«Сила есть в звездах и в сердцах, которыми они управляют».
В комнате, несмотря на жаркий день, стояла могильная изморозь. Тишина в кабинете Министра магии Британии давила на всех присутствующих, примораживая их ступни к полу. Никто не шевелился, — все боялись навлечь на себя гнев одного единственного человека, который все это время молчал. С десяток авроров стояли вдоль стены с закрытыми глазами и сжатыми кулаками. Лишь их вздохи сливались в единую удушающую картину. Они боялись этой тишины и знали, что виноваты в побеге мисс Грейнджер. Каждый из них. Однако главный виновник уже ощущал себя мертвецом. И если бы он попал в ад после смерти за все свои грехи, (и он уверен, что когда-то попадет туда) то готов был поспорить, что его персональный котел примет форму и очертания этого гребаного кабинета, а демон будет носить лицо Темного Лорда. Честно говоря, Фоули ежедневно во всей красе представлял свои похороны, когда шел к Тому Реддлу на ковер. Почему Реддл его до сих пор не убил — пугало еще больше, но молчать он был больше не в силах. Неизвестность собственного будущего пугала посильнее Авады в лоб. Фоули тихо откашлялся и приоткрыл рот, чтобы начать говорить, но замер, быстро облизывая пересохшие губы. Горло зачесалось, словно его сжали невидимой рукой. Том смотрел в его сторону, но словно сквозь его фигуру, куда-то в стену, на картину, и вел себя так, будто все они уже давно не представляли для него никакого интереса. Страх и отчаянье начали потом сочиться из пор Карлайла. Стало так больно, что ему захотелось вскрикнуть и просто выпрыгнуть в окно, разбиваясь на тысячи осколков, лишь бы не присутствовать здесь. Мужчина понимал, что это все его фантазия, его никто не душил, даже не смотрел, но страх так сильно повлиял на него, что он не мог поверить, что все еще стоял и до сих пор дышал. Секунды сливались в минуты, но он решил все же заговорить. Будь, что будет. Все равно он уже не жилец. Лишь пустая оболочка былого себя. — Мой Лорд… мы нашли лишь это, — дрожащий, Фоули аккуратно положил на стол украшения, которые были надеты на Гермиону в тот вечер. Он и сам их прекрасно помнил, девушке они очень шли, придавая ее образу элегантность. Гермиона была действительно красива рядом с ним в том алом платье и… Нить чужеродной магии тараном вошла в его разум, тут же наказывая за такие невинные мысли порезом на щеке. Без слов. Без палочки. Реддл рассек ему всю левую сторону лица только за то, что он подумал о ней при нем. Теперь новоиспеченный Министр Магии не чурался грязных приемов со своими подчиненными. Более злобный и абсолютно недоверчивый, он напоминал Фоули старого, змееподобного Волан-де-Морта, что врывался в разумы Пожирателей ежесекундно, боясь предательства с их стороны. Что же… он не мог винить Реддла в этом. Ведь он и сам был в какой-то степени предателем. Каждый из них. Но свои личные тайны он скрывал отлично, учитывая, что до сих пор дышал рядом с этим человеком. Словно испугавшись своих мыслей о чужой женщине, специально для Реддла он подавил их, думая исключительно о работе, и выпрямился по струнке, стирая кровь с щеки рукавом рубашки. Адски пекло, но он не смел лечить порез. Еще немного ниже, и Реддл перерезал бы ему шею. — Продолжай говорить, Карлайл. Или язык тебе впредь не нужен? — спросил Реддл, даже не взглянув в его сторону. Фоули постарался не дрожать, отвлекаясь на боль. По правде, ему сказать Темному Лорду было особо нечего. Информация, что он имел, не играла никакой роли. Все допросы, что были проведены с каждым из присутствующих на балу, не принесли ничего важного. Конечно, он знал, что это Нотт. Чертов пацан был опьянен грязнокровкой сильнее, чем самым крепким элем в мире. Реддл был слишком самоуверен в своей защите. Он мог его понять: девочка была симпатичной и умной, но отдавать за нее свою жизнь — считал пустой тратой. Однако он помог, и только потому что Нотт старший спас его от смерти, когда они чистили границу от убегающих грязнокровок. Долг был уплачен. И теперь Фоули был свободен. Подделать отчет о допросе было просто, имея его власть. Нотту несказанно повезло, что именно в тот день Реддла отвлекали обязанностями Министерства, и он пропустил момент с сывороткой правды, когда Нотт мог сказать что-то компрометирующее, вернувшись лишь под конец. И все равно он раздробил всю ментальную защиту Теодора в щепки, выискивая хоть что-то, что могло соотнести его жизнь с побегом или похищением Гермионы Грейнджер. Плачущий и лепечущий о покойной матери и убитых им грязнокровках, но не сказавший ни слова о Грейнджер, Нотт выполз с допроса, и Фоули почти завидовал его актерскому мастерству. Пацан был чист. Том Реддл же был в ярости. Отдувался за все Фоули, и это было самым худшим исходом во всем уравнении. Если мальчишка подставит себя во второй раз, Фоули ему уже не поможет. Их дело было окончено, но Тео все равно отблагодарил его парочкой запрещенных книг. Посылку прислали анонимно, но догадаться о дарителе не составило никакого труда. Более продвинутая защита разума и практика о подмене