***
Двое друзей шли по коридору бункера к выходу из него. На голове одного был плотно надет противогаз, а для второго он уже был бесполезен. Этот парень ровно так же, как все, до поры до времени не снимал его, когда выходил наружу. Но вот совершил ошибку: поддался новоявленным чувствам, в который раз посмотрев на восток, и скинул с себя все средства защиты. Вздохнул полной грудью прекрасный газ, ощутил желание побежать туда, где находилась его мечта. Она не была мечтой до самого последнего момента, но стала. Ему больше ничего не хотелось, кроме как быть там сию же минуту, однако возможности не было — слишком далёко. Значит, это повод ринуться прямо сейчас, пока не поздно. И он тогда побежал, но рядом был друг. Он всегда оказывался рядом, когда этот безумец был готов поступить опрометчиво. К сожалению или к счастью, не удалось его уберечь от ценного газа. Вдохнуть его хотел каждый, но рисковали не все. Тем более, когда источник в такой большой отдалённости. На что он надеялся? Что добежит и удержит, будет рядом всегда. Это было очень желанно, однако в этом таилась опасность. Он был обречён на страдания и не хотел признавать, что этот бункер его единственное спасение. Не хватало свободы, не хватало счастья. Смело и безрассудно он стремился к своей мечте во что бы то ни стало, но это было не в его силах. Теперь он шёл к выходу из этого тесного и грязного, стального и оберегающего бункера вновь. Прошедшие сутки не давали покоя, он так и не спал. Его друг уговаривал, просил остаться, потому что отлично знал, чем всё это закончится. Неотступно следовал позади, равняясь торопливому шагу безумца. Сумасшедший не слушал, стоял на своём. Своенравность и бунтарская натура были его отличительными качествами среди остальных в этом месте. Здорово, сильно и восхитительно, однако мало кто всё это ценил из жителей бункера. Им было как-то не до этого, другие вещи казались важнее. Да что может быть важнее того, чтобы олицетворять собой бунт? Какой-никакой, слабый и беспомощный, но созревший бунт. Лишь немногие могли понять и полюбить его за такой характер. Он и не пытался нравиться всем и оставался самим собой, каким бы странным иногда ни был. За коридором последовала небольшая лестница. Даже тогда парень с противогазом не уставал повторять: — Да пойми же ты наконец, твои планы — ничего более, чем мечты! Этот газ затмил тебе разум, вот ты ничего и не хочешь знать. Но я твой друг, я тебе плохого не посоветую, ты же знаешь. — Нет, я должен! — отаечал безумец. — Всего-то несколько километров, и я на месте! Ты не понимаешь, как же там хорошо по сравнению с этим бункером! — Я понимаю все твои чувства, но ты не доберёшься туда так легко! Нужно время, нужно ещё больше сил. Если отправишься сейчас, останешься у разбитого корыта! — Потом уже будет поздно! Безумец добрался до металлической двери и открыл её так быстро, как только мог. Несмотря на всю её тяжесть. Сделал шаг от проёма и уставился на восток. Вдали, на самом краю горизонта, стояла высокая статуя женщины. Отсюда не было видно даже её позы, но ясно вырисовывалось лицо. Подошедший друг сделал чёткое замечание: — Красивая… — Я люблю её! — крикнул сошедший с ума парень и побежал на восток. — Стой, дурачина! Снова повторилась та же самая ситуация, что и вчера. Один потерял голову и стремился к мечте, а другой мчался за ним, чтобы его образумить. Вокруг находилась сухая пустыня и ничего живого. Только там было хорошо, где была цель. Безумец боялся. Боялся так, что даже любил. Лишь бы успеть, пусть даже придётся свалиться на землю от бессилия. Он и правда верил в то, что доберётся туда. Думал, что мыслит логично, правильно, здраво. Но не понимал того, что не приблизился к мечте ни на сантиметр. Несмотря на то, что бежал, всё равно вернётся обратно. И всё-таки строил планы, надежды, продолжал бесконечно бежать. Друг