И как мне с этим жить Я не смогу забыть Спой мне колыбельную И пусть кошмар уйдёт. Би-2 «Колыбельная»
***
Сэм глаза резко распахивает, выныривая из сна. Сердце бешено где-то в горле колотится, словно вот-вот выскочит. Сэм точно рыба, на берег выброшенная, жадно воздух хватает, а во рту пересохло так, словно он посреди пустыни без единой капли воды бродил. Он на кровати садится, ноги к груди прижимает и за предплечья себя обхватывает, но это никак не помогает от озноба избавиться. Сэма трясёт так, что зуб на зуб едва ли попадает. Он костяшки пальцев прикусывает, металлический привкус крови тут же во рту чувствуя. Но даже это едва-едва помогает сдержать рвущийся наружу крик. Сэм Дина, который на соседней кровати спит, ненароком разбудить боится. Он судорожный вдох делает, глаза прикрывает и на спинку кровати откидывается. Сэм вспомнить пытается, что же именно ему снилось, что так напугать его могло. Но обрывки сна никак в картину единую складываться не хотят. Сэм цепляется за них, но тщетно, они ускользают как песок сквозь пальцы. Он помнил только женский голос, который его звал. Голос этот словно везде был, раздаваясь сразу из множества мест. И Сэм метался по каким-то коридорам, пытаясь понять, кто именно его звал и откуда голос этот шёл. — Сэм… Сэмми, — доносится вдруг до его слуха голос Дина. — Что случилось? Ты почему не спишь? — голос Дина хрипит после сна, и чувствуется, что слова ему с трудом огромным даются. — Опять кошмар? — спрашивает он, так и не дождавшись ответа. Сэм лишь кивает, не в силах и слова из себя выдавить. Дин, спавший до этого на животе, подмяв под себя подушку, на бок переворачивается и чуть сдвигается на узкой кровати. Слегка похлопывает рукой по свободному месту рядом с собой — Сэму повторного приглашения и не требуется. Он тут же выбирается из-под одеяла и делает шаг к кровати Дина. На секунду буквально на месте замирает, а потом рядом ложится, не решаясь всё же близко к Дину придвинуться. — Не уснёшь же так, — тут же слышится тихое ворчание Дина. И он сам придвигается ближе к Сэму, обвивая рукой живот, опутывая ногами и сильнее прижимая к себе. Кожа горит от прикосновения пальцев Дина, и всё тело моментально пронзает дрожь, когда Сэм слышит, с каким шумом Дин втягивает воздух, утыкаясь носом ему в волосы. Висок тут же опаляет горячее дыхание, стоит только Дину начать нашёптывать ему какие-то слова. Вряд ли тот сам сейчас понимает, что именно говорит. Но Сэм жадно ловит каждое слово, жадно впитывает запах Дина, который моментально его окутывает. Кажется, вся жизнь прошла с тех самых пор, когда они вот так же засыпали на узких кроватях в мотелях, пока отец пропадал на Охоте. Слишком много воды с тех пор утекло, слишком многое успело между ними случиться, слишком много слов было не сказано. Сэм губу закусывает, дабы стон сдержать, когда на него вдруг обрушивается осознание того, как давно он так близко к Дину не был. Он так хотел забыть, но воспоминания эти обжигают, царапают изнутри и покоя никак не дают, вспыхивая в мозгу яркой вереницей. Сэм прочь их от себя гонит, ещё ближе к Дину спиной прижимаясь, словно раствориться в нём сейчас пытается. И он на размеренном дыхании Дина сосредотачивается, постепенно позволяя сну затянуть себя в свои сети.***
Дин просыпается от того, что кто-то в шею ему сопит. Он моргает несколько раз, пытаясь в себя прийти, и видит рядом Сэма. Тот умудрился во сне перевернуться и спал теперь, уткнувшись носом ему в шею. И Дину эти мгновения продлить хочется, глаза вновь закрыть и провалиться в это тепло и умиротворение, которое нёс с собой Сэм. Дин отмахивается от желания пройтись пальцами по скулам Сэма, по родинкам, которые в причудливый треугольник на лице сложились. Он лишь мажет едва губами по виску, ловя размеренное биение жилки, да из рук его осторожно высвобождается и в ванную на нетвёрдых ногах бредёт. Голова кружится так, словно он перебрал накануне. Одежда падает тут же, на