Созвездие смерти I Часть

Глава 17. «Змееносец» «И, хотя люди глупы и жестоки, смотрите, какой прекрасный нынче день». Неожиданный хлопок по плечу вывел Нотта из состояния полутранса-полусна. — Все на свете проспишь, — сказал ему хриплый голос, и Тео проморгался, будто только-только вышел из глубокого сна. Он непроизвольно вздрогнул и уронил на стол фигурку кота, которую держал в руках. Дрожь прошлась по пальцам. Кот с тихим звоном ударился о тарелку и остановился у края стола, сшибая на пол своего близнеца, как в домино, но никто из сидящих рядом семикурсников не обратил на это внимания. Те были заняты повторением материала, ведь уже завтра должны состояться первые экзамены. Тео проводил взглядом Гойла, который и ударил его по плечу. Кажется, тот всегда так здоровался с ним по утрам, — Тео был не очень уверен в своей памяти и уставился на кота вновь. Еще одного, словно мелкие паршивцы преследовали Нотта. Когда только успел стольких трансфигурировать?.. Его замутило. Резко и неожиданно, словно он отравился. Мысль, что билась в нем раненой птицей все выходные, кричала внутри сейчас особенно громко вместе с тошнотой. Та, словно подружка, подбадривала ее вылиться на стол на всеобщее обозрение, чтобы все знали, что Тео держит в себе гадость, скрытую ото всех. Неподготовленный, он сглотнул стянувший сукой-удавкой горло сгусток, по вкусу напоминающий кислый кофе, что он отхлебнул недавно. Закашлялся, оцепенело глядя перед собой, и жадно вдохнул спертый из-за толпы, но по-весеннему теплый воздух, струящийся сквозь открытые окна и двери замка. — Блядство, — он выругался себе под нос и начал искать салфетку, чтобы спрятать происходящий с ним беспорядок. В носу защипало, а после, как по расписанию, и тревога наждачкой окутала душу. Тео закрыл глаза и опустился лицом на сложенные вместе, словно в молитве, руки, а следом запрокинул голову вверх, устремляя взгляд ввысь. «А ведь почти лето, — подумал Нотт, с тоской глядя на ясное небо над головой, — ей нравится это время года. Наверное, Гермиона все время проводит на улице, а я даже не спросил ее об этом. Дурак. Точно блядство». В субботу утром к нему, благо он находился в ванной комнате, и никто из сокурсников этого не увидел, явился Патронус Темного Лорда и сообщил важным тоном, что ему следует подготовиться к экзаменам и навещать Грейнджер на этой неделе не стоит. И Нотт, не позавтракав, побежал к Снейпу, решившись… Тео хрустнул пальцами. Опустил голову — шея болела — и закашлялся снова, вытирая увлажнившиеся глаза. Тревога не покидала его суть. Казалось, что все смотрят на него: и ученики, и профессора. Стыдно. Он попытался спрятать покрасневший взгляд, чтобы никто не увидел эту мерзкую слабость, в попытке зажмуриться. На него, конечно, никто не смотрел. И никто не узнал, что он разрушался на осколки, сидя в шумной толпе. Тео понимал: на успокоительных зельях он долго не протянет, и ему нужно просто сделать это, а после разваливаться на молекулы до момента, пока что-то не придаст ему сил и уверенности. И так по кругу. Вот только сейчас стало еще хуже, будто запал энергии иссяк. Этого счастья (от встречи с Грейнджер в пятницу) хватило лишь на пару суток. И вот снова его проняло внутренней судорогой. Тео был на грани. Он итак прослыл плаксой из-за слов Панси, потому не хотелось лишний раз подтверждать ее слова. Под веками защипало: слеза чуть оросила уголок глаза, слетев с нижней ресницы, и Нотт поспешно ее стер, пока та не упала на кошачью мордочку. Фигурка кота — толстого и пушистого, как Живоглот — в насмешку глядела на него круглыми выпуклыми глазами. Неживыми. Иногда Нотту казалось, что у него с этими фигурками больше общего, чем