В омуте зелёных глаз

Я должен точно знать За что придётся отдать Душу неразменную Когда мой час пробьёт. Би-2 «Колыбельная»

Дин из ванной выходит, полотенцем волосы ещё немного влажные после душа промакивает. Он взглядом быстрым номер окидывает — привычка Охотника, от которой ему, пожалуй, уже не избавиться никогда. Глаза в широкую спину Сэма впиваются, который за столом по-прежнему сидит, в экран ноутбука вглядываясь. Перед ним чашка с кофе стоит. Наверняка та бурда растворимая, которую Сэм в себя чашку за чашкой вливал, давно уже остыла. Дин уже счёт этим кружкам потерял, Сэм и подавно их не считал никогда. И пройти бы эти несколько метров, что их сейчас разделяют, руки на плечи Сэму положить да в волосы носом зарыться, невольный стон с губ Сэма срывая, но Дин с места себя не может заставить сдвинуться. Между ними точно пропасть сейчас, которую ему не преодолеть никогда. И Дин может лишь смотреть, не нарушая тишину, которая в комнате повисла. Он эту тишину впитывает в себя, наслаждаясь этими редкими мгновениями спокойствия, которые выпадают им нечасто, что Дин, кажется, их по пальцам пересчитать может. Он полотенце в сторону откидывает, руки на груди скрещивает и плечом к дверному косяку прислоняется, не прекращая на Сэма смотреть. Я поняла, что всё кончено, как только Сэм появился. Всплывают вдруг в памяти слова Лизы. И Дин плечом невольно передёргивает, словно это поможет ему их забыть. Но они намертво на подкорку записались, заставляя Дина к ним возвращаться снова и снова. Он не согласен с ней. Дину, напротив, кажется, что ничего никогда и не начиналось на самом деле. Словно всё это было ненастоящим, словно он жизнью чужой жил. Такая жизнь могла бы быть у другого Дина Винчестера в какой-то параллельной вселенной. В той жизни никогда не было бы ни Охоты, ни всех этих тварей, что так жаждали его убить. Это была бы жизнь, в которой не нужно было бы днём одним жить, всё время оглядываясь. То была бы жизнь, в которой не было бы Сэма рядом… Но нужна ли ему такая жизнь? Жизнь без Сэма, который вычеркнул его из своей жизни раз и навсегда. Дин даже представить себе боялся, что так могло бы всегда быть. Он уже достаточно вдали от Сэма жил, чтобы желать ещё раз подобное повторить. Слишком больно было, слишком пусто. Всё не так без Сэма было. И Дин скучал. Безумно. До физической боли внутри, от которой хотелось одного только: лечь и больше не просыпаться. У него давно уже огромная дыра была на том месте, где должно сердце быть. И дыра та чернее любой бездны была, затягивая в себя всё, что Дина окружало. Он терял слишком многих, слишком часто. Дыра эта росла с каждым днём, грозясь поглотить остатки того хорошего, что в жизни Дина ещё осталось, вытравить остатки того света, той крохотной надежды, что ещё теплились внутри. Он задыхался от боли, что жила в нём. И игнорировать её с каждым днём становилось всё сложнее и сложнее. Дин огромной кровоточащей раной был. Его наизнанку от боли этой выворачивало. И невозможно было больше вид делать, что не существует этой пустоты, невозможно было улыбаться и вести себя так, словно всё в порядке. Он слишком долго маски эти носил, эмоции свои и чувства пряча. Хотелось вновь себя живым почувствовать, вновь смысл жизни обрести. Но это только рядом с Сэмом возможно было. Пока он в твоей жизни, ты не будешь счастлив. Нет же, нет. Так и хочется Дину Лизе возразить. Всё в корне не так — только рядом с Сэмом Дин счастлив был. Ему не нужен никто, кроме него, был. В нём смысл его жизни был, весь свет её заключён. Он Сэма всегда лишь выбирал. Раз за разом, какой бы выбор перед ним жизнь ни ставила. Дин любил Лизу и Бена, по-своему, но любил. За этот год они ему близки стали, с этим он спорить даже не собирался. Но Дин в одном лишь уверен был: они никогда бы его в жизни не появились, не возьми тогда с него Сэм эту клятву, не вытяни он с него обещание нормальной жизнью жить. Это Сэм, не Лиза вовсе, все его устои ломал, все принципы, которыми Дин жил, попирал. Он барьеры ломал, что Дин вокруг себя всю жизнь возводил, стены крепкие сносил. Дина заботой и лаской окружал так, как никто не мог больше. И Дин готов был с головой в эти ощущения бросаться, во власть Сэма полностью, без остатка отдаваться. С Лизой хорошо было, но всё же никогда бы она не смогла заменить ему Сэма. Его пальцы, на кончиках которых наслаждение жило. Его глаза, в которых любовь плескалась, с головой затапливая их двоих. Его голос, который за собой всегда звал. Его губы горячие, которые всегда к виску прижимались, считывая бешено бьющийся под кожей пульс. У вас самые нездоровые, запутанные и безумные отношения, какие я видела. На это Дину плевать абсолютно было. Присутствие рядом Сэма перекрывало собой всё, сводило на нет все те неурядицы и проблемы, что между ними были. Они прощали друг друга бесчисленное множество раз, потому что иначе не могли, потому что жизнь без другого смысл всякий теряла. Да, они недоговаривали, о чувствах своих умалчивали, но они любили друг друга так, как никогда и никого бы не смогли полюбить больше. Лёгкий хлопок крышки ноутбука вырывает Дина из мыслей. Он моргает раз-другой, в реальность возвращаясь. Туда, где Сэм взгляд его ловит и удивлённо брови вскидывает. Дин только плечом дёргает и делает, наконец, те несколько шагов, что от Сэма его отделяют. Он видит, как Сэм замирает под его взглядом, кажется, даже дышать забывает. Покорный, послушный Сэмми. Его мальчик, ради которого он готов на что угодно. И Дин языком по губе нижней проходится, сглатывает шумно, заворожённый такой покорностью и доверчивостью. Он чувствует, как внутри него зверь голову поднимает. Зверь, который всегда хотел Сэмом обладать, меток своих на нём оставить столько, что ни у кого не возникало бы сомнений, кому тот принадлежит. — Дин… — едва слышный шёпот с губ Сэма слетает. И Дин в звуках собственного имени тонет, голову теряет от интонаций родных. Сэм навстречу ему подаётся, со стула поднимается и на край стола садится. — Дин… — дыханием горячим лицо ему опаляет. И Дин глаза прикрывает, пряча разгорающийся в них огонь за длинными ресницами. Дин рывком с Сэма футболку снимает, в сторону её отбрасывает. Он к Сэму так сильно прижимается, что каждый мускул под этой обжигающе горячей кожей ощущает. И это прыжку в воду ледяную подобно: моментально дышать становится нечем и остаётся лишь ртом открытым, словно выброшенная на берег рыба, воздух хватать. Но Дину этого мало. Ему хочется с Сэмом единым целым стать. Хочется костьми в него прорасти, чтобы никто уже не смог их разлучить, чтобы они вместе на веки вечные были, как всегда и хотелось. — Только с тобой, Сэм, — Дин мыслям собственным вторит, в губы Сэма выдыхая. — Только с тобой… И он желания свои на волю отпускает, приникая к губам Сэма в поцелуе требовательном. Сэм натиску его уступает, рот приоткрывает и позволяет языку Дина внутрь скользнуть. Сэм за губу нижнюю Дина кусает, тут же языком проходясь по месту укуса. — Боже… — тихий стон с губ срывается, но непонятно уже, кому из них двоих он принадлежит.