«В конце концов, бедный ягненок не просил его убивать, даже ради того, чтобы стать частью шедевра.
Ягненок удостоился чести обрести бессмертие в искусстве, а искусство божественно».
Реддл проник в ее мысли мгновенно, как только она сделала этот свой жалкий, никому не нужный шаг назад. Это было так же просто, как провести ножом по растаявшему маслу. Даже слишком. Отчего ему подумалось: «А не научить ли Грейнджер Окклюменции самостоятельно? Забавы ради. Раз уж она так хотела закрыть разум от него… Книги прикупила, как истинный книжный червячок. Вот только даже смешно получалось. Потому что не помогут эти книжки. Ничего тебе не поможет скрыть от меня свои мысли». И снова захотелось поиграть с ней в кошки-мышки. Сломать хлипкий барьер самостоятельно. Разорвать… да, именно разорвать в данный момент он и подумывал эту сладкую парочку, раздражающую его последние часы. Ему хотелось раздавить их, как топчут ногами майских жуков. Сначала Нотта, а потом и Гермиону. Вместе. Потому что эмоции, испытываемые Реддлом, кричали ему: «Убей! Убей обоих, тогда все закончится! Ты вновь станешь свободен! Это она во всем виновата. Она помеха и…» — Интересно, — произнёс Темный Лорд и улыбнулся, будто бы эти дюймы, разделяющие их тела, могли спасти ее от узнавания правды, что она скрывала. Книги, что Гермиона купила, на самом-то деле не были ни в чем виноваты. Том, будь он в нормальном состоянии, оценил бы выбор, сделанный Грейнджер. Подсказал девушке, какой автор, представленный из списка, по его мнению, глупец, а кто имел право на прочтение. При других обстоятельствах, конечно. Потому что эти жалкие фолианты, очутившиеся перед ним, стали последней каплей, достигшей вершины его выдержки. Явились максимальным градусом для закипания крови от гнева. Словом, натяжение нервов было прервано. И он сорвался. Какая глупая и наглая девчонка. Все то время, что она проводила с Ноттом, Реддл чувствовал сначала боль: тонкая спица колола где-то под ребрами, как невралгия. Неприятно, но терпимо. Напоминало щекочущее чувство усталости, оседающей сухостью в глазах и горле. Он подумал, что ей плохо из-за неразделенной любви. Усмехнулся: «Бедная девочка!» Возможно, она даже плакала. И все из-за Нотта. Так как она была далека от него — Том находился в доме Малфоев вместе с Волан-де-Мортом, чтобы сравнить нужные им образцы книг — он не чувствовал этого столь сильно, как если бы находился с Грейнджер в соседней комнате. Или в одном поместье. Волан-де-Морт не задавал ему никаких вопросов, лишь молчаливо ухмылялся, порицая такую связь с девчонкой. Он считал это грязью, окропившей чистоту крови Слизерина, но Реддл был с ним совершенно не согласен. Его тело, как и тело змеелицего, было плодом Темной магии. От их настоящей крови ничего не осталось. А вот кровь Грейнджер… Это была сила, и если бы не она… Он не хотел думать о своем «будущем», не обрети он тело. Потому что Великий Тот-Кого-Нельзя-Называть рассыпался на части и сходил с ума. Оболочка его гноилась, он пил зелья, но они не помогали. Однако создавать такое же тело, как у себя, Том ему не стал предлагать. Крестраж не хотел быть снова на втором месте: стать забытым и ненужным придатком. ОН был моложе и умнее. Лучше. Реддл понимал: прожить столько лет в одиночестве и боли, переходить из тела в тело, как жалкий призрак. У него изначально было пристанище, где он чувствовал себя спокойно. На Волан-де-Морте же сильно отразились его блуждания. Ему не нравилось общаться с самим собой. Он смотрел на то, во что превратился, и ему становилось мерзко. Даже ритуал прошел совсем не так. Видимо, не нужно было добавлять столько крови Нагайны… Когда же он вернулся к Нотту по каминной сети, все резко изменилось. Появились приятные всплески магии. Они мыльными пузырями лопались внутри него, подобно магловской содовой, которую он пробовал в детстве. Том решил проверить, где эта чертова парочка. Однако в поместье их не оказалось. Поспешно выглянув в окно, он увидел, как они стоят вдалеке. Прямо в зоне аппарации, исчезая во вспышке магии. Опоздал. Реддл, движимый чужими эмоциями, прошел в ее комнату и сел в кресло. На него нахлынул морской бриз. Мерлин, что с ним было бы, останься она рядом… Волны, теплые и живые, касались всего тела, начиная от кончиков волос, заканчивая выдохом на влажных губах. Это ощущение было чудесным. Сказочным. Так приятно ему не было никогда. Том жадно напитывался воздухом, что казался ему сладким, как вино. Воздухом, захватившим его сознание в свои шелковые сети. Реддл задыхался и в то же время впервые в жизни дышал по-настоящему. Необъяснимо. Как пары Амортенции, ранее ничем для него не пахнущие, магия Гермионы заволокла его иллюзией спокойствия и… дома. Теперь он подозревал, что любовное зелье пахло бы силой Гермионы, а на вкус напоминало Тому ее слезы с поцелуем. И даже горечь от девичьего нежелания сделали бы его только слаще. Даже нет, пахло бы самой Гермионой, потому что те ощущения, что дарила ему девушка, насыщали его счастьем, эйфорией больше, чем пресловутый Феликс Фелицис. Им — этим чувством — хотелось наслаждаться вновь и вновь. Ничего не понимающий