В мире человека полно различных ощущений тела и чувств души. Так или иначе каждый за свою жизнь успевал получить свою долю горя и счастья, удовольствия и боли. Кому-то всегда везло с приятными эмоциями, а кто-то был вынужден долго, если не до самой смерти, терпеть другую их сторону. Так, вкус дёгтя на языке Астрии запомнился гораздо ярче, нежели вкус мёда. В церкви радостные моменты происходили редко, их можно было пересчитать по пальцам. Злые взгляды, действия священнослужителей и похабные господ поначалу отравляли душу юной Астрии, но вскоре она привыкла. Человек так устроен — привыкает ко всему, адаптируется даже к жестокому ужасу.
В доме Елены хорошее и плохое делилось пятьдесят на пятьдесят. Взгляды и действия людей там были идентичны прошлым, тем не менее условия жизни лучше. Отраду девушка находила в мелочах: любование природой, горячий душ по вечерам, вкусная и сытная еда три раза в день. Больше всего облегчение приносило ублажение самой себя. Ей были противны чужие касания, а свои в какой-то степени успокаивали, помогали сбросить напряжение как физическое, так и моральное. Душ в конце каждого рабочего дня, смывающий грязь отпечатков чужих рук, приводил в умиротворение, а ласка перед сном приносила настоящую разрядку, так недостающую с тем или иным клиентом. Собственные касания служили верой, что тело и разум всё ещё полностью принадлежат ей, самой себе. И эта вера помогала не сдаться, не пасть духом. Ко всему немаловажную роль играл поиск в своём теле такого труднодоступного оргазма, о котором так часто шушукались её «коллеги». Кто-то говорил, что для женщины он невозможен; кто-то уверял, что тут помогут только своеобразные ритуалы; но большинство сходились на мнении о том, что истинная любовь может помочь в этом деле.
Любви как таковой Астрия никогда не познавала, возможно симпатию, и то мимолётную, как дуновение ветерка. В доме Елены мужчины часто признавались ей в симпатии, дарили подарки, но ухаживали недолго. Их отталкивало её безразличие. Так или иначе все как один восхищались миловидной внешностью, не предпринимая и малейшего усилия заглянуть глубже. За ледяной маской скрывались горькие стенания, раны, которые в одиночестве мало-помалу она сама зашивала, давясь и захлёбываясь собственной болью. Люди ненавидят чужую горечь, так как не всегда способны справиться с собственной. Поэтому большинство мужчин в жизни Астрии были лишь проходимцами, искателями красивых пустышек.
Для Астрии просмотр аниме оказался свежим глотком воздуха, спасением от мрачных реалий. Проживать воображаемую жизнь вместе с вымышленными героями было куда легче, чем всё равно что существовать в роли проститутки. Любимцем истории с экрана стал Курапика, парень с алыми глазами, одержимый местью за свой клан. Другие герои девушке несомненно нравились, но отдушину она находила почему-то в красноглазом блондине. Ей казалось, что они похожи характером, либо ей просто хотелось так думать. Хотелось найти похожего на себя человека, что разделил бы её боль на двоих.
И сейчас она представляла его образ, лаская себя. Удовольствие пронзало всё тело. Она изгибалась, не прекращая ритмичных движений своих рук и пальцев. Под закрытыми веками сменялись картинки: вот Курапика нависает над ней, а после жарко дышит ей в шею; теперь связан собственными цепями и глядит так томно, что глаза становятся совсем тёмными, как глубокая ночь. От красочных воображений девушку начала одолевать истома. Ей нестерпимо так хочется его рядом, хочется ощутить тепло его кожи. Ранее это было лишь недосягаемой мечтой, мысленной забавой. Кто бы мог подумать, что она станет частью вымышленного мира.
Удар чего-то о землю снаружи прорезался даже через закрытое окно. Ерлинэ вздрогнула всем телом и резко распахнула глаза. На доселе умиротворённом лице отразился испуг. Она тут же подскочила с кровати, надела халат и выглянула в окно, распахнув его настежь. Внизу валялась стремянка. Один её вид привёл девушку в замешательство. На душе заскребли кошки.