неотступно его догонял, хоть и тяжело в противогазе. Сам он газу не поддавался, что только к лучшему. И вот жалкий глупец оказался в его руках, когда он сумел схватиться за его левую руку. Затем в цепкой хватке оказалась и правая. С ума сошедший пытался вырваться, но ничего не выходило. Он был чересчур слаб даже для того, чтобы бороться с кем-то другим, чтобы не становиться от кого-то зависимым. Друг в противогазе усмирял его так, как только мог. Сев на колени, дурак перестал сопротивляться, но его руки всё ещё были в руках другого. — Ты молодец, что борешься, — сказал товарищ. — Однако ты должен увидеть реальность. Она такова, что ты ничего не можешь. Потом будет поздно, а сейчас нет возможности. Очень жестокая подстава, но так и есть. Лучше подумай о том, что мы можем сделать совместно! Когда выберемся из бункера, а здесь будет не пустыня, а цветочные луга. Когда война закончится, мы с тобой найдём по новой мечте и поселимся где-нибудь рядом. Два частных дома в буржуйском посёлке, природа, красота, капитализм! Ты только представь! Безумец не хотел слушать дружеские мечты. Это не его собственные, он в них не верит. Обречённо смотря на далёкую статую, в конечном итоге смирился. Ничего не поделаешь. Раз уж на то пошло, надо ценить тех, кто рядом. — Сам-то ты… дурачина, не меньше меня, — произнёс смирившийся. — Мечтаешь о чём-то своём, отдалённом. Ещё успеешь сотни раз мечты поменять. Впрочем, как и я. Отпусти. Друг послушал и отпустил. Смиренный парень до сих пор чувствовал, что не может оторвать взгляд от горизонта. И всё-таки встал, направился к бункеру. Друг пошёл рядом, радостный от того, что тот остаётся. Радость была искренняя и неподдельная. Когда-нибудь здесь и правда будут расти трава и цветы, пустыни не будет. И война, ужасная и кровопролитная, подойдёт к концу. Когда-нибудь. Вдвоём они подошли к дверям бункера. Последний раз оглянулись назад. Подумали о чём-то, о чём уже думали. Скрылись внутри и закрыли массивную дверь. Оба усвоили по уроку. Разумеется, потом уже будет поздно. И вовремя для чего-то другого.***
Как-то по всем улицам города ехал велосипедист. Он не держался за руль, ему это было ни к чему. Вместо этого он держал гитару, играл на ней и пел свободолюбивые песни. Песни о мире, любви и счастье. Заметно выделялся на фоне серой массы Людей. Один из немногих, чьи глаза слепили своим жизнелюбием остальных. Таких любят хорошие Люди, а озлобленные и завистливые стремятся подавить свободную личность. Тем более, он позволял себе уж совсем невиданную вседозволенность: распространял пацифизм. — Нет войне! — кричал он прохожим, не останавливаясь при этом. — Долой оккупацию! Такие слова были запрещены в государстве. В конце концов, на глазах другого велосипедиста-почтальона, свободолюбца схватили полицейские. Отобрали велосипед, сломали гитару, избили за ни что и увезли в участок. Почтальон и без этого примера знал, какая участь ждёт подобных героев. Сам он тоже считал себя героем, но действовал исподтишка, всаживая ножи в спины властелинам вселенной. Подъехав к подъезду, он вошёл внутрь. Подошёл к почтовым ящикам, открыл сумку и стал класть туда почту. Честным гражданам всё по-честному, нечестным — по конверту с бомбой. Эти конверты он изготавливал лично сам, чем очень гордился. Каждый раз, как опускал такое письмецо в ящик, на его лице появлялась злорадная улыбка. Среди членов секретной организации были граждане разных профессий, и такие, как он, были для неё невероятно важны. Почтальон продолжал работу, садился на полюбившийся велосипед. Пока что ещё никому не приходило в голову, что за всеми убийствами высокопоставленных членов общества стоит он. Такова расплата за принимаемое к народу насилие все прошедшие годы. Эта расплата пришла как раз от того, кто жил под давлением государства. Ближе к вечеру окно дома, около которого он проезжал третий раз за день, посыпалось осколками от взрыва в квартире. Пара осколков всадилась ему в лицо, когда он глядел наверх. Несмотря на боль и стекающую обильно кровь, он улыбнулся. Его действия во благо общества были лицезрены собственными глазами.***