Том лежал, укрывшись мягким пледом, и смотрел в витражное окно, пока в душе мужчины переплетались сладкие потоки чистой магии Гермионы Грейнджер. Какая красота, — подумал бы любой, но только не Реддл. Омерзение тотчас охватило его. Он встал, откинул мешающую ткань на пол и начал измерять шагами спальню Гермионы, не понимая, что с ним такое. Почему? Почему раньше он не ощущал эти вкусные, как сливки, магические поцелуи от девушки? Почему только сейчас? И оттого еще более невыносимо ощущал себя Реддл в эти часы. Будто запертый в клетке поместья, он не мог найти себе места, потому что Том знал: девушка сидела рядом с человеком, в которого влюблена, о котором она мечтала и по которому так страдала. Хотелось разрезать грудь Нотту и вытащить его сердце, подарив ей в подарочной коробке, чтобы оно точно принадлежало волшебнице. Еще бьющееся. Том бы сохранил его в стазисе, чтобы Гермиона слышала и понимала: при виде нее сердце Теодора Нотта не заходится в бешеном стуке. Идиотка, идиотка Грейнджер, страдающая из-за неразделенной любви. Когда же она была с Реддлом, то напротив — ее магия наполнялась болью. Она покрывалась сторонними примесями и грязью. Словно в мякоти сочной рыбы попалась кость, перекрывающая кислород и разрезающая нежную плоть горла. Гермиона его боялась и ненавидела. И Реддла бы устраивал такой расклад и дальше, не получай он с этого сплошной негатив. Даже во время поцелуев с ним, даже во время собственного оргазма она горчила, как магловский виски на языке. Подход, который работал с другими, именно с ней дал сбой. Она заставила его вытащить на поверхность всё то страшное и темное, сидящее в душе, что Реддл успешно пытался скрывать от других. Его перекрыло яростью, и он разбил почти все вещи в ее комнате, а хотелось чье-то лицо. Вся любовь Гермионы обратилась для Реддла в ненависть. Хотелось пролить крови. Сначала по-магловски, как дикарь, до сбитых кулаков. Он не дрался с семнадцати лет, как только покинул приют, но помнил это удовольствие от чужой боли. Мужчина мог сделать больно не только словами или магией, но и чистыми руками. И сейчас ему хотелось повторить все то, что он сделал на прощание с Билли Стаббсом перед отъездом. Выбитые зубы, перелом челюсти, носа и руки звучали неплохо. Он бы разукрасил лицо Теодора Нотта, уничтожил его личину — не такую уж и красивую оболочку. Замучил бы Круциатусом до состояния Лонгботтомов, а после приводил бы страдающую по нему Гермиону в Мунго, чтобы та посмотрела на пускающего сопли и слюни любимого. И, может быть, тогда бы Гермиона поняла, что нет и не было в нем ничего особенного. Но он знал: она, заучка Грейнджер, обращала внимание на внешность в последнюю очередь. Лицо Нотта, покрытое звездами из крови и туманностями из синяков, не стало бы для нее менее мило сердцу, а потеря рассудка — причиной не любить. Он накажет его, а потом и ее. Так он решил. И видеться они впредь не будут. Том не понимал, почему он так раздражается. Почему ему претило то, что она выбрала Нотта из всех? Он никого и никогда не ревновал. Всегда было плевать на романтику и чувства. Даже если его пассия после находила себе другого, — было все равно. Так почему он готов отказаться от всполохов этой счастливой магии внутри себя, только бы она сидела взаперти и не была близка к этому мальчишке? Реддл знал, что было плохой идеей идти у нее на поводу и разрешать ей выходить. Точнее, в выходах на улицу не было ничего странного, но вот сопровождающий… Все так бесило, будто у Реддла снова гормональный бунт. Зачем он, как идиот, сидел все это время в комнате Грейнджер и чувствовал радость от близости к парню, когда хотелось разорвать их обоих на кусочки? Чтобы ее глаза смотрели только на него одного. Жажда убийства уже так давно его не посещала, что теперь даже переполняла, выливаясь наружу, как протекает кипящий котел. Он аппарировал в отдаленную часть Лондона и убил троих мужчин на пустыре: быстро и без промедления, но и это не помогло. Совсем. Его разрывало на части, на атомы… еще сильнее! Сильнее с каждой секундой! Его коробило от счастья, но не собственного. Чужого. Притупленное удовольствие от убийства с заменой на удовлетворение Грейнджер. Такая прелесть. Он пытался помочь себе Окклюменцией, но почему-то она работала так плохо, что Реддл задрожал. Сама его магия противилась тому, чтобы отодвинуть от себя энергию волшебницы. Столкновение двух сил уступало девушке место в голове и теле Тома. Впервые мужчина не понимал себя и свои желания. Он метался от одной мысли к другой, утешал себя, ругал, злился, но ничего не мог сделать, ибо то самое летящее чувство от ее магии ласкало его так приятно и страстно, что не хотелось этого лишаться. А что, если бы она чувствовала это рядом с Томом? Было бы это ощущение всегда? А если ярче? Если бы он целовал Гермиону и гладил по волосам? Если бы он был причиной ее гулко бьющегося сердца? Она бы искрилась этим теплом сильнее для него? Из-за него? Если бы он любил… Реддл поморщился. Нет. Не будет такого. Он никогда не ощущал подобного. Да и не сможет. Но ничего не могло его отвлечь от эмоций Грейнджер, будто она летает без