Возвращение Шерлока Холмса

В середине января, за несколько дней до приезда Джона, я поджидал Алана дома с холодным ужином (Берта уже ушла спать) и, когда он вошел, встретил его вопросом: — А что, дорогой, «мистер Пайн» может выделить мне два дня? Кларк обойдется без своего собутыльника, скажем, завтра и послезавтра? — Думаю, сможет, — рассмеялся Алан. — Моя печень за это только спасибо скажет. — Отлично, сердце мое. Тогда завтра с раннего утра ты мой — увезу тебя на природу. Я совершил невероятное и сам смог заказать билеты на поезд. Я молодец? За такой подвиг меня щедро вознаградили поцелуем. — Ты мой герой, — улыбнулся Алан. — Ты укротил железное чудовище. — Я с ним договорился: оно проглотит меня в Лондоне, а выплюнет неподалеку от Серебряных Ив. Но дать ему проглотить себя одного — нет, это было бы нечестно! Серьезно, дорогой, я хотел воспользоваться экипажем, но вспомнил, как один раз уже ездил на нем в «Ивы» и был разбит основательно. Поедем поездом, окажемся на месте сразу после ланча. Я хочу, чтобы ты взглянул на имение до того, как я подпишу все бумаги. Судя по выражению лица Алана, он был доволен моим решением показать ему дом заранее. Я усадил его ужинать, и между делом он отчитался о событиях этого дня. Утром мы встали намного раньше обычного, а, учитывая, что и заснули далеко не сразу, спали всего часа три. Так что всю дорогу в поезде мы продремали, благо купе я заказал, само собой, двухместное. Экипаж найти удалось без труда, цивилизация добралась и сюда, несколько кучеров ждали прибытия поезда с кнутами в руках. — Такое ощущение, что эти грозные мужчины стоят и ждут, кто откажется с ними ехать, чтобы огреть их поперек спины, — усмехнулся я. — Догонят и еще добавят, — хмыкнул Алан. — Интересно, зачем их столько? Неужели спрос есть? — Сам не пойму. Тут ехать-то особо некуда. Ну, посмотрим. Выбирай наиболее колоритного кучера, поехали в Ивы. Тут семь миль до деревни и еще около мили потом до самого имения. Но мой заботливый Алан выбрал экипаж поудобнее и лошадь получше, невзирая на неказистость возницы. — Ты сам-то давно был в имении? — спросил он, когда мы отъехали от станции. — Несколько лет назад я приезжал сюда, но в самом имении не был. Ходил на кладбище и в деревню заглянул. А порог имения я не переступал с тех пор, как мы продали его. Два десятка лет, да. В реальности — и того дольше, двадцать четыре года. Имение тогда купила бездетная пара, они жили в «Ивах», насколько я знаю, только в теплое время года, сейчас они уезжают в Новый Свет, вот и решили продавать... Они жили внизу, второй этаж, кажется, не использовали вообще. Это все со слов нашей бывшей экономки миссис Лорси, она иногда заглядывала в имение, а живет тут, в деревне, потом заедем к ней выпить чаю. — Что ж, посмотрим. Выходит, ваши с Шерлоком комнаты остались в неприкосновенности? Интересно взглянуть, — Алан тронул мою руку под пледом. — Наверное, да, но я хочу там все переделать. Так что я рад, что ты успеешь посмотреть. А потом... пусть все будет по-новому, никаких грустных воспоминаний ни для кого. Больше мы при кучере ничего обсуждать не стали. В имении нас ждал управляющий, отдал все ключи, удостоверился, что мы в его услугах экскурсовода не нуждаемся, и ушел. А мы пошли по дому. — Сначала наверх? — спросил я. — А? — отозвался Алан. — Да, конечно. Он стоял посреди холла и озирался по сторонам почему-то с крайним удивлением. Но я отметил про себя, что прежние хозяева содержали дом в порядке и даже подремонтировали крыльцо, так что за состояние первого этажа можно было, скорее всего, не беспокоиться. Комнаты наверху оказались закрытыми. Я открыл дверь в свою — ею явно никто не пользовался, причем не двадцать, а все двадцать четыре года. Даже книги на полке лежали еще мои. Надо же. — Мы были тут с Шерлоком один раз перед продажей... В основном наши вещи вывезли, но про эти книги я не помнил. Смотри — Дюма. А пыли-то тут... Да и воздух в комнате оказался спертым, как в склепе. Алан подошел к окну и поднял створку, которая не сразу поддалась. — Окна тут надо поменять, — пробормотал он. Он подошел к шкафу и посмотрел на книги. — Даже страшно брать в руки — вдруг рассыплется? — Не бойся. Похоже, дом в хорошем состоянии, а мебель просто старая. Наших вещей тут почти не осталось, но мебель, во всяком случае тут, сохранилась. Мы продавали дом с мебелью... — я взял в руки «Графа Монте-Кристо», сдул пыль, полистал. Протянул книгу Алану. — Моя любимая книга когда-то. Дарю. — Спасибо, дорогой, — Алан взял меня под руку и прижался ко мне. — Почему она, а не мушкетеры? — А не знаю. Так как-то получилось... Наверное, мне она казалась более романтичной? В мушкетерах мне всегда было жалко Миледи, а еще я сочувствовал Ришелье. — Мне ее тоже было жалко, — улыбнулся Алан, — хотя она и злодейка. А еще мне было непонятно, почему Дюма двух вполне приличных государственных деятелей выставил полными идиотами. Король ведь был даже талантливым человеком — книги писал, сочинял музыку. — Как ты думаешь, спальню Шерлока лучше сделать не в его бывшей комнате, а тут? Тут три комнаты на этаже, моя, его и третья «детская», в ней никто не жил, сколько помню — она всегда была пустой. Какое-то время там пытались поселить нянек, но в результате от этого отказались, не знаю, почему, и няньки ночевали далеко от мальчика, в левом крыле. — Делай, как считаешь нужным, дорогой. Может быть, Шерлоку будет даже приятно жить в твоей бывшей комнате. Идем взглянем на остальные? Комната брата так же оставалась без изменений. Кровать стояла на том же месте. — О, показать фокус? — я подошел к кровати и открутил шишечку, спички лежали на месте, три штуки. — Стратегический запас. Ты в детстве боялся темноты? — Ого! Тайник! — Алан прошелся по комнате с книгой под мышкой. — Комната такая неудобная — узкая. Нет, я темноты не боялся. Когда выключали свет, я словно оставался наедине с собой. Лежал, фантазировал. Представлял, что совсем в другом месте — например, дома. Не у тетки, а дома с родителями. Как будто они у меня были. Что тут скажешь... — А я всегда сразу засыпал, стоило погасить лампу. Шерлок же после смерти бабушки начал бояться темноты и вообще бояться засыпать. Ему казалось, что он может не проснуться... Он тоже не очень любил эту комнату, но отец категорически запретил ему жить в моей. Правда, Шерлок все равно не слушался — когда меня не было дома, он часто ночевал в моей комнате, а под утро уходил к себе. Мисcис Лорси мне рассказывала об этом. Больше никто не знал, а она его не выдавала. Но пару раз отец заставал его — тогда ему сильно попадало... Я думаю, из этой комнаты можно сделать еще один кабинет, как ты считаешь? Она посередине, если сделать двери из нее в две крайние комнаты, то получится и сквозной проход. А мою бывшую и ту, третью, отделать под спальни мальчикам. А там уж разберутся, кто к кому в гости ходить станет. Как думаешь? — Неплохо получится, — кивнул Алан. — А что еще на этаже? Послушай, тут ведь два крыла еще. Допустим, в одном жила прислуга, а во втором? Оно пустует? — На этаже еще огромная кладовка, — я вышел в коридор и открыл дверь в заставленную старой мебелью и сундуками комнату. — Похоже, что сюда вовсе не заглядывали, господи, я сейчас задохнусь! Это все мы выкинем, я думаю. Тут придется все перестроить, здесь надо сделать ванную и нормальный клозет. Обойдутся одной на двоих, я так думаю. В левом крыле всегда жила прислуга, а правое было просто закрыто, мы им не пользовались, и судя по тому, что хозяева тут жили только с лакеем, горничной и кухаркой, вряд ли правое крыло использовали и они. Мы там все перестроим основательно, нужны же гостевые комнаты, не так ли? И на территории надо все посмотреть... я думаю, стоит конюшню отремонтировать и держать тут нормальный выезд. Здесь есть домик садовника, но он совсем маленький, конюхи раньше жили при конюшне. А еще позади дома сарай, в нем у Шерлока была так называемая лаборатория... надо построить там нормальное помещение, сделать вентиляцию, пусть развлекается, а? Ну что, пошли вниз? И ты уже сам реши, что и как перестраивать. Там гостиная, кабинет и две смежные спальни, с ванной между ними, если, конечно, ничего не поменяли. Но Алан вдруг обнял меня и застыл. — Погоди. — Это наш дом, Лани, о котором не надо мечтать в темноте, — сказал я, погладив его по спине. — В темноте я теперь мечтаю о тебе — когда не дома. И не только в темноте — иначе это было бы редкостью. Даже когда я сижу в своем кабинете за стенкой, я постоянно о тебе думаю. Удивительно, как я еще могу работать. Я никогда не мог представить, что смогу быть таким счастливым. Я взъерошил Алану волосы. — Потому что я и есть твоя семья. И вот я что думаю... нам нужны тут две спальни и кабинет, или два кабинета и спальня? Как думаешь? — А как они расположены? — Алан потерся щекой о мою ладонь. — Отцовский кабинет был отдельным, а две спальни смежными, между ними помещалась ванная комната. Конечно, в каждую спальню отдельный вход тоже есть. После того, как мамы не стало, отец ее спальню запер снаружи. Шерлоку туда входить не разрешалось... ну, а я сам не входил. Кабинет у отца большой, там же была и библиотека, и диван стоял, он там иногда и ночевал... слушай, мы ненормальные? Это же в двух пролетах отсюда, пошли — посмотришь сам! Тем более, может, диван все еще там... Алан рассмеялся и поцеловал меня. Кажется, мы думали об одном и том же. — Идем. Осмотр спален пришлось отложить, потому что диван оказался — что надо. Им, кажется, пользовались нынешние жильцы, так что дух покойного отца мог спать спокойно — мы не лишили его диван невинности.

