Погребение мнимого

Ши Уду страдал. Видения, в которых Ши Цинсюань претерпевает невыносимые муки и затем умирает, презираемый всеми, изувеченный и одинокий, терзали Повелителя Вод всё чаще, всё крепче, и не было от них спасения. Где бы он ни находился — в мире демонов или людей, снова и снова пытаясь выяснить хоть что-нибудь о бесследно исчезнувшем брате, или в светлых стенах своего дворца в Небесной Столице — видения эти настигали его. Ши Уду не мог с ними бороться. Вся божественная мощь Повелителя Вод, его колоссальный запас духовных сил не могли вытеснить из растревоженного сердца маленького демона кошмаров. В доспехе невозмутимого, гордого духа Ши Уду была пробита брешь, и сквозь неё в разум небожителя, в его память просачивались призраки прошлого. Из этих кошмаров холодными, зловещими глазами на него смотрел убитый студент Хэ… Когда-то очень давно он лично проследил, чтобы бедняга, которому пришлось отдать свою судьбу Ши Цинсюаню и страдать под чужим несчастливым бременем, умер и своею тягостной, горькой жизнью и мучительной смертью заставил Божка-пустослова забыть о человеке, изначально выбранном им своей жертвой. Ши Уду пошёл на обман и преступление без сомнений, но успех его злоумышления во спасение брата, должно быть, затмил ему разум. После счастливого вознесения Ши Цинсюаня он уверовал в то, что скорбное, мрачное прошлое осталось позади. Чужая жуткая смерть вселила в него уверенность в конец всех бедствий и страхов. О том, что безвинно пострадавший по его вине человек, который в предсмертной агонии смотрел в глаза своему равнодушному мучителю, может продолжить существовать после смерти, Ши Уду даже не помыслил. Теперь обиды и ненависть этого человека стали терзать своего палача в кошмарах, и Повелитель Вод понял, что был слишком наивен. Студент Хэ, потерявший всю семью, замученный, погибший в несправедливости и с ненавистью в сердце, не имел никаких шансов упокоиться. Он мог обратиться лишь демоном, жаждущим мести. Так же, как подброшенные к Башне Пролитого Вина окровавленные одеяния Ши Цинсюаня, видения, истощавшие дух бессмертного божества, были посланы ему как знак, как вызов. Не было у Цинсюаня никакого возлюбленного, ради которого тот покинул Небеса, и Лазурный демон к похищению его брата был непричастен. С возрастающим в сердце беспокойством, тревогой и злостью Ши Уду осознал, что демоны Призрачного Города его одурачили — непреднамеренно, опираясь на тайно пущенные кем-то слухи, либо сознательно, лишь бы посмеяться над небесными чиновниками. Могущественный, невидимый демон затаился где-то во тьме, утащив в свой мрак Ши Цинсюаня, и, незримый, наблюдал теперь за ним, терзая неизвестностью и чудовищными мыслями. Именно этот демон — призрак из прошлого — похитил Повелителя Ветров. Именно он бросал ему вызов, через кошмарные видения насмехался над ним, уничтожал и взыскивал за грех. Повелитель Вод теперь знал, что должен снова окунуться в горечь давнего прошлого и выяснить то, чем стал в посмертии человек, принесённый им в жертву ради благополучия Цинсюаня. Ши Уду боялся, что это осознание пришло к нему слишком поздно, и он корил себя за былую самонадеянность. Воздаяние всегда наступает — рано или поздно. Ши Уду осознавал, что мог погибнуть в его яростном огне, но он не мог допустить, чтобы его ни о чём не подозревавший, невиновный брат пострадал. Воздаяние не должно было обжечь своим карающим пламенем Ши Цинсюаня. Ши Уду не мог даже представить, что мстительный демон в этом утверждении был с ним единодушен… Куда бы Повелитель Вод ни направлялся, Хэ Сюань бесшумной тенью следовал за ним и видениями подвергал его растревоженную душу пыткам, используя образ умирающего в муках Цинсюаня. Он желал заставить Ши Уду вспомнить грех, который тот совершил, и страшиться возмездия, которое неминуемо его настигнет. Ши Уду должен был отчаяться, терзаясь мыслью о том, что вместо него расплачивается за грех, который не совершал, его