***
Однажды ночью собака-гермафродит Гермафродит шла по улице в поисках какой-нибудь мёртвой женщины. Прошла неделя, как она не пользовалась коченеющим и безвольным телом, а желание это возрастало с каждым днём всё больше и больше, как растёт голод у тех, кто давно ничего не ел. Ей повезло, что без пищи она не оставалась никогда, но необходимость в трупах была не меньше. Поэтому она внимательно оглядывалась по сторонам, пока на горизонте не появилась та самая стая собак. При виде её она оскалилась и зарычала от злости. Впереди стаи шёл вожак. Чёрный пёс, как и его последователи, был совершенно спокоен. Он видел Гермафродита, но не углядел в ней серьёзного врага. Обычная беспородная собака, каких было неисчислимое множество. Он бы и не обратил на неё внимания, если бы не её наглость. Они остановились друг против друга на расстоянии пяти метров, когда она произнесла: — Гав! (Бесите!) — Гав-гав! (Что сказала?! А ну, повтори!) — залаяли на неё собаки, приготовившись нападать. Гермафродит поднялась на две лапы и повторила сказанное. Увидев, каким органом она обладает, собаки были шокированы. От сильного удивления они упали в обморок, не считая вожака стаи. Его непоколебимый взгляд оставался прежним, но кто знает, о чём он думал в этот момент. Гермафродит опустилась на все четыре лапы и сделала шаг вперёд. Пёс сделал шаг назад. Тогда она шагнула два раза, что повторил вожак. Воспользовавшись положением, когда им никто не смел помешать, Гермафродит пустилась в бег за псом, а тот изо всех сил ринулся наутёк. Страх овладел им, пусть он и не хотел этого признавать. Подумать только, за все эти годы, которые он оттачивал бесстрашие, какой-то наглой собачонке удалось нагнать на него непреодолимый испуг. Лишь бегство могло спасти в этой ужасной ситуации. Однако уйти от преследования не удалось: подкашивающиеся от страха лапы подвели в неподходящий момент. Гермафродит догнала его, бросилась на спину и повалила на землю, принявшись за спаривание. Как только она вставила в него пенис, ему стало ясно — это позор. Очнувшиеся собаки поднялись и увидели, что Гермафродит делает с их вожаком. После этого он не сможет смотреть в глаза товарищам, и целостность стаи была под угрозой. Он понял, что пора её распускать. С этих пор каждый будет сам по себе, а если кто-то и образует другую стаю, то она уже будет не такой, какая была с ним. Да и подходящих кандидатов для роли вожака среди них не было, разве что одни рядовые. Значит, всё уже решено. Собака-гермафродит кончила и с облегчением слезла с вожака. Это не спаривание с трупами, но тоже неплохо. Удовлетворившись, направилась далее, оставив пса в унизительном положении. Она сделала это нарочно, зная заранее, что стая после этого распадётся. Пёс с грустью смотрел вслед весело виляющему хвосту. Найдя силы, чтобы подняться, он оглянулся и понял, что все видели этот позор. Стая с печалью в глазах выжидала, что скажет их лидер. Ему не оставалось ничего другого, кроме как произнести: — Гав. (Расходитесь.) Тут же стая залаяла, умоляя остаться вожака на своём посту. Для них подобное унижение не было настолько ужасным, и они не хотели, чтобы всё так закончилось. Пёс был непоколебим до последнего. Отрицательно покачав головой, он пошёл прочь от жалобно скулящих собак. Он не сомневался, что сделал всё правильно. Именно так бы поступил любой на его месте. Этой ночью визги, скулёж и лай не умолкали ни на секунду, провожая в одиночный путь чёрного пса, хотевшего сделать мир хоть немного добрее. Это он был тем псом, которым владел слепой. Образовав стаю, он собственными методами исправлял суть многих вещей. Людям было не под силу понять его намерений, но он точно знал, кого следует убивать, а кого — нет. Он убивал Сорокина, чувствуя в нём желание умереть. Он убил Князева, видя, что тот безучастен к смертям других. Он убил своего хозяина, зная, что тот потерял радость к жизни с потерей зрения. Пёс устал смотреть, как страдает владелец, и сделал это, страдая сам и скрывая истинные эмоции. Он бы ни за что не убил того, кто не заслуживает этого, и об этом знала вся стая. Теперь же она распалась, и с её деятельностью навсегда покончено. Но если кто-то из прошлых участников увидит нуждающегося в смерти, то вспомнит о том, чему учил их вожак, и совершит правосудие. Стая разошлась, но цель каждого осталась прежней, и они не забудут про неё до конца своих дней.***
