***
Давно я не чувствовала себя так хорошо. Я уже практически забыла, каково это — быть в приподнятом настроении и чувствовать легкость во всем теле. Словно ты паришь над землей, как мягкая невесомая пушинка. Вот что значит хороший секс и полностью удовлетворенная женщина. Спасибо, Шевцов, ты лучшее, что происходило в моей и без того невеселой жизни. И даже то, что мне приходится пахать все выходные в офисе, ни капельки меня не удручает. Честно говоря, последнее, что я бы хотела делать дома в субботний и воскресный вечера — заниматься финальной вычиткой всего выпуска, сигнальный экземпляр которого должен лежать на столе у Ильи, Виктора Михайловича и Антона уже завтра. Поэтому в самое прекрасное за последние месяцы субботнее утро мною было принято решение скоротать свои заслуженные выходные в пустующей редакции. На самом деле обстановка, царящая тут, что вчера, что сегодня, самая что ни на есть располагающая к работе. Тишина. Никто не отвлекает с просьбами проверить статью и отправить утвержденный вариант Антону, никто не вваливается в кабинет со своими тупорылыми и никому не упавшими шуточками. Да-да, это я про Савельева, с которым, согласно лучшим традициям закона подлости, я нахожусь в самых тесных взаимоотношениях. Рабочих, конечно же. Согласно регламенту основное звено между коллективом и главным редактором — Антон: через него проходит основной поток обработанной информации. Илья же общается с творческим коллективом в основном на летучках, которые проводит как минимум два раза в неделю, а при разработке концепции нового выпуска вообще ежедневно. В остальное время он, как правило, находится в разъездах и на встречах, обговаривая условия рекламных и спонсорских договоров, привлекая новых инвесторов и нарабатывая связи в необходимых для развития журнала кругах. Я же практически все рабочие и организационные моменты обговариваю с Савельевым, хотя в свое время решала все вопросы напрямую с главным редактором. Да, ДжиАр отличается не только творческой составляющей, но и порядками. Правда, положа руку на сердце, я не могу сказать, что тесное сотрудничество с Антоном меня сильно угнетает. Если не брать во внимание его вечные издевки и подъебы в мою сторону, а также закрыть глаза на то, что он мой бывший и главный мудак в моей жизни, работать с ним более чем возможно. Закончив с вычиткой очередного макета и оставив несколько пометок на предмет опечаток, встаю и направляюсь на кухню. Ну что ж, попробуем еще раз сварганить кофе, который так вкусно варит Майя. Завтра же попрошу у нее наглядный мастер-класс, потому что одних объяснений на словах, как вчера оказалось, недостаточно, чтобы повторить то, чем рыжая балует меня каждый день. На кухне я, включаю радио и засыпаю мелко помолотый кофе в турку. Залив все это мероприятие водой, медленно помешиваю, пританцовывая в такт сменившейся только что песне. Ой, какая чудесная композиция, надо бы сделать погромче! Это же песня моего студенчества, под которую мы с Наташкой и Шепом отжигали в клубах. Меня настолько захватывает музыка, что я невольно начинаю дрыгаться в такт, схватив висящий под шкафчиком с посудой половник. Поработает моим микрофоном, вряд ли тут кому-то захочется налить себе борща, учитывая, что в редакции я уже второй день наслаждаюсь гордым одиночеством. Громко подпеваю заученным еще с глубокой молодости словам, все активнее двигая бедрами и ногами. Все-таки мне надо было стать не журналистом, а какой-нибудь танцовщицей с моими-то пристрастиями. Крутанувшись вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов, на мгновение замираю под взглядом карих глаз, в уголках которых пляшут смешинки. И что он тут забыл? Сегодня он другой: вместо строгого костюма, который стоит как весь мой гардероб, на нем белый свитер в крупную вязку и темно-синие джинсы. От привычного образа в нем