со всеми учениками Хогвартса. Черт, он даже не заметил, как создавал ее, словно ему стерли память об этом моменте. Воспоминания действительно подводили. Он до сих пор не мог понять: реально ли было то, что он увидел тогда в комнате, когда Гермиона вышла за дверь. Потому что то, кого он увидел… Реалист внутри Тео отсекал все доводы того, что это правда, а вот мечтатель соглашался с вариантом, что ему не привиделось, и это было на самом деле. Возможно… Возможно! Что ему все же стоило навестить мадам Помфри, но Тео решил, что сделает это, если подобный случай повторится. Его это выводило из себя. Ощущение, что с ним что-то не так. Словно парень барахтался где-то с краю от истины, пока ее широкие ладони пожимали эфемерные руки в приветствии кому угодно, только не ему. Словно он один. Всегда один. Истина была для него закрыта терниями и шипами терновника. И звезды для Тео давно погасли. Он огляделся в поисках чего бы то ни было. Нужно зацепиться взглядом за что-то, остаться здесь, в реальности, а не блуждать астронавтом по неясности собственного разума. Это странное состояние не отступало, кислый привкус заменил вкус кофе. Тео был нездоров, но он не знал, что это за болезнь такая, и как ему ее лечить. Потому решил, что «никак» тоже отличный способ. Он был оглушен своей новой целью. И заранее ненавидел самого себя. Нотт моргнул и посмотрел на стол. На нем лежало, по крайней мере, с дюжину маленьких фигурок. Или у него двоилось-троилось в глазах. Видимо, призрак убитой им Макгонагалл решил напомнить о себе. Слизеринец даже не заметил, как и когда наколдовал их. Скорее всего, настолько он задумался, что руки действовали на автомате, пока разум дрейфовал в мысленных океанах. Но Тео знал — он просто был на самом-самом океанском дне, строя песчаные замки и разрушая их в одночасье. В кромешной темноте. В одиночестве. Всегда один. Всегда… Понедельник для Тео был во всех смыслах тяжелым. Он выпрямился и обратил внимание на свое окружение. Заметил золото-красный блик гриффиндорского галстука и вздрогнул. Это напомнило ему о Гермионе и ее просьбе, напоминающей приказ. Снова. Попытка номер сто один: быть обычным счастливым человеком. Тео усмехнулся, он был, как в любимых романах Панси — «не такой, как все», но именно таким Тео себя и ощущал. И отдал бы все, чтобы почувствовать себя принадлежащим этому обычному миру. Черт возьми, он сидел и думал, каким образом ему придется убить Поттера и Гермиону, если выбора не останется, за что после он будет себя ненавидеть настолько сильно, насколько вообще человек может кого-то ненавидеть. Самым болезненным было, что Гермиона говорила об этом так легко, словно уже давно решила все для себя. Приняла. Однако принять это и совершить — абсолютно разные вещи. Палачу хуже, чем приговоренному к смерти. А слова о Поттере, сказанные Снейпом после Гермионы, били кулаком под дых в дополнение ко всему. Словно Тео вытолкнули из теплого гнезда, где он жил. Только вот крылья у него не выросли совсем. И теперь он, переломанный и разбитый, лежал и смотрел с земли на это высокое дерево с «обычной жизнью» и мечтал вновь оказаться в теплоте комфорта, и чтобы самыми негативными мыслями в его голове были не сданные эссе по Травологии. Кстати о нем, — рядом кто-то усиленно писал на пергаменте. Дети были подавлены предстоящими экзаменами, ведь теплые деньки так манили расслабиться на заднем дворе. Все было так же, как и всегда: скучно и неинтересно. Обыденность. Такая желанная и такая далекая теперь, ему ее так не хватало. Однако он не мог впредь наслаждаться ею, зная, какое бремя он нес на себе. Он перестал разглядывать детей и убрал в карман все фигурки котов. Теперь те казались