Внутри тебя - 2

САТИН

             Группа «Храм Дракона» являлась главным хедлайнером летнего масштабнейшего опен-эйра финской музыки на громадной арене «Europa Stadiumi» в Хельсинки. И сегодня, восемнадцатого июля, в субботу, они зажгут публику.       Накануне вечером вся их гигантская команда, весь стафф «Храма Дракона», включая охрану, поместились в огромный автобус с эмблемой и изображением группы и выехали в сторону фестивальной площадки, находившейся на окраине Хельсинки. За ними ехал большой фургон с техникой. Еще на въезде они заметили длинные вереницы припаркованных авто, внедорожников и микроавтобусов; для артистов была выделена отдельная стоянка — за огромным специально оборудованным для мероприятия полем. По пути их встречала неформально разодетая молодежь, анимешники, косплееры, фрики, даже девушки в эльфийских нарядах с коронами в распущенных волосах. Из-за этого столпотворения и постоянно снующих на дороге туда-сюда автобус продвигался ужасно медленно. Им радостно махали, то и дело раздавались девчоночьи визги. Чем дальше от сцены, тем больше пестрело шатров и палаток тех, кто приехал издалека и рассчитывал остаться на фестивале на несколько дней. Распорядители опен-эйра оборудовали туалеты и поставили кафе под навесом с десятками столиков — обо всем Сатин читал в программке и на сайте мероприятия, а сейчас видел воочию.       Вся прелесть данного фестиваля заключалась в том, что ускоренный саундчек проводился прямо на глазах у зрителей. Сегодня впервые со сцены зазвучит новый дуэт: Яри заметно волновался — Сатин чувствовал это по напряжению в голосе парня. Они уже выступали с Яри на «домашнем» концерте на дне рождения Эваллё, но тогда не было многотысячной толпы, следящей за каждым твоим шагом. Две последних недели они репетировали песни в новом составе и продолжали работу над августовским синглом. Вокал Яри, сильно отличавшийся от вокала Теуниса, заметно повлиял на звучание старых песен: со многим Сатин был не согласен, но в конце концов было решено оставить как есть. В тесном сотрудничестве с новым менеджером и звукорежиссером полностью отработали все нюансы предстоящего выступления. Программа выступления состояла из восьми наиболее известных песен, часть из которых была общепризнанными хитами и занимала верхние строки хит-парадов и музыкальных чартов.       На концертную площадку они прибыли уже в темноте. Для группы был приготовлен трейлер-гримерная со всеми удобствами, небольшой кухней, зоной отдыха и кондиционером. И второй трейлер для персонала и охраны.       Парни раскидали свои вещи, гитары, сумки, бутылки с газировкой, пачки сигарет — засрав помещение буквально за пять минут.       До глубокой ночи у них вовсю кипела жизнь: кое-кто из ребят и техперсонала подцепил себе подружек или влился в чужую компанию, кто-то бухал и оттягивался как мог, Яри отправился на блогерскую сходку, а кто-то просто завалился спать. Сатин, вдвоем с Валто, примкнул к знакомым музыкантам и проторчал с ними, выпил всего две банки охлажденного пива, опасаясь застудить горло. К середине ночи все более-менее угомонились.       С самого утра девочки-стилисты принялись за работу. Пока парни пили кофе и уплетали свои сэндвичи и шоколадные батончики, Кирсти и Ева трудились над сценическими образами.       Пробило только десять, а за стенами трейлера уже градусов тридцать пять, палит адски. Приняв душ, Сатин закинул в себя таблетку от головной боли, боясь очуметь от жары. Из соображений безопасности они вырезали из программы все пиро-эффекты и добавили больше охлаждающей техники. Кто-то поставил кондиционер на семнадцать градусов, и внутри фургона теперь можно было отморозить задницу. Не хватало свалиться с простудой. Так и не выявив виновника, он быстро выставил двадцать пять градусов.       За утро рабочий накал достиг предела. Они обсудили свое расположение, выход участников, сет-лист и порядок эффектов, еще раз прогнали план; программу выступления Сатин помнил наизусть и готов был немедленно выйти на сцену. А пока оставалось время, парни пилили тиктоки, глушили минеральную воду и прикалывались друг над другом. Яри включил видео с прошлого выступления, и обступившие его Валто и Топиас высказывали идеи, решая в последний момент внести кое-какие изменения. Сатин слышал только грохот музыки и приглушенный голос из видео, все это время он обменивался голосовыми с Рабией. С женой он спорил несколько дней, убеждая ее пройти в закулисье и наблюдать оттуда, они едва не поругались, помимо всего прочего он беспокоился, что громкий звук может навредить ребенку. Рабия считала, что беременность — это не болезнь, кроме того она отлично себя чувствует для беременной. Однако все же согласилась надеть Hi-Fi беруши на время концерта.       Сатин натянул удлиненную белую майку, поверх которой надел черную широкую с низким воротом. Ворот черной был чуть скошен, благодаря чему майки одна поверх другой выглядели асимметрично. Образ завершали высокие черные кеды и потертые брюки из денима с рваными коленями и двойной цепью, торчащей из-под маек. Сатин не любил, когда вся группа обвешана цепями, считая, что это выглядит дешево, и позволил нацепить на себя только одну цепочку. У каждого на одежде изображение с мерча группы — два дерущихся дракона, у Сатина он был вышит темной нитью на спине верхней майки. Сатин немного прошелся взад-вперед, чтобы понять, удобно ли ему. Брюки сидели слишком низко на бедрах, но в целом сойдет.       Ева подвела его к зеркалу у гримировального столика и указала на слегка надрезанный ворот черной майки:       — Я надрезала вот тут. Можешь смело рвать. Из-за жары директор предлагал выпустить тебя топлес, но я предупредила, что его идея может тебе не понравиться.       Кирсти аккуратно уложила волосы, оставив несколько прядей спадать в беспорядке. Отросшая челка лезла в глаза. Сатин не стал использовать черные линзы, как в прошлый раз.       