воспоминаний как никогда Карлайлу пригодились. Пусть их старая договорённость о свержении Реддла все еще имела силу, Фоули понимал, что нет даже малейшего процента его убить. Поэтому он взял себя в руки, настраиваясь на рассказ и посмотрел на бледные черты своего господина. — Бродяжка-магл прятался с ними в канализационных трубах. Намеревался сдать драгоценности в ломбард, но мы нашли его раньше. Сказал, что наткнулся на них в урне на Центральном вокзале, когда искал объедки. Том так и молчал, и глава Аврората продолжил: — Сообщений о теле молодой, — он запнулся, когда Реддл моргнул и впервые поднял на него абсолютно пустые серые глаза, — молодой девушки в магловскую полицию и к нам не поступало. Том снова моргнул. Взгляд его стал более осознанным. Все это время он взмахивал палочкой под столом, но у него так и не получилось создать Патронус. А ведь еще час назад он чувствовал такую радость, что… Тень расстройства пробежала по его лицу. Фоули слишком понимающе отвел взгляд. Магия Гермионы молчала, будто Том мысленно общался с мертвецом. Почти как тогда, когда тело девушки было запечатано сдерживающими оковами. На секунду он даже подумал о ее смерти. Фоули стоял перед ним потный и дрожащий от ужаса, как свинья перед забоем, но даже чужой страх и благоговение никак на настроение Тома не повлияли. Ему было наплевать на свое окружение. Он потерял единственную важную фигуру в своей жизни. Он только доверился ей, и его доверие тут же предали. Он возненавидел ее в ту же секунду, когда вошел в богато украшенный зал, но не нашел глазами ее худенькую фигуру. Грейнджер предала его. И кто же в этом был виноват? Лишь он сам. Том с силой надавил на кожу лица рукой и выпрямился в кресле. — Я понял, Карлайл. Можешь идти, и забери остальных, — ответил на доклад Реддл, снова глядя на палочку в своих руках. Тот еще секунду смотрел в абсолютно ничего не выражающее лицо своего Господина, но через пару мгновений резко развернулся и вышел за дверь со всеми аврорами за спиной. Том некоторое время неподвижно сидел, пытаясь выровнять дыхание. Дрожь прошлась по кончикам пальцев. Чужая магия в нем спала. Он снова был одинок. — Тяжело, — прошептал Том, затем поднялся и расправил плечи, кладя палочку Гермионы на красивую подушку, украшенную опалами. Теперь палочка его слушаться отказывалась, словно сила, живущая в древке, умерла вместе с истинной хозяйкой. Том понимал: с ней случилось что-то серьезное. Кто-то забрал Грейнджер, потому что в ее голове не было ни единой мысли о побеге. Идея, что, может, она не предала его, а стала жертвой, охватила его воодушевлением. Правда же, она не могла! Не стала бы этого делать! Гермиона была такой податливой и мягкой в его руках, как теплая глина, — лепи, что хочешь. Лишь ее характер оставался таким же упрямым, и огонь в глазах никак не угасал, что ему и нравилось в ней больше всего остального. Гермиона была собой даже под бременем чужих эмоций. Он полез в карман и нащупал маленькую бархатную коробочку с кольцом, которую так и не подарил. Отложил. Решил подумать еще… взвесить все «за» без «против», и теперь злился на самого себя, что отступил, поддавшись собственной неуверенности. Возможно, будь она его женой, то все сложилось бы иначе… Реддл мягко погладил пальцами коробку еще раз, но былого наслаждения прикосновение к бархату уже не приносило. Ни капли довольства не текло в его жилах. И если раньше, когда магия Гермионы молчала из-за сдерживающих силу браслетов, один взгляд на нее, спящую в массиве, еще мог что-то всколыхнуть внутри его тела и разума, то теперь Том Реддл чувствовал себя пустым, как забытая бутылка на океанском дне. И пустота эта напоминала ему самое скорбное одиночество, какое только можно представить. Так он себя чувствовал все детство, юность и отрочество. Так он жил и творил свои дела до падения из-за мальчишки Поттера и считал свою жизнь идеальной. Теперь же он мог только горько рассмеяться. Ему осталось лишь лелеять в памяти те минуты, когда в его груди рождалось мягкое тепло от ее чувств, которые он с охотой возвращал ей троекратно. Взгляд, ухмылка, да даже недовольство, все в ней его устраивало. Все в ней было прекрасным. Каждый день он спешил закончить все свои дела, чтобы посвятить ей время. Она была причиной его радости. Их вечные споры, обсуждения, решения, прикосновения… Собственные тело и магия предавали его рядом с ней. Он не мог утолять свои желания без мысли о ее аромате и мягкости кудрей. Без звука ее голоса ему становилось скучно. Без их вечерних занятий он закрывался в себе и лгал собственному сознанию, что с ним все в порядке. Изначально движимый лишь холодным, как стилет, расчетом относительно ее знаний и положения, как подруги Гарри Поттера, его желания превратились в первобытный инстинкт и… Том закрыл глаза, вспоминая ее тихий смех. Черт всех раздери, он как дурак вытаскивал воспоминания о ней, кидал их в омут памяти и часами глядел на нее, как влюбленный мальчишка, каким он на самом деле и являлся. Он жил этим, жил ею, она дарила ему эту самую