В омуте зелёных глаз

Большой конфликт начинается с игнорирования маленьких проблем. Сатья Дас

Сэм один стоит на этой парковке, что всеми ветрами сейчас продувается. Но он холода этого жуткого, что так и норовит под куртку залезть, не ощущает совсем. Да и какая разница теперь, что с ним будет: замёрзнет он напрочь, или же жар Преисподней его спалит. Ему плевать теперь на весь этот мир, на все его проблемы. Пусть хоть ко всем демонам Ада катится. И его может с собой прихватить. Мы никогда больше не будем так близки, как раньше. Эти слова его словно железом раскалённым жгут. Они его возможности дышать лишают, силы последние забирают. И Сэм на колени падает, словно в нём что-то ломается внутри со звоном столь громким, что он поражается, как никто этого не слышит. Он морщится от боли этой фантомной, пальцы в волосы запускает и в рыданиях беззвучных заходится. Сэм вину, что на плечи сейчас давит с огромной силой, ощущает. Но виноват он вовсе не перед миром, что в хаос вот-вот готов погрузиться, не перед тысячами и тысячами людей, которые по вине его погибнут, не перед съехавшей с катушек всесильной семейкой с её армией ангелов. Сэм лишь перед одним человеком во всей вселенной виноват был. Он предал доверие того, кого больше всех любил, кого больше всех уважал и ценил. Сэм доверие Дина предал, польстившись на сладкие речи той, которая лишь цели свои преследовала, медленно, но верно ведя его туда, куда ей так необходимо было. Сэм лишь перед Дином одним виноват был. Только у брата ему стоит прощение вымаливать. На коленях стоя, в ногах у него ползая. Но Сэм не уверен, что тот простить его готов. Не сейчас уж точно. Да и сможет ли когда-нибудь? Сможет ли Дин если не забыть о его предательстве, то хотя бы сделать вид, что забыл? Сможет ли Дин когда-нибудь смотреть на него так, как всегда смотрел: глазами, в которых столько любви и нежности было, что Сэм невольно вопросом задавался — а чем он счастье такое заслужил, за какие такие заслуги ему всё это досталось? Сможет ли Дин губами горячими к пальцам его прижиматься, не думая о том, что эти руки когда-то Руби в объятиях держали? И Сэму плевать было сейчас на весь этот мир, что рушился буквально у него под ногами. Плевать он хотел на этот Апокалипсис, на Люцифера, которого он по глупости и самонадеянности своей из заточения выпустил. Никакой конец света не мог сравниться с осуждением в глазах Дина. С той болью, коей полна сейчас эта затягивающая в себя зелень была. Сэм понимал прекрасно, что Дину с болью этой не справиться, она уничтожит его изнутри, сожрёт полностью, стоит тому только один на один с ней остаться. Дин только внешне был сильным. Это для других он лицо держал, масок на него нацепив столько, что и не прорвёшься сквозь защиту эту. Весь мир в нём лишь Охотника видел, несгибаемого, отважного, готового в любую минуту в самую гущу событий броситься, не взвешивая при этом все за и против. Он был тем самым ориентиром, за которым все пойти готовы были. Но никто из них не знал Дина. Не видел его настоящего. Того, кто за всей этой бравадой прятался. Кто так умело всеми этими шуточками и смешками прикрывался. Лишь Сэм сумел за все эти возведённые барьеры пробраться. Лишь ему одному открылась правда о Дине. Только Сэму одному позволено было видеть разбитого Дина, видеть слёзы, что дорожки себе прокладывали по щекам, веснушками золотистыми усыпанными. И Сэм шокирован был тем, насколько хрупким был его всегда такой сильный старший брат. Тот, кто всегда был для него опорой надёжной, поддержкой во всём, сам в этой поддержке нуждался не меньше. Дин был словно склеен из множества и множества разномастных осколков. Сердце давно его было нитками сшито, и нитки те готовы были лопнуть вот-вот, потому что не справлялись уже с той болью, что в сердце Дина жила постоянно. И Сэм думать себе запрещал о том, что будет с Дином, когда это в конце концов произойдёт. Успеет ли он Дина подхватить, чтобы тот не упал? Успеет ли спасти того, кто давно уже собой весь мир заменил? Позволит ли Дин ему это сделать? Ведь Сэм предал его, доверие его попрал. Сэм поверить отказывался в то, что всё кончено, что отныне он один вынужден будет по миру этому, что на глазах его в бездну проваливался, скитаться. Он прочь от себя мысли эти гнал, потому как не было для него ничего страшнее осуждения и холодности Дина. Это было страшнее всех тех монстров, с которыми они все эти годы сражались. Они ведь всегда плечом к плечу были, всегда друг друга спасали. А теперь… Я тебе больше не верю. Сэм готов был вынести что угодно: гнев Дина, его крики, он бы и побои стерпел, не став сопротивляться даже. Лучше бы Дин во всех смертных грехах его обвинял, только слов бы этих никогда не произносил. Они весь мир Сэма до основания разрушают, опоры его моментально лишают. И он может лишь ртом, словно рыба, на берег выброшенная, воздух хватать, кулаки так сильно сжимать, что от ногтей кровавые лунки на ладонях остаются. Но ему плевать абсолютно на всю эту боль внешнюю, его сердце сейчас на множество осколков разбивается, осыпаясь к ногам Дина. Но Дин не видит этого, он лишь в Импалу садится и уезжает прочь от этого места. И Сэму кажется, что это Дин от него бежит. Словно от чумы. Словно навсегда его позади оставить пытается…