уродливыми и будто бы издевающимися над его слабостями. Медленно, одну за одной он засовывал их в сумку к пергаментам и перевел взгляд на еду. Он не помнил, когда ел в последний раз. Постоянный кофе на завтрак, обед и ужин. Голода не было, но есть что-то было нужно. «Нужно. Необходимо», — именно такие слова все чаще всплывали в его голове. Сделать что-то только потому, что это сделать нужно. Иначе, ты можешь просто умереть от истощения. Тео облокотился щекой на ладонь и начал перекладывать овсянку с одной части тарелки в другую. До него донеслись свежие сплетни, но вслушиваться в них не хотелось. Рядом звякала сосудами с воспоминаниями Панси. Она призналась ему, что в последнее время не может держать воспоминания в норме, потому заимела привычку хранить их и время от времени пересматривать. Тео отвернулся, ему бы хотелось от некоторых мыслей просто избавиться вовсе. Тео чувствовал себя таким старым и… наполненным до краев кипящим котлом. А в котле плавала серная кислота или лава. Одно из двух. Былые радости и интересы больше не представляли для него никакой ценности. Он понял это давно. Принял только сейчас, соглашаясь с самим собой, словно до этого вел спор, который никак не мог закончиться. На самом деле, ценность для него была лишь в том, как себя чувствовала Гермиона. Он не мог и подумать, что состояние другого человека для него будет столь важным. Тео усмехнулся: дай ему выбор — умереть, ради ее свободы, он бы без промедления перерезал себе горло. Такие мысли не должны были посещать его столь юное сознание, — он знал, что мысли о смерти в любом ее проявлении, даже в части самопожертвования — не нормальны, но ничего не мог с собой поделать. Его хорошее настроение зависело от Гермионы, а ее настроение… А оно оставляло желать лучшего. Нотт не мог жить спокойно, пока она там… с этим… ему нужно было найти способ удалить ее магию без вмешательства старухи с косой. И он его найдет. Резкий шелест совиных крыльев вывел его из задумчивости. Мир вокруг крутился. Жил и дышал. Дети суетились, творя заклинания под обеденным столом, что-то звенело, кто-то смеялся. И только Тео сидел посреди всей этой жизни. И не жил. Существовал. Миру было абсолютно наплевать на метания Тео. Он жил по своим законам, и как никогда Нотт ощутил свое одиночество, сидя в толпе. Блейз и Драко обсуждали прошедшую вечеринку, которую Тео благополучно пропустил, а Панси сидела рядом. Такие близкие и в то же время такие далекие. Словно тайны, окутывающие Тео, не давали ему свободно дышать рядом с ними. Панси посмотрела на него. Она была весела и прекрасна в своей эйфории. Ей пришла посылка с утра от неприметного сычика, — Тео видел. Теперь на лице слизеринки играла диковатая улыбка, а зрачки напоминали по размеру галеон. Видимо, сычик принес ей нечто убойное. — Малфой разошелся, — сказала неожиданно резко Панси и положила голову на плечо Тео. — Он вчера рассказывал о Грейнджер, ты знаешь? — Нет, — ответил Нотт и перевел взгляд на сокурсника. — Что говорил? — Что-то о женитьбе и ее брате из Франции. — Не интересно, — отрезал Нотт, руша башенку из каши. — А я думаю, что тебе будет интересно узнать кое о чем, — Панси дышала часто, словно за ней гнались, и Тео посмотрел на нее: — И что же это? — Фрессоны родственники Малфоев, — сказала она и поджала губы, видимо, ожидая от друга бурной реакции, но… Тео так устал, что эта новость не подкинула ни грамма дров в горящий костер его рассуждений. — И что это должно значить? Панси скривилась. Он не оправдал ее ожиданий по поводу сплетен, и Нотт знал, как она сейчас внутренне бесится, но не показывает этого. — Это значит, что Драко и его отец уже думают о размере кольца