«Я вижу надвигающиеся кошмар — и он настигает меня. Пытаясь скрыться от него, я отрываю свои ноги от земли, чтобы бежать. Но падаю. С трудом встаю — и вновь с болью падаю. Мои ноги связаны и неподвижны. Нет!.. И всё начинается заново… И вновь я проваливаю тест со связанными ногами…»
Темнота казалась бесконечной. Раскинув свои, пожирающие весь свет, черные крылья, она беспощадно давила, пытаясь уничтожить единственный слабый свет, оказавшиеся здесь — свет в глазах и пока ещё ясном разуме. Ферри отчаянно ей сопротивлялся. Схватив голову обеими руками, он брел среди тьмы в надежде найти спасительное сияние, что выведет его из мрака. Но нет, темнота была бесконечным полотном. В отчаянии, Брайан медленно припал к холодному полу. Он терял веру в спасение. Неожиданно тьму тишины прорезает проблеск скрипки. Слабый и глухой, но дающий небольшую надежду. Слыша её, Брайан поднимается с пола. Он начинает прозревать. И теперь перед ним уже не тьма, стелющиеся в глазах. Теперь перед ним — громадный, роскошный зал и широкая сцена. Всё пустующее и забытое. Будто бы выступление закончилось, оставив в напоминании о себе лишь несколько смятых рекламных буклетов и потушенных сигарет. Затемненные тенью ярких прожекторов, неподвижно стояли четыре высоких фигуры. На сцене они казались ярко-выряженными манекенами с причудливыми музыкальными инструментами в руках. Они будто древние изваяния, забытые музыкальные боги… Брайан медленно побрел к ним. С каждым его шагом мелодия скрипки росла и усиливалась. Её голос надежды становился всё более дрожащим, волнующим, зычным и спутанным. Наконец, она отчаянно взвыла и Брайан увидел самого исполнителя. В ослепительно-черном фраке, объятый сиянием яркого прожектора, стоял скрипач. Невысокий и худой, изможденный юноша с редеющими на макушке, золотыми прядями, что сзади волнами снисходили до пояса и ниже. В узких руках он сжимал прозрачную скрипку и смычок, который он поднял высоко над головой. Музыка резко оборвалась. Глаза Брайана встретились с глазами скрипача — и Ферри похолодел. Холодный, заползающий в душу взгляд хрустально-голубых глаз вновь напомнил ему о пугающей тьме. Парень опустил руку, сжимающую смычок. Накрашенные темной помадой, тонкие губы растянулись в широкой, жуткой улыбке. В глумливом оскале. Скрипач наслаждался этой неожиданной встрече. — О ты, безголовый цыпленок! Ты всегда так очарователен, когда прокладываешь себе путь наверх! — зловещим и ясным эхом раздался в зале его голос. Он говорил загадками, которые Брайан едва ли мог понять. — Это так мило, так проницательно! Прожектор сзади скрипача вмиг погас — и свет пролился на статуи музыкальных богов. — Им было очень грустно очень долгое время. Статуи-манекены обрели ясные очертания. Руки их задрожали, спины погнулись. Это были скелеты. Пыльные, изъеденные временем скелеты, облаченные в до боли знакомые, яркие одежды. В их жутких улыбках читалось презрение и гнев. Брайан в ужасе вздрогнул, попятился назад, прочь от жуткого скрипача, в руках которого скрипка вновь отчаянно взвыла и принялась прискорбно изнывать. Скелеты неведомым образом приближались к Брайану, тянули свои тонкие, покрытые пылью и паутиной руки. Они громко хохотали, перебивая плачь скрипки и ликование скрипача. Брайан отступал от них всё дальше и дальше. Но сцена заканчивается. Он оступается. Падает в темноту зрительного зала и скелеты следом летят за ним. Брайан, с ужасом в глазах, лихорадочно отбивается от них, отгоняет, словно взбесившихся собак. Один из черепов падает ему на грудь. Череп, украшенный блестящими, пилотными очками. — Они лишь хотели, чтобы всё получилось. Но они не получили ответного письма… Брайан всё понял. Всё осознал. Сердце его забилось в висках. Скелеты вмиг обмякли. Рассыпались на сотни десятков косточек и костей. Но смех их продолжался. Зловещий, глухой, отвратительный. Он заползает в уши и изъедает мозг. Хрипло взвывая, Брайан вновь хватается за голову, сжимая ладонями уши. Он отползает от груды костей, далеко назад. Но скрипач, что высился над сценой и над ним, только приближался и наступал. Как кошмарный сон. Как неразборчивая галлюцинация. Изящно спустившись со сцены, он мягким шагом подступает к Ферри. Зловещие лицо скрипача приобретало театральную трагичность. Скрипка в его руках