Кто-то… Следил за мной?
Астрия всеми фибрами души ненавидела когда в её личное пространство вторгались. Раньше уединение с самой собой было роскошью, но сейчас, когда условия жизни поменялись, перевернулись и взгляды. Теперь, она считала, права даже приближаться не было ни у кого. Мысли вернулись к осознанию отсутствия штор в комнате, что ещё поначалу смутило, а сейчас и вовсе нешуточно вывело её из себя.
Внизу послышались приближающиеся шаги. Садовник вышел из-за угла, держа в руках шланг для поливки цветов. Вид у него был весьма беззаботный, почти радостный.
— Эй ты! — возмущённо крикнула девушка, высунувшись наружу почти наполовину. Взрослый мужчина в ту же секунду поднял взгляд. — Ты уволен!
— Что? Но…
Слушать дальше Ерлинэ не стала, закрыла окно и торопливо вышла из комнаты. Её переполняло раздражение, граничащее с гневом, и полная уверенность вторжения в её личное пространство.
Какой же нахал! Посмел за мной подглядывать! Небось и раньше так делал, а я и не замечала. Возможно не замечала и сама Ерлинэ, раз он ещё работает здесь?
Мимо проходила горничная, которую девушка тут же остановила, наказав ей повесить злосчастные шторы на окно. В груди бушевала ярость, заставляя тяжело дышать. И чтобы сбросить это саднящее чувство в груди, она громко вдыхала и выдыхала. Ноги в то время сами собой вели туда, куда глаза глядели. Было неважно куда, только подальше.
Толкнув металлическую дверь, Астрия ступила вперёд, только через секунду осознав отличие ощупи на ней. Предыдущие двери были деревянными. Тёмное помещение встретило девушку, свет в котором был едва уловимым. Тусклая белая лампочка, что висела на потолке, мигала через каждые пять секунд. Шанс разглядеть окружающее было можно, хоть и с трудом. На полу впереди стояли большие клетки. Пустые. Их было немного, всего четыре, но из-за размера занимали почти половину помещения. Астрия затаила дыхание, с опаской ожидая разглядеть кого-то, запертого в какой-либо из этих железных коробок. Картинка бессознательной Роззеты снова всплыла в голове непрошенным воспоминанием, отчего лёгкий ужас исказил девичье лицо. Вся злость мгновенно испарилась, уступив место лёгкой тревоге.
Позади скрипнула дверь, впустив на секунду в тёмное помещение свет, что заставило красноволосую испуганно обернуться. Напротив стояла дворецкая — Еннафа.
— Госпожа, вы здесь быть не должны. — бесстрастно выдала она.
— Что это такое? — указала Белициус рукой в сторону клеток. — Для чего здесь это всё?
— Простите, госпожа, я не могу распространяться об этом. Приказ вашего отца.
Отказ ответа на вопрос заставил досадливо прищуриться. Вольность прислуги в этом доме заставляла буквально стискивать зубы от раздражения и негодования.
— А я, такая же хозяйка этого дома, приказываю тебе ответить на вопрос! — прошипела Астрия, начиная терять терпение.
— Не могу.
Ерлинэ резко фыркнула, за секунду сократила разделяющее их расстояние и вплотную приблизилась к молодой женщине. Желание дать прислуге пощёчину нестерпимым огнём полыхало в груди. Желание стереть эту безэмоциональность щекотало нервы. Тем не менее этот порыв она, пусть и с усилием, в себе подавила.
— Сколько ты здесь работаешь?
— Девять лет, госпожа.
— Шавка должна сидеть тихо и выполнять каждое поручение своего хозяина. — пониженным тоном отчеканила Астрия, презренно вглядываясь в карие глаза, после её слов в которых заплескалось изумление. Она опустила руки на плечи дворецкой, с такой силой надавив вниз, что та невольно опустилась на колени. — Иначе хозяин найдёт другую шавку, более покладистую и более послушную.
