В омуте зелёных глаз

думал, что выберусь, чем бы ни обвивали, думал, что вытерплю, вынесу всё и выстою, но не учел, как же это порой бессмысленно: плечи, быть может, и выдержат наковальню, только не выдержат выстрела

Иррациональное совершенно чувство, не поддающееся никакому объяснению. Чувство, буквально сжирающее изнутри, мешающее здраво мыслить и выбивающее почву из-под ног. Чувство, толкающее его на те поступки, о которых потом жалел, заставляющее произносить слова, которые невозможно было вернуть назад, но которые сильно ранили того, кому предназначались. Кажется, оно было с ним всегда, сколько он себя помнил. Пустило зачатки ещё в детстве. А потом, с годами, лишь росло и крепло, подчиняя себе полностью. Он пробовал бороться с этим, но тщетно. Оно было куда сильнее, превращая его едва ли не в зверя, готового на всё, чтобы удержать то, что ему принадлежало. И неважно абсолютно было, какими путями и средствами к цели намеченной идти. Он едва ли не зубами скрипел, сжимая руки в кулаки, когда видел обращенные к Дину взгляды. Они все, будь то мужчины или женщины, взоры свои на него обращали, стоило тому только в их поле зрения оказаться. И Сэм видел, как горели при этом их глаза. И в каждом взгляде читались лишь похоть и желание, ничем не прикрытые и не контролируемые. То были чувства, которые по всему телу дрожь пускали, которые заставляли судорожно сглатывать слюну вязкую и желать большего. Никто и никогда не смел касаться Дина. Его Дина. Тот всегда лишь ему одному принадлежал. Дин необходим ему был. Чтобы просто существовать в этом аду, который жизнью по случайности нелепой назывался. Без Дина Сэм смысла во всём этом никакого не видел. Жизнь моментально теряла краски и звуки, превращаясь в немое чёрно-белое кино. Дин. Всегда лишь только Дин один. Первопричина всех его поступков. Первооснова всего. Центр его мира. Сэм глаз с Дина не спускал, где бы они ни оказались. Он подмечал все те взгляды, которыми Дин одаривал проходящих мимо официанток и посетительниц. Сэм знал прекрасно: всё это — лишь игра, и Дину плевать было на всех этих дамочек. Он усмехался лишь, понимая всю тщетность их усилий. Вот только не так просто унять было зверя, рычащего внутри и поднимающего голову каждый раз, когда на губах Дина улыбка появлялась, не ему вовсе предназначенная. Сначала Сэм уговаривал себя, что это лишь нежелание делить брата с кем-то другим в нём говорит. Ведь с самого раннего детства были только они вдвоём. Он помнил прекрасно, как исчезал Дин ночами, оставляя его одного в очередном номере мотеля, где они пристанище временное находили, пока отец пропадал на охоте. И каждую такую ночь Сэм ворочался на кровати, не в состоянии заснуть, будто Дин что-то важное с собой забирал, лишая его покоя. Он проваливался в какое-то липкое забытьё, опутывающее его подобно щупальцам осьминога, медленно утягивающим за собой на дно. Сэм успокаивался только с возвращением Дина: вёл себя преувеличенно бодро, только бы тот ничего не заметил, старался делать вид, что всё в порядке, хотя весь мир его при этом летел к чертям. Но ведь Дин ему ничего не должен был — у него своя жизнь была. И Сэм не вправе был желания собственные брату навязывать. Только годы спустя он понял, что его чувства к Дину давно грань братских переступили. И что это липкое чувство, прорастающее внутри него, есть не что иное, как ревность. Дикая. Необузданная. Порой совершенно неоправданная и необъяснимая. И жить ему с этим теперь, пока мир этот стоит, пока они с Дином дышат, потому что Сэм прекрасно осознавал, что не пройдёт ничего, не канет в лету. Никогда. До конца этой грёбаной жизни не забыть ему, не отпустить от себя. Он ведь пробовал, так отчаянно пытался. Сэм даже уехал, бросил Дина одного с отцом, но вот только легче от этого ничуть не стало. Его лишь сильнее назад тянуло, будто магнитом к Дину притягивало. Старшие братья всегда вытирают носы младшим, но, когда речь заходит о них самих, то плакать в жилетку бегут к кому-то другому. Это невозможно бесило, но поделать с этим Сэм ничего не мог. Ему хотелось, чтобы у Дина была такая жилетка, хотелось, чтобы был рядом кто-то, кто выслушать бы смог, кто подставил бы плечо, когда поддержка требовалась. Сэм терпеть не мог Лизу. Готов был собственными руками её придушить, только бы не видеть больше этой приторно-слащавой улыбки, от которой скулы сводило как от сладкой газировки. Его воротило от этой правильности, которую она