Топиас даже во время макияжа не расставался со своей новенькой бас-гитарой: все уши прожужжал, какая она, мол, потрясная и сколько он угрохал бабла. На нем еще были двухцветные штаны спортивного кроя: одна штанина белая, вторая черная, — с футболкой с шипами сразу бросались в глаза издали. Неделю назад он продул спор и теперь сидел с пепельно-синей шевелюрой. Новоиспеченный басист, глядя на Сатина, шутливо свел разноцветные светлые брови над переносицей. Сатин протянул руку с кофе, и они чокнулись пластмассовыми стаканчиками.       Лоуи выпендривался новыми дорогущими кроссовками, купленными специально для выступлений — и уже успел достать каждого. Они еще долго валяли дурака с Армо. Сатин явно что-то пропустил, когда поднял взгляд от телефона: под всеобщий гогот Лоуи замахивался на ударника кроссовком, а тот в отместку подставил ему подножку. За всем этим показушным весельем и внешней бравадой Сатин ощущал в Лоуи какой-то надлом. Парень все больше молчал, занятый своими делами. За долгое время это было первое выступление без его брата.       Армо намотал на голову темный платок, покрытый изумрудными драконами. Сегодня ударник был топлес, и каждый мог полюбоваться на его загорелую, а точнее сгоревшую, грудь. Парни заметно упоролись, и все утро шутки были только про «зажаренную курочку».       Единственный, у кого был нормальный загар, — Валто, успевавший загорать и зимой и летом в солярии. На гитаристе была светлая майка с глубоким вырезом, торчащая из джинсов с огромными дырками. Заметив его взгляд, Валто сделал неприличный жест языком, и Сатин в штуку запустил в него пустым стаканчиком из-под кофе. Они и так загадили весь трейлер, так какая уж теперь разница!       Последним прибыл Клиф с электроскрипкой, и Кирсти сразу же принялась за дело. Краем глаза Сатин наблюдал, как девушка возилась с его светлыми волосами, заплетенными в косички, сооружая на голове черт-те что. Такие же светлые бородка и щетина почти сливались с его белой кожей; сегодня он вдел весь свой пирсинг, чтобы походить на ежа.       Песни они выбрали не самые простые для исполнения, тщательно продумав порядок. За час до выхода еще раз прогнали весь план и оговорили детали, Сатин дал возможность высказаться каждому и озвучить свои идеи. Сегодня с ними также был Алексей в качестве поддержки.       Отлучившись в туалет, быстро принял противосудорожные транквилизаторы, выписанные Тайсто, и запил все это крепким двойным эспрессо, который приготовила новый менеджер — прекраснейшая женщина с венценосным именем Диана. Док был убежден, что транквилизаторы помогут снизить тревожность. Препарат не обладал снотворным эффектом; почти сразу Сатин почувствовал себя лучше, он был уверен, что тварь внутри останется под замком.       Когда он вновь уселся в кресло, Кирсти наложила ему легкий макияж и закрепила сверху фиксатором, чтобы тот не потек на жаре.       Распевался он прямо на кухне, дожидаясь, пока кофеварка сварит ему еще кофе. В этот момент с перекура вернулся Валто, за ним в трейлер протиснулся кто-то еще. Сатин оказался застигнут врасплох. На пороге стояла Рабия: ее волосы были стянуты в гладкий хвост, а фигуру облегало крошечное черное платье с треугольным вырезом на боку и портупеей, выглядела она сногсшибательно. В руках Рабия держала чехол с камерой. Он обхватил жену и крепко поцеловал. У нее были такие ярко-красные губы — и это чертовски сводило с ума.       — Кто пожаловал! — сразу оживился Армо, — Сейчас вся семейка блогеров подтянется! Вы только посмотрите на нее! За такую красоту можно умереть! Не боишься располнеть? — Рабия засмеялась и показала ему фак. — Чему только учишь ребенка! — воскликнул он в притворном ужасе, и ребята заржали. — А где вторая красотка? — Как только Рабия оторвалась от Сатина, парень дружески обнял ее.       — Молодежь сегодня сама по себе, — объявила Рабия. — Фрея поехала с подругами, у них своя тусовка.       Сатина больше интересовало, куда запропастился Маю, даже не читавший его сообщения.       Рабия обнималась с каждым из парней. Яри явно еще не привык к его жене и выглядел слегка сконфуженно, но Рабия первой обняла его за плечи, тепло приветствуя.       Сатин вновь прижал к себе жену, вдыхая запах ее шампуня и сигаретного дыма. Рабия временно перестала использовать свою любимую воду, боясь тошноты, но токсикоза так и не было.       — Выглядишь зверски сексуально, — прошептала Рабия своим хрипловатым голосом и запустила горячие ладони ему под одежду. От прикосновения ее пальцев по позвоночнику тут же пробежала жаркая волна. Сатин почувствовал легкое возбуждение.       Вскоре собралась вся команда, включая Диану и звукорежиссера Берга, чтобы еще раз поздравить их с беременностью. До Сатина, для которого первые две беременности Рабии, прошли как в тумане, только сейчас понемногу начало доходить, что в действительности их ждет в скором будущем. Он больше не был восемнадцатилетним юнцом, девушка которого залетела. Теперь все было осознанно, и он больше не мог сбежать как раньше — в пьяный угар, занюхать дорожку, употребить черт знает еще какой дури и пропасть на несколько дней только потому, что не знает, как быть тем и делать то, что от него ждут.       Затем они с Яри коротко потолковали, и Сатин ободряюще хлопнул парня по спине.       — Считай, этот концерт — твой вступительный экзамен, — сказал он. Сегодня Яри впервые выступит перед огромнейшей аудиторией и сыграет соло — от успеха зависит слишком многое.       — Ручаюсь, у нас все получится, — отозвался парень, держась просто восхитительно уверенно. Сатин кивнул.       Перед самым выходом на сцену Яри исчез минут на десять, чтобы встретить кого-то из друзей и подписчиков. Диана отправила с ним охранника и велела не покидать закрытую зону.       В начале пятого подошла очередь «Храма Дракона».       — Ни пуха ни пера, детка! — Рабия поцеловала его напоследок, куснув за губу.       — Они совершенно отбитые, так что расслабься, — усмехнулся Лоуи, заметив взгляд Яри.       Сатин по-быстрому прыснул обволакивающим спреем в горло и запрокинул голову, выждав, пока раствор осядет. Проверил передатчик на поясе и поплотнее вставил наушник.       Валто и Топиас подхватили свои драгоценные гитары, с которыми не расставались, и зашагали к выходу. Обе гитары Яри, соло и ритм-гитара, уже были на сцене.       