ЭВАЛЛЁ
У Эваллё был чуткий сон: он проснулся сразу же, как услышал шаги и шуршание пакетов. Кто-то зазвенел ключами в коридоре, и этот звук заставил его подскочить. Дубликат ключей от квартиры был только у одного человека. Дверь в спальню открылась, и его мать зашла в комнату. Дальше последовала немая сцена. Маю тоже проснулся и непонимающе распахнул глаза. — Мама! — Эваллё машинально натянул одеяло до груди. Это был не первый раз, когда Тина заставала его с кем-то, но сейчас все было по-другому. Эту ночь он провел с Маю. — Господи, ты могла предупредить, что приедешь?! — Ну прости, — она шагнула назад к двери. — Я заскочила перед работой, привезла тебе запас еды и протеин для коктейлей. — Господи! Не делай так больше! — хрипло выдавил Эваллё. — Ладно-ладно, я все поняла. Но тебе не кажется, что нам троим следует поговорить? — на ее лице читалось желание рассмеяться, но удивление было настолько велико, что затмило все прочие эмоции. — Можно нам одеться? Повезло, что они просто спали, и она не застала их за чем-то более горячим. Сдерживаясь, чтобы не захохотать, Эваллё широко зевнул. Маю так и застыл с полуоткрытым ртом, он еще не до конца проснулся и, похоже, решил, что ему опять снится сон. По его губам Эваллё прочел ругательство. Когда Тина переступила порог комнаты, они лежали в обнимку, оба голые, но, к счастью, под одеялом. Что он только не делал, чтобы отвлечь Маю, ночка определенно была жаркая… Картину двух спящих в обнимку голых парней завершала мягкая игрушка в виде человека-паука, застрявшая в одеяле. Эваллё вытащил его для Маю в игровом автомате на прошлой неделе, и по случайному стечению обстоятельств они все вместе оказались на одном диване. Эваллё беззаботно подхватил игрушку и повертел в руках. — Черт… она расскажет моим родителям, — простонал Маю и потер заспанное лицо ладонями. Его волосы торчали во все стороны, на щеке был след от подушки. — Побежала уже звонить, — подтрунил Эваллё. — Заткнись, — вяло пробурчал Маю и толкнул его в плечо. — Твою мать… Она привозит тебе еду? — Мне некогда готовить, — пожал плечами Эваллё. — В выходные меня не бывает дома, остальное время я работаю. На часах было семь двадцать. Из них двоих только для Маю ранний подъем был катастрофой. Когда они показались на кухне, Тина уже вовсю хозяйничала: расставляла контейнеры с едой в полупустом холодильнике, сервировала стол к завтраку. Вода в чайнике начала бурлить — это был чайник с фиолетовой подсветкой, который они купили вместе с Маю; Эваллё достал из шкафчика упаковку кофе в дрип-пакетах, которую принес с работы. Маю уселся на кухонный табурет. На столе до сих пор лежал пакет из аптеки с кучей витаминов и минералов. Похоже, Маю решил закупиться на целый год. Сказал, что нужно. Эваллё удивился, но зная вспышки помешанности Маю то на прыщах, то на вегетарианстве, то еще на чем-то, не стал задавать вопросов. Без линз Эваллё видел более-менее лишь благодаря яркому солнцу, заливающему небольшую, но длинную кухню. В этом было ее преимущество: все кухонные ящики и техника помещались вдоль одной стены, напротив уютно поместился стол с табуретами и диванчик. Тина поставила перед Маю тарелку и переложила кухонными щипцами блинчики из контейнера, а потом перевела взгляд на Эваллё: — У тебя же сегодня выходной? Что-то запуталась я в твоих сменах… — Просто позвони в следующий раз и спроси, — вздохнул Эваллё, и так зная, что напоминать ей бесполезно. — А это кому? — Тина с шелестом переложила пакет с витаминами на свободную столешницу рядом с мойкой. — Зачем столько? Прописал доктор Хакола? — Понадобилось, — прозвучало загадочное в ответ. Маю взял телефон в руку. — Я предупредил Рабию, что буду ночевать у Эваллё. Она тебе не говорила? — Маю, я просто не ожидала… — Прости, надо было сказать раньше, — пришла его очередь просить прощения. Эваллё понимал, что этой ситуации не возникло бы, если бы он заранее поставил мать в известность насчет их отношений и не морочил никому голову. Эваллё протер столешницу тряпицей и снял чашки с сушилки. Неловкая пауза длилась секунд тридцать. Эваллё взглянул на мать: она была почти такой же высокой, как и он. Поскольку Тина была сама себе начальником, то и одежду на работу выбирала по своему усмотрению: летом она всегда старалась разбавить гардероб чем-то легким и цветным, и сейчас на ней были зеленые широкие брюки, кроссовки и длинная зеленая ветровка. Светлые волосы она собрала в хвост. — Давно вы?.. Маю молча глядел на него. — Начали встречаться или?.. — хмыкнул