метлы, и он с ней за компанию. Это было вкусно, но сама мысль о том, с кем она и как все это прочувствовала — претила и заставляла проигрывать в голове раз за разом то, как он убивает причину радости волшебницы. Лишает после и ее, и себя этого удовольствия. Наверное, это бы принесло ему радость, в отличие от убийства грязных маглов, которых он закинул в пещеру, где когда-то сам обитал в виде медальона. Однако радость была недолгой. Волны показывали силу, ударяясь о берег, но, глядя на них, Том ничего не чувствовал. Ничего. Эта стихия меркла перед другими волнами, что омывали его изнутри. У него было личное море. Море Гермионы Грейнджер. Он назвал это чувство именно так, разрываясь между желанием утонуть в нем или иссушить полностью. В гроте он словно успокоился на несколько минут. Окклюменция начала все же работать. Инферналы застонали в страхе, когда он прибыл, сбиваясь в темные кучи, напоминающие тени. Нужно было сделать новых существ. Они бы не помешали ему в будущем для устрашения боязливых маглов. Многие из них были сожжены год назад, когда старик Дамблдор и Поттер наведывались сюда в поиске его крестража. Они искали его, но не нашли. Хорошо, что предатель забрал медальон и спрятал. Регулус Блэк, запертый на самом дне, был все еще здесь. Том знал это. Громкий смех разразил пещеру: — Видишь, Регулус! Я жив! Я живее всех живых, — инферналы вторили ему своими стонами и хрипами, и Реддл немного успокоился, отправляя тела в воду. — У тебя ничего не вышло, Блэк. Ни у кого не выйдет. И тут же новые трупы поглотили остальные инферни, утаскивая к себе на дно и делясь с ними Темной магией, обитающей в этом месте. Том еще долго стоял, обожая и ненавидя свои новые ощущения, пока не успокоился, направляя мысли в сторону. Мужчина построил мысленную дамбу, но знал, что это все равно не поможет. Гермиона распарывала его тугие стежки на броне, не напрягаясь, пока он страдал от новизны ощущений. Он аппарировал обратно в поместье и снова вошел в ее комнату, вдыхая аромат шампуня, витающий здесь. Ему нравилась эта спальня. Даже с магловскими предметами она выглядела строго, но со вкусом. Было заметно, что девочка здесь жила любознательная. И книги для нее Реддл отбирал самостоятельно, пусть она и не подозревала об этом. Домовик Ноттов убрала весь бардак, что он сотворил, но взгляд зацепился за новую башенку из фолиантов, аккуратно лежащих на краю стола. В этот же момент его вновь поразило током. Дамба прорвалась. Внутренности скрутились в клубок удовольствия. Почти предоргазменное состояние, будто ее ладошка вновь гладит возбуждение скользящими движениями. В носу защипало от эмоций: такая теплота и сладость, луч искристого света в темный день коснулись его души настолько, что ему стало страшно. Он камнем полетел в кресло, держась за подлокотники и царапая их ногтями. Хотелось разорвать себе грудную клетку и вычленить из нутра это море, достать оттуда Гермиону, впившуюся в него. Выхаркать ее магию из легких и выплакать истеричными слезами. Ему было и боязно, и вкусно. Том не понимал этой двойственности ощущений. А если он чего-то не понимал, чаще всего он это уничтожал. Пресловутые чувства, что вызывал в Гермионе Нотт, как лианы опоясывали мышцы Реддла. Сладкой ватой ощущения взрывались на языке, мешая вдохнуть. Грязнокровка была счастлива. Прямо сейчас. Реддл подавился ревностью, которую не хотел признавать ни в коем случае. Что они делали? Целовались? Или она разрешила ему забраться между своих широко разведенных бедер? Она будет стонать ему в рот так же сладко и надрывно, как и ему? Том схватился за переносицу. Он ревновал Грейнджер к нему? К этому мальчишке? Он не знал ответ на свой вопрос, но надеялся в скором времени избавиться от влияния ее крови и магии на собственный разум. Это гадость и зараза, о которых Том не хотел знать. Не просто море. Море самого вкусного яда, отравляющее его сознание. Он стал мягким из-за нее, как глина, а еще Том начал бояться. Он впервые испугался, что у него может что-то не получиться, что он просто… Для него это было ново. Все ново. И оттого еще страшнее становилось ему. Ах, любовь… Кажется, Поттер только и делал, что кричал Волан-де-Морту о любви. Дамблдор говорил мальчишке, что с ее помощью Гарри победит его. И каков итог? Он победил. Он, а не Поттер. И вот теперь сам страдал из-за того, что слишком чистая магия вливалась в него, заполняя эмоциями, которые были незнакомы. Любовными эмоциями. — Мне убить его? — спросил Реддл тихо, будто у самого себя. Гермиона помотала головой. — Но тогда магия может горчить все время, не давая мне полной силы… Девушка во все глаза смотрела на него, пахнущего безумием, и не могла поверить в то, что слышала. Дыхание ее замерло, а сердце грохотало так, что почти все остальные звуки сливались какофонией во что-то невнятное. Будто по ушам били барабаном. Она не могла понять, как из-за этих громких ударов, могла вообще слышать его страшные слова. Грейнджер понимала, о ком он говорит. К сожалению, понимала. Она же просто… — Но зачем? Он так хорошо служит мне, — Реддл закрыл глаза и сделал шаг навстречу, разговаривая, словно