***
Федерика не сводила взгляда с чая. Чаинки давно осели, образуя причудливый узор, но не они завладели мыслями герцогини. Разговор с матерью ожидаемо не дал ничего хорошего. Только посеял боль и тревогу. Роджер слишком много времени проводил с той горничной в своём кабинете. Умом Федерика понимала, что она была всего лишь помощницей мужа, но сердце… Оно продолжало ныть при мысли, что супруг сейчас с этой Агнес. Она была молодой, крепкосложенной и небольшого роста. Сегодня Роджер просил его не беспокоить. Даже когда Федерика предложила свою помощь, он всего лишь тяжело вздохнул и отказался. Словно не желал её видеть. «А ведь раньше сам ко мне приставал, а теперь?» — недовольно подумала она, вздрогнув от вскрика дочери. Чуть хныча, Леонора запихнула палец в рот, откладывая от себя вышивку. Федерика поставила чашку на блюдце, так и не сделав глотка. Дженнет не оторвалась от куска ткани в пяльцах, продолжая аккуратно водить иглой с цветной нитью. — Леонора, что случилось? Ну чего ты так неаккуратно? — Федерика взяла в руки вышивку дочери и покачала головой. Вместо яркой рыжей белки получалась мохнатая клякса. Нитки торчали в разные стороны, из-за того, что местами было слабое натяжение, неровные стежки. — Куда ты торопишься? В вышивке главное усидчивость. — И железные пальцы, видимо, — Леонора на секунду перестала сосать раненный пальчик и недовольно буркнула. — Вышивать обязательно? — Конечно. Это ведь подарок Иезекиилю. Платочек, вышитый заботливыми руками сестры, обязательно поднимет ему настроение во время учёбы в Арланте, — Федерика натянуто улыбнулась, скрывая раздосадованный вздох, и вытащила вышивку из пялец. — Кристина, подай новую ткань и карандаш. Леонора, хотя бы инициалы ему вышей. Девочка надула губки и скрестила руки на груди, вызвав у матери лишь улыбку. Федерика наклонилась и погладила её по голове, едва касаясь кос, прежде чем приступить к начертанию букв на белоснежной ткани. Витиеватые буквы украсили собой край будущего платочка, который ещё только предстояло сделать из этого полотна. Федерика натянула в деревянных кругах пялец ткань и подала дочери. — Держи. Вышивай медленно и никуда не торопись. Ещё месяцев пять до его отъезда. Леонора кивнула и с некоторой неохотой приступила к вышивке. А мать вернулась к воспоминаниям о том разговоре с Джозефиной. Ещё задолго до свадьбы будущие супруги Альфиус договорились сообщить об появлении любовников. Это значило б, что им придётся разойтись и спать в отдельных спальнях. Но за такой большой срок никто из них даже не заикнулся об этом. «Не стал б он меня обманывать. Нет, Роджер не такой», — словно мантру повторяла Федерика, желая выбросить мысли из головы. Но уверенный голос матери разбивал эти доводы на осколки. «После рождения второго, ты немного располнела. Мужчинам это не нравится. Рождение Иезекииля прибавило тебе шарма, но Нора свела это на нет. Посмотри на свои руки! А шея? Уверена, что и с грудью начались проблемы. Поэтому он и засел в кабинете, прячась от тебя. Я-то знаю, о чём говорю. Вас троих выносила». Сама Федерика ничего такого не замечала, но… Если так говорят, значит так оно и есть? Ещё и эта Агнес, что всего полгода проработала здесь, а стала уже чуть ли не старшей горничной в рабочем крыле! Разве возможно так подняться, выполняя лишь одни поручения? Если вспомнить, как она упрашивала взять на работу, то лишь после личной беседы Роджер решил её оставить. А после приблизил к себе, не объясняя такого решения. Это выглядело, как минимум, подозрительно. «О, знаменитая мужская гордость. Он же сам предложил тебе то дурацкое условие? Вот, гордость ему сейчас и не позволяет сказать правду. Правду, что он первый преуспел на любовном фронте. Наверняка думал, что ты раньше мужика притащишь. Но нет, ты всё ещё держишься, моя дорогая, хотя и есть кандидат на пропуск в спальню». Даже тут мама попала в точку! Виконт Петерсон с первой встречи постоянно вился рядом. Порой Федерика ловила себя, что ей нравится кудрявый шатен. Статный, высокий, боевой офицер