В омуте зелёных глаз

Назови мне своё имя, я хочу узнать тебя снова Всё по кругу, но всё будет иначе, я даю тебе слово Lumen — Назови мне своё имя

Дин Бэлу к стенке прижимает, в глаза её смотрит, что сейчас с лёгким испугом по его лицу блуждают, горячее судорожное дыхание на щеке своей ощущает. Но внутри ничего, кроме презрения да жалости, не ощущает. И на мысли вдруг себя ловит: что раньше ни за что не упустил бы шанса со штучкой такой горячей переспать. Но сейчас он лишь мыслям таким усмехается да от Бэлы отходит. И лишь горячий шёпот Сэма в голове звучит: «Эта ночь должна была принадлежать нам». Дин губы облизывает, вкус поцелуя ощущая, словно это только мгновение назад было. И поцелуй этот точно кофе дешёвый из автомата на заправке на губах и языке горечью оседает. И невозможно от мысли избавиться, что другого такого может уже не случиться, что они опоздали, возможно, на целую жизнь. Дин и сам сказать не смог бы, когда всё это началось. С какого момента жизнь его полетела под откос. Когда любовь к Сэмми переросла в нечто большее, чем братская, поправ собой всё то, во что он так свято верил, чем дорожил. В какой такой момент его чистая, бескорыстная любовь к самому дорогому человеку в мире превратилась вдруг в запретную. В любовь, разъедающую яду подобно, всепоглощающую и сметающую все барьеры на своём пути. И Дин тонул в этих чувствах, блуждал в них словно во тьме, возможности выбраться из неё не имея. Вывести из этой тьмы его мог только Сэм, но Дин о чувствах своих рассказать боялся. Боялся хоть чем-то выдать себя. И он язвил больше обычного, во все тяжкие пускался, только бы ничем не показать Сэму, настолько тот дорог ему стал. Он опасался осуждения, презрения, даже ненависти от того, кто давно уже собой весь мир заменил. Такого Дин не вынес бы. Только не от Сэма. Он готов был против мира всего пойти, любовь свою и шанс на счастье отстаивая. Но если бы Сэм от него отступился, он не пережил бы подобного, позволив бездне окончательно затянуть себя. Дин всегда по краю ходить любил, балансируя над пропастью. Словно канатоходец без страховки, каждый шаг которого мог последним стать, если осторожность должную не проявлять. Но Дин всегда в одном лишь твёрдо уверен был: Сэм не подхватит его, если он вдруг сорвётся и упадёт, — тот вместе с ним падать будет. И с Сэмом падение такое вовсе ужасным не казалось и не представлялось чем-то смертельно опасным. Лишь очередное приключение, что нервы щекочет да адреналин по венам с огромной скоростью гонит. Погибать, так только вместе. Другого исхода Дин себе и вообразить не мог. Поцелуй, что Сэм ему подарил, губы жёг и надежду даровал на то, что любовь его не настолько ужасна и отвратительна, как ему представлялось длинными ночами, что он в одиночестве проводил. И хотелось остаться, просьбе Сэма внять, не бросаясь в погоню за призраком той, что и так им крови достаточно попила. Но уйти нужно было, шансом, пусть и призрачным, воспользоваться. Дин не простил бы себе никогда, если бы не сделал этого, не ухватился за эту возможность. И как бы сердце не рвалось на части от одной только просьбы Сэма, начатое необходимо было до конца довести. — Всё будет, — он в висок Сэму шепчет, горячим дыхание бешено бьющуюся жилку опаляя. И сам не понимает до конца, что именно обещает, боясь подарить надеждам и мечтам своим шанс реальностью стать. Поцелуем невесомым губ Сэма касается, ловя их дрожь и судорожный выдох, что с губ того срывается. А потом уходит, не в силах даже на Сэма взглянуть, потому что понимает, что стоит ему только обернуться — уйти уже не сможет. И Дин даже в чём-то Бэле благодарен сейчас, как бы ни хотелось на самом деле сучку эту пристрелить. Она, сама об этом не догадываясь, глаза ему на многое открыла, на Сэма иначе взглянуть заставила и страхи свои на волю отпустить. Дин уверенность внутри ощущает, сильную как никогда, что всё у них с Сэмом будет. Им стоит только отменить билет в Ад в один конец, прогнав ту адскую тварь со своего порога, что придёт за ним, когда пробьёт его час. Всё будет…