для твоей возлюб… — она осеклась и побледнела, боясь, что их кто-то мог услышать, — для грязнокровки. — С чего ты… На периферии зрения он заметил довольное лицо Малфоя. Тот перехватил взгляд Нотта и подмигнул ему, словно… Зачем? Тео вздрогнул, ссутулился и снова посмотрел на подругу. — С чего ты взяла, что ей позволят выйти замуж так скоро? Учитывая то, в какой она, — сделал паузу, подбирая выражение, — в какой она засаде. Тем более я думал, что вы с Драко помолвлены. — Но Тео! — перебила Панси. — Теперь грязно… ой, простите, новая кровь, как тот самый свежий кусок мяса для чистокровных семей. Я уже не актуальна. Сам подумай, — Панси наклонилась ближе к Нотту, перевела взгляд на Малфоя так же, как и Тео, только тот теперь на них не смотрел, — Малфои заставляли братьев и сестер вступать в брак для сохранения чистоты крови. Всегда. Об этом мало, где известно, но ты сам знаешь, что это так. А теперь есть грязнокровка с корнями Малфоев… понимаешь о чем я? Панси Паркинсон на хер им не сдалась, когда есть Грейнджер со своей кровью. О да. Тео понимал. Гермиона говорила ему, что на это и был расчет. Инцестом это бы не являлось и на плоде не отразилось, но… Само знание того, что в грязнокровке — не только Гермионе — есть кусочек Блэков, Малфоев, Лейстренджей уже навевал чистокровным мысль на то, что этих женщин и мужчин можно было использовать для продолжения рода. Этого и боялась Гермиона больше всего на свете. Ее начинания даже без вмешательства Реддла могли принести непоправимый вред, сотворив из маглорожденных суррогатных матерей и осеменителей. — Ну? — Панси щелкнула пальцами. — Пэнс, — Тео потер глаза, — Реддл не позволит ей. Никакой свободы для нее не будет, даже если ее выдадут замуж. Ты сама говорила о том, как себя вел наш… этот ублюдок. Паркинсон уткнулась взглядом в стол и нацепила очки на кончик носа. Слизеринка задрожала, вспоминая, с какой яростью Темный Лорд смотрел на нее, стоило зелью сонливости исчезнуть с его одежды. И какая паника красками серых тонов сияла на его идеальном лице, когда он понял, что потерял из виду Грейнджер, ведь он напрочь забыл о том, что сам ее отправил домой. Панси не подозревала, почему Темный Лорд так себя повел. Не сказать, что Панси Грейнджер не завидовала: и Тео за нее переживал так сильно, что начал улыбаться только по праздникам, и Лорд следил за ней, как гончая за фазаном, и Драко теперь был заинтригован. Но она понимала своей прагматичной стороной, что такой участи, какая выпала ей, врагу не пожелаешь. Сидеть без магии всегда взаперти и знать, что из-за тебя все пошло наперекосяк. У Панси были моменты, когда она ненавидела Грейнджер и даже желала ей смерти. Например, когда Тео показал ей Темную метку или когда убил Макгонагалл, — она почему-то начинала за страдания Нотта ненавидеть грязнокровку. Потому что это было легче всего. И Паркинсон забывала, что у Тео — ее лучшего друга — своя голова на плечах и собственные решения. Но тогда… она никогда не забудет этот его взгляд на четвертом курсе, когда был Святочный бал. Она знала много взглядов мужчин. Трахни-меня-взгляд, я-безответно-люблю-тебя-взгляд или я-просто-смотрю-взгляд. Разные движения губ, выражения лиц. Панси, внимательная к деталям, кто бы что не думал, знала, кто в кого влюблен в замке еще раньше, чем сами люди это понимали. И она видела. Не сказать, что она не ревновала Тео к Гермионе, средняя степень ревности все же была. Этакая зависть, потому что на Паркинсон никто так не смотрел. Так, как смотрел Нотт на Грейнджер. У Тео взгляд был наполнен болью, желанием, смирением и надеждой, что в калейдоскопе складывалось в любовь. Сначала она думала, что это безответно. И Панси