Стоял жаркий полдень. Шторы закрывали окно, не позволяя солнечному свету проникать в комнату. Звучала полная тишина, и в квартире никого не было, кроме Антона. Он лежал на кровати с самого утра, разглядывая потолок. Странно, но почему-то ему казалось, что рядом был кто-то ещё. Особенно это чувство возникало в прихожей, но как бы он ни осматривался вокруг, никого обнаружить не получалось. Это мешало настроиться на частную жизнь. Начали появляться подозрения, что он потерял рассудок, и если позвать сантехника Георгия, тот выйдет из ванной и пообещает сделать всё к вечеру. Погодите-ка, кто это? Впрочем, не важно. Решив абстрагироваться от всех подозрений, он успокоился и продолжил смотреть на потолок, который увлекал его за собой в никуда. Стена комнаты проломилась, и через неё проехал автомобиль. Ничего необычного не произошло: двери машины открылись, и из неё вышли пятеро человек. Через дыру в стене подул ветер. Князев сел на край кровати и уставился на незнакомцев. Те оживлённо общались между собой. — Кто бы мог подумать, что он на такое решится, — сказал один из мужчин, в то время как женщины было две. — И правда, совсем не похоже на него, — согласился второй. — Казалось бы, обычный сантехник с именем Гоша. А чего он сотворил с тем истребителем! — Простите, мы к вам приездом, — обратился третий к Антону. — Можете нас чем-нибудь угостить по-братски? — Без проблем, — ответил хозяин дома, вставая с постели. — Пройдёмте на кухню. Кстати, с вас оплата за ремонт стены. — Ну естественно, — ответили мужчины, отдав ему денег больше положенного. — Благодарим за гостеприимство. Князев для начала посмотрел на открывшийся вид из проломленной стены дома. Честно говоря, ничего не изменилось, потому что здесь располагалось то самое окно, закрытое шторами. На полу валялись обломки стены, осколки стекла и, конечно же, те самые порванные шторы. Панорама на город представляла собой частично оживлённые улицы, прекрасно открывающиеся с третьего этажа. Закончив с разглядыванием города, Антон сопроводил гостей на кухню. Они без приглашения сели за стол, словно всегда приходили сюда пообщаться и утолить голод, а Князев открыл холодильник, ища в нём еду. Холодильник был пуст. Антон взял ячейку, разбил несколько яиц, вылил желтки на стоявшую на плите сковороду, добавил подсолнечное масло и стал ждать приготовления. Самая халтурная пища для непрошенных гостей. И не важно, что ни яичницы, ни сковороды поблизости не было. Зато было подсолнечное масло, довольно-таки питательное. Вспомнив про соль, Антон посыпал ею желтки и повернулся к общающимся незнакомцам. — Честно говоря, замечал за ним странности, — продолжал мужчина с щетиной и короткой стрижкой, одетый в чёрные брюки и лёгкую куртку. — Как пойдёт трубы чинить, так совсем в другом месте мира оказывается. И как такое возможно? Будто какой-то пьяница, а ведь трезвенник ещё тот. Недавно вызывал течь исправить, а он на следующий день из Вьетнама звонит: «Всё готово, можете проверять. Оплата — пятьсот рублей». И правда, смотрю — нигде не подтекает. Вот даёт, а мы ведь с ним с детства знакомы! — Мало того, что привлекателен, на него ещё можно и положиться, — улыбнулась одна из женщин, и другая кивнула в знак согласия. — А то, — сказал второй мужик в серой футболке и зелёных бриджах. — Как-то он помогал мне чистить засоры в трубах. Зашли вместе с ним в ванную, а в ней те самые засоры. И он давай с ними драться! Их много, а он один! И так их, и эдак, и по больным местам. Как думаете, кто победителем вышел? Разумеется, Гоша! — С засорами сражаться немыслимое дело, — произнёс