***
Что ни говори, а работа в ДжиАр действительно забирает очень много времени и сил. Солидное глянцевое издание пользуется популярностью как в обывательских, так и в узких кругах, а потому заставляет впахивать ради своих репутации и престижа. Чтобы работать здесь, необходимо быть не только хорошим журналистом с точки зрения профессионализма, хард- и софт-скилов, а еще и очень подкованным в экономике и финансах человеком. Ну не получится писать статьи с анализами рынков валют, сырья, драгметаллов и бирж, имея при этом базовые знания студента бакалавриата. Даже экономической специальности. Ровно так же, как нельзя допускать какую-либо неточность в высказываниях. И вот я уже битый час сижу и изучаю отчеты компаний Большой Четверки и Большой Тройки, а также рейтинговых агентств, международных инвестиционных банков и ведущих поставщиков финансовой информации по типу Блумберга. Увы, помимо написания статьи про валютные рынки, мне в соответствии с моими должностными обязанностями нужно проверять достоверность данных, которые в своих статьях используют мои коллеги. А чтобы точно понимать, о чем они пишут в своих обзорах, мне необходимо подтянуть и актуализировать собственные знания. Работка трудоемкая и небыстрая, но без этого никуда. Как там Илья говорил? Не бежать к нему при первой же трудности? Не дождется… Что ж, я всегда знала, что работа выпускающего редактора предполагает ненормированный рабочий график. Во второй половине месяца наваливается множество публикаций для проверки, редактуры и вычитки, а последняя неделя перед выпуском и вовсе напоминает бесконечный день работающего сурка. От изучения очередного отчета KPMG о рынке слияний и поглощений за предыдущий год меня отвлекает входящий вызов на телефоне. Бросаю взгляд на часы и обреченно вздыхаю: десять вечера… Отлично, первый месяц, а я уже с головой занырнула в работу. — Чего тебе? — недовольно рявкаю я в трубку, не утруждая себя приветствиями. — Рабочий день давно закончился, поэтому свое говно по поводу моей статьи оставь при себе до понедельника. Переделанную уже в который раз статью я отправила ему сегодня же, чтобы в понедельник сесть переписывать ее снова, потому что Савельев, изверг, сто процентов опять ее забракует. Мой вопрос был лишь в том, смогла ли я убрать «воду», о которой он говорил. — Привет, — слышу на фоне громкую музыку, — у меня к тебе просьба. — Савельев, — меня забавляет даже мысль, что этот клоун может меня о чем-то попросить. — В жопу себе ее затолкай. Я не собираюсь тебе ни с чем помогать. — Хорошо, — быстро соглашается Антон, — а если я скажу, что это касается Ильи, ты меня выслушаешь? Раздраженно вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла, разглядывая пустые чашки из-под кофе. — Я слушаю. — Мы тут в баре... Я ехидно усмехаюсь. Естественно. Где же им еще коротать вечер пятницы? Только в каком-нибудь кабаке, присматривая милых девиц на одну ночь. — Илья напился и ведет себя не совсем рассудительно. Проблема бы разрешилась сама собой, если бы он с кем-нибудь переспал, но сюда же заявились Катя с Олесей. Ему нельзя сейчас знакомиться с кем попало, понимаешь? — Пока не очень, — безучастно отвечаю я, разглядывая ногти. Надо бы на маникюр записаться, что ли. — Ань, отправить восвояси я его не могу, он брыкается и говорит, что ему плевать на все. Но его надо отвезти домой, чтобы он не натворил лишнего. Пожалуйста, Ань, — вот это новости, Савельев снизошел до мольбы. Просто тебе самому не хочется уходить из кабака в компании лучшего друга, а не какой-нибудь симпатичной мордашки. Ты читаешься, как открытая книга, Савельев. — А я, по-твоему, ему в няньки нанималась? — интересуюсь я. — Ты думаешь, мне в пятницу вечером больше нечем заняться? — Судя по тому, что ты все еще онлайн в Тимс, осмелюсь предположить, что тебе и правда нечего делать, — вот же козел проницательный. — Мы от офиса в пяти минутах ходьбы. Приходи. Если Илья склеит здесь какую-нибудь цыпочку на глазах у Кати и Олеси, то ваша постановка затрещит по швам. Или тебе по кайфу было с ним целоваться на корпоративе у всех на виду? — В отличие от того, как это было с тобой, с ним целоваться мне и правда было по кайфу, — легкомысленно выдаю я в надежде задеть его мужское самолюбие. — Да тебе будет по кайфу с любым мужиком, который обратит на тебя внимание. И неважно, дешевый это фарс или нет, — пытается отразить мою издевку