кавалерии с очень привлекательным шрамом на брови. Ах, а его усы! Что и не говори, а у Федерики была слабость на мужчин с ухоженными бакенбардами, усами и бородой. Если всё это шло вместе, то она получала эстетический оргазм. К сожалению, всем этим её муж был обделён и наотрез отказывался хотя бы бакенбарды отпустить. Поэтому приходилось только любоваться, мечтая за чтением бульварных историй о страстном романе с отставным офицером с ухоженным волосянным покровом на лице. «Но приходится довольствоваться гладковыбритым Роджером, — Федерика вновь взяла чашку чая, собираясь сделать глоток и отвлечься от неприятных мыслей. — Как же мне это надоело». — Леонора, что ты думаешь об Агнес? — она против воли задала вопрос вслух. Спохватившись, мысленно та ударила себя по лбу. Откуда ребёнку знать, что такое измена и какие у этого признаки. Но с улыбкой всё же повернулась к занятой дочери. — Мама, ты не подумай ничего такого, но Агнес, она… — Леонора осмотрелась и лишь потом продолжила. — Она мне кажется ненастоящей горничной. Вот! — Почему ты так решила? — сердце забилось в тревоге. Неужели всё так, как и думала Джозефина? — Она носит у себя расчёску, мам! Настоящие горничные никогда не поправляют пучок, а она ходит с расчёской. Как ты не понимаешь? Заговорщицкий шёпот и серьёзный взгляд дочери лишь усиливал эффект сказанных слов. Ведь и правда, служанки не имели и свободной минутки для того, чтобы поправить причёску. Кристина и Фелиция носили гребни при себе, потому что присматривали за активными детьми, чьи волосы в любой момент могли выбиться из прически или что-то подцепить из кустов. Но зачем расчёска Агнес, что сидит подле кабинета? Сердце сжалось, отдаваясь в груди тягучей болью. Пропуская удары, оно зашлось в бешенном танце. Дышать стало тяжело, воздух словно бы исчез. В глазах потемнело. Федерика отставила чашку чая и поднялась на ноги. В голове зашумело. — Девочки, вышивайте. Леонора, не торопись. Дженнет, у тебя отличный кролик выходит. — Это зайчик, — буквально на секунду отвлеклась Дженнет от вышивки и вытерла пот со лба. — Я вышиваю зайчика с бантиком. И морковкой. — Умница, ты просто прелесть, — Федерика погладила девочку по голове и вышла изо стола. — Продолжай в том же духе. Помоги, если что, Леоноре. Я скоро вернусь. Федерике срочно требовалось отдохнуть, отвлечься. При детях она не могла дать воле слезам, что медленно увлажняли глаза. Покинув беседку, она торопливо ушла в глубины сада. За путём Альфиус не следила, полностью отдавшись боли. Слёзы маревом искажали виды, но ногам это не помешало привести её к Зимнему саду. Большое стеклянное здание с куполообразной крышей и огромными стёклами вместо стен истончал даже на расстоянии пряный аромат цветов. Обессиленными руками Федерика открыла дверь и на ватных ногах дошла до ажурного столика. Силы предательски покинули её и она рухнула на колени, не сумев удержать стул. Кованное железо с грохотом упало, громом раздаваясь в тиши сада и тревожа птиц в клетках. Всё ещё продолжая не верить, что муж прямо сейчас изменяет ей с горничной, она искала оправдания. Но ничего не находилось. Слёзы текли, смывая с тушью морок чудесной семейной жизни навязанный Роджером. Он тот ещё манипулятор, чего она ждала от него? Честности? Понимания? Поддержки? Он — обманщик, чем всегда гордился. И принести обман в семью для него не составило б никакого труда. Крик боли раздался под стеклянным куполом, а после герцогиня уронила голову на руки, заходясь в истерике. Семейная идиллия на её глазах рассыпалась как отцветший розовый бутон.***