третий в солнцезащитных очках, синих джинсах и белой майке. — Ну а я однажды в пригородном лесу побывал. Там стройка идёт, новые территории осваиваются. Как всегда, во вред природе и растущему лесу. Надеялся спрятать там дизельный двигатель, который хотел продать. Поставил его за спиленными деревьями, пошёл обратно в город, оглядываюсь, а его уже строители между собой делят, разобрать собираются. Пришлось двигатель у них отбирать, а как отобрал, то в другое место перепрятал, там его точно никто не найдёт. — Причём же здесь Гоша? — спросил Антон, ставя перед каждым тарелку с жареными яйцами, которых не было, и сел на свободное место. — При том, что Георгий в это время чинил кран у меня дома на кухне. Хорошо починил, на этом мы с ним расстались и больше не виделись. Гости принялись за еду с большим удовольствием и аппетитом. Всячески нахваливали мастерство Князева: кто же ещё мог пожарить яйца, которых нет? Продолжали говорить о сантехнике Гоше и его высокой квалификации, вспоминали интересные случаи из жизни, тоже связанные с ним. В общем, очень хороший и профессиональный работник, таким всегда почёт и уважение. И когда Князев услышал историю о том, что сантехник сотворил с истребителем, то и он стал его уважать. Когда гости пообедали и положили вилки на тарелки, дверь ванной открылась, и все посмотрели в ту сторону. Из неё вышел сантехник Георгий — среднего возраста, в рабочей одежде и с гладковыбритым лицом. Он обратился к Антону: — Антон Николаевич, всё оказалось проще, чем я думал. Управился намного раньше вечера, да что там, за час проблему решил! Водорослей в вашей ванне больше не будет, можете насчёт них не беспокоиться. — Извините, но я вас не вызывал, — ответил Князев, на что тот отмахнулся рукой. — Да я же сам, по доброй воле помог. Можете ничего мне не платить, просто ну не мог всё не исправить. — Вот это Георгий Иванович, вот добряк! — воскликнул первый мужчина и встал из-за стола, что повторили и остальные. — Мы как раз к вам приехали, отблагодарить всей компанией за работу. Ну что, едем праздновать день сантехника? — Так он же в ноябре… — недоумённо ответил Георгий. За дырой в стене было лето. — Да разве это важно? Хорошего Человека в любой день отблагодарить и поздравить можно! Решено, поехали! Гости одобрительно заговорили, схватили неуверенного и отказывающегося от благодарности сантехника, потащили его к машине и закрыли в багажнике, ведь в салоне больше не было мест. Отблагодарив и попрощавшись с Антоном, шумные незнакомцы сели в автомобиль и выехали из квартиры через ту же дыру в стене. Сразу же стало тихо и спокойно, словно никто и не беспокоил это место. Князев пришёл на кухню, убрал со стола посуду и вымыл её. Вернувшись в свою комнату, снова лёг на кровать и уставился в потолок. Сантехник Георгий всё-таки покинул квартиру и умудрился сделать всё быстро. Теперь ясно, откуда возникло то странное чувство, что рядом есть кто-то ещё. Больше не оставалось никого: только Антон, его одиночество и частная жизнь. Да и потолок всё так же увлекал за собой в никуда.***
В узком проходном переулке на коленях стоял человек. В это место заходили нечасто, и он был уверен насчёт того, что о его действиях не узнает кто-либо посторонний. Свет солнца не проникал сюда за многоэтажные здания, но большой тени было вполне достаточно, чтобы потрошить свежее убитое тело. Убийца с печалью в глазах разрезал грудь и доставал оттуда мёртвое сердце, а затем опускал его в контейнер. Убитый им человек не был должником, наверняка не был. Этого знать убийце было не дано, он только находил жертву и брал из неё жизненно важные органы, которые можно нелегально продавать любому банку. Тем, кто стоял за налогом, на самом деле было без разницы, откуда и за что появлялись нужные им деньги. Удивительным оставался факт, что при тирании правительства продолжала работать полиция. Правда, работала она не всегда и лишь для виду, чтобы внушить хоть какое-то доверие у народа, однако доверие отсутствовало. Убийца