Созвездие смерти I Часть

Глава 5. «Созвездие Плеяды»

«Чем слабее человек, тем больше он становится одержимым болью других людей, пока сам себя не уничтожит».

Гринготтс был темным и пустым, напоминающим больше склеп, чем самое популярное место на Косой Аллее. Даже свечи, украшающие зал теплым свечением по воспоминаниям девушки, не придавали ему уюта впредь. Мрачное и мертвое обиталище, — такую бы характеристику дала Гермиона некогда шикарному холлу банка. Грейнджер огляделась в поисках хоть кого-нибудь из персонала, но все было зря — абсолютная пустота: гоблинов не было, как и волшебников. Скованность и чувство одиночества охватили тело вмиг. Страх паутиной осел под веками, заставляя зажмуриться и сосчитать до трех. Она так давно никуда не выходила, постоянно скрываясь с ребятами в палатке, что сейчас ощущение неправильности того, чтобы находиться здесь, захватило ее разум, как у одержимой. Ее не должно было быть в этом месте, она должна была сидеть в палатке с Гарри и думать о том, как уничтожить медальон, а не… Возможно, что дело было не в ощущениях самой Гермионы, не в ее страхе и тревоге, а в ее непосредственном сопровождении, которое оказывало на нее сильное влияние, — Реддл держал ее за руку, которая адски болела, как нашкодившего ребенка, и вел за собой, вернее будет сказано, тащил волоком в темную комнату пустынного зала, дверь которой была приоткрыта, будто она преступница. Гермиона ухмыльнулась сквозь боль: в устоявшихся новых правилах Министерства она и была нежелательным лицом номер два всей Волшебной Британии. Когда они перехватывали по радио канал Пожирателей-Министерства, чтобы узнать новости о новом режиме, то ее имя шло сразу после Гарри Поттера, заставляя девушку приоткрыть рот от удивления каждый раз, а после разразиться нервным смехом, потому что… Потому что, конечно же, она — враг, Гермиона ведь представляла такую сильную угрозу для Волан-де-Морта, — ее всегда это смешило. Теперь это казалось таким пустяком, по сравнению с тем, что с ней происходило ныне… все эти кошмары, что снились ранее неясными образами, — ожили и предстали перед девушкой во всей красе. У Гермионы никогда раньше не было такого сильного страха за свою жизнь или жизнь Гарри, разве что во время Турнира Трех Волшебников, а теперь она не могла представить, как он себя чувствует сейчас и какая паника у него внутри. Она знала, на что идет, когда отправилась с ним на поиски крестражей, но Гермиона не подозревала, что ситуация примет подобный оборот. По ее плану вся операция должна была происходить тихо и спокойно: они бы постепенно нашли все крестражи, уничтожили их, а после бросили вызов Темному Лорду, но все оказалось куда запутаннее и страшнее. Ошибки за ошибкой начали преследовать их, а после от трио так и вовсе остался лишь дуэт, что их очень подкосило. Глупая мысль, что, возможно, не оставь их Рон вдвоем из-за своего упрямства, все сложилось бы иначе, посетила голову Гермионы, но тут же исчезла. Виноватых в своих бедах искать было всегда легче всего, перекидывая всю ответственность на чужие плечи. Мерлин, ее боггартом до этого был образ Макгонагалл, которая хмуро твердила ей о проваленных экзаменах! В Министерстве Магии на пятом курсе она не побоялась сражаться с Пожирателями смерти, на третьем спасать Сириуса от поцелуя дементора, а на первом — искать философский камень, обходя ловушки. Ради всего святого, верхом ее паники были обычные житейские глупости: максимум, — отсутствие нужной книги в библиотеке и выгнутая бровь мадам Пинс, столкновение с группой слизеринцев в темном коридоре во время патрулирования один на один, или то, что пергамент для эссе, которое она еще не дописала полностью, пичкая его всей возможной информацией по теме, закончился. Всё! Это были тривиальные страхи, даже, скорее, легкая тревога, присущая любому здоровому человеку, у которого нет особых проблем в жизни. Теперь у нее были проблемы. Серьезные и не исчезающие, стоит посильнее зажмуриться, — не поможет, не поможет никто, кроме тебя самой, и счет до трех — тупое самовнушение. Гермиона думала, что она бесстрашная. Гордыня часто была у гриффиндорцев огромным минусом в характере, но Грейнджер обращала ее в достоинство, обгоняя мальчишек навстречу приключениям, — так она думала. «Слабоумие и отвага у вас, детишки», — сказала ей как-то мама. Вот только забыли Гермиону предупредить, что есть такое существо, как оживший Том Марволо Реддл, который одним взглядом пригвождал ее к полу и заставлял чувствовать себя растекшейся позорно лужей. Гермиона как-то слишком поздно поняла, — ее детство закончилось. Сегодня. Когда пальцы Реддла вонзились в ее рот подобно дулу пистолета. Или, возможно, раньше, когда он проник в ее сны, нагибая девушку над столом в навеянной им же библиотеке Хогвартса и стягивая белье вниз по ногам, перед этим окончательно уничтожив ее бдительность сладкими речами искусителя о книгах и теории волшебства. Реддл, убивающий ее спокойную юность и уверенность в себе шлепками по заду докрасна крупной ладонью с кольцом, пока она прятала лицо в сгибе локтя и молилась поскорее проснуться, а после вставляющий в ее нутро узловатые пальцы и доводящий до самого яркого оргазма в жизни, — такой можно было испытать только во сне, а для неискушенной Гермионы это было подобно смерчу в тихий погожий день. Он дышал ей на ухо приглушенным шепотом вперемешку с парселтангом и тихими смешками и мягко придушивал за горло, двигаясь внутри и распространяя жар своего тела на нее, пока она глотала слезы от унижения и, самое страшное, наслаждения от его порочащих ее честь прикосновений, но это не мешало его ненавидеть после. Когда Гермиона со стоном замирала под ним, расслабляясь, ее напряженные ноги разъезжались в стороны, и он подхватывал ее, как малышку, и укладывал к себе на колени, гладя по волосам в утешении, она просыпалась. И сразу после: разбитая и униженная, сжимающая в зубах уголок подушки и рыдающая так тихо, чтобы мальчики не услышали, Грейнджер обещала себе оттолкнуть его в следующий раз, но все повторялось по одному и тому же сценарию. Такие сны были на втором месте в ее списке самых ненавистных, а про первое место она даже думать не хочет… А, возможно, Реддл уничтожил все хорошее и светлое в ее жизни, как только она надела медальон на шею, когда впервые подсказал ей о том, в какой книге искать необходимую для ее рукописи информацию… Было столько вариантов, но везде — абсолютно везде фигурировал он. Ее новый боггарт — Том Реддл. И, честно говоря, Гермиона подозревала, что обычным Риддикулусом и смехом от него не избавишься. Тогда она попробует по-другому, просто представь, что