За окном не переставая лил дождь. Капли мерно стучали по стеклу, вплетаясь в печальную композицию. Леонора обожала мелодию «В склепе» из оперы «Фергон и Летиция». В той истории благородная Летиция полюбила юношу из крестьянского рода. Но её родители были против неравного брака. Летиция решила сбежать вместе с ним, в тайне придумав план. Она «выпила яд и умерла», на самом деле погружившись в длительный сон. Фергон, прознав о преждевременной кончине возлюбленной, пробрался к ней в склеп и убил себя, выпив яд. Очнувшись, Летиция зарезала себя кинжалом. Печальная история с прекрасной музыкальной композицией. Торжественная музыка с тяжелыми настроениями была зациклена, что позволяло играть её непрерывно, чем Леонора и занималась. Уже час она играла одно и тоже, пребывая в грустном настроении и позволяя звукам уносить дурное прочь. Вчера мистер Равионни сообщил ей об отчетном концерте, который та должна будет дать буквально через полгода. Она понимала, что восьмой день рождения очень важен, но почему она должна развлекать взрослых? Мама намекнула, что это потому что слух об её раннем обучении разнёсся по аристократическим кругам. «Многие бы желали увидеть ваши успехи, леди», — как можно более радостно тоже поделилась мыслями Кристина. — Ага, успехи… — Леонора остановилась и закрыла крышку клавиш. Она не верила в это, прекрасно понимая, что все хотели бы увидеть позор семьи. — Но почему именно в день рождения? Она слезла с табуретки и направилась к выходу. Сегодня занятий не предвиделось. Через пару дней в этом доме будет полно гостей, поэтому горничные носились как ненормальные. Виконты, бароны, графья: все приедут выразить почтение её отцу и рассказать о проблемах. А по итогу они примут политическое решение, которое будет отстаивать герцог на общем собрании в Императорском городе. «Быть герцогом так утомительно», — Леонора потянула дверь на себя и улыбнулась. Эта вежливая улыбка стала ей как родная, сама по себе появляясь в нужный момент. Как маска. — Приветствую вас, герцогиня Ольсен. — Нора, не составишь ли мне компанию на это чаепитие? Мысли забегали, выискивая причины не оставаться с ней наедине, но ничего путного так и не нашлось. Кристина ещё не скоро должна была освободиться, как и Беатриса. Мама велела им тщательно убраться в комнате после того, как обнаружила паука в углу. «Эх, бедная Летиция!» — мысленно попрощалась она с подружкой, безжалостно размазанной по стенке под громкий визг. Помощи было ждать не откуда. Так что пришлось бы согласиться. Бабушка точно знала, что Леонора занималась и не скоро вновь прикоснётся к инструменту. — Для меня это большая честь! И вот они зашагали по направлению к выходу к гостиничному домику. Герцогиня Ольсен поймала какую-то горничную и услала за зонтиком для девочки. Так что Леонора не промокла после долгого пути к домику. Старушка задавала ничего не значащие вопросы, девочка вежливо отвечала. Обычный светский разговор немного скрасил их путь. Гостиничный дом был одноэтажным, полностью скрытым зарослями от любопытных глаз, и сильно походил на второй этаж таверен из книжек, которые на досуге читала Леонора. Двери отдельных аппартаментов, ждущих своих постояльцев, и длинный пустынный коридор. Герцогиня отряхнула зонт и поставила в подставку. Девочка повторила за ней и вошла в комнату. Книжный шкаф с примыкающим к нему письменным столом, кровать, отделенная перегородкой и ковер на полу — вот и вся обстановка. Ничего лишнего. А за большим окном в пелене дождя виднелся сад со стенами какого-то здания. Судя по всему, это был внутренний двор гостиничного домика. «Я столько ещё не знаю про особняк!» — Леонора удивлённо рассматривала вид из окна, пока горничная проворно расставляла на столик сервиз. Вроде в саду даже беседка находилась. — Тебе нравится дождь? — Ох, да! Он вгоняет меня в мечтательное настроение, — девочка села ровно и отвернулась от окна. — Под него так приятно мечтать. — О чём ты мечтаешь? Возьми печенье, я сама их испекла. — Спасибо, миледи, — Леонора взяла угощение и надкусила. Сахарное печенье таяло во рту, оставляя после себя приятное шоколадное послевкусие. — Очень вкусно. — Называй меня бабушка Джозефина, — стальные нотки на мгновение прозвенели в голосе, делая просьбу приказом. — Хорошо, бабушка… — девочка неловко повторила и широко улыбнулась. — Так, о чём ты мечтаешь? Леонора призадумалась. Говорить в лоб, что в последние два дня она мечтает о том дне, когда бабушка уедет, было явно не самой лучшей идеей. Нужно