Эваллё, заливая кипятком фильтр с кофе. — Я не успеваю за твоей личной жизнью, — развеселилась Тина, щелкая крышкой контейнера и отставляя тот в сторону. — А Ионэ и Аулис? — Они по-прежнему мои друзья, мы общаемся. Я тебе и так постоянно про них рассказываю. Тина смерила Маю оценивающим взглядом: — Я что-то пропустила… Когда ты совершил каминг-аут? — Понятия не имею. В академии мне нравился один парень, но у меня не было времени на отношения, и у него была девушка. — Боже, Маю, это случайно не Эрик? Он же пропал! Совсем вылетело из головы, мы с Фреей видели новости… Прости, сейчас столько работы, я планирую… Эваллё не дал ей договорить: — Можно тебя на пару слов, — он отложил использованный фильтр и вручил Маю дымящуюся кружку. Себе Эваллё заварил обычный черный чай. Как только они оказались в гостиной, Тина сразу же накинулась на него: — Ты до сих пор ему не сказал? Почему ты этого не сделаешь? — Эваллё обернулся на дверь гостиной, боясь, что Маю услышит ее громкий шепот. — Ты же ему нравишься… Эваллё, так не поступают. — Как будто я этого не понимаю. Когда я решил все с переездом, мы только начали встречаться. Я уеду, может, только через полгода, это не так срочно. Не хотел говорить, пока все было в подвешенном состоянии. Я собирался… много раз, каждый раз что-то мешает. Скажу после дня рождения. Не хочу омрачать ему сейчас жизнь, ему и так непросто… — и быстро добавил: — Из-за Эрика и всего произошедшего. Маю важен для меня… — Поэтому ты тянешь до последнего? — Может, мне нужно было сказать, когда его отец был в больнице? — Не передергивай, ты прекрасно знаешь, что я хочу сказать. — Ну все, значит, я идиот. — Я не это имела в виду. Ладно, делай, как знаешь. Если ты считаешь, что так будет лучше, — значит, так оно и есть. Это ваши отношения, и лезть в них я не собираюсь. Вы мне оба как родные дети. Когда они вернулись, Маю жевал губу и смотрел в телефон. Дома Сатин отнимал мобильник, если кто-то пялился в экран за завтраком. Почему-то такая мелочь заставила Эваллё улыбнуться. Маю определенно нуждался в свободе и самовыражении. Эваллё и сам ощутил эту свободу, только когда начал жить отдельно. Эваллё убрал банку протеина в кухонный шкафчик, собираясь потом сделать свой любимый крем-брюле-коктейль. Тина выложила остальные блинчики на вторую тарелку. Пахло от них умопомрачительно. Домашние блины лучшие в мире. Маю сразу же потянулся за банкой своей любимой нутеллы. Тина обвела их с Маю многозначительным взглядом: — А я-то гадала, почему ты практически переехал сюда… теперь понимаю. Эваллё нравилось представлять, как они живут вдвоем; такие мечты помогали продержаться, когда было тяжелее всего. В этой квартире у Маю была своя зубная щетка, свой станок для бритья, коллекция «утренних»-«вечерних» чашек, даже нижнее белье. Маю заказывал предметы интерьера, привозил ему книги… Можно было сказать, что эта квартира стала вторым домом для них обоих. Эваллё хотелось возвращаться сюда снова и снова, он знал, что это место значит для Маю не меньше. Закончив суетиться, Тина присела за стол напротив Маю. — Ты же понимаешь, что рано или поздно тебе придется сказать все родителям? И лучше это делаешь ты сам. — Если Сатин чуть не убил Эваллё просто за то, что он купил мне телефон… — прервал начавшую говорить что-то Тину; его лицо раскраснелось, Маю вздернул подбородок, собираясь отстаивать свою точку зрения. — Да, я знаю, что там было много факторов. Телефон просто был предлогом для скандала. Но он выгнал Эваллё. — Милый, твой отец и Эваллё не ладили уже очень давно. Но это не означает, что Сатин не сможет прислушаться к собственному сыну. Начни хотя бы с того, что ты гей. Уверена, у твоего отца нет с этим проблем. Не доводи это до того момента, когда он сам застукает вас. — Затем Тина откинулась назад и обвела их обоих взглядом: — Ну вы конспираторы! Мог хотя бы мне сказать, — слегка дернула Эваллё за край майки, торчащей из штанов, а затем задумчиво покосилась на Маю: — Погоди, или ты у нас би? Парень пожал плечами. — Я говорил, что мне кое-кто нравится. Так вот — это Эваллё. И я люблю Эваллё. Эваллё был уверен, что на секунду Тина утратила дар речи, но потом быстро взяла себя в руки. — Когда Эваллё переехал… — Эй, я все еще здесь, — усмехнулся он. — Говорите обо мне со мной. — Сядь, наконец, и ешь, — снова дернула его за майку Тина, ногой пододвигая ему стул. Перестав шуршать носками по полу, Эваллё уселся рядом с Маю, они всегда сидели так, чтобы соприкасаться локтями или