«Самые простые вещи могут заставить умирать от счастья».
Жарко. Тео разлепил тяжелые веки и невидяще потянулся к стакану, совершая крупный глоток огневиски. Знакомая горечь облизнула шершавым языком гортань. Глаза после этого мгновения вновь хотели закрыться, но он упрямо прогонял морок сонливости. Мысли медленно прояснялись, будто он спал целые сутки после тяжелой болезни. Бывали дни, когда он вообще не мог уснуть, и следовало бы радоваться возможности расслабить тело и душу, однако Нотт понимал, что расслабляться некогда. Мышцы напряглись, он медленно сглотнул слюну и выровнял дыхание. Все в порядке-все в порядке-все в порядке. Уши неприятно заложило, и Тео впился пальцами в обивку дивана. До боли. Немного помогло, и он настроился на свое окружение. Не выдавая своего состояния, Нотт лениво повернул голову вбок, будто только-только очнулся, осматриваясь и сонно моргая. Блейз, развалившись подобно королю, лежал на соседнем диване в обнимку с Дафной Гринграсс. Девушка, прикрывая зевок рукой, сонная и чуточку потерянная заворачивалась в мантию Блейза, как в плед. Тео поджал губы, скрывая улыбку. Это точно была одежда Забини, потому что откровенно довольный взгляд друга, скользящий по девушке, так об этом и кричал. Тео знал, что слизеринец хотел сделать ей предложение на днях, и теперь, как довольный дурак, загадочно ухмылялся. Нотт тоже широко зевнул, подражая Дафне и чувствуя, что на нем лежит странная тяжесть. Когда отключался — такого точно не было. Он поморщился и фыркнул, снимая с себя тяжелую руку Малфоя, что обнял его вместо мягкой игрушки и пускал на него слюну. Мда, странная штука из магазина Уизли, которую притащил Кребб, погрузила их всех в быстрый сон, снимая все негативные побочки во время опьянения, — полезная штука, но на вкус просто ужасно. Тео невесело усмехнулся, вспоминая, как однажды по незнанию наелся блевательных батончиков из того же магазина, а потом обнимался с унитазом весь вечер. Хорошо, что ни у кого не было колдокамеры, чтобы заснять его в тот момент. Панси бы точно сохранила эти фото для шантажа. Эх, времена… Драко неожиданно пошевелился, открыл глаза, сонно хмурясь, перевел взгляд на Тео и резко подскочил, алея щеками. Глаза его нервно бегали по другу. Смущался, как мальчишка. — Салазар… забудь об этом, умоляю, — прошептал тот, прикрывая лицо руками, но кончики его красных ушей на фоне светлых волос видно было прекрасно. — Зато голова теперь не болит, можно продолжить отмечать дальше. — Клянусь унести этот секрет с собой в могилу, — подмигнул Тео и обратил внимание на других ребят, что тоже начали просыпаться и двигаться. Их своеобразный «выпускной» проводился в одном из многочисленных домов Забини. Его мать любезно предложила им ящик огневиски, закуски, музыку и полную свободу действий. Скорое начало сентября означало у многих пору обучения в Академиях, а кто-то, как Тео, уже работал в Министерстве, ступив туда «по блату». Собраться все вместе они смогли только сегодня. Волшебники и волшебницы могли вкусить последние крупицы свободы, потому что уже скоро они будут заняты совсем другими вещами, а кто-то даже женится. Как Драко, например… или Панси. У Малфоя до сих пор глаза горели красным: он должен был жениться через неделю на гриффиндорке старше его на год. Тео, кажется, помнил, что та играла в квиддич, но лицо ее никак не вставало в его памяти. Сам же Драко описал ее как: невзрачная блондинка с отвратительно длинными ногтями и таким же длинным языком. Судя по описанию, Драко она подходила более, чем идеально, о чем Тео, конечно же, промолчать не смог, за что получил тяжелый вздох и болезненный тычок под ребра. Сам Темный Лорд одобрил их с Малфоем союз, потому что девушка оказалась дальней родственницей сквибов по линии Блэк, коей в девичестве и была Нарцисса Малфой. «Ужасное