырех стихиях, то… — Возможно ты не заметил, Чхве Сан, — девушка поднимает бровь и недоверчиво смотрит, складывая руки на груди. — У нас только два элемента. — Подожди. Ты чувствуешь? Они оба замолкают. По полу сквозит. Свист ветра поднимается с неслышного дуновения до завываний за несколько секунд. Сан успевает схватить Марьян за рукав и оттащить рывком в другую сторону прежде, чем трещина пойдет по стене, а та мгновение спустя с грохотом рухнет, подняв вверх бурю земляной пыли. Слышно, как через камни кто-то тяжело, но уверенно переступает, и обоим чемпионам уже понятно, кто устроил этот шум. Драганов. — Там, наверху, наверное, народ с трибун попадал, — Сан отряхивается от осевшей на форме грязи и, удостоверившись, что Марьян в порядке, разглядывает Тодора. Тот снова чистенький, будто только спустился вниз, а не блуждал по тоннелям несколько часов кряду. — Почему вы здесь вдвоем? Сговорились? — Драганов смотрит недобро, подозрительно хмурится и держит палочку на уровне груди, готовый атаковать соперников. Однако это меньше всего волнует Сана. — Да. И ты, видимо, с нами, — Чхве проскальзывает мимо основательной фигуры дурмстранца в его часть пещеры и останавливается ровно в разломе, задирая голову. На потолке, очерченные общим кругом, красуются три узора: горизонтальная волна с завитком, как у Сана, три вертикальных волны — скорей всего, огонь Марьян, — и нечто, похожее на перевернутый знак вопроса — очевидно, стихию, доставшуюся Тодору. — Какой у тебя был элемент? — Какое тебе дело? — Драганов скалится и подходит вплотную, глядя снизу вверх: отчетливо ощущается, как он давит своим присутствием. — Не мешайте мне проходить испытание. — Mais quel idiot..., — Марьян закатывает глаза так далеко, что, кажется, способна разглядеть собственный затылок. — Ты еще не понял? Нам придется помогать друг другу. — С чего бы? — С того, что это задание, Тодор, не упрямься, — Сан не знает, как объяснить другому чемпиону, что им нужно не соревноваться, а напротив — объединить усилия, чтобы выйти отсюда. Ответ приходит сам: запнувшись об один из осколков камня, Сан роняет взгляд под ноги, где красуется часть точно такого же круга, что и на потолке. Это и есть дверь: снизу вверх. — Эй! Нам нужно это убрать, выход здесь. На земле стихии! Выщербленный в каменном полу узор открывается им всем, когда наконец получается разгрести завалы и очистить площадку. Круг, разделенный на три части, с орнаментом из тех же знаков, что на потолке и, вероятно, в каждой из трех пещер. — Смотрите, тут все три, — Сан ногой оттирает узоры от земли и рассматривает их. Если у него самого вода, у Марьян огонь, земля под ногами, то у Тодора воздух? — Помогите, нужно как-то это открыть. Но никто не двигается с места. Марьян прокручивает в голове тысячу и один сценарий, пытаясь рассчитать, какой будет шаг Чхве Сана, если он заставит ее помочь ему. Он бросит ее? Ранит? Откинет подальше? О коварстве слизеринцев не раз предупреждали, все в голос повторяли ей: любой слизеринец — опасный противник, а уж тот, кого выбрал Кубок, просто не может быть простым и не нести в себе нечто, способное обойти соперников. Но правилами запрещено вредить другим участникам намеренно, убирать их со своего пути или со злым умыслом мешать добраться до конца испытания. Вряд ли Сан будет так делать? Он бы не помогал, если бы хотел навредить. И его помощь сейчас может быть очень кстати, ведь на этапе поиска ключа Марьян даже не могла самостоятельно открыть амулет, поскольку не сразу догадалась использовать все стихии. Сейчас тайна медальона могла быть подсказкой. Не просто сутью испытания, а его решением. Но нигде не видно выемки, куда можно пристроить медальон, чтобы тот сработал как ключ. Марьян действительно надеялась, что что-то из мелочей, найденных ей по ходу плутания по лабиринту, поможет в прохождении, но пока не видит решительно никакого применения ни одной из своих находок. Выходит, она носила с собой бесполезный мусор. И даже этот амулет, висящий у нее на шее, бесполезен. Вот только амулет хотя бы постепенно открывался, а дверь никак не реагирует, когда Марьян аккуратно проводит над ней пламенем в ладони. Никакого эффекта. — Уйди, — Тодор ориентируется первым