***
После сытного обеда, полного сладкой выпечки, все послушники довольные и сытые вышли во двор. Снег мягкими хлопьями оседал на земле. Здесь стоял шум: мальчики уже вовсю бегали по площади, пуская то друг в друга, то в девочек снежки. Задорные голоса и смех висели в прохладном воздухе. «Сегодня можно» — это допущение позволяло в полной мере повеселиться, наполнить радостью церковь, что обыденно стояла унылой крепостью все сезоны года. Ни в какой другой день, ни в какой другой праздник категорически нельзя было нарушать покой. Многие поэтому особенно громко смеялись, то ли нарочно, то ли невзначай. Астрия улыбалась, глядя на веселящихся послушников, коими сейчас они никак не выглядели. В груди плескалось умиротворение от подобной картины. Самой принимать участие в игре желания у девушки не было, а вот наблюдать нравилось куда больше. В такие моменты было приятно просто посмотреть на счастливые лица других людей, отметить их физические способности, рассмотреть каждое изменение в действиях. Опущенные головы и молчание были привычкой каждого послушника, поэтому Астрии казался больше мил момент созерцания за другими. — Не помню, чтобы ты хоть раз играла. — сказала Роззета, присаживаясь рядом на скамейку. — Пропускаешь всё веселье. — Пусть так, мне просто не хочется. — Такая загадочная? — Не смеши. От простого наблюдения загадочными люди не становятся. — пожала плечами красноволосая. — А вот действительно ли я такая скучная? — Забудь, Риса просто хочет тебе насолить. — Настолько меня недолюбливает, да? — усмехнулась девушка. — Завидует. Среди всех именно у тебя самая экзотичная внешность. Таких ярких волос я никогда и ни у кого ещё не видела. Червонная красота. — Как бы я хотела избавиться от этого груза. Улыбка медленно спала с лица Роззеты, она стиснула зубы, но лишь на секунду. Карие глаза впились в безразличное лицо, словно желая проникнуть взглядом в голову и узнать все потаённые секреты или по крайней мере понять, можно ли доверять. Вытащив свою руку из кармана пальто, девушка тёплым касанием дотронулась до чужой, холодной. Астрия с лёгким изумлением встретилась глазами с брюнеткой. — Из всех почему-то ты мне кажешься разумной. — придвинувшись ближе, шепнула она, а после добавила ещё тише: — Ты ведь хочешь сбежать отсюда? — К чему ты клонишь? — Я предлагаю устроить побег. Нам двоим. Зелёные глаза округлились, рука ответно крепче сжала чужую. Тепло пальцев Роззеты влекло, а её слова, кажущиеся иллюзорным звуком, ещё сильнее. — И как же? — Именно сегодня и получится. Все удобства у нас на ладони: Рождество, все отвлечены на праздник. Также все отвлечены приехавшей госпожой, а самое главное — нет охранника. Предполагаю, из-за праздника. Зеленоглазка сжала в кулак свободную руку, задумчиво преподнеся к подбородку. Побег — одно слово, но приносило за собой горечь и сладость одновременно. Он давно сидел в мыслях, но осуществлять его никто не торопился. Играл не столь риск, как и без того бедственная жизнь. — Почему я? Ты переоцениваешь мою разумность, как и недооцениваешь других. — Они смирились. Их устраивает то, что их имеют как… — Роззета замолкла и раздражённо выдохнула. — Моя мама была проституткой, а я как она быть не хочу. Лучше умереть от голода, чем терпеть этот ужас. — А как же Риса? Мне казалось, что вы двое куда ближе, чем мы с тобой. Я тебе никто. — Мне все здесь никто. Все они смирились с этой жизнью, — Роззе указала глазами на других. — А вот ты то и дело борешься, пусть и в немых жестах. — Не борюсь, а барахтаюсь… — А что это вы тут шушукаетесь, пока все играют? Голос, что внезапно вклинился в разговор, крепко сжал в силках самообладание сидящих девушек. Они невольно выпрямили спины как по струнке, не решаясь обернуться. Этого не давал сделать