жизнь, как богиня плодородия. Дарила ему эмоции. Однако уже как несколько недель с похищения Гермионы — а иначе Том это не называл, все же решив, что она предать его не могла — они были похоронены глубоко внутри него. Словно вся земля излеченной души Тома из-за ее присутствия, ранее покрытая зеленым настилом сочной травы и самыми красивыми цветами, была уничтожена в секунду адским пламенем, оставив после себя лишь глубокий кратер и лаву. Он варился в собственной ярости без нее. И ненавидеть ее было проще, чем скучать. Хотя даже ненависть его была скорее напускной, чем реальной. Об этом говорило в нем все, когда последний поход в ее комнату закончился тем, что он уснул на кровати, вдыхая застывший аромат ее шампуня с простыней, которые запретил менять. Он начал считать дни. Сегодня был восьмой, и Том с ужасом понял, что начал забывать мелкие детали ее внешности. Почему он раньше не обращал внимания на цвет ее глаз, на количество веснушек, украшающих бледные щеки, на тембр голоса и смех? Все сливалось в призрак ее образа, даже его исключительная память не могла заполнить эти пробелы. И страх поселился в нем: когда же он окончательно забудет Гермиону Грейнджер? Лишь она вызывала в нем что-то хорошее, если эти жадные чувства и желание контроля, которые возгорались в нем из-за ее присутствия, можно было назвать «хорошими». Его любовь к ней была ядом, убивающим их обоих. На деле же Том перестал все чувствовать после первой же вспышки ярости, которую направил на подчиненных и не получил отклик в душе. Словно фитиль свечи насильно погасили. Никакого блаженства от чужого страха. Пустота. Муляж, покрытый коркой засохшей крови его стремлений. У него не осталось ничего, все его планы по порабощению маглов отошли в сторону. Все казалось таким тупым и бессмысленным. Зачем ему господство над этими червями, если он ничего не ощущал? Даже работа в Министерстве была ему в тягость. Хотелось просто закрыться в ее комнате и гладить шипящего кота по холке. И ничего более. Уже не казалось ему таким прекрасным заразить маглов болезнью легких, чтобы они просто сократили свою численность. Уже ничего не приносило ему интереса, словно он умер в тот момент, когда ее магия исчезла из него. У него была теперь лишь одна цель — найти ее и вернуть. Он знал: это кто-то свой. Кто-то, кто мог рассчитать то, сколько он будет отсутствовать. Кто-то ненавидящий Тома всеми фибрами души, но все враги, приходящие на ум, были давно мертвы, а против него в открытую выступал только Кингсли, но не в его характере было похищать людей и не требовать взамен ничего. Все его приспешники были на месте весь вечер. Допросили особенно жестоко лишь Паркинсон и Нотта, который ранее имел с Гермионой близкий контакт по его приказу. Бывшая слизеринка вызывала больше всего вопросов, потому что напилась и исчезла с праздника раньше всех остальных, но ее воспоминания ничего не дали. Девчонка была под вечным кайфом из-за магловских наркотиков, и авроры уверили его на второй и третий допросы, что она ничего не знает и ничего странного не видела. Он и сам это знал, копаясь в ее мозгах, как в мусоре, но все равно подвергал ее остракизму сильнее остальных, потому что видел в ней ненависть к Гермионе, которую она никак не могла скрыть от него. Ее плавленный разум был липким и цепким, безвкусным и мерзким. Хуже он видел лишь у Нотта, который был настолько ненавистен сам себе, что становилось странно, как он вообще существовал. И это было единственным утешением: доломать то, что уже сломано. Нотт захлебывался от слез, пока Том просматривал его жизнь, раз за разом надавливая на болевые точки, как смерть матери и убийство профессора Макгонагалл. Но это было слишком просто, и он не стал его лишать рассудка. Парень еще должен был сыграть свою роль для него в будущем, как и все остальные. С Панси было чуточку веселее. Он препарировал Паркинсон почти до состояния Лонгботтомов, и не был удивлен, что та вскоре скрылась с его глаз, залечивая раны в каком-нибудь нарко-притоне. Уизли на допросе сломался через секунду, но в его мыслях относительно Грейнджер были лишь ревность и зависть. Никаких планов на побег. Тот думал о ней лишь иногда, когда кто-то напоминал о ней, или он видел в газете ее фотографию. Уизли не хватило бы ресурсов на такой грандиозный побег. Казалось, что вообще никто ничего не видел и не слышал об уходе Гермионы. Лишь трупы лежали в атриуме каминной сети, но капель чужой крови не было. Кто-то все подчистил, что было очень умно. Лишь туфли Гермионы были обнаружены чуть дальше кухни, а теперь и украшения, найденные на вокзале Лондона. Она вполне могла уже скрыться из страны со своими похитителями. Сначала Том подумал, что будет потребован выкуп. Возможно, что их деятельность по сбору детей из магловских семей могла кому-то сильно не нравиться. Они с Гермионой буквально лишали «хлеба» черные рынки за границей. Он не раз слышал, что органы грязнокровок продавались по хорошей цене, а сами грязнокровки-сироты были использованы, как подопытные крысы, для разных исследований. В