пол в ванной, и Дин под душ забирается. Упругие струи хлещут по плечам, но им не под силу унести с собой образ Сэма, раскинувшегося сейчас на узкой кровати. И образ этот несёт с собой воспоминания, которые Дин давным-давно в памяти похоронил, не разрешая себе вспоминать. Но заслонка, им же возведённая, рушится карточному домику подобно. Взмокшая от пота прядь слегка вьющейся чёлки, припухшие от поцелуев губы, горящие каким-то лихорадочным блеском глаза. Шёпот, едва различимый, но отдающийся в каждой клетке тела. Запах разгорячённой кожи, что голову кружит. Все эти образы калейдоскопом ярким у Дина перед глазами проносятся. Так хотелось всё забыть. И так хотелось обо всём помнить. Ощущать дрожь этого горячего тела, ловить чужие судорожные выдохи губами, считывать биение бешено стучащего сердца под своей ладонью. Дин спиной к прохладному кафелю прижимается и по стенке сползает, так и не удосужившись даже полотенцем обернуться. Вода стекает на пол, но ему плевать абсолютно на это, он отдышаться пытается и хоть немного в руки себя взять. Как ему сейчас за дверь выйти? Как оказаться с Сэмом в одной комнате? Они никогда не говорили о том, что случилось той ночью незадолго до отъезда Сэма в Стэнфорд. И Дин понять никак не мог: та ночь была его наградой или проклятием? Чего именно добивался Сэм, придя тогда к нему. А спустя несколько дней Сэм просто сбежал, оставив его один на один с оглушающей болью в груди, с пустотой, что с того момента в душе его поселилась. И с каким-то безумным количеством вопросов, на которые у Дина не было ответов. Но даже вернув Сэма, Дин так и не решился задать тому хотя бы один вопрос — слишком многое случилось за эти годы, что Сэма рядом не было, слишком большая пропасть между ними образовалась. И как бы Дин не боялся за Сэма, как бы ни старался его защитить, он не чувствовал больше, что может ему доверять. Слишком сильна была боль от предательства, слишком мучительны были воспоминания о ночи, когда мир его на бесчисленное множество осколков разлетелся, которые он так и не смог воедино собрать. Дин в себя приходит лишь тогда, когда его озноб колотить начинает. Он счёт времени давно уже потерял и едва ли мог сказать, сколько просидел на полу в ванной. Полотенцем бёдра оборачивает и заставляет всё же себя выйти к Сэму. — Доброе утро, — тут же слышит он бодрый голос Сэма. — Доброе, — едва выдавливает из себя Дин, стараясь на Сэма не смотреть даже, дабы ничем себя не выдать. Быстро достаёт из сумки вещи свои и облачается в столь привычные джинсы, футболку и неизменную рубашку, рукава которой тут же до локтей подкатывает. Ему необходимо просто чем-то себя занять, только бы не смотреть, потому что уверенности нет совсем, что не сорвётся, что сможет противостоять тому, что давно уже назревало между ним и Сэмом. Дин отпустить никак не мог. Не мог просто отмахнуться от этих воспоминаний, словно не было ничего. Невозможно было забыть о том, что случилось между ними тогда, годы назад. Порой он на мысли себя ловил, что всё это прекрасно лишь потому, что таким неправильным и запретным было. Как то самое яблоко, от которого Ева вкусила когда-то. И лучше ему сейчас как можно дальше от Сэма быть. Просто выйти стоит за порог этого номера и брести куда глаза глядят.***
— Дин? — голос Сэма вздрогнуть Дина заставляет. — Куда ты? Сэм понять никак не может, что же не так с Дином, что случиться могло, раз он так странно себя ведёт сейчас. Он на пороге номера его ловит, крепко пальцами за запястье обвивает и резко к себе разворачивает. И мгновенно натыкается на этот справлюсь-со-всем-сам взгляд Дина и невольный вздох раздражения сдержать не в силах. — Сэмми… пусти, — звучит шёпотом, едва ли не обречённо. Сэм прекрасно знает, что Дин бы вырвался с лёгкостью из этого захвата, если бы только захотел. Действительно захотел. Но Сэм не может отпустить. Не хочет. Ему знать нужно, что сейчас с Дином происходит, что с ними происходит. Он в