***
В некогда светлой детской комнате витал дух болезни и отчаяния. Шторы плотно закрыли, игрушки убрали подальше от лишних глаз. Лишь свет свечей да светильников разгоняли полутьму, отражаясь на бутылочках с лекарствами, что заняли место плюшевых кукол и зверей. Роджер с нежностью обнял жену за подрагивающие плечи, что уткнулась лицом в его грудь. Прошло две недели, как Леонора упала с дерева. Он отказался от множества встреч, чтобы в эту тяжелую минуту находиться рядом с Федерикой и детьми. Дом словно бы погрузился в траур. Прислуга старалась поменьше показываться на глаза хозяев, тихо выполняя свою работу. Иезекииль и Дженнет спрятались в игровой. Больше не звучали смех, капризы и визги двух девочек, что постоянно перетягивали внимание старшего брата. По-настоящему мёртвая тишина сводила с ума обитателей особняка. Роджер устало провёл ладонью по осунувшемуся лицу. Он бы всё отдал, чтобы его малютка снова, как и прежде топала ножками и создавала шум. Недовольные крики, слёзы, неприлично громкий смех… Что угодно, лишь бы она больше не лежала на кровати, сливаясь с белоснежными простынями. «Я оказался слишком строг. Я не должен был игнорировать дочь ради призрачной выгоды в будущем. Клянусь, как только она придёт в себя, она получит столько же внимания, сколько и Иезекииль», — герцог почувствовал, как супруга выбирается из его объятий. — Роджер… Я успокоилась. Иди хоть немного поработай, — Федерика стёрла мокрые дорожки и сдержанно улыбнулась. — Я останусь здесь, с нашей девочкой. — Тебе нужно отдохнуть. — Нет, и не проси. Я хочу быть рядом с ней. Я хочу, чтобы она увидела, что мама рядом. Мама не бросит её больше одну. Роджер нахмурился, не выпуская жену из объятий. Она плохо спала, если вообще спала. Герцог практически перестал видеть её в их спальне. Все дни и ночи Федерика проводила в комнате дочери, забывая про приёмы пищи и изредка отходя от неё, чтобы освежиться и сменить одежду. Красные глаза от долгого недосыпа и выплаканных слёз, и огромные синяки под ними заставляли Роджера несвойственно ему беспокоиться. Жену он взял только ради выгоды семье, и когда тогда появились чувства? Сильная, волевая, она привлекала в толпе спокойных милых дам, что окружали его с первого выхода в свет. Но теперь он мог точно сказать, что если это не любовь, то семейная привязанность точно. Без леди Альфиус не представлялось будущее. Что если она сляжет от нервов? Дверь тихо скрипнула, впуская нового посетителя. Иезекииль учтиво поклонился родителям. — Матушка. Отец. Идите отдохните, я присмотрю за Леонорой. — Видишь? — Роджер указал на сына. — Он присмотрит. Иди поспи немного. Федерика бросила обеспокоенный взгляд на дочь и выпуталась из рук супруга. Поправив одеяло, она оставила лёгкий поцелуй на заживающей ранке дочери. — Мама будет рядом, — с суровым видом она обратилась к Иезекиилю: — Иезекииль, если она очнётся, то… — Не беспокойся. Он уже большой мальчик, — Альфиус взял жену под локоть и чуть подталкивая повёл к выходу. — Да, матушка. Я тут же оповещу вас, — мальчик поклонился в след родителям. Дождавшись, пока они уйдут, он забрался на постель сестры и прилёг рядом, рассматривая её лицо. Синяк на скуле уже почти прошёл, а ранка на правой щеке практически пропала с прошлого его визита. Только большая рана на лбу никак не желала заживать. Маркиз сказал, что возможно останется шрам на всю жизнь. Отец, услышав такое, недовольно цыкнул. Ценность Леоноры на рынке невест могла серьёзно упасть. А для отца это являлось важным критерием самореализации как главы семьи. Иезекииль отлично это понимал. До трагедии отец постоянно думал, куда деть Леонору. От маленького Иезекииля подобные планы не скрылись. Родители всерьёз хотели её убрать с глаз долой, обсуждая это за закрытыми дверьми