В омуте зелёных глаз

И если ты вдруг начал что-то понимать; И от прозрений, захотелось заорать. Давай, кричи — но тебя могут не понять; Никто из них не хочет ничего менять! Lumen — Гореть

Сэм едва слышно напевал себе под нос какой-то незамысловатый мотив. Он и сам с трудом мог сказать, откуда знает эту мелодию. Словно она напоминала о чём-то давно забытом, что и не ухватишь теперь за хвост, будто родом из другой жизни была. Но сегодня этот мотив целый день покоя ему не давал, точно заставить вспомнить о чём-то пытался. Сэм тщетно старался переключиться на что-то другое: громко включал радио, щёлкал с канала на канал телевизор — но все его попытки заглушить эту мелодию в голове успехом так и не увенчались. И пришлось лишь подчиниться, и дальше продолжать насвистывать тихо под нос. Хоть Джессики дома не было — не нужно было объяснять то, для чего у него самого не нашлось ни единого разумного довода. За всеми этими мыслями он не сразу услышал телефонный звонок. Скорее, почувствовал вибрацию в заднем кармане джинсов. И пока рука тянулась к карману, чтобы достать телефон, Сэм вдруг ощутил какое-то странное предчувствие. Оно было настолько мимолётным, что ухватиться за него он так и не успел. Но предчувствие это моментально переросло в ощущение грядущей беды, когда он увидел имя звонившего, высветившееся на дисплее, — Бобби. Сэм пошатнулся, словно пол ушёл у него из-под ног, и за какую-то долю секунды ладони вспотели, а руки стали так трястись, что он едва не выронил телефон. Бобби ни за что не стал бы звонить без веского на то повода — Дин бы ему просто не позволил. И этот звонок мог означать только одно: Дин попал в какую-то жуткую передрягу, раз не мог помешать Бобби позвонить. Мысли о самом худшем Сэм моментально задвинул куда-то на задворки сознания. Ему потребовалось несколько мучительно долгих мгновений, чтобы решиться наконец ответить на этот звонок. — Что с Дином? — выпалил он, не удосужившись даже поприветствовать Бобби после стольких лет молчания. Сейчас Сэму было не до соблюдения приличий и сантиментов. — Вот же сукин сын, — сорвалось с его губ, когда он выслушал рассказ Бобби. Сэм при этом с такой силой сжимал телефон, что корпус готов был вот-вот треснуть в его руках. — Вылечу ближайшим же рейсом, — и, лишь когда в трубке послышались гудки, Сэм понял, что всё это время не дышал даже. Он сделал несколько судорожных вдохов, пытаясь привести дыхание в норму. Ладони были настолько влажными, что телефон просто выскользнул из рук и упал на пол. Сам же Сэм съехал вниз по стене, обхватив руками колени, и положил на неё голову, глядя ничего невидящими глазами перед собой. Он столько раз думал о том, что однажды ему позвонит Бобби или кто-то ещё из Охотников и сообщит о том, что с Дином случилась беда. Но реальность оказалась во сто крат хуже любой ситуации, что рисовало ему воображение. Сэм просто поверить не мог, что такое могло произойти с Дином. Да с кем угодно, но только не с ним. И о чём он только думал, баран упрямый? Зачем один туда полез? Надо было просто позвонить и попросить… Чего? Помощи? Сэм усмехнулся своим мыслям. Дин никогда и ни о чём никого не просил — он привык всё делать сам. Да и почему Дин должен был звонить ему? Это Сэму стоило нарушить это молчание, что установилось между ними с момента его отъезда в колледж. Временами он подолгу зависал с телефоном в руках, глядя на номер брата в списке контактов. Он бы и по памяти его набрал, настолько эти цифры прочно засели на подкорке. Палец застывал над кнопкой «вызов», но Сэм так и не решился ни разу позвонить. Это ведь его вина была в том, что они перестали общаться. Это он уехал, оставив Дина одного, с помешанным на мести