совпадение, — сказал Драко, — если честно, у моей невесты взгляд такой же тяжелый, как у мамы, когда она застала, что я, восьмилетний, без разрешения летал на метле. Страшно не то слово». Тео мог ему только посочувствовать. Панси же после той маленькой истерики после похорон Снейпа казалась абсолютно спокойной. Но так лишь казалось, потому что Тео знал ее намного лучше остальных. Своего будущего мужа Паркинсон ни с кем не обсуждала, а если у нее спрашивали что-то о нем, она лишь отмахивалась и закуривала сигарету, ходя взад-вперед и звеня флаконами под мантией. Ей становилось хуже, — Тео прекрасно видел, в какой напряжённой позе держалась ее фигура. Все чаще она была под кайфом, не отвечая на вопросы, а ее красными глазами можно было пугать маленьких детей. Пэнс переживала эту свадьбу в своем стиле, и он не мог ее винить. Каждый разлагался так, как мог. И Панси тонула в наркотиках, когда Нотт в ненависти к себе. — Мне такая хрень снилась, будто я мандрагора… — привлек внимание Тео Блейз. Друг быстро трансфигурировал зеркало из бокала и уставился на свое отражение. — Страшная такая, жирная, — скорчил рожу, и Дафна рядом рассмеялась. — Наверное, это побочные эффекты от зелья. Драко тоже рассмеялся, и Тео не мог этому не улыбнуться. Помириться с ним не составило никакого труда. На самом деле Тео сделал это даже не ради себя, а ради Драко. Учитывая планы Тео на будущее… Малфой бы корил себя до конца жизни, если бы все осталось так как есть. Принять решение было просто. Он давно чувствовал это в себе: зудящее и скребущее, мешающее спать по ночам. Жизнь покидала его душу, тяжесть грехов сжимала горло, заставляя скулить в подушку. Плакса Тео, — Панси была действительно права. Успокаивающие настойки не помогали, Хоупи приносила ему разные снадобья, но ни от одного не становилось легче. С его разумом творилась какая-то суматоха. Ему ничего не хотелось есть, не хотелось спать, говорить и колдовать. Сначала он думал, что это из-за отсутствия Гермионы в его жизни, но даже ее возвращение не свершило чуда. Он хотел исчезнуть. Он сделал слишком много дерьма за свои короткие восемнадцать лет, и его искупление должно было закончиться на освобождении Гермионы. Она поймет. Поймет, что для него не было выхода, не изобрели еще маги лекарства, лечащего ненависть к себе. А жить в отделении больницы Святого Мунго — он не хотел. Тео просто хотел уйти… как ушел Гарри — с улыбкой на губах, спасая любимого человека от боли. Как ушел Снейп — героем, пытающимся исправить ошибки прошлого. Оба изломанные, они бы с Гермионой доломали друг друга окончательно, останься вместе. Он знал это. Ей нужен был здоровый человек, который сможет рассмешить и сделать счастливой. Тео уже пытался, но все, что у него получалось — лишь приносило боль другим. Не раз Тео вызывал Реддл на разговор, копаясь в его мозгах, но не находя ни единой зацепки в отношении его мыслей по поводу Гермионы. Реддл думал, что он пытался ее убить в Хогвартсе. И Тео был готов рассмеяться ему в лицо на этих сеансах и закричать, что: «Да! Я бы убил ее, попроси она меня сделать это!», — но молчал, продолжая неподвижно сидеть и глядеть в серые глаза. Затем Реддл искал информацию о Поттере, и также не находил ее. Это было тяжело, не поддаваться такой жестокой технике легилименции, и благо, что ублюдок слишком рассчитывал на свои силы и не заставил его пить какие-либо зелья, потому что тогда бы Нотта точно убили на месте. Но удача улыбалась ему, и он знал, что сама судьба хочет ему помочь свершить свой последний пункт в жизни. Он даст ей свободу, а после она обязательно встретит хорошего человека, излечит свои раны, нанесенные ей магическим миром и в частности Реддлом. И будет жить. Без него. Тео так решил, постоянно прогоняя в памяти слова заклинания для призыва