и, делая размашистый жест, будто призывает из пещеры что-то, вдруг ударяет потоком ветра в каменную плиту. Поднимается столп пыли. Огонек в руках Марьян практически гаснет от резкого потока ветра, и она отскакивает, прикрывая пламя второй ладонью. Эти северные мужчины все такие бестолковые или только мсье Драганов? Хотя чему тут удивляться — ему-то только на руку погасить все больше и больше затухающую искру в ее руках. Чхве Сан повторяет ошибку предшественника и лупит в знаки потоком воды, однако по каменной плите расползается только грязь и пыль: дверь не двигается с места. Ей глубоко плевать на потуги чемпионов. Это же земля, чего они ожидали? — Может, это все-таки как амулет? Нужно одновременно? — Драганов закатывает глаза, но слушается, и все три участника встают у своего элемента. Удар на «раз, два, три» поднимает только очередную волну грязи. Когда не выходит и вместе, Марьян, ощущая обжигающий жар и перебрасывая в ладонях свою ношу, словно горячую булочку, неловко пытается применить огонек и к другим знакам. Она запускает его по кругу в одну сторону и в другую — эффекта никакого. То же проделывает и Сан с водой — безуспешно, дверь даже не думает реагировать. Это злит. В конце концов, должны проверять их навыки заклинаний, а не смекалку, что за глупая шутка? Может, дело вообще не в элементах стихий? Или стоит знать их названия? Или добыть элементы самим? Или что, черт возьми, вообще с ними делать?! Эти устроители Турнира просто издеваются над ними! — Может, стоит поменяться?.. — бормочет в наступившей тишине Сан. — А может хватит тратить мое время? Давайте просто вдарим силой, — Тодор смотрит холодно и отходит на шаг назад, занося было палочку. Огонек жалит руки, и Марьян выбрасывает его обратно на постамент, дуя на ладони и раздраженно глядя на Драганова. — Хочешь чтобы мы тут и сдохли, mon ami? Или не видишь, что нужно четыре стихии? — она едва не бьет его по напряженной руке, смеряя ледяным взглядом. Поменяться-то, может, и есть смысл. И даже работать вместе все еще есть смысл — ведь амулет открывался четырьмя стихиями, а не одной. Но грубой силой никогда ничего нельзя решать в загадках на сообразительность. — Как ты себе это представляешь? Тут развернуться негде, куда вдари́ть? C'est quoi, ça? Этот Драганов — полный идиот, если считает, что под землей, откуда некуда деться и где едва хватает воздуха, можно «вдарить» и никак за это не поплатиться. Марьян фыркает и вдруг — делает выпад. Стремительный, который трудно отследить: Тодор даже не успевает сориентироваться, как она легкой танцующей походкой огибает его, как в танцевальной фигуре, и замирает с другой стороны, держа на раскрытой раскрасневшейся ладони маленький виток ветра. Тот, как будто чувствуя чужое доброе отношение, моментально разрастается, но ничуть не вредит Марьян, и она завороженно смотрит, как причудливо закручиваются вихри на ее пальцах. Как форменные юбки и плащи Шармбатона при праздничном приветствии. Ветерок играет с ней и лижет прядки ее волос, обтекая по витым локонам прически, но даже не путает, просто повторяет колечки кудрей. Бенуа поджимает губы и наблюдает, исподволь любуясь. Все логично. Чхве Сан прав: обменяться. Вот оно. Ведь Шармбатон, находясь в горах у моря, всегда был обдуваем всеми ветрами. И их излюбленное средство передвижения — не пешком и не на поезде, а на воздушном транспорте, в том числе с властителями ветров — пегасами. Если подумать, легкость в общении и в поведении всегда была кредо школы, а один из основателей Шармбатона, Базиль Орекка, был их тех величайших магов, что способны управляться со сложными стихийными заклинаниями. А всего-то и нужно было — вспомнить уроки истории! — Мы должны работать вместе, не по одному. D'accord? — Марьян поворачивается к обоим соперникам и указывает Тодору в сторону тьмы пещеры, откуда она пришла: там почти затухает оставленное всеми пламя. — Это твой. Не трать наше время, соображай быстро. Vite, vite! — Не смей подгонять меня, кифла, — усиленный злостью, голос эхом отлетает от сводов пещер. Тодор недобро скалится и даже подается вперед, чтобы осадить эту нахальную девку… Но огнем будет сподручней. Не как бесполезным пустым воздухом. Вот же дура. Сама