Когда они покидали трейлер, и солнце ударило по голове, он едва не упал в обморок. После морозильной камеры жара показалась просто убийственной; сосуды в его голове, казалось, сейчас лопнут.       Техгруппа, занимавшаяся установкой аппаратуры, уже ушла со сцены.       — Наш выход, телки! — прогорланил Армо, вызвав всеобщее бурное одобрение.       — Шоу начинается! Погнали! — подхватил Валто и все они собрались в круг, обхватывая друг друга за плечи.       Их встретил рев толпы. Сотни глоток вопили, бурно встречая своих кумиров. Сатин почувствовал, как затрепетало сердце в радостном предвкушении. Он искренне любил свою работу и гордился группой. Выходя пред взоры тысяч людей, он ослепительно улыбнулся и помахал руками.       У сцены была настоящая давка, все лезли вперед, толкались. Они с парнями занялись своим делом: проверкой звука, подключением инструментов к усилителям.       — Привет, Хельсинки! Меня слышно? — в шутку бросил Сатин, проверяя микрофон. — Как настроение?       Ему ответил оглушительный рев. Воздух будто слегка завибрировал.       Сатин засмеялся, а потом от души закричал, заставляя толпу визжать от восторга. Валто с электрогитарой приблизился к краю сцены и выдал несколько аккордов. Кто-то из девушек завопил: «Я люблю вас!».       Лоуи нетерпеливо притоптывал за синтезатором. В качестве приветствия он наиграл несколько нот одной из узнаваемых мелодий, и народ, решивший, что концерт уже начался, с воплями рванул вперед, налегая на впереди стоящих людей и ограждение.       — Ах, как жарко! — воскликнул Сатин, чтобы еще больше подстегнуть публику. — Я вижу, вы рады нас видеть!       — ДААААААААА!!! — Дрожь отдалась в микрофон, кончики пальцев как будто пронзил заряд тока.       Вся подготовка заняла минут пять. Краем глаза Сатин наблюдал за толпой на поле и выискивал жену и детей. Узрел несколько знакомых лиц фанаток, бывавших на каждом его концерте.       На сцене работали вентиляторы, но дышать все равно было нечем.       Вскоре загремело вступление к одной из наипопулярнейших песен. Вся площадка завизжала, со всех сторон слышались вопли и восторженный гомон. Народ мгновенно оживился, громыхнули аплодисменты. Сатина переполняло радостное возбуждение, он буквально кипел энергией.       Раздался мощнейший гитарный проигрыш Валто. Музыка зарычала гитарными аккордами, взорвалась ударными, доводя народ до экстаза. Сатин ощутил, как по телу разливается ток — это была чистая энергия, она переполняла каждую клетку. Он хотел ею делиться со всеми — нет, не так, ему было необходимо поделиться ею.       Сатин запел сильным громким голосом, заставляя толпу бушевать.       Для начала они выбрали две ударные композиции, чтобы как следует зажечь вечеринку. Сатин безостановочно кружил по сцене. Парни выкладывались по полной. Из первых рядов были слышны рыдания фанаток. Со сцены открывался изумительный обзор: ярко светило солнце, его лучи падали на многотысячную толпу — и Сатин будто растворялся в этом свете. В такие моменты он понимал, что находится на своем месте. Большинство людей пришло послушать их песни, увидеть его и парней, на время стать единым целым.       Ему вторила пугающе тихая музыка, заставляя кожу покрываться мурашками. Сатин, шатаясь будто пьяный, отрывисто вскрикнул в микрофон и пропел низким звучным голосом.       Я уже давно стал королем,       Не хочешь присягнуть мне?       Я как злобный гремлин, —       Сатин с шумом и наслаждением втянул воздух — и потащил за собой микрофонную стойку.       Буду сукой — мне в кайф,       Хочу падать и отрываться — мой закон       К черту молитвы, просто заткнись!       Пади ниц и моли о пощаде! — последнее он прокричал. — Моли! Моли! Моли! — подхватили Яри и Лоуи.       Он так увлекся, что чуть не споткнулся о провод. Подавшись вперед, поставил ногу на динамик — брюки тут же натянулись. Вверх взметнулись телефоны, а Сатин продолжал петь, вкладываясь в каждое слово, в каждый жест.       Люди в первых рядах смотрели на него разинув рты. Его самого всегда пугала эта песня и реальность тех мыслей, что были у него в голове когда-то.       Песня о губительных зависимостях — по иронии судьбы Сатин написал ее, напившись в хлам, а на утро ребята сказали, что это потрясающая вещь. Текст звучал от лица демона, завладевшего телом зависимого, прочно сидящего на игле, на колесах — да на чем угодно.       Сатин находился в напряжении: третьей по счету шла «Let me tell you» в новой аранжировке. Они должны будут работать с Яри на пару, и от этого, возможно, зависит дальнейший успех их группы. Сатин чувствовал, что все они как на иголках. В течение месяца они прогнали эту песню раз двести, пока результат не устроил абсолютно всех.       Вместе с тем Сатин ощущал лихорадочное возбуждение. Он хотел поскорее распрощаться с прошлым и приступить к следующему этапу, без Тео. Эгоистично, но он болел за Яри, за то, чтобы у парня все получилось.       Они с Тео прекрасно чувствовали друг друга, Яри же подкупал техничностью и умением, но его чутье самую малость запаздывало. В его голосе не было сексуальности и хрипотцы, присущей Тео, но была своя неповторимость и лаконичность.       Сложная песня, сложная двухголосая вокальную партию, мощнейшая аранжировка и сама песня длиной больше шести минут…       Сатин запел первые строки, и слова тут же подхватил второй голос, чуть более резкий, чем у Тео, надломленный и донельзя страстный.       Наше будущее высечено на вражеских костях       Толпу просто бомбануло, народ мгновенно пришел в восторг.       Мы можем быть смелыми сегодня, но       Завтра нас постигнет ад       Музыка торжественно раскатывалась, заставляя сам воздух над сценой дрожать.       Дорожи тем мгновеньем, что не продлится долго       Сатин склоняется, хватает микрофонную стойку, утягивая за собой. Резко распрямляется. Каждое слово, каждая нота — как огонь в его венах.       Мы не будем жить вечно, наши имена сотрутся в огне       истекающего алыми слезами дня       Друг, позволь сказать, пока сияют звезды       Позволь сказать…       Яри стоит неподалеку напротив микрофонной стойки — и тут резким движением выхватывает микрофон и устремляет голос вверх. Они поют в унисон, стоя в метре друг от друга, страстно, упоенно…       АХ, ПОЧЕМУ ТОГДА УСТА НАШИ СКОВАНЫ, КОЛЬ ДАНЫ ОНИ?!       