это — Малфой, и запусти все свои остроты в него, как делала всю жизнь. Она уже поняла, что зачем-то понадобилась Темному Лорду, и раз он не убил ее раньше, то и не убьет и сейчас, а морально себя подбодрить ей было необходимо. — Зачем мы здесь, Реддл? — Гермиона будто очнулась, ощетинилась и попыталась вырваться, но хватка у мужчины была на самом деле железной. — Что у тебя на уме? Зачем мы здесь? — вновь спросила она. — Ты чертов… мерзкий… Он посмотрел на нее таки́м взглядом, как смотрят на непослушных детей родители в супермаркетах, когда те мешают им совершать необходимые покупки: с пренебрежением и усталостью, будто она его порядком замучила своими глупыми вопросами. Гермиона поморщилась, глядя в его суженные зрачки. Хотелось будто бы наперекор собственному страху показать ему язык и шлепнуть по бледному лицу, добавив ему красок, но она знала, что тогда руку он ей доломает окончательно. — Важное дело, — отрезал он и завел ее в пустую комнату, дверь за ними с тихим звуком захлопнулась. В помещении находился круглый стол с лежащим на нем чистым пергаментом и старым кинжалом и три стула. Будто бы из ниоткуда возник гоблин и посмотрел на них со страхом; такого взгляда от этих созданий Гермиона в жизни не ожидала. Гоблин был старый и словно болезненный, но девушка поняла, эта болезнь — страх. Этот волшебный народ всегда был очень гордым и бесстрашным — настоящие воины, но сейчас тот грузно сел в кресло и пригласил их за стол, даже не поднимая глаз на Реддла. Его длинные ногти с желтыми пятнами подрагивали, когда он надевал очки и протягивал волшебнику стопку подшитых пергаментов. Гермиона попыталась разглядеть, что на них было, но Реддл тут же спрятал переданное в ее бисерную сумочку и засунул ту в карман. Ее возмущению не было предела. — Ты ходишь с моей… — она задохнулась от шока и ярости, так и не договорив. — Сейчас ты порежешь указательный палец этим кинжалом, Гермиона, капнешь на пергамент и будешь молчать. Поняла меня? — перебил он Грейнджер и строго на нее взглянул. Девушка хотела уже что-то ответить ему, — по типу: «А не пошел бы ты на…» — но почувствовала, что не может издать ни звука. Этот ублюдок наложил на нее невербальное Силенцио, будто предугадывая ее истеричные и гневные выкрики, которые мысленно уже раздавались внутри ее черепной коробки. Какой предусмотрительный, видимо, не хотел, чтобы гоблин стал свидетелем ее неуважения по отношению к нему. Самодовольства Реддлу было не занимать. Знал бы гоблин, о чем она думала, тут бы посерел. Молча — а по-другому она не могла — Гермиона угрюмо села за стол и взяла в руки изогнутый нож, покрытый ржавчиной и налетом от старости. Мерзость. Честно говоря, не хотелось занести им себе в кровь какую-то заразу подобно столбняку или еще чему бы то ни было. Она с вызовом взглянула на Реддла и выгнула бровь в немом вопросе. — Режь, он чистый, — приказал тот и схватил ее за руку, направляя к лезвию. Заметив ее беспокойно бегающий взгляд по кинжалу, Реддл усмехнулся: — Нож зачарован, ты сможешь им порезать лишь себя, так что не надейся, — словно услышал ее мысли. — Я все знаю о тебе, маленькая львица. Потерпи и я все расскажу тебе позже, но сейчас нам нужно кое-что проверить, — он надавил пальцами сильнее на тонкую кожу руки. — Режь. А Гермиона пыталась, действительно пыталась направить чертов нож на горло этого ублюдка и перерезать его одним слаженным движением кисти, пуская наружу черную кровь, испортить его бледное горло с синими венами; всадить по самую рукоять и прокрутить, урча от восторга. Она так ярко себе это представила, что расстроилась еще сильнее от того, что задуманное не получится. Ее моральные устои нарушались с каждой секундой, ненависть, граничащая со страхом, действительно меняла людей, хотя раньше Грейнджер не думала, что такое возможно; теперь же она сама ощущала в себе приливы желания в виде убийства Реддла и освобождения мира от этой черни с переменой на желание забиться в уголок и не смотреть в его стальные глаза. Раньше Гермиона никогда бы себе такого не позволила: даже думать об убийстве ей казалось ужасным занятием, но теперь, после их «трапезы», после его отношения к ней и к Гарри, она бы с радостью пустила в него Аваду, не раздумывая ни секунды. Хотя… такая быстрая смерть была бы для него подарком. Она так не ненавидела возрождённого змеелицего Волан-де-Морта, как этого чертовски… испортившего все их планы своим появлением. Она зыркнула поочередно то на Реддла, то на притихшего гоблина, кажущегося совсем маленьким и незаметным в темной комнате, и уверенно порезала палец, — хотелось Реддла — капая на чистый пергамент алой кровью. От одной капельки потянулись витиеватые рисунки, как сосуды, превращаясь в нечто большее, чем просто полосы и переплетения. Перед ней начало проявляться родовое древо. Её. Значит, он привез ее сюда, чтобы узнать, права ли она была в своей теории по поводу родства с Фрессонами или магия в грязнокровках появлялась иным путем, зарождаясь внутри органов или крови. Она даже не заметила, каким жадным взглядом Том обвел ее порез с каплями крови, как вмиг расширились его зрачки и раздулись крылья носа, ведь все внимание девушки было прикреплено к именам, которые вели к ее прадеду, а от него шла целая ветвь французских волшебников. Да! Она была права, как всегда. Николя Фрессон, известный зельевар, был ее дальним братом, и она, согласно увиденному, считалась потомком чистокровной линии волшебников Франции. Мерлин, грязнокровки все же не могли появиться из воздуха! Она была права! Чертовски права! Она улыбнулась, потирая ноющее запястье, и повернулась к Реддлу, но тут же ее улыбка потухла, когда она поняла, кто находится рядом. С ним не то что бы не хотелось разделять свою радость, с ним не хотелось находиться в одном доме, в одном городе и на одной планете, потому Грейнджер подавила улыбку и отвернулась на собственное древо, скользя по нему взглядом. — Я даже не сомневался, — прошептал Реддл ей на ухо, заставляя подскочить на стуле, и взял ее окровавленную руку в свою, переплетая пальцы и пачкая собственные в алой жидкости, выводя из кабинета. Она попыталась вырваться из хватки, но он не позволил, как всегда делая так, как было удобно ему. Они даже не попрощались с гоблином: Реддл проигнорировал, а Гермиона не могла сказать ни слова, как ее быстро повели на выход, сжимая все в той же мертвой хватке. Счастье от того, что ее теория подтвердилась, погасло окончательно, как только она посмотрела на широкую спину и руку, что тащила ее за собой. Она закусила губу, не давая себе заплакать, и уставилась на его затылок, молча проклиная мужчину в своей голове.