осталась лишь укладка, и та сделана наспех, отчего некоторые пряди торчат в разные стороны. Его губы изогнуты в довольной улыбке, а лицо сияет от детского восторга. Это... смущает. Но я бы не была собой, если бы просто остановилась, раскрасневшись от неловкости. Я продолжаю подпевать незамысловатым словам и подхожу к Илье, протягивая руку, которую он принимает без тени сомнений. Выведя его на воображаемый танцпол, я тяну его танцевать, и он с удовольствием мне поддается. Я невесомо касаюсь его, прижимаюсь всем телом, а потом отхожу на пару шагов, дразня и увлекая за собой, одариваю его многозначительными взглядами и заигрывающими улыбками, провожу по губам языком, словно предлагаю снова попробовать их на вкус. А он вовсе и не против вестись на мои манипуляции. В какой-то момент Шевцов хватает меня за руку и притягивает к себе, обжигая кожу мятным дыханием. Интересно, он решил в жвачные животные заделаться, раз постоянно жует мятный eclipse? Илья прижимается своим лбом к моему и пристально смотрит в глаза. Сердце заходится в бешеном ритме. И вот я снова тону в этих карих омутах, не желая спасаться. Он ни на секунду не перестает улыбаться, а по спине бегут мурашки. Он невесомо целует меня в губы, отчего внутри все обрывается, и отстраняется. — Аня, у тебя кофе сейчас убежит, — стреляет глазами в сторону плиты. Оцепенение вмиг слетает, и я нехотя выпутываюсь из его теплых объятий. Кидаюсь к плите, снимаю турку и сразу же выливаю свой «шедевр» в чашку. Еще секунда, и пришлось бы отмывать плиту от пригоревшего кофе. — Илья, — выключив конфорку, я облокачиваюсь о столешницу и скрещиваю руки на груди. — Кажется, я не разрешала тебе себя целовать. Я изгибаю бровь в удивлении, хотя, конечно, вовсе не против чувствовать его губы на своих. Это так приятно. — Правда? — довольно усмехается Шевцов, упираясь одной рукой о висящий на стене шкафчик. — То есть если я сейчас, — он медленно убирает волосы с моего лица, — поцелую тебя, то ты будешь сопротивляться? — Илья, — лукаво говорю я, накрывая его руку своей ладонью, — я лишь боюсь, что одним поцелуем мы не ограничимся, а мне еще работать надо. Я тепло улыбаюсь, прикрывая глаза от удовольствия, и вдыхаю аромат его парфюма. — Знаешь, у меня такой «сердобольный» начальник, что ему вынь да положь, причем все и сразу. — Да что ты? — подхватывает Шевцов. — Может, мне стоит провести с ним воспитательную беседу и замолвить за тебя словечко? — Было бы неплохо. А то представляешь, в пятницу он заставил бедную женщину переписывать статью, хотя она очень рвалась в клуб, чтобы подцепить какого-нибудь горячего парня на ночь. Но он мне всю малину испортил! — я театрально вздыхаю, надувая губки. — Между прочим, уже не в первый раз! — Да уж, тебе не позавидуешь, — на губах Ильи играет довольная улыбка. Убрав свою руку со шкафчика, он нежно проводит ладонью по моей щеке и очерчивает линию скулы большим пальцем. По телу расходятся миллионы разрядов, покалывающих кончики пальцев. — Хотя я тебя прекрасно понимаю. Представляешь, у меня тоже есть одна несносная сотрудница, которая из-за своего упрямства чуть не сорвала сроки выпуска номера. Пришлось ехать к ней в пятницу вечером и помогать дописывать статью, хотя мог бы с лучшим другом посидеть в хорошем кабаке и познакомиться с какой-нибудь милой цыпочкой. — Эх, и тебе всю малину испортили, — изображаю сочувствие я. — Да нет, — Шевцов пожимает плечами, — оказалось, что ни одна гламурная женщина не стоит и мизинца этой несносной девчонки. Мои губы трогает усмешка: — Прямо-таки и мизинца? — Ты права, оговорился. Они даже ногтя ее не стоят, — утвердительно кивает Илья, кладет руку на мою шею и притягивает к себе. Наши губы сразу находят друг друга, а языки переплетаются с первой же секунды. Интересно, я когда-нибудь перестану так реагировать на поцелуи Шевцова? Перестану