сам с собой. — Может, мне легче убить тебя и закончить все это? Точно. Все из-за тебя, — его шепот отдавал безумием, — ты это начала — ты это и закончишь. Он открыл глаза. Радужки горели алым. Серость вновь превратилась в киноварь, как у Волан-де-Морта. Девушка так наивно забывала, что он и есть Темный Лорд, обращая внимание на его красивую внешность, которая отвлекала от его внутренностей падальщика. Она вскинула подбородок в вызове. Если он убьет ее сейчас, это будет его лучшим поступком за всю жизнь. Потому что он подарил бы ей свободу. Он моргнул, и краснота в глазах посветлела. Гермиона нервно сглотнула слюну. — Не-е-ет, — протянул он, — нет, нет, нет, не надейся, — его плечи расправились; он сделал еще один шаг, между ними почти не осталось места. Холл был и без того узким, а Том занимал все пространство, как гора. — Скажи, что мне сделать, чтобы ты перестала так меня раздражать? Она дернулась и прижалась к входной двери. Плечи гриффиндорки тряслись, а зрачки от страха превратились в точки. Гермиона не могла взять в толк, что вообще произошло. Неужели он разозлился из-за книг? Нет же, он говорил о Тео, о Нотте и его убийстве. И ее убийстве — тоже. На секунду ей хотелось кивнуть ему и сказать, — валяй, убей меня быстрее. Я уже заждалась. Она открыла рот, но он прервал: — Я не убью тебя, милая. Конечно же, нет. Как я могу! — он рассмеялся, а она поджала губы. — Просто не могу понять, как тебе это удаётся… — Я просто… Я не знаю, что тебя так разозлило, — Гермиона говорила абсолютно честно, но аккуратно, как с раненым хищником. — Ты, — он усмехнулся, — правда не понимаешь? Твоя кровь заразила меня. Она действительно грязная, как тебе и говорили, — он источал угрозу, а его голос напоминал раскаты грома. — Я этого не хотела! — она вскрикнула от испуга, когда Том подошел к ней ближе и сжал за горло, сдавливая так, что она захрипела. — Ты сам это сотворил! Отойди от меня! Всегда горло. Самое хрупкое, что есть в теле. Он почти сломал ей шею, еще чуть-чуть, — и она не жилец. Реддл моргнул. Глаза его снова стали светло-серыми, как погода в проливной дождь. — Почему он тебе так нравится? — спросил он внезапно, отпуская. Его губы почти касались ее губ. Снова курил. — Твоя магия пульсировала счастьем все время, что тебя здесь не было. Так ответь мне, Грейнджер. Почему он тебе нравится? — его отрывистый громкий голос поразил гриффиндорку, в ушах заложило. — Я не могу ответить, — она сделала желанный вдох и закашлялась, — я правда не знаю, что ты хочешь от меня услышать. Он посмотрел ей в глаза и начал смотреть все воспоминания о прогулке снова и снова, вплоть до момента, когда Нотт пообещал видеться раз в неделю. Еще раз, и еще. Простое общение, простые взгляды. Скука… Смертная скука! Мерлин, да парень на нее даже не смотрел. Делился сухими фактами об учебе, а Грейнджер краснела, как молодая роза, из-за его присутствия. Реддл сжал зубы. — Ты же понимаешь, что он все это делает, потому что я ему приказал? — она сомкнула губы в тонкую полоску. Побледнела. — Ему абсолютно плевать на тебя, — он наклонился к ее уху. — Пле-е-ва-а-ть, — произнёс, растягивая по слогам и потирая девичье плечо, — на твои чувства. Ты ему противна. Знаешь это? — Я знаю, — она всхлипнула, дрожа всем телом. — Он никогда не захочет тебя, — покачал головой. — Ты же знаешь, это правда, — продолжал Том шепотом, лаская косточки ключиц сквозь ткань. — Он просто выполнял свою работу. Ты забыла, кто ты на самом деле? — Я знаю, кто я! Гермиона дернулась. Слова так сильно ранили ее, потому что это было той самой правдой, о которой девушка часто думала. Правдой, в которую верить не хотелось, но она плавала на самой поверхности. Жалила изо дня в день. — Очень хорошо, потому что ты начинаешь забывать свое место, — Реддл глядел на нее глазами, сияющими, как мертвые звезды. — Зачем ты это говоришь? — она покачала головой и зажмурилась. — Зачем? — Что бы ты помнила, Грейнджер. И никогда не забывала, — он улыбнулся. — Кто ты? — губы коснулись виска. Дыхание осело на ее коже мурашками, пока холодный пот лизал затылок. В животе скрутило. Она сжала бедра, вспоминая, чем кончилось их последнее рандеву. — Я… — Кто ты? — повысил тон. — Я… я грязнокровка, — она все же заплакала, стоя перед ним; впервые заплакала, нарушая данное самой себе слово. — Я грязнокровка! — А кто я, Гермиона? Она подняла на него глаза. Дышать было нечем. — Мой Лорд, — ответила, и слеза скатилась по щеке. Реддл вытер ту большим пальцем. Дыхание у обоих участилось. Хриплые вдохи-выдохи оседали на влажной коже снегом, примораживая к месту. Он смотрел на нее, видя насквозь. И ему нравилось то, что он видел. Она же смотрела на него и мечтала сбежать. У Гермионы тряслись коленки от страха. Такая разница восприятия, но приводящая к одинаковым эмоциям в итоге: к возбуждению. — Тогда какого черта ты так радуешься из-за него? — заорал он ей в лицо и несдержанно ударил по стене аккурат около головы Гермионы. — Прекрати это делать! Или я клянусь! Я убью его на твоих глазах! Выпотрошу и выкину на съедение псам. Сожгу его со всем поместьем! Так что, — он почти зарычал ей