ему даже посочувствовала сначала. Все взгляды Грейнджер на него были… обычными. Паркинсон тогда, кажется, и возненавидела ее в первый раз. Но позже она заметила ответную реакцию: скромную, болезненную и ранимую. Такую хрупкую… дунь, и рассыпется влюблённость Гермионы Грейнджер на мириады песчинок. Она боялась. Боялась любить, и Панси даже стало больно за нее. Она понимала Гермиону. Статус ее крови говорил своим существованием твердое «нет» их паре, потому слизеринка видела, как истязала сама себя Грейнджер, пытаясь элементарно не смотреть на Тео. Словно от себя можно было убежать… какая глупая гриффиндорка. Паркинсон наблюдала за их цветущими отношениями: платоническими и осторожными, болезненными и запретными. Никто из них не делал первый шаг, ввиду целого ряда причин. Панси их не ругала, осторожность превыше всего. Однако, когда Тео принял метку… Она сразу поняла, что Нотт попытается помочь Золотому трио. Помочь Гермионе, но… нужна ли была его помощь им? Ей? Панси мысленно проклинала гриффиндорку и глупую влюбленность Тео в нее и думала, что все было бы проще, будь та хотя бы полукровкой. Но с каждым разом было хуже и хуже. Хуже Тео. Чувства Паркинсон к другу стали меняться тоже. И вот Панси уже рассуждала, что умри Грейнджер от руки магла, то Реддл бы не стал таким сильным, а Тео таким разбитым, но… Грейнджер не была виновата в том, что судьба сложилась именно так. Сделай кто-то что-то иначе, как в эффекте бабочки, стало бы от этого лучше? Может, стало бы только хуже! Столько вариантов разных развитий событий, но какой итог?.. Панси не была фаталисткой. Потому она одергивала себя сразу же, как только наркотик прекращал свое действие, и ее ненависть к ни в чем не повинной Грейнджер растворялась, как кубик льда в кипятке. И вот снова ее занесло. Снова эта Грейнджер, даже в разговорах у Малфоя она начала проскальзывать, хотя тот в прошлом году обещал папе Панси жениться на ней. Она не понимала, почему, но… ей до сих пор не нравилось такое сильное влияние гриффиндорки на Тео. Она хотела спрятать его от этих чувств к Гермионе. Тот буквально разваливался на части, и будь воля слизеринки, она бы стерла ему память об этой девушке без права на восстановление, но вот. Снова. Снова то, что возвращало Нотту хоть какие-то краски жизни. Она увидела это. Его новый взгляд в копилке мелких деталей, собранной Панси Паркинсон. Я-буду-с-ней-взгляд. Уверенный. Твердый взгляд зеленых глаз. И это внушало ей — пусть она и плевалась ядом, а кто бы не, когда твой друг так страдает по какой-то бобрихе — что любовь еще существует. Любовь, ради которой стоит жить и… она так завидовала, милостивый Мерлин! Стоит жить, ради любви, и умереть стоит тоже. Она почесала кончик носа, ноздри горели от порошка. — Так ты это, поговори с Малфоем, — сказала она и уткнулась взглядом в свой завтрак; говорить она больше не хотела. Нотт еще секунду смотрел на подругу, невпопад кивнул и вернулся к своему важному занятию. Гермионы бы вряд ли коснулась эра свадеб. Да и как бы Реддл провернул такое? Пройдут месяцы и годы, прежде чем те самые грязнокровки найдут свои семьи. Женитьба и продолжение рода… Гермиону такое не интересовало. Это будет долгий путь, ведь проверка чистоты крови очень каверзный и дорогой процесс — так успокоил себя ни о чем не подозревающий Тео, не особо вслушивающийся в то, что именно было в законопроекте Гермионы… Он отвернулся от друзей и посмотрел в сторону учительского стола. Ему показалось или Снейп кивнул ему в знак приветствия? Чего только не привидится от переработки и предстоящих экзаменов, — сказал бы любой другой, но для Нотта экзамены были сущим пустяком. Все выходные он провёл в библиотеке, где