заводиться от одного его взгляда? Ловко запрыгнув на столешницу, я обвиваю ногами его торс и сокращаю расстояние между нашими разгоряченными телами. Этот мужчина, его ласки, прикосновения, поцелуи — всех бриллиантов мира не хватит, чтобы оценить то, что он со мной творит. Внутри снова все трепещет и изнывает от желания, хотя, казалось бы, буквально позавчера меня отымели так, что ноги подкашивались всю субботу. Но я не могу иначе. Шевцов — мой личный сорт героина. Его хочется пускать по венам постоянно. Постоянно быть рядом, чувствовать неровное дыхание на своей коже, таять на жадных губах и растворяться в надежных руках. Мне снова хочется потеряться в ощущениях и с головой погрязнуть в этой животной страсти. Илья приподнимает мой свитер и проникает руками под майку, которую я с утра напялила на голое тело. Обнаружив отсутствие лифчика, Шевцов довольно хмыкает мне в губы и сжимает мою грудь. Я стону от удовольствия. Как же хорошо… — Не останавливайся, — прошу я сквозь поцелуй, чувствуя, как его свободная рука гуляет по моей спине и пускает разряды тока по телу. Он отрывается от моих губ и оттягивает голову за волосы, открывая себе доступ к шее, на которой тут же оставляет багровые засосы. И как я завтра приду с таким украшением на работу? Илья не оставляет мне ни шанса воспротивиться его натиску, да я, в общем-то, и не против. Правда, ничего, что он собирается поиметь меня прямо на кухне посреди офиса? В порыве страсти я с остервенением срываю с него свитер, а он расстегивает мои джинсы и без труда стягивает их вместе с трусиками. Интересно, а когда я успела скинуть с себя кроссовки? — Аня, ты сводишь меня с ума. Ты знала об этом? — А ты сводишь меня с ума своими разговорчиками в строю, — я с трудом перевожу дыхание. У него в порядке вещей говорить вещи, сбивающие с толку? Хотя есть в его словах что-то. Он тоже сводит меня с ума одним своим присутствием. Ни с одним другим мужчиной я не стала бы заниматься сексом в офисе, да еще и на кухне, на которую в любой момент может ввалиться кто-то еще. Но все же я надеюсь, что мы с Шевцовым единственные стахановцы в этой редакции, которые пашут даже на выходных… Илья скользит рукой по моему животу, проводит ладонью по внутренней стороне бедра и сжимает ее с такой силой, что от боли я впиваюсь в его спину острыми ногтями. Слышу, как он рычит, прикусывая меня за мочку уха, а в следующее мгновение его пальцы проникают вглубь разгоряченного влагалища. — А-а-ах! — я откидываю голову назад. Он буквально трахает меня пальцами, заставляя подаваться бедрами навстречу, и постепенно наращивает темп. Каждое его движение отзывается накатывающими волнами наслаждения, а я с трудом нахожу дрожащими руками ширинку его джинсов. Справившись с молнией, я с силой отталкиваю Шевцова и спрыгиваю со столешницы под его ошеломленный взгляд. Что, не ожидал? Довольно хмыкаю себе под нос и, припираю его к ближайшей стенке. Он вожделенно смотрит на меня, а в его глазах так и читается, что мысленно он отымел меня уже во всех возможных позах. Я пересчитываю пальцем кубики пресса и, спустившись на колени, оголяю возбужденную плоть. Смочив член слюной, я провожу по стволу несколько раз — Илья вздрагивает и рвано выдыхает. Кружу языком по головке и беру член в рот, заглатываю, ослабляя хватку у основания и сжимая губы на конце. — Аня, ты чокнутая, — выдыхает Илья, зарываясь пальцами в мои волосы, сжимает кулак и помогает мне подстроиться под свой темп. Его стоны возбуждают меня все больше, а внизу уже не то что изнывает, а горит от желания. Я хочу запрыгнуть на него и почувствовать его в себе прямо сейчас. Кажется, он слышит мои мысли, потому что в следующий миг тянет меня за волосы и впивается в губы бешеным поцелуем. В мгновение ока я оказываюсь прижата к столу, а через секунду слышу, как на пол падает все, что