безвинный брат. Владыка Чёрных Вод в ужасающих видениях, насылаемых на ненавистного врага, мучил иллюзорного Ши Цинсюаня, желая, чтобы наяву он, живой и невредимый, больше никогда не знал страданий. Вот только сам Цинсюань желал совсем иного — за истинного преступника принять наказание, искупить чужую вину, какой бы ни была цена. Узнать свою судьбу по имени и встретиться с демоном этой судьбы лицом к лицу… Где-то в тайниках своего небьющегося сердца, спустя время, проведённое падшим божеством в Чёрных Водах, Хэ Сюань надеялся, что Ши Цинсюань никогда больше не заговорит о своём желании. Это была глупая, наивная надежда. Цинсюань напомнил ему о своей просьбе, о договоре, заключённом в день, когда он стал слугой Непревзойдённого Князя Демонов, и Черновод как никогда ясно осознал: он не хочет выполнять эту просьбу. Признаться — значит превратиться из господина, покровителя, друга в судью, вынужденного исполнить свой долг и вынести требуемый приговор. Сохранить тайну — снова держать Цинсюаня в неведении, продолжать лгать, как это делал Ши Уду, как делал столько столетий он сам, притворяясь Мин И, теперь — скрывая о себе правду. Хэ Сюань запретил Ши Цинсюаню лгать, когда тот попытался скрыть грех своего брата. Он потребовал правду для себя. А сам продолжал обманывать — бесчестно, эгоистично. Лгать — значит быть жестоким к человеку, который стал ему дороже, чем он, демон мщения, мог помыслить, мог допустить. Открыться, сказать, что он и есть тот, кого Цинсюань ищет, его судья и обвинитель — значит потерять. Этот выбор — между долгом и сердцем — был невыносим. И Черновод испытывал облегчение от того, что имел возможность повременить с ним, пока его слуга бродит по миру людей в поисках Наследного принца Сяньлэ. — Ты кажешься мрачнее, чем обычно, — протянул Хуа Чэн, задумчиво окинув взглядом своего гостя. Близился конец лета, а предприятие по поиску Се Ляня, затеянное Кровавым Дождём, не имело никаких существенных подвижек. Согласно отчёту двойника Черновода, они уже обошли три города у берегов Жёлтого моря и посетили пять деревень, и лишь в двух из них нашлись люди, видевшие Наследного принца Сяньлэ. Очевидцы направили их команду к рыбацкому поселению к югу вдоль побережья, так что им теперь предстояло преодолеть около восьмидесяти ли на лодке, чтобы попытаться нагнать отправившегося вдоль берега пешком человека. А ещё за Цинсюанем увязался Ци Жун — пороховая бочка, которая может взорваться даже при отсутствии поблизости искры. Хэ Сюань не любил встречаться с Хуа Чэном. Раньше его угнетало превосходство градоначальника Призрачного Города как кредитора, которому он задолжал немереную сумму денег. Теперь, когда благодаря Ши Цинсюаню его долг был аннулирован, Черновода просто раздражали его ехидные замечания, которые в абсолютном числе случаев были до тошноты проницательными. Но, оставаясь один на один с собой или наблюдая за терзаниями Ши Уду — и не получая от них удовлетворения, на которое он рассчитывал, Хэ Сюань всякий раз возвращался мыслями к Цинсюаню — к тому, на что никак не мог решиться, и к проклятию, расколовшему его душу. Он так хотел, чтобы за все свои грехи расплачивался один Ши Уду, поэтому как поступить с Ши Цинсюанем, настаивающим на том, что он первопричина и виновен не меньше брата, он не знал… Хуа Чэн отвлекал его от лишних мыслей. На него можно было выплеснуть часть ненужных эмоций, мешающих хладнокровно вершить свою месть. — По твоей вине Ши Цинсюаню пришлось взять в попутчики Лазурного демона, — сурово бросил в ответ Хэ Сюань. — Зачем ты распустил эти глупые сплетни? — Затем, что я его терпеть не могу — так же, как и чванливых небожителей, — лукаво разъяснил Хуа Чэн. — Вот я и дал указ: при любом человеке, забредшем в мой город и интересующемся судьбой Повелителя Ветров, упоминать Лазурного демона. Думаю, их встреча вышла весьма горячей, — со смехом сказал он. — Однако, ты прав, я и правда допустил промашку. Мне бы