не хотел убивать, но необходимость заработать стояла выше всего. В то время, как массовые коммунистические группы народа презирали царствовавший в стране капитализм, капиталисты понимали, что без него у государства нет будущего, и убийца примыкал к ним, поддерживал во всём. На этой планете население перевалило за десять миллиардов, так почему бы не воспользоваться небольшой частью для поднятия капитала? И не важно, что действия страны не поддерживала ни одна другая — прочие страны не понимали, что из кризиса не выбраться правильными путями. История не знает примеров, чтобы террор не использовался властью для достижения важных целей, поэтому ничего не изменялось и сейчас. Убийца выронил нож, порезав палец. Он не торопился поднимать его с земли, окрашенной кровью. От усталости он просто смотрел то на его обагрённое лезвие и рукоятку, то на труп обезображенного мужчины. Оставалось вскрыть черепную коробку и достать мозг. Пусть это и было пятое убийство, но оно приходилось для него всё так же тяжело. Он бы очень хотел, чтобы мёртвый на пару секунд воскрес и простил его. Обычное прощение, которого он не заслужил. Слишком много для плохого поступка, поэтому такое никогда не случится. Мёртвый внезапно открыл глаза, приподнялся и произнёс: — У меня уже шея затекла, давай побыстрее. — Как раз заканчиваю, — изнурённо ответил убийца. — Тогда ладно. Мертвец лёг обратно и закрыл глаза. Действительно, он бы никогда не простил того, по чьей вине его избавили от самого главного права Человека — права на жизнь. Подняв нож, убийца принялся за разрезание головы. Через десять минут мозг уже находился в отведённом для него контейнере. Все ЖВО собраны, можно оставить тело и ехать в банк за оплатой. Сложив контейнеры в один мешок, он встал и направился к своей машине. От него и мешка пахло кровью, но к ней убийца уже привык. Этот запах распространялся и от мёртвого до самого конца переулка. На тротуаре над очередным должником работали коллекторы. Среди них была и Чернова, но на этот раз она выполняла роль водителя. Стоя немного в стороне от расчленения трупа, Анастасия оглядывалась вокруг. Конечно, странный двадцатилетний парень с грустным взглядом, покрытый кровью и носящий на плече мешок, привлёк её внимание. Он подошёл к автомобилю, открыл багажник и положил мешок туда. В этот момент Анастасия подошла к нему, проявив живой интерес. Не каждый день увидишь кого-то, кто, не скрываясь от общества, явно совершил преступление и собирается что-то сделать с его результатом. — Подрабатываешь коллектором? — спросила она его, и тот заметил её присутствие. — Что-то типо того, — попытался выдавить из себя улыбку убийца. Он не испугался того, что с ним могут приключиться какие-то неприятности при появлении свидетелей. От свидетелей всегда можно избавиться и получить ещё больше денег. — Только ты не похож на коллектора. Нелегальное изъятие органов? — сразу же поняла Анастасия, потому что такое явление появилось сравнительно недавно. Этот убийца был не первым и не последним, кто занимался подобным. — Да, нелегальное, — честно ответил парень. — Приходится зарабатывать своим трудом, а то репутация, как коллектора, у меня никакая. — Много раз увольняли? — Уже из двух банков. В итоге я оказался для этого непригоден. — Несложно понять. У большинства в этой сфере происходят неудачи, и некоторые просто занимаются убийствами сами. Не переживай, я никому не скажу об этом. — Спасибо, — произнёс убийца. Чернова кивнула и вернулась к группе коллекторов, а он сел в машину и задумался о встреченной женщине. Можно ли ей доверять? Хотя, это неправильный вопрос. Доверять нельзя никому, когда речь заходит об убийствах. Но какой от этого прок коллекторше? Да и он плохо скрывался. Мало сказать плохо — он вообще не скрывался, но это была вынужденная мера из-за того, что он забыл взять с собой сменную одежду. К вечеру он приехал к банку. Органы приняли у чёрного входа, и он приобрёл долгожданные деньги. Собираясь возвращаться