ранее на нем стояло. Интересно, что завтра подумает Майя, придя на работу и обнаружив, что перечница и солонка пустые до дна? А плевать. Выудив из переднего кармана джинсов упаковку с презервативом, Илья ловко натягивает резинку на член. Поймав мой требовательный взгляд, он довольно улыбается. Чувствует свое превосходство передо мной, извивающейся на столе. Шевцов склоняется ко мне и, оставив на губах нежный поцелуй, аккуратно входит в меня. — Пожалуйста, Шевцов, отымей меня уже скорее! — чуть ли не во весь голос ору я. — Аня, умей ждать, — нарочито спокойно отвечает Илья, а мне так и хочется ему врезать. Он ждет некоторое время, чтобы не навредить мне и позволить привыкнуть к размерам, после чего плавно покачивает бедрами. Я сжимаю его член внутренними мышцами, заставляя Илью рвано выдыхать от каждого движения. Я знаю, это приятно, и мужчинам это очень нравится. А этому мужчине я хочу доставить наивысшее удовольствие. Шевцов с силой сжимает мои бедра, вынуждая податься ему навстречу, и входит на полную длину. Изо рта вырывается громкий стон. Мне так приятно, что я готова задохнуться. Здесь становится душно. Я жадно хватаю ртом воздух, пока Илья вколачивается в меня, не оставляя ни шанса, чтобы привести дыхание в норму. И вот я уже на пике, вот-вот получу феерический оргазм, но... Он резко выходит и заставляет меня подорваться со стола. Под его настойчивыми руками я упираюсь животом в столешницу и прогибаюсь в спине. И вот он снова во мне. Намотав мои распустившиеся волосы на кулак, Илья продолжает начатое, а каждый его толчок ощущается еще ярче. Накатывающее чувство наслаждения все сильнее отзывается во мне. Вот оно. Я на грани. Уже почти… В последний раз войдя на всю длину, Шевцов оттягивает мои волосы, заставляя с силой изогнуться, и мы в унисон издаем протяжный стон вперемешку с именами друг друга. Я никогда не кончала одновременно с мужчиной. Какое же это потрясающее чувство, когда сладкая истома накрывает вас одновременно. Мы моментально почувствовали друг друга и поймали общий ритм. Может, мама права? Может, каждому человеку Бог создал пару, с которой ему суждено быть вместе? Как иначе можно назвать то, что происходит между нами? Илья тяжело дышит мне на ухо и нежно целует в висок. — Аня, секс с тобой — лучшее, что случалось в моей жизни, — он зарывается носом в мою шею. Я слабо улыбаюсь. Не опирайся я о стол, рухнула бы без чувств прямо на пол: ноги меня совсем не держат, а все тело дрожит от полученного оргазма. — Шевцов, ты самый удивительный мужчина, которого я когда-либо встречала. А этот секс… — я мечтательно закрываю глаза, — выше всяких похвал, честно. Ты первый, кому удалось довести меня до дрожи в коленях. — Я уже сто раз пожалел, что не пришел тогда на день рождения Илоны, — Илья отстраняется, а у меня сердце пропускает удар. С трудом развернувшись, я опираюсь на столешницу и с интересом разглядываю Илью, застегивающего ремень на джинсах. Подняв мои штаны, он протягивает их мне и довольно улыбается, а от его глупой улыбки внутри все трепещет. И не будь я красной и запыхавшейся после обескураживающего секса, от его взгляда бы не укрылся пунцовый румянец, выступающий на моих щеках от одного взгляда на этого болвана. Не смотри на меня с такой откровенной нежностью, я сейчас задохнусь. Как только я натягиваю джинсы, Илья подходит ко мне и помогает расправить подвернувшийся свитер. Мы встречаемся взглядами, и вот я снова погружаюсь в пучину карих глаз без шанса на спасение. Что же ты со мной делаешь?.. Илья заботливо поправляет мои растрепанные волосы и легонько прикасается губами ко лбу. — Аня, а ты веришь в судьбу? Мне иногда кажется, что мы правда созданы друг для друга, но, к сожалению, нашлись слишком поздно, — Илья озвучивает мысли, на которых я слишком часто ловлю себя в последнее время, а в его голосе слышатся