ему открыли дополнительный отдел Запретной Секции, о котором он даже не подозревал. Снейп пообещал, что если Тео ничего не найдет, то тогда… Впрочем, Нотт поставил себе цель, и он ее достигнет. Поход к новому директору был… откровенно говоря тяжелым. Тео и боялся, и отчаянно желал этой самой помощи от старших волшебников. Он всегда уважал Дамблдора и, что греха таить, все семь курсов боялся Снейпа, как огня. Не раз и не два тот стыдил его и называл мелким идиотом, жалуясь отцу, что ничего путевого не вырастет из этого мелкого балбеса. В какой-то степени он был прав… и все же Тео им восхищался. Его рука не дрожала во время убийства Дамблдора. Он был сама собранность, и Тео брал с него пример, потому что понимал: эмоции нужно держать под замком. И от того еще более неожиданным было раскрытие тайны в служении Свету со стороны этого мужчины, всегда облаченного в темные цвета. Потому что от кого, а от него он не ожидал такой преданности. Почему-то он подумал, что у Снейпа была весомая причина защищать Поттера… но какая — ему, конечно, никто не сказал. Сотни теорий крутились в голове Тео: не понимал он, никак не мог взять в толк, каким образом Дамблдор смог переманить волшебника на свою сторону. Однако ложась в постель вчера ночью, он понял, что это абсолютно не его дело. Потому что теперь в его голову засунули мысль, с которой ему придется жить. Горгулья распахнула перед ним дверь, приглашая войти. Темный коридор напомнил зияющую пасть чудовища, но Тео не смел повернуть назад: он справится. Снейп посмотрел на него, сузив темные глаза. От этого взгляда становилось не по себе, но ему было далеко до той дрожи, которая обхватывала Нотта, стоило Тому Реддлу окинуть его сталью взгляда. Он и Директор не медля перешли к делу. Снейп и Дамблдор потребовали от Нотта подписи на специальном Договоре, который связал бы их тайну. Договор был сосредоточен на трех аспектах: — Клятва в содействии лишения магии Гермионы Грейнджер со стороны Северуса Снейпа. — Уничтожение Тома Реддла и всех его крестражей со стороны Теодора Нотта. — Смерть за предательство одной из сторон в случае невыполнения клятвы. Тео тогда еще подумал: каков бред, он всегда будет мечтать убить Темного Лорда. Это было его второй мечтой после освобождения Гермионы, но Снейп сказал, что третий пункт это обязательный момент Договора, иначе он не будет иметь силу. Нотт согласился. Третье лицо для непреложного обета они звать не стали, а картина Альбуса не могла стать свидетелем, потому пришлось прибегнуть к этому варианту. Снейп от себя посоветовал вообще никому не доверять и никому ничего не говорить об их сделке. Грейнджер в том числе. Еще никогда прежде в Тео не было такого воодушевления. Он чувствовал за собой спину, которую не ощущал с тех пор, как принял метку. При живом отце он чувствовал себя одиноким, и лишь Гермиона в редкие моменты наполняла его жизнью. И желанием продолжать, потому что все было, ради нее. В первую очередь. И Тео знал, он бы согласился принять ради нее метку хоть сто раз, ради нее он бы убил тысячу, ради нее он бы сделал все. Слишком много тайн копилось у него в душе. И теперь он не мог никому рассказать о клятве, что дал под бдительным взглядом покойного Дамблдора Северусу Снейпу. Во что бы то ни стало помочь в уничтожении Тома Реддла. Любым способом. Снейп же пообещал связать его с иностранными волшебниками из Америки, практикующими несколько… другие аспекты магии. Если в скрытом отделе библиотеки он не найдет ничего нужного. Мужчина также взял себе в чтение половину выбранных Ноттом фолиантов, чтобы ускорить процесс обнаружения выхода для Гермионы. И Снейп, и Дамблдор торопились. Потому что Тео