это в лицо, — хватит. Хватит! Она кивнула, учащенно дыша. Клык во рту прокусил язык. Слезы катились безвольным потоком, смачивая скулы. А он все смотрел на нее, поджав губы, словно пытался выискать что-то в глубине зрачков. Ответы на интересующий его вопрос. — Контролируй свои желания, в конце концов! Я зависим от твоей магии и не хочу получать ее от того, что ты желаешь переспать с мужчиной! — затих и выпрямился, поправляя волосы, что растрепались, пока он кричал. — Будь благоразумнее, Гермиона. Не испытывай предел моей доброты к тебе, — продолжил он сбивчивым шепотом. — Я не могу это контролировать. Я даже не думала о подобном, честное слово! И не знаю, с чего ты взял все это. Ведь я радовалась морю и книгам, а не Нотту, — она схватила его за руку, сама, впервые. — Я говорю правду! Посмотри сам. Посмотри. Только, — Гермиона так испугалась за чужую жизнь, — он не виноват. Не трогай его. Я умоляю тебя, не нужно. Я буду стараться! Я не буду показывать свой восторг, но, пожалуйста… Паника захлестнула ее. Девушка не хотела, чтобы кто-то страдал из-за нее, даже Теодор Нотт. Тео… не заслуживал лишиться жизни из-за испытываемых ею эмоций. Милостивый Годрик, Грейнджер было жаль даже Беллу, лишившуюся конечности, а бывшего сокурсника так подавно. Она сама будет отдуваться за свои поступки, потому что Гермиона — взрослый человек. И некто, отнявший у девушки то самое детство, стоял перед ней и угрожал кого-то убить из-за своей глупой прихоти. Реддл знал про мысли и желания Грейнджер — это было полуправдой, что та сама себе надумала. Она пыталась откинуть все эти чувства к парню, стать тверже, но магия не могла скрывать ее истинные чувства к мальчику. Пусть Грейнджер врет себе сколько угодно, что она его совсем не любит, но она не имела права врать об этом Темному Лорду. И он не знал, что лучше — заражаться этими странными эмоциями и быть сильным, или чувствовать горечь девичьей магии и быть слабым. Ответ был очевиден. Однако грязь, которой он считал ее эмоции, девушка вливала в него терпким вином, как в пустой сосуд. Они заставляли его импульсивно реагировать. Он не знал, как это назвать, что это такое и с чем его едят. Реддл никогда не считал, что отличается от других людей, наоборот — он был лучше их всех; но с возвращением тела понял, что они с Гермионой внутри абсолютно разные, как содержимое зелий на полке Слизнорта. Если бы она получала такие эмоции от общения с Поттером, он бы еще мог понять, но Теодор… — Ты не будешь с ним видеться впредь. — Ты обещал! — Гермиона встрепенулась. — Обещания могут меняться. — Если ты почувствуешь то же самое, когда я буду играть с котом, то и с ним запретишь видеться? — голос ее ожесточился. Она не хотела терять то единственно ценное, что только появилось. — Ты ведешь себя так, будто… Нет-нет-нет, об этом даже думать смешно, поэтому прекрати сейчас же. — Кот — это другое, — отрезал Том. — То же самое! — она начинала раздражаться. — Послушай, я не понимаю, что с тобой не так. Ты хотел, чтобы я была спокойна, чтобы чувствовала себя хорошо. Тогда почему теперь сердишься из-за этого? Тебе же только лучше. — Я не знаю! — он поморщился и закрыл глаза. — Я. Не. Знаю. Это странные ощущения, мне… Ее взгляд на долю секунды смягчился. Гриффиндорское сострадание, как славно. Гермиона мысленно дала себе оплеуху, — не смей его жалеть, идиотка. Было бы хорошо, утони он в собственной ярости и желчи, но это, к сожалению, ей будет лишь сниться. — Поттер отправился к Уизли, — неожиданно сказал Том. Реддл покачал головой, смотря ей в глаза. Снова эмоции начали заполнять его естество. Сострадание: посочувствуй ей, погладь по голове, пообещай ей тепло и уют, она же совсем юная, жизни еще не видела, людей не знает, объясни ей все, научи ее, и она будет самой верной из всех; подари свои знания, и она всегда будет за твоей спиной. Он поддался на это в последний раз, сегодня все закончится. — Я никогда не думал, что буду чувствовать нечто подобное. Ты действительно меня удивила, — он поправил ткань горла на ее водолазке, она почувствовала, как синяки начали проходить и боль в горле тоже. — Я собираюсь провести один ритуал, но мне нужна помощь. — Какой ритуал? — она распахнула глаза. — О, — он намотал на палец женский локон, — ничего предосудительного. Так, небольшой эксперимент. Но твоя помощь была бы очень кстати. Что скажешь? Она вонзилась в него недоверчивым взглядом. Гермиона помнила: за каждой его просьбой стоит алгоритм, состоящий из чего-то большего. Том улыбнулся ей, и девушка сразу растерялась от такой резкой смены его настроения. — Я разрешу тебе входить в библиотеку. Сниму ограничения. Ты даже сможешь выходить на улицу, — голос его напоминал бархат, — тебе же понравился пруд с лебедями? Грейнджер нахмурила брови и сощурилась. Такой Реддл, похожий на огромного ленивого кота, вводил ее в ступор. Но желание свободно передвигаться по всему поместью пересилило. Ублюдок знал на что давить, — на чувство свободы. — Ладно, — ответила она и отпустила его руку, которую — какой ужас — все еще держала в своей ладони. Реддл усмехнулся на этот жест и поднялся вверх по лестнице