Однажды на очередном выступлении президента России произошло то, чего все так долго ждали. Неожиданно глава страны стал говорить чистую правду. Перестал лгать, хотя раньше каждое его слово было ложью. Что же заставило его измениться? Возможно, вера в собственное превосходство, которое он смог укрепить среди обманутого народа. Или же то, что за многолетнее правление он убедился, будто одебилевание массы под его чётким контролем проходит вполне успешно. И он оказался прав. Люди слушали его с восхищением, хлопали в ладоши, гордились тем, что волей случая родились именно в этой стране, уважали его, поддакивали каждому изречению. Делали они это и тогда, когда он врал, но сейчас принялись радоваться пуще прежнего. Ничего не понимали, но радовались. Они обожали диктаторство, тоталитаризм, извлечение жизненно важных органов. Они поддавались злу, в необходимости которого их убедили. Зло, которое имеется в каждом человеке. Его можно и нужно победить, но если мозги отравлены пропагандой, то как это сделать? Кто бы ни пытался из самых ярых полемистов-оппозиционеров объяснить всю правду невежам, они их не слушали и не хотели даже знать о существовании оной. Истинные правдолюбцы понимали, что бесполезно, однако чувствовали долг в том, чтобы образумить хотя бы кого-нибудь. Поэтому не сдавались и вступали в бой, каким бы он ни был, пусть даже пассивным. Пассивный протест — тоже протест. Президент говорил: — Понимаете ли, в моих глазах вы никто. И не только в моих, в глазах любого правителя. Вы лишь средство для существования и процветания государства, которое рано или поздно всех вас задушит. Разумеется, вам эта участь нравится, как же без этого. Слушатели кивали головами и многозначительно делали жест указательным пальцем вверх — вот она, истина! — Я создавал культ своей личности много лет, и вот, благодаря вам, идиоты, я этого добился с полным успехом, — продолжал он насмехаться над всеми. — Вашими бессмысленными жертвами страна идёт ко дну, но давайте будем считать, что наши военные — это герои. Надо же как-то вас использовать. Дурачьё! Именно вы помогли мне и моим приближенным стать богатыми. Пока вас убивают, мы качаем нефть и газ. Всё так, как и планировалось, как должно быть. Коррупция? Я её поддерживаю! Ясно? Никаких мне тут фондов по борьбе с ней, иначе отправлю в тюрьму! Впрочем, вы туда всё равно попадёте, если позволите себе стать хоть немного свободными… Он говорил неустанно и много, смеялся прямо в лица присутствующим. Кто-нибудь должен возложить на себя ответственность, чтобы привести его к смерти. Без его убийства ничего не решить. Понимающие это приступили к множественным попыткам совершить задуманное. Заговор революционеров распространился по всему городу, распространялся по всей стране. Вспышки бунта на территории всего государства увеличивались в количестве, но этого до сих пор было недостаточно. Иначе никто бы не продолжал слушать то, что им говорят, и улыбаться, веря этому на слово. Президент возымел смелость говорить на подмостках, прямо на улице. Поэтому двое анархистов, ещё более смелые, сидели в одном из многоэтажных зданий, с которого он был виден как на ладони. Первый держал снайперскую винтовку, второй был за компанию и помогал в остальном, наблюдал за выступлением через бинокль. Оба заняли позиции у открытых настежь окон. — Чувствую себя Ли Харви Освальдом, — с гордостью произнёс снайпер, целясь как можно точнее. — Стану популярным как он! — Только бы нас в тюрьму не посадили, — сказал мужчина с биноклем. — Или не поубивали всякие там патриоты. Нам главное