Ножниц. Главное, чтобы Гермиона могла с этим смириться… смириться с его уходом. От невеселых дум его отвлек звук женского голоса. — Салазар, да я даже на Рождество так нажираться не буду, чтобы снова не пришлось пить эту гадость, — бодро сказала Панси, снимая с себя руку младшей Гринграсс. — Тео, проконтролируешь меня, окей? Тео хмыкнул и ответил легким кивком головы. Честно говоря, он до Рождества дожить не планировал, потому понадеялся, что Панси забудет об этом, как обычно и бывало, воспоминания в ее голове хранились ровно пять секунд. Эти проблемы с памятью могли ему помочь. Вообще было бы неплохо: стереть всем воспоминания о себе и просто расслабиться, быть может это сработает на Гермионе. Хотя, наверное, даже после смерти друзья будут его преследовать в Аду. Тео понимал, что при желании он мог бы найти какого-нибудь бродягу, приговоренного к смерти преступника и просто заменить его жизнь на жизнь Гермионы, но… Он обещал ее спасти. Сам. И когда Блейз сказал, что зимой бабка, та самая, в теле юноши, научит его своей родовой магии Вуду, они решили, что Блейз попытается убить Темного Лорда. Тео знал, что ему это не под силу, если даже Снейп не смог. Они оставили этот договор в секрете. После выходки Панси Тео не мог ей впредь доверять. Он не знал, насколько та лояльна к Гермионе, потому о его намерениях знал из всех лишь Забини. И вот… знающий все это Блейз, очнувшийся, уже глядел то на Нотта, то на Панси, понимая, что Рождество вместе они встречать уже не будут… Черт возьми, он буквально проводил живым свой последний вечер. Жалкая усмешка расчертила его губы. Это была их крайняя попойка. Завтра инаугурация — ну, кто сомневался, что Реддла не изберут массы — Томаса Гонта, как Министра Магии Великобритании. — Эй, ребята, завтра же опять бухать… — взвыл Драко, Тео промолчал. Ему бы его заботы. Реддл станет Министром, да… Наверное, тот мечтал занять этот пост с самого детства. Все больше он замечал, как в Министерстве все сходили с ума от обожания к Темному Лорду. Глупцы… Казалось, что мужчина был везде. Если о нем не писали в газете хотя бы один день, то точно случился бы апокалипсис. Еще больше Тео удивляли болезни, обрушившиеся на маглов Британии. Люди умирали толпами, вирус, который никак не могли излечить, забирал и детей, и взрослых, и стариков. Но никто не обращал на это внимание, будто это был совсем не их мир. И он знал, что это дело рук Реддла — глобальное убийство маглов. Он чувствовал чужой триумф. Он тоже много чего сделал за этот прошедший месяц. Пока Гермиона, как важная особа, то и дело мелькала в газетах вместе с Реддлом, он налаживал связи, чтобы в случае чего, после смерти остались те, кто продолжит его дело. Однако Блейз взял все его желания на себя, тем самым дав ему каплю успокоения. — Я костьми лягу, но убью его, — пообещал тот сразу после того, как Тео рассказал ему о ножницах Атропоса. — За тебя. Ты можешь мне не верить и думать, что я просто пытаюсь тебя успокоить, но это правда. Я все сделаю, ради тебя. И я уверен, что они тоже. Тео тогда лишь улыбнулся, решив не говорить другу более ничего. Слишком больно было озвучивать, что смерть он бы принял, как старую подругу, потому что его разум уже не мог выдержать столько… Он день за днем читал ритуал и поражался: как же магия любит отнимать, но никогда не отдавать. Прямо как люди. Это был совсем старый ритуал, берущий свое начало еще во времена, когда Хогвартс жил только в планах, если смотреть на дату. Факт его существования был лишь в отнятии жизни, только в отличие от Авады Кедавры, останавливающей сердце, тот в прямом смысле отделял душу от тела, разрезая нити судьбы, пронизывающие всего человека. Но у магов, помимо нити души, была еще и нить магии, и только ее Тео собирался резать у Гермионы. Однако Ножницы требовали обязательную