на третий этаж. Девушка, не отставая, следовала за ним, с болью глядя на пепел, в который превратились книги. «Какое кощунство, — подумала она, глядя ему в спину, — ничего святого!» Они поднялись на третий этаж, и Гермиона замерла. Словно мерцание тысяч светлячков, солнечные лучи искрились сквозь огромное витражное окно, располагающееся в центре библиотеки. Мозаика складывалась в целую историю. Девушка с венцом на голове стояла под огромным солнцем, раскинув руки. В левой ладони она держала книгу, в правой палочку. На лице ее застыло выражение блаженства, которое тут же передалось Гермионе, заражая благоговением и святостью. Словно гриффиндорка стояла в священном соборе. Под длинной юбкой девы на витраже плыли волны и лебеди, за спиной сменялись сезоны. Она будто стояла не просто обращенная к солнцу, — она сама была солнцем. Гермиона зажмурилась от удовольствия, подставляя лицо под закатные лучи. Она открыла слезящиеся от восторга глаза и огляделась. Высокие полки с книгами. Колонны, украшенные лепниной. Аромат пергамента, дерева и чернил ударил в нос, заставляя снова улыбнуться. Настенные бра с зачарованными огнями и расписанные движущимися картинами потолки заставили задрать голову и разглядывать причудливые истории с рыцарями. Фестралы летали вдоль нарисованных облаков, окруженные синим дымом. Волшебники направляли друг на друга палочки на дуэли и вырисовывались столпы искр. Она бы так и стояла, разглядывая рисунки, пока ее не отвлек тихий смешок. Реддл обернулся, рассматривая Гермиону, что с открытым ртом не могла оторваться от увиденного. Честно говоря, он еще не видел людей, которые бы никак не отреагировали, попадая в это место впервые. Он и сам, когда пришел сюда на каникулах после пятого курса, застыл, как молнией сраженный, и целый час глазел только лишь на меняющийся потолок. Таддеус тогда оставил его, не мешая, и Реддл сидел в кресле и разглядывал разворачивающуюся перед глазами историю. Но библиотека Ноттов была хороша не только поэтому. Собрание тысяч фолиантов украшало полки, а сколько знаний было в одной этой комнате… Он понял, что Грейнджер здесь нравится. Он почувствовал это. Мгновенное колебание магии сладким нектаром прошлось по венам. Его охватил такой же детский чистый восторг от увиденного, какой был и у нее в этот момент. Гермиона с открытым ртом оглядывала помещение, медленно подходя к шкафам, до упора заполненным книгами. Проводила ладонями по шероховатостям. Там было столько всего… Она с трепетом прошлась кончиком пальца по корешкам и обернулась на Тома, который молча глядел на волшебницу. — Впечатляет, правда? — он улыбнулся, а она отвела взгляд, морща нос. Она снова забыла, с кем находится. — Да, я наслышана об этом месте. Давно мечтала оказаться здесь, — она прикусила язык, глядя на него. Не хотелось делиться с ним сокровенными мыслями, но Реддл и так должен был понять, что ей здесь нравится. Если уж он прочувствовал все то, что она ощущала на берегу, а был от нее за много миль… Гермиона догадалась, что здесь и сейчас, в непосредственной близости, он наслаждается магией из-за хорошего настроения. Словно приложил бальзам на душу. Сначала эту самую душу истерзал, а потом решил залечить, показывая библиотеку, которая была даже не его. — Идем, нам нужно на второй этаж, — сказал мужчина и подошел к лестнице, которую девушка сначала не заметила. Поступь их была не слышна из-за мягкости ковра. Гермиона мотала головой из стороны в сторону, рассматривая все с высоты лестничного пролёта. Увиденное ей очень нравилось. Не нравился Грейнджер только Реддл, который каждую секунду оборачивался на замедляющиеся шаги. Складывалось ощущение, что еще немного, и он просто схватит ее за руку. Однако Реддл не предпринял попыток помешать неторопливому осмотру. Гермиона закусила внутреннюю поверхность щеки. Почему-то она теперь не могла на него спокойно смотреть после того, что случилось. Мерлин, она даже не прикоснулась к письму Фрессона! Из головы вылетели абсолютно все мысли. Лишь отчаяние и ощущение липкости на теле преследовали гриффиндорку. Все, чего ей хотелось, — это просто сбежать. Пока вода хлестала по голой спине, а руки горели от царапин, что она сама себе оставила, Гермиона растворялась подобно мыльной пене. Ни разу, Мерлин, ни разу не могла себе волшебница вообразить, что он сможет сделать с ней такое в реальности. Если мужчина не презирал ее за происхождение, — она могла это понять, но все остальное в голове не укладывалось. Она не была красавицей, чтобы он робел из-за внешности, — так Гермиона считала. Потому сделала вывод, что Реддл над ней просто издевается за неимением другой девушки под боком. Реддл подошел к шкафу, который был закрыт стеклянными дверцами. Атмосфера здесь была тяжелее, чем на первом этаже. Антураж более темный, а летающие в воздухе свечи придавали мрачности. Глаза Реддла сияли, когда он посмотрел на нее с кривой ухмылкой, а ей вновь захотелось встать под душ. «Нет, ты не боишься его. Не боишься!» — Что-то не так? Гермиона ущипнула себя за запястье и подошла ближе к шкафу, около которого стоял Реддл. — Что нужно делать? — спросила