не популярность, а дело. — Да знаю я, — ответил напарник. — Всё уже схвачено. Выждав подходящий момент, он выстрелил. Если бы пуля попала в цель, президента уже не должно было быть в живых. Снайпер мог поклясться, что выстрел был точен. Был учтён даже ветер, который мог отклонить полёт пули, но глава правительства продолжал стоять на ногах. Пользуясь случаем, революционер выстрелил ещё несколько раз. Безуспешно. Что-то здесь определённо не так. — Ничего не понимаю, я стрелял точно по цели! — разозлился снайпер и принялся перезаряжать винтовку. — Не для того я столько лет практиковался в тире, чтобы не убить какого-то там ничтожного выродка! Мужчина с биноклем тоже ничего не понимал. Пока друг делал перезарядку, он вздрогнул от неожиданности и страха, взволнованно произнёс: — Он… он смотрит сюда. — В смысле сюда?.. — удивился другой. — Не может такого быть… Снайпер зарядил до конца оружие и посмотрел в прицел. Действительно, эта гнида глядела прямо сюда. Даже в стольких километрах он за всем следит, не даёт покуситься на себя. Как ему удаётся? До чего дотошный. Ещё и улыбается, потому что думает, будто находится в безопасности. Обычный человек, не обладающий суперсилой. Зря полагается на авторитет и тотальный контроль. Даже такие, как он, совершают ошибки. — Не ссы, доставай наш козырь! — воскликнул снайпер, повернувшись к напарнику. — Понял, — ответил тот. Отбросив бинокль, мужчина выхватил из кобуры пистолет и сделал выстрел в главу правительства. Через снайперскую винтовку было видно, как пуля попала прямо в лоб. Президент с шокированным лицом упал на подмостки. Он умер, никак не ожидая такого хода. Вот и обнаруженная ошибка. — Да, мы сделали это! — громко обрадовался снайпер. — Мы герои, самые настоящие! Саша, ты молодец! Всё благодаря тебе! — Наконец-то, — улыбнулся от счастья Саша. Счастье переполняло его настолько, что он выронил из руки пистолет. — Социальная Революция свершается на наших глазах. Остаётся надеяться на наших парней. — Они обязательно справятся, — улыбнулся напарник, поставил винтовку у стены. — Справятся так же, как справились мы. Я верю в благую анархию, верю в наших революционеров. Верь и ты. — Я верю. Скоро начнётся гражданская война, но и из неё мы выйдем победителями. Иначе и быть не может, ведь правда на нашей стороне. — Правильный настрой, Саша. Да будет благая анархия! Народ, присутствовавший при выступлении президента, ужаснулся. Кинулся к мёртвому, но его уже было не спасти. И поделом тому, кто не считался с интересами общества, поддерживал насилие над ним. Справедливость восторжествовала, а Люди это ещё не понимали. Или осознанно желали насилия. Как бы то ни было, президент умер. Воспользовавшись суматохой, революционеры будут действовать в другой части города. Весть о смерти диктатора разлетелась мгновенно по всей стране. Анархисты узнали об этом первыми из уст других анархистов, присутствовавших там лично. Непассажирский поезд секретной организации прибыл к резиденции президента, охраняемой крепостью. Революционеры начали нападение, готовые встретиться с любыми препятствиями. — Я и не подозревал, что события начнут развиваться столь быстро! — с восхищением сказал Куликов, стоя с Ленчиковым на крыше поезда, который остановился на площади перед крепостью. Они смотрели на то, как их братья по разуму движутся к намеченной цели, а их встречают спецслужбы с оружием. Не исключено, что прибудут и военные, и другие, кто пожелает сохранить текущий режим. — Не будем терять бдительность, — произнёс Александр. — Бунты по всей стране то и дело подавляются властью. Нельзя позволить, чтобы и этот протест не увенчался успехом. — Сделаем всё возможное. Не зря мы так долго планировали этот день. Одни анархисты рвались в бой, другие держали пост на поезде. Хаос всё больше охватывал всю страну, но только революционеры