буквально излучала всем видом своим. Но только Лизе одной удалось почувствовать эту больную практически зависимость, что связала их воедино крепче, чем любые узы братские. Лишь она увидела эти запутанные и нездоровые отношения, что всегда между ними были. Это было безумием, тут Лиза права совершенно была. Но Сэм поддался ему, позволил затянуть себя в эти сети. Пожалуй, лишь Касу одному Сэм благодарен был за то, что тот был в жизни Дина. Только Кас, ангел этот, поправший ради его брата Небеса, пошедший против своего же народа, заботился о Дине так же, как и сам Сэм. Радовало ли его это? Безусловно. И поначалу присутствие Каса рядом не напрягало совершенно, но постепенно, видя, как тот стал всё больше и больше места занимать в жизни брата, перетягивая на себя едва ли всё его внимание, Сэм смириться с этим не смог. Он мечтал на месте Каса оказаться, стать для Дина столь же важным и значимым. Но Сэм недовольства своего никогда не высказывал, понимая прекрасно, что без Каса они не справятся. Он нужен им. Нужен Дину, хочет Сэм того или нет. И нужно было лишь спрятать свою ревность в самый дальний уголок сердца, не позволяя ей верх над собой взять. И только Кроули один вызывал у Сэма такие приступы ярости и агрессии неконтролируемой, что порой ему казалось, что он готов на всё и даже большее, только бы отправить эту мразь в Ад, выписав ему билет в один конец. Раз и навсегда. Как бы абсурдно это не звучало. Сэм наблюдал за этим странным союзом: Дин Винчестер, непревзойдённый Охотник, слава о котором идёт впереди него, и Кроули, этот двуличный Король Ада, преследующий лишь собственную выгоду всегда. Его раздражало, что брат спелся с демоном, какими бы предлогами не оправдывал Дин их тандем. И каждый раз, когда он видел их вместе, нестерпимо жгло в груди. Так больно было, что Сэму хотелось сердце вырвать, только бы агонию эту прекратить. Он понимал прекрасно, что Дину нет никакого дела до Кроули, что он лишь использует его для достижения собственных целей, но легче от этого ничуть не становилось. Но в каждом взгляде Кроули, брошенном на Дина, в каждой сказанной ему фразе Сэму некий подтекст виделся. Он гнал прочь от себя эти мысли, старался не зацикливаться на этом, но всё тщетно было. Чем больше времени Дин проводил с Кроули, тем сильнее зверь внутри него рычать начинал и скалиться, отнюдь не дружелюбие выражая этим. А потом Дин просто исчез. Вместе с Кроули… И это злило неимоверно, выводило из себя так, что Сэм мыслить здраво переставал, что готов на всё был, только бы Дина найти. Мы с твоим братом подумали уже, а не сбил ли ты очередную собаку. Эти слова Кроули дёрнуться невольно заставляют, боль такую причиняют, что Сэм удивляется, как способен на ногах ещё стоять. Они напоминанием звучат о том, о чём так забыть хочется. Руки трясутся так, что он поражается, как вообще телефон держит. Ему хочется разбить его тут же, шарахнув об асфальт, чтобы он на мелкие осколки разлетелся. Будто это унять боль внутри поможет. Знаешь, что больше всего меня забавляет? То, что на самом деле гложет тебя. Тебе плевать, что он демон. Да ты сам был демоном. Как все мы. Тебя бесит, что он со мной и что ему весело, как никогда в жизни. Тебе невыносимо, что он мой. Мой... Мой... Мой.. Это слово точно рефреном звучит. Сэму уши лишь зажать хочется, только бы не слышать. Всё это сном дурным кажется. Кошмаром, от которого он проснуться никак не может. Сэм чувствует, как бешено подскакивает пульс, как заполошно, будто раненая птица в силках, бьётся о рёбра сердце. Внутри всё в такой узел тугой скручивается, что невозможно даже вдох сделать. Весь мир его рушится, падая и падая обломками, которым не счесть, кажется, и числа. Под ногами его точно пропасть раскрывается, затягивая всё глубже и глубже в себя. Сэм продолжает разговор с Кроули, хотя сам вряд ли понимает, о чём говорит. Он лишь ярость сейчас ощущает, что внутри разрастается. Она по венам бежит, под кожей бьётся. Она на губах оседает каждым слетевшим с них словом. Всё пепел и тлен. Нет больше ничего. Лишь ад и отсутствие хоть малейшего проблеска света. Лишь невозможная боль, которую он несёт на плечах своих. И Сэм уже не выдерживает — он сломаться готов под её тяжестью. Но у Сэма нет на это права. Он сдаться не может. Только не сейчас. Он Дина найти должен. Должен спасти его. А потом он уничтожит Кроули, чего бы ему это не стоило. Пусть даже цену за это высокую заплатить придётся. Плевать совершенно.