Смотрел на завороженные лица внизу и понимал, что все не зря. Эту чертову жизнь он живет не зря. Этот мальчишка рядом с ним — все не зря.       Сатин ощутил легкую гордость: последние недели не прошли для Яри впустую. Парень довел свою партию до автоматизма. На живом выступлении всегда есть место для небольшого стресса, особенно, если ты новичок, однако во всем облике Яри чувствовалась такая сила и уверенность, будто он родился с этой песней на устах. Парень поразительно быстро схватывал и выдавал то, что от него ждали, в то время как Тео улавливал больше интуитивно и зачастую переиначивал все его идеи. Однако ему нравилось думать, что Яри по душе его песни и музыка группы.       Все прошло без сучка без задоринки. Далеко не всегда удается сыграть идеально на первом же крупном концерте с новым участником, но в этот раз ожидания оправдали себя. Яри оказался настоящей находкой.       Чтобы дать публике утихнуть, дальше они сыграли замысловатую балладу «В горе и в радости». Мрачная минорная песня о любви и соло-партия Яри. Раньше его напарником по этой песни был Топиас. Текст был о том, как важно принимать человека таким, каков он есть. Все подкалывали его, что эта песня о них с Рабией, но текст писался совсем не об этом. Большую часть времени работы над словами к этой песни Сатин думал о своих родителях, которых оставил где-то в далеком прошлом, да так и не смог примириться с этим. Текст и музыка были пронизаны горечью, его голос звучал надтреснуто, почти уродливо — так нельзя было петь о его любви к Рабии. В то время как вся страна была уверена, что эта слащавая песенка об их чувствах с Рабией.       Вместе с тем он пел мягко, почти нежно — так, как если бы хотел пожалеть себя ребенком, утешить и обуздать ту боль и печаль, которыми полнилась душа. Стоя напротив микрофонной стойки, он пел:       Я погибал тысячи раз, — и Яри подхватил: «Я погибал тысячи раз…»       Я разбивался на болезненные слова и поступки, — «Я разбивался на болезненные слова и поступки».       Продирался в черноте, я до сих пор бегу по кругу —       И врезаюсь в стену.       Яри подыгрывал ему — и на долгое мгновение они звучали лишь вдвоем: его голос и чуткие струны соло-гитары. Яри вторил ему с запозданием, но в чуть измененной тональности. Сатин слышал свой голос, голос Яри — одновременно наслаждался моментом и следил, чтобы все шло как надо.       Куплет о горе, куплет о радости.       В пении он забывался, упоенно цитируя текст. Несмотря на жару, от этой песни пробирал мороз, по телу бежала дрожь. Публика восторженно замерла, ловя каждое его слово.       В припеве вступал Армо. Его ритмичная барабанная дробь набирала обороты, чтобы потом резко оборваться. Валто отстукивал ритм ладонью по корпусу гитары. Лоуи прикрыл глаза, медитируя.       Сатин повысил голос, Яри подхватил:       Я не перестану взывать к тебе       В горе и в радости       Ты знаешь, где меня найти       Но вот он я, уж позабыл дорогу       Их с парнем голоса сливались в унисон, его сильный, пробивной и чистый, мелодичный — Яри.       В горе и в радости       Ты знаешь, где меня найти       Дуэт вышел на славу, невероятно пронзительно, за исключением припева, всю песню они спели «каноном». Сатин был ужасно доволен проделанной работой, вышло даже лучше, чем он ожидал! Они с Яри, подстегнутые успехом, дали друг другу «пять».       К тому моменту пот тек уже в три ручья. В перерывах между пением они с ребятами хлестали воду. Лоуи и Армо поливали себя с головой. Почти все время он мотался по сцене, танцевал, прыгал, двигался под музыку; волосы облепили лоб, с кожи летел пот. В висках ощутимо так стучало.       — Сатин, спой «Порви меня в клочья!»! — выкрикнул парень в третьем ряду. — Спой «Финляндию»!       Этих песен не было в сет-листе и, улыбнувшись, Сатин пальцем указал на парня:       — Я запомнил! Жди на следующем концерте!       Площадка одобрительно завыла.       Сместившись ближе к ударной установке, Сатин встретился глазами с Рабией и подмигнул ей. Жена весь концерт наблюдала, сидя прямо на полу, из-за кулис, периодически снимая их на камеру.       Прогнав еще пару песен с потрясающей ритм-секцией и сложной барабанной партией, парни заиграли хорошо всем знакомую по последнему альбому песню-хит «Головокружение».       На сцену выходит Клиф с электроскрипкой и публика взрывается восторженными криками.       В начале только его напев и клавишные Лоуи. Замедленное вступление. Затем добавляется глухой стук барабанов. Тот отдается в теле, вторя стуку сердца. Сатин, Лоуи и Армо — они втроем задают курс, а остальные подхватывают. Клиф, Валто, Топиас. Вот уже игра Лоуи становится тревожной и напряженной, грохот барабанов нарастает, электрогитара вплетается в общую канву.       Страстная, будоражащая песня отражает все происходящее вокруг. Сатин писал ее в каком-то угаре, на чистом вдохновении. О том, как подчас срывает крышу, как человек становится неуправляем, как все мы боремся с собой, как слепит слава и как страшно терять точку опоры. Фактически он писал о себе. Он чувствовал каждую ноту, вбирал каждый звук, растворялся в собственном пении.       А все вокруг сходят с ума.       Его так и разрывает от энергии. Сатин хватается за микрофон и выталкивает слова, так, будто с него сдирают кожу, будто он стоит здесь опаленный, корчащийся от боли.       Музыка возносится над толпой людей. Валто приподнимает гитару, жадно перебирая струны. Топиас мотает головой из стороны в сторону, точно в трансе, сжимая в руке гриф гитары. Мелодия окутывает, накрывает с головой, толпа гудит, он поет так, словно от этого зависит его жизнь, — и это поистине фантастические мгновения.       От виртуозной игры Клифа по коже бегут мурашки. Топиас черт-те что творит с бас-гитарой. Каждый отрывается как может.       Сатин поет первые строки, медленно, негромко, под громыхающую невероятную музыку, нагнетая напряжение, распаляясь все больше и больше. Он подался весь вперед, протягивая руку к толпе. Пальцы, державшие микрофон, стали липкими от пота. Волосы лезли в глаза.       