Гермиона и поежилась от легкого холода, что окропил лицо. Призрак мужчины прошел прямо сквозь шкаф, у которого стоял Реддл, и пролетел через нее, заставив Гермиону вскрикнуть. У мужчины виднелось несколько ран на шее, лицо его было аристократически надменным, буйные кудри уложены на левый пробор, а левый глаз закрыт тряпицей. Он посмотрел на Гермиону, затем перевел взгляд на Реддла, кивнул и поплыл дальше. — Мерлин, — Гермиона схватилась за грудь в испуге, — не знала, что здесь есть призраки. — О, это Кантанкерус Нотт, отец Таддеуса. Жена заколола его во сне, а потом покончила с собой, когда Таддеус стал совершеннолетним. Ее призрак здесь тоже есть, но я его не видел ни разу. — Почему… почему они здесь, а не… — она замолчала, поджав губы. Она вновь забыла, с кем разговаривает. Реддл, как ядовитый тайпан, мог спрятать свои клыки, вот только яд все равно сразил бы насмерть. — Остались незавершенные дела, — уклончиво ответил Реддл и без палочки левитировал стопку книг. — Подойди. Гермиона медленно встала напротив Реддла с другой стороны стола и посмотрела на обложки книг, что он приготовил. Брови взлетели вверх. «Темнейшие искусства для укрепления рода. Кровосмешение для продления жизни», «Сочинения Ланда, путь к неизведанному могуществу над грязнокровками», «Первобытные страхи. Способы порабощения и убийства нечестивых магов». Она отвела взгляд, Реддл уже открыл какую-то книгу и медленно просматривал ее. Какие мерзкие тома… Гермиона почувствовала то же самое, что и в библиотеке Блэков, хотя от тех книг не сквозило такой темнотой, как от этих. Казалось, дотронься она до них, и ей откусят кисть. — Мне нужно, чтобы ты нашла для меня… — Нет, — она перебила его и заметила, как сжалась его ладонь в кулак, — нет, Реддл, — повторила она. — Я их даже открывать не буду. Она сделала шаг назад, но тут же застыла, не контролируя свое тело. Он сразил ее неизвестным девушке заклинанием, которое превратило ноги в настоящее желе. Грейнджер начала падать, но он подхватил и уложил Гермиону животом на стол. Перед глазами лежали как раз те самые фолианты, а ноги болтались бесчувственной тяжестью. Руки и грудь будто приклеены к столу. Видимо, это являлось какой-то новой комбинацией проклятий, потому что на классический Остолбеней это похоже не было. — Что ты делаешь, Реддл? — она зарычала, приподнимая шею. Он стоял позади и молчал. Ей стало очень душно. Сама поза кричала о какой-то насмешке над ней. Сущее издевательство стоять вот так, не в силах пошевелить ни руками, ни ногами. — Реддл! — она повысила голос, пытаясь повернуться, чтобы увидеть его, но ничего не вышло. Одна из книг вышла вперед из стопки и раскрылась перед ней на первой странице. Волшебница закрыла глаза и выдохнула сквозь сцепленные зубы. Кончики пальцев еле-еле шевелились, пригвожденные к дубовой поверхности стола. Неожиданно резко Гермиону потянуло за волосы вверх. Она ощутила прикосновения пальцев Реддла, который задрал ей шею. Грейнджер глядела в его лицо и ощущала телом, как он стоял позади нее, прижимаясь близко. Непозволительно близко. Тепло. Нет, огонь. Расходился в стороны от его высокой фигуры, но в серых глазах искрился лед. Мертвая душа в живом теле. Ходячий ящик Пандоры. Казалось, что Темный Лорд мог испепелить ее прикосновением и заморозить взглядом. Она зажмурилась, когда он потянул за шею еще сильнее, выгибая ее над столом, словно луковую тетиву. Ползучий взор его прошелся по лицу Гермионы, будто змея скользила своими чешуйками по нежной коже. Она прикусила губу, чувствуя привкус железа. Мышцы болели, а от его аромата было тяжело дышать. Снова. — Читай. Вслух, — он отпустил волосы, и голова девушки упала тяжестью на стол. Она больно ударилась подбородком и клацнула зубами, ненавидя его все сильнее. Казалось, что каждый раз Гермиона достигала своей максимальной меры в ненависти к нему, но с каждым разом эта планка росла все выше и выше. Девушка не понимала, как только ему это удается, но промолчала, переводя взгляд на пожелтевшие листы. «Первым законом, что вы должны уяснить, мой темне…» — Вслух, — надавил Реддл, проводя пальцем вдоль ее спины до самой поясницы. — Читай. Мурашки прошлись по коже. Щеки покраснели от унижения, пока он стоял позади и прижимался бедрами к задней части тела. Она чувствовала каждую складочку на его брюках, бляшку ремня и жар, исходящий от его… Мерлин, она чувствовала очертание его возбуждения. Каждое движение его бедер встречалось с ее стороны задержкой в дыхании. — Первым законом, что вы должны уяснить, мой наитемнейший друг, является то, что издавна завелось поверье о неспособности грязнокровок к освоению продвинутой магии, — процедила она. — Это бред сивой кобылы, Реддл! Отпусти меня сейчас же! — Читай, — повторил он, надавливая пальцем на кожу ее оголенной из-за позы поясницы, — дальше. Гермиона напрягла внутренние силы, чтобы пошевелить рукой и ударить его. Кисть девушки дернулась, но тут же ее накрыла сверху ладонь Реддла, а лицо оказалось около девичьего уха. Обе руки он положил поверх женских пальцев, словно заключил в замок из своего тела. Один к одному. Ей стало душно от такой