Антон, и, не знай я его, я бы никогда в жизни не уловила нотки обиды в его голосе. В яблочко! — Скоро буду, — довольно говорю я и отключаюсь. — Вот же клоун. Шевцов, что же ты творишь, твою мать? Что значит, тебе наплевать на все? Ты втянул меня в это с одной целью: заставить всех поверить в историю о несуществующей девушке, а теперь готов пустить все коту под хвост? Кем бы ты для меня ни был, названым или настоящим парнем, но я не могу позволить тебе так себя вести. Даже если все наше шоу — всего лишь игра для отвода глаз, ему нельзя так относиться к своей «девушке». Как минимум это неправильно, как максимум я никогда не продолжу отношения с человеком, который так себя ведет. Я не собираюсь играть роль всепрощающей Ани, которой никогда не являлась. И, увы, Илья должен это принять, если хочет, чтобы в нашу игру поверили.***
Места, в которых я предпочитаю коротать вечера в компании своих немногочисленных друзей, разительно отличаются от кабака, в который я заявилась в поисках Ильи и Антона. Живая музыка приятно обволакивает слух, а запахи свежеприготовленной еды щекочут нос. Свет привычных мне неоновых ламп заменен на приглушенный свет бра и красивых люстр. Единственная схожесть — это светомузыка над танцполом. Без труда обнаружив ненаглядную парочку, восседающую в дальнем углу возле окна, я направляюсь к ним и беспардонно падаю на мягкий бархатный диван возле Шевцова. Тот вальяжно поворачивается ко мне. Его глаза затуманены пеленой алкоголя, но выражают такую вселенскую грусть, что сердце болезненно сжимается. Что с ним случилось? Хоть я и знаю его без году неделя, но я уверена, что у него что-то стряслось. Сколько я с ним ни общалась, от него неизменно исходили позитивная энергетика и уверенность в себе, и никогда в его глазах я не видела столько сожаления и обиды. — О, А-а-а-ня пришла, — тянет он мое имя, расплываясь в улыбке. — А ты чего тут? — словно сообразив, что меня здесь быть не должно, озадаченно хмурится Илья. — Пришла за своим парнем. Поехали домой, — я беру его за руку, намекая, что нам пора отчаливать. На сидящего напротив Антона я не обращаю никакого внимания. — Зачем? — спрашивает Шевцов, словно секундой ранее я ляпнула самую глупую вещь на свете. — Потому что ты пьян. — Неправда, — он размахивает руками из стороны в сторону, вот-вот норовя опрокинуть свой бокал. — Илья, — я ловко выхватываю чару с остатками коньяка у него из рук и отставляю подальше, а после кладу ладони ему на лицо, — если ты сейчас же не соберешься и не поедешь со мной, то меня ты рядом с собой больше не увидишь. И тогда, — я наклоняюсь ближе, чтобы прошептать на ухо: — тебе придется искать новую дурочку для своего спектакля. Уяснил? — Ладно, — отмахивается он от меня, как от назойливой мухи. — Все равно мне тут уже нечего ловить, раз ты пришла. — Слушай, дорогой мой, а чего ты вообще добивался? Хотел пустить все коту под хвост ради одноразового секса? Ты вообще все мозги пропил? Ты за кого меня принимаешь? Я тебе не пресвятая и всепрощающая Мать Тереза, так что собирай свое тело в кучу и поехали. — Вот же ж бабы… — закатывает глаза Шевцов и устремляет взгляд на Антона. — Это ты ее позвал? — Нет, Илюх, — разводит тот руками и расплывается в глумливой улыбке. — Она просто пошла на запах предательства. Анька, знаешь ли, за версту чует, когда ей собираются изменять. Мои непробиваемые до сего момента стены начинают трещать и рушиться. Да как он смеет так высокомерно об этом говорить? Словно это Антон — пострадавшая сторона, а не я. Я лишь поджимаю губы, не в состоянии придумать какую-либо колкость в ответ. — Да уж, — хохочет Илья. Видимо, остроумная шутка Савельева сильно его позабавила. Правда, не успеваю я моргнуть и глазом, как он подскакивает и, перевесившись через стол, хватает Антона за галстук. — Не смей говорить о ней в таком тоне. Это ты поступил, как мудак. Не считай себя хозяином ситуации, — выплевывает Илья Антону в лицо, заставляя меня ошарашенно уставиться на него. — Еще раз я услышу от тебя хоть что-то, что может ее обидеть, я тебе врежу. Уяснил? — Илюх, да ты чего? — в глазах Савельева стоит неподдельное удивление и даже легкий испуг. — Это была всего лишь шутка. — Шутки будешь в цирке шутить, а я билет не покупал, — цедит Илья и, толкнув Савельева обратно в спинку дивана, встает, чтобы почти уверенным шагом направиться к выходу. Несколько мучительно долгих мгновений