жертву. Они бы выкачивали из своего обладателя энергию до тех пор, пока не порезались бы о чью-то нить жизни, впитав ее. И Тео знал, что именно его нить насытит их, снова превратив из артефакта в обычные серебристые ножницы. И Гермиона вновь станет свободна. Ритуал был прост, но сам он оказался написан лишь в одной книге, которую и нашел для него Северус Снейп перед самой смертью. Подготовка к «похищению» Грейнджер шла довольно быстро. Тео понимал, что ему нужно создать для девушки все условия для комфортного проживания. Потому он, попросив у отца денег, приобрел небольшую квартирку в магловском районе Лондона, скрытую ото всех чарами, которые он накладывал лично. Затем открыл счет в магловском банке и снял довольно много наличных, чтобы она могла сидеть дома первый год и жить на доставке продуктов из магазинчика, расположенного на первом этаже дома. С хозяином — старым маглом — о продуктах он тоже договорился. У Гермионы были все условия для жизни, пока она не решится переехать в другое место. Если, конечно, решится… Но даже он понимал, что одну клетку лишь менял на другую, однако уповал на ее благоразумие не высовываться. Так же он позаботился о документах, личных вещах и всех мелочах, которые могли бы ей пригодиться. Честно говоря, такое занятие помогло ему немного успокоиться. Правда ненадолго. Он даже усмехался порой, когда сидел на диване и смотрел на салатового цвета обои. Можно было закрыть глаза и представить, что это квартира, где они будут жить вдвоем. Засыпать и просыпаться вместе, ходить за покупками и готовить ужин, ха. Если бы все было так просто… — Ха-ха, — Тео громко рассмеялся, но никто не обратил на это внимание. Сегодня он умрет. Уже через двенадцать часов его не будет. И он снова закрыл глаза, возвращаясь к той светлой комнате — спальне — где оставил много своих вещей ей на память. Безусловно, хотелось оставить как можно больше. Почти вся коллекция котов перекочевала на белоснежные полочки. Стопки книг, редкие издания и безделушки, что он покупал за границей. Атрибуты его истории. Он купил магловское растение, фиалку, и поставил на подоконник. И спустя неделю увидел первый распустившийся маленький цветок. Сам того не осознавая, он наполнял это место жизнью, которую, к сожалению, с Гермионой разделить не сможет. И очень надеялся, что ей здесь понравится. Можно сказать, что он сам жил в этой квартире некоторое время. Самым интересным для него до сих пор оставалась магловская техника. Девушка в магазине, узнав, что Тео вообще не разбирается в печках и микроволновках, провела ему настоящую лекцию, и теперь он мог даже поджарить себе тост в тостере, но все равно пугался этого резкого звука, когда хлеб выпрыгивал вверх. Тео надеялся, что Гермиона, потеряв магию, перестанет быть нужна Реддлу. Нет, он был в этом полностью уверен: тот переключится на порабощение Британии, а поиски девчонки или передаст Фоули, который будет очень медленно искать Гермиону, или забудет о ней вовсе. — Эй! Давайте снова поиграем, Тео, поднимай зад и иди сюда, — услышал он смех Панси и поднялся с дивана. Он взял стакан в руку и посмотрел на огневиски, так напоминающий цвет радужек глаз Гермионы. Усмехнувшись, Нотт закрыл глаза, вновь принимая участие в игре, и более ни о чем не думал. Пробил час ночи. Сегодня все должно закончиться.***