домой, он увидел ту самую коллекторшу. Её работа тоже была закончена, и она шла по тротуару в сторону автобусной остановки. Он не планировал от неё избавляться, но раз уж она появилась в его поле зрения, так почему бы не использовать её в виде новой жертвы? До этого он не убивал женщин, но знал: именно их надо устранять в первую очередь. Если бы не они, не появлялись бы другие Люди, а значит, не было бы проблем. Многие Люди не замечали того, что они и есть эти проблемы, а замечающие знали причины их возникновения. Поэтому их стремлением была ненависть к источнику абсурда и бессмысленности всей жизни, какой бы прекрасной она ни была. Убийца начал преследование. Идя за коллекторшей, он ускорял шаг и старался при этом ступать очень тихо. Прохожие в недоумении оглядывались на него, продолжающего расхаживать в окровавленной одежде. Он выхватил нож и замахнулся, когда был в метре от намеченной цели. Это был бы крепкий удар в спину, но Чернова не относилась к тем женщинам, от которых можно легко избавиться во мгновение ока. Пусть она и не оборачивалась всё это время, одного взгляда боковым зрением вполне хватало, чтобы заметить опасность. Тем более, шаги убийцы были не такими тихими, как ему казалось. Она успела вовремя обернуться, отойти в сторону от пролетевшего мимо лезвия ножа и ударить противника по лицу. Один удар повалил его на землю, а сам нож упал у ног Анастасии. — По-моему, я тебе уже говорила, что не собираюсь сдавать полиции или кому-нибудь там ещё, — сказала она, подняв оружие и без угрозы нацелив его на убийцу. — К тому же ты, наверное, знаешь, что это иногда бесполезно. Бывают случаи, когда заключённые покидают СИЗО, а охранники их и не останавливают. Так зачем тебе нападать на меня? — Я не хочу, чтобы ты продолжала абсурд, — ответил тот, вставая и вытирая идущую из носа кровь. — И мне без разницы, кого пускать на органы. — О каком абсурде ты ещё говоришь? Ну а насчёт органов — советую поискать другую жертву. Меня так легко не выпотрошишь. — Абсурд — это продолжение рода. Именно из-за женщин появляются новые Люди. Именно из-за вас страдаем мы все! Поэтому ты не должна жить! Сдохни! Умри и не позволяй зародиться новой жизни! Анастасия спокойно смотрела на то, как убийца всё больше терял рассудок. Вздохнув, она протянула нож рукояткой к нему. Она не боялась, что он снова на неё нападёт. — Я и не собиралась продолжать род, — произнесла она, смотря прямо в глаза собеседнику. — Успокойся и не кричи на всю улицу. Убийца неуверенно взял в руки нож. Он неожиданно для себя стал спокоен, как его и попросила Чернова. Кажется, она его не обманывала. Абсурд не продолжится, всё будет хорошо. Какое же всё-таки умиротворение. — Вообще-то ты прав в своих доводах, — призналась Анастасия. — Однако ко мне я подступиться не дам. Гляди, вот неплохая жертва идёт, так и просится на органы. — И правда, — согласился убийца, посмотрев на молодую девушку у аптеки. — Но не сегодня. Пожалуй, я слишком устал. — Так и не надо было на меня нападать, зря только время потерял. Бывай. Чернова пошла, оставив его наедине с самим собой, но он и не думал расставаться с ней. Увидев, что она встала у автобусной остановки, он вернулся к своей машине. Зная, когда приблизительно автобус заберёт пассажиров и проедет перекрёсток у банка, он запустил двигатель и застыл в ожидании. Сегодня он собирался преследовать Анастасию прямиком до её дома, но уже без цели убить. Его цель поменялась, и сложно было сказать, сумасшествие это или зарождающиеся искренние чувства.***