был выдумать что-то такое, чтобы она отстала. — Я мечтаю о пони. — Ты хочешь пони? — Они такие милые. Их можно кормить морковкой, заплетать им гриву и хвост, а ещё они нужны для езды. У них очень мягкий нос и чудесная шёрстка, — вспомнив, как Ния в письме восхваляла своего пони, Леонора решила выдать её за себя. — Я бы тогда ездила в гости к своим друзьям самостоятельно. — А кто у тебя друзья? — серые глаза блестнули, пугая. — Леди Ния Ностриль и леди Елена Ирейн. Мы — лучшие подружки навсегда! — для правдоподобия Леонора развела руками и потом обняла себя. — Мы всегда будем вместе. — Дикарка и тихоня… Странный выбор, но ладно, — под нос проговорила Джозефина. Шёпот хоть и был тихим, но последняя фраза не ускользнула от слуха девочки, понявшей, что выбор подруг той пришелся не по вкусу. — А чем вы обычно занимаетесь? — Пишем друг другу письма, — честно призналась Леонора, запихивая в рот печеньку. И хоть раз в два месяца они встречались у кого-то дома, эти встречи проходили так быстро, что фактически они стали подружками по переписке. А если встреча была ещё не дружеской, а светской, то и вовсе могла пройти незаметно и скучно. Единственное, что их радовало это письма, в которых не было правил. Если Ния писала обо всём, в том числе и о мечте объездить мир, то Елена тщательно выбирала факты. Недавно та сообщила, что её отец отправляет Флориана в столичную военную академию. «Прямо как и мой отец Изю в Арланту. Но у неё брат хотя бы будет под боком», — Леонора грустно вздохнула и скушала ещё печеньку. — Наверное, ты очень любишь брата и родителей, о чём пишешь подругам. Верно? — Джозефина продолжала допрос. Именно так окрестила этот разговор девочка, что чувствовала, что той что-то от неё нужно. — Нет, что в… вы, бабушка! В последний раз я им писала, что мой брат скоро уедет в Арланту. И поэтому занимаюсь вышивкой. — Ты будешь скучать по Иезекиилю? — Да. — Когда кто-то из детей покидает гнездо, пусть даже и на время, между родителями начинаются споры и делёжка оставшегося чада. Кого ты любишь больше: маму или папу? Леонора замерла, так и не надкусив печенье. Сладость легла в блюдце, подле полупустой чашки. Девочка рассматривала отражение в компоте, пытаясь понять причины такого вопроса. И маму, и отца она любила одинаково. И они не стали б её делить. Отец, конечно, был холоден с ней, но это становилось понятно из «Книги воспитания», которую ради интереса Леонора как-то пролистала. «Отцы не должны привязывать к себе дочерей дабы в будущем не мешать своим образом жить той с мужем». Но отец её точно любил! Как и мамочка, что постоянно беспокоилась о ней и баловала в меру сил. И делить свою единственную дочь они точно не станут. Не такая у них семья, основанная на правилах и рациональности. — Я люблю всех одинаково. — Такого быть не может. Может тебе с мамой намного лучше? — Нет, мне и с отцом, и с мамой весело проводить время. Я их очень люблю. — Ты ещё совсем крошка и многого не понимаешь, — серые глаза недобро блестнули, а старческая рука погладила девочку по голове. — Ничего, скоро поймёшь, что для того чтобы примирить кого-то, нужно убрать предмет спора. В этом случае тебя. — Мои мама и отец не такие. Они не будут спорить обо мне. — Какая бойкая, — Джозефина рассмеялась. Скрипучий старческий смех пробирал до костей. Леонора взяла печеньку и запихала в рот, запивая всё остатками компота. — Что ж, я прикажу тебя проводить в особняк. Прости бабушку, но от сырости у меня кости болят. — Вам стоит беречь себя, бабушка. — Илона, проводи Нору в особняк! — зычно рявкнула Джозефина. Леонора вздрогнула, опустила голову и попыталась усмирить колотившееся сердце. — Ну, что же, ступай. Не смею тебя более задерживать. Леонора слезла со стула и попрощалась. По пути домой она всё проматывала конец разговора. К чему были эти мысли об любви родителей и делёжке? И почему предмет спора иногда стоит убрать ради примирения? Это не давало покоя и вызывало тревогу в душе.***