страх, боязнь быть подслушанными от начала и до конца. Однако стоило лишь почувствовать чужое прикосновение к плечам, обе повернули головы к вмешавшемуся. Руки священника, казалось, жгли через саму ткань пальто и казались настоящими гадкими змеями. — Насплетничаться успеете, а вот поиграть вам осталось от силы минут десять. Мужчина лукаво улыбнулся, переместив сухие ладони ближе к девичьим шеям, что той же секундой покрылись мурашками. Прохлада улицы даже не вызывала такую реакцию, как ледяные пальцы священнослужителя. В глазах Астрии вдруг заплясали чёрные точки, стояло ощущение что к горлу приставили холодное лезвие. Этот яркий контраст тепла и холода чужих рук выбил все мысли из головы. Хотелось только уйти, убраться подальше от появившихся тревог и людей, что их за собой принесли. — Простите… — на тяжёлом выдохе произнесла зеленоглазка и бросилась наутёк, куда глядели глаза. На коже в районе шеи, как клеймо, горел след чужих касаний. Он только сильнее приводил чувства в омерзение, желание содрать кожу голыми руками. Стоило бы уже привыкнуть. Привыкнуть также, как подметила Роззета, смириться как и все. Множество рук то и дело продолжают все эти годы выскальзывать из тьмы, чтобы потрогать и пощупать, оставить грязь касаний. Глаза заблестели от накативших слёз, от которых невыносимо хотелось избавиться. Перестать даже уметь плакать, чтобы более никогда и никто не увидел подобной слабости. — Астрия! Девушка резко замерла, почувствовав как от волнения живот связался в узел да такой крепкий, что воздух перестал поступать. Она знала что это он, она просто не могла не узнать его голос. Возможно и из тысячи бы узнала, так шептало её плачущее сердце. Наспех вытерев рукавами мокрые щёки, она обернулась. Знакомое лицо помогло сбросить часть тревог, позабыть о них, хоть и ненадолго. Винсент грустно улыбнулся, завидев пунцовое в районе глаз лицо подруги. — Ты так внезапно убежала с площадки, всё хорошо? — вкрадчиво спросил юноша. Лучи бледного зимнего солнца упали ему на голову, осветили выбившиеся пшеничные волосы из-под шапки. Отчего же эта донельзя простая картина прогнала последнюю тьму из девичьей головы? Астрия без начала и конца задавала себе подобные вопросы. Почему становится элементарно легче лишь от одного взгляда на него? Винсент ведь даже не друг ей, нет. Это он считал её своей подругой без всяких зазрений, пока она томилась вопросами и непониманием самой себя. Ему было легче заводить друзей, намного легче, наверное потому что он уже считал друзьями тех, кто был ему небезразличен. Его голубые глаза внимательно следили за изменениями на лице Астрии. Она в свою очередь то и дело отводила глаза, боясь что он узнает, как она разглядывает украдкой его веснушки, щедро усыпанные по щекам и носу. Сама ведь ещё недавно осознала, что довольно часто засматривается на них, отчего одолевало горькое смятение. — Всё в порядке. — ответила послушница. — Я просто хотела побыть одна. — Знаешь, я тоже. — улыбнулся он, а после спохватился. — Т-тоесть раз уж мы вдвоём хотим побыть одни, может нам побыть вместе? Юноша вспыхнул от собственных слов. Ерунду какую-то сморозил, подумал он. Вот только Астрия наоборот тихо рассмеялась и приблизилась. Пришлось высоко вздёрнуть голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Винсент был самым высоким из всех послушников — именно это привлекло тогда ту госпожу, что выбрала его. Вспомнив об этом, Астрия сомкнула губы. — Это за тобой сегодня приехали? — Ну… Да. — нехотя выдал он. — Сейчас та женщина заполняет документы на меня, чтобы забрать. — Забрать… — только и выдохнула она. — А ты рад? — Не знаю. — Как это было? — Что именно? Тебе было хорошо с ней? Ей похоже очень даже, раз она вернулась за тобой. — Неважно. — приподняв уголки