отцовского кабинета. После трагедии они наверняка отправят сестру сперва в деревню, а потом выдадут замуж за первого, кто предложит более-менее приемлемую цену. — Прости, Лени. Я — бесполезный брат. — Иезекииль бережно переплёл свои пальцы с её. — Не смог предотвратить трагедию и не смогу помочь тебе избежать насильственного брака. Лучше не просыпайся, пока я не стану главой дома. Тогда я смогу тебя защитить. Тихо тикали часы на полке, погружая мальчика в подобие транса. Глаза его слипались, но он упорно боролся со сном. Хотелось бы стать первым, кого она увидит своими золотыми глазками. И желательно не в спящем виде. В дверь учтиво постучались. От неожиданности Иезекииль подпрыгнул, садясь на постель. В комнату, не дожидаясь ответа, вошёл маркиз. Он всё это время оставался в особняке как гость, хотя исполнял обязанности доктора. Мальчик стыдливо отвёл взгляд и перебрался на рядом стоящее кресло. — Я ничего не видел. Лучше скажи, — маркиз подошёл к лекарствам и принялся их смешивать, — как давно ушла герцогиня? — Около получаса назад, — Иезекииль посмотрел на часы. — Хорошо. Но я всё равно велю ей принести снотворное, когда проснётся. В комнате вновь воцарилась тишина. Маркиз, несмотря на свою грузность и показушную шумность, оказался отличным доктором. Внимательным, спокойным и незаметным. В последнее с трудом верилось, но почему-то о его присутствии забывалось почти сразу, как только тот замолкал. Поэтому Иезекииль вздрогнул, когда поднос с лекарствами пролетел мимо него и с тихим стуком приземлился на тумбочке. — Я её осмотрю. Особо меня беспокоят её голова и рука. Нельзя понять, насколько сильно повреждена кость. Чудо, что внутренние органы оказались целыми. — Последнее маркиз повторял каждый раз, когда видел пациентку. Вот и в этот раз, подойдя к постели с другой стороны, он шёпотом повторил: — Чудо. Иезекииль кивнул, соглашаясь с ним. Пара синяков, небольшие порезы да сломанная рука. Это ли не чудо, что его сестрёнка легко отделалась? Сравнительно легко, конечно. Если бы ещё не этот долгий сон… «Очнись. Умоляю, Лени, очнись!» — Иезекииль наблюдал, как бережно маркиз ощупывает ноги и руки. Когда он коснулся её груди, чтобы расстегнуть рубашку, Альфиус со смущением отвёл глаза на пальцы сестры. Которые дрогнули. Моргнув, он посмотрел на лицо маркиза. Тот, казалось, не заметил этого, продолжая что-то шептать себе под нос. Подумав, что ему показалось, Иезекииль откинулся на спинку кресла и посмотрел на умиротворённое лицо сестры. Которое исказилось, и с бледных губ сорвался стон. Ресницы дрогнули, медленно открывая вид на медовые глаза. Мужчины замерли. — Быстро найди Роджера, и передай служанкам, чтобы добавили в еду герцогини снотворное. — Маркиз среагировал первым и мягко надавил на плечи Леоноры, которая пыталась то ли приподняться, то ли свернуться в клубочек. — Лежи, девочка. Лежи. Иезекииль сорвался с места. Кажется, от его толчка кресло упало. Наплевав на нормы и правила, он нёсся сломя голову по особняку, пугая встреченных слуг. Мальчик очнулся только в кабинете отца, куда ворвался без стука. — Леонора очнулась!***
Пробуждение дочери герцога вызвало переполох. Горничные забегали, передавая друг другу новость. Так что спустя полчаса все знали об этом. В том числе и Фелиция. Девушка выдохнула, продолжая стирку. Она очень переживала за Пилилу, ведь иначе потеряла бы голову. В мыслях пронёсся тот день, когда ей пришлось стать настоящей рабыней семьи Альфиус. Когда суматоха вокруг впавшей в кому Пилилы стихла, герцогская чета вспомнила о виновнице, что недосмотрела за детьми, и вызвала в кабинет для разговора. Фелиция была готова пасть перед ними на колени, сделать что угодно, лишь бы не увольняли, но, едва за ней закрылась дверь, замерла бледной статуей. Слова