В омуте зелёных глаз

У Дина пиздец полнейший по всем фронтам. Не то чтобы и раньше жизнь его тихое болотце напоминала, в котором он прозябал, от безделья маясь, но с тем, что творилось сейчас, это ни в какое сравнение не шло. И это на плечи похлеще всех скал мира давит. Именно поэтому он сидит сейчас один на всеми ветрами продуваемой парковке, к Импале своей верной прислонившись, и в руках бутылку с дешёвым виски сжимает так крепко, что диву бы даться, как не треснула она до сих пор в его руках. Он глоток большой делает в попытке жалкой согреться, чувствуя, как пойло горячей волной по горлу прокатывается. Воротник куртки поднимает, чтобы хоть немного от ветра защититься. Но всё тщетно. И сесть бы сейчас в Импалу да укатить, куда глаза глядят. Но он решиться на это никак не может. Бегство в этой ситуации не помощник ему вовсе. Ничего оно им решить не поможет. Он пару метров, что от номера его сейчас отделяют, никак пройти не может. Не потому, что там всё опостылело давно уже, на плечи стенами обшарпанными давит и так невыносимо тесно, что не развернуться даже (нужное подчеркнуть), а потому что там… Сэм. От которого он, словно трус последний, сбежал. И Дин лишь горечь, что губы сейчас жжёт, ощущает. Но то не виски дешёвый горчит, а поцелуй, что с губ его Сэм сорвал. Забыть бы обо всём, войти в номер, дверью хлопнув, будто точку ставя в этом вопросе. Им не привыкать, в конце концов, таким образом все свои размолвки решать. Но Дин сил в себе никак для этого не находит. Потому что это не казалось таким уж… неправильным? Потому что он не в состоянии был уже сам себе врать? Дин не мог никак жар тела Сэма забыть, когда тот резко его к себе притянул. Не мог из головы выбросить мягкую податливость губ, что всегда сжаты в тонкую линию были в упрямом стремлении Дина от всех бед мира оградить. Не мог забыть этот судорожный выдох, что лицо ему опалил, когда Сэм лбом своим к его прижался. Дину признать бы уже, что он и сам часто о Сэме думал. И мысли эти давно уже перестали лишь вокруг незапятнанности души Сэма вертеться. Но они пугали его, а съедающие желания будто изнутри выжигали, способности здраво мыслить лишали. И он всё чаще стал общества Сэма избегать, чтобы лишний раз не смотреть, чтобы не бороться с очередным соблазном в губы ему поцелуем впиться, вкус Сэма узнавая. Запах его давно уже на подкорку записался, на ноты разобран был. Дин дрожь в голосе старался сдерживать, когда к Сэму обращался, в глаза ему при разговорах не смотрел, боясь затеряться в них и не вынырнуть уже. Но с каждым днём всё сложнее и сложнее становилось с искушением этим бороться. Всё труднее удавалось встать и уйти, чтобы себя не выдать жестом нечаянным или взглядом, чувства свои при этом напоказ не выставить. Дин ночами спать перестал — сны его теперь всё больше фантазии грязные о Сэме напоминали. И он ворочался с боку на бок, слыша, как размеренно дышит на соседней кровати Сэм, и взгляд от него, беззащитного такого и открытого, отвести не мог. Губы едва ли не до крови кусал, позволяя полузадушенным стонам в тесноте ванной с них срываться, когда он имя Сэма произносил, лбом к прохладе кафеля прижимаясь. И Сэм совсем не помогал ему с этими желаниями бороться. Он точно специально раз за разом Дина на лишний контакт провоцировал, расстояние между ними во время разговоров сокращая настолько, что Дин аромат его шампуня улавливал. И это весь воздух из лёгких моментально выбивало, почвы под ногами лишало, и кровь заставляло с бешеной скоростью по венам и артериям бежать. Дин головой встряхивает, плечами передёргивает и очередной глоток виски делает. Пальцы, что горлышко бутылки сжимают, от холода этого дикого и ветра совсем уже занемели. Он на дверь номера смотрит и сам себе уголком рта усмехается. Бутылку на асфальт опускает, глубоко вдыхает и шаг к двери делает. Он канатоходцем себя сейчас ощущает, каждый шаг которого последним грозит стать, если бдительность хоть на мгновение утратить. — Сэмми? — голос его хрипит от волнения. Дин видит сгорбленные плечи Сэма, напрягшиеся мышцы на руках, которыми тот изо всех сил в столешницу вцепился, точно без опоры той ему и не выстоять вовсе в этом мире. Сэм глаза на него поднимает, и Дин в них лишь беспокойство и страх считывает. Сердце от этого удар пропускает, и Дин не находит, что Сэму сказать. — Дин, — и эти умоляюще-просящие интонации последние остатки самоконтроля ко всем чертям посылают. — Ты уверен… Сэмми? — Дин к двери прислоняется, глаза слегка прикрывает и момент пропускает, когда Сэм расстояние между ними сокращает. — Уверен, Дин… — жарко в лицо выдыхает, к губам в поцелуе робком и неуверенном приникает, точно разрешение у Дина спрашивает. — Проклятье, — с губ того лишь срывается, прежде чем он руку на загривок Сэма кладёт, в волосы ему пальцами дрожащими зарывается и поцелуй углубляет.