тоска и горечь. — Илья, — я обнимаю его и зарываюсь носом в свитер на груди, вдыхая столь полюбившийся аромат, — мы сами творцы своей судьбы. И мы вправе выбирать то, что захотим. — А как же последствия, которые влечет за собой каждый сделанный выбор? — А с последствиями мы разберемся потом, — слабо улыбаюсь я, чувствуя, как руки крепко обвивают мою талию. — Как думаешь, Аня, это нормально, что я не хочу тебя отпускать? — Все, что ты чувствуешь, Илья, это нормально. Даже если тебе кажется, что эти чувства неправильные и не имеют права на существование, — я отстраняюсь и ловлю его грустный взгляд. — Потому что я тоже не хочу тебя отпускать. Мои слова вызывают на его губах горькую усмешку. — Аня, я могу попросить тебя об одном одолжении? Я сдвигаю брови к переносице и напряженно жду продолжения. — Пожалуйста, не позволь мне влюбиться в тебя. У меня перехватывает дыхание. Я ошарашенно таращусь на него мучительно долго, после чего с трудом отзываюсь: — Только если ты не позволишь мне влюбиться в тебя. — Кажется, это будет непросто, верно? — смутившись, Илья зарывается рукой в свои волосы и взъерошивает их. — Верно. Тем более учитывая, какой отменный у нас секс, — довольная, я подхожу к плите. — Кофе будешь? — Буду, — обреченно вздыхает Шевцов. — Принесешь мне его в кабинет? — Я вроде не записывалась в твои секретари, — вставляю я проницательный комментарий через плечо. — Правда? А в прошлый раз мне так не показалось, — играет он бровями, явно припоминая мне тот случай, когда я вылила на него кофе. — Ладно, принесу, — недовольно бурчу я. — А можно подачу кофе сопроводить музыкальной композицией и танцами? — усмехается Илья. Я лишь фыркаю и тянусь за половником, который удачненько так лежит под рукой. Замахнувшись на него, я уже собираюсь зарядить этот половник в Шевцова, как он подрывается со стула, на который сел минутой ранее, и выбегает прочь из кухни, а из коридора доносится звонкий заражающий смех. Вот же балда. Мои губы расплываются в улыбке. И как в тебя можно не влюбиться?***
День накануне отправки номера в типографию и выпуска в свет — тот еще геморрой: вокруг все суетятся больше обычного в надежде не попасть под раздачу от главного редактора и его заместителя. По словам Майи, они в этот день всегда на взводе, хотя я их понимаю. Мне, как выпускающему редактору, тоже приходится несладко: даже несмотря на то, что вчера я закончила вычитку финального выпуска, сегодня я должна отправить все утвержденные Ильей макеты в типографию, а также проверить, корректны ли все листы электронной версии и соответствуют ли они печатной. Ах да, и, конечно же, подготовить официальный пресс-релиз для таргетированной рекламы. Ну что за напасть? Помимо навалившихся дел, мне против воли приходится контактировать с каждым, кому только не лень зайти ко мне в кабинет и задать еще какие-то вопросы по поводу своих материалов. И почему нельзя убеждаться, что там все «окей» до того, как я превращаюсь в загнанную в колесо белку? Правда, к обеду все вопросы заканчиваются. Видимо, когда я выла волком Антону в кабинете и жаловалась на безалаберность и безответственность половины нашего коллектива, это не укрылось от любопытных ушей моих коллег. Оставшуюся половину рабочего дня меня старались обходить десятой дорогой. Закончив с пресс-релизом, отправляю его на почту Савельеву и жду комментариев, которых, надеюсь, не будет вовсе. Пять часов вечера на часах совсем не прельщают меня просидеть за монитором компьютера еще добрую пару часов. У меня совсем нет сил препираться с ним. Единственное, чего я сейчас хочу, — это прийти домой, налить себе бокальчик вина и вытянуть ножки, посматривая какое-нибудь бестолковое шоу на YouTube. Звук входящего вызова отвлекает меня от мучительного ожидания. Поднимаю трубку и, натянув на лицо самую возможную из жизнерадостных