В омуте зелёных глаз

В комнате темно, лишь холодный свет уличных фонарей едва-едва просачивается сквозь плотные шторы. Он не сразу понимает, где находится: мысли со сна путаются, никакой ясности в голове, в висках бешено стучит пульс, в горле пересохло жутко. И чувство такое, будто перебрал накануне, а теперь ощущает на себе все последствия чересчур уж бурной ночи. Но ничего подобного и близко не было. Ему просто сон приснился. Какой-то жуткий, опутывающий липкой паутиной и тянущий за собой на дно. Сон, внушающий дикий, почти первобытный, не поддающийся никакому объяснению страх. И страх этот сковывает по рукам и ногам, лишает возможности здраво мыслить, заставляет сердце биться в груди о рёбра с силой такой, что кажется, оно выскочит тут же. Проводит ладонями по лицу и плечами ведёт, точно это поможет избавиться от остатков этого сна. И только потом оглядывает комнату: она маленькая совсем, больше похожа на каморку, низкие потолки, скудная обстановка — всё это наводит на определённые мысли. Бобби. Точно! Они у Бобби. Тот выделил им с братом небольшую комнату на втором этаже, когда отец привёз их сюда и уехал. Снова поверив в то, что сможет найти монстра, что убил единственную женщину, которую он когда-то любил. Глупые, бессмысленные совершенно надежды. Но кто он такой, чтобы отцу указывать, как жить. Давно уже где-то за грудиной поселилась уверенность, что однажды отец не вернётся с очередной охоты. И мысли о таком исходе больше не причиняли боли — он научился жить с ними. Вот только Дин… И только сейчас мысли Сэма точно спотыкаются о что-то. А где Дин? Соседняя кровать пуста и выглядит так, будто на ней и не спал никто нынешней ночью. Вечером, когда он уходил спать, брат досматривал какой-то фильм по старенькому телевизору Бобби. Видимо, Дин так и остался там внизу, в гостиной. Сэм свешивает ноги с кровати и босыми ступнями касается пола. Дерево приятно холодит, но не вызывает никакого желания поёжиться или нырнуть обратно в спасительное тепло под одеяло. Слегка потягивается, пытаясь прогнать остатки сонливости и спускается вниз. Из гостиной доносится едва разборчивое бормотание — звук телевизора убавлен почти до минимума. Дин находится тут же, на небольшом диванчике. На полу перед ним стоит початая бутылка пива, а сам он прижимает к себе подушку, чем невольно улыбку у Сэма вызывает. Синеватые отблески экрана рисуют на лице Дина причудливые рисунки, длинные ресницы, кончики которых слегка подрагивают, отбрасывают на скулы резные тени. Дин весь точно из этих рисунков и теней состоит и кажется чем-то нереальным скорее, чем человеком из плоти и крови. Сэм опускается на подлокотник дивана. Рука сама тянется к лицу Дина, и пальцы в касании невесомом проходятся по скуле, очерчивая изгибы, спускаются вниз, пока не замирают на острой ключице, что виднеется из выреза футболки. Он вперёд подаётся и прикасается губами к виску, считывая размеренное биение пульса под кожей. Дин даже не вздрагивает от этого прикосновения. Он просто уверен, что здесь, в доме старого охотника, ему ничего не угрожает. И Сэм замирает, глаз от него отвести не может. Он точно впитывает в себя этот образ, каждую черту его. Хотя это смысла никакого не имеет — лицо Дина давно уже на сетчатке выжжено. Сам Дин смыслом всего его существования стал. А потом Дин глаза открывает. Не вздрагивает даже, не отшатывается от неожиданности. Словно и не спал вовсе. Сэм ловит на себе этот ясный, без единого намёка на сонливость взгляд и чувствует, как его моментально в жар бросает. Глаза Дина медленно скользят по его лицу, задерживаются на кадыке — Сэм сглатывает шумно и невольно на месте ёрзает. Дин молчит, ни слова не произносит, точно всё происходящее не удивляет его вовсе. Неужели ждал чего-то подобного? Сэм вздрагивает, когда его запястье обхватывают тёплые пальцы. Дин тянет его слегка на себя, пока Сэм рукой второй не упирается ему в грудь. Там, где сердце бьётся. Ровно и сильно. Надёжно. И это биение звучит обещанием. Звучит как «это и мой выбор тоже». Как «всё будет». Как «останься». И Сэм поддаётся, хотя внутри, пусть и на мгновение всего, но зарождается паника. Ему хочется выдернуть руку из цепких пальцев, убежать, закрыться в комнате, спрятаться в спасительном молчании и сделать вид, что ничего этого не было просто. Но он не дёргается, не вырывается. Подчиняется. Остаётся. Тянется к Дину всем телом, впитывает тепло его, втягивает носом запах, что моментально бьёт по натянутым струнам нервов. Утыкается лицом Дину в шею, касается губами впадинки между ключицами и почти моментально проваливается в сон. Спасительное забытье мягко окутывает его. Впервые за долгое время он не просыпается с покрытым липкой испариной лбом и искусанными губами. Впервые ему не снятся кошмары. Сэм позволяет себе забыться, потому как чувствует, что не один. Больше нет. Да и не был никогда. Просто поверить в это боялся.