***

— Пойдем все же закончим осмотр, — Алан поднялся, отряхивая колени. — Идти сможешь? — Смогу... но совершенно не хочу... Ладно, ладно, сейчас, сердце мое. Пошли, спальни по коридору справа. Как лучше устроить? Решай, дорогой. Прислугу... ну, мы будем привозить сюда Берту... надо подумать о прислуге. — Вообще-то понадобятся две спальни, пусть и не хочется. Будем в гости друг к другу ходить. Прислуга — это проблема, тут одной Бертой не обойтись. — Ну, значит, у нас будут две смежные спальни, там есть отдельный вход в каждую, остальное — не прислугино дело. И общий кабинет. Поставим столы удобно... диван оставим! А, еще мне нужна шкура полярного медведя. Найди потом, где можно заказать, хорошо? На пол в гостиную, там всегда лежала шкура. Пусть теперь белая будет. Прислуга... — мы вошли в спальню, — нам нужна экономка, как ни крути — управляющий имением, пара горничных, наверное, повар... дворецкий мне не нужен, лакеи тоже... брр... Ну и конюхи, садовник, кто там еще? Ах да, коровы и люди в коровник. К имению относятся еще луга и небольшой лес, но это все отдано арендаторам... А вот за домом площадка, кажется, новые хозяева сделали там поле для крикета. — С четырьмя мужчинами в доме ни одного лакея? — с сомнением переспросил Алан. — И всего две горничных? Двумя тут не обойтись. — Про горничных — понятия не имею, — пожал я плечами, — честное слово, это ты сам решай. А лакей... я как-то всю жизнь без него обхожусь, ты же знаешь, какие они бывают навязчивые... сунется ко мне в гардероб... или ванну готовить начнет... Но если тебе нужен лакей, то конечно. Можем и в городе завести. Делай как знаешь, дорогой мой. Единственное, что я могу сказать по поводу прислуги — это что я хотел бы поселить тут нашу старую экономку, миссис Лорси. Ну, как старую... ей семьдесят три года. Но она очень... в общем она в здравом уме и говорит, что полна сил. Во всяком случае, следить за домом и руководить прислугой она сможет. Берта же не станет тут постоянно жить, она нам в Лондоне нужна. — Но у тебя есть лакей, родной. Ты все время о нем забываешь, — рассмеялся Алан. — Ты хоть и не видишь его, но в твой шкаф с одеждой он регулярно сует нос, да и в мой заодно. — Да? Я его не видел уже лет... семь, наверное. Я думал, Берта его давно уволила. Ну, а мы не можем его с собой тогда привозить? Мы же пока что станем тут жить только наездами, что тут будет делать лакей без нас? Горничные хоть помещения убирают, а лакей... В общем, давай ты сам это все реши, хорошо? Кому тут жить, кому из города приезжать... Все левое крыло отдается прислуге, там небольшие комнаты, их много, так что разместить можно всех, кто понадобится. Рядом с кухней есть две комнаты, в одной как раз жила миссис Лорси, в другой — дворецкий. Дворецкий нам, надеюсь, не нужен? Хоть я теперь и сэр Майкрофт, я же не стану устраивать тут официальные приемы. Комната дворецкого может отойти Берте. Остальная прислуга займет второй этаж, а в правом крыле, полагаю, надо сделать нейтральные гостевые, ну там цветом обивки чтобы отличались... да? Я бы предпочел, чтобы тут все переделали... чтобы Шерлоку ничего не напоминало прежний дом. — Хорошо. Я посмотрю комнаты. А где ключи от пустого крыла? Я успел вздремнуть на диване, пока Алан осматривал дом. Он доложил, что тут многое нуждается в ремонте, а начинать надо вообще с новой канализации, клозеты устроить современные и решить проблему ночных горшков. Обычно он целиком полагается на свою память, но тут, отдавая дань важности вопроса, даже записал кое-что в свой блокнот. Мы пошли осматривать участок, и я показал Алану нашу памятную иву. — Вот тут я сидел с книгами. А Шерлок обожал залезать наверх. — Дерево постарело. Вон какое дупло, — Алан погладил ствол. — Так и я не так чтобы помолодел... да и Шерлока эти ветки уже не выдержат. — Не помолодел? Ну, я бы так не сказал. И диван бы со мной согласился. — Какая-то доля правды в твоих словах есть, — признал я, — ну вот, в общем: наша ива, наш дом... пойдем пить чай к нашей экономке? — Пойдем, — Алан взял меня под руку. — А хорошая погода стоит. Морозец, но безветренно. — Да... летом тут можно купаться... мы в детстве купались. Не Италия, но все-таки... Пройдемся пешком? — Конечно. На что я и намекал, когда говорил про погоду. — Берешь пример с Джона? Я и так здесь буду гулять. Кстати, где мы сегодня заночуем — в доме? — Да, если это удобно. Там, кстати, хоть что-нибудь съестное есть? Не запастись ли провизией в деревне? — Нас сейчас миссис Лорси накормит. А тебе уже приспичило начать готовить? Потерпи, успеешь еще. Ночевать туда вернемся, я думаю, экономка нам постели даст... ну а утром тут еще сходим... да и поедем. — На кладбище? — спросил Алан тихо. — Да. Я же должен показать тебя маме. — Милый мой... — он на мгновение прижался к моему плечу. — Я хотел бы лежать когда-нибудь там, рядом с ней. Но увы. Шерлок не захочет. Так что — где-то отдельно... но мы — все вместе... когда-нибудь. Думаю, это не вызовет возражений. — Почему не захочет? — Алан замер как вкопанный. — Майки, рановато об этом думать, тебе не кажется? — При чем тут рановато? К этому надо относиться спокойно. Я говорю про далекую перспективу, само собой. А не захочет, потому что там рядом похоронен отец. У них были очень плохие отношения. И Шерлоку будет неприятно... когда-нибудь лежать там рядом с отцом. Ну а я хочу... не хочу разделяться. Алан замотал головой и потянул меня за рукав. Мы направились дальше в деревню. — Ты все не хочешь замечать, что твой брат давно повзрослел. — Алан и не думал сдаваться. — И умеет расставлять приоритеты. — Приоритет для меня — чтобы нас похоронили рядом. Меня, его, Джона, тебя. Это в приоритете. Так что — где-то в отдельном месте. Конечно, если я попросил бы — он бы согласился. Но я не попрошу. У меня тоже есть приоритеты. А мама простит. — Ты не прав, Майки. Прости, но ты не прав. — В чем, дорогой? — Мне кажется, что если ты попросишь брата о чем-то, что действительно важно для тебя, а он это поймет, то он и не откажет, и для него тоже будет важно выполнить твою просьбу. И я уверен, что он подумает вовсе не об отце и не о том, что давно быльем поросло. А о тебе. Кроме того, он ведь будет жить здесь. Кладбище-то рядом. Думаешь, он ни разу не придет туда? — Я и не сомневаюсь, что он не откажет. Потому и не хочу просить. Ну, посмотрим, конечно... если будет приходить... посмотрим. Ты пойми, отнесись только спокойно к моим словам, Лани. Я очень надеюсь, что уйду раньше Шерлока. Это значит, что ему придется приходить туда, где похоронен отец... Это будет неприятно для него. Я не хочу создавать лишних неудобств никому. Но в то же время я хочу, чтобы вы могли приходить ко мне спокойно. — Майки. Я не понимаю логики «я уверен, что он не откажет, поэтому не хочу просить». А если ему важно, чтобы ты попросил? — Попросил сделать что-то заведомо неприятное для него? Для меня? Это я не понимаю логики. Я не хочу, чтобы он для меня чем-то жертвовал! — Подожди. Ты же только вот сказал, что хотел бы, чтобы тебя похоронили рядом с мамой. Я понимаю, что ты до гробовой доски будешь сдувать с Шерлока пылинки, но он тогда до гробовой доски будет чувствовать себя виноватым. Думаешь, он не знает о твоем желании? Уверен, что знает. Да, собственно, ты можешь и не просить — он и так все сделает сам. — А сам потом мучиться будет и не хотеть ко мне приходить? Я в восторге от этой перспективы, да уж. — Да не будет он мучиться. Там уже все перегорело давно, вот увидишь. — Вот тут ты прав, увидим. Я еще долго не умру, не надейтесь, — засмеялся я. Вскоре мы добрались до деревни — кажется, дела у здешних жителей обстояли… средне, судя по состоянию домов. Следовало бы, конечно, проверить еще и как поживают наши арендаторы, но это я собирался поручить Алану. — Вот и дом миссис Лорси. Ее зовут Элеонора. — Я не стану звать ее по имени, — проворчал Алан. — Она же не в том возрасте... — Она как раз в том возрасте, в котором я могу спокойно позволить тебе называть ее по имени! Алан не выдержал и прыснул. Миссис Лорси была по-прежнему бодра и совершенно не выглядела на свои семьдесят с небольшим. Она тепло приняла нас и наговорила мне кучу комплиментов о том, как я хорошо выгляжу и даже похорошел. Хм… — Миссис Лорси, — сказал я, когда Алан отправился варить кофе, — я покупаю имение. «Ивы». Старушка всплеснула руками. — Боже мой! Радость-то какая! — Но тут же она достала платок и приложила к глазам. — Мистер Шерлок, бедняжка... О, простите... — Он одобрил бы это, я знаю. И я вас прошу переехать туда и заняться набором прислуги, не мне вас учить. Я хочу там все перестроить, мистер Грей — мой помощник и мой близкий друг, он будет приезжать со мной всегда. Надеюсь, что и доктор Уотсон будет приезжать, так что наверху будут две спальни, ну и нижние тоже отремонтируем обе, а там видно будет. Ваша комната вас ждет, если, конечно, вы не хотите выбрать любую другую. — Ваш друг? — старушка явно удивилась. — Как же вы переменились, мистер Майкрофт. Раньше у вас не было друзей... — Ну, один друг у меня всегда был. А за четверть века вот и еще два прибавились. Вы ведь помните доктора, миссис Лорси? В Лондоне мы живем вместе, с тех пор как не стало Шерлока. И мистер Грей живет у меня. Он работает на меня уже почти двадцать пять лет, за такой срок даже мне сложно было не подружиться с ним. Он вам понравится, Элеонора. Он хороший человек, добрый. Он рано остался сиротой, с четырех лет рос в пансионе, а с семнадцати лет он у меня... Его зовут Алан. Я очень к нему привязан. К тому же он делает всю работу, которую мне делать лень. — Так долго! Алан вернулся с кофе, и Элеонора тут же обратила на него свое внимание. — Ох, это вы же совсем молоденьким были, когда поступили на службу? И вы, должно быть, очень талантливы, если мистер Майкрофт взял вас к себе в помощники. Алан покраснел, но к счастью, нас пригласили к столу. — Ты посылал телеграмму? — шепнул он, глядя на стол, который был явно рассчитан на гостей. — Нет. Мы переписываемся, ты же знаешь. Но о приезде я не сообщал. Как бы я без тебя отправил телеграмму интересно? — Тогда я не понимаю. Она словно ждала гостей, а ведь живет одна. Она ведьма? — Нет, дорогой. Ведьму я знаю только одну. А Элеонора просто рада нам. И она действительно хорошая хозяйка. Дом она держала отлично. — Я повернулся к миссис Лорси. — Я говорю Алану, что вы отличная хозяйка, Элеонора. И что мы можем не беспокоиться о то, что дом будет в порядке. Мы в этот раз всего на два дня, но через несколько дней я подпишу все бумаги, и тогда сразу можно начинать ремонт. А вы пока займитесь набором прислуги, и надо найти другого садовника: то, что творится с садом сейчас — ниже всякой критики. Мы тут с Аланом пытались обсуждать, сколько нужно горничных? С учетом того, что я намерен отремонтировать и правое крыло — там устроим гостевые. Я принял титул, теперь я рыцарь, Элеонора. Надо соответствовать. Все, что следовало дальше, можно было передать одной фразой — «боже мой!» Спустя некоторое время Алан с Элеонорой уже обсуждали хозяйственные дела, и мальчик, кажется, вырос в ее глазах. Я же сидел с видом стоика и не вмешивался в их разговор, хотя уже жалел, что мне надо «соответствовать». Когда они всерьез стали обсуждать, что нам нужны будут шесть горничных и два привратника, я понял, что пора вмешаться. — Зачем два привратника на одни ворота? — Да, пожалуй, два привратника — это перебор, — вынужден был согласиться Алан и тут же на пару с Элеонорой выторговал приходящую кухарку. — Ну, хорошо, еда — это важно, и в конце концов повар должен когда-то отдыхать... а зачем нам шесть горничных? Представляете, сколько шуму будет в доме от них? Им будет нечем заняться, и они будут трещать... Меня принялись горячо уверять, что в таком большом доме работы для горничных окажется предостаточно. И потом, сказали мне, прислуга будет делиться на постоянную и приходящую. Потому как приготовить дом к приезду хозяев — это непростая задача. — У нас тут в деревне с работой не всегда хорошо, — сказала Элеонора, — так что найдутся женщины, которые не прочь честно подзаработать. — Ну, если дело в этом, то конечно... Смотрите сами, что с меня взять, я вообще очень смутно представляю, чем занимаются в доме горничные. Миссис Лорси, дорогая, все финансовые дела вы будете решать с Аланом, он выписывает мои чеки. Не экономьте. Нужна