понимали, что порядок наступит, как только произойдёт победа анархии. — Знаешь, Андрей, — говорил Тепляков, сидя около Лебедева с автоматом в руках, — я хоть и говорил, что готов бороться с режимом, но слова — это только слова. Чувствую, живыми отсюда уйдут немногие. У меня даже руки трясутся. — Порою мы доказываем другим и самим себе, что способны на всё, но в чём-то оказываемся бессильны, — ответил Философ. — Однако это не повод сдаваться заранее. Во что бы то ни стало, мы должны подтвердить слова действиями, иначе прослывём доктринёрами. Не бойся, мой друг, ты не один. Многие из нас не уверены, все боимся. Главное — это то, что сражение за благое дело. — Ты прав, мы должны сделать это, — речь друга немного вселила уверенности, но руки всё равно продолжали трястись от страха. Прозвучали первые оружейные выстрелы, взрывы осколочных бомб. Правда была на их стороне, они обязательно победят. Несмотря на то, сколько поляжет в бою, сколько умрёт в грядущей войне. Сегодня было пятое число сентября. Это событие войдёт в историю, как Великая сентябрьская революция, принёсшая мир и добро в страну. На это надеялись анархисты, в это они верили всем своим сердцем. И это случится, потому что никогда прежде их организация не была настолько большой, настолько сплочённой и сильной. Благая анархия восторжествует, несмотря ни на что.***
Во время знаменательного события, когда новости объявляли одну за другой, в столице продолжалась повседневная жизнь, но в Людях зарождалась неизбежная паника. Некоторые не знали, что их ждёт, и полагали, что могут лишиться жизни в любую минуту. Некоторые предпочли не выходить из квартир, а кто-то настолько боялся, что скрывался в подвалах или покидал по возможности город. Несмотря на то, что власть убеждала в благоприятном исходе происходящего в пользу сохранения государства. За последние годы Люди перестали всячески верить в ложь, будто всё хорошо, будто бы надо успокоиться, а всё остальное разрешится само собой. Анастасия Чернова и Анна Рудина в это время были вместе. Они шли по улице и собственными глазами видели военный транспорт, торопившийся к месту событий. Среди него был даже один боевой танк, от которого веяло смертельной угрозой. Осаждаемая крепость находилась неподалёку отсюда. — Что происходит? — недоумевала Анна, шокированная увиденным. — Неужели война добралась и досюда? — Кто его знает… — Анастасия была удивлена не меньше подруги. — Но на войну не похоже, здесь что-то другое. В общем, от нас ничего не зависит. Идём ко мне, там будет по-безопаснее. Анна согласилась с Черновой. От них ничего не зависит, им остаётся лишь наблюдать. Наблюдать и опасаться результатов амбиций тех, кто вздумал управлять жизнями других до самого своего конца. А в деревнях-то было всё. И одновременно ничего. Простые работяги даже не знали, что происходит в мире, пока они занимаются своим хозяйством и не находят ни минуты достойного отдыха. Такой была и Татьяна Климова, не следившая за новостями, потому что в этой дыре, куда она переехала, плохо ловил интернет. Телевизор она пока что не покупала за его ненадобностью. И пускай это была часть той жизни, к которой она некогда стремилась, ей это явно больше не нравилось. Только через несколько дней слухи о революции дойдут и до этого села. А сейчас она, как обычно, ремонтировала сломанный трактор в МТМ, общалась с коллегами ни о чём, наслаждалась живой природой. Природа — это единственное, что её неизменно радовало. Всё остальное было невероятно раздражающим. Климова никак не могла найти покоя, поэтому однажды решилась уволиться, продать частный дом, собрать вещи и отправиться жить в лес. Это, в конце-то концов, уже совсем другое. Так прошла неделя. Татьяна обустроилась глубоко в лесу, где на небольшой поляне соорудила временный шалаш. Рядом находилась широкая река, где она ловила рыбу и брала