основном на них испытывали новые зелья и заклятия. Организм волшебника, пусть и грязнокровки, был, во-первых, восприимчив к любой магии, во-вторых, более сильный, в отличие от маглов. Но на них также проводились испытания. Это все было секретно и скрыто за семью печатями и покрывалось Министерством годами. В частности, Фоули, который вел подобные переговоры с магами, будучи главой Аврората, и получал баснословные суммы взяток. Это была одна из мыслей Тома. Грейнджер сильная волшебница. Грязнокровка и подруга Поттера. Кто бы не захотел отыграться на ней? На самом деле причина могла быть любой, ведь это все политика. — Или кто-то ненавидит лично Гермиону, — сказал он вслух, потирая подбородок. Рассуждения ни к чему не приводили. Она жива — это бесспорно, иначе артефакт с ее именем на его столе давно бы погас, а другое его… средство обязательно бы сработало. Он был готов отдать руку на отсечение, что девчонка жива. Теперь Темный Лорд видел разницу. Чувствовал, чего был лишен десятилетиями, и нынешнее самоощущение ему совсем не нравилось. Без Гермионы все было не то. И ему хотелось вернуть ее себе. Правда, он так и не решил: живой или мертвой.***
Тео с улыбкой наблюдал, как Гермиона тискала Живоглота, уютно устроившегося у нее на животе. Морда кота, всегда недовольная, будто бы светилась, а широкий пушистый хвост обвивал ее запястье, словно никак не мог отпустить от себя хозяйку. — И как ты его только смог вытащить? — спросила Гермиона, оправившись от первого шока. Ее голос был приглушенным из-за того, что лицом она уткнулась в рыжую шерстку, но искрился счастьем. Гермиона последние дни напоминала Тео ребенка, впервые попавшего в Косой переулок. — Честно говоря, он сам меня нашел, — Тео взял пузатую кружку с чаем и сделал глоток, довольно жмурясь; магловский чай был вкуснее бурды, что продавали в их магазинах. — Видимо, он-таки ждал, что его заберут, потому что чинно сидел на дороге у Приюта и играл с живой мышью. — Это же несколько улиц от дома, Живоглот! — сказала Гермиона, почесывая толстые бочка. — Ты искал меня там, да? — сюсюкалась она. Кот не ответил, но им это и не нужно. Главное дело сделано, и теперь для комфортной жизни Гермионе не хватало только душевного спокойствия и горячего чая с молоком. Когда она очнулась, первое, что Гермиона ощутила — в ее теле не было ни грамма магии, — Тео проверил это после всеми возможными способами, но девушка теперь была… обычным маглом. О чем она иногда забывала, бывало, пытаясь что-то невербально к себе призвать. Со стороны это выглядело смешно, особенно, когда она что-то готовила, а нужная ложка в руки к ней не прыгала. Иногда она еще расстраивалась из-за этого, но после начала смеяться над собой, качая головой. Она справится и без магии! Первые дни после ее освобождения прошли для Тео ужасно. Магия пылала внутри него, палочка вибрировала в его руках даже от простого заклинания. Он знал, что с его магией что-то не так. Все заклинания выходили в десять раз сильнее, чем нужно было. Когда он впервые воспользовался манящими чарами — его чуть не убило книгой, которая врезалась ему в руку, оставляя после себя внушительный и болезненный синяк. Он уже подозревал, что что-то не так. И у него было тому подтверждение, что магия Гермионы излечила его. Раны, полученные им во время стычки с егерями в Министерстве просто не казались ему в тот момент настолько ужасными, но он помнил ту боль и кровь, что лилась из него фонтаном. Он должен был быть покрыт шрамами с головы до ног и остаться калекой с хромотой. Ни одно из зелий, что давали ему Хоупи и Панси, не могло излечить его так чисто. Но это было. На его теле не было ни единого шрама, ни одного синяка и ссадины, лишь темная метка сверкала чернотой на белой коже, да и та магия была лишь слабым отголоском того, что было ранее. Магия Гермионы давала ему силы. Он никогда не чувствовал себя лучше, чем сейчас. Она вылечила, а теперь защищала и поддерживала его внутреннее состояние, не давая снова упасть в пучину отчаянья, в котором он барахтался так долго. А палочка, полученная от Драко… Он уже тогда чувствовал силу, заключенную в древке. Он уничтожил живой крестраж простой Авадой, не будучи его создателем, что было просто невозможно. Все его исследования по этой теме привели лишь к старой сказке о трех братьях и Дарах Смерти. Это было глупостью, — в самом деле подумал он сначала, но затем решил, что если существуют душевные нити, то почему не может существовать и подобных артефактов. Он знал - у Поттера была мантия невидимка, спрятанная в мешочке, что он носил на шее. Но после его смерти, Снейп похоронил тот вместе с палочкой парня. И Тео не мог позволить себе осквернять его могилу. Палочка — дар — уже могла наложить на него мощные чары сокрытия, поэтому он просто решил испытывать это постепенно, привыкая к дарованной ему силе. Тео знал, что будут допросы. Фоули, раздери его драккл, предупредил его и сыграл на отлично свою роль. Однако доверять ему полностью было опасно, он все равно наложил на себя все возможные заклинания, чтобы