узнал от Северуса страшное: Том Реддл искал способы излечить свою расколотую душу и использовать другой вариант для обретения бессмертия, который не влиял бы на его ментальный мир так пагубно. Крестражи разъедали его, как опарыши накидывались на гнилое мясо. Душа Реддла была покрыта миазмами, она источала тяжелый запах разложения. Обманчивые блики его красоты, воссозданной с помощью темнейшего ритуала, не могли перекрыть то, что он прятал. Когда Тео услышал от Снейпа, что Темный Лорд мечтает сделать, он сначала не поверил и усмехнулся, но Северус не смеялся. Напротив, морщины на его лице стали будто четче. Он тоже устал и хотел закончить эту борьбу, но… — Ты знал, что Поттер должен умереть? — спросил его Снейп, когда Тео собирался идти в гостиную Слизерина. Нотт застыл и качнул головой. — Да, он должен был пожертвовать собой, потому что является крестражом. И уничтожить его должен был сам Реддл. — Я знал, что он крестраж, но я не думал… — Убей его, — сказал Снейп и отвернулся от него к столу. Нотт замер. — Мне нужно убить Поттера? — задал вопрос, словно не поверил, что Снейп сказал именно это. — Он умрет в любом случае. От руки Реддла при сборке души или при других обстоятельствах. Пророчество еще действует, сколько бы обетов не накидывал Реддл на несчастного Поттера. Его смерть предрешена. — И вы хотите… — Ты должен, — Снейп был непреклонен. Тео молчал, пока не начал озвучивать вслух мысли и… — Он же крестраж, обычная Авада на нем сработает? Снейп скривил уголки губ в подобии улыбки. — Вот ты и узнаешь. Это твое первое задание, Нотт. Прояви смекалку, — он подавил зевок и махнул рукой на выход, — уходи. И Тео ушел, и теперь старался не думать о том, что ему нужно отнять чью-то жизнь. Неожиданно его резко схватили за руку. Звуки вокруг погасли, будто у Тео заложило в ушах. Это Панси вцепилась в него ногтями, вспарывая ладонь почти до крови. Тео зашипел, это было неприятно, но подруга не реагировала на его движения. Он осмотрелся: все ученики замерли и с интересом глядели в сторону преподавательского стола. Тео поддался всеобщему волнению и… Застыл. На него смотрела Грейнджер. Глаза в глаза. Лицо девушки было осунувшимся, мантия темно-синего цвета заключала ее в темный кокон, как дементор. Она была… тусклой. Как огарок свечи. Рядом с ней стоял некто иной, как Темный Лорд. Его ладонь — слишком крупная, бледная и безобразная — покоилась на хрупком девичьем плече. Казалось, что надави он сильнее, и она упадет на колени. Он улыбался. Уголки алых губ были приподняты. Он выглядел до отвратительности сыто и довольно, а на ее фоне буквально искрился, как Северное сияние. Их дуэт выглядел странно. Тео услышал шепотки около себя и тихие вздохи. Кто-то усмехнулся. Все смешалось в осиный рой. Панси так и не выпустила его руки. Он почувствовал ее мятное дыхание на своей шее: — Зачем они здесь? — голос ее был дрожащим. — Видеть его не могу. Сразу вспоминаю, как он душил меня… Маньяк. — Хороший вопрос, Панси. По наитию Нотт повернул голову в сторону Блейза. Тот пусть и сидел спокойно, все равно выглядел нервным. Благо, что на нем так же сработал Империус, скрывающий мысли о Реддле и диверсии по отношению к нему. Они знали, что когда выпустятся из Хогвартса, волей-неволей будут сталкиваться с ним не только в Министерстве, но и на собраниях Пожирателей. Они защитили разум Блейза. И сейчас Тео был рад этому, как никогда. Ведь неизвестно, зачем прибыл сюда Реддл. Словно читая мысли Тео, да и остальных учеников школы, с интересом разглядывающих странную парочку волшебников перед собой, Снейп поднялся с места. — Как вы все знаете, в эту пятницу состоялось принятие Законопроекта о новых правах