Гермиона чувствовала себя странно, словно она давно забытый сосуд со старыми воспоминаниями на полке. Пыльный и никому не нужный. Весь ее день проходил по плану, что создал Том: с утра завтрак и занятия с детьми в Приюте, обед в столовой, чтение малышам, посещение Министерства по вопросам опеки, снова занятия с более взрослой группой, ужин с Томом, сон. Ей почти некогда было думать над своей судьбой, ее то и дело отвлекали дети, их няни, служащие в Министерстве и сам Реддл. Лишь в постели на краткий миг разум был предоставлен ей в полное право. И пусть у нее была свобода передвижения, все дни Гермионы Грейнджер напоминали заезженную пластинку — и реши она что-то изменить, хоть один момент своего плотного расписания — что-то определенно пойдет не так и никто не позволит ей этого. Отдаленно ее порой посещали образы матери и отца, Гарри и Рона, увлеченные часы в библиотеке Хогвартса за книгой, и все реже моменты ее жизни во время побега и пребывания в палатке. Она хотела думать, что просто не хочет вспоминать о горестях, что преследовали ее ранее, но на деле все чаще она приходила к выводу, что кто-то отрезал невидимую нить, соединяющую нынешнюю Гермиону с той девочкой, что отважно пыталась сразить Темного Лорда. Она не могла вспомнить зачем сражалась, почему сбежала, за что боролась. Неоплаченный долг плакал внутри нее, но Гермиона не могла разобраться в причинах тяжести, оседающей пыльным облаком на ее душе. И вскоре, убаюканная чужими эмоциями, она засыпала. А утром снова был завтрак, и дети, и Министерство… и снова… и снова. Реддл часто составлял ей компанию во время легкого чтения. С одной стороны Том вел себя с ней как настоящий джентльмен. Каждый вечер они ужинали изысканными блюдами, он одаривал ее книгами, украшениями и разными интересными артефактами, гулял с ней по саду, сопровождал в Министерство и в Приют, который стал для нее настоящей отрадой. Как она уговорила себя думать, хотя к детям почему-то особой любви не испытывала. И испугалась этого чувства, этого неправильного, что сидело в ней, что протестовало, когда она держала Реддла за руку, что билось внутри нее, когда они забирали очередного ребенка из семьи маглов, чтобы воспитать его по волшебным традициям, а после стирали их родителям память. Чернь в ее груди рыдала и ревела, когда она помогала Реддлу в создании очередного законопроекта, и с непрошенными слезами на глазах присутствовала на чужих свадьбах. Но это длилось секунды. Не больше мгновения. И уже в следующий момент, она сжимала ладонь Реддла крепче, направляла палочку с тихим «Легилиментс» в сторону магла и выбирала подарок для последующих жениха и невесты. Она чувствовала себя просто замечательно, однако глубокой ночью, она часто просыпалась в ужасе, задыхаясь и раздирая грудь, пока свет в ее комнате не зажигался, а горячие руки не прижимали к себе, успокаивая. Такие вспышки начали появляться все чаще. И если раньше это происходило только по ночам, то теперь Гермиона могла словить приступ необъяснимого страха прямо посреди завтрака, во время занятий или во время заклинания, от чего сопровождающий ее аврор недавно потерял конечность. Больше она к семьям не ходила, а палочку Том у нее забрал на хранение. На ее вопрос: «Как же это остановить?» — Реддл приглашал колдомедиков, которые сначала долго выслушивали Гермиону, задавая ряд вопросов о ее психологическом состоянии, а после запирались в кабинете Реддла, откуда уже выходил разъяренный отсутствием ответов мужчина. Это стало рутиной. Днем, особенно в присутствии Тома, Гермиона чувствовала себя прекрасно, но по ночам: ужас, не стучась, заходил к ней в комнату, как старый друг. Ее тело покрывалось убийственно холодным потом, виски терзало давлением из вне, а сердце кричало о смерти. Гермиона раздирала ногтями собственное лицо, шею, руки, желая остановить это. Ее било разрядами Ритуала о не причинении себе вреда, но стоило той силе отступить, как она продолжала и выдирала волосы и ресницы с корнем, пока ее не отрубали с помощью заклятия. Аппетит ухудшался. В один из завтраков она выплюнула на тарелку куски омлета с двумя раскрошенными зубами. Даже ее тело отвергало свою начинку. Грейнджер, хоть и не могла ничего сделать, понимала — все дело в сердце и эмоциях. Точнее, их подавлении. Она прочла о