коленями. — Эваллё съехал, и Сатин стал мягче к нему. По-моему, это хороший шанс признаться в том, что вы встречаетесь. — Ты его защищаешь? — изумился Эваллё. — Это нужно где-то записать! Чтобы ты защищала Сатина!.. Его эго не могло поместиться со мной под одной крышей в двадцати комнатах… — хохотал он, давясь обжигающим чаем. — Между прочим, эти блины испекла для вас Фрея, — сменила тему его мать. — Еще на завтрак сырные сосиски в лаваше. На обед — посмотришь в холодильнике. Разогреть сосиски? Довольный Маю с блином в руках кивнул. — Фрея тоже не в курсе, — отозвался Эваллё. — Ох уж у этих мальчишек одни секреты. И что мне с вами делать? — Мам, и можно мы сами решим, когда, кому и что говорить?.. — произнес он с нажимом, как бы намекая на их небольшой с Тиной секрет. — Ты не против нас? — осторожно поинтересовался Маю, когда его мать достала контейнер с сочными, пышущими жаром сосисками из микроволновки и захлопнула дверцу. Кажется, даже было слышно, как шкварчит сок. У Эваллё потекли слюнки. — А что, вы убиваете кого-то? Или устраиваете террористические акты? Ерунды не говори. Любовь — это прекрасное чувство. Мы с отцом Эваллё тоже любили друг друга… — мечтательно протянула Тина. — Ладно, мои пирожочки, ешьте, я поехала. — Тина чмокнула их с Маю, и ущипнула Эваллё за живот. — Какие планы на сегодня, занятой мой? — Играю в футбол, вечером хотим с друзьями покататься на скейтах, зависаю с Маю… — Эваллё протянул руку через стол и переплел пальцы с Маю. Что за потрясающее чувство — возможность доверить свою тайну близкому человеку. Эваллё ощущал, как его распирает гордость от того, что у него такая чудесная мать. — Ешь аккуратно, а то все остальные зубы выпадут, — высказала свое напутствие Тина, Эваллё хохотнул. — Можно я просто поем? — простонал Маю; его уши слегка порозовели. — А с тобой мы еще серьезно поговорим. Я не хочу, чтобы ты ходил в свою секцию для того, чтобы потом махать кулаками на улице, — Тина указала на его забинтованное плечо. В ответ Эваллё прижал ладонь к сердцу, выражая готовность повиноваться. Маю высыпал поверх нутеллы хрустящие бело-коричневые шоколадные шарики, которые обычно добавлял в йогурт, и через секунду уже со смаком хрустел блином. Когда за Тиной закрылась дверь, Маю шумно выдохнул: — Фух! Это стоило голого позора в кровати… — Маю примерился и куснул блин. — Да ты бы видел, как она на меня посмотрела! — похрустывая, с набитым ртом бормотал Маю. — Извини, без линз я плохо вижу, — заржал Эваллё. — Моя мать не гомофобка, расслабься. Она просто была в шоке. Так что? Значит, любишь меня? — снова подтрунил над парнем Эваллё. — Конечно, придурок! Ты от меня так просто не отделаешься. Кривящийся рот Маю был перемазан шоколадной пастой. Эваллё протянул свой блин, свернутый конвертиком, чтобы зачерпнуть капельку нутеллы, к губам Маю. — Блять, забыл про временную коронку! — взвыл Маю, и Эваллё, беззвучно сотрясаясь от смеха, уткнулся носом в чашку с чаем. — Буду звать тебя Беззубиком! Маю натянул улыбку. Он откусил от блина и принялся осторожно пережевывать. — Она уже заставала тебя в постели с кем-то? — А как же, и в душ вламывалась, — пошутил Эваллё. — Перестань, — фыркнул Маю и пихнул его локтем. — Больной… Смеясь, Эваллё отшатнулся, едва не упав с табурета. Отсмеявшись, он уже серьезно произнес: — Спасибо, что признался моей матери. — Ну все, знакомство с твоими родители произошло, мы получили благословение, теперь можем пожениться. Где мое кольцо? — с сарказмом протянул Маю. Господи, и откуда только в этих звездных детях столько желчи? — усмехнулся про себя Эваллё. Он умирал, как хотел прикоснуться к Маю. Навязчивые мысли о ночи никак не шли из головы; хотелось окружить Маю лаской и заботой, уберечь от всего мира. Он должен что-то сделать, чтобы спасти Маю. Вчера у Маю была самая настоящая истерика, Эваллё всего несколько раз видел его в таком состоянии. До сих пор все сжималось внутри. В голове так и звучал его звенящий голос: «А теперь, даже если захочу, я не смогу сообщить в полицию! Во-первых, я наврал на допросе, во-вторых, столько времени скрывал убийцу! Я соучастник! Я уже посмотрел, сколько мне светит за укрывательство! Про Сатина будут везде писать — вот его сын сидит в тюрьме!.. Его выгонят из группы, а моя жизнь и так будет разрушена!» Эваллё моргнул, возвращаясь в реальность. — Легче стало? — Немного. Маю был подозрительно спокоен, словно после вчерашней истерики у него не осталось сил на эмоции. Эваллё обхватил Маю за плечи своей раненой