В омуте зелёных глаз

знаешь, а мы ведь и правда могли быть рядом, не сомневаться друг в друге, нахмурив брови, а наслаждаться моментом, одной минутой. мы ведь могли и счастливыми быть как будто, если бы были собой, не играя роли. если бы думали прежде, чем делать больно. знаешь, а мы ведь и правда могли бы вместе, если бы враз не столкнулись с десятком «если б». И. Врублевский

— Береги себя, Дин. — Ты тоже, Сэмми. Сколько раз они говорили друг другу эти слова, уже и не счесть даже. А потом неизменно расходились в разные стороны, отправляясь каждый на своё дело. Но Дин всегда был уверен лишь в одном: после они неизменно встретятся и отправятся в бар, чтобы выпить пива и сбросить это напряжение. Или же уедут на Импале куда глаза глядят, остановятся где-нибудь на обочине вдали от шумной трассы. Сэм сядет на ещё тёплый капот, а сам он устроит голову у него на коленях и будет едва ли не мурчать от удовольствия, чувствуя пальцы Сэма, что по слегка отросшему ёжику волос его гладят. Так было всегда. И казалось, что так будет и впредь, пока мир это проклятый стоит. Но сейчас, глядя на Сэма, Дин уверенности былой не ощущает. У него в груди сейчас пустота, которую ничем не заполнить. С пустотой этой мог справиться только один человек — Сэм. Но Дину лишь смеяться над издёвкой судьбы хочется: Сэм и был причиной этой пустоты. И она разорвать его на части грозит, если и дальше расти с той же скоростью будет. Спасения нет. Выхода нет. Дальше только беспросветная мгла и отчаяние, что всё сильнее в свои сети затягивать будет. И не будет больше рядом того, кто плечо подставит, кто успокоит одним лишь своим присутствием. Не будет больше рядом Сэма… Такое прежде Дину только в кошмарах представлялось, а теперь реальностью его грозится стать. Он душу свою однажды продал, не в силах справиться со смертью Сэма, а сейчас отпустить его готов. Отпустить… Неужели они до такого дошли? Что стало с их Семьёй? С той Любовью и Преданностью, что всегда между ними была. Да, пусть и проблем между ними столько, что в них не разобраться уже было, но вот так, сходу, обрубить всё? Сэм на Дина оглядывается, словно ждёт от него чего-то. Словно ожидает, что Дин сейчас улыбнётся и в шутку всё обернёт. Но Дин так и не двигается с места, продолжая за Сэмом только глазами следить. Дин взглядом в спину ему упирается, в плечи эти широкие, в которые так любил пальцами впиваться, отметины от ногтей оставляя. Он глаза слегка щурит, точно это поможет ему. Но облик Сэма давно уже на внутренней стороне века выжжен, в сетчатку впаян настолько, что не забыть Дину его, как бы сильно он ни старался. Дин внешне оплот спокойствия, но лишь богу одному известно, каких усилий ему стоит на месте оставаться. Ведь так и хочется поддаться всем тем чувствам и эмоциям, что сейчас изнутри на части буквально рвут, места живого у Дина на сердце не оставляя. И с каждым мигом противостоять желанию сорваться с места и броситься к Сэму становится всё сложнее и сложнее. Так и хочется со скамейки этой треклятой, к которой он точно прирос, сорваться и к Сэму рвануть. До дрожи, до ломоты просто хочется обнять его спины, носом в шею уткнуться и запах родной, что голову всегда кружил сильнее любого виски, в себя втянуть. Хочется горячим дыханием Сэму шею опалять, шепча о том, что всё позади, что всё они преодолеют. Они со всем справятся, потому что вместе через это пройдут, воспринимая всё происходящее лишь как очередное испытание, которое им зараза-судьба вновь подкинула. Дин видит, как Сэм пальцами по багажнику Импалы проводит. И невольно вздрагивает от интимности этого жеста. Он на месте Детки своей оказаться сейчас хотел бы, желая вот так же пальцы Сэма на себе ощутить. Представлял, как те прошлись бы в касании невесомом по скулам, кончиками самыми едва контур губ бы очертили. И Дин бы вздрогнул от этих прикосновений, глаза прикрывая от захлестнувшего его наслаждения, лаской такой невинной вызванного, дыханием горячим пальцы Сэма обжигая. Сэм к себе бы его притянул, лбом своим в его, Дина, лоб упираясь. Губами бы прижался к виску, шепча при этом что-то неразборчивое, что-то бессвязное. И Дин лишь сильнее бы пальцами в куртку его впивался, не позволяя больше ни на шаг от себя отойти. Дин плечом слегка поводит, от мыслей и желаний своих избавиться пытаясь. Не время сейчас об этом думать. Он так и остаётся на месте сидеть, позволяя Сэму с машиной проститься, не желая тому мешать. Но лишь одна мысль бьётся набатом в голове: навсегда ли это прощание? Дин не уверен в это мгновение ни в чём. Только не в его нынешнем состоянии решения принимать. Да, сейчас ему тяжело и больно. Но готов ли он, положа руку на сердце, пусть от него и остались лишь лоскуты одни изорванные, отпустить Сэма навсегда? Готов ли сказать тому «прощай», поставив навсегда точку в их истории и не оставив ни единого, даже призрачного шанса на многоточие? Станет ли ему легче, если Сэм сейчас уйдёт из его жизни? Станет ли спокойнее Дину, если он сможет Сэма позади оставить? Проклятье! Дин лишь пальцы сильнее в замок сцепляет, чувствуя, как дрожь тело пронзает. Не должно было вот так всё закончиться. Не должен Сэм, его Сэмми, сейчас в чужую машину садиться. Не должен уезжать неизвестно куда и непонятно с кем. Но Дин слишком устал, слишком разбит и подавлен, чтобы сейчас искать в себе силы прощать. Их попусту нет. Он может лишь взглядом машину провожать да протяжно выдыхать, позволяя половине души своей отколоться. Даже слёз уже нет. Давно ничего нет уже. Лишь пустота одна…