***

Они прибыли обратно в Мэнор, и Гермиона надеялась, что теперь она сможет отдохнуть от его общества, но как бы не так. Реддл сразу же привел ее в комнату и посадил за стол, не спуская с нее глаз. — Гермиона, что ты знаешь о клятвах? Девушка неловко поерзала; она сидела перед Гарри, Реддлом, Волан-де-Мортом и, что странно, Северусом Снейпом. Гарри смотрел озабоченно, но не ей в лицо, лишь на свои сцепленные в замок руки; Реддл насмешливо, змеелицый с широкой улыбкой на тонкогубом бледном лице — было тревожно; у Снейпа маской застыло выражение омерзения к происходящему, будто Гермиона украла у него ингредиенты для зелья и теперь предстала перед судом. «Обязуетесь ли вы говорить правду и ничего кроме правды?» — Гермиона представила, как произносит присягу, кладя руку на Библию, закатывает глаза и начинает безбожно врать. — Я уточню. Есть клятвы, как Непреложный обет, который, если ты его нарушишь, заставляет человека умереть. Но, — Реддл ухмыльнулся, — есть, девочка, клятвы непроизвольные, когда сила слова и воля магии объединяются и действуют в тандеме, создавая нечто новое, вечное. Что ты знаешь о магловских молитвах? Гермиона снова поерзала. Ей не нравился данный разговор. Ей не нравилось сидеть перед ними, как на допросе, и отвечать на пространственные вопросы Реддла, от которого исходила аура натуральной радости. Молитвы… обет, клятвы… все это звучало не очень приятно для нее, потому что принуждение для ее свободолюбивой натуры было смерти подобно. Даже в библиотеке Хогвартса она чаще всего обходила стороной именно такие книги: ей не нравилось знать о том, что может подчинить волю, ей не нравилось о таком думать, не то что читать и набираться знаний по теме, которая вызывала тошноту, и сейчас у нее складывалось ощущение, будто она единственная из всего класса не выполнила домашнее задание. — Если честно, то не особо много. Такой наукой я не увлекаюсь и не считаю себя верующей в Бога по какой-то определённой вере, будь то католицизм, православие или ислам, — она попыталась поймать взгляд Гарри, но тщетно. — Тогда, что ты ответишь мне, если я скажу, что ты и Поттер связали себя тройной клятвой верности друг другу? Знаешь, как во имя Отца, Сына и Святого духа, — он рассмеялся, закинув голову и обнажив зубы: как простой юноша; Гермиона на секунду залюбовалась линией его челюсти — на секунду, пока до нее не начал доходить смысл слов. — Ты трижды сказала, что будешь для него всем: матерью, сестрой и другом, что будешь всегда его поддерживать и никогда не бросишь, где бы он ни был. Все верно, я ничего не упускаю? — он продолжал наигранно посмеиваться, будто услышал самую смешную на свете шутку. От его смеха внутри Гермионы что-то рассыпалось, с громких хрустом треснуло, как ветошь под ногами. Этот красивый звук напоминал траурный марш ее скорых похорон. Почему-то она была уверена, что все сказанные слова Реддла не принесут ей ни грамма счастья. — Это бред! — Гермиона напряглась. — Да, мы поклялись, но… — На крови, мисс Грейнджер, повторяя строчки три́ раза. Оба, — Снейп поморщился, перебив ее, — идиоты. У них связь, как у сиблингов, поэтому не мудрено, что кровь Грейнджер так подействовала на крестраж, оживляя его. Это похоже на ритуал воскрешения вас, мой Лорд, но в другом исполнении, более чистом и непорочном. Если в случае с Поттером, кровь была взята для ритуала — насильно, то здесь, смешанная кровь Грейнджер и того же Поттера, была почти дарована, пролитая случайно. — Я не дарила ему ничего! Как это вообще может так интерпретироваться? Вы вывернули все наизнанку! Гермиона перевела яростный взгляд на молчаливого Гарри. Глаза его сияли невыплаканными слезами за стеклами очков. Он молчал и даже не сказал ей: «Привет», когда она вошла вслед за Реддлом, зевая и прикрывая глаза рукой. Он угасал на глазах. — И что это значит для меня? — Гермиона посмотрела на Реддла, он уже не смеялся, но губы застыли в довольной улыбке. Ее палочка снова оказалась в его руке и он взмахнул ею, вызывая крупный Патронус в виде змеи. — Раньше я не мог его вызывать, никогда прежде, я думаю, что из-за увлечения темными искусствами, а теперь могу; твоя магия такая чистая, — Патронус подполз к ней и зашипел: «Теперь твоя магия — наша магия», — и исчез, растворяясь на мелкие осколки. — Дело в том, что связав себя с Поттером, который является частью моей души, ты оросила кровью медальон, в котором я был заперт, — она почувствовала, что сейчас весь ее мир перевернется, — и теперь твоя магия подпитывает меня, делая гораздо сильнее, чем я был ранее. — Что ты… — Не сказать, что магии собственной у меня было мало, но, — он многозначительно взглянул на нее, — сейчас я могу черпать силы из тебя. Ведь теперь ты мой постоянный источник, как колодец с самой свежей водой. Ну как, милая, — улыбка, как у самого счастливого фальшивого человека на земле, — тебе нравится твоя новая роль в моей жизни? — Нет. Такого быть не может. Я отказываюсь в это верить. Гермиона сжалась. Судорога скрутила напряжённые мышцы, хотелось убежать отсюда, раствориться, как плоть растворяется под действием серной кислоты, но она поняла, что в реальности — она глупая девочка, дрожащая от страха зверушка, не в силах пошевелить и пальцем. Она — батарейка для Темного Лорда. Как острый нож для колки льда, мысль лоботомией проткнула ее лобную долю — ей нужно умереть и он ничего не получит. Мысль яркая и быстрая, необдуманная, как вспышка грозовой молнии, поразила ее. Она знала, что он не даст ей способ избавиться от этого, Мерлин, способ вообще существовал? Убить себя и прекратить это, — вот он способ, и тогда у кого-то когда-нибудь получится убить Темного Лорда, но