— Госпожа… — Еннафа в шоке уставилась на девушку, глядя на ту снизу-вверх. — Что с Вами?
Ерлинэ ухмыльнулась, наклонилась, подобравшись губами поближе к женскому уху. Опалила его дыханием и ядом своих последующих слов.
— Да ничего. Просто ты теперь уволена.
И хихикнула, не без удовольствия наблюдая за соответствующей реакцией: глаза округлены, руки сжаты в кулаки, а по спине наверняка пробежали мурашки. Отметила, как забавно наблюдать за человеком, что с лёгкостью потерял работу, которую строил всё равно что всю жизнь.
— Так нельзя. — прошептала Еннафа, опустив голову. — Я преданно служу вашему дому и собираюсь поступать так и впредь! Вспомните! Я работаю непокладая рук ради дедушки и сестры, что не может работать из-за него, так как ей приходится ухаживать за ним! Ерлинэ, Вы потеряли память, поэтому ведёте себя необдуманно.
— Какая слезливая история. — хмыкнула Астрия, покачав головой. — Ты же ещё не ушла, а уже забыла своё место? Я тебе разрешала называть меня по имени?
— Простите… Госпожа.
Этот момент лицезрения упавшего к её ногам человека отчего-то поселил в нутро восторг. Для полноты картины не хватало горьких слёз, но и увиденным уже можно вволю насладиться.
Неужели именно это ощущали те господа, когда я была в таком же положении?
Теперь Астрия другая. Теперь она в праве выбирать, кто будет рядом, а кто будет вынужден покинуть её общество.
***
Мягкая ткань чёрной рубашки приятно легла к телу, когда Ерлинэ надела её. Застегнула пуговицы, рассматривая себя в зеркале. Следом надела строгие чёрные брюки. Было приятно наконец-то примерить другой образ, который после привычных платьев казался сейчас чем-то из ряда вон выходящим. Тем не менее именно это придавало стимул двигаться дальше в этом новом стиле. Крик против привычного, навязанного. Зелёный галстук завязать не получилось. Причиной тому послужило элементарное незнание.
Стук в дверь и голос Зейна заставили бросить затею «задушить себя». Астрия открыла дверь и машинально вскинула глаза, встречаясь с идентично зелёными напротив.
— Я могу войти?
— Да, конечно.
Приход отца её удивил. Ранее её комнату посещали лишь Микаэль да чаще всего горничные.
— Готовишься? — пробежался мужчина взглядом по наряду дочери. — Почему вдруг так строго?
— Захотелось чего-то нового. — отмахнулась она, невольно потреся галстуком перед носом отца.
— Давай помогу. — вытянул мужчина руку, на что его дочь, долго не думая, покорно вложила галстук в его ладонь. — Я пусть и деликатно промолчал насчёт твоей стрижки и также промолчу сейчас насчёт твоего нового гардероба, однако в следующий раз настаиваю хотя бы посоветоваться об этом со мной. Ты моя наследница и поэтому должна понимать.
Раздражение маленькой каплей осквернило благоприятность эмоций девушки, но молчание она всё же решила сохранить.
— Это всего лишь волосы и одежда.
— Да, но чаще всего именно внешность играет не маловажную роль в самом любом деле. — Зейн слегка улыбнулся, поправляя аккуратный пучок завязанного галстука. — С потерей памяти ты изменилась.
— Разве это плохо? — с трудом сдерживаясь, чтобы не закатить глаза, сказала она. А через секунду вспомнила слова Микаэля. — Я же стала больше походить на маму.
Брови мужчины дёрнулись на долю секунды, но Астрия успела уловить это изменение в его лице. Он поджал губы в ровную линию, отвернулся, немного наклонив голову.
— Вчера ко мне пришёл садовник, сказал что ты уволила его. — решил перевести он тему. — Ерлинэ, ты должна понимать что увольнению работников должны быть причины.
— Он подглядывал за мной в окно, когда я… — замялась, но лишь на секунду. — переодевалась.
— Что?
