Созвездие смерти I Часть

Глава 18. «Водолей» Реддл шел по коридорам замка так быстро и свободно, будто это были его владения. Гермиона скривилась и назло ему ступала чересчур медленно. Он замедлялся и по итогу останавливался, обращенный к ней спиной, дожидался, пока она не сравняется с ним, а затем вновь возобновлял свой ход. Молча. — Зачем ты это сделал? — спросила Грейнджер, целясь взглядом между его лопаток; не выдержала тишины между ними. Том усмехнулся и повернул голову к ней. Девушка уставилась на его профиль и кривизну улыбки, поджимая губы. Как же он ее раздражал своим безразличием. Он моргнул и посмотрел на нее так невинно и преданно, что она почти поверила в его благие намерения. — Сделал что, Гермиона? Реддл развернулся к ней всем корпусом. Они стояли практически у самого входа в Больничное крыло, на лицо Тома падал свет из окна. Неожиданно он посмотрел вниз и поднял с помощью магии какой-то предмет, валяющийся под ногами. Даже не удосужился нагнуться… Гермиона моргнула и с удивлением поняла, что это фигурка кота. Точно такую же оставил ей Тео, и та заняла почётное место у нее в комнате на полке рядом с романами и учебниками. — Где-то я такую уже видел, — ухмыльнулся Реддл и испепелил ее в руках с помощью Инсендио. Она уставилась на него, переступая с пятки на носок. Хотелось чем-то занять руки, и Гермиона вцепилась в краешек бархатной мантии. Совсем скоро должен был закончиться завтрак, и после начнётся приток маглорожденных детей, им вряд ли удастся остаться наедине в обозримом будущем, потому она решила спросить все сейчас. — Зачем ты поставил вето на это слово в школе? — Она сделала к нему шаг навстречу, и голос ее не дрожал ни капли. Когда Гермиона села на скамью там, в Большом зале, а он остался стоять, тотчас поняла — сейчас начнётся шоу. И что же, оно ему удалось. На одиннадцать из десяти. Его слова и голос, смысл речи впивались в нее тонкими острыми иглами. Стало так обидно и мерзко на душе, пока она это слушала. Знание, что это ложь, и ему на самом-то деле плевать на детей, кромсало изнутри. Все они лишь пешки. И она тоже. Одна из главных пешек его армии. Именно армию он и собирал: а та обязательно должна быть сплочённой, потому интегрировать маглорожденных в общество было его первостепенной задачей. Действовал наверняка. Гермиона сначала поразилась прозорливости Реддла, а после пришла к выводу: это самый логичный способ захватить власть в стране законным методом. Ведь именно так теперь хотел действовать Реддл? Законно, да? И вот в его копилке голосов были несколько тысяч, как минимум. Преданные ему, они бы шли за ним, куда угодно, и даже опустили свои магловские корни, если бы Реддл сказал. Потому что Гермиона, как никто другой знала: желание влиться в этот волшебный мир и стать его частью поселяется в душе в тот же момент, когда получаешь письмо из Хогвартса, будучи до этого обычным школьником. Никто не задавался вопросом, откуда же взялся Томас Гонт на самом деле. Гарри искал эти ответы в чужих глазах, задавал наводящие вопросы бывшим членам Ордена. Метался от одних к другим. Он пытался намеками дать им почву для размышлений, сопоставить этого нового человека, возникшего из ниоткуда, с Волан-де-Мортом, но те были будто под каким-то заклятием. По правде говоря, собственные пространственные намеки Гарри были непонятны даже ему. Обессиленный провалом он признавался в этом Гермионе хриплым шепотом. Но все равно Грейнджер и Поттер считали, что Реддл все же что-то сделал. Иначе никак. Он не мог оставить это на самотек, перестраховался по всем фронтам. Со Слизнортом и членами Ордена Феникса уж точно. Как будто Реддл накинул на себя отведи-взгляд-заклятие, потому что никто не счел подозрительным появление молодого волшебника. Никто. Да потому что такие волшебники появлялись всегда, и лишь знающие правду Гермиона и Гарри видели в этом странность. Миллионы людей прибывали в Британию и убывали, проходили через Министерство Магии или молча уезжали. Множество законопроектов было создано подобными молодыми повесами, у которых имелись деньги. То, что один из тысяч таких остался, не было чем-то необычным. Единственной ниточкой, связывающей его с Темном Лордом, была фамилия, но те, кто помнили ту самую фамилию, потеряли этот дар воспоминаний. Для целой