самому не хотелось, чтобы эта зелёная жаба встретилась с Се Лянем. — Поздно. Теперь я не могу допустить, чтобы он скрылся. — Как поживает Водяной Самодур? — вдруг спросил Хуа Чэн. Градоначальник Хуа внимательно вгляделся в исказившееся ненавистью лицо Чёрного Бедствия. Не то чтобы его интересовало, как продвигается месть сидящего напротив него демона, но они давно стали сперва соучастниками, затем товарищами и, возможно, друзьями, поэтому он считал, что имел право знать о делах Черновода, которые могут напрямую повлиять на эффективность поисков его возлюбленного принца. Если Хэ Сюань, поглощённый жаждой мести, завершит её и раскроет свою личность перед небожителями, у него не останется больше глаз в Небесных Чертогах. У Собирателя Цветов под Кровавым Дождём имелся личный интерес в том, чтобы оттянуть возмездие Черновода до тех пор, пока Се Лянь не будет найден. — Он ищет меня, — спокойно ответил Хэ Сюань, но острые глаза его сверкнули в полусвете ночных фонарей огненным янтарём. — Наконец-то вспомнил студента Хэ. Наконец-то понял, кто желает ему зла настолько, что сумел преодолеть смерть, и боится. Хуа Чэн усмехнулся. — За Цинсюаня, полагаю? Черновод перевёл на Алое Бедствие молчаливый взгляд. Ши Уду держал Цинсюаня в неведении о своих преступлениях, об обмане, который допустили Небеса, и теперь его брат искал из-за него наказания, жаждал искупления, как великого благословения. Теперь он сам, желая предотвратить этот прекрасный и скорбный, как траурный цветок, акт самопожертвования, держит Повелителя Ветра в неведении. А Ши Уду, пребывая в неведении о страданиях, какие мог причинить его младшему брату возродившийся из прошлого мстительный призрак, испытывает муки, превосходящие боль, которую возможно причинить телу. Эти муки пожирают заживо самое сердце и дух превращают в слабую дымку, не способную сопротивляться даже слабому порыву чёрных вестей. Молчание затянулось. Хэ Сюань погрузился в раздумья. Он не переживал, что Повелитель Вод его найдёт, даже наоборот — он ждал этого с нетерпением. Но всё же решительный ход он желал сделать сам. Вызвать его открыто и уничтожить. И тогда его месть будет свершена. Пока Ши Цинсюаня нет рядом… — Слюбись с ним, — вдруг заявил Хуа Чэн, серьёзно встретив взгляд Черновода, вырванного из трясины своих тягостных мыслей внезапным нелепым советом. В глазах Алого Бедствия не было ни капли привычной насмешки. — Со своим Ветерком. Признай уже, что он тебе нравится. Так будет проще принять решение. К тому же, — Хуа Чэн легко улыбнулся. — По гуляющей в мире молве вы уже возлюбленные. Почему бы слухам не стать правдой? — Чушь… — кратко бросил Хэ Сюань. Однако в словах его не было присущего характеру этого сдержанного демона льда — лишь тяжкая усталость. Вздох, порождённый долгими размышлениями, сожалением и печалью. Он собирался убить Ши Уду. Запятнанный кровью демон не имеет права любить человека, чьего единственного дорогого брата он растерзал своими руками. Как же он хотел, чтобы Ши Цинсюань никогда не становился целью для Божка-пустослова! Возвратившись из Призрачного Города, Хэ Сюань, безрадостный, задумчивый, скорбный, прошёлся по коридорам Чертогов Сумрачных Вод, без живого, приветливого Повелителя Ветров — тёмных и пустых, до схоронённых в тихом, траурном крыле усадьбы комнат. Он открывал их, чтобы соблюсти обряды, и — в минуты наивысшей муки, наибольшей слабости и смятения души. Здесь покоился прах его любимых — его семьи, погибшей по вине Ши Уду. Четыре чёрных урны на алтаре предков. И чуть в стороне, справа от алтаря на высокой треногой подставке — белая урна, побольше и немного вытянутая к горлышку. Погребальная урна без праха. Хэ Сюань возжёг благовония, сотворил молитвы: отцу, матери, сестре, невесте… И Ветру. Молитва принесла успокоение и наделила решимостью. Ши Уду довольно мучить кошмарами. Ши Цинсюаня нельзя больше терзать ложью. Настало время сбрасывать маски и явить сцене самого себя…