Возвращение Шерлока Холмса

Шерлок Холмс Уотсон с Аланом с каким-то невероятным энтузиазмом занялись обустройством нашего родового гнезда, регулярно ездили в «Ивы», следили за работами, но меня с собой не брали — говорили, что иначе сюрприз окажется испорчен. Я решил заняться делом Алана, пока не весь Лондон узнал о моем чудесном воскрешении из мертвых, и поехал в печально известный нам с Джоном Хоршем — точнее в деревню за городом. Там находился приход, который был мне нужен. Отец Роберт Дадли занимался садоводством, как и полагается почтенному священнику, — окапывал клумбу. Бодренький такой старичок, круглый, как мистер Пиквик. Этого персонажа немного напоминал и наш покойный знакомый Милвертон, но стоило присмотреться к нему, как вся гнилая натура шантажиста вылезала на поверхность. Отец Дадли же воскрешал в памяти первое прочтение бессмертного романа, где-нибудь у камина, в зимний вечер. — Отец Роберт Дадли? — я снял шляпу. Старичок был еще бодрым, а значит, возможно, не страдал провалами в памяти. — Позвольте представиться: Бенджамин Джефферсон. Само выскочило — видимо, потому что за завтраком мы обсуждали англо-американские отношения. — Поверенный, — прибавил я. — Доброе утро, мистер Джефферсон, — священник прервал работу и оперся на лопату. — Чем могу помочь вам? — Мой друг и клиент просил выяснить для него кое-что касательно его семьи. Вы ведь давно служите в этом приходе, сэр? — Очень давно, сын мой, почти пятьдесят лет. — Вы знали мистера Джеймса Кевина Грея? — О... пойдемте-ка, сэр. Это разговор не пары минут. Старичок прислонил лопату к ограде, вытер руки, и мы прошли в дом. — Могу я спросить, чьи интересы вы представляете? — Мистера Алана Грея, — ответил я, располагаясь в ответ на приглашение присесть в уютной гостиной, под стать хозяину. — Племянника миссис Оливии Гилберт. — Он жив? — опешил священник. — Жив, — я тоже, признаться, удивился. — Почему бы ему не быть живым? — Почему бы и нет, конечно... он никогда не приезжал сюда... Я крестил его когда-то. Конечно, я хорошо помню его отца и тетю — она была замужем за местным помещиком. Что вы хотели узнать? — Видите ли, ему практически ничего не известно о родителях. А то, что он знал, видимо, не совсем соответствует действительности. Но недавно ему в руки попал один документ — помните, вы как-то давно сообщали имена его родителей, их запрашивали с места службы мистера Грея. — Да, я отвечал на письмо с запросом много лет назад... хотите чаю, мистер? Апрель нынче прохладный. Или это я, старик, мерзну... Его отец был вторым сыном в семье богатого помещика и должен был стать священником. И в последний момент... передумал. Его старший брат умер, он стал наследником поместья... и потом женился на совсем молодой девушке. Увы, она была католичкой... и он принял католичество. Она и родила сына Алана, насколько я знаю. Когда ребенку было около двух лет, его родители умерли, оба в один день. Еще через несколько дней приехала сестра мистера Грея, вдова с пятилетним ребенком... Мистер Грей-младший оказался под ее опекой... Вот тебе и раз. Наш Лани оказался католиком по рождению. — Простите. Но когда же вы крестили ребенка? Ведь католики с этим не тянут, насколько я знаю. От чая я не отказался. — Не тянут, верно... Но Грей, бедняга, принял католичество вынужденно, может, дело было в этом... Тут рядом нет католического прихода. Одним словом, когда миссис Гилберт переехала сюда, она пришла ко мне и сообщила, что ребенок не крещен. Надо сказать, миссис Гилберт была очень набожной женщиной, ее сын стал священником потом. У меня не было причин сомневаться в ее словах. К тому же... приход зависит от владельцев поместья, и я решил — не случится большой беды, даже если родители и возили его в костел... увы мне, да. Миссис Гилберт хотела, чтобы имя матери не было записано в книги... но я сказал ей, что это невозможно. Так что запись есть — по всем правилам. — Ну, мистер Грей никогда не принимал католическое причастие, и он не конфирмирован. Интересно, куда могли родители возить его? Далеко ребенка не повезешь. Надо узнать, где тут самый ближайший католический диацез. — А от чего умерли его родители, сэр? — Точно