скрыть свои встречи с Гермионой. Закрыть их в комнате настолько отдаленной, как его первые шаги, которые никто никогда не помнил. Он знал, что Реддл будет его проверять, как ищейка, и не прогадал. Даже с защитой это было ужасно. Смотреть в эти серые глаза и видеть там сплошную насмешку. Чувствовать боль от потери. Раз за разом. Его мать… его учитель… все те безымянные люди, кого он убил, чтобы заслужить верность. Он плакал перед Темным Лордом, корчился и кричал о том, как ему жаль, а Реддл жестоко заставлял его обнажать свои внутренние переживания. Реддл наслаждался его болью, он был уверен, но уж лучше это, чем тот бы увидел всю правду о Гарри, Гермионе и его предательстве. Не было ни одного мага, кто не прошел бы допрос. Блейз, Драко, все его однокурсники, коллеги. Все маги, что были на балу, подверглись этому. Многие не помнили, какие вопросы им задавали. Тео подозревал, что Реддл или авроры подчищали им память после, чтобы не возникло неудобных ситуаций в будущем. Нотт, оправившись от потрясения, смеялся в голос, когда рассказал все Гермионе. Он перехитрил самого ужасного человека. И он чувствовал, что удача еще не раз улыбнется ему. Он рассказал Гермионе все, не тая. Лишь умолчал о вспышках, которые посещали его в разное время. Он и сам не знал, почему не сказал, что видел самого себя, но считал это решение верным. Нотт не разобрался, что это было: фантазия или реальность, однако смена палочки со стертой Авадой после убийства Гарри, подтверждала, что он точно не спал. Но он решил разобраться с этим позже. Хоупи Тео похоронил на могиле матери в родовом поместье с отцом. Его вторая мама пожертвовала собой ради него, чего Нотт никогда не ожидал. Видимо, она действительно считала его своим сыном, как и он ее своей мамой. Потерю он переносил тяжело, но Гермиона, как могла, помогала ему справляться с этим. Одно ее присутствие уже облегчало его боль. Ни он, ни Гермиона ситуацию с желанием Тео умереть — не комментировали, перелистывая эту нелестную страницу жизни. Но, бывало, Тео замечал с какой тоской она на него смотрела. Ей было страшно знать, на какие жертвы он пошел ради нее. Но он уверил Гермиону, что теперь ему лучше, и ее магия буквально заставляет его цвести. Заставляет жить. Он полностью погрузил ее в свое прошлое состояние, поведал о плане, о том, что хотел умереть и просто освободиться от этой жизни. Сказал, как чувствовал к себе абсолютную ненависть из-за убийств, которые ему пришлось устроить, когда он выполнял приказы Волан-де-Морта. Рассказал, как хотел покинуть этот мир, чтобы его тело не носило такого ужасного человека по земле. И она плакала вместе с ним, сжимая его в теплых объятьях. И молила о том, чтобы он продолжал жить. Навещать ее часто он, к сожалению, не мог, и по большей части Гермиона была предоставлена сама себе, сидя в квартире. Иногда, скрытая капюшоном, она спускалась вниз за свежим хлебом или булочками. Позже она, желающая общения, все же познакомилась с маглом Фрэнком, что жил и работал на первом этаже. Одинокий старик, потерявший дочь в аварии, проникся к ней искренней симпатией и даже сам стал ей звонить по телефону, уведомляя о новой партии пирожных, которые готовила его подруга-кондитер из булочной рядом. Старик напоминал ей чем-то Хагрида, и она часто сидела весь день в его магазине, наблюдая за людьми и слушая рассказы Фрэнка. Бывало, что Тео уставший приходил после работы, и они втроем пили чай в закрытом магазине. Использовать Империо на таком возрастном человеке ему не позволила совесть, ведь он мог его покалечить, а стереть воспоминания о Гермионе и запретить ей спускаться — простой храбрости. Она заслуживала свободы. Ей нужно было это общение, улица и общество, и Нотт не мог лишить ее этого, попросив лишь носить капюшон и не контактировать с незнакомцами. Он чувствовал, что этого мало. Всегда будет мало. Все чары слежения, какие он только мог отыскать, он повесил на вход и окна. Гермиона даже пошутила о магловских камерах слежения, но, когда Тео всерьез собрался в магазин техники, чтобы купить их, ударила его по плечу и сказала, что он превращается в Грюма. Постоянная бдительность. Гермиона и сама понимала, что ей нужно скрываться, потому носила очки в толстой оправе без диоптрий и вечный капюшон неприметной толстовки. Волосы она всегда стягивала в тугой жгут, не давая ни единой кудряшке просочиться на волю. Тео, увидев ее впервые в таком образе, изумился, потому что в жизни бы не узнал в ней Гермиону Грейнджер, а весь ее наряд так и сквозил мышиной серостью. На такую кинешь взгляд — и сразу забудешь, что было в их положении только плюсом. Гермиона почему-то смеялась и говорила, что не попади она в Хогвартс, возможно, выглядела бы действительно так в реалиях современного магловского общества, на что Тео подтолкнул ее локтем и сказал, что она несет откровенную чушь. И так Тео, отведя Фрэнка в сторону, настоятельно попросил никому не говорить, что он знает Гермиону. Безумные бывшие парни и все такое. Тот, если и удивился, то никак этого не показал, лишь