ритуале и заклинании, которые использовал Реддл на сердце, более подробно и поняла, что обычно предметом подобных заклятий выступал неодушевленный предмет, который можно было при желании снять: пуговица, брошь, кольцо, но никак не сердце, — человеческий орган — которое будет в человеке буквально всегда. Ты не можешь его снять и положить на полку, приводя мысли в порядок за ночь. Нет. Ты живешь с этим. Каждую гребаную секунду эмоции Тома Реддла впивались в нее клещами, затмевая ее собственные, а тело противилось такому состоянию, пытаясь «очиститься». Но успокоение снова влилось в нее жидким медом, будто ничего страшного не случилось, хотя на подкорке мозга Гермиона кричала и билась в истерике, умоляя о смерти. — Ничего страшного, — сказала она сама себе и нанесла алую помаду на губы, будто не замечая их сухость, — ведь Том столько всего делает для меня, как я могу на него злиться? — Злиться? На кого же? Реддл, улыбаясь, вошел в комнату. Облаченный в темный смокинг и темную мантию с серебряными вставками. Он выглядел великолепно, о чем Гермиона, конечно же, не смогла промолчать. — Выглядишь шикарно. Сама она надела темно-красное платье с разрезом на бедре. Буквально вчера его прислали совы, а мерки снимали лично с нее у мадам Малкин. Однако она не могла не заметить, что в талии платье стало ей большеватым, хотя прошла всего неделя с последней примерки… — Что, мне теперь называть тебя Господин Министр? — она усмехнулась и отвернулась к зеркалу, продолжая краситься. Темные круги под глазами никак не удавалось замазать. Том встал позади нее и положил руки ей на бедра. Все чаще он стал касаться Гермионы. Если после той первой их связи он только смотрел на нее, заставляя томиться в огне ожидания, то теперь, спустя месяц совместной жизни, все чаще его рука находила ее руку. Их аккуратные улыбки друг другу, двойственные фразы, они танцевали друг с другом, как два диких зверя, но Гермиона больше не делала к нему шагов навстречу. И пусть они спали в раздельных спальнях, бывали случаи, когда Том во время приступов Гермионы оставался с ней на всю ночь, прижимая ее к себе. Живоглот, правда, никак не мог, в отличие от хозяйки, принять Реддла, потому постоянно портил его обувь и одежду, словно показывая Гермионе, что ему здесь не рады, найди другого, лишь бы не этот. — Нам пора, — прошептал он ей на ухо и развернул к себе, заправляя локон из прически ей за ухо. — Так идем, — она улыбнулась, и они медленно вышли из дома, исчезая в треске аппарации. Внизу в атриуме Министерства их уже ждала целая группа улыбающихся экс-Пожирателей: Фоули, Малфои, Нотты, Паркинсоны и еще очень-очень много людей и репортеров. Гермиона улыбнулась Тому и направилась в сторону Фоули, как сказал ей Том. В течение получаса Реддл должен пройти через передачу поста, а после выйти к остальным, чтобы началось празднование. Грейнджер с прямой спиной встала около Фоули, который галантно поцеловал ей руку и улыбнулся: — Прекрасно выглядите, мисс Грейнджер. Она поджала губы: этот человек никогда ей не нравился, и молча встала рядом, сложив руки на груди. Постепенно толпа уплотнялась, и Гермиона успела заскучать. Тихая музыка лилась мимо нее, чужой смех и восклицания не интересовали, она смотрела на тяжелые портьеры и мысленно вдыхала. Ожидание казалось пыткой, и Гермиона чувствовала постоянное беспокойство, щекочущее ей шею. «Наверное, я переживаю за Тома», — подумала она, схватив себя за локти в защитном жесте. Гермиона опустила глаза и еще раз обвела свое окружение. Ее привлек блеск игристого, — напиться было бы неплохим содержанием ее скучного вечера. Мимо нее прошел официант и подал ей бокал с шампанским, но… Рука Гермионы неожиданно дернулась, как от разряда тока, и все шампанское оказалось на ее алом платье. Под тихие вздохи рядом стоящих