В омуте зелёных глаз

Сэм внимания никакого не обращает на треск лампочки в фонаре у себя над головой, даже не дёргается, когда тот с хлопком гаснет. Взгляд его к прямоугольнику света в доме напротив сейчас прикован. Губы плотно сжаты в тонкую линию, на лице ни единой эмоции, лишь безразличие и отрешённость. Но на долю мгновения в тёплом карем с зелёными прожилками мелькает искра интереса. Сэм на Дина только смотрит. На остальных за этим столом ему плевать абсолютно. Да и если копнуть поглубже, то и на Дина тоже. Внутри не ёкает теперь ничего, не откликается. Дин словно чужой ему, словно он впервые его видит сейчас. Сэм голову вбок наклоняет, точно понять и осознать пытаясь, кем для него когда-то Дин был. Он будто со стороны сам на себя смотрит. Память Сэма звуками наполнена, запахами и ощущениями полна. Но это не его воспоминания будто, не его чувства вовсе. Они другому Сэму принадлежат. Тому, кто в Клетку не задумываясь прыгнул, чтобы только мир уберечь, только бы Дина спасти. Снова. Сэм помнит прекрасно и эту любовь, которая связывала их всегда, и ошеломляющую просто преданность друг другу, и покорность, и готовность жизнь за другого отдать, если потребуется, о последствиях не задумываясь ни на миг. Помнит всё, но внутри себя больше ничего похожего на эти чувства не ощущает. Они не вызывают ни единой эмоции. Непонимание лишь одно. Как Сэм слабым таким быть мог? Как мог с лёгкостью отдаться во власть чувств таких сильных? Добровольно жизнь свою буквально другому подарить готов был. Сейчас внутри него лишь пустота и тьма. Но они не пугают совсем. Отнюдь. Чем-то естественным и правильным ощущаются. Словно так всегда и было. Будто жила в Сэме эта тьма, поджидая лишь момента, чтобы вырваться наружу и себе всё существо его подчинить. И он принимает её как данность, как неотъемлемую часть себя самого. И Сэма накрывает вдруг с головой. Чувство это пьянит и кровь будоражит. Оно иначе на всё взглянуть заставляет. Давно с ним ничего подобного не было. Сэм и не помнит уже, когда ощущал себя таким… свободным? Пожалуй, именно это он сейчас и чувствует — свободу. От всех и вся. От всех предрассудков и условностей этого чёртового мира. Да пусть тот хоть катится сейчас ко всем демонам Ада — Сэму плевать. И есть в этом ощущении нечто совершенно фантастическое и долгожданное. То свобода от Дина. Прежде всего от него, конечно. И нет над Сэмом больше нитей никаких. Не марионетка он отныне в руках умелого кукловода. Только ему одному теперь решать, как дальше жить. И не нужно оглядываться больше: одобрит Дин или не одобрит. Не нужно теперь в глаза эти зелёные заглядывать, ища в них поддержку и опору. Не нужно подстраиваться или извиняться. Никаких сожалений. Никаких угрызений совести. Только свобода. Абсолютная. Ничем и никем не ограниченная. Сэм слишком долго, слишком сильно от Дина зависел. Пора нити эти уже перерезать, что толще и прочнее всяких канатов держат. Пора давно уже по жизни одному пойти. Сэм так давно сделать это порывался. Но все его попытки: будь то учёба в Стэнфорде или связь с Руби — изначально обречены были. Слишком уж сильна была его, Сэма, зависимость от Дина, слишком уж он нуждался в нём. Он всегда возвращался, как бы сильно ни было при этом его желание убежать. И там, где ему изначально победа мерещилась, лишь поражение очередное было. Сэм помнит прекрасно ту эйфорию, что овладела им в первое время после побега в Стэнфорд. Она с головой его буквально накрыла — он едва ли не парить готов был над землёй. И Сэму казалось в тот момент, что он навсегда оставил позади и тяжёлый взгляд отца с этой его извечной сталью в голосе, и зелёные омуты глаз Дина. Сэм от них именно тогда бежал, от этой бесконечно тянущей его на дно зелени. Но сейчас всё иначе совсем ощущается. Чувство свободы теперь подобно схлынувшему наваждению, подобно отступившей волне цунами. Но после всего этого не разрушения вовсе останутся, не руины — жизнь новая. Жизнь, которую он, Сэм, на обломках старой возведёт теперь. И Сэм шаг в темноту делает, словно Дина позади себя оставляет. Из жизни его своей вычёркивает. Точку будто ставит. Раз и навсегда.