воду. В самом же лесу она охотилась на животных, используя созданные ею ловушки. По сравнению с жизнью в селе — тишь да благодать. Не раздражает общество, не достаёт повсеместная урбанизация, не заботит ненавистная индустриальность, хотя Татьяна сама когда-то пользовалась её результатами. Жизнь для самой себя, как прекрасно. Наступил октябрь. Первого числа стояла холодная и неприветливая погода. Шёл дождь, и хотя шалаш защищал от сырости, девушка проснулась с головной болью и насморком, что говорило о начале простуды. Татьяна не позаботилась о запасах еды и лекарствах, поэтому нужно было вставать и выживать с развивавшеюся болезнью. Как только дождь поубавился, она поднялась, взяла сделанную ею деревянную удочку и пошла на рыбалку Целый час она просидела на берегу с закинутой снастью. Дождь усилился. Холод пробирал насквозь, как бы она тепло не оделась. Рыба не хотела ловиться. День выдался не из лёгких, а значит, следующие будут не лучше. Климова поняла: это тоже не то. Ни в городе, ни в сельской местности, ни на дикой природе — нигде она не могла быть довольной. Что за подстава? Либо эта девушка была чудачка, либо ей чего-то остро не хватало в жизни. Не хватало идеи, к которой она бы стремилась, чтобы в результате её воплотить. В поисках её она и меняла места обитания, но практический опыт показал, что не в этом должны заключаться долгие поиски. Закинув удило в очередной раз, недовольная девушка поднялась на ноги и вновь закричала: — Как же меня всё достало!***
В квартире Антона Князева происходили явления, которые удивляли не меньше, чем какая-нибудь там революция. Конечно, Антон о ней знал и внимательно следил за тем, какой у неё будет исход. Но тому, что вот уже как несколько дней в его квартире не происходило ничего необычного, он поражался неустанно. С одной стороны он догадывался об этом изначально на подсознательном уровне, а с другой — всё ждал, когда случится хоть что-нибудь невообразимое и невиданное. И ведь дождался! Выходя вечером из своей комнаты, он попал в квартиру Волкова. Он понял это мгновенно, когда открыл дверь и увидел вышедшего их кухни Семёна. — Ого, — только и вымолвил Князев. Отчего-то на его лице появилась несдержанная улыбка. Чего нельзя было сказать о Семёне, погрязшем в депрессии. Волков, вернувшийся полчаса домой, вздрогнул от внезапного появления знакомого лица. Так как это уже случалось, он быстро разобрался, что к чему. Как и тогда, так и сейчас его настроение общаться с кем-то отсутствовало. Антон в свою очередь стал наоборот к этому стремиться больше, чем ранее. Как ни в чём не бывало он зашёл в коридор и закрыл за собой дверь. — Бывает же такое, — говорил он, оглядываясь вокруг. — Уютная квартира. Видимо, в прошлый раз ты поэтому ко мне в комнату заглядывал. — Да, было дело, — ответил Семён. — Слушай, мне сейчас как-то не до тебя. Можешь вернуться к себе? — Что такое? Депрессия замучила? — прямо в цель попал Князев. — У меня что-то вроде этого было, понимаю. Ты с этим, главное, не затягивай, а то ведь бессмысленно. По сравнению с прошлой встречей эта была совсем иной. Другим был именно Князев. В тот раз между ними была общая связь, оба находились в не самом лучшем расположении духа. Теперь Антона было прямо-таки не узнать. Как он этого добился? У него была очень похожая проблема, но он не скатывался в тяжёлую депрессию. У него умерла любимая девушка, и это явно намного хуже того, из-за страдал Волков. Верным было и то, что каждый по-разному переживает те или иные трагедии. Действительно ли можно сравнивать, что хуже, что лучше? Ничего хорошего не было в биографии ни того, ни другого. Князев определённо сильный человек, раз уж смог пройти через все испытания жизни и стать более счастливым в итоге. Что не убивает, то делает железным. — Тебе легко говорить, — сказал Волков. — Ты уже не такой как