отцом. И это Сэму стоило сделать первый шаг, но так отчаянно хотелось, чтобы это был Дин. Чтобы Дин сломал этот лёд между ними. Хотелось, чтобы именно Дин сделал этот первый шаг к примирению, как делал всегда, какую бы херню, по его мнению, не творил Сэм. Но Дин не звонил и не писал, а Сэм изводил себя сожалениями о том, что потерял того, кто был для него дороже всех. Да что там, потерял того, кто был всем его миром. Без Дина всё было не так. Сэм раз за разом набирал текст сообщения для Дина, но так и не решился отправить хотя бы одно. Даже с днём рождения или Рождеством не смог поздравить. Все те слова, что копились у него внутри, облачаясь в буквы, тут же теряли весь свой смысл и казались полной нелепицей. Порой Сэм ловил себя на том, что слышит утробный рёв мотора Импалы, но он отмахивался от этого, как от мухи назойливой. Порой в толпе мелькал силуэт в кожаной куртке с щегольски поднятым воротником, и Сэм едва сдерживался, чтобы не ринуться вдогонку. Не хотелось тешить себя ложными надеждами на то, что Дин приедет за ним. Но унять бешено бьющийся под кожей пульс было не так-то просто. Сэм проваливался в воспоминания, живя прошлым, не замечая настоящего и совсем не строя планы на будущее. Оно и не нужно совсем стало, раз Дина больше не было рядом. Вся жизнь превратилась в сплошную бессмыслицу. Он помнил, как Дин рассеянно перебирал пальцами его волосы, когда они вместе в детстве смотрели телевизор, дожидаясь отца с очередного дела, счёт которым давно уже потеряли. Сэм растворялся в этих ощущениях, тонул в тепле, исходящем от тела Дина. Ему спалось только тогда, когда горячее дыхание Дина опаляло ему щёку, а рука лежала поперёк живота, крепко прижимая к себе. Порой Сэм просыпался среди ночи только ради того, чтобы просто послушать размеренное дыхание Дина. И пусть шли годы, и он давно перестал уже быть маленьким Сэмми, который любил забираться к старшему брату на колени, но от этих своих слабостей так и не смог отказаться. Всё так же устраивался на диване возле Дина, кладя голову ему на колени. Всё так же приходил ночью к нему в постель, прижимаясь так сильно к Дину, как только мог. Только в такие моменты Сэм чувствовал, что живёт. Только рядом с Дином жизнь приобретала смысл, краски и звуки. Он не знал, сколько времени просидел вот так, провалившись в прошлое, когда почувствовал на своём плече чью-то руку, что легонько трясла его. Чей-то голос долетал до него словно издалека. И Сэм вдруг понял, что голос не тот. Этот голос никогда так не держал, не вёл за собой, не вызывал мурашки по телу. Сэм моргнул и увидел Джессику, присевшую рядом с ним на колени. Её глаза беспокойно бегали по его лицу, словно так могли найти ответы на все вопросы. Всё было неправильно: вместо затягивающей в себя зелени Сэм видел лишь прохладную синеву, вместо горячих ладоней, что всегда удерживали от падения в бездну, его обнимали холодные хрупкие руки, а вместо такого родного запаха разогретого солнцем летнего дня с разливающимся в нём сосновым ароматом в нос бил приторно-сладкий ванильный гель для душа. Сэм дёрнулся, словно его током ударило, и отстранился от Джессики, передёрнул плечами, сбрасывая её руки. — Прости, Джес, — он и сам не знает, за что сейчас просит прощения, просто жутко хотелось заполнить повисшую между ними тишину. Сэм вскакивает на ноги, едва ли не оскальзываясь при этом на плитке. — Мне надо ехать. Надо быть там, — голос его сбивается на каждом слове и дрожит. Слова сливаются в один бессвязный поток. Он сам с трудом разбирает, что говорит, пока мечется по комнате и собирает самые необходимые вещи в рюкзак. Сэм старается не смотреть на Джессику. Ему просто нечего ей сказать. Правда, обрушившаяся на