Созвездие смерти I Часть

Глава 30. «Конец гребаного мира» Тео сидел на коленках и смотрел на надгробную плиту своей матери. Камень уже источился, и даже магия не могла его защитить от погодной стихии и времени. Было очень тихо, но спокойствия эта тишина не вызывала. Тео бросил взгляд на могилку Хоупи со скромной табличкой и все еще свежей землей. Цветы до сих пор не проклюнулись. Он посмотрел на бледное лицо мамы на недвижимом портрете, еле заметно улыбнулся и посмотрел вниз, кроша пальцами рыхлую от влаги землю могилы, не тронутую травой. Тео начал рыть яму прямо руками: без магии, лопаты и каких-то приспособлений. Ему нужно было привести голову в порядок. Да и Гермиона всегда говорила, что труд облагораживает человека. Пальцы обожгло болью — порезался об острый камушек, но он будто бы ничего не почувствовал, продолжая рыть как можно глубже. Ногти ломались, кровь из ранок смешивалась с грязью, но он продолжал. Ему было все равно, пусть пекло пальцы, эта боль была почти удовольствием. Дождь усилился, мешая обзору. Да и не нужен он был ему. Куда смотреть и зачем? Хороший вопрос, на который он отвечать не хотел, смысла уже не было. Тео смотрел лишь в чернильную глубину ямки и медленно перевел взгляд на сверток, что лежал неподалеку. Украденная у Реддла палочка. Палочка Гермионы Грейнджер. Он аккуратно положил сверток и начал неспешно зарывать все обратно. Слезы или дождь залили глаза; Тео ничего не видел, но продолжал свое дело, пока на месте ямы не образовалась почти ровная земля. Он действовал быстро и методично. Ни одного лишнего вздоха или движения не были им совершены. Ему показалось, что он сделал это слишком быстро… не успев опомниться и подумать о том, что хотелось сказать. Тео сел и облокотился на ладони, поднимая голову вверх. Кажется, к нему подходил отец, но он не заметил его, закрыв глаза. Спустя десять минут, а, возможно, час, Таддеус ушел. Нотт-младший не считал. Отец как никто другой понимал его и не мешал прощанию. Тео вытер потное и влажное от непогоды лицо руками, покрытыми грязью и кровью, но его это совсем не волновало. Слов не было. В глазах мелькала растерянность. — Я не знаю, что нужно сказать. Ему никто не ответил. Ожидаемо. Тео закусил верхнюю губу — челюсть дрожала — и выдохнул: — Это же не похороны в нормальном смысле. Они уже прошли. Это, скорее, мое прощание с тобой. Личное. Тишина давила. Даже деревья молчали, будто давали ему возможность высказаться. Только не знал Тео — нужно ли что-то говорить вслух, потому что все важные разговоры у них проходили беззвучно: касаниями, взглядами и тишиной. — Я слабак, — улыбнулся, — но ты это, конечно, знаешь. Ты же такая внимательная, — снова закусил губу, словно нехотя добавив, — была. Тео усмехнулся. И эта усмешка показалась ему такой безумной, словно радость ноттовскую не смазали маслом, и смех стал скрипучим. И ветхим, старым, как земля под ногтями. — Не сдержал обещание, не сделал тебя счастливой, — снова смешок. — Бред какой-то, да? Его смех раскатом ударился о собственные перепонки. Тео посмотрел на свои руки; пальцы были покрыты кровью и по ним стекал дождь. И когда только начался? Он не заметил. Гермиона любила дождь. И снег тоже любила. Она много чего любила. Только Тео, почему-то, так и не полюбила. — Знаешь, я никогда не думал, что буду по кому-то так сильно скучать. Я всегда считал смерть данностью после смерти мамы. Концом и в то же время началом. Тем, что нас всех ожидает рано или поздно, но ты… — он, как мим, застыл с улыбкой на лице, — ты сломала все мои правила. Возможно, я мало страдал, а все происходящее настоящая расплата за все мои грехи, за убийства. За Макгонагалл и Гарри. За других безымянных, чьи тела я оставил на границе. Он протер лицо снова. И почему оно было таким мокрым? Почему, блядь? — Мне остается только смириться, потому что я не заслуживаю больше ничего в этом мире. Но… я всегда был идиотом, да? Я не хочу принимать это. — Он покачал головой. — Нет. Он лег на землю и закрыл глаза, щекой прижимаясь к влаге и редкой траве. — Я не отомстил за тебя. Я не убил его, но… какая разница теперь, верно? Все равно не поможет. Это сделала ты сама, а не Реддл. Сама решила перестать бороться, но все равно вышла победительницей. Так какая к черту разница… Ведь это не вернет тебя. Ты не оживешь и не улыбнешься, обнимая меня. Блядь… — он снова рассмеялся. — Знал бы я, что ты тогда обнимаешь меня в последний раз, ни за что бы не отпустил, а теперь… Теперь ты не скажешь, что ты, Тео, молодец. Ты справился, ха-ха-ха. Не скажешь, да? Уже слишком поздно. Он замолчал. Слова заканчивались. Только боль в груди тише не стала. — Наверное, ты сейчас смотришь на меня с неба и качаешь головой, сморщив нос, правда? — он потерся щекой о землю. В носу стоял аромат крови и осени. Лето было таким чертовски коротким… потому что они были — почти — счастливы. Не хватило совсем чуть-чуть. — Я люблю тебя, знаешь? Тео перевернулся на спину и посмотрел в серое небо. Дождь почти закончился, а в его сердце продолжался шторм. В кармане лежала фигурка кота. Он достал ее и медленно поднес к глазам, изучая будто в первый раз. Медленно, направив на нее палочку, он хотел прошептать: «Инсендио», — но не смог этого сделать. — Почему я не могу? Почему я не могу отпустить тебя, а?! Он со всей силы отшвырнул фигурку и собственную палочку и закрыл лицо руками. Дрожь пробрала его тело. Язык напоролся на резцы. — Я люблю тебя, — прошептал настолько тихо, словно мысленно. — Люблю так, как никого и никогда больше. А ты меня — нет. Я уверен, и от этого еще хуже. Он снова рассмеялся вслух. — Лучше бы ты послала меня, чем эта недосказанность. Эта тупая надежда на совместную жизнь, — он закричал. Магия его и Гермионы, сплетенная в теле, как хвосты Мышиного короля, билась безумной птицей о стены его внутренней клетки. — Не могу. Потому что я не могу так. Мы не договорили с тобой. Ты не дослушала, а я не настаивал. Дурак, да? — никто не ответил, но Тео знал, что она слышит. Все слышит. — Но теперь я выскажусь. И пусть я никогда не говорил тебе этого, — речь его прервалась, воздуха не хватало, — я никогда не говорил этого вслух, и я так жалею об этом, Мерлин! Голова его качнулась. Он ударился лбом о землю и подтянул колени к груди. — Просто я думал, что у нас с тобой будет все время на свете. Я думал, что наше будущее будет светлым и добрым, но… черт возьми, Гермиона. Я не справился, я не защитил тебя, — дождь продолжал лить. Или это начался новый? Тео не понимал: говорил ли он вслух или общался с Гермионой мысленно? Это было не важно — исход будет один и тот же. Рассвет разлился яркими цветами абрикоса по серому небу. Тео улыбнулся ему и прошептал: — Я хочу умереть. Он представил: Гермиона поджимает губы и не отвечает ему. Она всегда презирала его слабость. — Я решил это, как только увидел разрушенный дом и тебя. То, что осталось… Он подложил руки под голову. Дышать становилось почему-то не легче. — Я вынашивал эту идею после погребения твоего… тела почти месяц. Решался и не мог с тобой никак попрощаться. Мне было стыдно. Гермиона в его голове смешно сморщила нос и отвернулась. — Ты знаешь? Конечно же, ты все знаешь. Ты все всегда знаешь… Я так долго не мог тебя похоронить для себя. Просто, — затих, — не мог и все. Это только мой эгоизм. Я вообще… я не мог… не могу… Я не мог отпустить тебя, понимаешь? Взять и сказать самому себе, что все, тебя больше нет. Это очень сложно, Гермиона. Это сложнее всех экзаменов, что мы сдавали. Дождь закончился. Тео вытер лицо. Солнце ослепило глаза. Жарко. Он привлек к себе фигурку котика манящими чарами снова. Он сделает это. Сделает. — И я больше не чувствую, что нужен этому миру, понимаешь? Я пытался жить. У меня ничего не выходит. Ты только не грусти из-за этого. Я просто… я так люблю тебя, — рука с зажатой в ней палочкой дрогнула, — я так сильно люблю тебя… И что мне сделать? Что мне сделать, чтобы ты была жива, а я — мертв? — он все же зарыдал и сжался в комочек, не в силах продолжать. — Я… я хочу к тебе… я так хочу к тебе. Палочка и фигурка кота выпали из дрожащих рук. Он лежал еще долгое время, пока солнце не поднялось над горизонтом окончательно, озаряя его потухшее лицо. Он проснулся, даже не понимая, что уснул, поднялся и поглядел на надгробную плиту, где теперь были похоронены три его самых любимые женщины: мама, Хоупи и Гермиона. Тео медленно достал листок с заклинанием из кармана. Он знал, что это не сработает, но какая ему разница. Нотт все равно собирался умереть. Снейп в письме так и сказал ему, что получилось совершить этот ритуал лишь у одного человека. Даже если у него не получится, то он обязательно вернет ее себе на том свете и скажет эти важные три слова, которые, как он думал, еще успеет всегда сказать. — Мы обязательно встретимся на другой стороне. Жди меня, Гермиона. Инсендио, — фигурка кота вспыхнула, пепел растворился в земле. Одно дело сделано. Он направил палочку на свою руку и провел ею, от запястья до сгиба локтя, совершая надрез с помощью Диффиндо. Кровь хлынула единым потоком, заливая без того влажную землю вокруг Тео. Он повторил то же действие с другой рукой. В глазах помутнело, но он начал читать слова заклинания дрожащим голосом. На периферии зрения он увидел чью-то фигуру. Может быть это была Гермиона? Или отец? Мать? Кровь из порезов лилась и лилась, пахло железом. Он дочитывал последние слова, когда его затылок словно обожгло огнем. Холодный пот покрыл все тело. Было больно, словно его перемалывал между зубов дракон, словно он упал с метлы на огромной высоте. Неописуемая боль. — Гермиона? — спросил Тео на последнем вздохе и затих, теряя сознание от болевого шока. Его сердцебиение остановилось. Он улыбался.

***

Том медленно встал с постели. Неизвестная сила тянула его, заставляя аппарировать. Магия Гермионы, Гермионы, которую он похоронил, влекла его за собой, как нить Ариадны. Он очутился на заднем дворе особняка Ноттов. Впереди лежал мальчишка Нотт, который истекал кровью и что-то шептал. Красная от крови земля разошлась под ним, увлекая в свои недра. И Том пошел за ним, влекомый Гермионой и силой, словно ее руки давили на его плечи и заставляли идти вперед, вслед за Ноттом в сияющую чернотой глубину. Клубы пара заволокли его. Он растерянно оглянулся, чувствуя прикосновение к руке. — Том, это ты? — услышал тихий голос. Ее голос. И смело пошел вперед.