прежде. Люди, которые безразмерно счастливы, не понимают, каково тем, кто страдает здесь и сейчас. Даже если ты и испытывал страдания, теперь тебе ничего не стоит бросить в меня слова о том, как легко стать счастливым. — Согласен, так и есть, — Антон продолжал улыбаться, зная, как улыбка раздражает Семёна. Улыбки раздражают всех — это общеизвестный факт. — Однако подумай, зачем счастливому человеку возвращаться к депрессии, когда предпочтительнее оставить её в далёком прошлом? Ты и сам таким был. Что заставило тебя вернуться в такое глупое состояние? — Не твоё дело, Антон Николаевич, — формальное обращение Семёна Ивановича не изменилось. — Лучше скажи, как у тебя удалось стать счастливым? — Я был счастливым всегда, — многозначительно ответил Антон и прошёл из коридора на кухню, будто это его дом. На кухне за столом сидел демон. Его-то он и ожидал увидеть. — Я был счастливым, но этого не замечал. Как и каждый из нас до поры до времени. Осознал я это после очередной смерти и такого же очередного воскрешения. — Смерти?.. Воскрешения?.. — недоумевал Семён, следуя за Антоном. Тот подошёл к немытой посуде, сложенной в раковине, и принялся мыть одну из кружек. — О чём ты вообще говоришь? — Ты никогда не встречался с безликим доктором? — задал встречный вопрос Антон. Домыв кружку, он положил в неё пакетик с чаем и залил кипятком из термопота. — Считай, что тебе повезло. Верить в каких-то там врачей без лица — что за бред? Но по своему опыту скажу, что когда ты был близок к смерти, жить становится намного радостнее. Это каждому ясно. Не только это мне помогло, правда. Любовь к Светлане тоже сделала своё дело. — Кажется, я тебя понимаю, — Волков подошёл к столу и сел за него. Его не беспокоило то, что Князев чувствует здесь себя словно дома. И он уже не хотел его торопить покинуть квартиру. — Сам я никогда не был близок к смерти, хотя и убивал, и видел мёртвых. — Это и стало причиной, по которой он впал в депрессию, — произнёс Ренвест, чтобы прояснить ситуацию для Антона. — Мы с ним не хотим признавать, что убийства Людей неизбежны. Имею в виду только их гибель от рук других Людей. Мы не настолько наивны, чтобы не понимать, что нет жизни без смерти. — Но вы настолько наивны, чтобы не понимать первое? — удивился Антон. Добавив холодной воды из крана в чай и выбросив пакетик в мусорное ведро, он сел к компании владельца и его демона. — Вам не кажется это странным? Тем более, впадать из-за этого в депрессию. Семён, ты совсем с головой не дружишь? — Я просто не хочу признавать такую несправедливость, — объяснил Волков. — Я обещал себе никогда не убивать, но убиваю время от времени вновь и вновь. Не говори так, будто я какой-нибудь там идиот. Для меня каждая жизнь — это ценность, понимаешь? — Понимаю, а как же? — Антон сделал глоток, поразмыслил о чём-то и продолжил. — Для меня тоже всякая жизнь бесценна. Но я не зацикливаюсь на том, что так волнует тебя. Я мыслю чуть шире. Ты же довёл себя до бескрайней узости. Только не понимаю, зачем тебе это. И даже не знаю, чем тебе можно помочь. Но одно могу сказать точно — тебе следует повзрослеть. Уж извини. Хотя, знаешь что?.. Тебе необязательно признавать несправедливость этого мира. Ведь Люди, ощущая эту несправедливость, способны привести его к справедливости. Сегодня убили президента страны, начали революцию. Как думаешь, смогли бы они сделать это без осознания несправедливости? И если бы точно так же, как ты, просто страдали дома? Думаю, это должно навести тебя на правильные мысли. За столом наступило молчание. Семён внимательно выслушал Князева, и кажется, на него накатила суть. Он почувствовал нарастающее облегчение. Как же он сам до этого не додумался? И правда, бескрайняя узость мысли. Истинную правду рассказывает тот, кто познал жизнь во всех её аспектах и осознал свалившееся на него счастье. Людей, которые