бросила свою единственную действенную защиту. — Акцио, пламък. Огонек мгновенно оказывается у болгарского чемпиона в руках и вдруг вспыхивает, точь-в-точь как в приветственном огненном шоу, поддаваясь дыханию своего нового хозяина. Но, что удивительно, ничуть не опаляет. Вот оно что. Признал, значит? Усмешка на губах Драганова кажется жуткой в отсвете всполохов огня. На кой черт ему сдались эти двое слабаков? Чтобы открыть дверь? Какой идиотизм, это же не испытание на моральные качества, а оценка силы и умений магов. К чему такая путаница. И нашли кого слушать — какого-то слизняка из Хогвартса, который даже от погребина уйти не сумел. Еще чего. Ему нужно победить. Он сделает это. Откроет чертову дверь пламенем. Даже если кто-то пострадает. Просто нужно выбрать правильное заклятие. Драганов вздергивает руку со своим элементом вверх, направляет на него палочку. Голос прокатывается по земляному куполу пугающим раскатом. — Инсендио триа! Конфринго! Кромешную тьму вокруг резко прорезает яркими опасными клубами — огонь устремляется яростным безудержным потоком во все стороны. Он поглощает под собой стены, лижет потолок и дверь, охватывает все, устремляясь бурной обжигающей рекой в коридоры и отрезая пути к отступлению. Огонь Драганова везде, и ему нет края. Сан лишь успевает выкрикнуть жалкое «Протего» и рефлекторно закрыть лицо руками, когда его огненным вихрем вшибает в стену. Тело пронизывает режущей острой болью и сводит судорогой. Сан стискивает зубы и, оседая на землю, болезненно скулит: ноги и руки, в особенности ладони, опалены, одежда прикипела к коже, пахнет паленой плотью. Перед глазами все ало мутнеет. Больно. Больно, больно, больно, больно, больно, больно… Так больно, что сознание начинает покидать. Но он все же с усилием поворачивает голову в сторону Марьян, стараясь разглядеть ее сквозь пелену. Девушку трясет то ли от боли, то ли от испуга: ее локоны сожжены, ткань местами прогорела, видны несильные ожоги, но в остальном француженка, выставившая защиту, почти цела. И очень зла. — Connard! Bâtard! Qu'est-ce que tu fous?! — Марьян переходит на крик, который эхом отбивается от стен, как секунду назад — клубы огня. В следующее мгновение она становится в стойку и выбрасывает проклятие. — Вентус! Потоком ветра Драганова сносит с места, но не сшибает с ног: болгарский участник отъезжает на расстояние назад и, ожесточенно скалясь, вновь берется за огонь. Тот послушно вспыхивает в пальцах. Стены трясутся, и Сан понимает, что еще секунда, и тут либо все рухнет, либо чемпионы переубивают друг друга. — Остановитесь! — он вскакивает на ноги, тут же морщась и несдержанно скуля от того, как все тело мучительно пронизывает. Кожу жжет и тянет, через дыры в одежде видно, как та слезает кусками, а вокруг идут волдыри, пульсирующие болью. Но Сан, насколько способен быстро, встает между участниками, загораживая их друг от друга. — Стоп! Хватит! Голос дрожит, как лист на осеннем ветру, и хрипит: на языке оседает горьковатый привкус гари. От отсутствия воздуха дерет шипами горло и легкие болезненно сжимаются. — Немедленно прекратите. Вы сейчас сожжете кислород, и мы задохнемся здесь все, — в голове сквозь туман пробивается лишь две мысли: остановить стычку и выйти из этих чертовых тоннелей любой ценой. Ни Сан, ни Марьян не доверяют теперь Драганову ни на секунду, он выжег пламенем любой шанс на доброе отношение к нему. И, судя по бешеной ярости, искажающей сейчас его лицо, он не собирался никого оставлять в живых. Но это неважно, потому что, ко всеобщему огромному сожалению, им придется работать вместе, хотят они или нет. — Мы не выйдем друг без друга. Так что хватит страдать ерундой, займитесь делом. Сан ощущает, как, усиленный болью и злостью, голос крепнет и приобретает стальные ноты, а клокочущая внутри ярость помогает превозмогать боль. Он делает, шатаясь, несколько шагов, и встает прямо на знак волны, направляя вниз палочку. Держать ее трудно, руки дрожат от слабости, обугленные ладони едва смыкаются на рукоятке, но Сан лишь крепче ее перехватывает, заставляя себя через силу. Они отсюда выйдут. Втроем или вдвоем, но выйдут сегодня. Сами. — Вставайте. И действуйте, черт подери, спокойно, — Чхве цедит это сквозь зубы и указывает каждому на предназначенное ему место: Марьян — на воздух, чертовому Драганову — на огонь, будь он неладен. В своем элементе Сан не сомневается ни на секунду. — На счет три. Раз. Два. Аква Эрукто!***