страны он был новатором, а в дуэте с Гермионой и Поттером, который их всех освободил, он зарабатывал баллы доверия автоматически. Ведь не будет же великий спаситель Поттер работать с каким-то проходимцем? А Гермиона, считающаяся мозгом их компании и носителем идеи, также выступала в роли доверительного лица. Знали правду лишь Пожиратели Смерти, да и что бы они сделали?.. Лишь радовались за своего Господина. На приеме в Министерстве Реддл вел себя так же проворно, как рыба в воде, а вот теперь и в Хогвартсе установил в прямом смысле свои порядки. Гермиона холодно глядела на него и ждала ответа. Ей так хотелось услышать правду — безобразную в своей сути, но правду — о том, почему он поставил вето на слово «грязнокровка». Реддл как-то устало фыркнул и сложил руки на груди. — Это то, что нужно было сделать с десяток лет назад. Моя воля, я бы поставил вето и на матерные слова тоже. Такие вещи загрязняют наши умы, а тем более умы детей. Ты сама должна это понимать. Ложь. Снова сладкая ложь и красивые, но абсолютно пустые слова. Губы Гермионы нервно дрогнули. — Ты сделал это не ради детей. Улыбка его застыла. Маска благочестия трескалась, кракелюром обнажая его темную сущность — Гермиона чувствовала. Желваки дернулись, но он сдержался, все еще используя приятное выражение лица, ведь кто-то мог проходить мимо и увидеть их маленький спор. Не хотелось бы потом объяснять кому бы то ни было, что это просто небольшое… — Недоразумение, Гермиона. Я сделал это ради будущего. Нашего. — Он подошел к ней и мягко сжал за плечи, заглядывая в лицо. — Теперь никто не будет притеснять маглорожденных и называть их оскорбительными словами. Меня ведь тоже так называли раньше. Ты знала? Конечно же, нет. Откуда… Мне так стыдно об этом вспоминать, — черты лица приобрели нотки грусти, но Гермиона не верила в его горе. Она отшатнулась от прикосновений, потирая ладонями места, где он ее коснулся. Мерлин, Реддл был такой лживой тварью и даже не пытался играть серьезно, словно ему перед ней было комфортно в своем амплуа благочестивого волшебника. Снова поверхностное вранье и манипуляции, чтобы она посочувствовала ему. Не на ту напал… Грейнджер поджала губы. Разочарование съедало ее изнутри. Реддл никогда не будет нормальным. — Следовало догадаться. Карие глаза девушки не искрились участием от того, что маленький Том Реддл сносил издевательства со стороны сокурсников. Мало ему было. Она бы добавила еще. С лихвой. Все бы отдала, что у нее есть, дабы увидеть, как он плачет, — честное слово. И нет, ей не было боязно от своих мыслей. У человека должен быть хоть кто-то, на кого можно выносить негативные эмоции. Для нее это всегда был Темный Лорд. Ее личный громоотвод. И причина самой бури. — Тогда не вижу никакой проблемы. Ты же мечтала об этом, — шаг ближе, — уж я-то знаю. — Ничего ты не знаешь, — она сжала кулаки, а он цокнул и склонил голову на бок. — Ты так хотела, чтобы никто из детишек в этих стенах не чувствовал себя лишним. Чужим. Одиноким. Таким, какой ощущала себя ты, девочка из мира маглов, не знающая о магии абсолютно ничего до одиннадцати лет. Гермионе захотелось уйти. Просто сбежать от него и не слышать этих издевательских слов, но он не дал ей сделать и шагу, загоняя в ловушку. — Бедная. Такая бедная девочка, — протянул он. — Я сделал таким, как ты, подарок своим вмешательством в этот Законопроект, — он возвышался над ней, глядя со смехом на ее недовольство. — Где твоя благодарность, милая? Я жду. Ее бровь поползла вверх. Он игрался с ней, как кот с мертвой мышью, которая абсолютно ничего не могла сделать. — Какой же ты лживый, — она сказала это спокойным тоном, но не могла скрыть отвращение во взгляде. — Меня тошнит от твоей двуличности. Как ты только можешь так говорить? Я хотела блага для… — А ты, я смотрю, сама невинность, — он подошел ближе и зашипел ей в лицо слова: — Ведешь себя, как лицемерная сука, прикрывающаяся миром во всем мире. Пытаешься надавить на мою совесть? — он сглотнул. — Это вряд ли. — Потому что у тебя ее нет! — фыркнула она. — Зато ты сама добродетель, — произнес он с сарказмом. — А сама желала славы и признания! У тебя были мысли лишь о том, как бы забраться в штаны чистокровного и стать его женой. Думаешь я ничего не знаю? Я видел твое сердце, — он нагнулся