тут же вылетели из головы, хотя она давно репетировала речь. Чета Альфиусов словно отгородились от неё столом. Сидящий герцог и рядом стоящая супруга. Взгляд леди Альфиус горел ненавистью, в то время как глазами господин непривычно морозил. Они выглядели чужеродно в светлом и просторном кабинете. Присев в книксене, Фелиция нашла силы и на деревянных негнущихся ногах подошла ближе. Первой заговорила госпожа. Неторопливой речью она словно бы секла провинившуюся горничную. Каждое слово как взмах кнута. Голос та не повышала, разговаривая подчеркнуто в вежливой форме, отчего мурашки табунами проносились по коже. — Фелиция Клементьо, когда я вас брала на работу, вы клялись своей подписью под договором о сохранности нашего имущества и верности нашему дому. Но уже дважды члены нашей семьи подвергаются опасности. Это больше подходит на спланированную диверсию. — Трижды наши дети подвергались опасности из-за вашей халатности, — хозяин бросил презрительный взгляд, отчего Фелиция съёжилась и желала исчезнуть на месте. — В ваши обязанности также входило оберегать дочь моей кузины — Дженнет, будущую кронпринцессу нашей страны. Что, если бы её кто-то увидел из гостей? — Одним словом: сторожевой пёс из вас никакой. От собак, что не могут принести пользу хозяевам и кусаются, обычно избавляются. Фелицию бросило в жар, ноги предательски подогнулись. Но она не могла и двинуться с места, пригвождённая к полу взглядами напротив. Её убьют. Аристократам такого уровня не составит труда скрыть смерть какой-то горничной. Девушка опустила взгляд на носки своих аккуратных туфелек. Больше она никогда не увидит ничего. Жизнь закончилась… — Однако мы не можем себе позволить сейчас избавляться от той, что знает о нашей семье несколько больше обычных слуг. Поэтому мы заключим новый договор. — Герцог протянул со стола папку к Фелиции. Та подняла бледное лицо и трясущимися руками приняла документ. — С этого момента вы становитесь личной горничной принцессы Дженнет. Будете помогать Оливьере обучать леди Магритт. — Это не значит, что вас повысили. По сути, вы будете её помощницей до определённого времени. Так же вашу зарплату мы урезаем. Вместо положенных двадцати пяти серебряных монет, вы будете получать всего пятнадцать. Этого будет достаточно, чтобы ваша тётушка, которая верой и правдой служила мне на протяжении двадцати лет, получала достойные подарки от благодарной племянницы. Напомню, что именно ваша тётушка порекомендовала вас в наш дом. Фелиция пыталась сосредоточиться на новых условиях договора, но буквы предательски плясали. Зато слух оставался как на зло острым, в отличие от глаз. — Вам запрещено выходить за пределы особняка без сопровождения. Как только принцесса Дженнет покинет наш дом и отправится жить в Императорский город, наш договор теряет силу. — Ещё там есть маленький нюанс. Если хоть волосок упадёт с головы моей дочери, ты теряешь свою голову, — с нескрываемым наслаждением в голосе протянула герцогиня. Фелиция сглотнула, подходя к столу и трясущейся рукой берясь за перо. Медленная роспись — и до неё дошло: она теперь пленница особняка, как и леди Магритт. Поэтому услышав о пробуждении маленькой леди, Фелиция вздохнула с облегчением. На время болезни девочки её отправили на кухню, помогать стирать и мыть. Повар и кухонные работники вместе с прачками невзлюбили такую невнимательную девушку, что «чуть не убила малютку!», и сваливали на ту всю тяжёлую работу. Теперь она сможет выдохнуть и хоть немного отдохнуть. Разогнувшись в спине, Фелиция потянулась. Оставалось только выжать вещи и ждать распоряжений от Кристины. «Только бы она не решила поговорить о будущем завтра», — скрипя зубами, подумала она, таща тяжёлый медный таз в пристройку и проклиная Пилилу. «Я. Ни в чём. Не виновата!»