кивнул и пожал Тео руку, возвращаясь к Гермионе, что нервно ерзала на стуле. Однако стоило ей увидеть не затуманенные глаза Фрэнка, как она расслабилась. Наверное, ее волновало, что поведение магла могло измениться к ней и стать ненастоящим… а кукольных эмоций в ее жизни хватило с лихвой. Теперь она хотела только правды. Вторым местом Гермионы, куда она ходила раз в неделю, была скромная библиотека на соседней улице. Не скажи ей Фрэнк о той, она бы в жизни не разглядела старую накренённую вывеску. И теперь она могла в любое время брать книги для свободного чтения, погружаясь в выдуманный мир. Сколько же замечательных историй она пропустила, и теперь окунулась в чужие миры, пытаясь избавить себя от посторонних мыслей. Даже Тео читал вместе с ней. Маглы всегда писали лучше волшебников, это был общепризнанный факт, но многие маги говорили, что куча популярных писателей прошлых столетий были, как минимум, сквибами. На что Гермиона всегда выгибала бровь, ибо это было не так. Хотя… после ее законопроекта, кто его знает… Просто чистокровные маги не хотели признавать, что маглы в чем-то лучше них. Особенно в прозе и стихах. Так Тео и сам начал приобщаться к магловской культуре, но все равно видел, как Гермиона жадно слушала новости из Министерства, когда он рассказывал о своих обязанностях и о том, что нового он узнал. Работа в Министерстве выматывала, Тео откровенно скучал по веселым будням в Хогвартсе. Бюрократия, постоянные отчеты и собрания. Изучение языков и встречи. Пару раз ему пришлось даже встретиться с братом Гермионы во Франции, но тот о своей сестре ничего не спрашивал. Будто бы совсем забыл о ее существовании, и Тео не удивился бы, сотри Реддл мужчине память из вредности. Сначала он хотел попросить у него помощи, но тот никак не отреагировал на его намеки о Грейнджер, и Тео оставил этот вариант. Гермиона же… Тео порой видел, как ей тяжело. Замечал, как она вздрагивала, когда он касался ее плеча, как увлажнялись ее глаза, стоило ему чуть повысить голос, когда он что-то в красках описывал. Часто он заставал ее сидящей в кресле и глядящей на картину. Она просто сидела, сжимала книгу в руках и не двигалась, пока занавески мерно качались теплым летним ветерком. Все чаще он стал слышать от Фрэнка, что Гермиона почти не спускается, и даже походы в библиотеку стали совсем редки. Она угасала, когда он наоборот горел жизнью. И понимал: нужно что-то делать, иначе Гермиона погаснет полностью. А этого он допустить не мог. — Я чувствую себя ужасно, — сказала Гермиона немного позже, как покормила кота и уложила его на собственную кровать. — Может, мне заняться каким-нибудь хобби? Рисованием или вязанием? Ощущение, будто я могу расплакаться в любой момент. Ничего не хочу делать. Чтобы принять тебя в должном виде мне приходится заставлять себя вставать с кровати… Она легла на диван и вытянулась во весь рост. Тео присел на пол, спиной облокотившись к седалищу. Из окна доносилась живая музыка. Тео молчал, позволяя ей выговориться. — Мы спасены, но Гарри… Знаешь, он мне часто снится, — Гермиона повернула лицо в сторону Нотта и закрыла глаза. — И я так сильно по нему скучаю, словно я узнаю о его смерти ежесекундно и никак не могу успокоиться. Нотт поежился, вспоминать о любой из смертей было для него так же ужасно, как и для нее. — Ты злишься на меня за его смерть? — спросил он, понимая, что этот вопрос давно напрашивался быть высказанным. — Нет! — воскликнула она чересчур громко и резко. — Тео, нет. Мы знали, знали, что это единственный способ. Иногда спасение означает лишь смерть. Она прикрыла веки и устало вздохнула, потирая виски. Ее волосы напоминали птичье гнездо, и Тео окинул ее внимательным взглядом. Она выглядела так, словно не спала неделю, хотя она только и делала, что валялась в постели. Это было странно. — Он принял смерть счастливым, — сказал Тео, царапая пальцами ворс ковра. — Мне тоже тяжело. Мы должны быть счастливы, — уверенно сказал он, разворачиваясь к ней лицом, подбородком он уперся в диван и смотрел на нее снизу вверх. — Должны, понимаешь? Но нам мешает наше прошлое. Она кивнула и медленно опустила ладонь на его кудри, чуть сжав их, но через пару секунд отстранилась. — Прошлое определяет нас, как людей. Без прошлого я — не я. Нельзя стирать из памяти негативные моменты, оставляя только хорошее. Каждая пережитая нами травма делает нас такими, какие мы есть сейчас. Поэтому я ненавижу Обливиэйт, потому что он стирает пережитый опыт. Мне это не подходит. Тео прикусил язык. Это было первым, что он хотел предложить ей сделать, чтобы забыть ужасы от жизни с Томом Реддлом. — Тогда нужно попытаться чувствовать вокруг себя лишь то, что доставляет тебе радость. Ограничивать свои мысли о прошлом и смотреть вперед, создавая будущее, в котором не будет… его, — прошептал он, уверенно смотря ей в глаза. Она моргнула, ее глаза покраснели и подернулись пеленой слез. Блять… — Тогда почему я вообще ничего не чувствую? — спросила Гермиона, прижимая руку к груди и потирая шрам. — Ни хорошее, ни плохое. Ничего. Я жила