к ней, обдавая горячим дыханием ее губы, — и оно — моё. Гермиона яростно толкнула его в грудь. — Замолчи! Заткнись, если у тебя есть хоть капля… — Не нравится, да? — Он усмехнулся и толкнул ее к стенке в ответ, она больно ударилась лопатками и локтями о древний камень. Рука сжала ее за впалые щеки, больно сжимая. Он смотрел на нее сверху вниз, глаза его сияли. Гермиона впилась ногтями в его руку, но та даже не дрогнула, лишь бледное лицо приблизилось к ней вплотную. Губы коснулись губ в мягком поцелуе, а язык облизал ее нижнюю, втянув в себя. Она замерла, боясь вдохнуть и распахнуть рот шире. Румянец опалил щеки, она сжала бедра вместе, боясь, что он сможет раздвинуть их ногой, как уже делал раньше и почувствовать ее… Рука приподняла ее мантию и коснулась изгиба бедра сквозь одежду. Реддл усмехнулся, поцеловав ее в последний раз, и отпустил. Красную и дрожащую. — Ты начала говорить о двуличности, Гермиона, не я. — Он оглядел ее с ног до головы, медленно скользя взглядом по телу. — Капля сострадания? Нет, извини, она закончилась, как и твоя храбрость. — Ублюдок, — прорычала она. Хотелось ударить его об стену, хорошенько приложив о нее. Может тогда он начнет быть человеком? — Конечно, ублюдок. — Он покачал головой. — Потому что я говорю правду, в отличие от тебя. — Мои намерения были самыми чистыми! Она жадно вдохнула воздух, льющийся в легкие, но не могла насытиться, потому что Реддл тут же лишил желанного кислорода своим ответом. — Не ври мне! — ответил он; Гермиона прикусила язык и тихонько всхлипнула от обиды и ярости. — Прикрываешься благими намерениями, чтобы на тебя обратили внимание. Равноправие для маглорожденных? Чушь, — его глаза метали искры, — это все такая чушь, Грейнджер. Ты хотела равноправия в магическом сообществе лишь для себя одной. Тебе плевать на остальных. — Нет, — она оттолкнула его, ударилась ладонями о твердую грудь, и он отступил назад, позволяя девушке это и вглядываясь в ее покрасневшее от унижения лицо. — Ты все переиначил! Да, я написала эту рукопись для себя в первую очередь, но я думала… — Нет, Гермиона, — его тон стал снисходительно спокоен, будто он объяснял ребенку, как решается простецкая задача. — Ты всегда думала только о себе. Весь твой альтруизм был растрачен на Гарри Поттера. Ему ты помогала безвозмездно, согласен. Но вот с рукописью… — От тебя не хочу слышать ни слова больше, — она развела руками в стороны. — Можешь сколько угодно говорить про мои решения, и пусть они будут, по-твоему, с двойным дном, но я, — Гермиона глядела на него как кобра перед броском, — и на тысячную часть не такая гнилая, как ты, Реддл. Да, у меня были причины начать работу о маглорожденных и изменить наше положение в обществе, но я никогда не хотела использовать людей, которые бы мне доверились, а лишь желала нормального к нам отношения. Том сощурился. — Без меня, моих вложений, влияния и денег, ты бы никогда не добилась того, что есть сейчас. Тебя бы даже слушать не стали, — он рассмеялся. — Чистокровные просто заставили бы тебя заткнуться, сжечь рукопись или убили, как уже пытались, — она вздрогнула, — да, пытались и не раз, Гермиона. Сюрприз! Так что ты понимаешь, что без меня это так и осталось бы всего лишь твоей мечтой! — Лучше бы так и было, — прорычала она, с бешеной скоростью осмысляя сказанное. — Лучше бы меня убили, а проект исчез в пламени камина! Ее могли убить. Много-много раз, а она даже не заметила, и как же жаль, что это ни у кого не получилось. Реддл же продолжал говорить, не замечая ее ступора: — И да, свадьба будет, не переживай. Много-много свадеб. Так что, повторюсь. Ты обязана мне, Гермиона. Всем. И жизнью, и Законопроектом для наших ненаглядных маглорожденных. Ее глаза широко распахнулись, а горло зачесалось. — Что ты сказал?.. — прохрипела она. Он поднял на нее взгляд. — Про что именно? Том уже терял наслаждение от разговора, — она видела это, ведь им нужно было подготовиться к притоку учеников, а затем устраивать им встречи, дабы они познакомились с «новыми» родственниками. Мерлин, столько хлопот ожидало их, но он хотел проконтролировать все самостоятельно. Теперь она понимает — зачем. — Про свадьбы. Что ты имеешь в виду? — прошептала она вновь надрывно. Реддл выпрямился и деланно поправил воротник рубашки. — Свадьбы