губ, она помотала головой. — Я… Буду молиться за тебя. — Астрия… Винсент притянул одной рукой девушку за талию к себе, другой коснувшись её макушки. Уткнулся носом в шапку, что не совсем надёжно грела девичью голову. И таким вещам послушники были рады, уж лучше чем ничего. Если секундой назад было зябко, то сейчас стало очень тепло, но скорее внутренне. От слёз лицо мёрзло больше, а руки подрагивали, но крепко сжимали ткань плотной одежды на чужой спине. И тем не менее, несмотря на душевное тепло, беспокойство болью отдавалось в висках. Воспоминания о множестве довольных лиц и рук вновь напоминали о себе. Астрия резко отстранилась, потупляя растерянный взор, чтобы не встретить напротив такой же. Далее они не проронили ни слова. Винсент знал. Видел всю боль в глазах подруги, поэтому не давил и не пытался навязаться сильнее, чем есть. И смысла более в этом не было никакого — это последняя их встреча. Это их прощание. Он протянул руку, раскрыв зажатый кулак. На ладони в хаотичном порядке лежали сласти в виде маленьких разноцветных медведей. Девушка не успела задуматься откуда он взял их, как мармеладки оказались в её руках, а сам Винсент уже уходил. И со спины было не видно, как по его щеке скатилась одинокая слезинка. Кисло-сладкий вкус с яркими нотками, напоминающие те фрукты что так редко удавалось попробовать, ввёл Астрию в восторг. Вот только уныние перевешивало, заглушало все чувства, смывая их своей горькой волной. Вкус сладости во рту отлично описывал вкус прощания. Позже теми же сутками в поздний вечер была поймана сбежавшая Роззета. Вся церковь стояла на ушах. Каждый послушник видел воочию её наказание, называвшееся «показом позора». Монахиня, что обыденно наказывала несколькими ударами крапивы за непослушание, в этот момент не жалела ни количество ударов, ни сил. В течение получаса нельзя было отворачиваться или даже отводить глаз. Священник строго следил за каждым. Роззета не сдерживала истошных криков и слёз, она понимала что это конец. Чувствовала всей душой, всеми участками израненной кожи — пришла смерть прошлой жизни, настало время бессвязного существования. Риса плакала вместе с Роззетой, но тихо, не в состоянии ни помочь, ни отвернуться. И Астрия, стоящая рядом с ней, с комом в горле с широко раскрытыми глазами внимала происходящему. Сама мысль о том, что там могла оказаться не одна Роззета, а они вдвоём, выворачивала сознание, душила остатки сил. Почему же молясь каждые день и ночь Богу, я продолжаю жить в этом аду? Наступит ли рай хотя бы в моей душе? После ухода последнего света из церкви, и без того несчастную душу поглотило отчаяние. Побег — сладкая иллюзия и жестокое наказание. Глупые мысли. Не борюсь, а барахтаюсь…Экстра. Кисло-сладкое прощание
29 декабря 2022 г. в 14:00
Самыми подушечками пальцы касались поверхности шероховатой книги. Лет ей на вид было достаточно, а сказать точный её возраст было весьма затруднительно. Художественная литература была редким гостем в комнатах послушников, а причиной сегодняшнему нахождению ей здесь оказалось Рождество. Светлый праздник, что приносил за собой в церковь свежеиспечённые булочки, возможность почитать желанное и порезвиться на улице, а именно поиграть в снежки да заняться лепкой снеговика. Поэтому сегодня в церкви было так шумно. В воздухе витал смех, слышались весёлые голоса. Это девушки обсуждали книги, которые успели прочитать за первые часы начала дня. Щебетали как птички между собой, похихикивая то над моментами из книг, то над собственными шутками. Читать Астрия же не торопилась: разглядывала книгу в своих руках, преподносила к лицу и вдыхала её специфический запах. Ей нравился запах книг, почему-то он напоминал о чём-то близком и одновременно таком далёком, но тем не менее щемящим сердце.