***

Его будят будоражащие запахи, доносящиеся с кухни. И чьё-то едва слышное пение, больше похожее на бормотание или речитатив. В улыбке тут же невольно растягиваются губы, а в глазах вспыхивают искорки. Замирает на пороге крошечной кухоньки и впивается взглядом в широкие плечи, обтянутые тонкой хлопковой футболкой. Взгляд цепляется за пижамные штаны, едва держащиеся на тазовых косточках, за узкие бёдра и длинные ноги. Сэм торчит у плиты, выкладывая на тарелки одуряюще пахнущие блинчики, пока на сковороде весело шкварчит бекон. Маленький стол заставлен небольшими тарелками со всевозможными вкусностями, посреди стола возвышается кофейник со свежезаваренным кофе. И Дин сглатывает. Шумно. Стараясь протолкнуть в горло слюну вязкую, коей полнится в одно мгновение рот. И он сказать бы никогда не смог, в чём причина этого: в урчащем животе, в котором уже сутки не было ничего, кроме бутылки пива, или всё же от вида Сэма. — Доброе утро, — выходит как-то уж очень хрипло. Сэм вздрагивает слегка от звука его голоса и бросает на него взгляд через плечо. — Доброе, — его лицо озаряется улыбкой моментально. Дин проходит за пару шагов разделяющее их расстояние и прижимается грудью к спине Сэма. Устраивает руки на животе, переплетая пальцы, точно в силки Сэма ловит. Зарывается лицом в ещё влажные после душа пряди и шумно втягивает носом воздух. Пахнет морской свежестью — его ведёт тут же и от этого аромата, и от тепла чужого тела. Дин ловит губами мурашки, что моментально покрывают шею Сэма. — Как спалось? — мычит он куда-то Сэму в шею, чем невольно ещё одну волну дрожи у того вызывает. Сэм лишь хмыкает в ответ. Дин не видит его лица сейчас, но ему кажется, что губы Сэма расплываются в улыбке, отчего на щеках тут же ямочки соблазнительные появляются. Сэм изворачивается в его руках и шепчет в то мизерное расстояние, что разделяет их лица сейчас, опаляя губы Дина дыханием горячим: — Спокойно. И Дин тонет в мягких интонациях чужого голоса, теряется в чёрной бездне зрачков, что вытеснила сейчас к границе радужки тёплый карий. Ведёт носом по щеке Сэма, касается губами родинки на подбородке. Щёки Сэма алеют из-за хмельного румянца, глаза блеском лихорадочным горят. Он уголок губы нижней закусывает слегка, что тут же волнение его выдаёт с головой. Сэм точно вытягивается весь, ещё выше становясь, тянется за горячей, слегка шершавой ладонью, что ласкает сейчас его шею и по выпирающим позвонкам проходится. Сэм подставляет под поцелуй приоткрытый рот, пуская по коже Дина зудящее предвкушение и толпы дурных мурашек. И Дин целует его. Мягко, не спеша, увлекая его в поцелуй, что затягивает их двоих сладкой патоке подобно. Дин не закрывает глаза, лишь щурится слегка. И ловит сквозь резные тени полуприкрытых ресниц взгляд Сэма. И кажется ему, что он нырнул настолько глубоко, что никогда уже не выплыть к свету, что так и останется он на дне этой бездны, в которую превратились сейчас глаза Сэма. Но впервые ловит себя на том, что хочет этого. И что это не сиюминутное желание, не мимолётный порыв, не страсть, что пройдёт со временем. Дин понимает вдруг, что вот это вот всё — навсегда. И он действительно этого хочет: быть с Сэмом, касаться его, желать, защищать от всего мира и посылать всех к чертям собачьим, если они хотя бы посмотрят косо. И это тот самый выбор, на который он, Дин, право имеет. Выбор, который он сделал. Который они с Сэмом сделали, наплевав на всех и вся. И когда где-то на периферии слышится звук подъезжающей машины, Дин с тихим, разочарованным стоном отстраняется слегка от Сэма. — Бобби, — недовольно бубнит он, прижимается лбом ко лбу Сэма и выдыхает ему в губы: — Принесла же старика нелёгкая. А потом ловит улыбку Сэма губами, проходится быстро пальцами по лицу и идёт к двери встречать Бобби, нацепив на лицо своё самое доброжелательное выражение, дабы старый охотник не понял ничего.