уже без ее участия. Пожертвовать собой сейчас казалось самым простым вариантом… Гермиона сжала зубы. Осталось потерпеть чуть-чуть, она выйдет отсюда, вернется в спальню, наберет теплую ванну, разобьёт зеркало и перережет себе вены, кусая зубами пальцы, чтобы не кричать от боли. — Я нашел одну книгу в библиотеке своего последователя, сегодня мы кое-что с тобой сделаем, — продолжал Реддл, но она его не слышала, думая о своем. — Мне всегда нравилась библиотека Ноттов, такого количества книг по ритуалам на крови я не встречал даже в кладези Блэков. Она сидела, думая о том, что ее тело найдут утром: холодное и обескровленное. Скорее всего, обнаружит домовик, которого тут же убьют, как гонца с плохими вестями. И тогда Реддл провалится. Какая прелесть! У Гермионы закипела кровь от возбуждения, ведь она нашла способ подпортить этому сукиному сыну существование. А, может, ублюдок — Гермиона из принципа не хотела называть это существо по имени — сразу почувствует, как его магия угасает и придет помешать ей. Она поморщилась. Тогда горло: быстро и точно, в яремную вену, окрасив белые стены фонтаном из росписи своей жизни. Она закусила губу, спрятав улыбку. Она справится, нужно чуть-чуть подождать. — Поэтому ты свободно пользуешься моей палочкой и не убил меня? — губы дрожали, ей хотелось захохотать и попроситься в спальню, чтобы скорее сделать то, что она задумала. Слова вылетали из рта необдуманными бабочками; она даже не смотрела в его сторону, что было фатальной ошибкой с ее стороны — ведь хищнику нужно смотреть прямо в глаза. Этот ублюдок и дня больше не проживёт, пользуясь ее магией. Такое чудовище, как он, недостойно ею пользоваться. Мерлин, она воскресила Темного Лорда и подпитывала его, как самое сильное восстанавливающее зелье… Она посмотрела в глаза Гарри и поняла: он знал, он понял по ее виду, что она задумала. Он сжал и разжал кулак на столе, пальцы отбили Азбукой Морзе, которую они изучили в палатке: «Я буду скучать». Поттер отвернулся и посмотрел на Реддла, опуская голову вниз. Они думали об одном и том же, сначала она — следом Гарри. И половина дела будет сделана. На этом их роль будет окончена. — А ты думала, что есть другие важные причины оставлять тебя в живых? — Реддл перестал улыбаться, выводя ее из транса. — Ты будешь под моей защитой, потому что твоя магия прекрасна. Очень сильная и такая… нежная, вкусная. Чем больше положительных эмоций ты получаешь, тем лучше я чувствую себя. Ты будешь служить мне, девочка, а я буду брать все из этой связи с тобой. Она, кстати, односторонняя, — прервал он ее размышления. — И открою тебе секрет, — он наклонился к ней ближе, положив руку на ее затылок, прижимаясь лбом к ее лбу, — ее затошнило, — я знаю все, о чем ты думаешь, дурочка, слышу каждое слово в твоей голове, потому что ты — то, что вернуло меня. Ты мое сокровище. Мой приз. Моя тайна. Поэтому спасибо, что порезала ладонь, клянясь Поттеру, спасибо, что попалась на глаза глупому маглу. Спасибо за магию. А теперь, — он протянул ей руку, — мы с тобой совершим ритуал, Гермиона Грейнджер. Ты не умрешь, можешь оставить свои нелепые фантазии в этой комнате. Она дернулась и встала со стула, прижимаясь к стенке. Ни за что! — Пошел ты! — она выведет его и он ее убьет, и все, — посетила ее голову чертовски глупая мысль. — Лучше убей меня сразу! Ты думаешь, я соглашусь на это? Чёрта с два! Реддл и Воландеморт рассмеялись от ее фраз, сказанных в сердцах. Том схватил ее руку и притянул к себе, пальцами сдавливая горло под подбородком. Рядом с ними тенью возник Снейп, но от его близкого присутствия стало еще более мерзко. Предатель. Поганый трус. — Если ты не сделаешь, что я хочу, то убью всех, о ком ты так часто думала в палатке. Просто сожгу все население Хогвартса прямо сейчас. Или… — он перевел взгляд на Поттера, — я превращу его в живую куклу. Не убью, он мне пока нужен, но друга ты потеряешь, это я тебе обещаю. Выбирай, с кого начать? С Поттера или всего Хогвартса? — Н-нет, погоди… — Детишки спят в своих кроватках и так там и останутся навсегда, — его губы задели ее ухо, влажное дыхание с ароматом табака ударило в нос. — И знаешь что? — он задышал чаще, вдавливая ее в стену. — Пожалуйста, — Гермиона взывала, цепляясь за его рукав, — это безумие. Они ни в чем не виноваты. — Я заставлю тебя на это смотреть. А когда убью их всех, все равно найду способ, чтобы ты приняла условия. Найду твоих магловских родителей, либо убью других маглов. Мне не впервой расправляться с целыми семьями. И ты, Гермиона, будешь жить долго, так долго, как я́́ захочу, каждый день вспоминая, что из-за тебя, — он сжал ее горло сильнее, — они все мертвы. Каждый будет на твоей совести. Каждая смерть из-за твоей тупости. Как тебе? Нравится? Я вот в восторге! — его лицо было искажено гримасой счастья, будто он наслаждался ее страхом. Слезы потекли по ее лицу. Он улыбался, а она распадалась на атомы, будто ее поглотила черная дыра. Все ее звезды погасли. Сияли лишь глаза Реддла: безумные и блестящие, как чудесные жемчужины на дне океана, такие же безжизненные глаза, как у мертвеца. Плоды боярышника на ветру. Наверное, в его голове никогда не зарождалось таких чувств, как сострадание и горечь, боль от потери и любовь к ближнему. Гермиона всхлипнула, когда ее волосы больно потянули вверх. — Не плачь. Я ненавижу, когда люди плачут. Слезы тебе все равно не помогут, — он скривился. — Почему ты плачешь? — Гермиона всхлипнула вновь. — Прекрати! — он провел ладонью по ее щекам, растирая влагу, но слезы не прекращались. — Не будь еще более жалкой! — Ты… — она захрипела, — сдохнешь, когда-нибудь обязательно сдохнешь, и я буду плакать от