между чистокровными и маглорожденными. Теперь это не будет мечтами. Именно поэтому мы с тобой здесь. Нужно узнать, у кого из детей какие родственники в роду, а после — сама понимаешь. Но твоя… Прости, милая, но ты не исполнишь свою мечту с Ноттом в главной роли. — Что… Гермиона побледнела. Нет. Нет-нет-нет! Совсем не этого она хотела для таких, как она. — Ты начинаешь меня раздражать, — процедил Реддл. — Мы только вчера разбирали с тобой, что если у маглорожденного в роду будет кто-то из Флинтов, то их наследник свяжет себя узами брака, если это девушка: для сохранения чистоты крови и продолжения рода, приближенного к их собственному. Можно сказать, что секс с троюродной сестрой уже не инцест. — Они… этого чистокровные захотели? — Не скажу, что один из моих слуг подал мне идею прямо так. Скорее, подтвердил мои планы, а я дошёл до этого самостоятельно, — он пожал плечами. Гермиона поникла еще сильнее. Казалось, что она сейчас разобьется на тысячу осколков. — Я просто хотела прав для таких, как… — Гермиона, — Реддл стоял к ней почти вплотную. Он схватил ее за затылок, — не рассказывай мне то, что я знаю без тебя. Ей хотелось разорвать его на мелкие кусочки. Маленькие-премаленькие, чтобы никто и никогда его не нашел. Его и всех чистокровных, которые будут использовать таких, как она, в своих целях. Не заботясь о чувствах. Их всех разом. — А я? — она рассмеялась. — И меня замуж выдашь? Реддл не смеялся. Лишь смотрел на нее, выискивая что-то в ее чертах. — Неужели ты думала, что я кому-то тебя отдам? Он приподнял брови вверх. На лице его застыло странное выражение, такого она еще не видела. Будто сам не ожидал, что ответит ей в подобной форме. Звучало, как… Впрочем, Гермиона решила не делать акцент на том, как он это сказал, потому что намного важнее было то что он сказал. У Гермионы в груди все сжалось. Она знала. Подозревала, что так и будет, — дракон и замок. Ров с лавой. Невидимый ошейник. И Реддл рядом, с которым она до конца своих дней связана магией. Свет погас. Темнота сомкнулась внутри нее вновь, стало так… больно. Цепь зазвенела в камере, которую она старалась не замечать. Но та всегда была вокруг нее. То, чем себя успокаивала ранее, рассыпалось на глазах. Красивая обертка в ее голове превратилась в отвратительную темницу. Полночь пробила. Магия, окутавшая сознание в комфортную ложь, развеялась. «Ты забыла, что живешь в кукольном домике? Забыла, что ты пленница? Забыла, кто он? — спросила она у самой себя. И хотелось взвыть, потому что за неделю нормального отношения к себе она… — Да, забыла». — Мы будем вместе, — произнес Реддл фразу, гильотиной падающей на ее выдержку. Вещи, сказанные вслух, обретают намного больше смысла. Лучше бы он молчал. Не говорил ей ничего, потому что просто думать об этом и слышать от него, — абсолютно разные вещи. Она хотела попросить помощи у брата. Возможно, даже уехать во Францию к своей новой семье, лишь бы подальше от Тома. Однако теперь получалось, что это все напрасно. — Я думала, ты отпустишь меня когда-нибудь… тебе же нужно, чтобы я просто была жива, ведь так? Зачем держать меня рядом? Реддл посмотрел на нее со спокойной отрешенностью, словно она говорила немыслимые вещи. Гермиона была такой доверчивой и наивной, раз надеялась, что он ее когда-либо отпустит. Ни в этой жизни. Ни в следующей. Он связан с ней, а она с ним. И этого не изменить, потому что Том так решил. Даже если она этого совсем не хотела. — Я не отпущу тебя. — Он покачал головой, и взгляд его даже смягчился. — Мы с тобой связаны. Клятвой. Мне удобнее, когда ты в моей зоне досягаемости. Пойми это и прими. Он и сам не знал, почему говорил ей эту… почти правду — почти ложь. Не до конца он раскрыл то, что сидело внутри него. На самом деле Гермиона была права: от нее требовалось лишь быть живой и здоровой, но… Том не мог и не пытался представить свое будущее без Грейнджер. С ней было интересно. Он чувствовал рядом с ней что-то, что было для него неизвестным, но довольно приятным. Реддл сравнивал это чувство с ощущением от прочтения редкой книги. Знания, полученные от нее, осели в нем навсегда, наполняя чувством достатка. Рядом с Гермионой было так же. То ли ее магия так на него влияла, то ли блеск ее карих глаз, то ли голос, источающий сарказм и издевку