улыбок, говорю: — Мамуля, привет! Прости, что долго не звонила, на работе на этой неделе полный аврал! — Анечка, привет! Ничего страшного, — благосклонно отвечает мама, но в ее голосе все равно слышится печаль. — Ты в порядке? — Да, мам, все хорошо. Вы там как? Как Алиска? Знаю, маме непросто говорить о сестре, но от упрямой Алисы я никогда не услышу честного ответа. Сколько бы я ей ни звонила и ни писала с вопросами о ее самочувствии, она всегда отвечает, что все у нее хорошо и мне не о чем переживать. Правда, слова мамы говорят об обратном. — Мы решили услышать еще несколько мнений, — устало вздыхает мама, — но все как один говорят, что опухоль не операбельна. Предлагают сделать еще несколько курсов химии, но Алиса уже и без того похожа на смерть. Мне кажется, еще одну химию она не переживет, — голос мамы дрожит, в нем плещется нескрываемое отчаяние. — Нам знакомые посоветовали еще одну клинику, но… — Мам, какие тут могут быть «но»? Конечно же надо соглашаться, в чем проблема? — Анечка, проблема у нас всегда одна, и это финансы. Ты же прекрасно это знаешь. — Мам, я возьму этот вопрос на себя. Какая сумма нужна? — сдержанно спрашиваю я, а внутри все сжимается. Ну откуда я возьму такие деньги? Все, что мне выплатил Шевцов за апрель, я уже отправила родителям. И, как ни крути, жить-то мне тоже на что-то нужно… Я лихорадочно перебираю в голове всевозможные варианты. Может, взять еще один кредит? Закрою его, как только Илья выплатит мне майский гонорар. Хотя вряд ли мне его одобрят, учитывая мою зарплату и размеры платежей по ипотеке. Не принесу же я им справку от Ильи, где черным по белому написано, за что он мне доплачивает. А может, у самого Ильи одолжить? Ну нет, не хочу его впутывать в эту историю. Он точно спросит, для чего мне деньги, а я не смогу солгать. У Наташки с Шепом попросить? Тоже не вариант: я и так только на днях отдала им занятые несколько месяцев назад двести тысяч рублей… К Антону я никогда в жизни не пойду, хотя он, скорее всего, даст мне денег и даже глазом не моргнет. Тем более, он знает о моей ситуации… Может, все-таки попытать удачу? Плевать на задетое эго. — Доченька, мы с папой попросим у знакомых, так что не напрягайся, хорошо? В крайнем случае, отец попробует выбить зарплату авансом за несколько месяцев вперед. — Мам, — одергиваю ее я, — а жить вы потом на что будете? Более того, вы только недавно закрыли свои долги перед знакомыми. Не надо, я сегодня же переведу вам деньги, только сумму озвучь. — Ты никогда меня не будешь слушать, верно? — смиренно спрашивает мама. — Две тысячи евро. — Хорошо, я сегодня же отправлю. Надеюсь, к завтрашнему утру операция пройдет. Записывайтесь к врачу, кладите Алису в стационар и пускай ее повторно обследуют. Договорились? И не бери дурного в голову, я не пропаду, — ободряюще заверяю я и перевожу тему разговора: — Кстати, мам, представляешь, я недавно встретила Илону Орлову! Помнишь, мы с ней вместе учились в универе? Каждый раз в такие моменты я благодарю Господа Бога за то, что внимание мамы может отвлечь все что угодно: будь то какая-нибудь сплетня или же пролетающая перед ее носом муха. Пускай хоть ненадолго отвлечется от гнетущих мыслей. Я никогда не была матерью и никогда не смогу понять, что она чувствует, когда ее ребенок находится на грани смерти. Я бы душу продала, чтобы оказаться на месте Алисы. У нее еще вся жизнь впереди, но вместо того, чтобы заниматься любимым делом, путешествовать, гулять с друзьями и получать от молодости все те радости, которые она только может предложить, моя сестра все время проводит в окружении врачей, медсестер и таких же больных, как она. Я и представить себе не могу, что она чувствует, когда ежедневно встречается со смертью, забирающей ее соседей по палате. Наверное, ей очень страшно. Но Алиса никогда не покажет этого: она будет молча