счастья, Реддл. Буду рыдать и смеяться! — если бы можно было убить взглядом, Реддл был бы мертвецом. Он улыбнулся с теплотой, вот только морщинки вокруг глаз не придали им жизни, будто манекену нарисовали улыбку и зрачки. И как она раньше не замечала этот блеск, присущий больным людям? Как там она читала в книге, у психопатии есть особенный запах? Запах грязи и агрессии. Для нее же уродство характера приняло аромат Реддла: шоколад и сигареты. Мерзость и сладость, как гниющее яблоко. — Слишком громкие слова для такой сопливой девчонки. Я думал, ты благоразумнее, но… Северус, аппарируй нас в Хогвартс. — Нет! Не надо! — она закричала, пытаясь убрать его руки от себя, выкорчевать этот удушливый запах из носоглотки, но это было все равно, что сдвинуть гору. — Я приму! Не надо! Приму! Чертов ты сукин… тебе все вернется. Помяни мои слова, Том Марволо Реддл! Надеюсь, что ты будешь страдать. Реддл отпустил ее горло и сделал шаг назад, вытирая мокрые от ее слез пальцы о брюки. Мужчина абсолютно никак не отреагировал на слова девушки, словно это пустой звук на фоне. Он молча схватил ее правую ладонь и порезал с помощью беспалочковой магии невербально в том же месте, где у нее уже был шрам, перекрыв собой шрам от дурачества с Гарри, следом порезал собственную ладонь, скрепив их вместе, и подвел к Снейпу, который уже достал палочку, и что-то шептал, напевая, как песню на незнакомом языке. Реддл торопился, это было заметно. Снейп подошел ближе и вывел на тыльной стороне ладони по руне с помощью Диффиндо. Их кровь полилась вниз, смешиваясь друг с другом. — Клянешься ли ты, Гермиона Грейнджер, не причинять себе умышленный вред, убивать себя или просить об этом кого бы то ни было в любой форме? Губы ее дрожали, и в носу щипало. Ублюдок, какой же он ублюдок. Она поняла, что он все знал, поэтому решился на это. Прочитал в ее голове, по ее взгляду, движениям. Спланировал, как только они вышли из банка, быть может, даже раньше. Она вздохнула, посмотрев в глаза своего душегуба. Незнакомый ей ритуал стиснул ее ладонь будто в капкан. Было больно, как от ожога. — Клянусь, — руна засветилась и одна из палочек исчезла, втягивая в себя их смешанную кровь. — Клянешься ли ты, Гермиона Грейнджер, служить Тому Реддлу и не предавать его? Спину прошибло потом. — Клянусь, — вторая палочка на руне так же исчезла, а кровь перестала капать на пол, словно порез, как вампир, напитывался их кровью. — Клянешься ли ты, Гермиона Грейнджер, никогда не пытаться сбежать и просить помощи в этом вопросе у кого бы то ни было в любой форме? — Клянусь, — руны исчезли, как и кровь с их сцепленных ладоней. Три светящихся обруча обрушились на них, соединяя в единую цепочку с головы до пят. Неразрывную, как узы. Тихий шепот Снейпа затих. — Если ты ослушаешься меня, ты не умрешь, — он улыбнулся, — даже не думай. Тебе просто будет больно. Очень, — притянул к себе ближе, приглаживая растрепанные волосы, будто гладил питомца. — Можешь идти, — он отпустил ее руку, разглядывая собственную ладонь со шрамом. Гермиона отвернулась, и ее взял за руку домовик Малфоев, сразу же перенося в спальню. Это теперь ее спальня. Она теперь никуда не сбежит. Гермиона яростно метнулась к столику и разбила парфюм, выбирая с пола самый толстый и острый осколок. Пальцы с зажатым стеклом не успели дойти до руки, — ее прошибло такой сильной болью, что она закричала, казалось, на все поместье. Реддл расхохотался, находясь в соседней комнате, разворачиваясь к Поттеру. — Слышите? Она уже пытается, такая глупая. Гарри поежился. Он себя ощущал сторонним наблюдателем, и пусть он знал, чего Гермиона от него ожидала, он не сможет ее убить, потому что ранее уже сам прошел через такой же ритуал только с более жесткими рамками относительно поведения. То, как Реддл, не Волан-де-Морт, относился к Гермионе, как он на нее смотрел, не нравилось парню. Совершенно. — Брось, — сказал ему Реддл, — с ней все будет в порядке. Тем более твоя подруга оказалась родственницей чистокровных. Ты должен радоваться, Поттер, — он подошел ближе. — Ну же, улыбнись, Гарри! — боль прошлась по всему телу от невербального жалящего в щеку. — Улыбайся! — и Поттер улыбнулся, вымученно смотря в стену. — Молодец! Можешь, когда хочешь. Дверь нетерпеливо распахнулась без стука, в комнату вошла Белла с широкой улыбкой на лице. — Мой Лорд, — она подбежала к Реддлу и села перед ним на колени, — я принесла вам то, о чем вы просили. Это в моей комнате, — она переводила взгляд то с Волан-де-Морта, то на молодого Реддла, но взгляд ее все равно задерживался на красивом лице, нежели змееподобном. — Отлично, — он кивнул, улыбаясь ей мягкой улыбкой, — Поттера затошнило. — Не оставите нас вдвоем? Волан-де-Морт встал и вывел Поттера из комнаты, заводя парня в спальню напротив той, где теперь жила Гермиона. Он еще слышал ее рыдания сквозь дверь, но видеть подругу сейчас не мог — слишком было больно обоим. — Вы хотите объединить крестражи? — Поттер задал вопрос, и глаза Волан-де-Морта покраснели. — Тебе это знать необязательно, — он закрыл дверь за Поттером и удалился в свою спальню. Ему было все хуже и хуже. Это тело, созданное ритуалом, гноилось под одеждой, кости ломило постоянно, а вспышки агрессии все чаще поражали мозг. Спасали лишь зелья Снейпа, но и они теряли свой эффект от постоянного использования. Скоро. Совсем скоро он объединит несколько недостающих частей в новом, более молодом и совершенном теле, и ему станет лучше. Реддл в этот момент сидел в кресле, пока Белла языком собирала выступающую с члена смазку. Его тело было таким же, как при жизни: сильным и красивым, а возбуждение, которое он чувствовал раньше не так часто, поразило