— А… — Сонхва давится воздухом от внезапно нахлынувшей боли и беспорядочно открывает и закрывает рот, не в силах произнести ни звука. Испытание длится уже более пяти часов, многие зрители успели сходить на обед, вернуться или просто заняться своими делами, но Юнхо с Сонхва остались на месте. Одна из студенток Хогвартса, с которой абсолютно бессовестно кокетничает Юнхо уже несколько дней, принесла им какие-то бутерброды и горячий чай с привкусом тыквы прямо на трибуны, так что не было необходимости отлучаться. Прорицатели, которых поставили в качестве наблюдателей и источника информации, транслировали комментаторам и судьям происходящее в подземельях, чтобы зрителям было увлекательно следить за Турниром. Сонхва сначала думает, что это мерзко, ведь чемпионы не могут столкнуться с проблемой и своими страхами один на один, не могут побыть слабыми, но потом ловит себя на том, что ждет новостей с нетерпением. И вот на исходе пятого часа атмосфера внизу накаляется, и Сонхва замирает, когда комментаторы оповещают: Драганову посоветовали взять огонь в руки и… Происходящее дальше заставляет почти всех ахнуть, хотя дурмгстрангцы и некоторые ребята из Хогвартса самодовольно улыбаются или даже аплодируют, считая, что Тодор поступает верно. Вот только Сонхва едва не пополам скручивает в руках у Юнхо, он беззвучно вскрикивает от неожиданности, едва отдавая себе отчет, что боль — вовсе не его. — Пламя оседает! Что с чемпионами? О, все в порядке, слава Мерлину! Ни-че-рта не в порядке. Пак кашляет, ощущая, как все тело режет боль. Очевидно от ожогов. Но комментаторы говорят, что Чхве Сан стойко стоит на ногах, и даже снова всех собирает, чтобы все-таки объединить силы. — Чхве Сан обладает поразительной выдержкой! Какое самообладание, настоящий лидер! Он призывает коллег из других школ объединить силы. Ооо, это точно победа, это она! Какой удивительный чемпион у Хогвартса в этом году! Какой интеллект и какая самоотверженность, господа и милые дамы, этот юноша заслуживает сегодня всех лавров! Но Сонхва лишь чувствует, как жжет горло от отсутствия кислорода и как горят ожоги по всему телу. И ведь это — лишь отголоски чужой боли. Но Сан собирается и делает свое дело. Этот человек… Да сколько в нем силы? В темноте стадиона вспыхивают факелы, как только шум голосов перебивает скрежет и лязг. Земля движется: это открывается люк, который являет зрителям чемпионов, завершивших испытание. В слабом дрожащем свете видны три фигуры. Как только постамент с грохотом замирает, Марьян Бенуа на трясущихся ногах отступает к дверям в тоннели и держится за одну из них, а Чхве Сан попросту валится с люка на землю. В темноте видна только его сжавшаяся фигура, которая сейчас кажется такой крохотной и беззащитной. Один Драганов вышагивает гордо, как ни в чем не бывало, и приветствует жестом зрителей. Ни пылинки, ни малейшего прожженного лоскутка, ни пятнышка сажи. — Пак, осмотреть, — директор не оборачивается, отдавая приказ, но Сонхва уже сам собирает себя в кучу, поднимается со своего места, отстраняя руку Юнхо и прихватывая сумку с готовыми снадобьями, и ныряет под трибуны. Он, на рефлексах растирая руки и шею, не может перестать прокручивать в голове одну и ту же картину: как Сан оседает на землю. Комментаторы описывали скудно, но не может быть такого, что подземелья столь опасны, а Драганов настолько плохо владел предоставленной ему стихией. Он хороший маг, быстро ориентируется и уж что-что, а заклинания для призыва огня знает отлично: это вполне в духе Дурмстранга. — Победитель, безоговорочно — Чхве Сан, чемпион Хогвартса! — Второе место — Марьян Бенуа! — грохочет откуда-то сверху, Сонхва на секунду вздергивает взгляд. Наверху, над трибунами, все светлеет от множества фонарей, которыми приветствуют чемпионов, и праздничного салюта в честь удачного завершения второго этапа. Бенуа вторая? Значит у Тодора что-то не соответствовало требованиям задания. Приходится ускориться прежде, чем сверху гремит: «Тодор