будет новая мебель, посуда, постели... в общем, все новое. Кстати, о постелях... мы хотим переночевать в доме. Снабдите нас простынями? Завтракать мы вернемся к вам. А как только соберетесь — сразу переезжайте. Все эти обсуждения протянулись до ужина. Мы поели и старушка захлопотала — нашла нам простыни и наволочки. Придется обе простыни мять, что поделать. Кажется, Алан с миссис Лорси нашли общий язык, что только радовало. За «Ивы» можно было не волноваться. — Да, повар сегодня отдыхает, — довольно вздохнул Алан, когда мы вернулись в имение. Я тоже не успел проголодаться, но после еще одного моциона — уже из деревни в имение — не чувствовал уже такой приятной тяжести в животе, как обычно после ужина. Мы вошли в дом и задумались. — Ну и куда? В кабинет? — нерешительно поинтересовался я. — Даже не знаю, — пожал плечами Алан. — Слушай, а нынешние владельцы точно совсем съехали? — Съехали, они уже неделю живут в Лондоне. Не волнуйся, никто не придет, и двери я сам лично запер, я тебе не Шерлок какой-нибудь... безалаберный! Но можно пойти в мою бывшую спальню, кстати. — Да можно и в нижней спальне, если хочешь. — Для чужой кровати в чужой спальне я все-таки слишком брезглив. И потом это, возможно, последний раз, когда я смогу поспать в своей старой комнате. Часа через два мы начали засыпать... ну, как начали? Мне лично спать совершенно не хотелось. Вставать, правда, тоже. Я лежал и слушал звуки пустого дома. Очень знакомые звуки. Ветер по крыше, скрип флюгера... он и тридцать лет назад скрипел так же... Мы вынуждены были лежать в обнимку на слишком узкой для двоих кровати, но мы еще и грелись — перед сном пришлось проветривать комнату основательно. — Как тебе Элеонора? — внезапно спросил я. — Хорошая. Мы поладим, — отозвался Алан, словно мы только что разговаривали об этом. — Она, наверное, решила, что я нашел себе нового братика... Знаешь, она единственная в доме относилась к Шерлоку неравнодушно. Отец его не любил, няньки менялись слишком часто... не из-за Шерлока, конечно, из-за вот именно что отца. Он был очень крутого нрава, прислуга у нас вообще держалась плохо... няньки не успевали привязаться к мальчику, очевидно. Он к ним, впрочем, тоже. А Элеонора служила в доме много лет и жалела мальчика. Незаметно присматривала за ним — это не входило в ее обязанности и отец не позволил бы делать это в открытую... ему вообще казалось, что Шерлок растет избалованным неженкой... — Мне тоже Шерлок раньше казался родившимся в серебряной ложкой во рту, — признался Алан. — Мне почему-то казалось, что он был любимчиком. — Увы, как ни странно, любимчиком был я. Если бы мама осталась жива, все сложилось бы иначе, я уверен. Шерлок очень похож на маму, и отец любил бы его хотя бы за это. Отец ведь не был злым. Раздражительным, крикливым... но он был довольно умным и, в общем-то, справедливым человеком. Вот только на младшем сыне это давало сбой. Шерлок его раздражал. — Как будто он был в чем-то виноват. — Просто ей нельзя было рожать, врачи запрещали ей уже второго ребенка, а Шерлок ведь был третьим... Отец очень меня любил, гордился мной. Он уступил, потому что она упросила. Маме хотелось еще ребенка. Второй родился мертвым, она сама еле выжила, но она так умоляла нашего отца об еще одном шансе, что он согласился. И родился Шерлок. Если бы мама практически сразу не начала болеть, отец полюбил бы и этого сына. Но она болела, потом умерла, а отец... должен был бы обвинять себя, что согласился на рождение ребенка. А как жить с виной за смерть любимого человека? А уйти за ней вслед он не мог... ну, хотя бы потому, что у него был и старший любимый сын. Да и младший, пусть не любимый, но... сам понимаешь. Так что он старался найти виноватого «на стороне». И виноватым оказался ребенок. — Жалко его... Отца, я имею в виду. Шерлока — само собой, но вашего отца тоже жаль. — Я тоже его жалел... и я любил его, Лани. Очень тяжело переносил его отношение к брату. Но надо отдать должное, отец не ревновал меня к Шерлоку. Посмеивался над моими «сантиментами», но даже говорил, что я похож на мать, когда «вожусь» с братом. Он не был глупцом, и понимал, что никогда не сможет полюбить мальчика, но мне он не мешал его любить и по возможности баловать. Однако с годами Шерлок все больше походил на маму, и отец все больше раздражался... к тому же Шерлок много болел, очень много. И отец, возможно, просто боялся привязываться к нему. Мама болела — и ушла... В детстве этого я не понимал, но сейчас думаю, что и это сыграло свою роль. Окажись я тогда мудрее... Эх, что теперь говорить. Когда Шерлоку было шестнадцать, отец случайно узнал о его... склонностях. Разразился скандал, отец рассвирепел, даже ударил его, губы разбил... Этого я ему не простил. Мы уехали, и больше я не общался с отцом до самой его смерти. — Я понимаю, почему дом не вызывает у Шерлока приятных воспоминаний. — Мне хочется, чтобы ты тут все переделал. Чтобы наш дом был... как совсем новый. Вот разве что кровать из спальни Шерлока куда-нибудь в кладовую уберите, хорошо? С ее тайниками. А остальную мебель, если нужно, можно поставить в комнаты к прислуге, ну если что-то совсем хорошо сохранилось — в гостевые. А все центральное крыло отремонтировать и изменить. В гостиной, если ты не против, отделаем бордовым шелком стены, у камина шкуру полярного медведя... и я хочу фотографии повесить на стену. У Джона есть фото его семьи. У меня тоже есть мамин портрет. У тебя есть фотографии родителей? — У меня нет никаких семейных фотографий... — Лани, а фотографии нельзя поискать у наследников твоей тетушки? Вообще, должно же было что-то остаться у нее от твоих родителей. — Спросить можно, но это надо ехать туда, встречаться с кузеном. — А почему тебя встреча с кузеном смущает, я не пойму? Боишься, что он таки стал священником и начнет читать тебе проповеди? — Я о родне вообще не вспоминал все эти годы. Да и никогда я не интересовался — остались ли фотографии отца. Я ведь его не помню совсем. — Отца? — вычленил я непонятную мне информацию. — А мать? — Я не знаю, кем была моя мать. Отец не был на ней женат. Возможно, она уже умерла. — Тебя задевает эта тема? — осторожно спросил я. — Раньше бы задевала. Сейчас — нет. Я это скрывал, конечно, ото всех. Да и потом... мне успели про это прожужжать все уши родственники в детстве. Я даже не знаю, были ли она замужем за кем-нибудь, или была просто... просто женщина. Я тетю спросил как-то в детстве. Тогда я узнал одно плохое слово. — Алан, она была твоей матерью. Замужняя или нет, да и все остальное — не должно иметь значения для тебя. — Я думал, ты знаешь о моей семье — ведь ты же собирал обо мне сведения когда-то. — По документам, если я правильно помню, твоих родителей звали мистер Джеймс Кевин Грей и миссис Аманда Грей. Помещики. Умерли, когда тебе было почти два года, воспитывался у тетки — Олимпии Клэр Грей, в замужестве Гилберт. Это все, что я тогда узнал. Вернемся домой — открой сейф и посмотри, там лежит такая папка тонкая, в ней один листок, датирован двумя неделями после того, как ты пришел ко мне на собеседование. Там все эти сведения записаны. Еще имена твоих учителей и годы учебы. Больше я никогда не собирал о тебе сведений. — Хм... Если они... или хотя бы он был помещиком, то мог оставить денег на содержание внебрачного ребенка, даже если не признавал… — Лани, — перебил я, — тебе отказывает здравый смысл. Прости, любовь моя, но ты носишь его фамилию. Он явно признал тебя официально. Кажется, Алан и правда никогда не задумывался на этот счет, потому что даже приподнялся на локте, вопросительно глядя на меня. — И, прости, мой дорогой, но они должны быть где-то похоронены? — продолжил я. — К тому же дети не рождаются без матерей — я еще понял бы без отца... — Я посмотрю эту бумагу — там ведь есть упоминание о том, кто давал сведения? — Да, есть. Местный священник. Имя... нет, могу соврать, не помню. Помню, что он был средних лет и в общем-то должен был помнить тебя ребенком, но какому священнику интересен ребенок двух-четырех лет? — Средних? Тогда, может, жив еще. — Мы все узнаем. И Шерлок поможет. Не переживай, сердце мое. — Это получается, я буду его первым клиентом после воскрешения? — На правах младшего брата. Спи, мой мальчик... ох, прости. Комната навевает, что ли... Спи, любовь моя. Алан только засмеялся и потянулся к моим губам. Как же, уснешь тут... Джон Уотсон Все две недели после моего возвращения из Монпелье я ездил по пациентам, возобновляя практику. Хотя их осталось не так много, но от каждой дамы приходилось выслушивать целый ворох жалоб — удивительно, как они все выжили-то без меня? Возвращаясь домой уставшим, я вполне нормально засыпал. Но как-то вечером мы засиделись с Майкрофтом у камина, потом пожелали друг другу доброй ночи и разошлись по спальням. Алан домой еще не вернулся, но меня уверили, что все в порядке, тревожиться не о чем. Я улегся в постель и стал ждать, когда придет сон, а он все не желал и не желал приходить. Мне даже не помогал проверенный способ, который у меня выработался за прошедшие три года: обнять подушку и представить себе, что я обнимаю Шерлока. Может быть, даже мысленно поговорить с ним. Стыдно, до чего я докатился. После того как я почти три месяца обнимал живого человека, фокус с подушкой не срабатывал. Я не спрашивал, как тут у них продвигается дело — чувствовал, что меня хотят держать от всего подальше, и не спорил. Может быть, поэтому я беспокоился. Или я просто не мог уснуть один... Черт его знает. Я пошел в гостиную, налил себе коньяку, уселся у камина. Потом подумал и подбросил еще совочек угля. Ну, засну в кресле... курить я не собирался, пожара не устрою. Пить в одиночестве — такого со мной еще не бывало. У меня имелось стойкое мнение, что так поступают только пьяницы, а этого я, памятуя о брате, боялся как огня. Но я настолько устал от всего, что мне уже было все равно. Алан приехал домой после трех по полуночи, открыл дверь в гостиную и скептически оглядел меня и почти опустевшую бутылку. — Доктор? — О! Алан! Вы вернулись... — я пьяно улыбнулся. — Значит, все в порядке. А Майкрофт, наверное, спит... ну... он в спальне. — Наверняка спит. Вы... в порядке? — У меня просто бессонница. Вот, решил выпить проверенного снотворного и увлекся. Поскольку вставать я не собирался, Алан подошел и сел в соседнее кресло. Потом, видимо, спохватился. — Что, мне ничего снотворного не осталось? — Тут еще есть! — Я поднял бутылку и прикинул, глядя на свет. — Раза на три... — Делитесь. Я сегодня не меньше вашего выпил, если честно. Но это был ром — такая гадость... — Уф, какой кошмар... Печень надо беречь... Вы вроде потрезвее — дайте другой бокал, а то я не уверен, что могу перемещаться. — Надеюсь, еще месяцок моя печень выдержит, а больше и не понадобится. Мне лень вставать, наливайте в свой, будем пить поочередно и узнаем тайные помыслы друг друга. У вас есть тайные помыслы? — Это такое средство борьбы с пьянством — отнять у ближнего бокал... я понял... Но все-таки я налил Грею и неуверенно протянул. — Держите... Помыслов у меня хоть отбавляй. — Тайных? Ну, надо же. А у меня нету ни одного. Вот с Кларком я бы не рискнул выпить из одного стакана. А от вас никаких секретов. Давно Майкрофт ушел спать? — Часов в десять. Господи, это я уже тут столько сижу... Ну, пейте и попробуйте узнать мои помыслы. — Легко! — Алан глотнул коньяк. — На поверхности: вы подсчитали, что пьете уже пять часов, и ужаснулись. Потом подумали: хорошо, что Майкрофт не держит дома ром, — он сделал еще глоток. — Вторым слоем: вы думаете, как будете вставать, чтобы дойти до спальни, с моей помощью или без. Третий слой... — опять глотнул, — вы не хотите идти в спальню, потому что уже отвыкли оставаться в спальне в одиночестве... и да, я тоже пьян. — Для первого бокала вы удивительно точно уловили суть, Алан, — одобрительно кивнул я. — Говорю же — я пью еще дольше вас. О, кончился. Наливайте себе, попробуйте прочитать мой помысел. Один у меня появился только что. — Э, дорогой... Вы хоть бы проверили, спит ли Майкрофт. А то вдруг не спит и волнуется? — я все же налил себе совсем чуть-чуть и выпил. — Но после рома коньяк — это вредно. — Доктора в вас не усыпить. Ром и без коньяка... так хоть запах будет поприличнее. А Майкрофт если бы не спал, уже сидел бы тут с нами. Раз не услышал, как я пришел, значит спит. Первое время он меня вообще на лестнице встречал... потом немного успокоился, понял, что ничего мне не грозит ужасное. Вот разве что печень... — А что, уже есть симптомы? — во мне проснулся врач. — Ну, не то чтобы... но за эти три месяца моя печень пропустила через себя во много раз больше спиртного, чем за всю прошлую жизнь. Если честно, я никогда не пробовал плохого дешевого спиртного раньше, то есть вообще никогда. В юности как-то не довелось вообще, а у шефа всегда было только хорошее — дорогой коньяк, дорогие вина. К тому моменту, когда я начал приглашать дам поужинать со мной, я уже знал толк в напитках. Так что неразбавленный ром и дешевый виски я попробовал в эти месяцы впервые. — Потом, когда все закончится, на какое-то время совсем воздержитесь от спиртного, хорошо? Пусть печень отдохнет. Не хватало только, чтобы вы подорвали здоровье. Шерлок нам тут всем головы оторвет. — Даю слово, буду пить только молоко и чай, ну и кофе. Следующий раз спиртное возьму в рот не раньше августа — на побережье в Италии. — Мы поедем в августе в Италию, правда? — оживился я. — Все вместе? — Майкрофт дал слово. А он никогда не нарушает слова, вы же знаете. Мы поедем на «нашу» виллу, будем купаться ночью в море и воровать виноград на соседнем склоне. И я вас научу варить фирменный кофе — я даже Холмсам не дал его рецепт. — Вы настоящий друг, Алан, — улыбнулся я, подался вперед и тронул его за колено. — Что-то я сегодня позволил себе лишнего. Я редко пью, а напиваюсь еще реже. — Я вас знаю много лет, Джон. Вам уж точно не надо оправдываться. Видели б вы, как пьет Кларк... одна бутылка для него — тьфу. А еще он льет виски в пиво. Так что ром — это еще очень хорошо. Я потер лоб. Испарина. — Все, больше не пью. Хорош я буду завтра — у меня же пациенты. Придется с утра лечиться. Кстати, а как у вас с похмельем по утрам? — К счастью — никак. Я встаю в шесть, варю кофе, и к семи уже бодр и свеж. Голова не болит, ничего такого — никаких симптомов. Не знаю, за что мне такое, но похмелья у меня не бывает. Только во рту с утра помойка после попоек этих. Даже неловко перед Майкрофтом. — Говорят, надо жевать свежую петрушку... Я все-таки спрошу: когда уже? конец-то близок? — Совсем близок, доктор. Я думаю, вопрос пары, максимум трех недель. Так что потерпите, совсем немного уже осталось. — Да я-то что... Я за Шерлока волнуюсь. А по вам он тоже скучает, знаете? — Сказал бы мне кто полгода назад такое — не поверил бы ни за что. Сейчас у меня странное ощущение, словно мы дружили с ним все эти годы. Вы ведь быстро подружились с ним в свое время? — Да. И нескольких месяцев не прошло. Это было совсем нетрудно. — Я помню, как шеф сказал мне в том году, что у его брата появился настоящий друг. Я еще про себя подумал — как-то быстро. — Вы знаете, если уж он кого-то впустил в свою жизнь, от него уже никуда не денешься, — улыбнулся я. — Это бесполезно. Холмсы в этом смысле существа опасные. — А знаете, это зависит не от них, а от нас. Да правда, вот смотрите: вы с Шерлоком подружились за месяц-другой. С Майкрофтом тоже очень быстро, не так ли? А мне понадобилось более чем два десятилетия. — Ну не скажите. Майкрофт же очень долго… как бы сказать... в общем, тут все как раз зависело от него, а не от вас. — От него и в отношении вас зависело, только времени на это ему понадобилось куда меньше. Значит, дело в вас и во мне, а не в нем. И даже если считать, что с шефом я не мог подружиться по причинам субординации, то кто мешал мне подружиться с его братом? Мы ровесники, знакомы смолоду, ну что нам мешало? Сами говорите, с вами он подружился сразу и это было просто. А лет в восемнадцать-двадцать могло быть еще проще, но нет. Я только руками развел. — А вы быстро в свое время влюбились в Майкрофта? — Я никогда таким словом не называл свое к нему отношение. Может быть, вы правы, и это так называется. Мне всегда казалось, что влюбленность — это то, что со временем проходит. — Алан, — решился я вдруг, — больше всего я жалею, что у нас с вами не получилось по-настоящему подружиться за эти годы. Ведь все предвещало… после того, как мы тогда ждали вместе возвращения Макйкрофта две недели. Я знаю, я сам виноват, и вы имели полное право обидеться от имени Майкрофта за мой побег. — И вы, и Шерлок — последние люди на Земле, от которых Майкрофта надо защищать, — вяло отозвался Алан, прикрыв глаза. — Я помню, что наше с ним примирение тогда подстроили вы. Но почему вы просто не попытались поговорить со мной? Как-то вправить мне мозги? — Не знаю, доктор. Может, надо было поговорить, может, я что-то и вовсе не совсем правильно воспринимал. Но вот — не смог переступить... — А мне бы тогда не помешал собеседник, которого я бы никак не мог задеть своей откровенностью. — Мне жаль, Джон. — Я не обижался на Майкрофта, — быстро заговорил я, опасаясь, что Алан меня перебьет, и я снова не смогу объяснить ему то, что мучило меня все эти годы, — но во мне что-то сломалось тогда. В душе поднималось нехорошее. Оно говорило: «А как же ты? За тебя опять все решили». Умом я понимал, что это все глупо, и я всегда считал, что Шерлок прав, когда не хочет уезжать, и всегда его поддерживал. Но ум у меня тогда плохо работал, и я боялся, что не дай боже я выскажу все это Майкрофту. Потому я и «прятался» так долго от него, а больше выговориться мне было некому. — А почему вы сами не пришли ко мне? Я бы понял. Я даже знаю, что сказал бы вам, пожалуй. Мне жаль, что я мог помочь вам, но не сделал этого, но я правда не понимал, насколько вам это нужно. Если бы понимал, я пришел бы, даже несмотря на… может быть даже смог бы помочь. — Это все дело прошлое. Вы только теперь, если вдруг что-то в моем поведении будет вам непонятно, спрашивайте, хорошо? — Я ведь тогда-то не считал, что чего-то не понимаю... но я постараюсь, Джон. — И что же вы тогда думали о причине моего поведения? Все-таки алкоголь из меня еще не выветрился. Да и из него тоже, но он, наверное, привык держать контроль под парами выпивки за эти месяцы лучше меня. — Разве это важно, Джон? Что бы я ни думал, я считал, что так поступать — несправедливо по отношению к нему. Вы были ему очень нужны тогда, и ему было очень плохо без вас, я это видел собственными глазами. Я никогда не мог и не смогу вас заменить для него, и никто не сможет. Мне показалось, что Алан начал слегка нервничать. — А вы ведь устали, наверное. Идите ложитесь, а? — вздохнул я, пряча портсигар в карман. — Прогоняете? — Честное слово — нет. Я искренне. — Бессмысленно ложиться, мне вставать через полтора часа. — Господи, какой кошмар. Я могу вам чем-нибудь помочь? — А чем тут поможешь? Разве что уступить мне остатки коньяка. День растянуть до тридцати часов у вас ведь не получится. Вот закончу с этим Кларком, и будете помогать — лечить мою печень или что там еще придется. — Когда все закончится, я буду настаивать на отдыхе раньше августа, и пусть только Майкрофт что-нибудь возразит. Чтобы отдохнуть, вовсе не обязательно уезжать в Италию — она до лета никуда не денется. Алан... — я потер подлокотник ладонью, — а все же, что бы вы мне сказали тогда, если бы я вам все объяснил? — Сказал бы, что высшая степень доверия и высшее проявление любви как раз в том, что ты отдаешь человеку право решать все за тебя. И с любовью принимаешь любое решение. И очень большое счастье иметь такого человека или даже людей. Причем, у полного доверия нет пределов, Джон. И у вас оно обоюдно, стало быть, вы тоже можете решать за них обоих. — Решать за Майкрофта? — Конечно. Вы сомневаетесь? — Да, сомневаюсь. Даже не представляю себе ситуации, кроме как связанной с моими обязанностями врача. — А вы попробуйте как-нибудь. Будете удивлены. — Хм... — Важно, что есть люди, которым ты доверяешь себя полностью. Куда хуже жить с сознанием, что таких людей нет и не будет. Вам сложно почувствовать это — вы выросли в любящей семье, и потом у вас всегда был друг, которому вы отдали это право. Даже двое. А на тот момент, доктор, когда я мог бы вам это сказать, я убежден — самым важным было то, что они оба — есть. — Мне показалось тогда, что таких друзей у меня стало трое. Простите, Алан, что все испортил. Алан вздохнул и выпрямился в кресле, открыв глаза. — Джон, должен признаться, я обиделся тогда не только за него, но и за себя. Потому что я тоже решил в какой-то момент, что нашел в вас друга. Но когда вы «ушли» от него, то про меня забыли, как мне показалось, и я почувствовал, что сам по себе не представляю для вас… ценности и не достоин вашего доверия. — Полно, мой дорогой. Это все уже прошлогодний снег — теперь мы друзья и доверяем друг другу. И Шерлок очень изменился за эти годы, и вы ему теперь доверяете. — А в чем он изменился, если не секрет? — улыбнулся Алан. — Мне ведь по большому счету трудно сравнивать. — Он стал более открытым, более мягким... нежным, я бы сказал. То есть он перестал этого стесняться в себе. — Выходит, он стал еще больше похож на своего брата? Я вспомнил наш январский спор и засмеялся, с удовольствием уступая Алану. — Выходит, что так. Но ведь это, я думаю, вполне естественно. — Это прекрасно, Джон, для всех нас, правда? — Конечно. Но зато он не копирует слабости брата, — улыбнулся я. — Слабости? Какие это у Майкрофта слабости? — возмущенно отозвался Алан и я испуганно посмотрел на него, но увидел, что он тоже улыбается. Значит, шутит. — Ну, как он любит говорить, он жадный. Ужасный эгоист! — рассмеялся я с окончательным облегчением. — Это разве слабость?! Это сила — взять все лучшее себе! Но вообще-то если всерьез — он готов делиться с близкими всем. Думаю, что они тут похожи изначально. — Нам повезло. — Обоим. — Всем троим! — Тогда уж всем четверым, — раздалось от дверей. Я повернулся и увидел Майкрофта в халате и со слегка растрепанной шевелюрой. — Что-то случилось?! — спросил он, входя в комнату. — Почему случилось? Мы... на огонь смотрим, — Алан вскочил навстречу Майкрофту. — Я поздно пришел, не хотел будить тебя. Садись, я принесу третье кресло. — Спать ложись! И чтобы до ланча не вздумал просыпаться! — Ты же должен продиктовать мне письма! — Продиктую их самому себе! Марш в спальню! Я засмеялся, глядя на них. Алан посмотрел на меня, развел руками. — Ну вот, видите? И пошел спать. Алан Грей Не прошло и четверти часа, как дверь в спальню открылась и Майкрофт вошел, хмуро оглядел меня, сидящего в кресле перед камином, и сел в соседнее. — Доктор пошел наконец спать? — поинтересовался я. — В отличие от тебя, да. Почему ты не лег? Я был уверен, что ты уже смотришь сон. — Майкрофт… ну, то есть, если бы ты был уверен, что я сплю, зачем бы ты так торопился сюда? — А что, я должен был допивать там в одиночестве ваш коньяк? — слегка огрызнулся он. — А было что допивать? — я засмеялся. — Не нервничай. Докладывать? — Давай уже. — Все по плану. Кларк сходил к своему… к нашему полковнику и попросил прибавки. Мы удачно выбрали момент, чтобы его подтолкнуть, Роберт говорит, что Гриффит проигрался на прошлой неделе в пух и прах, так что, по сегодняшним словам Кларка, «хозяин» чуть не спустил его с лестницы. Я же рассказал Кларку про место, которое мне за некоторую плату «сбросил» знакомый маклер, и сказал, что завтра меня не будет — еду договариваться, а путь неблизкий. — Как он отреагировал? — Он сожалеет, что лишается собутыльника… ну, он сказал — друга, да. При этом дал мне пару советов, как понравиться хозяину конторы, но особенно меня растрогал совет не забыть зонт, потому что завтра наверняка пойдет дождь. В общем, мы начали последнюю фазу операции, дорогой, и все идет по плану. — Завтра отсыпайся, — вздохнул Майкрофт, — следующие несколько дней ожидаются непростыми. — Сердце мое, — я встал с кресла и пересел на подлокотник соседнего, обнимая при этом шефа за плечи, — мы спланировали вместе и по отдельности не меньше двух сотен операций, и многие были куда сложнее этой. — Они не затрагивали лично нас, — перебил он меня, все еще хмурясь. — Но, согласись, что если не думать о том, что эта касается нас, остальное… ну, не так уж пугает? По крайней мере на этом этапе ничего непредвиденного… — Лани, не надо, — взмолился он. — Я становлюсь суеверным. — Хорошо. Просто не переживай. Идем уже в постель. Шеф уже открыл рот, чтобы что-то возразить, но, очевидно, возражать на последнюю фразу было сложно, и он просто погрозил мне пальцем и принялся развязывать халат.