месяц, будучи куклой на шарнирах, я видела все, что он делал и поддерживала его. И мне кажется, что я до сих пор там. С ним. — Послушай, ты не вино… — Да, Тео. Я не виновата в том, что лишила с десяток детей их родителей. Не виновата, что все твои друзья женятся на ненавистных им людях. Не виновата, что Гарри, Снейпу и Хоупи пришлось умереть. Не виновата, что написала эту дурацкую работу и ее использовали в своих целях. И, конечно, не виновата в том, что оживила Темного Лорда. Ее глаза блестели. — Тео, ты хоть сам веришь в то, что я абсолютно невиновна?.. Он смотрел на нее, не в силах ничего ответить, и тут же понял, что натворил. Ощутил ошибку на собственной шкуре, когда Гермиона усмехнулась на его молчание и неловко встала с дивана. — Вот я о том же, Нотт. Это все из-за меня. — Нет, подожди, — он встал вслед за ней и схватил запястье, не сильно то сжимая. — Мое молчание не было знаком согласия, я просто… я искал слова, но они не смогут тебя переубедить. Реддл нашими руками сделал много зверств, и я уверен, что ты жалеешь о содеянном каждую секунду, как и я. Ты знаешь, как я ненавидел себя, как я хотел… — он осекся, — и я вижу в тебе — себя прошлого. И я хочу помочь. Хочу помочь тебе больше всего на свете! Она дрожала, и он обнял ее со спины, прижимая к себе. Когда-то давно, когда они еще вместе учились в Хогвартсе, Тео часто приобнимал ее таким образом, получая тычок в грудь острым локтем и алые щеки обладательницы того самого локтя. Теперь же Гермиона казалась ему еще меньше: худая и бледная, тень прошлой девочки, что была упряма и храбра. — Мне так хочется забыть его, — прошептала она тихо-тихо. — Он забрал у меня все… Если я закрою глаза и на секунду расслаблюсь, то я подумаю, что это он стоит позади меня. — Тогда держи глаза широко открытыми, Гермиона, — прошептал Тео ей в шею, — потому что я намерен помочь тебе стереть его образ из памяти на хрен. Гермиона повернула к нему голову, и Нотт увидел край ее усталой улыбки. — Я буду счастлива? — спросила она, как ребенок, с надеждой. — Будешь. Обещаю, — сказал он, нежно целуя ее в сухие губы и тут же отстраняясь. Они оба моментально покраснели и отвели взгляды, но объятья не разжимали. Ее пальцы рисовали на его плечах узоры. Ему хотелось впиться в ее рот, наполнить ее своим счастьем, разделить всю ее боль. Любить ее. И он знал, что она позволит. Просто ей нужно было еще немного времени, чтобы прийти в себя. Он снова нагнулся к ней и мимолетно поцеловал во влажную щеку. Скользнув губами по виску, Тео вдохнул ее аромат, задержав дыхание после. Она так сладко пахла. В животе собрался узелок возбуждения, ему хотелось впиться в ее губы, ласкать ее тело и шептать о том, как сильно он по ней скучал, как сильно он ее желал. Но он знал, что она оттолкнет, потому что ей плохо, и секс сейчас последнее, о чем она думала. — Спасибо, — прошептала она ему в шею и прижалась ближе, он мысленно сгорал от ее близости, заставляя себя не делать резких движений, — спасибо, что ты есть у меня. И широкая улыбка украшала лицо Тео, пока его сердце пылало от любви. Он подождет. Тео всегда был терпеливым.***
Первые дни «терапии», как назвала их Гермиона, заставили Тео оценить по достоинству самые популярные позиции товаров в супермаркете. — Теперь я официально магл и могу пользоваться магловскими благами без зазрения совести, — гордо сказала она, маневрируя по магазину с корзинкой наперевес и кидая в нее кучу разномастных вещиц, о предназначении которых Тео не имел никакого понятия, кроме того, что, возможно, это можно употреблять в пищу. Теперь их вечера проходили за просмотром сериалов, как назвала их Гермиона, и поеданием огромных порций поп-корна. Запивалось это все сладкой кока-колой, от которой Тео после первого же глотка словил приступ сахарной эйфории. Бывали дни, когда Гермиона, вооружившись косметикой и париком, водила его в парки и музеи, где они наслаждались искусством, катались на аттракционах, смеясь, как дети, а после замирали подле друг друга, окрылённые свободой. Но ни один из них не делал шага навстречу. Гермиона краснела и отворачивалась, позволяла себя лишь целовать, да и то, недолго. Тео сжимал кулаки и смотрел под ноги, предаваясь по вечерам дома в постели похоти со своей рукой и ее именем на губах. Внутреннее напряжение все равно жило в них двоих, и она оба знали, что есть только один способ унять это беспокойство. Честно говоря, он видел, как она старается отвлечься от всего, что с ней произошло. Все реже Гермиона спрашивала у него новости из мира магии. На самом деле она все чаще молчала, что не могло Нотта не напрягать. Сегодня же был особенно ужасный день. Он пришел злой после разговора с Панси, которая умоляла его сбежать вместе с ней из страны, уповая на то, что Гермиона мертва и теперь им не за кого бороться. Он не мог сказать ей, что Грейнджер очень даже жива и, оказывается, любит романтические фильмы и пьет кофе с тремя ложками сахара, но Панси его отказ восприняла ужасно. — Мы должны уйти, — Панси затянулась и выдохнула дым ему в лицо, — сбежать