В омуте зелёных глаз

Прощение — всегда вопрос выбора: мы либо выбираем простить человека, либо нет.

Он не обращает никакого внимания на дождь, что заливает лицо и каплями холодными норовит под воротник куртки забраться. Ему плевать абсолютно на это, не об этом мысли его сейчас. Иди. И Дин к машине идёт, держа спину прямо, хотя единственное, чего ему хочется в этот момент, — это упасть прямо тут на колени, обхватив себя руками и кричать-кричать-кричать в чёрное дождливое небо, запрокинув голову, пока голос не сорвёт и сил ни на что не останется уже. Он не оборачивается даже на Сэма и Каса, но чувствует их взгляды, сверлящие его в спину. Во взгляде Сэма, Дин уверен абсолютно в этом, сейчас лишь злость и обида горят, в глазах Каса — желание отменить всё случившееся и вернуть на круги своя. Дин чувствует, как в нём ломается что-то сейчас. Угасает будто. Словно трескается внутри стержень. Будто якорь, что так прочно всегда держал, обрывается внезапно во время сильнейшего шторма и на дно уходит, а его самого в море открытое уносит. И не видно пути назад — будто и нет его больше. И Дина всё дальше и дальше уносит от берега, без единой возможности на спасение. Не то чтобы оно ему так уж и нужно было. В его глазах только пустота, былой огонь погас давно уже. Сейчас это лишь две зелёные бездны, провалы в никуда. И внутри него пустошь выжженная и безжизненная, отчаяние сплошное, а по венам давно уже боль одна течёт. Иди. Я не буду тебя останавливать. Эти слова до сих пор в голове голосом Сэма звучат. Холодные, безжалостные, задевающие за живое. Сэм всегда знал, на что давить надо. Дин в его голосе лишь желание оскорбить улавливает. Причинить как можно больше боли, чтобы он сам ушёл. Пусть это будет его решение. Пусть Дин сам его примет и точку поставит. Мы никогда больше не будем так близки, как раньше. Я тебе больше не верю. Память, эта засранка услужливая, тотчас напоминает о его собственных словах, брошенных Сэму когда-то. Тогда Дину казалось, что это конец, что никогда их дорожки не пересекутся больше по жизни. Он был чертовски зол, но ещё больше раздавлен тем, что Сэм не его выбрал. Впрочем, как и всегда. Сэм всегда кого-то другого предпочитал, оставляя Дина позади. Ему бы привыкнуть давно к этому, но Дин мириться с этим никак не желал. Сраное, грёбаное дежавю! Он никак не может отделаться от этого противного, липкого ощущения, что поселилось внутри. Оно давит грузом непомерно тяжёлым, и Дину не выдержать этого веса на плечах собственных. Он не так силён, как хочет казаться, как хочет быть. Внутри он давным-давно весь трещинами покрыт, только ткни пальцем посильнее и на куски разлетится, что и не собрать будет. Он гонит по ночной автостраде, выжимая из Детки всё, на что та способна, умудряется уворачиваться от редких встречных машин чудом практически, потому что едва ли видит, куда едет. И виной тому не дождь вовсе, сплошной стеной стекло лобовое заливающий, дело в слезах, что глаза застят, в выпитом виски, который голову дурманит. И плевать на то, что один неверный манёвр, и гонка эта — не на жизнь вовсе, а на смерть — в кювете закончится. И тишина, царящая в салоне сейчас, давит на плечи, заставляя ещё сильнее вжиматься в сиденье и пальцы на оплётке руля сжимать. И отпустить бы сейчас руль да уши зажать, только бы не слышать эту звенящую тишину, но Дин лишь сильнее пальцами с костяшками побелевшими руль сжимает. Те судорогой давно уже сводит, но он внимания на это старается не обращать. Он до упора педаль газа выжимает, дабы убраться побыстрее от этого места. Подальше от Сэма… Кто бы только подумать мог. Какая-то злая насмешка судьбы, напрочь чувство юмора утратившей. Это ведь Сэм всегда убегал, один на один Дина с болью и сердцем разбитым оставлял. А теперь он, Дин, бежит от него, будто от пламени адского, что по венам сейчас разливается, боль с собой такую неся, что лишь сдохнуть хочется. Он тормозит в какой-то глухомани. Дина шатает, когда он из машины выходит, и тошнит. Тошнит так сильно, что хочется лишь виски руками сдавить. Так сильно, как только возможно, только бы ушла эта боль и противная тошнота. Она наизнанку его выворачивает, сминая все внутренности, неся с собой такие муки, что хочется самого себя в Ад отправить. Жить совсем не хочется. Дин жмётся губами к горлышку бутылки. Глотает едкие капли дешёвого виски, что тут же горечью на губах и во рту оседают, а потом проваливаются в желудок пустой. Он и не помнит уже, когда там было что-то, кроме пойла. И его едва ли не наизнанку от этого выворачивает. Но он и не думает даже останавливаться: пьёт и пьёт, почти не делая перерыва между глотками. Ему лишь забыться сейчас нужно, а пойло отлично в этом помогает. И плевать на вкус совсем и ощущения, не эстет он и не ценитель, чтобы смаковать медленно и с чувством. Дин терял себя, отдавал всего себя Сэму, ничего никогда не требуя взамен. Он просто не умел быть наполовину — если что-то и делал, то выкладывался по полной, уходил в это с головой. Его пугала неопределённость, она была не для него совсем. Он слишком многих терял и многих ещё потеряет, таков его путь. Но в какой-то момент Дин осознал, что может жить дальше без мамы, без отца, без Бобби… Список этот можно было продолжить при желании. Он скорбел по ним, безусловно, но жил дальше, не останавливаясь и не застревая в своей боли. И лишь возможная потеря Сэма приводила его в ужас, заставляла кровь стыть в жилах и принимать импульсивные решения. Личный мир Дина Винчестера непременно бы существовать перестал, если бы с Сэмом что-то случилось. Солнце для него навсегда бы погасло, время — прекратило свой бег. Его личный апокалипсис, конец всего сущего. Дин ни на секунду не пожалел о принятом решении, как не пожалел когда-то о том, что заложил свою душу за возможность Сэма вернуть, а потом в Ад вынужден был отправиться. И даже если бы у него был шанс всё вернуть обратно и переиграть ситуацию, его решение осталось бы неизменным. Он никогда бы не позволил Сэму умереть. Только не пока он, Дин, дышать может. И он всегда будет защищать Сэма: ценой собственной жизни, поставив под угрозу весь мир или разрушив его же до основания — неважно совершенно. Сэм всегда был и будет важнее всех и всего. И Дин с миссией своей успешно справился, пусть это и будет последним, что он для Сэма сделать смог. Но он жив, а это главное. С остальным Дин разберётся как-нибудь — не привыкать жить вдали от Сэма. Иди.