***

Через два дня, едва войдя в паб, Кларк увидел меня на уже привычном для нас обоих месте, за столиком в углу. Вид у меня был самый понурый, и он это, конечно, заметил. — Не сложилось? — сделал он правильный в общем-то, во всяком случае — нужный мне вывод. — Не успел? Кто-то опередил? — Да если бы, — я кивнул хозяину, чтобы принес «как обычно», — с такими условиями никто не опередит, они вообще никогда не найдут себе работника. — Ты же вроде говорил — хорошие условия? — Кларк сел и взялся за тут же поставленное хозяином на стол пиво. — Ну, так-то отличные. Целых четыре фунта в неделю, хорошая контора, два хозяина — но они братья-близнецы, оба настоящие адвокаты. Уже два что ли месяца, если не три, как ищут себе нового стряпчего. И знаешь что? Я не подошел им по возрасту! — По возрасту? — удивился Кларк, ополовинивая кружку. — А что не так с твоим возрастом, Пайн? Тебе около тридцати, самый лучший возраст, я считаю, в нашей профессии! Мне уже «около» сорока, но мы никогда не обсуждали с Кларком мой возраст, а выгляжу я молодо. Так что я только махнул рукой и тоже сделал глоток из кружки, обещая себе сегодня если не обойтись пивом, то хотя бы не налегать на виски, и уж во всяком случае не смешивать их. — Представь, Кларк, у них был отец, и тоже из двойни, но давно умер, а их вырастил брат отца, он дал им университетское аж образование, всю дорогу помогал в конторе, работал стряпчим сорок лет. А потом взял и тоже умер. — Ну… бывает, — философски заметил Кларк, слегка поморщившись, и я жестом фокусника достал из-за пазухи красивую бутылку. — Так-то они неплохие парни. Вот, гляди, подарили мне. — Ничего себе! — присвистнул мой приятель, рассматривая бутылку. — Такое в пиво не нальешь. Джек! — Несу, — отозвался хозяин, и на столе появились… клянусь, настоящие снифтеры. Чистые, кстати, даже на просвет. Видать, редко кому тут пригождались. Во всяком случае, под виски нам тут никогда ничего подобного уровня не предлагали. Не иначе, хозяин тоже разглядел этикетку на бутылке благородного напитка из провинции Коньяк. — Так что же не так с твоим возрастом? — Да я ж сказал… а, нет, не сказал. Как умер их дядька, они сперва погрустили, но без стряпчего адвокатской конторе не обойтись, и они стали искать на его место человека, но чтобы был возрастом, понимаешь ли, как дядя. В его как бы память. Выпьем. Мой собутыльник задумчиво взялся за бокал, отодвинув пиво. Впрочем, смаковать не стал, выпил коньяк одним глотком, заставив меня тем самым поступить так же. Хорошо, хоть Майкрофт этого не видит. Кларк молчал, и я уже начал обдумывать, как самому начать нужный разговор, когда он наконец снова открыл рот. — У меня есть сорок фунтов, — внезапно заявил он. — Рад за тебя. Но сегодня плачу за выпивку я. — Плати, — отмахнулся мой верный собутыльник, — я хочу сказать… я отдам их тебе. — С чего это? — перебил я, надеясь, что разговор выруливает, куда нужно. — Я могу сегодня дать тебе пять… семь фунтов, а ты дашь мне их адрес, этих… двойняшек. Я гожусь им по всем статьям, разве нет? Я бы съездил, поговорил, если возьмут — обещаю отдать остальное. Слово даю. Я уставился на Кларка, как бы только сейчас осознав его правоту. — А ведь верно. Ты опытный стряпчий. Что не работал последний год, так им не обязательно знать подробности, скажешь, что просто решил отдохнуть, но понял, что без работы скучно. Про выпивку не говори! — я отодвинул от него подальше недопитое пиво, бокалы, впрочем, оставил на месте. — Идет! — воодушевился Кларк. — Пошли ко мне, я дам тебе семь фунтов, они у меня дома. — Не надо, — махнул я рукой, доставая из кармана подарок шефа на прошлый Новый год — шариковую ручку, и запоздало понимая, что салфеток на столах тут не водится, — бумага есть? — Джек! Хозяин явно слушал нас, ну чем иначе объяснить, что листок бумаги, не самый чистый, но не рваный, появился передо мной через несколько секунд. Я нацарапал адрес и протянул Кларку. — Держи. Я не возьму с тебя денег, старина. Буду рад, если договоришься с ними. Не забудь зонт. Он хотел было возразить, но только выразительно посмотрел на бутылку коньяка. Я разлил остатки. — Давай, до завтра выветрится, но больше сегодня не пей.

***

Еще через два дня Артур Пайн снова сидел в небольшом то ли пабе, то ли просто, будем честны, кабачке, где его уже знали как облупленного. Мне со временем стало тут даже нравиться, но я очень надеялся, что сегодня навещаю эти стены последний раз. Кларк вошел и сразу начал искать меня глазами. Я махнул ему, и он ринулся ко мне. — Судя по твоему выражению лица, все получилось? — осведомился я, когда приятель, усевшись, напустил на себя важный вид. — Еще как! — не выдержав, он широко улыбнулся, и я в который раз подумал, что Майкрофт гениально все придумал, добывая бумаги и решая проблему брата, он попутно дает шанс бывшему лондонскому стряпчему и неплохому, в общем-то, человеку, начать новую жизнь. — Давай, рассказывай! — Завтра уже еду туда. Им нужен человек срочно, буквально «еще вчера». Контора отличная, городок чистенький, уютный, — взахлеб рассказывал Кларк, забыв, что Пайн и сам там побывал пару дней назад, — мои знания и навыки их устроили с лихвой. Я честно сказал им, что ушел на пенсию по соглашению с неким старым клиентом моей фирмы, чтобы выполнять его частные поручения… а в чем они состояли, я ведь не могу рассказывать, верно? Их устроили и мои объяснения о том, что без серьезной работы я заскучал, и что клиент оказался финансово несостоятелен. Они даже посочувствовали мне. Там, знаешь, можно даже купить небольшой домик, — внезапно с тоской протянул Кларк, — но сорока фунтов, конечно, не хватит. Если бы этот жмот платил мне нормально, как твой тебе… да что говорить уж… буду пока снимать, а там, глядишь, подзаработаю. Надо же, он мечтает о собственном доме? Никогда бы не подумал. — Мой мне даже выдал так сказать выходное пособие, — подмигнул я приятелю, радуясь, что он снова сам повел беседу в нужное русло. — Выкупил у меня свои письма за целую сотню. Кларк с удивлением уставился на меня. — Ну, я же держал его любовную переписку, — напомнил я. — И передавал письма туда-сюда, и хранил их, чтобы вторые половины не нашли или прислуга не поживилась. — И что? — Ну, если я уехал бы, то не смог бы… — Это я понимаю. Но ведь это его собственные бумаги, почему он должен был покупать их у тебя? — Если честно, я и не ждал этого, — «признался» я. — Я бы не стал на самом деле продавать его секреты. Ведь он всегда отлично оплачивал мои услуги. Но он, видать, сам решил, что лучше не рисковать. Я пришел к нему накануне… я же был уверен, что все на мази, — уныло продолжил я, косясь на кружку пива, но не делая попытки глотнуть. Поймал задумчивый взгляд Кларка и зашептал, нагнувшись к нему, — несколько лет назад в Лондоне жил один парень… он промышлял тем, что покупал всякие… записочки там или еще какие-то бумаги, которые прислуга часто находит в мусоре или… ну еще как-то. Прилично платил за это, а потом использовал… — Милвертон, — кивнул Кларк. — Ты его знал? — искренне удивился я, чуть не выпав из образа. — Лично нет, но о нем кто ж не слышал. Но его кокнули. — Да, увы. Но сейчас в городе есть другой человек, который продолжает его дело, так сказать. И я с ним знаком. Мой хозяин знает об этом, так что… Но я не стал бы его обманывать, не думай. Он сам дал мне эти деньги, а когда дают — чего ж не взять? Вот зимой тогда я просил у него прибавки, помнишь, я рассказывал? И он согласился! А в этот раз он сам… все сам. Тогда, зимой, Кларк тоже пробовал просить прибавки, но не получил ее. И в этот раз тоже. «Давай уже, решайся!» — молил я про себя, не рискуя напомнить ему об этом, чтобы не спугнуть. — А мой скряга даже пары фунтов пожалел для меня, — все-таки не выдержал Кларк. — Сволочь, — кивнул я. — А что в его бумагах? Ну, которые у тебя? Самый скользкий момент. Я затаил дыхание, спросив это. В конце концов, ради этого все затевалось. — Не знаю, — буркнул Кларк. — Он велел не заглядывать в папки, и я дал слово, что не стану. — Там много папок? — Четыре. — Они ведь могут стоить сотню, как думаешь? — Да не знаю я, говорю же. — Ах, ну, да. Ты пообещал. Но я-то не обещал. Хочешь, я посмотрю и скажу тебе свое мнение? Если они стоят денег, то намекнешь ему, что знаешь, куда их продать, и пусть выкупит, как и мой. — Да он меня пристрелит сразу. — Балда, — засмеялся я. — Он же не найдет тогда свои бумаги! — Сам балда, — огрызнулся старый стряпчий, — револьвер к башке приставит и я признаюсь, что папки у меня дома. После этого и убьет. — Ты их не в банке держишь? — За банк платить надо, — пробормотал Кларк. Ну, давай уже, давай! Подумай о том, какой домик ты мог бы купить за эти деньги! — А ты ему обещал только не заглядывать? Не продавать их кому-то ты ведь не обещал? — Такое в голову не пришло, знаешь ли, ни ему, ни мне. — Пошли! — я бросил на стол шиллинг и поднялся, не давая ему времени на дальнейшие раздумья. — Посмотреть, что там, мы… я по любому могу. А дальше видно будет. Кларк жил неподалеку. Я уже как-то бывал у него, провожая после очередной попойки — редкий случай, когда он не выдержал количества выпитого и плохо передвигал ноги. Когда мы вошли, он просто прошел в комнату и сунулся к полке, на которой, вот надо же, стояло несколько книг, в том числе «Граф Монте-Кристо», отодвинул их и вытащил спрятанный позади пакет, развязал — и на свет появились четыре папки. Сердце заколотилось у меня где-то в горле. — Да, тут и пистолет не надо приставлять, найти он мог бы легко, — заметил я, откашлявшись и берясь за первую. Развязал тесемки и стал перелистывать содержимое и рассматривать фотографии. — Ну? — мрачно спросил Кларк, когда я, спустя четверть часа, закрыл и завязал последнюю папку. — Стоит это каких-то денег? Я посмотрел на него, как бы обдумывая возникшую мысль. — Слушай, Кларк… тебе же завтра уже ехать, так? — Ну? — Твой не даст тебе ни пенса, сам говоришь, скорее пристрелит. Продать «моему знакомому» ты уже не успеваешь… — Я могу приехать в выходной, если ты скажешь мне, кто нынче вместо Милвертона. — Можешь. Но у меня есть идея получше. Я сам куплю у тебя эти бумаги. Дам тебе сто… даже сто десять фунтов. Не буду скрывать, я намерен заработать на этом минимум тридцать гиней. Но если вдруг бумаги окажутся дороже, то разницу я тебе привезу, даю слово. Кларк тяжело задышал. — С твоими сорока у тебя будет целых сто пятьдесят, не так ли? Этого хватит купить там домишко, я знаю, я там был и сам приценивался. Представляешь, старина, собственный домик, — я вспомнил «Монте-Кристо» на полке и историю телеграфиста, у которого садовые сони погрызли персик, и добавил, — может, даже с садиком? Похоже, я угадал и это решило дело. Кларк коротко выдохнул, встал, взял папки, сложил их вместе и снова завернул в бумагу. — Выпишешь чек? — Ты держишь дома бумаги, а я денежки. Пошли, я живу недалеко. Возьмем деньги, потом вернемся сюда и ты отдашь мне это. — Да я просто возьму это с собой, — махнул рукой Кларк. Это меня добило. Я кивнул и мы отправились ловить кэб.