близости. Тело покрылось потом, и, Мерлин, как же сладко от него пахло, будто он только что отведал плитку молочного шоколада. Но она знала, что это аромат табака. Губы скользнули по ушному хрящу. Щекоткой осело возбуждение внизу живота. Разум кричал ей о насилии, а тело жаждало прикосновений. Глаза девушки заволокло будто туманом, когда чужие зубы сомкнулись на коже шеи прямо под мочкой. Его тяжесть на теле ощущалась такой естественно правильно, словно два пазла сложились в идеальную картину. — Читай, — голос хриплый. И видит Бог, Гермиона ни черта не видела по тексту, когда острый язык облизал шею, а руки надавили сильнее на пальцы. Толчок бедер по ягодицам отрезвил лишь на долю секунды, потому что он вновь заговорил так, будто обернул свой баритон в бархатную тряпицу. — Ты же любишь читать. Это первое, на что я обратил внимание при знакомстве с тобой. Такой цепкий ум, — губы мазанули по щеке, — острый интеллект. Настоящее сокровище современности. Мне нравится. Грейнджер молчала, впитывая его дыхание. Они дышали одним воздухом, напоминающем о пустыне, — у Гермионы пересохло в горле, будто вся влага из ее тела устремилась в низ живота. Ей хотелось потереться бедрами друг о друга, сместиться чуть-чуть ниже от него, но она не могла сделать ничего, кроме как стоять и вслушиваться в сердцебиение Темного Лорда. — Вторым же законом, — Реддл прижался еще ближе, поглаживая ладони волшебницы, — является то, что грязнокровки всегда будут на ступень ниже из-за гадостей в крови, — она дернулась, когда услышала его мягкий смешок, — теле и душе. Магическая сила их, друзья, ниже, — гриффиндорка вообще не слышала его слов, пребывая в каком-то вакууме из-за его аромата, жара тела и голоса, — среднего. Но ты, — он уткнулся в ее загривок, тяжело вздыхая, — рушишь все эти законы, милая. Было нечем дышать. Абсолютно. Ей так хотелось исчезнуть из-под его тела. Или наоборот, прижаться к нему ближе, снять с себя одежду и просто почувствовать… — Реддл, — собственный голос напоминал наждачную бумагу, — пусти. — И знаешь, что самое интересное? Она почувствовала, что может двигаться, и тут же подалась назад, ощущая, как он чертовски напряжен и… возбужден. Обернулась через плечо, натыкаясь взглядом на широкую ухмылку. — Тебе это нравится, — Том надавил на ее затылок, заставляя уткнуться щекой в прохладу дерева, но это не остудило, будто обожженную кожу лица мазанули огнем вновь. Его член снова скользнул по ее ягодицам сквозь одежду. — Мне понравится, если ты оставишь меня в покое, — каждое слово билось о череп, словно она бежала слишком долго; воздуха не хватало. В сердце поселилось смятение от его близости. Она терпеть его не могла, оттираясь в ванной после каждой их встречи, но ее предательское тело, познавшее муки удовольствия от его руки, желало этого мужчину. Его запах ассоциировался с опасностью, животными инстинктами и… Мерлин, гриффиндорская сущность хотела его смерти прямо в этот момент, потому что он чудовище. Но женская часть, сострадательная и ранимая, думала о спасении. Спасти Реддла было невозможно. Хотя бы потому, что спасать там было нечего. Она знала о нем все с рассказов Гарри, и увиденное ею не должно было менять ее планы на него. Гермиона потерпит, но уничтожит его. Сбежит и заживет собственными желаниями. Вдохнет свободы, что опьянила сегодня с Тео, а он… Он будет гореть в пекле, которое сам же и создаст. Мысли о Тео придали ей уверенности, словно напитывая жизнью то, что в ней было мертво. — Я думаю, тебе понравится, если я продолжу, но… — Реддл сделал шаг назад от девушки, пока она зорко следила, как он медленно отходил. — Не понравится, — она вытерла пот со лба и сжала кулаки, не спуская глаз с его фигуры. — Ты слишком самоуверен. — Ты отлично умеешь врать сама себе, — улыбка исчезла с лица, — найди мне ритуалы, что могут наносить на кожу информацию. И поторопись, — он повел ладонью, и к ней подлетело письмо Фрессона, о котором она совсем забыла, — прочти сначала это, а потом займись делом. Стук его шагов был еле слышен, пока он медленно шел к лестнице спиной вперед и не спускал с нее глаз, а письмо бесшумно не упало к многочисленным книгам. — Какой же ты придурок! — закричала она, что есть силы. Ярость пеленой закрыла ей все перед глазами. Она схватила книги и швырнула их в сторону Реддла, но они замерли в воздухе, не долетев до него, и вновь вернулись с тихим хлопком на стол. Он усмехнулся и скрылся на первом этаже, оставляя ее разбитой. — Вот же… — она устало села на стул и посмотрела на синюю бумагу конверта. Читать письмо не было никакого желания, как и жить, в принципе. Она с тоской подумала, что теперь ей придется находиться в этом кошмаре всю жизнь, лишь раз в неделю выходя в мир вместе с Тео. Ей стало так больно, что она не могла взять себя в руки и просто начать читать. Эйфория от книг и библиотеки давно ушла. Реддл снова растоптал ее хорошее настроение, даже не напрягаясь. Тихий шум со стороны полок слева донесся до волшебницы. Она резко поднялась и поспешила на шум. Если их кто-то видел, если хоть одна живая душа стала свидетелем ее позора… Гермиона бы сошла с ума.