сознание. Белла была красива, но Азкабан ее красоту очень сильно испортил. Реддлу было противно целовать ее, противно касаться ее тела, но как игрушка для снятия напряжения она подходила как нельзя кстати. Когда он только принял ее в ряды Пожирателей — он добыл воспоминания у другого Волан-де-Морта — то увидел, как она смотрела на него, как желала и мечтала разделить с ним постель. Такая глупая, но преданная. Все они: идеальные слуги, вышколенные Круцио и страхом. В то время, когда Реддл начал войну, секс его уже не интересовал, он был поглощен жаждой силы и погружением в Темные искусства, поэтому сейчас исполнял влажную мечту Беллы. Копаться в ее мыслях было не интересно. Другое дело слышать мысли Грейнджер — симфония для его ушей, одно только построение ее предложений, даже без упора на смысл, уже внушало ему в голову легкую степень возбуждения. Ему всегда нравились умные люди, умные женщины. Гермиона была красива и умна, тут было невозможно не обратить внимание. Даром, что магловская кровь. Над ним как-то даже потешались на последних курсах в Хогвартсе, что он переспал со всей женской частью Равенкло, но он не мог по-другому, красивая внешность вкупе с яркими способностями не могла не возбуждать. Белла же… Белла хорошо работала ртом, и уже за это ее можно было похвалить. Еще будучи в медальоне, он заинтересовался Грейнджер, как наблюдатель, развлекая себя уроками с ней. Касаться ее он не планировал изначально, это вышло случайно в первый раз, непонятно — во второй и целенаправленно в третий. Ее страх и отвращение были такими сильными, давая ему живительную магию, что он не мог ей насытиться. Он сидел в одиночестве долгие годы, был слаб и одинок, запертый ото всех сначала во влажности грота и стонов инферни, а затем в пыли и темноте чужих карманов Наземникуса Флетчера, пока его не забрала себе Долорес. Неподражаемая Долорес… Он насадил Беллу глубже на член, ускоряя движения внутри ее глотки, и выдохнул спертый воздух сквозь зубы, вспоминая. Амбридж была настолько гнилостной внутри, что влияние на нее никак не изменяло ее без того сучий характер, чтобы сделать хуже. Казалось, ее эмоции всегда были ядовиты и низменны, не придавая ему абсолютно никаких сил, как должно было быть, да и магия женщины была на вкус склизкая и мерзкая, как гной бубонтюбера. Это работало только с людьми, которые испытывали подобные эмоции не на постоянной основе. Он ждал ее смерти, которая никак не приходила, и после начал надеяться, что медальон она потеряет или кому-нибудь отдаст, потому что существовать на ее теле было абсолютно пустым делом. Гермиона же разбавила его существование в ту же секунду, как только цепочка медальона облепила удавкой ее шею. Ему понравилось быть на ее шее больше других, даже больше его крестража: от Поттера исходило знакомое ощущение, как от давно потерянной вещицы, что-то теплое, как летний бриз с ароматом пещеры, где он хранился ранее. От Рона Уизли пахло по́́том, едой и скудоумием; совращать юношу было слишком легко и неинтересно, даже муторно, будто Том выполнял ежедневную рутинную работу. Совращать же Гермиону было его любимым занятием, потому что он сам испытывал от этого экстаз, видя ее страх на лице, когда она понимала, кто́́ доставлял ей удовольствие. Ее ум был острым, как клыки Нагайны, она бы отлично смотрелась с его меткой на руке: послушная и верная. И тогда он начал нашептывать Рону то, чего мальчик боялся больше всего на свете — быть третьим лишним; не прошло и месяца, как его — Рона — гнев начал приносить свои плоды, питая Реддла все сильнее с каждым разом. Его эмоции, чистые в своей простоте от зависти, гнева и… жажды обладания, отлично напитывали кусок души, заключённый в медальоне. Та ссора, когда Уизли ушел, даже немного огорчила Реддла — ведь он потерял свою кормушку, пригретое местечко чистейшего хаоса мыслей и чувств, там и жадность, и похоть, и чревоугодие, и леность. Уизли, как исключительный коллекционер, собрал в себе все порицаемые человеческие эмоции, которые были необходимы крестражу для «жизни», потому что характер его был простым и душа не такой уж и глубокой, все его мысли были написаны на веснушчатом лице, а испытывал юноша целый калейдоскоп негатива из-за тихого шепота по ночам и правильных снов, ранее чистый в своих помыслах, он начал таить обиду. Показывать ему Гермиону в моменты удовольствия, только заменяя себя Поттером, было и смешно, и странно. Реддл знал, что так нужно, что это работает, но он не хотел делиться. Это его Гермиона. Его магический источник. Он знал, что нахождение рядом с ней принесет свои плоды, и не прогадал… Девушка будет его при любом раскладе, как военный трофей. Его золотой слиток из Гриффиндора, отобранный силой — как он любил — у светлой стороны, замена мечу Годрика. Запятнанная его учениями, чистота девушки сияла бы еще ярче в черно-золотых всполохах его магии, которая кочевала бы из ее тела в его. Он думал об этом постоянно, одержимо представляя, как она получит метку, когда он вернет себе тело — он в этом не сомневался. Нужно будет — он подействует на ее разум, совратит, заставит, у него было много разных вариантов, когда он привлекал на свою сторону светлых волшебников. Какой-то из них обязательно сработал бы и на Грейнджер, и Реддл знал — что. Ее ненасытная жажда знаний, желание показать свой интеллект и доказать всем чистокровным вокруг, что она чего-то стоит и без громкой фамилии. Эта рукопись, он улыбнулся своим мыслям, была написана, как не прискорбно, ради желания обрести любовь, которая у нее была абсолютно безответной, получить признание и почести, чтобы на неё обратили внимание. Бедная одинокая девочка, не такая