в его сторону, то ли непокорные кудри, обрамляющие худое лицо. Реддл подозревал, что все вместе. Вся эта единая картина сводила его с ума и привела его за руку к мыслям, что он не хочет с ней расставаться. Ей хотелось угождать, и он старался, но и свой характер Реддл не прогибал из-за нее, оставаясь собой. И отдавать ее другому мужчине? Нет. Увольте. Их судьбы связаны, потому раздельная жизнь в таком особом случае невозможна. Реддл уже привык к ней. Привык избегать ее общества в огромном доме из-за вспышек ярости. Привык думать, что с ней можно обсудить что-то по общим темам, пусть она ершилась, но он видел и, главное, чувствовал, как ей нравилось учиться новому. Он замечал, как вспыхивали благодарностью ее глаза, когда он передавал ей свои записи вместе с книгами, которые прочел. Привык знать, что она рядом. Ощущать этот теплый приток магии с ее эмоциями и мыслями. Она — магия — почти не горчила, Гермиона чувствовала себя прекрасно. И он был тоже этому рад. Лишаться этого не хотелось совершенно. Впервые в жизни что-то принадлежало ему полностью, без остатка. Его жадность бурлила рядом с этой девушкой. Скоро… скоро он найдет способ собрать душу воедино и тогда не будет больше бояться причинить ей вред. Мерлин, он правда боялся этого… Много людей среди его слуг искали способы помочь ему в слиянии крестражей, и будь он проклят, но отыщет его. А вот с бессмертием все оказалось намного проще. Когда он узнал про этот способ, он смеялся. Громко и надрывно. Потому что ощутил себя таким глупым и безрассудным мальчишкой. Ему нужно было просто создать с помощью ритуала такие же тела, как у него сейчас, и оставить на них след души в виде вырезанных рун. Умирать будет не душа, а лишь тело, но душа его будет уже привязана к другой оболочке. И Реддл собирался заняться созданием таких живых сосудов уже в скором будущем. Вероятность, что его убьют — крайне мала, но перестраховаться было важно. Он будет жить вечно. Как он и хотел, а Гермиона… Он подумает над тем, как быть с ней. Потому что для следующих тел он также хотел использовать ее кровь. Ее магию. Да… он не посмеет использовать заменитель, когда есть первородная сила, которая ему так хорошо знакома. — Вот как, — подала голос Гермиона, вырывая Реддл из мыслей. — Вместе, значит. Тишина стягивала удавкой шею, и Реддлу стало не по себе. Неожиданно он почувствовал внутренние изменения в ней через их связь. Ее магия взвилась в теле. Грейнджер была такой злой, что у Тома чесался язык распалить ее еще. Хотелось сжать девичье горло до боли, до хрипа, раздвинуть ноги, а затем почувствовать, какая она на вкус. Какая она на ощупь. Не изменился ли запах ее тела и волос. Будет ли она дрожать под ним, когда… И Реддл ощутил, как его щеку порезало точным Диффиндо. Глубокая царапина. Еще чуть-чуть, и заклятие резануло шею, и это было бы серьезно. Он, словно не поверил, распахнул глаза и застыл. Гермиона сама не ожидала, что у нее получится. Глаза ее стали такими огромными и влажными, словно она вот-вот расплачется. Том поднял руку и провел ладонью по месту пореза. Тот защипало, словно Реддл припорошил его солью, — пальцы были потными. Он со странной отрешённостью разглядывал темно-алую кровь на кончиках ногтей. Та начала капать с его щеки вниз, смачивая шею и змейкой заползая под воротничок рубашки. — Ты порезала меня, — капля на руке стекла вниз до первого сгиба фаланги на указательном. — Ты… Цепкий взгляд поймал всю ее сущность в ледяные оковы светло-серых радужек. Грейнджер сжалась в стену, даже не представляя, что он с ней может сделать. Том и сам не знал. С одной стороны его рука чесалась нанести ей пару Круцио, как Волан-де-Морту, что посмел обжечь его не так давно, а с другой… Откровенно говоря он поразился ее силе. И ее храбрости, что граничила с глупостью. В последний раз она смогла оттолкнуть его, когда он собирался опробовать ее губы на вкус. Тогда он понимал, что Гермиона испугалась. Сейчас же Реддл осознал: он задел Грейнджер настолько сильно, отчего девушка захотела причинить ему боль. Она менялась, как и он. Медленно и необратимо. Еще месяц назад Грейнджер не смогла бы так сделать, — причинить ему реальную физическую боль, ведь мысленно ругаться все горазды. Губы тронула довольная улыбка. Его влияние на нее начало давать