не признают несправедливое общество, невероятно много. И многие из них не выбирают страдание, они выбирают борьбу. Борьбу за эту самую справедливость. Почувствовав глупость из-за времени, проведённого в пустых мучениях, Волков испытал лёгкий стыд. Ему всё ещё было тяжело от того, что ему приходилось убивать Людей, пусть даже не очень хороших. Но главное он для себя уяснил. И демон, этот воистину глупый демон, понял то же самое. Демону следовало бы знать об этом заранее. И только после всех этих мыслей Семён резко поднял поникшую голову и с удивлённо приподнятой левой бровью спросил Антона: — Ты что-то сказал про убитого президента и революцию? Князев, допивший чай, не сдержался от смеха. Что ж, не все ещё знали об этом. Поднявшись со стула, он предложил дельную идею: — Если ты не против — пойдём, прогуляемся. Я тебе расскажу подробности, да и ты выглядишь сильно уставшим. Каким бы измотанным ты ни был, прогулка сделает только лучше. Только не удивляйся, если мы услышим где-нибудь взрывы или выстрелы. Если, конечно, сами не станем их жертвами. — Звучит не очень оптимистично, — вымолвил Волков, но всё же встал на ноги. — Ладно, идём. Очень уж я отстал от общественной жизни. И ты прав, я постоянно чувствую себя уставшим, ничего не могу с этим поделать. Мне понадобятся время и усилие, чтобы стать прежним. Хотя… Прежним я точно больше не стану. — Ну и правильно. Развитие — это когда только вперёд, — улыбнулся Антон и вышел в коридор. Он хотел быстренько сходить за своею обувью, но когда открыл дверь в собственную квартиру, там была комната Волкова. — Чудеса абсурдности жизни, — произнёс Семён, подошедший сзади и увидевший, что всё вернулось на свои места. — Можешь надеть мои старые кеды, мне не жалко. — Спасибо, ты меня этим выручишь, — ответил Князев и воспользовался предложением Волкова. Ренвест не уставал поражаться тому, как быстро сменяли друг друга события, и следовал за владельцем, который отправился на прогулку с Антоном. Они реально пошли по улицам города, обсуждая последние новости и не боясь при этом потенциальных опасностей. Демон шёл позади, в десяти метрах от этих двоих. Он для себя решил, что непременно извинится за то, что ввёл Семёна в заблуждение. Он сам не догадывался, что это может быть заблуждением. И всё-таки это было самым настоящим заблуждением. Демон понял, что выход существует всегда. Из любой ситуации. Иногда его сложно найти, но он есть. Так и в случае с владельцем — выход был всегда рядом, но они его не видели в упор. До банальности простой и доступный. Со стороны демон видел, как ладят эти двое. Они так часто встречались друг с другом случайным образом, что будет странным, если они не станут друзьями. Разве не так? Может, они уже стали друзьями? Позитивный Антон первым положил руку на плечо Волкову, тем самым по-приятельски приобняв его. Семён приобнял в ответ. Они шли под темнеющим небом, наполовину закрытым белыми облаками, и слышали звуки недалёкого боя. Они понимали, что хотят побыть как можно подольше рядом друг с другом. Им нравилось то время, которое они проводили вместе, и Семёна это спасало от плохих чувств. Да, он до сих пор почти что не улыбался и, тем более, не смеялся, но ему было лучше. Намного лучше. Они оба поняли, что нужны друг другу. Радость от скорых перемен захлёстывала их с каждой вновь прибывающей метафорической волной. Ренвест ощутил облегчение. Ему не придётся здесь оставаться навечно, Семён осознает собственное счастье и станет совершенно другим человеком. И всё благодаря Антону, который пробился сквозь колодец, а сейчас склонял к этому другого человека. По-настоящему хороший поступок сильной личности. Всё будет хорошо: это понимали все трое. И они гуляли тем вечером до самой ночи, после чего разошлись. И по дороге домой каждый слышал, как продолжался бой за всеобщую справедливость.