Кто убедил тебя, Что жить спокойно нужно? Мы никогда не будем Моложе, чем сегодня.
***
— Я буду скучать, Сэмми… — Дин с дрожью в голосе справится пытается и горячо в макушку Сэма выдыхает, отчего тот вздрагивает и плечами слегка передёргивает. Но Дин лишь крепче его к себе прижимает, носом в волосы зарывается. И плевать совершенно на то, что волоски лицо щекочут, что сам Дин плавится от жара этого знойного летнего дня. Даже раскидистый клён, в тени которого они устроились, не спасает от палящего августовского солнца. По спине, что к коре шершавой сейчас прижимается, давно уже струйки пота стекают. Но Дину настолько хорошо от присутствия Сэма рядом, который спиной к животу его прижимается, голову у него на плече устроив, что плевать он хотел на все эти мелкие неудобства. Он никогда не был мастером речи красивые произносить, о чувствах своих говорить. Но ему хочется, чтобы Сэм понял всё, между строк читая, как всегда мастерски умел это делать. Понял, как сильно он будет скучать по его улыбкам и искреннему смеху, которые Сэм лишь ему одному дарил. По ямочкам, что на щеках Сэма появлялись, лишь больше юность того подчёркивая. По этим карим глазам, что всегда лишь теплотой и любовью лучились, когда на него, Дина, смотрели. По всем этим робким взглядам, которые Сэм на него из-под чёлки бросал, а потом так очаровательно краснел, когда Дин в ответ лишь подмигивал да по губам кончиком языка проводил. — Дин… — шёпот с губ Сэма срывается, и Дин в нём слёзы улавливает, что душу ему сейчас на части рвут да сердце вдребезги разбивают. — Всё будет хорошо, Сэмми, — Дин в висок ему шепчет, но сам словам своим едва ли верит. — Я не смогу… без тебя… Дин, — он в руках Дина изворачивается, в глаза ему смотрит и слёз своих больше не скрывает, позволяя им дорожки солёные по щекам прокладывать, что точно железом раскалённым сейчас кожу обжигают. — Ну же, Сэмми… — Дин пальцами эти слёзы вытирает, губами их осушает. — Сэмми, — и в голосе его при этом столько нежности и заботы, что Дин сам себе поражается. И откуда она только в нём, цинике прожжённом, берётся? Дин сам себе усмехается: ответ на этот вопрос ему давно уже известен. Всё дело в Сэме, в нём одном. В этом соседском мальчишке с ямочками на щеках и извечными искорками озорными в глазах. И мальчишка этот постепенно собой весь мир заменил, вытеснив всех и вся. И Дину бежать бы от него, но он лишь сильнее день ото дня к нему привязывался, не представляя теперь жизни своей без него. Дин поражался тому, как они, два совершенно непохожих друг на друга парня, смогли не просто подружиться, но и кем-то большим стать. Они были из разных миров: Дин был сыном простого автомеханика, Сэм — сыном потомственных врачей. Родители Сэма были не то чтобы открыто против их дружбы, но считали всё это блажью и дни буквально считали до момента отъезда сына в колледж. Они свято уверовали в то, что Сэм тут же выкинет своего друга из головы, как только порог колледжа переступит. И Сэм отнюдь не торопился их в этом переубеждать. Пусть верят во что хотят, только бы в покое оставили. — Не хочу уезжать, — Сэм губами по линии подбородка Дина проходится, слегка кожу прикусывая. До шеи губами дотрагивается, влажные дорожки оставляя и заставляя Дина лишь больше голову запрокидывать да губы кусать. И у Дина от этих поцелуев голову тут же кружит, да кровь моментально вся к паху приливает. — Сэмми… — Дин шёпотом едва слышным произносит, стоны уже не сдерживая. — Мы уже много раз об этом говорили. Сэм тут же от него отстраняется, чем недовольный стон у Дина с губ срывает. — Не будь ребёнком, ну же, — Дин усмешку скрыть не может, когда видит, как Сэм губы дует да руки на груди скрещивает. Обиделся, мол. И Дин сам тянется к нему, к этим горячим губам, которые только что так кровь будоражили прикосновениями своими и вздрагивать всем телом заставляли. Он Сэма, словно самую дорогую драгоценность, бережно спиной на траву укладывает и нависает над ним, руками по обе стороны от его лица уперевшись. — Ты уверен, Сэмми? — в лицо ему жарко выдыхает, губами к виску прижимается, ловя бешено бьющийся под кожей пульс. Сэм лишь глаза закатывает да вздыхает чересчур уж театрально — столько раз они уже это обсуждали. Он давно готов был шаг этот сделать, но Дин всё осторожничал