плоды, пусть пока под раздачу попадал лишь он один. Пауза затягивалась. Реддл полез в карман и достал оттуда уменьшенную сумочку Гермионы. Увидев свою вещь в его руках, она сжала зубы в негодовании. Том достал «экстракт бадьяана» и замер с ним. Неподалеку в коридоре стоял рыцарь, облаченный в латы. Темный Лорд взглянул на свое отражение в зеркальной поверхности. Порез был тонкий, словно от бумаги, но достаточно глубокий, и проходил аккурат вдоль линии челюсти. Будто неизвестная художница провела одним резким мазком линию киноварью по его бледному лицу. Окропила его серость новыми цветами. Вдохнула жизнь. Гермиона разглядывала его так внимательно, будто не верила, что он может истекать кровью. Она забыла совсем — он живой, такой же, как она. «Реддл чудовище, — исправилась тут же, — чудовища тоже могу истекать кровью. Нет хуже зверя, чем человек». Он потер порез пальцем, размазав кровь еще сильнее, и спрятал бадьян обратно в сумку. Реддл решил его не использовать. — Не бойся, — сказал он девушке, — я не сержусь на тебя. — Он провел рукой по скуле, и кровь размазалась; остался лишь тонкий алый порез. Гермиона нахмурилась и недоверчиво взглянула на него, словно не верила, что останется живой и невредимой. Она думала, как минимум, Темный Лорд с оскорбленным эго, нашлет на нее Круцио, а он просто стоял и смотрел на нее. Кровь залила весь воротник, но ему было будто все равно. — Почему ты не залечил его? — Решил оставить на память, — он поднял ладонь вверх, где уже красовалась полоска шрама. Такая же, как у нее. Последствия ритуала. — Уже второй, и тоже связан с тобой, — усмехнулся, — могу начать собирать коллекцию. — Значит, я могу оставить еще один? — она выгнула бровь и расслабилась. — Наглеешь, Грейнджер, — он усмехнулся. — Не советую тебе этого делать, а то я точно буду считать твои поступки ужасными. — Реддл… — она снова закипела; их разговор о рукописи был еще не окончен. — В глубине души ты понимаешь, что я прав. — Он покачал головой. — Любой альтруизм и благотворительность имеют подоплеку. Мы оба знаем, чего ты хотела на самом деле. Точнее, кого. Так что прекрати называть меня двуличным, когда сама мечтала о свадьбе со слизеринцем, а не о бедных детишках, которых бы притесняли в стенах Хогвартса! — он был весел, а она оскорблена до глубины души. Потому что Реддл отчасти был прав: она начала писать работу ради себя. И оттого еще больнее становилось Гермионе. — Так что закрой свой рот, святая Грейнджер, и садись уже за стол. Нам предстоит много работы. Он махнул рукой, и дверь Лазарета распахнулась, впуская их внутрь. Гермиона хотела бы продолжить спорить с ним, но понимала — бесполезно. Реддл абсолютно уверен в своих доводах. Человек, использующий других людей, ради своей выгоды, везде будет видеть лишь обман. Наверное, он никому не доверял в этой жизни, но жалеть его она не видела смысла. Он ее не жалел. Словно в насмешку привел гриффиндорку в стены ее второго дома, когда ученикам предстояли экзамены. Девушку утянуло в воспоминания. Хотелось уйти от Реддла и подняться по привычному маршруту к башне Гриффиндора, посмотреть на портрет Полной Дамы, которая обязательно спросит пароль. Однако реальность неумолима. Темный Лорд не позволил ей сделать ни шагу в сторону, клещом впиваясь в тонкую кожу запястья живыми наручниками. Он привел ее в Большой зал, где в нос ударили ароматы весны, юношеского счастья, мускуса и тыквенного сока. Все было таким привычным и родным. Гермиона растерялась в этом потоке щемящих душу эмоций, что обрушились на нее, совсем не подготовленную. Да и как можно было к такому подготовиться? Здесь хотелось остаться, хотелось вместе со всеми завтракать, обедать и ужинать. Сбегать в библиотеку, готовиться к занятиям и подставлять лицо лучам заходящего солнца, пока не наступит время отбоя. Здесь было ее детство, смех и первая любовь. Тео… она одернула себя. О нем лучше не думать, пока рядом с ней сидел Темный Лорд и дышал ей практически в затылок. Ей хотелось быть как все: получить диплом, а затем начать работу. Вот только… Зачем? Есть ли смысл даже мечтать об этом? Ведь Реддл прямым текстом сказал ей, что все — ты никуда от меня не денешься. Она постаралась абстрагироваться от этих его слов, до сих пор звенящих тревожной сиреной в чертогах ее