— Клянусь, видела собственными глазами внизу перед моим окном его стремянку, а сам он прятался за углом. Наверное делал свои грязные…
— Я понял. — строго выдал Зейн, сдвинув брови к переносице. — Позже распоряжусь, чтобы он никогда здесь не появился. Что же насчёт Еннафы? Она также пришла ко мне и сказала об увольнении.
— Она не хотела рассказывать про содержимое в подвале. — пожала Линэ плечами.
— Дорогая, я обязательно расскажу тебе о подвале, но позже. Это важно. Еннафа беспрекословно исполняет мои приказы. Именно поэтому она не стала говорить тебе ничего, ведь то наказал ей я. Что самое главное, я удивился, узнав как ты назвала Еннафу. В тебе, что, взыграло чувство превосходства?
Этого чувства у Астрии не появлялось никогда. Просто это не позволялось даже в мыслях. Ранее, если бы ей выпал шанс сюда попасть и жить такой жизнью, стала бы она такой как сейчас? Стала бы желающей гораздо большей силы и власти, пытающейся всё равно что прыгнуть выше головы?
— Не знаю, не думаю.
— Не позволяй этому чувству одолеть тебя, ибо Бог осудит. Теперь спускайся вниз, гости уже на подходе.
***
Спускаясь по лестнице, Астрия с интересом рассматривала поменявшуюся обстановку: ковры заменили, как и шторы. В разных уголках холла разместили столики с закусками и напитками. Главные входные двери то и дело открывались, в дом уже заходили гости. На пороге стоял Анжел, открывая дверь и проверяя каждого желающего войти. Вид его был строгий, впрочем, как и обычно. Девушка не могла вспомнить ни единого момента, когда на его лице была улыбка.
Гости здесь находились со значимыми фамилиями, так или иначе узнаваемыми. Только вот никого Астрия узнать не могла. Они здоровались, почтенно кладя руку на сердце и слегка опуская голову. Дочь патриарха лишь кивала, приподнимая уголки губ. Волнение от встречи с незнакомцами вновь дало о себе знать и оно только увеличивалось, стоило подумать и предстоящих разговорах с ними.
Девушка отвлеклась, услышав в стороне того же порога назревающую перепалку. Бросив в ту сторону мимолётный скучающий взгляд, она тут же вернула его, но уже полный чистого удивления. Там стоял Киллуа. Он недовольно молча глядел на Анжела снизу-вверх, пока тот пытался «уважительно» выпроводить его.
— Пропусти его, Анжел.
Подошедшая Белициус опустила ладонь на его плечо, ловя на себе удивлённый взгляд янтарных глаз.
— Ты его знаешь?
Стоило Киллуа перевести взор с дворецкого на девушку, он в ту же секунду смягчился. Она в свою очередь тепло улыбнулась ему, отчего внутри мальчишеской груди что-то нестерпимо затрепетало, будто рой бабочек появился в животе.
— Да, вполне. Пропусти его ради меня. — она подмигнула Анжелу. Этот жест дал ему вспомнить вчерашний разговор в беседке. — Он также важный гость, его зовут Киллуа Золдик.
— Знакомая фамилия… Погоди, это же!..
— Именно. — Астрия кивнула и взглянула на юношу. — Проходи пока, я тебя догоню.
Киллуа благодарно кивнул и быстро прошмыгнул внутрь, будто боялся что хозяйка дома передумает, а на деле тревожился о другом. О своих пунцовых щеках, что отчётливо напоминали о себе жаром в них. Сейчас его голову посещало воспоминание об увиденном вчера, так не вовремя пришедшее на ум всего лишь от одного на неё взгляда. А смотреть хотелось только сильнее, дольше, но так, чтобы этого не видела она сама. Он обернулся. И так и застыл, не в силах сделать даже вздох. Ерлинэ, обнимая молодого мужчину, оставляла на его щеке недолгий поцелуй. От этой картины Золдик вдруг почувствовал старый знакомый в груди прилив, который сейчас напоминал не холод, а пламя, что больно жёг внутренности. Желание
убивать.