Он замолкал, стоило Клифу заиграть, и вступал вновь, под тревожные звуки электроскрипки и клавишных. Его голос стихал и возносился вновь, сотни людей вторили ему — и это просто отвал всего.       Завершало программу «Моление». В песне зазвучали восточные ноты и от нее так и тянуло танцевать. Сатин принялся отстукивать ритм ступней. Великолепная гармоничная игра ритм-гитары, ударных, клавишных, а также электросрипки превращалась в настоящий чувственный вихрь. Когда подключился Валто, его гитара взревела и просто снесла всех с ног.       Сатин двигается под музыку, отрываясь по полной. На него устремлены тысячи взглядов, его пытаются мысленно раздеть, содрать кожу, заглянуть к нему в душу. Танцевальные мотивы и ритм — это все, что его сейчас волнует. Он завывает, вознося голос, а потом ухает вниз. В какой-то момент он резко подпрыгивает, заставляя публику неистовствовать. По шее и груди струится пот, мокрая насквозь майка прилипла к спине, в одежде и обуви невероятно жарко, пот хлещет с него водопадом.       Все огромное пространство перед сценой вибрирует, движется в едином ритме, пульс толпы бьется в унисон с его сердцем и музыкой.       На особенно горячей ноте, под рев гитар, Сатин хватается за верхнюю майку и дергает что есть силы: ткань трещит и рвется. Девицы в первых рядах аж подскакивают; вверх взметаются сотни рук, все верещат, а он диковато ухмыляется. Очередная волна воплей заглушает музыку. Разорванная майка летит куда-то на пол. Сатин остается в белой, облепившей его спину второй кожей. Сатин отворачивается, выставляя свою татуировку с драконами под вспышки камер. Народ бушует. Жестикулирует, машет руками, стоя спиной к толпе, требуя поддать газку, и только когда рев становится громче, поворачивается лицом. Хватает бутылку, откручивает крышку и обливает себя водой. Его непрерывно снимают на телефоны.       Наконец все смолкает. Чтобы через секунду взорваться воплями. Толпа напирает на ограждение. Уши закладывает еще сильнее.       Тяжело дыша, Сатин улыбается. Подносит к губам микрофон и переходит на финский:       — Я благодарен вам всем! Вы лучшие!       Сердце судорожно сжалось — так бывало каждый раз, стоило им отыграть очередной крышесносный концерт.       Пока Армо импровизировал соло барабанов под неистовые аплодисменты, они с парнями все крепко обнялись, являя собой кучу-малу из потных возбужденных мужиков.       Валто хлопнул его по протянутой руке и сжал его ладонь.       Они с Топиасом и Лоуи успели заснять на камеры всю огромнейшую площадку, битком набитую людьми, Сатин сделал пару селфи на фоне первых рядов, на память.       Через толку вперед начали проталкиваться с букетами — каким-то невероятным образом выжившими на такой жаре. Цветы передавали через охрану, кому-то из фанатов удалось получить заветный пропуск и пробиться к самой сцене: в основном знакомые знакомых, блогеры и журналисты. Сатин все цветы тут же передавал сотрудникам, и те уносили их за кулисы.       Утихомирившись, Армо выскочил из-за барабанной установки и бросился к краю сцены. В толпу под общий гомон полетели барабанные палочки: он всегда таскал на концерт запасную пару, но редко когда кидал в толпу свои «рабочие».       Парни кланялись, слали воздушные поцелуи, переговаривались, общались с публикой, бросая пару фраз в микрофон.       Сатин посчитал своим долгом отметить работу Яри. Он подошел к парню и приобнял его за плечи. На висках у парня блестели капли пота, лицо раскраснелось, став почти такого же цвета что и кончики его кучерявых волос. Яри вылупился на него, явно ошалев от музыки, да все они были на взводе. Опьяненные сами же собой. Сатин встал так, чтобы Яри было видно всем, и первым представил парня:       — Яромир Лайнэ! Бэк-вокал и соло-гитара! — Сатин еще раз порывисто обнял парня. Он гордился Яри и ни разу не пожалел, что сегодня они вышли в новом составе, позволили себе рискнуть и одержали победу. Несмотря на небольшую импровизацию Яри и измененную тональность, парень все выступление держался на высоте.       Затем быстро назвал остальных, делая короткие паузы между именами, чтобы народ мог воздать должное, и в конце вернул микрофон в держатель.       — Сатин Холовора! Бессменный голос, композитор и автор песен! — представил его Валто, и Сатин низко поклонился, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Фанаты взвыли, кто-то скандировал его имя, кто-то сложил ладони рупором и кричал.       Из-за кулис на сцену выбежал Алексей и приблизился к Валто, гитарист опустил руку ему на плечи и отрывисто произнес в микрофон:       — Алексей Лайнэ — продюсер и директор проекта!       На сцене он всегда чувствовал себя как дома; он ощущал себя единым целым со всем миром, с сотнями людей, пришедшими на концерт — это чувство было таким настоящим.       — До встречи осенью! — Валто испустил долгий вой, отсалютовал микрофоном и порывисто поклонился.       В тот момент Сатин и думать забыл обо всех неприятностях.       Всего восемь песен — но что это была за игра! Они задали жару!       В голове стучало, а еще адски хотелось пить.       Они все встали на поклон и яростно затопали, закричали. Дурачились так с полминуты, пока их снимал на телефоны весь опен-эйр, тряся головами и вопя дурными голосами.       Попрощались и под бурные овации покинули сцену.       В мокрой от воды майке, вспотевший с головы до ног Сатин почти ощущает, как от него валит пар. Все всемером они выходят в специальную огороженную зону перед сценой и под присмотром охраны раздают автографы, черкая на билетах, программках, афишах, компакт-дисках, футболках и еще черт-знает-чем.       У них всего пятнадцать минут, чтобы пообщаться с фанатами.       