и черту переступать не хотел. — Дин… пожалуйста… — и тот голову теряет от того, как звучит собственное имя, произнесённое чужими устами. — Мне очень нужно… И все возведённые Дином барьеры под натиском Сэма падают. Можно больше не сдерживать желания, что давно уже наружу рвутся. Он рывком футболку с себя стягивает и к пуговицам на рубашке Сэма тянется, одну за одной расстёгивает, тщетно с дрожью в руках справится пытается. Кончиками пальцев в невесомом касании по животу Сэма проводит, заставляя того вздрогнуть да мурашками покрыться, несмотря на дикую жару. Дин носом к ярёмной впадинке прижимается, словно запах Сэма в себя вобрать пытается. И даже сквозь терпкий запах пота чувствует ту свежесть, которой Сэм всегда пах. Губами по ключицам проходится, ощущая, как те моментально солёной корочкой покрываются. Дин облизывает их, соль с губ собирая. — Дин, — сквозь шум крови в ушах он едва слышит жалобный стон Сэма, — пожалуйста… Дин… И Дин рукой по торсу Сэма скользит, рёбра пересчитывая и живот оглаживая, чем ещё громче стоны с губ Сэма срывает. Сэма подбрасывает буквально на траве, когда ладонь Дина на шорты опускается, слегка сжимая и поглаживая давно уже возбуждённый член. А потом они ещё долго лежат на траве совершенно обессилевшие и мокрые, переплетясь руками и ногами, словно единое целое. Но Дин именно так себя и ощущает сейчас: частью Сэма, точно они давно уже проросли друг в друга корнями, костьми настолько срослись, что и не поймёшь теперь, где один, где другой. — Тебя отвезти? — наконец нарушает молчание Дин, футболку натягивая. — Отец обещал, — вскидывает голову Сэм. — Дин… можно тебя попросить? Не приходи завтра, иначе… я… я не смогу, если… Прости… — голос его дрожит, а в глазах снова слёзы стоят. — Всё в порядке, Сэмми, — Дин его к себе прижимает, в родинку на подбородке целует. — Всё нормально. У нас впереди ещё целый вечер и ночь. Успею тебе наскучить. Сэм лишь смеётся в ответ, голову запрокидывая. — И не мечтай, Дин Винчестер. Так просто ты от меня не отделаешься, — и в поцелуе требовательном тут же ко рту Дина прижимается, слегка за губу нижнюю кусает.***
Следующие месяцы превратились для Дина в одну сплошную пытку. Он словно и не жил, а лишь по когда-то заложенной в него программе действовал, движения свои до автоматизма доведя. Все дни для него слились в один бесконечный поток боли, что дышать нормально мешала, что нервы в клочья разрывала, вынуждая всё больше в себе замыкаться, в бледное подобие себя прежнего превращаться. И лишь редкие звонки Сэма его из бездны вытаскивали, в которую он летел с какой-то космической скоростью. Дин любил слушать голос Сэма, что крепче канатов любых держал, что от падения его окончательного удерживал. Любил представлять себе Сэма в такие моменты. Он будто явственно видел, как тот губу нижнюю закусывает, как глаза закатывает, как фыркает, когда что-то особенно нелепое от Дина слышит. Но больше всего он дыхание Сэма в трубке слушать любил, рядом с собой его представляя и будто ощущая это горячее дыхание на своей щеке. Сэм, точно мысли его читая, любил ему голосовые сообщения присылать. И пусть они смысла чаще всего никакого не несли, но каждое такое помогало Дину на ноги подниматься, стимулом по утрам вставать служило и делами ненавистными заниматься. Я скучаю, Дин. Мне тут всё опостылело уже без тебя. Забери меня, Дин. Пожалуйста. Вези сюда свой красивый зад, Дин. Иначе, богом клянусь, я сам до него доберусь. Пешком… нет, на попутках лучше. Ты же с ума от беспокойства сойдёшь. Да, Дин? Я хочу тебя, Дин Винчестер. И Дин удивлялся, что стало с его маленьким невинным Сэмми, раз такие слова с губ его слетали. Не то чтобы ему это не нравилось. Это определённо… заводило, но Дин никак не мог свыкнуться с мыслью, что малыш Сэмми давно уже вырос и не нужно его больше от местных хулиганов защищать, как когда-то в детстве. И я жду тебя на День благодарения, Дин. Только попробуй не приехать. Никаких предков, никакой индейки… Только ты и я, Дин.***