Дженнет вышла в коридор и быстрыми шагами дошла до комнаты Леоноры. Домашние задания были выполнены, дополнительные книги изучены. Можно было и отдохнуть вместе с кузиной. Двери комнаты были открыты нарастопашку, внутри с тряпками суетились горничные. Удивлённо распахнув синие глаза , она осматривала помещение. Люстра на потолке буквально сияла чистотой, как и пол, в котором та отражалась большой круглой луной. Девочка кашлянула в кулак. Кристина наконец-то заметила её и склонилась в поклоне. Как и вторая горничная. — Леди Магритт, рада видеть вас. — Привет, Кристина. А где Леонора? — Я тут! — Дженнет была схвачена за руки и закружена на месте. Звонкий смех отразился в коридоре, эхом распространяясь на весь этаж. — Я только переобуюсь, ладно? — Угу. Ты куда-то выходила? — девочки расцепились. Магритт осмотрела кузину, только сейчас заметив её грязные туфельки. — Ах, бабушка Джозефина — ведьма, о которой я тебе говорила — утащила меня к себе. Вот! Дженнет приложила ладонь ко рту. Леонора сбежала от той неприятной женщины? Бабушку сводных брата и сестры она видела пару раз, мельком, на расстоянии, но если Иезекииль описывал ту, как сдержанную аристократку старой закалки, то Леонора сразу дала той ёмкое прозвище. Ведьма. С чем Магритт была согласна более чем на сто процентов. От её взгляда бросало в дрожь, а старый хрипящий голос лишал воли и сил сопротивляться. — Ты убежала от неё? Невероятно! — восхищение так и скользило во взгляде и в голосе Дженнет. Фантазия рисовала картины, как спасалась кузина. По лесу, в такой сильный дождь, та бежала и бежала прочь от ведьмы. Поскальзываясь и поднимаясь вновь, бежала та на свет особняка, пока не оказалась здесь. — Невероятно! — А, да нет, — руки Леоноры беспорядочно порхали перед ней. — Я попила с ней с компот и ушла. Надеюсь, что печеньки были безвредными, хотя и вкусными. Кристина, я войду? — Леди, проходите сразу в гардеробную. Мы ещё не натирали пол воском, поэтому не страшно его ещё раз помыть, — Кристина подошла к двери и жестом указала на гардеробную. — А можно мне с ней? Я о стольком хочу с ней поговорить. Я не буду мешать, — молитвенно сложила ручки Дженнет. Леонора повторила позу, и теперь на горничную смотрели два милых щеночка. — Ох, ладно. Всё равно леди придется полностью переодеваться. Да и причёска растрепалась, прядки завиваются. Девочки радостно взвигнули и быстрым шагом поспешили в гардеробную. Пока Леонору переодевали и приводили в порядок, они успели обсудить последние новости. Включая и новую про концерт. Дженнет было жаль, что дядюшка отказывался приглашать её на это мероприятие. Ей ведь уже было восемь! Она почти взрослая и спит даже без ночника. Почему же ей нельзя выйти в зал и послушать как играет кузина? Хотя бы в тени, за колонной? Леонора легким и беззаботным прыжком слезла с пуфика и подошла к Дженнет. Она взяла ручки сестры и крепко сжала их. — Обещаю, что дам тебе личный концерт, когда станет известно, что войдёт в программу. — Правда? — Конечно! Ты станешь моим первым слушателем. — Леонора! — Дженнет в порыве обняла Альфиус. — Спасибо. — Леди Леонора, какое счастье, что наконец-то вас застала. — Мадам Оливьер, — Кристина поклонилась. Девочки вздрогнули при виде книги в руках мадам. Они обе знали, что внутри. Одна увидела это сегодня, а другая сделала это почти месяц назад. — Мадам, это я нарисовала усы императору. Простите, — Дженнет сделала шаг вперёд, выгораживая кузину. Леонора замерла на месте, не в силах пошевелиться. Что дальше? Эшафот? Порка? Ссылка в замок бабушки?! — Леди Дженнет, лгать вы совершенно не умеете. Однако и безо всяких признаний имя вандала известно, — мадам Оливьер открыла книгу. Украшения императора отпечатались на другой странице, грязня карту завоеваний. — Такое бывает только от застарелых рисунков. Леди Леонора, жду вас в учебной комнате. В гардеробной замерла давящая тишина. Дженнет обняла поникшую кузину и аккуратно провела рукой по спине. — Я что-то придумаю. Обещаю, она тебя не сильно накажет. — Спасибо, Дженнет, но тут… Пошли, Кристина. Раньше получу нагоняй, раньше уткнусь