этого никто у нас не знает. Да, и так случается, сын мой. Говорили даже, что она убила его и наложила на себя руки, иначе чем объяснить, что ее не похоронили рядом с мужем... Но это может быть и неправдой. Она ведь совсем девочкой родила — ей было не больше шестнадцати лет. Миссис Гилберт ненавидела ее, считала, что именно из-за нее брат не стал священником. — Сколько?! Как же их обвенчали? А кто ее родители были, откуда она родом? Где ее вообще Грей нашел — вы не знаете? — Не знаю, сын мой, увы. Они приехали в имение уже с маленьким ребенком, когда старый помещик умер. Тот ненадолго пережил старшего сына. Поместье досталось отцу вашего клиента... — тут отец Дадли с подозрением посмотрел на меня: — Это ведь не вы сами, сэр? Вы не похожи на Греев. Хотя маленькую миссис я плохо помню. — Нет, это не я. Будь это так — я бы прямо сказал. Мистер Грей — блондин, очень привлекательный мужчина. — Его отец был красавчиком... я его ребенком помню — отца-то. Последний год, что он тут жил, он не заходил ко мне, увы. Я думал, Алана нет в живых, потому что его кузен лет десять назад продал часть земли — стало быть, она принадлежала ему, так, сэр? Не мог же он продать чужое. Потому я и решил, что он наследовал мистеру Грею-младшему. — Нет, мистеру Грею, как вы понимаете, никто не наследовал. А скажите, в каком состоянии находились денежные дела мистера Грея-старшего, когда он умер — ну, хотя бы на сторонний взгляд? — Я могу только сказать, сэр, что, несмотря на католичество, он давал деньги на приход, и довольно щедро. Ну, я знал Джеймса с его детства, и, когда крестил маленького Алана, еще подумал, что его отец был бы не против... А денежные дела старшего Чарльза Грея, когда тот умер, были точно в порядке. Никаких закладных, ничего такого. Старик умер примерно за год до своего младшего сына, и я не думаю, что за этот год Джеймс мог как-то разориться — к тому не имелось оснований. Да и потом, когда его сестра управляла имением, все было хорошо. Своих средств у нее похоже было немного, но она управляла делами несовершеннолетнего племянника... и тоже очень щедро давала деньги в приход. И ее сын делает это, хотя сам служит в другом месте. Я рад, что мистер Грей-младший жив, сэр. Вот только это значит, что землю продали незаконно. Вы поэтому и приехали? — Видите ли, преподобный, я приехал просто узнать что-то о семье моего клиента. А тут такое, оказывается. Мистер Грей вообще-то считал, что никаких средств отец ему не оставил. — Имение должно было принадлежать ему, я не представляю, каким образом, кроме обычного наследования, оно могло перейти в руки родственников. Миссис Гилберт долго была моей прихожанкой, сэр, и я никогда не слышал от нее ничего о племяннике с тех пор, как она отослала его в школу. Он не приезжал сюда на каникулы и вообще никогда больше сюда не возвращался. Постепенно Гилбертов стали считать хозяевами имения. Прошло почти сорок лет... — Простите, сэр, а они жили в имении Греев? — Миссис Гилберт жила в имении до того времени, пока ее сын не получил сан и свой приход, после этого он забрал мать к себе. Она и похоронена там, у него, — старичок неопределенно махнул рукой в сторону окна, — это примерно в сорока милях отсюда. Насколько я знаю, у мистера Гилберта есть дети, и я часто думал, что было бы неплохо, чтобы в поместье когда-нибудь поселился кто-то из них. — Мой клиент, сэр, до сих пор не знает, что он до трех лет жил в своем собственном доме! — я уже не мог скрыть возмущения. — Даже до четырех, я думаю. Если вы хотите поговорить с кем-то, кто знает о мирских делах больше меня... тут в деревне живет старая Бетти, как ее все называют, Элизабет Слейк. Она работала в те годы горничной в поместье. Я могу проводить вас к ней, сын мой, иначе она просто не станет отвечать на ваши вопросы. — Буду очень благодарен вам, отец Дадли. И позвольте вам помочь с этими клумбами — я ведь оторвал вас от дел. — Вы испачкаетесь... а, впрочем, не откажусь, сын мой. Не то чтобы я не мог сам, — священник хитро улыбнулся, — но всегда радостно дать человеку возможность сделать доброе дело. Мы допили чай, а потом я, сняв пальто и пиджак и засучив рукава, бодро вскопал священнику