рукой и, наклонившись, нежно поцеловал его куда-то в верхушку лба. Маю прикрыл глаза, ожидая еще поцелуев. Эваллё был благодарен своей матери за вторжение: ей удалось отвлечь Маю от мыслей о вчерашнем. Его лицо снова просветлело. Наконец-то хоть один человек знал про них с Маю. И, к счастью, это его мать. Эваллё испытывал облегчение от того, что куратор Маю не подозревал о них, а, значит, не мог использовать их отношения как рычаг давления на Маю. Эта мысль согревала. После того, как вчера Маю, давясь слезами, кратко пересказал про Эрика, допрос и встречу с куратором, доказывая, что это он виноват в смерти полицейского, Эваллё испугался, что у Маю начнется психоз. Сегодня он вообще не хотел выпускать того из поля зрения, но, выговорившись, Маю заверил, что ему уже лучше и нянька не требуется. — Ты правильно поступил, что убрался оттуда подальше. — Если бы я вчера позвал кого-то на помощь, он бы сожрал и его. Он специально устроил все это, чтобы показать, на что он способен. Я сбежал, как и в тот раз, когда увидел тот проклятый холодильник… Эваллё сдвинулся на табурете чуть назад, чтобы можно было обнимать Маю со спины. До сих пор не верилось, что монстр из рассказов Маю, убивший полицейского, и профессор, которого Эваллё мельком видел в академии — один и тот же человек. Окружающие даже не догадывались, что скрывается за маской внимательного и учтивого преподавателя. Вчера Эваллё настоял, чтобы Маю добавил его номер в черный список и заблокировал переписку. Но он даже не подозревал, что у Маю уже есть чудовищный план.* * *
САТИН
Основная часть работы была закончена, все разъехались и в студии остались только они с Маю. Сатин планировал еще немного погонять сына. Маю лениво развалился на диване с чужой гитарой и наигрывал одну из незаконченных песен. Планы уже расписаны до конца лета: четырехдневный рок-фестиваль, следом выпуск сингла. В августе они с Рабией улетают в отпуск на две недели, осенью состоится короткое турне с программой в поддержку сингла, и параллельно они продолжат работать над новым альбомом, который запустят уже в следующем году. Участие Маю в работе над альбомом нигде не было официально подтверждено, Сатин рассчитывал на эффект внезапности. Его основная идея заключалась в том, чтобы записать совместный альбом с Маю, используя таланты сына. Парни из группы сразу поддержали эту мысль, согласившись, что Маю получит бесценный опыт. В академии Маю занимался вокалом, танцами, сценическим мастерством и окончил курсы игры на синтезаторе, также прошел курс классической гитары и пробовал себя на басу; было решено записать несколько партий на клавишных и попробовать Маю в качестве бэк-вокалиста. Сатин хотел, чтобы у сына было представление о профессиональной группе. Работу над альбомом Маю вполне мог совмещать с учебой в двенадцатом классе и репетициями в драмкружке; Сатин какое-то время сомневался, будет ли такая нагрузка Маю по силам, но его сын опроверг все сомнения. Сатин видел в своем талантливом ребенке стремление чего-либо добиться и был только этому рад. О своих планах он намекнул на пресс-конференции, но не хотел, чтобы об этом стало известно раньше выхода альбома. Прежде чем изложить Маю свой замысел, Сатин переговорил с женой. Они с Рабией решили не ограничивать свободу ребенка в саморазвитии. Это был отличный шанс узнать, на что способен их сын, и помочь ему определиться с дальнейшей карьерой. Сатин давал шанс Маю поработать с ним в одной упряжке, и если в конце концов Маю решится — выйти с ним на одну сцену в рамках будущего альбома. В дальнейшем, уже имея опыт выступления на большой сцене, Маю будет легче получить работу в музыкальном театре, либо где-то еще — или начать сольную карьеру. Руководство пошло на эту авантюру благодаря ходатайству участников коллектива; все решили, что этот эксперимент привнесет в имидж группы новизны, разнообразит репертуар и привлечет массу внимания со стороны масс-медиа. С появлением Маю атмосфера в группе ощутимо изменилась. Каждый был более сосредоточен на работе, меньше срывался, парни старались произвести на Маю впечатление и зарядить его нужной энергией; показать, на что способен каждый из них и позволить ему раскрыться самому; каждый норовил подсказать, дать дельный совет, указать на технические ошибки. Это был прекрасный обмен опытом. Для многих Маю открылся с новой стороны; Сатин неоднократно слышал, что его сын, мол, такой же упертый, как и он — и мало кто ожидал от восемнадцатилетнего парня столь серьезного