разума. «Я подумаю об этом позже», — сказала она себе и вспомнила, как на нее посмотрел Нотт в Большом зале, когда увидел. Его губы дернулись в улыбке. Он точно был рад ей, и она почти улыбнулась ему в ответ. «Нет, хватит, прекрати», — приказала она сама себе, раскладывая перья и пергамент на столе. В субботу Тео не пришел к ней. Как и в воскресенье. И она будет наглой вруньей, если скажет, что ни разу не рассердилась на него за это. Прокляла этак тысячу раз точно. Потом расстроилась, что он мог просто не захотеть с ней гулять. Что Гермиона не интересная, слабая и чувство жалости к самой себе поразило ее болью в сердце. Она прорыдала полчаса в ванной, принимая успокаивающую настойку позже. Просто так. Потому что ей стало слишком грустно от того, что даже он ее бросил, хотя они друг другу ничего не обещали. А затем испугалась за него. Вдруг Реддл с ним что-то сделал? Что-то плохое? Она прождала его весь день, пока к ней не наведался Реддл почти в полночь и не сказал, что Нотт занят подготовкой к предстоящим экзаменам. Гермиона думала, что Реддл снова будет издеваться над ней, но нет. Он сказал это, осмотрев ее пижаму с котами с ног до головы. Ей было неловко от этого его взгляда, она до сих пор вспоминала, как он спал в ее постели, а Грейнджер… А Грейнджер позволила, прижимаясь к нему ночью. Дверь резко хлопнула, выбивая Гермиону из внутренних переживаний. Перед ней стоял Деннис Криви и улыбался. Уже четверокурсник, хотя Гермиона помнила его по Отряду Дамблдора, как маленького всегда улыбающегося мальчика. Она ему улыбнулась в ответ, надеясь, что выражение ее лица выглядит нормальным. Реддл поприветствовал его и указал на стул. — Присаживайся, пожалуйста, — сказал Том — сама галантность. — Что от меня требуется? — юноша улыбался и в нетерпении кусал губу. Реддл достал тонкий бумажный лист, напоминающий копировальную бумагу. И небольшой нож. Не такой, каким резалась Гермиона в Гринготтсе. Этот был новым. Он ярко сиял. На его рукоятке блестел синий камень, напоминающий лазурит. Улыбка Гермионы треснула, она узнала камень, до которого никто не смел дотронуться, и даже сейчас Реддл держал нож в обертке из драконьей кожи, судя по чешуйкам. — Тебе нужно порезать палец и капнуть кровью на пергамент. — Реддл протянул ему нож рукояткой вперед. — Справишься? — Конечно, — кивнул Денни. Одно движение, и вот древо его семьи широкими кляксами расползалось по всей бумаге, заполняя пространство. Реддл и Гермиона наклонились, чтобы посмотреть. Деннис и Колин Криви были родными братьями, а также приходились родственниками небезызвестной семье Розье. Те были чистокровными, но… дело было не в сквибе. Реддл рассмеялся, но вовремя подавил смешок, пока Деннис сидел и пялился на то, что узнал о своей семье. — Твой отец, Деннис, — начал Том, — настоящий отец, это Эдгар Розье. Причем он отец и твоему брату. Так что вы единокровные. Надо же… какую тайну мы открыли. А ты у нас первый, боюсь представить, что будет дальше. Гермиона побледнела, вспоминая услышанное имя. Она помнила только Феликса Розье. Тот был в списке старост факультета Слизерин в конце восьмидесятых. Скорее всего Эдгар был его родственником. Чистокровный, который оплодотворил обычную магловскую женщину. — Моя мама изменяла моему отцу, — парень был бледным, как полотно. — Выходит, что так. Целых два раза, — подтвердил Том, и Гермионе хотелось его ударить: сочувствия у мужчины не было совсем. — Погоди, Деннис. Не нужно раньше времени принимать необдуманные решения, возможно, он мог изнасиловать ее… и… — начала было Гермиона, но ее прервал Том. — Ты полукровка, Деннис, как и твой брат. Распишись здесь, — он подставил ему какую бумагу, которую тот подписал даже не глядя и… тут же он перевел взгляд на Тома. — Можешь идти к мадам Помфри дальше по коридору, — он указал направо, — там она проведет обследование. — Спасибо вам огромное, мистер Гонт. Деннис пожал ему руку, стискивая ту своими двумя, а затем посмотрел на Гермиону. — И тебе огромное спасибо, Гермиона. Он встал и медленно вышел за дверь. Гермиона уставилась на бумагу, которую подписал Криви. Камень в ноже игриво блестел. Реддл уже подшивал документ в папку и ставил на ней пометку. — Что ты заставил его подписать? — задала девушка вопрос. Реддл ухмыльнулся. — Только