Кто-то из фанатов умудряется подобраться вплотную к металлическому ограждению. Сатин охотно фотографируется, позволяет себя обнять. С собой у него был маркер для временных татуировок — и он расписывался на предплечьях, ладонях, плечах, спинах — и тут к нему бросилась одна из фанаток и попросила расписаться у нее на груди. Там был размер третий или четвертый. Она приспустила топ почти до самых сосков, подставляя грудь. Сатин провел большим пальцем по коже, где собирался расписаться, вызвав громкий визг у обступивших его фанатов. Оставил ей на память один из слоганов группы, еще двоим на животах черканул пару строк из песен, причем одна девчонка была совсем пухляшка и она смеялась, пока он малевал маркером для татуировок ей пару забористых строк поверх мягкого животика. Каждому он заглянул в глаза, спросил имя, улыбнулся. С его волос на шею по-прежнему стекала вода, а майка была мокрой насквозь, но никого это не смущало; фанаты норовили до него дотронуться, обнять, просили селфи, фото, автограф — что угодно. Они фоткались — и тогда он охотно позировал, безошибочно отыскивая удачный ракурс. Одна девица, крепко его обняв, вдруг зарыдала навзрыд. Чтобы ее успокоить, даже прибежали Валто и Лоуи, но от такого количества кумиров у девчонки окончательно сорвало крышу, и ее, бьющуюся в истерике, увели друзья, какие-то готы. И девушки, и парни — люди совершенно разного возраста — плотно обступили их группу; от счастливого визга едва не лопались барабанные перепонки. Кое-кто из поклонников сумел впихнуть ребятам подарочные пакеты, мягкие игрушки, какие-то самодельные побрякушки, сладости.       Компанию дочери он увидел в нескольких метрах от ограждения. Мгновенно узнал невысокую худенькую Тару по двум коротеньким косичкам. Девушки выглядели особенно похожими, в черно-белой гамме, с распущенными волосами натурального цвета примерно одной длины. Все четверо пробились вперед. На лице Фрее были огромные явно мужские очки-авиаторы, похоже, что его, и черная бейсболка с шипами.       Следом за дочерью в бурной толпе фанатов мелькнула шевелюра Маю, а с ним Эваллё и еще несколько ребят. Селике и Куисму Сатин знал в лицо; как и Аулис, сделавшую стрижку а-ля Мэрилин Монро, даже внешне угадывалось некоторое сходство.       Фрея с подругами собирались посмотреть еще несколько выступлений других групп. Сатин велел потом найти его и держаться рядом с группой.       Пятнадцать минут иссякли, и охрана начала оттеснять возбужденную толпу от музыкантов.       Подобравшись к нему вплотную, Маю прокричал на ухо, прося разрешить Куисме немного потусить с ними после концерта, а потом, мол, ее отвезут друзья.       В глаза бросились мелкие белые бусы на шее Маю. Если бы не они, никто бы даже не заметил огромный засос на его горле.       Из-за этой девчонки у его сына были проблемы со всякими школьными отморозками. Еще раньше Эваллё постоянно ввязывался в разборки с участием этих братьев. А теперь Маю снова крутится вокруг Куисмы!       — Знаешь-ка что, я против, — коротко отрезал Сатин, склоняясь к уху сына.       Маю начал его упрашивать. Тогда он узнал много интересного: например, о том, что Куисма не поставила своего парня в известность, дескать, ей пришлось обмануть Рона, чтобы попасть на фестиваль.       Пока Маю наседал на него, они с Эваллё приветственно скрепили ладони. У парня были густо подведены глаза, а на волосах была куча лака, и выглядел он так, будто сам был рок-звездой, еще с этим чокером вокруг шеи, похожим на чудовищный шрам. На парне были очень широкие черно-белые брюки с крошечными фигурками Рика и Морти. Почему-то все это очень хорошо отложилось в памяти.       — Маю, давай заканчивай с этим. Я тебе серьезно говорю. — Сатин взглянул на Куисму, смотрящую на него умоляющими глазами. — Ты хочешь, чтобы я позвонил ее родителям и велел ее забрать?       Маю вел себя как-то странно, но вокруг было полно народа, только что они с группой отыграли невероятнейший драйвовый концерт, он вымотался и хотел поскорее закинуться еще одной таблеткой от мигрени и выпить кофе. В тот момент он не предал значения и списал чересчур возбужденное состояние сына на всеобщую атмосферу рок-фестиваля.       — На афтепати она не останется. Я не собираюсь брать на себя ответственность, потусуется пару часов с нами и домой баиньки, — подытожил Сатин. Он все никак не мог взять в толк, зачем Маю носится с этой девчонкой, когда вроде как гей. Нет, девчонка была явно ничего: клубничный блонд, кукольное личико, чистая кожа, отпадная фигура, — но, хоть убей, не понимал, зачем Маю нужны эти проблемы. Он вообще соображает, до чего дошли их игры? Если подтвердится, что это Рон или Хезекил разнесли ресторан, где работал Эваллё, то придется поговорить с Маю уже на другом уровне, чтобы он наконец начал держаться подальше от Куисмы. Гораздо меньше его удивило бы, если бы Маю привел на фестиваль своего парня, но его сын был полон сюрпризов.       Возможно, придется запретить Маю принимать участие в записи песни. В качестве наказания, если других рычагов давления нет. Может, хоть тогда у него включатся мозги. Хотя вряд ли — он помнил свои восемнадцать.       Получив желаемое, Маю сразу же успокоился. Даже смешно стало. Как маленький ребенок.       Сатин велел охране пропустить Куисму. Более чем уверен, каждая девушка в ревущей толпе фанатов сейчас мечтала оказаться на ее месте. Куисма принялась было его благодарить, но он лишь махнул рукой.       — Утром мы все загрузимся в автобус и двинем обратно. — Сатин взглянул на сына. — Чтобы был в автобусе. И смотри за своей сестрой. Чтобы оба были в автобусе, — повторил он, чувствуя, что до Маю плохо доходит.       — Я пока позависаю с друзьями.       — Услышал меня?       — Да-да! — Маю покусывал губы, а глаза его лихорадочно бегали, будто что-то выискивая. Сатин еще раз окинул сына настороженным взглядом, но зрачки были в порядке и от Маю не несло алкоголем, только сигаретами.       — Ну все, давай, — Сатин хлопнул сына по плечу.       Именно тогда в голове раздался слабый механический шум. Сатин повернулся в сторону сына, сам не зная, зачем, но потом передумал и направился вслед за группой, которая успела покинуть площадку рядом со сценой.       Сатин снял наушник. В ушах до сих пор гудело, виски пульсировали.       Вдруг он ощутил легкую дурноту. Он буквально учуял запах разгоряченной толпы, сильную вонь пота, своего в том числе, который едва перешибал запах дезодоранта. Тяжелый дух усиливался, Сатин почувствовал тошноту. К счастью, ему не стало хуже прямо на сцене во время выступления. Пульс участился.       