мы с Антоном смотрим друг на друга ничего не понимающими взглядами, после чего я хватаю пиджак Ильи и бегу за ним, оставляя своего бывшего сидеть в полном недоумении. В принципе, в том же недоумении нахожусь и я. И чего Илья полез меня защищать? Тем более Савельев был в своем репертуаре, так что обращать на него внимание — пустая трата времени. Выйдя на улицу, сразу же нахожу взглядом Илью, стоящего возле своей машины и сосредоточенно тыкающего в телефон. — Давай ключи, — я протягиваю ему руку в требовательном жесте. Он переводит на меня недоуменный взгляд. — Ключи от машины, я поведу. — Ты? — усмехается Шевцов. — У тебя хотя бы права есть? — Не поверишь, Илья, у меня есть и права, и обязанности, — язвлю я в ответ. — Ключи давай. — Аня, я не посажу тебя за руль своей машины. Уж лучше я доеду до дома на такси, чем позволю какой-либо женщине садиться на водительское кресло. — Господи, — взвываю я, раздраженно закатывая глаза, — я хорошо вожу машину. И если вдруг тебе интересно, я даже заканчивала курсы экстремального вождения от БМВ. Так что не бойся, довезу тебя и твою Ауди в целости и сохранности. — Неожиданно, — Илья склоняет голову и внимательно рассматривает меня, по всей видимости, анализируя, готов ли доверить мне свою машину. Ох уж эти мужики… Носятся со своими машинами, как дурни со ступами. — Ладно, ключи в правом кармане, — он кивает на пиджак в моих руках. — Так бы сразу, — довольная собой, я открываю водительскую дверь. — Какой у тебя адрес? — я запускаю навигатор на телефоне, когда мы наконец усаживаемся. — Ломоносовский проспект двадцать пять, первый корпус, — на автомате отвечает Илья. — Отлично. Тогда, дорогие пассажиры, пристегните ремни, — настроив сиденье и зеркала заднего вида, начинаю я. — Наша поездка займет двадцать минут. На протяжении всего пути просьба оставаться на своих местах и не отстегивать ремни безопасности! Моя речь заставляет Илью слабо улыбнуться. Уже лучше. Может, все не так уж и плохо? Однако моя надежда быстро угасает, когда мы отъезжаем от бара и молчим бо́льшую часть поездки. Все мои вопросы встречаются либо молчанием, либо сухими односложными ответами, либо же подколами и шутками в мой адрес. И вот зачем было нападать на Антона, если ты ведешь себя в точности, как он? — И почему ты так напился? — раздраженно вздыхаю я, уже не надеясь, что услышу ответ. — А почему тебе можно напиваться, а мне нельзя? — задает он встречный вопрос, сверля взглядом проносящиеся мимо дома. — Может, я тебя плохо знаю, но ты не выглядишь, как человек, который просто так будет напиваться, — пожимаю плечами. — А ты, стало быть, напиваешься просто так? — уточняет Шевцов. — А ты давно в стрелочники заделался? — А ты, я смотрю, у евреев взяла моду отвечать вопросом на вопрос? — да уж, в чем в чем, а вот в острых на язык высказываниях он может мне еще фору дать. — Так ты первый начал, — усмехаюсь я, радуясь, что наш разговор хоть немного оживился и разрезал гробовую тишину. — Аня, вот скажи мне честно, вам, бабам, и правда от мужиков только бабки нужны? — его вопрос несколько озадачивает меня. — Как символично, — пришедшая на ум мысль забавляет. — Вокруг сплошные бабки да бабы. — Слушай, — Илья впервые за все время нашей поездки поворачивается ко мне, — а у тебя когда-нибудь отключается функция «язвить без остановки»? — Ага, — киваю. — Когда сплю, — уточняю я. Илья пропускает смешок. — Нет, — серьезнею я, решив все же ответить на непонятно откуда взбредший ему в голову вопрос. — Не всем женщинам нужны от вас только деньги. — А тебе? М-да, простой, как хозяйственное мыло. Мог бы хоть не так в лоб спрашивать. Его прямолинейность порой выбивает меня из колеи, вот, например, как сейчас. — А я женщина с ипотекой, так что деньги мне нужны априори, — пожимаю я плечами. Я никогда не была меркантильной и расчетливой, никогда не тянула из мужчин деньги. Я всегда хотела — и до сих пор хочу — добиться всего сама, от мужчины рядом с собой я ждала лишь любви, поддержки, заботы и порядочности. Неужели я так много прошу? Но открывать свою душу Илье я не собираюсь. Пускай думает обо мне, что хочет. Пускай думает, что я тяну из него деньги, а на что — не так уж и важно: будь то закрытие ипотеки или оплата больничных счетов сестры. Его это волновать не должно. — Я тебя понял, — мне кажется, или в его голосе слышится горечь? — Аня, а можно нескромный вопрос? — Можно. Если