то, что он прошел тест и ничего больше. Гермиона ни на йоту ему не поверила, потому что до сих пор помнила, как тот смог заставить Слизнорта забыть о нем. Забыть его лицо, имя и наследие. А теперь, когда дети перед ней будут собственноручно ставить подписи на бумаге, а потом — сразу после этого — заглядывать Реддлу в рот, не могло не напрячь. Камень на ноже так вообще взбудоражил ее, но она была не в силах вымолвить ни звука. Воочию увиденная ею история братьев Криви, их матери и Розье поразила. Гермиона думала об этом ранее: об изнасилованиях волшебниками магловских женщин, и теперь представила, сколько еще таких примеров она увидит за сегодняшний день. Реддл, будь он проклят, разворотил осиное гнездо. Но… она понимала, что занимайся проектом одна, то все равно рано или поздно стала бы свидетельницей чужих секретов. Это было дико, однако это было. И изменить ничего нельзя. Мужчины шли налево, будучи женатыми на своих женах, потому что должны были сохранить чистую кровь в потомках. Возможно, этот Эдгар правда любил мать Колина и Денниса, — Гермиона не знала, чему верить. Но ее начало смущать другое… Каждый раз. Каждый ребенок, стоило ему поставить подпись, начинал источать к Реддлу признательность. Одно радовало Грейнджер: ее теория оказалась верна. У каждой волшебницы или мага были дальние чистокровные родственники. У кого-то это были такие же связи с чистокровным на стороне, как у Криви. Только у мужчин. Некоторые чистокровные фамилии Гермионе были незнакомы, и Реддл объяснил это тем, что, скорее всего, волшебники проживали в другой стране, как, например, Фрессоны. Они встали с насиженных мест только в пять вечера, быстро перекусив в обед, когда все дети из списка уже были с определёнными родственниками. Оказалось, что около семнадцати маглорожденных проживали в детском доме, и Том тут же начал собирать документы, чтобы тех на каникулы забрали в подготовленный им дом. Реддл составил списки одиноких волшебниц и волшебников, некоторые были бездетны и готовы взять на себя ответственность за воспитание ребенка, либо занять должности воспитателей. За это Гермиона была ему благодарна, но вслух ничего не сказала. — Тяжелый был день сегодня, — сказал он, махнув рукой и складывая все документы и папки в бисерную сумочку Гермионы. Она ему ничего не ответила, рассматривая мозаику витражного окна. На улице было душно, но стены замка приятно холодили воздух. Том бесшумно подошел к ней и встал рядом. — Ты была когда-нибудь в Тайной комнате? — неожиданно спросил он. Гермиона отрицательно покачала головой и добавила. — Нет. — А хочешь? Он подал ей руку, как джентльмен. И Гермиона, будь она проклята, сжала ту в ответ, но ее отвлекли крики и шум, доносящийся из окна. Она выпустила руку Реддла и распахнула окно настежь. В сумерках сияли вспышки заклинаний. Белый дым от Депульсо не давал рассмотреть дуэлянтов, пока кто-то не выкрикнул: — Нотт! Малфой! Прекратите! — кричала девушка. «Наверное, Панси», — подумала Грейнджер. Но вот, она не услышала, но увидела красный луч Экспеллиармуса, разрезающий воздух, а затем крик. Кто-то стал безоружным. Гермиона чуть не вывалилась в окно в попытке рассмотреть происходящее, пока Реддл рядом с ней не махнул ее палочкой и перед ней появилось облако, на котором было видно все происходящее. Малфой валялся на земле и прижимал правую руку к поврежденному плечу. У Нотта был порез на щеке и, видимо, сломан нос. Оба слизеринца выглядели ужасно потрепанно. Скорее всего, началась заварушка невербально, но под конец оба выбились из сил и начали кричать заклятия вслух. Тео стоял и сжимал в руке две палочки: свою и Малфоя. — Какой же ты уебок, — рыкнул Драко и покачал головой. Его рубашка была изрезана так сильно, что было видно через рубашку Темную метку на руке. Нотт сплюнул кровь на пол и сжал палочку Малфоя между пальцев. — Кто? Я? — он издевательски согнул дерево. Еще чуть-чуть, и он сломал бы ее, но нет. Он окинул сокурсника взглядом, наполненным разочарованием, и кинул палочку ему под ноги. — Я всегда был о тебе лучшего мнения. Разочаровал. Он развернулся и начал идти к замку, но у Малфоя были свои планы. Дрожащая рука подняла палочку вверх и незнакомое девушке проклятие спрыгнуло с ее кончика, направляясь прямо в спину Нотта. Гермиона закричала.