маглорожденных волшебников и ведьм, — сказал Снейп, и по залу прошелся гул одобрения, — мисс Грейнджер и мистер Гонт, являющиеся его создателями, решили сделать подарок ученикам Хогвартса перед предстоящими экзаменами. Все маглорожденные дети с первого по седьмой курс могут пройти бесплатную проверку на родословную, а также медицинский осмотр. Вы можете отказаться, но, — он сделал паузу и усмехнулся, — пройти подобную процедуру в Гринготтсе стоит пятьсот галеонов, поэтому не советую вам отказываться. Шум среди учеников поднялся: — Как дорого и… — Все для них теперь делать… — Говорят, что Грейнджер родственница… — Тишина! — сказал Снейп. — После завтрака все желающие могут пройти в Больничное крыло и пройти тест. У меня все! Он сел за стол, а Реддл кивнул ему, но, в отличие от Гермионы на предложенный стул не сел. Он посмотрел на Снейпа, и тот коротко кивнул ему. Реддл достал палочку Грейнджер, но никто, конечно же, этого не заметил, и приложил ее к горлу. — Доброе утро! — его голос проник в уши сладким кошачьим урчанием, это был не Сонорус, а какое-то другое заклинание. — Я очень рад, что законопроект, который мы с мисс Грейнджер создали, сможет помочь вам в будущем. Маглорожденных волшебников и ведьм притесняли всегда. Начинали делать это в Хогвартсе, — он посмотрел на стол Слизерина, — а продолжали уже после выпуска в Министерстве магии, если счастливчику удастся туда устроиться, конечно, — он по-грустному ухмыльнулся. Тео поразился, какими актерскими талантами обладал Темный Лорд. Казалось, что ему правда не наплевать на судьбы маглорожденных. С таким запалом и огнем в глазах он все это говорил. — Возможно, ввиду возраста, вы пока не понимаете, какие границы мы расширили, но могу пообещать, что это было сделано на благо общества. Как давно маглы перестали судить людей за цвет кожи, так и нашему миру пора перестать делить магию на чистое и грязное. Отныне за оскорбление маглорожденного, использования непростительного впредь слова «грязнокровка», — Том поморщился, а Гермиона задрожала, — для детей будет наказание в виде отработки и лишения очков факультета учащегося в размере ста баллов. Отовсюду раздались смешки. Тео слышал, что больше всего их было со стороны его собственного стола. Ну… кто бы сомневался. Реддл взмахнул палочкой, вычертив неизвестную Теодору руну, и улыбнулся. Крэбб не выдержал первым. Тео даже не удивился, когда услышал его шепот: — Что за хрень? Почему теперь я не могу называть грязнокровкой Грейнджер, если она и есть грязнокровка? — он усмехнулся, и тут же замер, глядя куда-то вверх. Часы факультета Слизерин начали рассыпаться, теряя двести баллов на глазах. Винсент побледнел, а затем покраснел. — Как видите, я не шутил, — покачал головой Реддл. — Я знал, что так и будет, поэтому вот вам пример того, что случится. Я создал заклинание, которое отслеживает это слово по всей территории Хогвартса. Отработка будет проходить у завхоза. Ровно в восемь вечера. Прошу не опаздывать, мистер Гойл, — он усмехнулся и отошел от трибуны, присаживаясь рядом с Грейнджер. Повсюду доносились шепотки, а в Гойла чуть ли не за столом уже летели заклинания, потому что под конец года их факультет лишился сразу двухсот очков. О кубке Школы можно было забыть. Завтрак подходил к концу, и Тео увидел, как Реддл и Грейнджер поднялись с места. И он готов поклясться, чем угодно, но она снова на него посмотрела почти перед самым уходом. И в сердце его кольнуло. Даже погасшей она была так красива… — Наступают новые времена, — сказала Панси, — мне нужно покурить. — Видимо, мне тоже, — сказал Тео и последовал за ней, все еще храня в сердце последний взгляд Гермионы. И дышать стало сразу легче.