уж и любимая дочь, потому что «другая», белая ворона на своем же факультете. Реддл подозревал, что, не спаси тогда Поттер и Уизли Гермиону, она бы купалась в зависти к другим и, рано или поздно, обратила свой взгляд на Темные искусства. Гениальная, но грязнокровка, красивая, но на такой не захотят жениться, веселая, но никому были не интересны ее шутки. Одинокая Гермиона Грейнджер, утопающая в болоте библиотеки. Но портить ее чистую кожу, когда он вернулся в реальный мир, почему-то не хотелось. Реддл вздохнул, направляя член глубже в любезно предоставленную глотку. Белла сосала на превосходно, но за закрытыми глазами представал образ Грейнджер, собранный из худых щек, больших светло-карих глаз, скромного декольте с острыми ключицами и теплого рта с розовыми губами, облизывающего его пальцы. Интересно, Грейнджер так бы хорошо заглатывала его член, как Белла? Она все делала хорошо, за что бы не взялась. Бросить Лестрейндж здесь и проверить это в реальности с маленькой гриффиндоркой захотелось безумно. Реддл сглотнул слюну, наполнившую рот, от фантазии о том, как бы она с укором смотрела на него, пока он водил по ее неискушенным любовными играми губам влажной головкой, как бы девушка хмурила брови и закатывала глаза, толкнись он глубоко в ее глотку, прямо, как сейчас. Пока он ей будет рассказывать о Темной магии, она будет — с ненавистью, но! — ублажать его так, как он пожелает. И он будет делать с ней все, что захочет, пока она ему не надоест. После можно было отдать ее как подарок тому мальчишке, который ее хотел, Малфою… или… Нотту… хотя к Нотту она бы захотела сама, влюбленное сердце не знает боли. Нет, она не будет ни с кем, кроме него. Реддл схватил длинные кудри и потянул на себя, пальцами врезаясь в кожу головы Пожирательницы. Нет. Зачем делиться? Белла замычала и попыталась вырваться из хватки, сбивая его думы. Он открыл глаза и с ненавистью посмотрел на Лестрейндж, сверкая алыми радужками от злости. Он закрыл глаза, вновь утопая в собственной фантазии — член опадал, Белла не возбуждала, пришлось напрячься и представить на ее месте все же Грейнджер и ее тихо: «Да, мой Лорд». Он бы поцеловал ее. Гермиону. Она красивая. Ему хотелось поцеловать ее, когда она плакала. Жаль, это не будет ее первым поцелуем. Реддл любил быть первым во всем, но он ненавидел слезы и считал их слабостью, хотя на ней они смотрелись хорошо, как красивое вечернее платье — необходимый атрибут. Том понадеялся, что она будет часто при нем плакать и не прислушается к его словам о том, что слезы — слабость. Реддл сказал ей это, не контролируя собственный рот, но он постарается доводить ее до слез чаще. Новые игрушки всегда были самыми любимыми поначалу. Реддл все же кончил в рот Белле, сразу поднимаясь и застегивая ширинку. Ему хотелось увидеть Гермиону и поговорить с ней. Прямо. Сейчас. Пока она разбита и слаба. Он бы доломал ее до конца.

***

Гермиона лежала на полу, вокруг были разбросаны флаконы с наверняка дорогими духами, но ей было плевать. У нее ничего не получилось, а боль от единственной мысли: «Просто порезать руку и пустить кровь», — была такой адской, что складывалось ощущение, что ее пытали десятикратным по силе Круцио. Она решила сесть на пол, потому что по ощущениям Гермионе казалось, что она пролежала целую вечность. Как раз, когда она начала подниматься, неловко встав на ноги и опираясь дрожащими руками на пуфик напротив туалетного столика, дверь в ее спальню открылась. Реддл очутился перед ней в три шага и молчал, прислонившись плечом к стене напротив. — Чего тебе? — выпалила Гермиона грубовато, но встать ровно пока не могла — не было сил, но и стоять так позорно склонившись перед этим уродом ей не хотелось, поэтому она села на пуф, схватив руками какие-то духи, — лишь бы что-то сжать в руках, как антистресс. Он медленно подошел к ней ближе, почти вплотную. Носки его начищенных лаковых туфель почти касались ее голой кожи стоп. Туфли она давно откинула в порыве боли и сидела босиком. Ее голова дернулась вверх от невербального заклинания, будто кто-то наклонил ее шею, заставляя смотреть вверх на него, как послушной собачонке. — На колени, — Том смотрел на нее с высоты собственного роста, и Гермионе казалось, что она стала еще меньше. — Давай, я не буду повторять дважды. Ты же знаешь. — Не буду, — она с вызовом посмотрела ему в глаза. — Встань сама или я наложу Империо, — он наклонился ближе к ее лицу. Она со злостью откинула парфюм в сторону и встала в позу. Колени дрожали, как и все тело после перенесенной боли от непослушания. Гермиона подумала, что, наверное, так дрессируют непослушных собак, чтобы те не кусали руку, которая их кормит. Складывалось ощущение, что этот сукин сын завел себе питомца, курицу, несущую золотые яйца в прямом смысле, ведь с появлением Гермионы его магия процветала. Укусить его было впредь нельзя, сбежать — тоже, убить себя — невозможно; ублюдок-Реддл все предусмотрел. Грейнджер, честно говоря, не слышала о таких ритуалах никогда: незнакомые руны, нанесенные ей Снейпом — горите в аду, профессор — ощущались под кожей, будто свежий ожог, а само действо ритуала вгоняло в полную апатию, потому что она была в духовной ловушке, — ни сбежать, ни попросить помощи, ни умереть с достоинством. Ничего. Пустота. Ей хотелось расцарапать себе глаза, чтобы хотя бы не видеть причину своих мучений, но она не могла причинить себе вред. Она была абсолютно беспомощна перед ним, он загнал ее в рамки, но Гермиона не была бы Гермионой, девочкой, что выбрал себе факультет Гриффиндор в качестве ученицы, не попытайся она сделать хоть что-то для спасения себя и Гарри. Но ей нужно подумать позже, когда