людей, Грейнджер медленно подняла голову вверх и уставилась на побледневшего официанта. С языка норовил спуститься мат. — Я… я прошу прощения, это… — Ничего страшного, — она попыталась улыбнуться, отряхивая капли с руки, но лицо ее вряд ли выдавало довольство. — Это шампанское… его нужно… смыть, в нем добавлено зелье для снижения градуса. Н-на платье может остаться пятн-но, если вовремя не убрать специальным зельем, — и в конце он икнул, когда Карлайл Фоули подошел ближе, глядя на бледного официанта сверху вниз. Медленно тот перевел взгляд на Гермиону и спросил: — Платье сильно дорогое? Гермиона поджала губы и кивнула, снова кидая взгляд на трясущегося мальчика. Тот буквально обливался потом от ужаса. — Веди, — сказала она, Фоули маячил за ней тенью, и официант, резко развернувшись, поплыл с подносом в руке, петляя между группками людей, как рыба в воде. Гермиона медленно следовала за ним, то и дело здороваясь с совершенно незнакомыми ей волшебниками. Ориентиром ей в такой плотной толпе служила лишь белоснежная спина мальчишки, не старше ее самой. Дойдя до темных дверей, он остановился, чтобы подождать ее, и приоткрыл ту. — Мисс Грейнджер, прошу, — сказал он, Фоули улыбнулся ей и вытащил пачку с сигаретами, кивая в сторону, мол, иди, и официант повел ее дальше. Они прошли мимо кухни, на которой домовики готовили закуски. Огромный чан с каким-то супом, видимо, для последующего ужина после инаугурации, источал пряный аромат, и Гермиона остановилась, чтобы втянуть носом этот вкусный запах. Аппетит у нее появлялся крайне редко. — Мисс, прошу вас… — снова повторил официант, ведя ее еще глубже. Она закатила глаза и прошла дальше. В душе неожиданно проявилось чувство восторга — чужеродное — переполняющее ее. Том станет Министром магии, Мерлин… она была так рада за него. Ведь рада, да? Тонкий червяк сомнения прокрался в ее голову, но она моргнула, и это чувство исчезло. Платье… ей нужно очистить платье. Они шли дальше и дальше, пока Гермиона уже не начала нервничать. Заклинание для удобства ходьбы на высоких каблуках облегчало ей путь, но даже так, это было уже слишком. Слишком долго. — Эмм, а долго еще? — спросила она, не выдержав, но официант не ответил, лишь лопатки под рубашкой напряглись. — Гермиона, звезды, — сказал тот, и она застыла, резко падая на пол, но ее подхватили за руки, не давая встретиться с мраморным полом. — Гермиона, это я. Незнакомое лицо глядело на нее с улыбкой, но она поняла — это Тео. Тео… — Ох, черт, — она захрипела и сжала его руку, — надо сматываться. — Не могу с тобой не согласиться, снимай их! — кинул он на ее туфли, и они тут же побежали по коридору, который постепенно становился темнее. — Но кто в зале вместо тебя? — недоуменно спросила она, вспоминая, как мазнула взглядом по наследнику Ноттов, на которого ей в то время было абсолютно наплевать. «Гребаный Том Реддл со своим гребаным сердцем», — вспыхнула она мысленно и замерла, когда перед ними появилась парочка волшебников, стоящих около каминов. Охрана. Те их еще не заметили, тихо о чем-то переговариваясь. — Вот же… почему они здесь, — услышала она голос парня и поняла: этого он не предвидел. — Веди себя естественно, — прошептал он уже громче и пошел вперед, пряча Гермиону за спиной. — Нет, стой, — он повернулся к ней и взмахнул палочкой. Гермиона почувствовала на лице какую-то слизь, видимо, он хотел спрятать ее лицо, и поморщилась. Сумочки с зеркалом сейчас не хватало как никогда прежде, но палочку ей Том так и не вернул, потому она пошла без нее. Тео взял ее под руку и прошептал: — Обопрись на меня, будто ты пьяна. Она так и сделала, прижимаясь к его шее. Пахло от него так вкусно. Апельсинами. — Эй! Это мисс Грейнджер! — услышали они позади себя громкий голос, когда были в паре футов от ближайшего камина. И полетели заклятья.