Заметив за сценой Рабию в компании Валто и других ребят, дымящих сигаретами, Сатин обогнул их стороной.       Первой мыслью было набрать Тайсто и спросить совета. Неужели его нюх, как у этой твари, напавшей на его жену и сына, обострялся?       Вскоре Рабия сама к нему присоединились, и обратно они вернулись, держась за руки.       В трейлере он выпил ударную дозу обезболивающего, рассчитывая, что станет легче, и сунулся под холодный душ. К своему ужасу понял, что не ощущает температуры воды, зато чувствует ее колодезный запах.       Цветы успели перенести в трейлер, для их сохранности врубили кондиционер, но Сатин даже не ощутил разницы в температуре, он бы и не обратил внимания, если бы Лоуи не сказал об этом.       Натянул чистую одежду, затем, надеясь все же удержать тот в желудке, сварил кофе, плеснув в него тоника, и набрал Тайсто по видеосвязи. Бывало, случались кризисы, и он принимал что-то посущественней, чтобы быть, так сказать, в струе, но эти эксперименты остались в глубоком прошлом и сейчас ему далеко не двадцать.       Тайсто уже сколько дней возился с изучением образца, и пока они ни на один сраный грамм не приблизились к пониманию того, что творится с его телом.       Переговорив с врачом, Сатин выпил воды, слегка расслабился, передохнул — вроде в самом деле стало лучше. Потом пришла Рабия и Сатин сразу отвлекся. Ему все еще мерещились запахи, но теперь это стало терпимо. После концерта в ушах все еще стоял гул, в голове звучала музыка.       В тот день он поражался, как легко действительно важное ускользало от его внимания. Жара и атмосфера концерта распалили его; пульс стучал как ненормальный, хотелось оттянуться по полной, ему нужна была его жена и команда лучших людей на свете.       Сегодня их компания состояла человек из тридцати рокеров, неформалов, групи и еще каких-то девиц…       Афтепати проходила на огромной оцепленной территории, еще дальше за стоянкой на отшибе. Несколько автобусов стояло прямо посреди поля. Сатин огляделся и заметил фургоны с напитками и закусками, вокруг были расставлены столики и навесы. Отовсюду доносилась музыка, накладываясь друг на друга. Со стороны «фанатской стоянки» в небо время от времени взмывали салюты и шарики с подсветкой, доносились радостные вскрики и шум.       Из-за кучи таблеток, которые он сегодня принял, опасался пить что-то крепкое, хотя внутренний голос твердил, что вреда не будет. Были мысли, что алкоголь притупит рецепторы, и он перестанет ощущать этот удушающий тяжелый сладковато-кислый смрад выпивки, табака, рвоты, потных тел и черт-разбери-чего-еще. Он бывало и не такое вытворял. Весь вечер он ни на шаг не отходил от жены, зная, что ее вид вернет ему уверенность и поможет держаться трезвым на протяжении всего вечера.       Рабия выпила всего банку светлого пива — Сатин уже не понимал, какого черта он позволил. Все мысли были о желании напиться, сводящем с ума шуме в голове и чертовых запахах. Неужели он сможет продержаться хотя бы одно афтепати, чтобы не напиться в драбадан. Остальные гасили так, словно это была последняя тусовка в их жизни.       Позже к ним присоединились ребята из тусовки тиктокеров, с которыми общался Яри. Сатин уже не помнил, как сумел раскрутить себя на финский рэп. Один из парней, владевший битбоксом, подыграл ему, получилось вполне неплохо. Разумеется, Яри все заснял на камеру.       В какой-то момент его перехватил Алексей — и начал выговаривать, мол, какого хрена они стояли с Яри как партизаны и даже не смотрели друг на друга во время дуэта. Сатин бросил что-то вроде, что Яри — это не Тео, и он не обязан трахать глазами все что движется на сцене. Их разговор услышал Яри, по лицу парня было заметно, что его задело замечание лидера. Продюсер упирал на то, что фанатам не понравится такая перемена: они ожидают определенных вещей и Сатин, дескать, обязан их предоставить. Сатин не выдержал, схватил банку какого-то коктейля и начал лихорадочно пить. Отметил про себя, что их директор еще больше поседел — ну с такой-то командой! И рассмеялся. А потом снова рассмеялся, сообразив, что одним коктейлем здесь дело точно не обойдется.       — Эй, остынь, старик! — подлетел к нему Лоуи, понимая, что назревает ненужный конфликт. Раньше Сатин выпускал пар на менеджере группы, теперь под горячую руку подпал директор.       Рабия отошла куда-то и это его здорово взбесило. Он даже не слушал Лоуи. Он сам себе обещал, что глаз с нее не спустит. Раньше все было иначе: она не была в положении, а сейчас он обязан за ней присматривать.       — Ты что-то принял? — раздался голос Лоуи у самого уха, который едва был слышен за шумом вечеринки.       — Да так, транквилизаторы, таблетки от мигрени, обезболивающее, башка трещит пиздец, — зачем-то начал он докладывать, а ведь не собирался отчитываться.       — Я видел, как ты весь день глушил кофе.       — Ты не видел мою жену? — не слыша его, спросил Сатин.       — Она вроде пошла в туалет. Погоди, ты спятил? Как тебя еще не вывернуло? Блять, старик, у тебя с глазами какая-то хрень. Это линзы что ли? У тебя зрачки как у обдолбанного. Не веришь, сам проверь.       Он просил курить на улице, но в трейлере все равно ощутимо несло табаком, от которого першило в горле, это просто выводило из себя. Кто-то снова поставил на пятнадцать градусов, но Сатин понял, что не ощущает разницы и не чувствует холода. Это должно было его напугать, как в тот раз с душем, но он испытывал лишь злость. Он терял контроль над собой всякий раз, когда был уверен в обратном. От этого буквально сносило крышу. Как то, что с его сыном очевидно что-то происходит, но он не врубается — что! Это было самое страшное. Для него, как для любящего человека, для отца.       Мысли лихорадочно перескакивали с одного на другое.       Рабии внутри не оказалось, все разбрелись кто куда.       