обе клумбы, за что меня подкрепили рюмкой ежевичной наливки. Закончив с делами, мы пошли к дому, где жила старая Бетти. Конечно, она была дома. Преподобный представил меня еще бодрой старой женщине, с живым и проницательным взглядом чистых, еще не замутненных годами голубых глаз. — Маленький Эли жив? — поразилась она, узнав, кого я представляю. — Да быть того не может, мистер! Хозяйка говорила, он умер в школе. Утоп. — Он жив, уверяю вас. Кстати, он прекрасно плавает, наш маленький Эли, — усмехнулся я. — Он закончил школу и колледж, но у него не было денег на университет. Даже за колледж платил попечительский совет. — Но этого не может быть, сэр! Хозяйка... как же так? Хозяйка платила за школу. Потом... я хорошо помню: мистеру Эдварду было тогда девять лет, и хозяйка отправила его учиться в другое графство, сэр, в очень дорогое заведение. И тогда Кроф, это тогдашний дворецкий, рассказал нам, что маленький племянник хозяйки умер в школе. И теперь дом достался мистеру Эдварду... Он тогда сказал, что хозяйка просит никому не рассказывать об этом, но потом все равно все в деревне узнали. — Ваша хозяйка вам солгала, миссис. А дворецкий — он где сейчас? — Да уж умер давно. — Вы работали в доме при отце Алана Грея? — И при дедушке, упокой господи их души. Я работала в доме до того, как мистера Эдварда отправили в школу. После хозяйка рассчитала всех слуг в доме. Ну и наняла потом себе новую горничную. Будто новая-то лучше старой... — Расскажите о молодой, то есть юной миссис Грей. И как вы считаете, это был счастливый брак? — Миссис Аманда? Славная была девочка. Вам тут порасскажут, сэр, а как приехали бы вы лет десять хоть назад, точно порассказали бы, многие еще живы были, а людям рот не заткнешь. Говорили что она убила мужа, но вы не верьте, сэр. Она была хорошая, добрая девочка. Слуги ее любили. Старый хозяин умер в марте, они приехали сразу, а на Пасху она всем слугам подарки сделала и выходной дала. Мистер Джеймс с ней не спорил, делал, как она скажет. Миссис Аманда мне тогда платье подарила и гребень... Я присматривала за малышом Эли, ему тогда года еще не исполнилось, у миссис Аманды молока мало стало... у меня тогда сынок был такой же, и молока много, я кормила его. Неужели правда, что он жив? — Правда. И думаю, он приедет сюда. И вы его увидите. А что же все-таки случилось с его родителями? Старая Бетти замялась. Преподобный Дадли, который не ушел и присутствовал при нашем разговоре, подбодрил свою прихожанку: — Говорите, дочь моя, я не могу, а вы должны. Раз мальчик жив, он должен знать то, что знаем мы. — Ох... ну хорошо. Я служила в доме, еще когда жив был старый хозяин и его старший сын жил тут. Он был хороший человек, мистер Чарльз-младший, но такой, знаете, тихий... книги читал все, старый хозяин переживал, говорил, что сыну жениться надо. Да мистер Чарльз робкий был до этого дела... А потом он простудился и умер. Старый мистер Грей очень переживал, тогда миссис Оливия уже замужем была, жила в имении мужа… да там еще трое братьев было… и мистер Эдвард родился там... Миссис Оливия к отцу приезжала, внука привозила, но старик говорил — Гилберт, не наша кровь... И стал искать мистера Джеймса... — А почему мистера Джеймса пришлось искать? Как я слышал, он собирался стать священником, верно? И, видимо, учился где-то? Отец ведь знал — где? Или младший сын внезапно переехал, исчез, не давал о себе знать? — Вот именно, сэр, вы как по писаному читаете! Мистер Джеймс не принял сан, уехал и семья не знала, где он. И когда мистер Чарльз умер, миссис Оливия сразу приехала и уже в доме хотела поселиться. Я сама слышала, как она сыночку говорила: теперь, мол, это все твое, бери, что хочешь. Но старый мистер Грей завещал имение младшему сыну, я уж и не знаю, как тот узнал, что отец умер, только они приехал почти сразу после похорон с женой и малышом. Миссис Гилберт, упокой господи душу ее, Эдварда забрала и уехала обратно. А молодые поселились в доме и год прожили. Все хорошо у них было. Я служила младшей горничной, да еще сынок мой такой же возрастом, как Эли, так мы с хозяйкой хорошо ладили... На Рождество хозяйка им одинаковые рубашечки заказала пошить... