На шаг ближе к бездне

      В укромном закутке, среди скал и деревьев, было сумрачно и тихо. На поляне, где Хоук и её товарищи остановились для ночного привала, потрескивал костёр и было слышно, как внизу, за скалами, шумят воды Рваного берега. По ту сторону костра громко храпел Варрик.       Неустанный Фенрис ушёл куда-то сразу после их скудного походного ужина — наверняка прогуливался неподалёку. Впрочем, что бы он не делал там, в ночной тьме, под светом луны — на диком побережье, — Мариан до него дела не было: теперь они с Меррилль могли поболтать в относительной свободе от чужих ушей.       Меррилль как раз спросила у Мариан, как та себя чувствует. Вопрос был совсем в стиле Меррилль: предельно общий и прямой, но спонтанный.       Хоук шмыгнула — у неё хлюпало в носу после схватки с разбойниками. Меррилль, как могла, подлечила ей разбитое лицо, но сосуды всё равно противно тянуло, а от пульсирующей боли Хоук казалось, что из ноздрей её вот-вот польётся кровища.       — Хоук, ты что, плачешь?       Мариан терпеливо вздохнула.       — Нет, Мерриль. Я думаю над твоим вопросом.       Когда Меррилль спрашивала Хоук о самочувствии, она, конечно, имела в виду не ощущения после боя. Не так много времени прошло после смерти матери, а сама Меррилль задавала ей этот вопрос уже не впервые. Но Мариан это не раздражало.       — Облегчу тебе задачу. Скажи лучше… мм, Хоук. — Мерриль нахмурилась и опустила задумчивый взгляд на Варрика. — Ты о чём-нибудь жалеешь?       Хоук не удержалась и хохотнула.       — Ещё бы.       — Нет, я имею в виду… если бы ты могла что-то изменить — ты бы это сделала?       Хоук не надо было спрашивать у Меррилль, почему её мысли занимает этот серьёзный вопрос. Она и сама заговаривала с Мариан о своих думах насчёт клана — её родного клана. Не было ничего удивительного в том, что Меррилль так много об этом думала. И Хоук её понимала — она и сама часто возвращалась в своих мыслях к Лотерингу. И к отцу.       Но это другое.       Хоук не торопилась отвечать. Поторопись она с ответом, она точно сказала бы о папе. Но ему она ничем не смогла бы помочь, даже будь на то её воля: он умер своей смертью и единственное, что его подвело — его собственное тело.       Потом на ум пришла мать. Хоук никому бы в этом не открылась, но, несмотря на их холодные отношения, она и вправду жалела о том, что не уберегла Лиандру. Пожалуй, Меррилль подозревала об этом сожалении. Однажды она сказала Хоук — как всегда, ни с того ни с сего — что Мариан не смогла бы спасти матушку, даже если бы отношения между ними были добрыми. Но Хоук всё равно сожалела: она ведь была старшим ребёнком и главой семьи — их ущербной семьи.       Хоук снова вздохнула. В тот тихий прохладный вечер она предпочла бы не думать о таких серьёзных темах и даже немного сердилась на Меррилль: умеет она озадачить. Но Хоук не хотелось огорчать подругу — с Меррилль ей хорошо, а той и так хватало в жизни разочарований.       Криво улыбнувшись, Хоук подумала — а не ответить ли Меррилль что-нибудь про Карвера? Мариан бы с удовольствием отлупила братца, окажись она сейчас рядом с ним. Она была так зла на него: он прекрасно знал, что оставляет мать одну, уходя в храмовники. Гамлену Лиандра была не нужна, а с Мариан они были совсем не дружны — это Карвер тоже понимал, но… но если бы да кабы.       Хоук взглянула на Варрика, на его широкую грудь, вздымающуюся от мерного, тяжёлого дыхания, оглядела костёр и в конце концов повернулась к Меррилль. Мариан отчаянно захотелось вдруг, чтобы той стало беззаботно и легко. Вообще-то ей часто хотелось этого для Меррилль, потому что Хоук очень её любила, а Меррилль заслуживала самых добрых мыслей и самого хорошего настроения.       Но реальность не позволяла Хоук исполнить своё пожелание в полной мере, а потому она решила сделать самое малое, что было в её силах: не досадовать. В последнее время их жизни всё время висели на волоске, и портить такой спокойный вечер грустными сожалениями было ни к чему.       — Честно, Меррилль? Меня всё устраивает.