На улице вовсю гремела вечеринка. Отовсюду несло алкогольными парами, народ отдыхал; бутылки и банки валялись прямо на траве. Ревела музыка, то тут то там виднелись группы хохочущих и выпивающих музыкантов. Сатин вклинился в гудящую массу тел; в сумерках он видел как никогда хорошо. Он чувствовал, как его человеческая натура понемногу отходит назад, и ее оттесняет нечто совсем иное. Под ноги попадался мусор; кто-то предложил ему косяк. Какой-то поддатый парень в черных шмотках, мечтавший стать групи солиста «Храма Дракона», начал вешаться ему на шею.       Сатин моргал и мотал головой, пытаясь избавиться от наваждения, но вместо этого едва не сшиб собственного басиста. И с каждым шагом желудок все больше тяжелел, его вот-вот должно было вырвать. Топиас сунул ему в руку бутылку текилы — точнее, что это текила, Сатин осознал только, когда она потекла в горло.       Впереди царило заметное оживление. В толпе пробежал мужик с болтающимся пенисом, в одной майке — потребовалось некоторое время, чтобы узнать в том голозадом мужике Армо. Ударник напился до состояния свиньи, как большинство здесь. Армо был не один, с ним еще несколько рокеров то ли соревновались в том, кто первым свалится с ног, то ли кто больше выпьет и не обоссытся при этом.       От резкого перепада зрения Сатина замутило еще больше. Топиас придержал его за локоть — Сатин и не заметил, как его повело в сторону, — в полумраке он различил даже мелкие русые волоски на предплечье парня.       — Эй, потише, приятель, — долетело до слуха.       Сатин схватился за его плечо и согнулся в поясе, в тот же момент его вырвало на гравий. Рвота едва не попала на кеды. Сатин перевел слезящиеся глаза на собственную обнаженную руку: под кожей что-то шевелилось, вены проступили ярче. Он бы закричал, но кто услышит в этом балагане?       — Так, чувак, ты в порядке? — обратился к нему Топиас. В его голосе еще что-то оставалось от трезвого человека. — Че-то я не врубаюсь, ты когда успел так надраться?       Сатин смотрел на свою руку и понимал, что сходит с ума. Ему было очень страшно. Желудок налился тяжестью. А вдруг это уже не он? А та тварь, что внутри.       Сатин побрел куда-то, где, как он помнил, видел продуктовый фургон на колесах. Там наверняка есть вода, а он зверски хотел пить.       По пути он смотрел по сторонам, мерещилось, что каждый видит в нем монстра, каждый знает правду. Его охватил страх, что каждый наблюдает за ним. Больше всего он боялся натолкнуться на Рабию, теперь он стремился держаться подальше от нее.       Руки у него тряслись, как у алкоголика. Тело словно сопротивлялось ему. И тут впервые в жизни он ощутил, что это он — захватчик. Чужой в этом теле. И на самом деле он способен причинить вред любому здесь. Это его нужно бояться, он опасен для окружающих. Он начал мыслить инстинктами: страх, голод, возбуждение, самозащита… Это его сознание будто отделялось от человеческого. Это он был здесь пришельцем и его Я — это Я монстра.       Сейчас все, что им руководило, — инстинкт самосохранения. На какую-то чудовищную секунду он перестал ощущать себя человеком, музыкантом, только сегодня выступавшим на крутом опен-эйре, перестал ощущать себя мужем и отцом.       Он больше не чувствовал себя цельным — и это было ужасающее чувство. Наружу будто рвалось что-то. Он сам? Он пытался выбраться из тела. Но не помнил как.       Пот лил с него ручьем, пальцы дрожали, глаза слезились от ярких огней — фокус то расплывался, то становился пронзительно резким.       Недалеко от фургона с напитками ему на глаза попались Валто и Фрея. К тому момент он едва себя контролировал, едва заставлял тело передвигать ноги, ставшие свинцовыми.       Днем Маю отвлек его внимание, и Сатин не заметил, во что одета его дочь. Как он вообще проглядел этот момент?! А одета она была слегка, скорее, даже раздета.        Что это вообще за одежда такая? Тоненькая в облипку жемчужная кофточка-топ с голыми плечами; на Фрее совершенно точно не было белья. Валто стоял почти вплотную к ней, поглаживая ее обнаженную кисть. В руках у обоих было по бутылке пива. Прямо на его глазах Валто сделал добрый глоток и взглянул Фрее в глаза, так, словно только и ждал приглашения. Вечером Фрея сняла темные очки и сейчас просто сжимала их в руке. За счет толстой подошвы кед его дочь казалась выше Валто; на ее щеках виднелись ямочки, Фрея улыбалась так азартно!       Эти двое едва ли не прижимались друг к другу…       Сатин отлично помнил, как в его сознании прозвучал собственный голос: «Мой близкий друг трахает мою дочь». А дальше все как в тумане.       От ярости дыхание резко перешибло. Механический шум в голове достиг, казалось, максимальной точки; голова пульсировала болью.       Оказалось, что он до сих пор сжимает в руке полупустую бутылку текилы. Он бы размозжил ею череп Валто, если бы тот вдруг не заметил его. Их взгляды встретились — в глазах Валто отразилось осознание. Ах ты ублюдок! Я доверял тебе!       Сатин сократил расстояние, резко схватил Валто за плечо, отрывая от Фреи, и замахнулся бутылкой.       В следующий миг из его тела через поры вырвалось нечто, похожее на жгут. Плотные волокна, усеянные щетинками. Ударом Валто сбило с ног; гитарист отлетел на несколько метров и рухнул в траву. Его нос явно был сломан, лицо залито кровью, а сам Валто потерял сознание.       Фрея запоздало завизжала — и этот звук вернул его в реальность.       Сатин с трудом устоял, пытаясь не рухнуть на колени. Его трясло, на лбу выступила испарина. И тут же вырвало какой-то слизью — даже дышать стало легче.       Сюда уже спешили люди. К нему бросился Лоуи, парень схватил его за плечи. Каким-то образом он понял, что Лоуи пытается удержать его от дальнейшего выяснения отношений, вырвал бутылку из его трясущихся пальцев. Фрея кинулась к Валто, лежащему на боку; из его носа на траву лилась кровь. Лоуи оттаскивал его прочь, что-то внушая. Возможно, он хотел, чтобы Сатин взял себя в руки. Судя по лицам, никто толком не понимал, что произошло. Фрея, присевшая рядом с Валто, метнула на него недоуменный взгляд. Злость, непонимание, ужас — все это смешалось на ее лице. Сатин на всю жизнь запомнил это выражение. Все произошло на ее глазах. Она увидела его настоящего.       Нет, с ним не все в порядке. Определенно.