осторожно, — уклончиво отвечаю я. — Вот смотри: ты умная, красивая и интересная молодая женщина, — так, начало уже не сулит ничего хорошего. — Так почему же ты одна? — Задам тебе встречный вопрос. Почему ты — перспективный, успешный и до ужаса обворожительный мужчина — до сих пор один? — Ладно, можешь не отвечать, — машет на меня рукой Илья. И почему ты хочешь, чтобы я открылась тебе, если сам не можешь предложить того же в ответ? Вот же ж зараза. Его вопрос погружает меня в тяжелые и далеко не веселые мысли, преследующие меня уже не первый год. — Если честно, я и сама не знаю. Я никогда не просила слишком многого от человека: всего лишь уважение и порядочное отношение к себе, — честно отвечаю я, снова привлекая его внимание. Краем глаза вижу, как Илья поворачивается и внимательно смотрит на меня. — Я всегда посвящала отношениям всю себя, ожидая, что буду получать то же в ответ, но я слишком поздно поняла, что далеко не всегда между мужчиной и женщиной работает правило «как ты относишься к человеку — так и он к тебе». Горькая усмешка трогает мои губы. — А когда поняла, перестала в принципе ждать чего-либо от мужчин. Хотя, когда я познакомилась с Антоном, — упоминание его имени заставляет Илью напрячься, — я в какой-то момент усомнилась в своих принципах, решилась снова открыться человеку. Правда, ему это было не нужно. Я с остервенением сжимаю руль машины и стискиваю зубы. Не плакать. Нельзя. — И очень быстро он потерял ко мне интерес. Ровно в тот момент, когда я стала относиться к нему лучше, чем он ко мне… И я поняла, что подпускать к себе близко уже не модно. Никому это не нужно. Да и мне теперь слишком сложно поверить, что может быть что-то раз и навсегда… — с трудом заканчиваю я свой монолог и украдкой кошусь на внимательно слушающего меня Илью. Его лицо напряжено, брови нахмурены. Шевцов ни на секунду не отводит от меня глаз и ловко перехватывает мой мимолетный взгляд, вгоняя меня в краску. Я резко отворачиваюсь к дороге. И на кой черт я вообще открыла рот? Ехала бы себе и молчала в тряпочку. — Я тоже не верю, что бывает «раз и навсегда», — тихо вздыхает Илья. И что же все-таки случилось, что сейчас он в столь подавленном состоянии? У меня сердце невольно сжимается: не могу я смотреть на такого Илью. Все, что хочется сделать, только взглянув на этого человека — обнять его и сказать, что все будет хорошо. Не все женщины меркантильные твари, как он себе это вообразил… — Аня, не хочешь пойти со мной на одно увеселительное мероприятие? — Илья достает из пиджака утренний конверт и равнодушно крутит его в руках. — На какое? — хмурюсь я, паркуя машину во дворе. — На свадьбу. Я резко жму на тормоз и поворачиваюсь к Шевцову: — На какую еще свадьбу? — Мой двоюродный брат женится. Прислал вот приглашение, — машет он бумажкой перед моим носом. — Там будет много моих родственников. Правда, родители не приедут, но слухи о тебе точно дойдут до матери. Так что… — ...было бы неплохо посветить личиком перед родственниками, — киваю я. — Я поняла. Сообщи мне потом, какой там дресс-код, чтобы я подготовилась. — Аня, я хочу, чтоб ты знала: я не принуждаю тебя туда идти. Поэтому если ты не хочешь, то можешь отказаться. — Илья, — с легкой улыбкой на губах обращаюсь к нему, — ты мне платишь за это деньги. И, как ты выразился сегодня, я должна выполнять свою работу соответствующе. — Я ведь уже говорил, что вы, женщины, очень злопамятны? — смеется Илья и выходит из машины. — Да, — довольная собой, я закрываю машину и вручаю ему ключи. — Ладно, я поеду домой, так что до понедельника. Я разворачиваюсь и уже делаю шаг в сторону калитки, но меня осторожно хватают за руку. — Аня, не могла бы ты побыть со мной еще немного? Пожалуйста, — неуверенно спрашивает Шевцов, а внутри меня все замирает. И нет, не от осознания, что я окажусь с ним наедине в его квартире, а от того, каким беззащитным он кажется в эту секунду. — Хорошо, только с тебя вкусный чай, — довольно соглашаюсь я. — И что-нибудь съестное, потому что я не ела с самого обеда! — Это мы запросто, — и, не отпуская моей руки, Илья тащит меня к подъезду. Шевцов, нельзя быть таким. Нельзя отчитывать меня, как школьницу, заставляя внутри все пылать от бешенства, а потом пытаться поговорить по душам и задавать вопросы, ответы на которые обнажают душу. Ведь ты так ни капельки и не приоткрыл мне свою дверцу, оставляя счет неравным в твою пользу.