подхода к делу. Первые дни Маю еще терялся, нервничал, из-за чего совершал простые ошибки, но сегодня наконец он смог собраться и показать класс. Лоуи, тесно работающий с Маю, остался доволен. После трех часов корпения над синтезатором Лоуи увел Сатина на пару минут, чтобы переговорить с глазу на глаз. Лоуи разложил по полочкам слабые и сильные стороны Маю и долго хвалил его сына: объективно Сатин понимал — не без причины. По-хорошему, Маю не следовало забрасывать академию, тем более он уверенно шел в числе лучших; голос и манера исполнения Маю идеально подходили для мюзиклов. Тот впитывал все как губка и старался изо всех сил. У Майре был удивительный голос, и, похоже, поставить сына на бэк-вокал оказалось его лучшей идеей. Маю буквально чувствовал ноты, легко схватывал на слух. Сегодня как раз они прогнали несколько старых песен с партией Тео, несмотря на принципиальные различия в тембрах, манере, высоте и диапазоне голосов, Маю справился на отлично. Он легко брал более высокие ноты, подчас даже Сатину не хватало такой эластичности связок. Для его сына будто не существовало понятия «невыполнимо»; кроме того Маю умел подражать его голосу, чем шокировал всех. После их «прогонов» группа получила полное представление о музыкальных способностях Маю. Сатину предстояло написать программу альбома специально с расчетом умений Маю, а он хотел показать всем, на что способен его сын. Легче всего Маю оказалось сойтись — кто бы знал — с Яромиром. Вероятно, потому что их новый гитарист — единственный, кто ничего не требовал от Маю, и сам только-только стал частью команды. Когда они уже закруглялись, Маю достал макбук и дал ему прослушать трек. Музыка принадлежала самому Маю: парень записал партию на синтезаторе, гитаре и вокал, а потом свел в один трек. Следом Маю запустил запись гитарных рифов, которые легли в основу композиции. — Моя песня для драмкружка, пока это так, зарисовка, я еще не закончил, — это мой пропускной билет, — воодушевленно тараторил Маю. — Кто-то снимет тикток, а одна девчонка пришлет видео с шоу-талантов. Кто-то, я знаю, даже заморочился с рекламой мюзикла и составил целый пиар-план… — Это что, требования сейчас такие? Снять тикток? — Нет, но так проще получить место в драмкружке. В конце августа будет что-то вроде прослушивания и собеседование. Если ты пришлешь крутое видео с шоу-талантов, при этом что-то прошепчешь на прослушивании, на твои ошибки даже не обратят внимания. Короче, шансы попасть в театральную труппу возрастают в сто раз. Сатин старался разобраться во всей этой новой системе; рассказы Маю и Фреи иногда ставили его в тупик: дети сейчас пошли особенно продвинутые, многие вели свои блоги, тиктоки, заполняли ежедневники с делами, снимали рекламу, изучали по несколько иностранных языков, посещали психотерапевта. Сатина до сих пор все это приводило в недоумение; он ощущал колоссальную разницу между новым поколением и тем временем, когда он сам ходил в школу. Несмотря на то, что он рано начал зарабатывать деньги, сознательность к нему пришла гораздо позднее. — Заявление на участие я уже подал. Не то, чтобы у нас в гимназии большой конкурс… просто все друг друга знают уже давно, а я только в апреле перевелся… В августе станет известно, примут ли меня в школьную труппу. Я слышал, что планируют ставить мюзикл, как раз это будет на обсуждении в начале учебного года. Многие хотят поступить в престижные вузы. Кому-то не хватает мозгов, чтобы получить призерство на олимпиадах, вот и лезут. Тот же Рон, он был капитаном футбольной команды и состоял в драмкружке одновременно. Учителя просто закрыли глаза на его знания, решив, что он и так одаренный гений. — Я знаю, что ты собрался участвовать в олимпиадах. — По алгебре и геометрии, — согласился Маю. — Но мне вроде как положено, потому что я набрал максимальное число баллов. Завершив на сегодня, они решили выдвигаться домой. Сатин убедился, что выключил все приборы, и подхватил свою сумку. Маю быстро убрал ноутбук в рюкзак и застегнул молнию. Вдвоем они спустились на подземную автостоянку. Вокруг было тихо; возникло молчание: после долгого дня каждый думал о своем. Когда они сели в джип, Сатин опустил стекло. Воздух был тяжелым, как перед дождем. Вечернее небо стремительно мрачнело. Сатин бросил взгляд на маркие белые брюки Маю, покрытые кадрами из манги. — Что случилось с твоим зубом? — спросил он, выруливая с парковки. Маю оторвал удивленный взгляд от телефона. — Твоя сестра сочинила историю про сникерс. Рабия