страдать и позволять животному страху пожирать себя. Бедная моя девочка… Я сделаю все, что от меня зависит, чтобы тебя спасти. И даже если врачи говорят, что шансов на выздоровление практически нет, я до последнего буду бороться за это «практически», чтобы в один день мама позвонила и сказала, что ты наконец здорова. Заканчиваю получасовой треп с мамой и, с трудом затолкав гордость себе в зад, встаю и направляюсь к человеку, к которому, как я думала, не обращусь за помощью никогда в жизни. Но не зря же в народе бытует мнение: никогда не говори «никогда»... Оказавшись у светлой двери, я неуверенно стучусь и слышу в ответ недовольное «входите». Кажется, Савельев сегодня не в духе. Завидев меня на пороге, он усмехается и откидывается на спинку кресла. Я закрываю за собой дверь и поворачиваю щеколду. Не хочу, чтобы кто-то вломился и потревожил нас, пока я буду вымаливать у него деньги. Пускай мое унижение видит только он. — Ланская, — самодовольно начинает Антон, только я присаживаюсь напротив, — я только открыл твой опус, но ты заранее пришла меня убивать? Что, там все настолько плохо? — он намекает на закрытую на замок дверь. — Антон, — собрав волю в кулак и затолкав все желчные комментарии себе в глотку, я поднимаю на него взгляд. Заметив перемены в моем настроении, Савельев меняется в лице, и от горохового шута там не остается ни следа. Он внимательно пялится на меня в ожидании продолжения. — Мне очень нужны деньги. — Валюта? — только и спрашивает он, вылавливая из внутреннего кармана пиджака кошелек. — Что? — озадаченно хлопаю глазами я. — Аня, валюта какая? Евро, баксы? Вряд ли же рубли. — Евро… — ошарашенно лепечу я и дрожащими руками принимаю протянутую пластиковую карту. — Ты даже не спросишь, сколько и зачем? — Аня, я не глупый мальчик, и понимаю, что если ты пришла к человеку, которого ненавидишь всей душой, значит, у тебя случилось что-то серьезное. И если ты не пошла к Илье, дело в Алисе. Ни при каком другом раскладе твоей ноги в этом кабинете не было бы. Или я неправ? — Прав, — я стараюсь сдержать дрожь во всем теле. — Спасибо, Антон… Я верну тебе все до копейки, как только получу зарплату! — Ланская, ты не перестаешь меня удивлять, — смеется Савельев. — Отдашь, как сможешь. Я не бедствую, так что все нормально. Код такой же, как и от рублевой карты. Тем более я перед тобой в долгу, считай, теперь мы квиты. — Ты о чем? — сдвигаю брови к переносице. — Я по поводу твоего представления на свадьбе, — лоснится от удовольствия Антон. — Мне Илона все рассказала. Это было феерично! Я даже пожалел, что родился с яйцами, а то тоже мог бы завалиться в дамскую комнату и все послушать. Я лишь недовольно фыркаю и закатываю глаза. Кто бы сомневался. — А вы неплохо спелись, да? Будь осторожнее, Антон, у Илоны очень злой старший брат. — Я не собираюсь копать себе могилу, — ежится Савельев, словно ему не по себе. — Еще раз спасибо. Честно говоря, я думала, ты не откажешь себе в удовольствии поиздеваться надо мной. — Анечка, я бы ни за что в жизни себе в этом не отказал, но не в подобной ситуации, — вздыхает тот, пододвигая к себе стопку файлов. — Мужик из меня, может, то еще дерьмо, но я все же стараюсь быть хорошим человеком. Иногда. Так что никому об этом не говори, — подмигивает он мне. — Переживаешь за свою репутацию, Савельев? — подтруниваю я, поднимаясь со стула. — Репутация мудака — это единственное, что у меня есть, — зубоскалит тот, прежде чем я выхожу из кабинета. Да, Савельев, ты прав. Мужик из тебя и правда негодный, но как человек ты не перестаешь меня удивлять. С силой прижимаю к груди пластиковую карточку. Сейчас я очень тебе благодарна. Может, однажды моя обида сможет раствориться в бесконечной благодарности к тебе за то, что ты для меня сделал, и я наконец отпущу прошлое, чтобы построить будущее с достойным человеком...