***

— Вы сегодня рано, мистер Пайн, — и моя квартирная хозяйка тут же поджала губы, увидев, что я пришел не один. — Мой друг ненадолго, — заверил я. — Минут десять, и он… — Мне-то что, — и почтенная женщина оставила нас вдвоем в «моей» комнате. Я решил поддержать доверие, проявленное Кларком, и не стал просить его отвернуться, доставая из потайного ящика бюро бумажник. Впрочем, мой приятель воспринял это как должное. Уж если он так и не рискнул прочитать бумаги своего скряги-патрона, то обворовывать приятеля точно не собирался. Тем более что приятель отдавал ему все, что имел за душой, не так ли? — Если продам дороже уговоренного, то привезу разницу, — еще раз напомнил я, когда мы произвели обмен папок «со всякой ерундой» на казначейские билеты. — Адрес… — Да я помню адрес, балда. Я сам тебе его дал. Мы пожали друг другу руки. Проводив Кларка до выхода, я развернул пакет и достал одну из папок, снова пролистал ее. — И что теперь? — раздался от дверей невозмутимый женский голос. — Теперь помогите мне это запаковать и поедем домой, Берта. Майкрофт Холмс В этот день у меня с утра было странное настроение. Прошло ровно четыре дня с того момента, как Алан принес мне папки с досье, взятые у Кларка, в том числе досье на моего брата. Какое-то время я не решался пролистать эти бумаги, но здравый смысл возобладал — я должен был удостовериться, что тут все. Первым лежал черновик письма, который наконец-то попал ко мне в руки, а ведь получил оригинал я семнадцать лет назад. С него-то все и началось... Я прочитал — по содержанию почти то письмо, что я получил и сжег в свое время, но тон, конечно, другой, более выдающий чувства брата к пресловутому Брайану. Этот листок постигла та же участь. Потом я пролистал и остальное досье. Да, профессор, имея эти бумаги, мог давить на меня очень просто, и я был бы вынужден... не знаю, что я должен был сделать по мыслям профессора, но ясно было, что я в его руках — я никогда не позволил бы выплыть всем этим тщательно собранным фактам о моем брате. Но когда профессора не стало, бумаги почти потеряли свой смысл: давить на меня полковнику не имело смысла — в отличие от профессора, сфера его интересов совсем не пересекалась с моей. Именно поэтому бумаги лежали мертвым грузом только в качестве гарантии того, что Шерлок не тронет полковника ни при каких обстоятельствах. И вот теперь бумаги у меня... я бросил всю папку в огонь и долго ворошил золу, когда все прогорело. Три оставшиеся папки я положил в сейф, все же не решившись сжечь их, не просмотрев. В тот же вечер я написал Шерлоку: «Дорогой брат, я наконец получил твое письмо семнадцатилетней давности. Правда, его, как и остальные бумаги, постигла участь предшественников». Прошло четыре дня, пошел пятый и я вдруг осознал, что сегодня исполнилось как раз 17 лет с того дня, когда Шерлок приехал в Лондон, бросив университет. Так что с утра я ни о чем другом не мог думать, в результате около трех часов пополудни понял, что оставил в сейфе документ, с которым собирался работать вечером. Пришлось отправить Алана за ним домой. Алан отсутствовал почти час, я не сразу это понял, занимаясь делами, но когда понял — испугался и стал звонить на квартиру. Алан снял трубку в кабинете и сказал самую глупую вещь, которую я от него слышал в своей жизни, что он не может открыть сейф — забыл код. И что через пять минут он будет здесь. Я даже испугаться толком не успел, как подумал, что это видимо отголосок вчерашнего спора о том, что полезнее для фигуры — физические упражнения или диета. Алан считал, что пять раз подняться по лестнице полезнее, чем не съесть пирожное, если хочется. Когда Алан вернулся с самым понурым видом, я решил, что подыграю ему, а вернусь в «Диоген» прямо с пирожным в руках. Так что я оставил его заниматься бумагами, а сам отправился домой. Я честно поднялся сперва на третий этаж — лестница так уж лестница — зашел в спальню Алана, которой он, надо признать, совсем не пользовался, взял подушку с кровати и переложил ее из изголовья в ноги как доказательства моих физкультурных упражнений. Потом спустился на второй этаж вошел в кабинет, открыл сейф, взял нужные бумаги и пошел к лестнице, намереваясь спуститься в кухню за пирожными, но что-то мне показалось странным... из гостиной слышался... треск? Камин? Алан затопил камин? Что за новости? Или он думал так же, как я, и оставил пирожные в гостиной? В любом случае это была какая-то каверза Алана, и я не ждал от нее ничего опасного, так что открыл дверь и вошел. И тут же выронил бумаги, как в дурной мелодраме... у камина стоял Шерлок. Я думал о нем с самого утра, но, клянусь, что увидеть его не рассчитывал вовсе. Надо было реагировать, но я вдруг почувствовал, что на меня напал тот же ступор, что так напугал нас обоих когда-то во Флоренции, когда мы встретились после его «воскрешения». Я не мог ни сказать ничего, ни пошевелиться. Брат стоял и улыбался, потом подошел ко мне и осторожно взял за плечи. — Здравствуй, — сказал он немного вопросительно. — Я вернулся. Второй раз в жизни я поймал себя на мысли, что вот каково быть парализованным. Внутри все трепещет, а наружу никак не прорвется. Надо было заставить себя заговорить, чтобы он не решил, что я сержусь на него за самовольное возвращение... и я предпринял ужасные усилия, чтобы выдавить из себя: — Круг замкнулся. — Какой круг, господи? — пробормотал он, обнимая меня. Кажется, я все-таки напугал его. — Ну, что ты? Ты же мне сам написал, что сжег то письмо, значит, и бумаги тоже, так зачем мне было дальше торчать во Франции? Все хорошо, Майки. Я начал приходить в себя. Мой брат дома! — Круг, мой мальчик. Письмо пришло спустя семнадцать лет, а потом и ты — как тогда, и я снова застаю тебя дома. Сегодня ровно 17 лет... ты помнишь? — А... Сегодня, правда? Я честно не специально. Так вышло. — Сегодня. Но я так хотел тебя увидеть дома наконец, что запретил себе, видимо, ждать чего-то конкретного... Ты дома, мой мальчик! Господи, три года... Теперь я наконец выдохнул и прижал брата к себе. Конечно, не три года, мы виделись в январе, но и это ужасно долго... — Но ты же не мог купиться на шутку Алана про сейф, милый? — Нет, конечно, но я подумал, что он решил погонять меня по лестницам! Никакого другого разумного объяснения тому, что человек, который помнит наизусть трехчасовые разговоры почти дословно, и вдруг забыл код, который набирает уже четверть века почти каждый день, я придумать не мог — значит, он решил, что мне полезно посчитать ступеньки, а за это полагается пирожное... так что я рассчитывал найти тут бисквиты с кремом! Боже, Шерлок! Ты ел? Ты же голодный, наверное! Брат рассмеялся. — Все меняется в этом мире, только не этот твой вопрос. Я не умру с голоду и потерплю, пока мы все тут не соберемся за столом. — Да ты что! Джон придет поздно, он ужинает сегодня у знакомого по клубу, Алан теперь будет вынужден заниматься срочными бумагами, потому что меня отсюда уже не сдвинешь. Кстати, надо позвонить ему и сказать, что я не приду, пусть заканчивает работу сегодня без меня… — Майкрофт, — усмехнулся Шерлок, — он же был тут и видел меня, неужели ты думаешь, что он ждет тебя в «Диогене»? — И то верно, дорогой мой. Ох, а ведь сегодня даже Берты нет, она до воскресенья в отпуске. Так что дома есть особо-то нечего! Ничего не меняется, действительно, за 17 лет... Разве что заказать ужин на дом стало проще, и в кладовке, кроме яиц, наверняка найдется что-то посущественней... Пойдем, я покормлю тебя, мой мальчик. Имею право — я так давно не делал этого! Мы прошли на кухню и я занялся сандвичами. — Это единичный случай, надеюсь? То, что Джон ужинает не дома? — с напускным безразличием полюбопытствовал брат. — Ну, в общем... он уже два раза за три недели, то есть с момента возвращения от тебя, отклонял приглашения, но теперь, когда все пришло к завершающей стадии, но в то же время мы еще не перешли к решающим действиям, я посчитал, что особой опасности нет. Не может же он сидеть все время по вечерам дома... Ну, теперь-то будет сидеть тут, конечно! Ветчину или семгу? — И то, и другое, — хмыкнул Шерлок. — А зачем выбирать? А кофе будет? — Ага, не голодный он! Кофе в пять часов, господи... совсем французом стал! Сейчас, сварю, — я чмокнул брата в макушку и стал варить кофе. — Извини, с песком возиться не стану, на песке завтра Лани сварит. — Знаешь, французом быть неплохо в некоторых вещах. — Да-да, кофе пить вместо чая... ну, вина у них получше, а что еще-то? — взыграл во мне патриотизм. — Зимой теплее, — улыбнулся он. — И на море в том числе. А если серьезно, то там себя чувствуешь свободнее. — То-то ты домой рвался... — Я к людям рвался. — Вот что делают полтора года, помноженные на четверть французской крови! Держи кофе, француз. Надеюсь, ты багаж с собой не брал, оставил все, кроме скрипки, там? Дорогой мой, никто не видел тебя тут? — Багаж у Джона в спальне, — ответил брат, нахмурившись. — Очень неосторожно, мой мальчик, вещи можно было новые приобрести... Шерлок, скажи, что ты собираешься делать? Бумаг больше нет. Но полковник в Лондоне, и он все еще мечтает рассчитаться с тобой за смерть своего патрона и за все остальное, я уверен. Я понимаю, что тебе до скрежета зубовного надоело прятаться, но... пока он ходит по Лондону, ты не можешь считать себя в безопасности. Что ты... планируешь? — Теперь, когда бумаг нет, у меня развязаны руки. Полковник, я уверен, судит других по себе. Посмотрим, на что он решится. — Уверяю тебя, он решится. Он поймет, что бумаг нет, но это не только не остановит его, но и придаст еще больше решимости. В конце концов, пусть он не может погубить твою репутацию, но убить тебя — у него рука не дрогнет. — У меня тем более не дрогнет, — брат улыбнулся одними губами. — Или у кого-то еще. Мало ли у полковника врагов? Не может быть, чтобы не было никого, кто бы хотел свести с ним счеты. — Например, я. — Еще чего! Даже не думай! — Почему, собственно, дорогой мой? Ты считаешь, что моя рука дрогнет? Уверяю тебя — нет. — И ты прекрасно знаешь, что тебе нельзя этого делать. — Мне нельзя, тебе тоже, Джону я не позволю, да и ты не позволишь... Я очень не хочу, чтобы это пришлось делать Алану. У меня есть подчиненные, которым это можно поручить, в общем-то, ты ведь понимаешь... и объяснять ничего не потребуется. Пусть это будет не очень эстетично, зато надежно. А враги... конечно, я уверен, что враги у него есть… Я замолчал, не зная, как лучше сформулировать свои чувства по этому поводу. — Не может быть, чтобы никто не имел на него зуб. Такого просто не может быть, — заметил брат. — Алан забрал у Кларка все бумаги, которые нашел... Ты поел? Пойдем в кабинет. Мы ушли в кабинет и сели на диван. — Мой дорогой, давай говорить начистоту. Эти папки нужны были профессору, и я понимаю, что он собирался использовать их не столько против тебя, сколько против меня. У него были далеко идущие планы, и он мог позволить себе быть... джентльменом с тобой — до поры до времени. Пока ты не трогал его сам, он тебя не тронул бы, но как только пришла бы пора, он использовал досье как средство шантажа... Я что хочу сказать... я был не единственным, кто мог вызвать интерес подобного рода у профессора. После его гибели у полковника оказалось не только твое досье... на самом деле Лани принес мне четыре папки. Я не читал их... но уничтожил только нашу... твою. — Так что ж ты сразу не сказал! — оживился Шерлок. — Надо же посмотреть, что именно в этих папках! — Ты поверишь, мой мальчик, если я скажу, что мне противно читать это? Не потому что я такой уж чистоплюй, поверь... моя работа давно сделала из меня если не циника, то уж... — я махнул рукой. — Но я очень явственно чувствую этих людей товарищами по несчастью... С моей стороны будет очень нехорошо, если я попрошу тебя самого посмотреть эти бумаги? Потом я включусь, когда дойдет до дела... до конкретной разработки. Прости. Я никак не могу себя заставить... — Господи... Нашел, за что извиняться. Майкрофт, мне ли брезговать уголовщиной? — усмехнулся брат, несколько нервно впрочем. — Как раз будет чем заняться, сидя тут. — Ну, сваливать грязную работу на маленького братика... — засмеялся я. — Понимаешь, дорогой, я думаю, что и другие досье собраны по меньшей мере частично не на тех людей, против которых их собирались использовать, а на их родных или близких... И да, ты все-таки пока что не выходи из дома, прошу тебя. И Джону надо посидеть тут. Надеюсь, не заскучаете. — Значит, раз на близких, то кому-то мы развяжем руки. Я думаю, что у полковника скоро начнет гореть под ногами земля. — Нам придется спровоцировать кого-то на убийство, Шерлок, — все же решился я сказать, — и этот кто-то — наш товарищ по несчастью. — Я подумаю, дорогой мой. Может быть, придумается что-то еще. Хорошо бы было поймать полковника на каком-то преступлении и… пусть дальше полиция с ним разбирается. — Только я тебя очень прошу, не вздумай изображать из себя приманку для этого типа! — Это ведь ничего не даст. Даже если полковника арестуют за попытку убить меня, ну как ты представляешь мои показания в суде? — Я рад, что ты не намерен геройствовать. Кстати, солнышко мое... а не пора ли подумать о том, как вообще обставить твое возвращение? Нам ведь придется как-то объяснять, что ты жив и... где-то был? Джон должен будет что-то написать. — Можно даже написать про водопад практически правду. И про Тибет написать, и про Персию. Это звучит совершенно фантастически. А вместо «нашего» полковника придумаем какого-нибудь другого. — Про водопад-то можно написать, а вот про Тибет...хотя... Погоди, а как же Джон? Читатели не простят ему, что он ввел их в заблуждение. Тебя тут так все оплакивают, и вдруг... его книги перестанут покупать! — Я у него в рассказах описан таким «милым» типом, что никто не удивится, если он напишет, будто я просто ему не сообщил, что жив. — Да ладно, это уже за гранью реальности. Если ты ему не сообщил бы, то как объяснить, что после твоего возвращения вы снова дружно поселитесь на Бейкер-стрит? Кстати, а мне ты тоже не сообщил? — Нет, тебе я сообщил. Мне же нужно было на что-то жить. Ты мне по идее наследовал. Так что мои деньги оказались у тебя. — Не по идее, а в реальности, родной, твое имущество сейчас оформлено на меня. Ну ладно, допустим, хотя звучит цинично даже для того суховатого образа, что описывает Джон. Сообщить брату, что жив, только ради того, чтобы было на что существовать... Скрыть, что жив, от лучшего друга... хм... — Читатели все равно будут догадываться, что ты был в курсе моих дел больше, чем Джон. По сути, так ведь оно и есть. Я думаю, что они просто обрадуются тому, что я вернулся. — Представляю, что мне скажут в Кабинете и во Дворце... и еще... надо будет... сообщить... — Ее Величеству? — Ее Величеству я могу рассказать, что ты выполнял мои поручения, и она не станет задавать вопросов. Я имею в виду — как сообщить в Италию?.. — А, черт... Сочувствую, но ты знал мою позицию. Давай я напишу им сам? — Я напишу, когда все закончится. Айрин на мои письма не отвечает… так что я давно перестал писать ей. Но я переписываюсь с Мэри. С бывшей Мэри. Она очень добра — раз в месяц рассказывает мне о мальчике. Правда не уверен, что она продолжит мне отвечать, когда узнает, что ты жив… так что ты прав — я могу и не писать вовсе. — Мэри — и вдруг не ответит тебе? Это насколько надо плохо знать эту женщину, — удивился брат, — полно, оставим это. Мы вечно спорим из-за дам. Это даже смешно. — Оставим. Я вообще не хочу спорить... Ты дома наконец-то, какие споры, мой мальчик! Я теперь буду эгоистично надеяться, что с полковником ты провозишься еще хотя бы месяц-полтора... и пока поживешь тут. А то ведь знаю я, как съедете — опять буду видеть тебя редко-редко... — По возможности, мой дорогой. Ты представляешь, какой лавиной дел меня накроет? — Представляю... что уж, ждешь не дождешься, а? — Я, конечно, жду, но в разумных пределах. Но ведь навалят, а за гражданским населением потянется полиция, — мечтательно протянул брат. — Куда они денутся. Вот кто уж будет рад, так это твои инспектора — тот же Лестрейд, кстати. Я даже не думал, что он так расстроится. Казалось бы... А он каждый год в день твоей «смерти» писал мне с соболезнованиями. Во втором письме даже восторгался, каким ты был внимательным и чутким человеком. Мы с Джоном растрогались. Может, дать телеграмму? Джону я имею в виду. Пусть бросает свои котлеты и едет домой? — Я даже не знаю, что ответить на такое предложение, — сказал брат, посмотрев на опустевшую чашку. — Зато я знаю. Ты успел соскучиться за три недели, — я засмеялся и встал. — Я сейчас позвоню Лани, он даст телеграмму и пусть приходит тоже.