продолжала играть. — О, ещё раз обмани меня, благослови мою душу… Прозрачная скрипка вдруг дрогнула от слов, разбившись на сотни блестящих осколков. Стекла. Его острые грани прыснули во все стороны, порезав щеку и руки Брайана. Но он не почувствовал боли — только неподдельный страх. — О, ещё раз обмани меня, благослови мою душу… В надежде бежать от обезумевшего скрипача, Брайан поднимается на ноги, но вдруг падает. Поднимается вновь — и вновь падает. Его ноги связаны магнитофонной пленкой. Связаны, до боли, до крови. Ползти уже было бессмысленно — скрипач настиг свою жертву. — О совершенный мастер! Ты наживаешься на катастрофах и несчастьях!.. Брайан замирает. Вмиг он оказывается привязанным к полу. Неподвижный и беззащитный. Скрипач плавно опускается над ним, изучая чужие карие глаза. — Ты так безобиден, пока не найдешь свой путь к цели… Взгляд застывает на горле солиста. Смычок нежно опускается. Длинные, костлявые пальцы приподнимают голову брюнета. Как будто это новая скрипка. Грядет новая, великолепная игра. — Ты ли слишком хорошо разговариваешь?.. Смычок ложится на горло. — И неужели шаткое чувство дикции… Голубые глаза зловеще вспыхивают. — Не такой уж для тебя настоящий ад? И резким движением смычок проносится по горлу солиста. Слышится сдавленный крик. Лихорадочная игра скрипача продолжается. Ещё, ещё и ещё. Вместо музыки хрип, клокот… и чудовищный смех… Рука всё ведет и ведет по живым струнам… — Ведь это погибающая выдумка. И только неутолим блеск его голубых глаз. И рука его замирает — игра была сыграна. И оба теста он вновь проваливает со связанными ногами. И смычок опускается вниз — музыка ведь должна продолжаться?***
Брайан проснулся в холодном поту. Кошмар, что ему приснился, был настолько реалистичным, настолько правдивым. Кажется, даже горло пронзила сейчас настоящая боль. В страшном волнении, Ферри поднимает руки к лицу, пальцами ощупывая шею и горло. Ничего. Все нормально, ран и порезов нет. Но музыка… Затаив дыхание, Брайан вслушался в грустный плач скрипки — и страх его вновь одолевает. — Прекрати играть! Прекрати, немедленно! — завопил он, как только понял, что голос вернулся к нему. Что это уже не сон, и не кошмар вовсе. — Хватит! Хватит! Прекрати! Музыка вмиг замолкает. Из соседней комнаты показывается недоумевающее лицо Эдди. — Тебе не нравится моя игра? — немного робко интересуется он. В руках Джобсона красовалась та самая прозрачная скрипка из кошмара. Брайана пробрал в начале неприятный страх, а после невероятный гнев. — Прекрати играть, твою мать! — взвыл он, готовый уже выхватить скрипку из рук скрипача и разломать её в щепки. — Вон! Репетируй в другом месте! — Ладно. Эдди на миг смутился. В обиде поджал тонкие губы и удалился в вглубь зала. Наступила тишина. Брайан облегченно выдохнул. Какой-то глупый сон вывел его из себя. Тупой, идиотский сон. Но что-то всё же скрывалось в этих кошмарных образах. Что-то недоброе и пророческое. — И вновь я проваливаю тест со связанными ногами. — крутится эта загадочная фраза в голове Ферри. Не дает ему покоя. Выпив таблеток от головной боли и успокоившись, Брайан медленно поднимается с кресла, в котором неожиданно задремал, увидев тем самым этот кошмарный сон. Поднявшись, он берет с подлокотника пиджак. Нацепляет его на широкие плечи и бредет к двери. Сегодня нужно было обязательно записать и отредактировать две новых записи. Петь в последнее время Брайану было чертовски тяжело. А жуткие сны усугубляли это дело ещё сильнее. И всему виной один неприятный инцидент. Неприятный человек, чьи неприятные слова оставили на сердце глубокую рану, которая не может затянуться до сих пор. — Ино, — вслух подумал Ферри, остановившись у двери, и замирает у самого входа. Он понял, кто навещает его в кошмарных сновидениях. В реальность Брайана вернули шорохи в соседней комнате — Джобсон собирал вещи и упаковывал свою скрипку. Вскоре он появился возле солиста: в светлом, длинном пальто и со всеми своими вещами. Пару минут, молча, скрипач изучал солиста, а потом отважился спросить: — Всё в порядке, Брайан? Ферри молча поднял на него потерянный взгляд. — Да, — последовал неопределенный ответ. Остаток дня Брайан провел в молчании, отдавшись неприятным и мрачным размышлениям. Кошмарный сон не давал ему успокоиться.