Драганов — увы, третье место! Но не расстраивайтесь, у вас всех еще будет шанс показать себя!» Лучше бы не было. Сонхва спускается как можно быстрей. Внимание от чемпионов уже отвлечено, зрители начинают расходиться, получив свое гребаное шоу и шумно обсуждая его. «Гладиаторские бои на потеху публике, не иначе», — мелькает озлобленно мысль, но пропадает почти сразу, когда Пак видит, как молодой мужчина уносит на руках Марьян, а двое ребят в мантиях утаскивают Сана с поля, подхватив под руки. Он едва передвигает ногами, но… — Что ты с ними сделал? — Сонхва широким шагом подходит к Тодору вплотную, окидывает пристальным взглядом на предмет повреждений. Ничего. Ни царапинки, ни зацепочки, ни кусочка земли. Даже руки чистые. Будто не в подземельях и катакомбах пять с лишним часов провел, а только вышел с какого-то званого ужина. От такого зрелища взгляд невольно леденеет, и это заметно даже в рано наступившей осенней темноте. — А? С этими слабаками? Ровно ничего, — Тодор отмахивается так небрежно, словно речь о каких-то насекомых, на которых он даже и внимания не обратил там, внизу. — Слегка подпалил. Они помешали мне победить. — Ах так, — губы трогает совсем нехорошая улыбка. Что ж, долг Пак выполнил: осмотрел своего чемпиона. Тот без повреждений и вполне себе цел. Пока что. Сонхва впечатывает крупного и высокого Драганова в стену замка у двери с такой силой, что тот на пару секунд теряет ориентацию в пространстве. — Еще раз. Что. Ты. Сделал. Какое заклятие ты применил? — голос у Сонхва холодней октябрьского вечернего воздуха в горах и становится на несколько тонов ниже привычного. — Чт… — Говори, тупой ты сквиб! — это рычание на грани с шипением, хватка на вороте черной повседневной формы Драганова становится крепче. Он кладет руку поверх чужой, но не вырывается. — Конфринго и утроенное Инсендио, — Тодор сплевывает это под ноги однокурснику и с улыбкой смотрит в глаза. — Так боишься за своих драгоценных грязнокровок? От этих слов Сонхва резко отпускает чужое прибитое к стене тело и на мгновение теряется, бегает взглядом по хорошо знакомому лицу. Этот человек позволяет себе такие оскорбления. Относится с пренебрежением к соперникам. И есть в нем сейчас что-то такое необъяснимо мерзкое и отчетливо двусмысленное, что пропадает всякое желание даже огрызаться. Сонхва просто хочется забыть услышанное. Забыть то, что их чемпион мог повредить других. — Международное сотрудничество, ты не забыл? — это максимум, на что он способен сейчас. Однако, уже развернувшись, Сонхва просто не может не озвучить одну очень простую мысль, которая виснет в холодном воздухе. — Ты изменился. Не в лучшую сторону. Тодор, которого Сонхва знал, не стал бы причинять другим вред намеренно. Благородный, способный и верный своему слову. Не бесчестный. Тодор никогда не был жестоким и никогда не поступал против моральных принципов. Рассудительный, он всегда готов был услышать другого человека. Турнир так меняет? Но думать об этом некогда. Потом. Сонхва влетает в Хогвартс, быстрым шагом добирается до медкрыла и резко тормозит у его входа. — Нельзя, — проход преграждает здоровенная дама, — кажется, одна из профессоров — на голову выше Пака и в несколько раз шире. Рядом практически сразу вырастает не менее крупный студент, преграждая путь. — Фанаток не принимаем! — слышится откуда-то сбоку, тоже из коридора, уже знакомый голос. Джун? Видимо, он был одним из тех, кто привел Сана, но дальше его тоже не пускают. Но об этом некогда думать. Некогда спорить, некогда огрызаться, некогда доказывать. Некогда тратить время. — Пустите, — Сонхва не просит и не проговаривает это. Он цедит сквозь сжатые зубы. — Запрещено. — Я пришел помочь, мэм. — Пускать студентов в медотсек запрещено. — Пустите, я вам сказал. Я могу помочь, — лихорадочно горящие щеки заметны даже в тусклом свете коридора, еще больше оттеняемые упавшими на лицо выбеленными прядями. В голосе Сонхва сейчас есть что-то такое, что заставляет женщину поджать недовольно губы, но отойти в сторону и за руку одернуть своего «помощника». Пропускают. Сонхва в пару шагов достигает дверей и толкает их. В лицо бьют обычные запахи лазарета, лекарств, трав и еще один — пригарь сожженной плоти.