Мягкий луч солнца коснулся лица девчушки, что сидела ближе всего к окну. Она недовольно поморщилась, ресницы её задрожали, а после подняла с книги глаза на окно. Там пейзаж не стоял на месте: к зданию в этот момент подъехала чёрная машина, из которой выходила ухоженная дама в норковой шубе.
— Кто это приехал? Неужели за нами? — воскликнула девчушка, привлекая к себе всеобщее внимание.
Астрия устремила взор на мигом собравшуюся кучку девушек, что подобрались к говорящей, как стайка птиц к внезапному угощению. Им подавай только хлеба и зрелищ — оно и понятно, в церкви досуг пополнять особо было нечем. Они стали перешёптываться, при этом реакция у каждой разнилась: если одна о чём-то мечтательно улыбалась, то другая, хмурясь, мотала головой.
— Эта госпожа вряд ли за нами, скорее всего к мальчикам.
— Тоже так думаю, я её помню, кстати! Она приезжала месяц где-то назад, к ней Винсент ещё ходил, помните?
Астрия замерла, услышав это имя. Руки её нервно затеребили край листа на книге. От одного упоминания этого имени становилось как-то волнительно в груди и тем не менее тепло. Девушка этому сама недоумевала. Была ли тому причиной вечная улыбка на лице того юноши или вовсе просто добрый взгляд? Она в задумчивости прикусила нижнюю губу, не заметив как к ней практически бесшумно кто-то подошёл.
— Астрия опять в облаках витает. — хмыкнула Риса, главная послушница. Официально главной её никто не назначал, но так считали почему-то все остальные девочки. Возможно потому что она являлась самой смелой из всех, не боялась порой за себя и за других вступиться. — Неужели совсем не хочешь, чтобы тебя хоть кто-нибудь забрал?
Красные косы качнулись, когда девушка повернула голову в сторону послушницы. Последняя стояла в метре от неё, сложив руки на груди и глядела колким взглядом. Привычным таким взглядом, что, собственно, в новинку другой не было.
— Ну да, почему бы местной красавице уходить отсюда, когда её так любят? И поёт красиво, ни одного шрама после плетей!
— Звучит так, будто ты хочешь себе моё положение. Вот только ты действительно этого хочешь?
Последние слова Астрия особенно выделила и Риса поняла их смысл предельно ясно, а значил он вопрос о готовности выходить каждую ночь к тому или иному господину. Главная послушница сморщила недовольно нос, видимо от уязвления или вовсе вспомнив о ночной обязанности, что происходила как раз вчера.
— Ну-ну, не ссорьтесь! — вмешалась Роззета. — Уже двенадцать на часах, пойдёмте на обед.
Когда Риса являлась лидером, достаточно острой на язык, Роззета была маяком, светом, что прогоняет прочь тьму, так часто собирающуюся в сердцах и устах девушек. Её нежный голос и слова отчего-то всегда действовали успокоением на окружающих, особенно на Рису, которая в ней души нечаяла.
— В любом случае, Астрия, — продолжила Риса, смягчившись. — Тебе пора сбрасывать эту меланхолию с себя. Красивая и талантливая, а такая скучная.
Нутро красноволосой девушки замерло от таких слов. Главная послушница лишь покачала головой да поспешила выйти.
Девушки одна за другой стали покидать комнату. У самого выхода Роззета остановила Астрию за руку и шепнула той на ухо, перед тем как уйти за остальными:
— Поговорим на улице. Наедине.