глаза зелёные заглядывает, пытаясь в них ответы найти. Но Дин всегда хорош был в том, что касалось утайки собственных мыслей и чувств. И даже Сэму не всегда удавалось пробиться сквозь эти возведённые стены. Хотя сейчас ему начинает казаться, что он знает причину такого поведения. Эта ночь не прошла бесследно ни для одного из них. — Ты никуда не уйдёшь, Дин, — чуть твёрже, чем хотелось бы, чуть резче, чем должно было. — Хватит, набегались уже. Достаточно. Им давно уже следовало поговорить о том, что было. Потому что невозможно больше делать вид, что всё прошло и больше не болит. Что прогорело всё в пламени адском, улетело прочь пеплом сожжённых страниц. — Я так больше не могу, Дин, — прижимаясь лбом ко лбу Дина, втягивая запах его кожи. — Не могу без тебя… Сэм давно уже понял, что без Дина всё не так было. И Джессика не смогла заглушить эту боль, эту пустоту в груди заполнить, как бы он к ней не относился. Без Дина он не дышал будто, не жил словно. Лишь существовал, точно машина бесчувственная, точно робот. И плевать было на всех тех, кто не примет, кто осудит и не поймёт. Давно уже плевать, на самом деле. — Я хочу быть только с тобой, Дин, — шёпотом в висок, прижимаясь губами. — С того самого дня, когда ты пришёл за мной, когда вернул меня туда, где всегда и было моё место. Оно всегда рядом с тобой было, Дин. Сэма чувство не покидает, что это целую жизнь назад было, столько всего они с той поры пережить успели. И боль, и обиды, и предательство. И смерть… Но всегда вместе через всё проходили. Всегда вдвоём. И только так и должно быть. Так и никак иначе. И никому это не отнять у них. И не будет этому конца. Никогда. То, что всегда было между ними. Всегда нечто большее, чем Любовь. То, что сейчас между ними происходит, оно будет длиться и длиться, пока этот чёртов мир стоит, пока они с Дином дышать могут, пока у них силы есть миру этому противостоять. И ведь по-прежнему, даже столько лет спустя, чувство это всё ещё царапает изнутри, коробит и сдавливает в тиски с такой силой, что не отмахнуться от него. И всё ещё трясёт от одного только взгляда, кожу жжёт от одного только прикосновения невесомого. И всё так же невозможно не смотреть в эту затягивающую в себя тёплую зелень, невозможно не тонуть в этой бездне угольно-чёрного зрачка. Невозможно не ловить трепет длинных ресниц, что тени узорчатые на лицо отбрасывают. Невозможно не следить за каждым движением губ, за быстрым движением языка, что по ним проходится, следы влажные оставляя. По-прежнему хочется носом в волосы Дина зарыться, впитывая и впитывая в себя его запах, что бьёт по натянутым струнам нервов. Хочется тепло его кожи ощутить, срастись с ним, чтобы не разорвать уже было, чтобы непонятно было отныне — где один, а где другой. Единым целым с Дином стать хочется. Сэму забыть хочется о той пустоте, что внутри поселилась после того, как он Дина оттолкнул, после того как сбежал. По глупости своей. Из-за самонадеянности своей. Тогда Сэму казалось, что он сможет. Сможет один по жизни идти, не нуждаясь в поддержке его и опоре. Но как же жестоко он ошибался. И Сэму бы рассмеяться в лицо самому себе, но получается лишь скулёж какой-то невнятный. — Сможешь ли ты когда-нибудь простить меня, Дин? — ведя носом по шее, улавливая дрожь. Сможет ли Дин забыть всю ту боль, что он причинил ему, уйдя тогда вслед за мечтой своей? Множество раз Сэм порывался вернуться, но постоянно одёргивал себя: он не уверен отнюдь был в том, что Дин примет его возвращение. Сможет ли он по-прежнему доверять ему, не ожидая очередного предательства? — Ты нужен мне, Дин, — выдыхая в губы, ловя чужое судорожное дыхание. — Сэмми… — и имя собственное, устами Дина произнесённое, все барьеры внезапно разбивает. В нём Сэму лишь согласие слышится. И он тянется к губам, что искусаны сейчас едва ли не до крови. Ещё сильнее Дина к себе притягивает. И мир существовать перестаёт, когда Дин вперёд подаётся и на поцелуй отвечает.