в подушечку. — Леди, зачем вы это сделали? Знаете же, что портить книги нельзя. Ох, — Кристина подошла к Беатрис и принялась раздавать указания на уборку. — Да там статья скучная такая. Вот я и не удержалась, ведь вид у него такой важный, такой гордый. Соблазн был велик, эх. — Я придумала! — Дженнет вновь обняла Леонору и выбежала из комнаты под встревоженные крики горничных, проворно перепрыгивая пару ступенек лестницы. Она привычно завернула налево и побежала дальше. Редкие горничные пытались её остановить, но она проворно выскальзывала из их рук в последний момент. Останавливаться было нельзя. Она обещала помочь! Ответ же лежал на поверхности. Нужно было всего лишь объяснить всё тётушке. Она бы всё поняла и… — Ой! — Дженнет, не бегай, — девочку вовремя подхватили, не дав удариться коленками об пол. — Играйте в игровой, ну что за дети… — Дядюшка! — радостно воскликнула Дженнет. Она торопливо стала объяснять, но всё время сбивалась, тяжело дыша. Герцог её не перебивал, лениво и с некоторой неохотой слушая. — Оливьер вызвала Леонору из-за рисунка в книге? — Да. — Небеса, что за глупая учительница… Слишком много крика из-за детской шалости. Агнес, запиши, что нужно найти личного учителя Леоноре. Нет, необходимо. Это уже последняя капля. Горничная тут же внесла запись в раскрытую записную книжку, что лежала у той в руках. Видимо, они вышли проверить подготовку зала, когда на них наткнулась Дженнет. — Дженнет, иди в игровую. Леонора скоро подойдет. И не бегай больше, тебе нужно беречь себя, — Роджер развернул девочку и мягко подтолкнул. — Агнес, иди в кабинет, подготовь всё необходимое для отправки документов. Дженнет неспеша направилась в указанную комнату. Герцог давно обогнал её и скрылся за поворотом, а она всё шла маленькими шажками, боясь. Чего так страшилась Магритт? Она и сама не знала, хотя её переполняла лёгкость от чувства выполненного долга. Она спасла кузину от несправедливого наказания. Но как бы теперь это не вернулось бумерангом. Тихо войдя в игровую, она не ожидала увидеть тут Леонору, уже играющую с Люсиндой. Приветливо помахав ей игрушечной рукой, Альфиус широко улыбнулась. — А отец сейчас тако-ой разнос устраивает мадам. Ты что ему сказала? — Правду, на что он такой… Ну… Вроде как «последняя капля». Леонора, мадам же к тебе не придиралась? — Дженнет присела рядом на ковре, убирая крошечную чашку в сторону. — Придиралась, но я терпела, — равнодушное пожатие плечами. — Я не чётко выговариваю некоторые буквы, ей это не нравится. Я немного глотаю согласные в арлантском, ей это не нравится. Я немного ошибаюсь на уроках манер, она устраивает лекцию. Но я не жаловалась отцу. Ни-ког-да. — Но почему? Дядюшка любит тебя и обязательно бы… — Дженнет, ты ещё не поняла? — лицо Леоноры стало серьёзным, глаз скрылся под тенью густой чёлки. — Теперь ты будешь учиться одна. Изя уезжает скоро. У меня будет своя учительница. Ты останешься одна со своей учебой и мадам. А что она сделает с тобой, когда поймёт, что вы одну тему неделю учите, одним небесам известно. Дженнет почувствовала, как лицо нагревается. Она отвела взгляд и шмыгнула носом. Теперь стало ясно, что за чувство гложило пару минут назад. Страх одиночества. Она вновь осталась одна, но уже по своей глупости. Глаза защипало, Дженнет сняла кольцо, вытирая слёзы и в голос рыдая. — Дженнет, не плачь. Я тебя не брошу. Не вини себя! — тепло сёстринских объятий не успокаивало. Напротив, лишь усиливало боль грядущего одиночества. Какая же она дура, что настучала. Леонора ради неё терпела два года. Все эти упрёки, принижения, нахальство… Дождь плакал вместе с потерянной принцессой. Совсем как в день её рождения, когда тепло материнских рук быстро забылось, а отцовские объятья так и не познались. Одна с рождения, одна в чужом доме, одна… «Чем я заслужила одиночество? Я проклята?» — Дженнет уткнулась в плечо Леоноры и закрыла глаза, не в силах больше плакать. Девочки обнимались, цепляясь друг за друга в бешенном мире взрослых, который готовился к новым потрясениям.