уверяет, что у тебя был гнилой зуб и он сам раскрошился. Осталось послушать версию твоей тети. В преддождевых сумерках глаза Маю казались еще зеленее. Он дважды тяжело вздохнул, прежде чем ринуться в бой. — Я подрался. — Это было бы самым нормальным объяснением, — спокойно заметил Сатин. Нечто подобное он и ожидал, хотя затевать драку было совсем не в характере Маю. — С Роном и его больным на голову братом. — Маю, я не понял, кажется, ты мне обещал, что с ними не будет проблем. — Их было семеро, а нас с Эваллё двое. — Какого черта ты в это полез? — Сатин прибавил скорость, надеясь поскорее добраться до дома. На лобовое стекло упали первые капли. Погода стремительно портилась. — Можешь назвать мне причину, из-за чего эти двое забивают вам стрелку? И причем здесь вообще Эваллё. Тина в курсе, чем занимается ее сын? — видя, что Маю снова уставился в свой телефон, Сатин потянулся к нему и отобрал мобильный, сунул в бардачок. Маю недовольно фыркнул и откинулся затылком на спинку кресла. Шоссе было свободно, стрелка на спидометре росла. — Я пригласил Куисму на свидание, об этом ты и так знаешь. Рон каким-то образом узнал, над ним начали стебаться, типа я провернул все это у него под носом, а он такой лох. После этого он взбесился и наехал на меня в туалете, Эваллё об этом узнал и в день открытых дверей облил его машину полиэфирной смолой. Рон даже на работу к нему приходил, угрожал судом, и я не знаю чем еще… — Маю, вы оба совсем рехнулись?! — грубо оборвал Сатин. У него даже голова разболелась. — Какой нахер еще смолой?! — Рон настучал своему брату, — перебил его Маю, — а Хезекил и так терпеть не может Эваллё, он — гомофоб. Короче, он позвал своих дружков, а те вконец отбитые. Эваллё бы ни за что не сбежал как трус, а я не мог бросить его одного против семерых. Короче, мы подрались, и мне сломали зуб, — на одном дыхании выпалил Маю. — У Рона нет никаких доказательств против Эваллё, этот придурок просто хотел отыграться на нас. Я его и так дико выбешиваю, потому что я твой сын, потому что я тусуюсь с Эваллё, потому что я хорошо учусь, потому что я нравлюсь Куисме, потому что многие хотят со мной общаться… — Маю резко замолчал. Все, кажется, выдохся. Сатин просто отказывался поверить в услышанное. Его тихоня-сын ввязался в какие-то разборки. — Разумеется, я не мог тебе всего рассказать, ты бы начал психовать. — Ты хоть немного соображаешь? Семеро… А если бы они тебя покалечили или убили? Всыпать бы вам с Эваллё! А с ним я разберусь… — Вот поэтому я не хотел говорить! Ты сразу начнешь искать повод наехать на Эваллё. А он же не виноват. Он защищал меня. — Тоже без мозгов. И чем же закончилась ваша драка? — Сатин крепче сжал руль. В висках стучало. Чем больше он думал об этом, тем сильнее трещала голова. — Рон ступил и вызвал полицию, кто-то успел сбежать, а остальных забрали в участок. Хезекил готов убить Рона за это. Им обоим сейчас не до меня. — Ты в своем уме? Маю, с твоими мозгами, мне казалось, ты должен понимать, что такая дурость не приведет ни к чему хорошему. Зачем ты вообще позвал Куисму на свидание? — Хотел кое-что понять. — Твою мать... и что же? Сатин выставил локоть в окно, чувствуя, как его тело овевает теплый дорожный ветер. Ему нужно было немного остудить голову. Маю смерил его взглядом. — Я пригласил ее с подругой в «Римскую рапсодию», там есть номера на втором этаже. — С подругой? — у Сатина вырвалось что-то среднее между стоном и смехом. — Ты хотел переспать сразу с двумя? — Тогда мне было плевать на Рона. Куисма — классная девчонка. Я хотел убить время, оттянуться, — Маю взъерошил челку. — Но мне не понравилось. По правде сказать, это было ужасно. Сатин даже сначала не понял, что имел в виду Маю. Он не понимал намеков и терпеть не мог, когда отвечали увертками. Поднялся пыльный ветер. Сатин вдыхал запах разгоряченного мокрого асфальта и пыль с дороги и старался взять себя в руки. — Ты хочешь сказать, что не смог? — А что если я гей? — с вызовом бросил Маю. Сатин проехал еще немного вперед, прежде чем съехать с крайней полосы на обочину. Какое-то время они просидели в тишине. Сатин отпустил руль и потер шею. — Когда ты это решил? — наконец задал он вопрос. — В академии мне нравился один парень… но тогда я еще не знал. — И какие планы? Тебе кто-то нравится здесь? — Сатин взглянул на Маю. — Все сложно, — тихо ответил Маю, глядя в боковое окно на дорогу и проносящиеся мимо автомобили. Кадык на его горле дернулся. Первая мысль была: возможно, его потенциальный парень — натурал, тогда действительно это проблема. — Знаешь, что меня больше всего бесит? — Маю по-прежнему игнорировал его взгляд. — Ты решил, что недостаточно мне доверяешь, чтобы рассказать об этом раньше. — Я хотел как лучше. Думал, что смогу тебя подготовить… к этой новости. Я планировал сказать вообще не так. — И как же? Привести к нам в дом своего парня, чтобы познакомить нас? Маю неопределенно пожал плечами. Все ясно, дальше можно не продолжать. — Это точно? — Что-то даст, если скажу, что у меня встает на парней? Сатин неопределенно махнул рукой, как бы говоря: забей. По крыше забарабанил дождь. Сатин включил «дворники». — Рабия знает о твоей ориентации? — Нет еще. Не было подходящего момента… Конечно, на каникулах подростки очень заняты, подумал Сатин с иронией. — Я слышал, ты ездил на выставку в Хельсинки? Ходил на свидание? Маю хмыкнул. — Ну да, как же. Вот можно теперь без всех этих подколов? У меня была встреча с профессором Стенваллем, — в интонации Маю сквозила насмешка. Сатин так и не понял выражение лица сына. — А я уже было подумал, что больше ничему не удивлюсь, — пробормотал он, возвращая взгляд на дорогу. — В Хельсинки открылось новое арт-пространство. Мы просто встретились, он знает, что я поступил в гимназию и хочу попасть в драмкружок. Он был моим куратором в академии, если ты забыл, у нас много общих тем. — С которым вы не сошлись во мнениях. Да, Маю, я помню. — Сатин прошелся пальцами по волосам, собираясь с мыслями. — Между вами что-то есть? Мне стоит об этом знать? Маю дернулся, как от удара. — Нет! Не в этом смысле! Боже… — Он закричал так резко, что Сатин невольно поморщился: головная боль только усиливалась. У Маю вырвался истерический смешок. — Не важно… — Парень закатил глаза, потом насупился и принялся объедать губу. В нем так и бурлили эмоции, Маю весь напыжился. — Не знал, что вы такие приятели. — Зашибись просто… — Маю явно не хотел продолжать тему. Сатин почувствовал облегчение. Он ожидал услышать историю о разбитом сердце и совращении малолетних. Тогда бы он просто убил этого профессора. Этот короткий разговор перевернул все с ног на голову. Подумать только! Маю настолько отдалился от них с Рабией, что боялся признаться в своей ориентации. Может, даже этот куратор уже в курсе? — В свое время мне не хватило поддержки родителей, а я ведь был гораздо младше тебя, — сказал Сатин, тщательно подбирая слова: такого с ним давно не было. Он не хотел, чтобы, совершив признание, Маю чувствовал себя одиноким и ненужным. — Когда стало известно о моей ориентации, разразился скандал. Я хочу сказать, что если тебе нужно выговориться, я не собираюсь тебя осуждать. Но если кто-то хочет склонить тебя к тому, чего ты не можешь сделать, или пытается оказать на тебя давление, мне следует об этом знать. — Спасибо, правда, я это ценю. Но я уже все сказал. Сатин решил было, что Маю теперь промолчит всю оставшуюся дорогу, но тот неожиданно спросил: — Ты не расстроился? Ну, я не женюсь, и у тебя будет меньше внуков. Слова Маю его рассмешили. И чем только голова Маю забита! — Поверь мне, о внуках я еще не задумывался. Или ты думал, что я сейчас расплачусь от этой новости? — весело поинтересовался Сатин. — Я немного шокирован, не буду скрывать, но точно не расстроен. Удерживая руль левой рукой, Сатин коснулся холодной ладони Маю своими горячими пальцами. Короткого прикосновения хватило, чтобы расшевелить Маю и заставить его улыбнуться. — Мне сказать Рабии или сам это сделаешь? — Сам. Тетя уже знает. — Ну конечно. Тина оказалась для Маю гораздо более близким человеком, чтобы все ей рассказать, — в отличие от отца с матерью. Это сильно задевало, однако, представляя, каково пришлось самому Маю, совершившему каминг-аут, Сатин старался скрыть свои чувства. Сейчас его мнение не так важно, по сравнению с тем, что испытывает сам Маю. А тот наверняка хочет обрести поддержку в его лице. Сатин вспомнил собственный каминг-аут, и у него, несмотря на духоту, мурашки поползли по коже. Он снова провел рукой по волосам. Пытаясь отвлечься, он вспомнил о просьбе Тайсто. — Утром из аптеки пришел заказ, который оформил для тебя доктор Хакола. — Что за заказ? — Препараты от бессонницы. Я отдам тебе рецепт, там прочтешь новую дозировку. Маю с недоумением смотрел на него. — Но старая дозировка работает… — Эваллё попросил меня об этом, он обратил внимание на твое состояние. Ты становишься гипервозбужденным и нервным. Попробуем сменить таблетки и уменьшить дозировку. — Эваллё не мог сначала