***

Несколько дней Шерлок изучал полученные от меня папки. В среду за завтраком мы договорились обсудить его выводы вечером после чая. Оставалось только надеяться, что это обсуждение не отобьет нам аппетит за ужином, ведь предполагались перепела, фаршированные грибами, да еще с соусом из свежей оранжерейной малины… К чаю, впрочем, было подано немало выпечки, и я с удовольствием заметил, что, как и все эти дни, Шерлок ест вполне нормально, а не клюет по крупиночке, как когда-то. Мы с Джоном покончили уже с третьими пирожными (я с суфле, он с грушами), и я хотел уже нарушить обычное свое правило не обсуждать дел за столом, когда Шерлок сам решил, что можно наконец начать рассказ, не дожидаясь конца церемонии. — Итак. У нас три папки. Я тщательно изучил все материалы, но, честно говоря, не готов им радоваться, — начал он осторожно. — Сложно радоваться бумагам, которыми могли бы кого-то шантажировать, — усмехнулся Алан. — Ты ведь их видел? — Мельком, когда забирал у Кларка. — Ну, представление ты имеешь. А для остальных рассказываю. Первая папка, самая невинная и уже абсолютно бесполезная. Можно сказать, она протухла. — Шерлок, — поморщился я. — Ну, хорошо, дорогой. Не протухла. Прокисла. Словом, это переписка лорда Уитмана с его любовницей. В основном, его письма к ней, одно письмо от нее к нему, и несколько любовных стихотворений, написанных им самим, с посвящением ей же. Роман длился несколько лет, как минимум шесть, и перерос в прочную связь. Потом возлюбленная умерла. — Почему вы считаете, Холмс, — удивился Джон, — что после ее смерти папка про… кисла? — Жена лорда Уитмана, — вмешался Алан, — умерла чуть меньше месяца назад. Она долго болела. — Вот именно, — Шерлок сделал еще глоток из чашки. — Супруги, пускаясь во все тяжкие, часто говорят любовницам, что их жены болеют и не могут даже выполнять свои супружеские обязанности… и чаще всего это обычный обман, но не в данном случае. Леди действительно болела и муж жалел ее. Судя по всему, шантажировать наличием любовницы лорда имело смысл только перед женой, которую он вовсе не хотел расстраивать. С ее смертью… Майкрофт, ты ведь должен хорошо его знать? — Да. Он заместитель министра иностранных дел. И работает на меня довольно плотно. Его брак был бездетным, жена умерла, как и сказал Алан, четыре недели назад. Он находит в работе отдушину. Но про любовницу я не знал. — А если бы знал? — хмыкнул брат. — Мне-то какая разница, честно говоря? Я доверяю Уитману и не сомневался бы, что любовнице, как и жене, он ни о чем ненужном не рассказал бы, а остальное меня не касается вообще никак. — Вот именно. Так что, увы, эта папка для полковника уже не представляет никакого интереса. Вторая, — Шерлок снова промочил горло, — вторая папка куда более «интересная». Объектом возможного шантажа является сэр Николас Уолш. Знаешь и его, Майки? — Встречаемся в Адмиралтействе, — я пожал плечами. — Его даже я знаю, — Джон промокнул губы салфеткой, — но ему за восемьдесят. Его жена, почти вдвое младше него, но тоже уже не девочка — одна из моих «нужных» пациенток. Что он мог натворить? — Да как сказать. Там масса свидетельств того, что его младший брат, тоже регулярно посещавший в ту пору Адмиралтейство, около двадцати лет назад приторговывал некоторыми государственными секретами, а сэр Николас узнал об этом, но брата не выдал, хотя сам лично заставил уйти в отставку. Мориарти дал ему понять, что в курсе событий, и тем вынудил к сотрудничеству. В папке лежат расписки, доклады агентов, следивших за старшим Уолшем, сводки, написанные и подписанные им и переданные профессору… словом, это была рабочая папка. Движения бумаг после смерти профессора в ней не наблюдается. — Ну, эту папку Полковник мог держать как средство обычного шантажа на крайний случай. Уолши достаточно богаты, оба брата. Профессору от них нужны были услуги иного рода, но Гриффит может надеяться просто получить деньги, если окажется совсем уж в безвыходном положении… я хочу сказать — полностью на мели, — предположил Алан. Шерлок кивнул. — Придется разбираться с этим, — вздохнул я. — Как ни противно. Но торговлю государственными секретами я просто так выкинуть в камин не могу, раз уж узнал о ней, пусть и спустя годы. А третья папка? — Самая мерзкая. Я пока не разобрался с тем, для какой цели Мориарти вообще ее собирал, но… это бумаги, явственно указывающие на то, что директор школы-пансиона для мальчиков девяти-двенадцати лет растлевает своих подопечных. Во всяком случае делал это три года назад и до того на протяжении как минимум двух лет. Доносы, которым не был дан ход, его собственный дневник... — Господи, Шерлок?! — Пока я делаю выводы только из бумаг, и надо, конечно, все проверить. Поскольку я еще не «воскрес», а эта мразь, возможно, продолжает свое гнусное дело, поручи это Маку, Майкрофт. Пусть начинает осторожно разбираться прямо сейчас. — Поручу. Отдай эту папку Алану, он подготовит для меня выжимку. — Да я могу сам ее подготовить, особо мне все равно пока нечем заняться. Дальше — ты, дорогой Майкрофт. — Получается,— не выдержал Джон, — ни одну из папок мы не сможем использовать для окончательного разрешения нашего дела? — Ну, одну можем. Можно даже сказать, что нам повезло, — я отодвинул чашку и встал. — Алан, соедини меня. — Да, сэр, — отозвался Лани, тоже вставая и направляясь в кабинет. Мы все пошли за ним. — Уолш уже очень немолод, — сказал Джон у меня за спиной, то ли Шерлоку, то ли мне, — может, не надо его использовать? Его здоровье… Между тем, Алан поднял трубку и назвал номер. Ему пришлось пробиться через двух телефонистов и секретаря, прежде чем он уступил место у аппарата мне. — Лорд Уитман, сэр. — Серьезно? — услышал я удивленный голос Джона, беря трубку из рук моего верного помощника. *** Полковник Гриффит вошел в зал карточного клуба «Багатель» и поискал глазами своего молодого напарника. Они договорились, что тот подберет партнеров на сегодняшнюю игру заранее, у паренька оказалось отличное чутье на тех, кого можно «раздеть», и Гриффит уже не впервые проделывал этот финт — приходил в последний момент, предоставив Бобби Силкину обо всем заранее договориться. Вот и в этот раз Бобби, увидев полковника, радостно махнул ему рукой, сидя рядом с двумя джентльменами, один из которых, пожилой и статный, как раз прикуривал сигару. Вглядевшись в него, Гриффит охнул про себя, но поскольку он уже направлялся к маленькой компании, скучающей за столом в ожидании четвертого игрока, отступать было поздно. — Джентльмены, мой друг и, не побоюсь этого слова, учитель, полковник Гриффит. Полковник, позвольте вам представить генерала Поренкрофта, нового члена нашего клуба, а также гостя клуба мистера… синьора Рабилотти. — Синьор Рабилотти, — склонил голову Гриффит, — рад знакомству. Что касается генерала… черт побери, мы не виделись сто лет! — Когда я услышал вашу фамилию, я сразу предположил, дружище, что это вы и есть! — седой джентльмен положил на стол только что раскуренную сигару и с искренней улыбкой протянул руку полковнику. — Мы вместе служили в Индии, пережили три кампании. Если бы Гриффит не вышел в отставку так рано, уверен, он тоже уже был бы генералом. Джентльмены уселись поудобнее, но пока не спешили брать в руки карты. — Но теперь и вы вышли в отставку, Поренкрофт? — осведомился полковник, доставая из кармана портсигар и кладя его на стол. Во время игры он имел привычку много курить. — Да, старина, — дружелюбно отозвался генерал, — мы с миссис Поренкрофт уже пару недель как в Лондоне. Купили дом, осваиваемся. Для начала по совету друзей я выбрал три клуба — Англо-индийский, Тэнкервильский, ну и вот — «Багатель». Гриффит невозмутимо кивнул, подивившись, очевидно, как совпали вкусы двух ветеранов. Темноволосый высокий Рабилотти даже в помещении не снял темных очков. Костюм идеально сидел на его атлетической фигуре, а, когда полковник задержал взгляд на руках итальянца, он заметил и идеальнейший маникюр. Так-так, иностранец был при деньгах. — А вы, синьор, — спросил Гриффит, — прибыли из Рима, очевидно. — Я прибыл из Агридженто. — Вы сицилиец? — приподнял бровь полковник. — Что вас удивляет? — Нет-нет, ничего. Надолго в Лондон? — Я адвокат. Помогаю некоторым своим клиентам уладить кое-какие дела. — Как романтично! Сицилия, мафия, вот это вот все… я хотел сказать — вы отлично говорите по-английски, — молодой Силкин слегка поперхнулся под пристальным взглядом из-под темных очков. — Любой консильери отлично говорит по-английски, — отозвался сицилиец с самым невозмутимым видом. Итальянец, действительно, говорил отлично, с небольшим акцентом, правда, слегка медлительно, внутренне переводя каждую фразу. — Играем пункт за фунт, все согласны? — поинтересовался Гриффит, закуривая. Что ж, ставка была высока, но возражений не вызвала, все согласно покивали. — Вы пишете, полковник? — спросил Силкин, тасуя колоду. — Да, конечно, — Гриффит положил слева блокнот и улыбнулся соперникам. — Начинаем, господа. Первая сдача. — Кажется, у меня хорошая рука сегодня, полковник, — заметил юноша, перебирая карты. — Я не сомневаюсь, Бобби, — улыбнулся тот, — но давайте посмотрим, как пойдет. Господа, а вы не ведете подсчет? Я имею в виду — вы ничего не пишете? — Нет необходимости, — одними губами улыбнулся сицилиец, — у меня фотографическая память, мистер Гриффит. — Хм… ну, это не более чем фокусы, мой дорогой синьор. — О, нет, — вступил в разговор бравый генерал, — в данном случае это нечто большее, чем просто «фокусы», Гриффит. Не далее как вчера я имел честь наблюдать, как синьор Рабилотти в другом клубе пересказал наизусть всю шахматную партию, за которой мы наблюдали, ход за ходом. Он заключил пари и выиграл пять фунтов — его воспоминания полностью сошлись с записями за полтора часа сего бурного действа. Полковник нервно сглотнул. — Три без козыря! — объявил ставку Силкин, с уважением глядя на итальянского адвоката. Тот, улыбаясь, поднял ставку до четырех без козыря. — Пять треф, — вызывающе отозвался пришедший в себя Гриффит. — Принимаю ваш вызов, старина, шесть треф, — кивнул генерал Поренкрофт. — Пас, — полковник переглянулся со своим молодым партнером, — масть треф. — Ваш ход, господа, — заметил юноша, открывая карту. — Ваша очередь, господин генерал, — сдержанно