Дин от картины, глазам его представшей, на месте буквально замирает, не в силах пошевелиться. Он зубами почти скрипит от злости, глаза щурит да ногтями в ладони до отметин впивается. Дин на ногах от усталости едва ли стоит — он гнал как сумасшедший почти через всю страну, надеясь как можно быстрее Сэма увидеть. Нет, Дин понимал, конечно, что Сэм не должен был вовсе жизнь отшельника в колледже вести, но оказался не готов совершенно к тому, что тот настолько большой популярностью у девушек пользуется. Вот прямо сейчас Сэм стоял в окружении стайки девушек, что едва ли не вешались на него, глаз с него восторженных не сводя. Дину слишком хорошо знаком этот взгляд был — он сам на Сэма так же всегда смотрел. Дин уйти порывается, но момент пропускает, когда Сэм оборачивается и замечает его. На какой-то миг в глазах его непонимание мелькает, а потом на губах улыбка довольная расцветает. Он из объятий блондинки выскальзывает да к Дину бросается. Но в нерешительности возле него замирает. — Ты приехал, — выдыхает он, взгляд на Дина из-под чёлки, что ещё больше отросла, бросает. — Не помешал? — Дин в сторону девушек кивает. Он за этим жестом беззаботным раздражение своё спрятать пытается, но Сэм его слишком хорошо знает, чтобы на такие уловки повестись. — Это ничего не значит, Дин, — Сэм шаг делает, что их с Дином разделяет, и так крепко к себе прижимает, что тому моментально дышать нечем становится. — Мы только друзья. — Ты ничего мне не должен, Сэмми, — но дрожь в голосе скрыть так и не получается. — Не надо. Я всё понимаю…. — Чёрта с два, Дин, — Сэм из себя выходит и договорить ему не даёт. — Ни черта ты не понимаешь, — он на крик вдруг срывается, наплевав на невольных свидетелей этой сцены. — Только ты один, Дин… Всегда только ты… — и Сэм запинается, глаза опускает, не в силах взгляд Дина выдерживать больше. — Прости, Сэмми, — Дин в висок ему выдыхает. — Я так соскучился… Он пальцы в волосы Сэма запускает, позвонки выступающие подушечками оглаживая, и в губы ему поцелуем впивается, всю свою страсть и желание в него вкладывает. И плевать, что это все видят. Пусть знают, кому Сэм принадлежит.***
— Твои предки проклянут меня до десятого колена, — ещё один аргумент приводит Дин, понимая прекрасно всю его абсурдность и нелепость. — Как будто это тебя так волнует, Дин, — лишь фыркает в ответ Сэм. — Они давно уже это сделали. Ещё в день нашего с тобой знакомства, когда я, восторгом буквально захлёбываясь, рассказывал о том, какой классный у меня появился друг. И Сэм Дина к стене прижимает, губами мочку уха прикусывает да шепчет куда-то в висок так жарко, что колени у Дина тут же ватными становятся: — Я знаю, чего хочу, Дин, поверь… — Грязно играешь, Сэмми, — выдыхает ему в губы Дин. — Дружки по колледжу научили? — Ты сам во всём виноват. Забери меня отсюда, Дин, — Сэм в глаза ему заглядывает. — Иначе я сам сбегу, а ты виноватым себя чувствовать будешь. Дин понимает, что все аргументы, которые он уже битый час пытался до Сэма донести, сейчас бессмысленны абсолютно. Сэм не слышит его, слишком опьянённый его близостью. И Дин уже готов напору его уступить, потому что никогда не мог противостоять Сэму. Тот всегда добивался своего. — У меня есть одно условие, Сэм. — Всего одного? — Сэм вопросительно брови вскидывает и улыбку в уголках рта прячет. — Не нарывайся, Сэмми, — шумно вздыхает Дин. — Я дам нам пару месяцев, а потом выбор за тобой будет. Захочешь вернуться — я удерживать не стану. — Что угодно, Дин, — Сэм с жаром ему в губы выдыхает. — Я пойду за тобой куда угодно. Кроме тебя мне никто не нужен. Дин губами к его виску прижимается да и замирает так на какое-то время, пульс считывая. И в счастье своё с трудом поверить может.***
Дин ключ в замке зажигания поворачивает, раздавшийся утробный рёв мотора Импалы для него музыке подобен. Он голову вправо поворачивает и на вопросительный взгляд Сэма тут же натыкается, но лишь краешком рта в ответ улыбается. Ветер, что в окно сейчас врывается, волосы Сэма треплет, в глаза тому пряди непослушные бросает. Но Сэм лишь заливисто смеётся на это. И Дин чувствует, как его волной счастья накрывает от этой картины. И даже если Сэм решит потом, что всё это было совсем не тем, о чём ему мечталось, Дин благодарен будет судьбе уже за эти моменты чистого, ничем не запятнанного счастья. Ведь у него есть всё, о чём он так долго грезил: Сэм, волосы которого сейчас всполохами заката подсвечены, старый добрый рок, что на полную мощность играет, верная Импала да убегающая вдаль чёрная лента дороги.