она будет в одиночестве со своими мыслями, потому что при Реддле не было и шанса сохранить свои думы в тайне. Она сглотнула, уставившись в рисунок дерева паркетной доски, расслабляясь и пытаясь думать о чём-то отвлеченном, как рецепт оборотного зелья. Дыхание было тяжелым, а мысли… все мысли были вовсе не о зелье, как бы она не старалась вспомнить список ингредиентов, а лишь о том, что она в Бермудском треугольнике, и конца и края ее страданиям не будет. Она посмотрела на мужчину, который безучастно наблюдал за ней. Реддл сверкал нездоровым румянцем на лице, волосы были чуть взлохмачены, будто бы он разрушил свою прическу пальцами. Даже при быстром взгляде на него, Гермиона задалась вопросом: «Что это с ним?» — Умница, — его ладонь легла на ее макушку, заставив вздрогнуть, и погладила, как псину. Он как раз собирался продолжить что-то говорить, когда дверь в комнату отворилась вновь без стука и раздался ласково-приторный голос Беллы. — Мой Лорд, вы… — она увидела Грейнджер на коленях, а затем руку своего Господина у нее в волосах. Лицо ее изменилось, и Гермиона со смехом за секунду поняла… Мерлин, эта сумасшедшая стерва считает Реддла своим Богом. План в голове созрел в мгновение ока. Гермиона улыбнулась Белле и облизала губы, направляя голову так, будто бы наслаждалась прикосновениями мужчины, чтобы у Беллы от ревности снесло крышу. — Вы нам мешаете, — сказала Гермиона резко и посмотрела на Беллу так ненавистно, насколько позволяло ей лицо. — Ах, ты… — Свали из моей комнаты, старуха, — продолжила Гермиона, вспоминая, что вообще может разозлить влюбленную женщину. «Давай, сука, давай! Сделай благое дело хоть раз за всю свою никчемную жизнь!» Шок и ярость на лице Беллатрисы проступили так ярко и четко, что Гермионе стало даже смешно от таких новых эмоций на ее обычно перекошенном безумием лице, что она наблюдала на вырезках из «Пророка». — Поганая грязнокровка! Да как ты смеешь… Она достала палочку и уже направила ее в сторону довольной Гермионы. Спектакль одного актера удался на славу, Грейнджер аплодировала себе стоя. «Да! Сделай это, психопатка! Сделай хотя бы раз в жизни что-то достойное!» Грейнджер даже не слышала заклинание: она знала, что не дернется никуда, что примет смерть от руки этой сумасшедшей, как самый лучший подарок на Рождество. Последний подарок. Она даже не хотела смотреть в глаза Реддла в этот момент. Она опустила веки и приготовилась к желанному освобождению от оков Темного Лорда на шее, — Гарри справится без нее, замирая в моменте перед собственной смертью. Но она не подозревала, что у Реддла на нее были другие планы и их мысли были диаметрально противоположны. Он действовал быстро, и если бы не магия Гермионы, он бы не успел ее спасти и потерял такой важный актив. Как Белла только посмела поднять на нее руку?! Эта чокнутая сука! Это его Гермиона Грейнджер и только он может решать: умереть ей или жить! Он же предупреждал Пожирателей, чтобы те держали себя в руках! Белла закричала, рука с палочкой взметнулась вверх. Зеленый луч, выпущенный Лестрейндж, ударил в стену, оставляя на ней явный ожог от магии. С тихим стуком четыре пальца женщины упали на пол и покатились к чужим туфлям, пока крик не заставил Гермиону открыть глаза. Смерти желанной так и не было, зато Белла вопила так, будто приближалась к переходу на другую сторону. Реддл резко взмахнул палочкой Гермионы еще раз, и рука, отрезанная по локоть, упала на светлый ковер, заливая все вокруг черной кровью. Еще один взмах, — и от правой руки до плеча не осталось ничего — лишь ошметки умерщвленной плоти валялись на полу. — Я же сказал, чтобы вы не трогали наших гостей… Белла кричала, как банши от боли — лил настоящий фонтан из крови, заливая всю комнату. Она пыталась зажать левой рукой пустоту с торчащей костью, что осталась от ее некогда правой, но кровь лилась на пол единым потоком без остановки, мешая ей облегчить страдания. Гермиона открыла глаза и в шоке уставилась на залитое алой жидкостью пространство, перевела испуганный взгляд на Реддла, который медленно поворачивался к ней лицом. В отличие от нее, практически не испачканной, Том был буквально покрыт чужой кровью с головы до ног. Он заслонил ее собой и теперь его одежда, волосы, лицо и тело окрасились алым. Он чуть повернул голову, посмотрел Гермионе в глаза. — Отличная попытка, — тихо сказал мужчина, — я тебя недооценил. С его подбородка капало бордо, он облизнул губы, на секунду закрывая глаза, и заговорил: — Белла, — он на нее даже не смотрел, не отводя взгляда от бледного лица Гермионы, — спрячься, пока я тебя не убил. Скулящую Беллу выкинуло за дверь и та захлопнулась. Звук защелки замка резанул по ушам, как ножом по стеклу. Гермиону трясло: Реддл был таким довольным и… возбужденным. Ее глаза были напротив его паха, и она могла с детальной точностью разглядеть очертания напряженного крупного члена в узких брюках мокрых от крови. Он напоминал героя из фильмов ужасов. Ее затошнило. Он ненормальный, как на такое вообще могло… — Так на чем мы там остановились? — рука вернулась к ее волосам, но так и не смогла дотронуться до нее, потому что Реддла откинуло от нее, почти как Беллу ранее, на несколько шагов назад. — Не подходи ко мне! — она закричала, закрывая лицо руками, слезы застилали обзор, но она все равно видела, как его высокая фигура вернулась к ней и снова погладила по голове. Гермиона смогла от страха колдовать без палочки, но теперь у нее было состояние овоща, настолько резко силы покинули ее. Гермиона сглотнула, напрягая тело, и с ужасом посмотрела на другую ладонь, что без преград тянулась к ее лицу; мокрые пальцы, покрытые кровью, надавили на ее губы.