отозвался сицилиец. — Даю вам лева, Рабилотти, — выложил карту Поренкрофт. — Бобби, я думаю, пора поставить на место наших друзей? — улыбнулся Гриффит. — Я сделаю все возможное, полковник. — Генерал, кажется, наши соперники начинают паниковать, — бесстрастно приподнял бровь итальянец. — Мы действуем в правильном направлении, синьор, — отозвался его бравый визави, подкручивая ус. — Сдаюсь, господа. Эта сдача за вами, — вздохнул полковник. — Моё уважение, мистер Гриффит. Вы играли достойно, — отозвался Рабилотти. — Пусть следующая сдача будет такой же интересной! Продолжим? — генерал явно наслаждался игрой. — Мне кажется, на этот раз у нас хорошие шансы, полковник? — заметил Силкин, перебирая карты после второй сдачи. — Я всегда готов к победе, Силкин, вы же знаете, — усмехнулся тот. — Полковник, ваша уверенность в себе вызывает уважение, — заметил итальянец, самым, впрочем, ироничным тоном. — Да-да, мой дорогой синьор, — отмахнулся тот. — Но давайте просто играть. — Дорогой Гриффит, помните, как мы играли в Индии? — напряжение не сказывалось на Поренкрофте, словно игра шла на пенсы. — Кажется, вы не изменили своей стратегии? Быстрота и натиск? — Вы удивитесь, генерал, — улыбнулся полковник одними губами. — Два без козыря, — объявил ставку Роберт. — Три без козыря, — поднял Рабилотти. — Четыре без козыря, — у полковника это прозвучало слегка вызывающе, он явно начал нервничать по-настоящему. — Пять без козыря, — безмятежно поднял ставку и генерал. — Пас. Без козыря, — выдохнул Гриффит. — Ваш ход, господа, — снова начал игру Силкин, открывая карту. — Ваша очередь, генерал Поренкорфт. — Ваш ход, полковник, — выложил свою карту тот. — Силкин, нам нужно собраться, — нервно отозвался полковник, глядя на стол. — Мы справимся, полковник Гриффит, — успокаивающе заверил юноша. — Полковник, вы в порядке? — от сицилийца не ускользнул тон соперника. — Конечно, просто мысленно проглядываю свои карты, — улыбка Гриффита вышла слегка натянутой. — Могу назвать вам часть из них, — сдержанно пошутил итальянец. Гриффит прикусил губу. «Черт бы побрал вас с вашей фотографической памятью», — явственно читалось на его лице. — Дружище, даже в бою вы были спокойнее. Вы не представляете, джентльмены, — генерал явно хотел поддержать однополчанина, — каким хладнокровным офицером был наш дорогой полковник в былые годы. Это был человек с железными нервами! В Индии до сих пор ходят легенды о том, как он прополз по высохшему руслу реки и спас человека, вырвав его из когтей раненого тигра. — Хорошо, господа. Ваша взяла, — тоном проигравшего прервал однополчанина Гриффит. Вышло резковато и генерал удивленно замолчал. — Что ж, спасибо, полковник. Ваше поражение вышло весьма недешево, — сицилиец с удовольствием и невозмутимостью принял победу, вежливо кивая Гриффиту, — уверен, что в следующий раз вам повезет. — Продолжим сейчас! Предлагаю повысить ставки. Два фунта за пункт, как вам, господа? Я хочу отыграться. — Я не против, — кивнул Рабилотти, — у нас на Сицилии уважают смелость. Как вы, джентльмены? Джентльмены осторожно покивали. Третью сдачу с минимальной разницей в пунктах взяла пара Силкин-полковник, отыгрывая двадцать фунтов. — Дело пошло, а Роберт? — торжествующе прозвучало у полковника перед четвертой сдачей, пока Рабилотти невозмутимо перетасовывал колоду. Юноша, хитро улыбаясь, подмигнул «учителю», как бы давая понять, что он наконец «вступил в игру», а ранее просто давал соперникам расслабиться. — Мы всегда были отличной командой. Сказать искренне, я в нас верю. Давайте продолжать, пока нам везет, сэр? Два без козыря. — Три без козыря, — безмятежно отозвался сицилиец. — Четыре без козыря, — вызывающе заявил полковник. — Пять без козыря, — повысил и генерал. — Пас. Без козыря, — в голосе полковника явственно слышалось сильнейшее напряжение. Когда по кругу прозвучал «пас», сицилиец как разыгрывающий, заявил, что открывает пику. — Беру взятку на тузе пик, — тут же отозвался полковник Гриффит. — Продолжаю пиками, — поддержал партнера Силкин. — Хорошо, что мы не выбрали пики козырем, — безмятежно обронил итальянец. — Беру взятку на короле треф, — отозвался генерал. — Я пасую... нет, подождите, играю джеком треф, — полковник был явно встревожен, кидая валета на стол. — Может быть, вам стоило выбрать козырь другую масть, mio caro signore, — пошутил сицилиец, впрочем, без улыбки. — Не все еще потеряно, полковник, — попытался Роберт подбодрить то ли партнера, то ли себя самого. — Беру взятку на тузе червей, — между тем спокойно отозвался генерал. — Черт, нет карты подходящей масти... — пробормотал полковник с удрученным видом. — И последняя взятка за нами, — итальянец слегка улыбнулся, заканчивая. — Ну что, генерал, кажется, этот раунд наш. — В Индии кавалерийский наскок работал, но здесь, похоже, ваша тактика дала сбой, старина, — посочувствовал однополчанину Поренкрофт. — Уверен, что следующая сдача будет нашей. — Мы всегда рады вызовам. Хотите повысить ставки? Вдвое? — сицилиец был сама невозмутимость. Полковник переглянулся с Силкиным, уловил в его глазах полную поддержку и согласился с предложением. Пошла пятая сдача. — Я начинаю пиками, — заявил Силкин, вступая в игру. — Беру взятку на короле пик, — безмятежно произнес Рабилотти. — Играю валетом пик, — выдохнул полковник. — Беру взятку на тузе пик, — отозвался генерал. — Продолжаю пиками, — расстроено отозвался юноша. — Беру взятку на даме пик, — у сицилийца в голосе проскользнула наконец торжествующая нотка. — Играю десяткой пик! — отчаянно отозвался Гриффит. — Взятка на джеке пик, — продолжил генерал победный марш. — Играю девяткой пик… — сдался Силкин. — И последняя взятка за нами, — подытожил Рабилотти, — вы практически уступили нам все взятки, джентльмены. — Мы... мы просто не ожидали такой игры... — выдавил из себя Гриффит, стараясь не смотреть в глаза партнерам за столом. — Именно так всегда и происходит, когда вы недооцениваете противника, — кажется, на этот раз улыбка итальянца выглядела слегка издевательски. Полковник отмахнулся, глядя в свои записи. Невиданно, они с юным напарником проиграли за вечер баснословную сумму в четыреста четыре фунта. — Я выпишу чек, — пробормотал юный Силкин. — на двести два фунта. Вам, синьор? Итальянец пожал плечами, соглашаясь. — Не возражаю, — отозвался и Поренкрофт. — Не переживайте, старина, сегодня повезло нам, в субботу повезет вам. Мы ведь продолжим в субботу? — В субботу, да, — Гриффит явно ухватился за какую-то мысль, — вы не будете возражать, старина, если я выплачу вам свой проигрыш в субботу? — Конечно, Гриффит, о чем разговор!

***

Войдя в собственный дом, полковник бросил цилиндр, трость и перчатки в прихожей. Лакей утром придет — приберет… Вошел в гостиную, зажег лампу и замер. В кресле у камина сидел… о, Боже, он сам, в домашнем халате, положив ногу на ногу, откинувшись на спинку и… с пробитой головой. Кровь стекала по виску. Рядом на ковре валялся пистолет. Что за черт?! — Красиво, правда? — услышал он справа, и, подавив приступ паники, резко повернулся, в первый момент пожалев, что в кармане нет револьвера, но уже узнавая голос. — Что вы тут делаете, Рабилотти? Вы свое получили еще вчера, а генерал дал мне время до субботы. — Я тут по другому вопросу. Как вам ваша статуя? — Это не моя статуя! Видимо, ваша? Что вы… — О, да. Я заказал ее у одного замечательного мастера из Гренобля пару недель назад, когда мой друг лорд Уитман попросил выполнить его поручение. Полковник сглотнул. Имя лорда Уитмана, очевидно, произвело впечатление. — Прекрасная работа, — заметил он с напускным равнодушием, — даже жаль, что обезображена такой ужасающей раной. Выглядит, впрочем, достоверно. Я задумался в первый момент, нет ли у меня близнеца. Что вам нужно, Рабилотти? — Документы, — сицилиец поднялся из кресла, в котором сидел все это время. — Какие еще… — Не надо, полковник, не унижайтесь. Мой клиент хочет получить свои бумаги в течение двух дней. Они не имеют практической ценности, но из чисто человеческих соображений мой доверитель хочет вернуть их себе. Будьте благоразумны, полковник, вам они не нужны, они не годятся ни для шантажа, ни на продажу, не так ли? Одна сплошная сентиментальность. Просто верните и расстанемся друзьями, в субботу сможем даже снова встретиться за карточным столом, если найдете на что отыграться после выплаты долга. — А если не верну? — Я что, недостаточно явно продемонстрировал вам, — сицилиец кивнул на фигуру с простреленным виском, — свои возможности? Алан Грей — Хорошо, я сыграю роль своего литературного двойника и спрошу, — Джон постучал пальцем по газете с некрологом. — Почему вы были так уверены, что полковник покончит с собой? — А что ему еще оставалось делать, Уотсон? — Шерлок лениво прикрыл глаза, тоже копируя, по всей вероятности, своего «литературного двойника», — Майкрофт просто загнал его в угол. Судите сами: с одной стороны проигрыш, причем однополчанину, долг чести – не пустой звук. Он пообещал заплатить в субботу, кинулся к Кларку, наверняка хотел забрать папки и получить деньги, используя или второе, или третье досье… но понял, что Кларка нет, найти его за пару дней невозможно, взять в долг больше двухсот фунтов нереально, просто не у кого. Да еще Уиггинс, то есть Силкин, тоже исчез. Кроме того, генерал по странному стечению обстоятельств, вступил во все три клуба, членом которых состоял и наш полковник. А тут еще представитель Cosa Nostra с требованием отдать в течение двух дней папку… которой нет, зато есть восковая фигура с красноречивой дыркой от пули и улыбающийся мафиози с отличной памятью, способный, как еще за карточным столом стало ясно, не только спланировать партию, но и запомнить ее наизусть. — Откуда вообще взялся мафиози, кстати? — Ну, — я улыбнулся Джону, — черный парик отменного качества, темные очки, чтобы скрыть слишком голубые глаза… Шерлок помог мне загримироваться. К счастью, полковник никогда не встречался со мной лично, а если знал мою внешность по описанию профессора, так я с тех пор значительно изменился. — Майкрофт! Да вы… вы с ума сошли? А если бы он вас пристрелил, а не себя?! — ахнул доктор. — Ну кто станет связываться с сицилийской мафией? Только самоубийца. Что полковник и подтвердил своим поступком.