него сейчас, просто разрушит их отношения на корню, а врать он никогда не умел. Он объяснит ей всё потом. Когда-нибудь. Сейчас он и так потерял слишком много времени, которого, возможно, и осталось-то не так много. — Сэм, подожди, — её тонкие пальцы смыкаются на его запястье в тот момент, когда он уже готов открыть дверь. — Не хочешь ничего объяснить? Сэм моргает и удивлённо смотрит на неё. Он словно позабыть успел о том, что она здесь, рядом. Бросает взгляд на свою руку и снова ловит себя на том, что пальцы, обхватившие его запястье, не те, которые хотелось бы ощутить. — Дин, — только и произносит Сэм, словно это должно всё объяснить. Но Джессика всё так же смотрит на него ничего не понимающим взглядом. — Дин попал в больницу. Мне надо быть там. — Но, Сэм, вы же так давно уже не общались, и… — Он мой брат, Джес, остальное неважно совсем, — Сэм вырывает руку из её пальцев, быстро касается губами лба и выскакивает за дверь. И даже если потом Джессика не простит ему этого бегства, будет уже всё равно. Главное сейчас — успеть к Дину. Сэм пришёл в себя только в больничной палате, увидев Дина. Путь до аэропорта и больницы слился в одну сплошную полосу. Он сам с трудом понимал, как добрался до этого всеми богами забытого городка. Его вело лишь желание увидеть Дина. Успеть его увидеть, пока не стало слишком поздно. И вот Дин лежал перед ним весь опутанный проводами, с жуткими шрамами по всему телу и на лице. Но он был жив. Только теперь, присев на подоконник и прислонившись виском к холодному окну в палате Дина, Сэм позволил себе выдохнуть. Только теперь почувствовал, как бившая его всё это время дрожь и съедавшая изнутри тревога, начинают постепенно отступать, неся с собой если не умиротворение, то хотя бы некое подобие спокойствия. Он обязательно вытрясет из Дина всю его дурь, как только тот придёт в себя. А пока остаётся только смотреть на него, подмечая каждую деталь, каждую мелочь. И Сэм видит новые шрамы, появившиеся на плечах Дина, на его груди. До ломоты в пальцах хочется прикоснуться к каждому из них, очертить и выучить наизусть, словно карту. Он едва сдерживает себя, чтобы не провести кончиками пальцев по припухшим губам Дина, не прижаться губами к размеренно бьющейся жилке на шее. Он позволяет себе только смотреть. Смотреть и не думать обо всём том, что так хочется сделать. О том времени, что они упустили по его вине. О тех словах, что он так и не успел ему сказать. Дин дёргается на кровати, и Сэм тут же подбегает к нему. Кладёт руки на плечи, чтобы брат не двигался лишний раз. Он видит, как распахиваются глаза Дина, как его тут же затягивает в себя эта зелень, пусть и подёрнутая сейчас лёгкой дымкой. — Сэмми? — собственное имя, произнесённое хриплым голосом непослушными растрескавшимися губами, бьёт по натянутым нервам. И Сэм чувствует, как глаза сами собой наполняются солёной влагой. И он не сдерживает слёзы, позволяя им прочерчивать горячие дорожки по щекам, капать на лицо Дина, который, кажется, и не замечает этого вовсе. Сэм наклоняется к Дину ещё ближе и позволяет себе наконец сделать то, о чём так долго мечтал: коснуться губами виска, прижаться лбом ко лбу брата. — Ещё раз, Дин, выкинешь что-то подобное, — произносит дрожащим, срывающимся на хрип голосом Сэм, глотая слёзы, — и лучше тебе не возвращаться назад. Я сам тебя прибью. — Без тебя всё не так, Дин. Всё не так, — шепчет Сэм ему на ухо, не задумываясь совершенно над тем, какой именно смысл вкладывает в эти слова, как поймёт их Дин. Ему теперь абсолютно всё равно, что будет дальше. Пусть хоть весь мир будет против него, он никогда не отступится больше от Дина, от своих чувств к нему, что давно уже перешагнули грань братских.