поговорить со мной, прежде чем просить тебя? Это же меня касается. — Маю, я не знаю, сами разбирайтесь с ним. Но он заметил то же, что и мы с Рабией. Ты просто не знаешь, к каким последствиям все это может привести, если вовремя не скорректировать курс. Маю раскрыл рот от возмущения, но больше спорить не стал. — Рабия тебе ничего не говорила? — спросил Маю, когда они снова выехали на дорогу. Дождь разошелся еще сильнее. Сатин включил спокойную расслабляющую музыку. — О чем же? Может, я должен узнать еще о чем-то? Маю вдруг нервно рассмеялся, но так ничего и не ответил. Желая поднять сыну настроение, Сатин предложил прогуляться, попить кофе в какой-нибудь кофейне, пообщаться. Маю скептически выглянул в окно, но дождь уже еле моросил. Припарковавшись на покрытой лужами парковке, Сатин захватил зонт-трость, телефон и выбрался из джипа. На голову для маскировки натянул бейсболку, которая нашлась в машине, и, несмотря на дождик, спрятал глаза за солнцезащитными очками, без которых просто не мог передвигаться по городу. Сатин раскрыл огромный зонт, и Маю сразу нырнул под него. На свежем воздухе головная боль чуть ослабла. Прогуливаясь, они обсудили подработку Маю, планы на оставшиеся каникулы. Маю хотел попробовать писать музыкальные обзоры и рецензии для заказчиков, кроме того он уже договорился с парой ребят, позаниматься с ними по школьной программе — если будет удаваться, он сможет подрабатывать репетитором в течение учебного года. Сатин не понимал, когда Маю собирается все успевать, но судя по сияющим глазам сына, тот совершенно не переживал по данному поводу. Постепенно они сошли с темы и снова вернулись к каминг-ауту Маю. Он предложил Маю погулять, чтобы спокойно обсудить все и дать парню возможность выговориться, если что-то тревожит. По себе зная, насколько важно одобрение близких, Сатин хотел, чтобы каминг-аут сына прошел максимально безболезненно для него. — Хочешь поговорить об этом? — спросил Сатин, когда они под дождем брели по парку, наслаждаясь легкой прохладой и свежестью зелени. — Извини, от меня у тебя раскалывается голова, — заметил Маю, шагая рядом по каменной дорожке. — Я вывалил на тебя все. — И что, после того раза ты больше не пробовал сойтись с кем-то из подруг? — Он старался выражаться помягче, пытаясь отыскать правильный подход к Маю. Найти нужные слова оказалось совсем непросто. Он знал, насколько важен этот шаг для Маю и не мог оставаться в стороне, делая вид, что ничего не происходит. — Нет, — неохотно отозвался парень. — Мне уже хватило, спасибо. — Думаю, можно не напоминать, чтобы ты предохранялся, если не уверен в партнере. Я не против, хочу сказать… Можешь привести его к нам на ужин, когда у тебя появится парень. — Сатин понял, что ему любопытно, кого выберет его сын, в нем даже проснулся какой-то азарт. Маю потирал грудную клетку через футболку. Уверял, что этот синяк уже не болит. Иногда его взгляд вдруг замирал, а лицо превращалось в неживую маску. Сатин понятия не имел, что происходит с ним, и надеялся, что Маю достаточно откровенен с ним. Сатин приобнял его рукой за плечи и ниже опустил зонт. — Пока все слишком быстро для меня… — наконец произнес Маю. Они гуляли еще час, а потом отыскали поблизости кофейню. К тому времени дождь закончился, воздух был напоен влагой, снова потеплело. Маю ограничился белым чаем: пришлось проявить строгость и запретить Маю пить кофе и крепкий чай, в ответ на что ребенок потребовал оставить Эваллё в покое и не ругать его из-за всего произошедшего. Сатин и так не собирался распекать Эваллё, зная, что у того буквально через пару дней день рождения. Уже тогда он понял, что упускает из вида нечто важное, но все его мысли были о признании сына — остальное отошло на второй план. Возможно, он потом будет корить себя всю жизнь, что вовремя не вмешался. Он почувствовал какую-то тревогу, но не мог найти ей объяснение. В кофейне начался вечерний кинопоказ, и они остались до конца фильма. Маю не ушел из кофейни, пока не упросил продать ему те чашки, из которых они пили, и минут пятнадцать решал этот вопрос с менеджером, но добился своего. На следующее утро Сатин увиделся со старым знакомым, у которого выкупил гитару, принадлежащую когда-то одной из легенд рок-н-ролла, с инициалами, выцарапанными на корпусе с задней стороны. Гитару вместе с чехлом он спрятал в комнате Маю, собираясь отдать ее сыну в качестве подарка. Он хотел, чтобы каминг-аут стал для ребенка радостным событием и чтобы дома Маю чувствовал себя в безопасности.