отсюда. Понимаешь? Тео молчал, смотря в окно. Но его молчание не мешало ей продолжить. — Нас тут ничего не держит. Реддл думает, что я сумасшедшая наркоманка и даст спокойно свалить. Отец и мать как зомби. Моя свадьба уже вот-вот, на подходе. Жених — урод, и меня тошнит от вида платья пиздец как. — Пэнс, я… я не могу. Я принял волю отца и должен работать на благо… — Что ты несешь? — она вскинула идеальные брови. — Я… — она замялась на секунду, и Тео снова увидел ту маленькую хрупкую девочку, которая подошла к нему в купе поезда, когда они впервые отправлялись в Хогвартс, — у меня есть к тебе чувства. Романтические чувства. Он сжал кулак под столом, пытаясь не отводить взгляд. Он знал. Знал, но не мог ответить ей взаимностью. Тео видел в ней лишь подругу. — Я поддержу тебя. У меня есть деньги. Много денег, Тео. Мы вместе можем сбежать в США, в Россию, да хоть на Северный полюс к пингвинам и жить там. Вдвоем… — она покраснела, сжимая тонкую ножку бокала с шампанским. — Ты и я. — Пингвины живут на Южном полушарии, — автоматически поправил Тео. — И тебя только это зацепило из всего вышесказанного? — она дернула бровью, и Тео подумал, что сейчас она его прибьет. — Есть проблема, Панси. — Он набрался смелости, чтобы сказать ей это. — Я люблю другую. Она рассмеялась, и Тео внутренне сжался. — Она мертва, — покачала головой, будто объясняла ему элементарную вещь. — Это когда человека больше не существует. Понимаешь? Ее бы уже давно нашли. Паркинсон смотрела на него, как на маленького несмысленыша, озвучивая правду. — Пэнс, я не могу. Она снова рассмеялась, туша сигарету в алкоголе. — Ты действительно… — она сжала зубы и отвернулась. — Пока, Нотт. Удачи вам в загробной жизни. Сильный шлепок по лицу откинул его назад. Он упал со стула, держась за лицо, пока она держала его за рубашку и шипела ему в лицо, как она его ненавидит и проклинает. Тео смотрел, как Панси уходила из кафе, где они встретились, и ему казалось, что он увидел ее в последний раз. Слишком много жестоких слов было сказано, щеку уже не пекло от ее удара, но боль в груди от услышанного признания до сих пор болела. Но он не мог ответить на ее чувства… И Панси ушла. — Ты сегодня какой-то тихий, — неожиданно сказала Гермиона и взяла его за руку. — Что-то случилось на работе? Это было чуть ли не первое прикосновение с ее стороны за несколько недель жизни в этом доме. Тео сжал ее руку в ответ. — Панси… просила меня сбежать с ней. Из страны. Гермиона нахмурила брови и поджала губы, смотря на него с беспокойством. — И почему ты до сих пор здесь? — спросила она, и Тео почти разозлился на ее искреннее удивление этому факту. — Пока я не буду уверен, что ты в полной безопасности, я не смогу тебя оставить, — прошипел он, обижаясь, что она еще не поняла всей полноты его чувств; или делала вид, что не понимает. Девушка замолчала на недолгое мгновение, пока ее хватка на руке не усилилась. — Точно, Тео! Мне кажется, что мы должны уехать, — задумчиво произнесла Гермиона, отпуская его руку и переключая каналы, словно стеснялась говорить о своем предложении. — Если бы Реддл мог, он бы уже нашел меня. Видимо, кровь, что мы делили с ним раньше, из-за отсутствия магии изменилась и теперь не может помочь ему в поисках. Так что… я не вижу причины, почему мы до сих пор здесь. Мы можем начать все заново. — Я уже думал об этом… — он не стал ей говорить, что такие мысли посещали его задолго до попытки Панси увезти его, но он боялся ее отказа. Довольный, он тихо спросил: — В какую страну ты хочешь? — Конечно же, туда, где тепло, — Гермиона зажмурилась и зажевала поп-корн. Тео вспомнил о пингвинах. — Еще я думала о Китае. Там затеряться проще простого, но язык, хм. Мне было бы комфортнее, если бы мы переехали в Австралию. Я бы нашла родителей и… Да, точно. Австралия! — А как мы… — Полетим! На самолете, тебе понравится. Каминной сетью или порт-ключом мы вряд ли сможем воспользоваться. Она поникла. Им бы точно помешал Реддл. — Не хочу выделываться, — откашлялся Тео, — но ты, вообще-то, говоришь с помощником начальника отдела международного сотрудничества, мистером Ноттом. Достать порт-ключ для меня не проблема. — Тогда, мистер Нотт, — она откашлялась и улыбнулась, — не имеете ли вы желания сбежать со мной в Австралию? — Имею, мисс Грейнджер, — тем же тоном ответил он ей, — так что, пока можешь собрать вещи. На днях у меня будут встречи с французами, а после мы уйдем отсюда. Гермиона тут же спрыгнула с дивана и начала бегать по комнате, осматривая все вещи. Тео не мог не усмехнуться. — Нужно вернуть книги в библиотеку… и попробовать те булочки, на которые я все время смотрела… Тео еще шире улыбнулся на ее метания и закрыл глаза, пока Гермиона сбивчиво рассказывала о том, как долго мечтала снова увидеть родителей, и как будет круто отправиться в путешествие. Ее теплый бок прижался к нему, Живоглот запрыгнул к ним и свернулся урчащим клубочком. Так они и уснули, сидя на диване, пока по телевизору шла очередная мелодрама. И Тео знал: их история обязательно закончится счастливо.