Алексей Георгиевич и Андрей Валерьевич сидели рядом на удобных пассажирских сидениях. Самолёт уже как несколько часов пересекал бескрайнее небо, возвращая путешественников на родину. Художник и Философ неустанно общались на разные темы, становясь всё ближе друг к другу. За иллюминаторами светило яркое солнце, и было видно, как проплывают внизу облака. Всё было спокойно до тех самых пор, пока между рядами сидений не объявился террорист и не стал угрожать пассажирам автоматом. Другой террорист поставил бомбу с таймером в две минуты прямо на двери кабины экипажа, и они вместе покинули самолёт, выпрыгнув из него с парашютами. Началась паника. Кто-то пытался остановить таймер бомбы, кто-то покидал самолёт, кто-то вообще не знал, что ему делать. Невозмутимыми оставались только друзья-интеллектуалы, обсуждающие литературу абсурда и надевающие оставшиеся спасательные парашюты. — Я в этом совершенно уверен и уверен безоговорочно: эта литература просто обязана распространиться по всем странам мира, — говорил Тепляков. Они уже шли сквозь толпу, готовые выпрыгивать из самолёта. — Чем больше Людей знает о правде, тем лучше, а как говорил фараон: правда всегда одна. — В этом ты прав, но есть один недостаток, — ответил Лебедев. — Популярные вещи почти что всегда теряют собственную ценность. Пусть уж лучше в этом стиле работают единицы, и знать об их деятельности будут тоже единицы. Да и про правду ты загнул. Что с того, что там сказал какой-то Тутанхамон? Непонимания гораздо, гораздо больше. Я бы даже сказал, этой правды вовсе нет. Мы все заблуждаемся, но за истину всё равно стоит бороться. — Вот не зря ты Философ! Я только что совсем по-другому размышлял, между прочим. Определённо, заблуждается каждый. И фараон-то, по-видимому, тоже. Про литературу абсурда мы с тобой не закончили. Мне начинает казаться, что для её написания отлично подходит реализм, не находишь? Ведь реализм крайне натуралистически описывает действительность, и за абсурдом гнаться не надо — пиши только то, что видишь, и всё. — Это, конечно, неплохо, но на абсурдность внимания уделяется мало, можно о ней и не подумать при прочтении. Другое дело — явно писать про нелепые ситуации и выдавать их за что-то серьёзное. Вот где наибольшая суть концепции! — Правильно! Мы сейчас с тобой что делаем? Покидаем самолёт, до взрыва которого осталось буквально несколько секунд. Разве нельзя это назвать нелепостью? Кстати, сколько там осталось, господа? — Двадцать секунд! — прокричал пытающийся остановить бомбу сапёр-любитель. — Ну и ладно, мы уже выходим, — сказал Тепляков, когда они пробрались к открытой двери самолёта. — И останавливаться не надо, так слезем. Ты первый, Андрей. — Продолжим разговор в полёте? — спросил Философ, уже приготовившись выпрыгнуть. — Конечно! А как иначе? Только не забудь колечко у парашюта дёрнуть, мало ли что. — За кого ты меня держишь? Я не дурак, чтобы таких элементарных вещей не знать. — Я в этом и минуты не сомневался! Ты гений! Но мне даже отсюда видно, как некоторым осталось падать до земли пятьдесят метров, а они всё за кольца не дёргают. Где и находятся дураки, так это внизу! Давай, слезай, время поджимает. Алексей подтолкнул Философа, и тот отправился в полёт с высоты в одиннадцать километров. Как только он подготовился к прыжку сам, на весь салон прокричал сапёр-любитель: — Разминировал! Я разминировал! Таймер остановился на трёх секундах! Мы остаёмся живы! Все, кто находились в самолёте, обрадовались и восторжествовали. Паника прекратилась, всё возвращалось в норму. Бомбу на всякий случай выкинули через иллюминатор, и многие стали благодарить спасшего их от верной гибели сапёра, пожимая руку и говоря приятные слова. Тот улыбался и принимал благодарность, ведь удостоился этой чести. Пассажиры стали садиться обратно в кресла. Но вот из кабины экипажа вышла стюардесса и произнесла: — Спешу сообщить, что у нас появилась другая проблема: пилоты капитулировали ещё до того, как бомба была остановлена, — сказав это с серьёзным лицом замолчавшей на миг публике, под конец она улыбнулась и с надеждой спросила: — Среди вас случайно не найдётся пилотов-любителей? Паника возобновилась. Тепляков, ставший свидетелем всего произошедшего, только пожал плечами и произнёс самому себе: — Ну и ладно, я всё равно собирался выйти. Покрепче прижав к себе сумку, расположившуюся на левом плече, он выпрыгнул вслед за Андреем, надеясь его догнать и продолжить занимательный разговор.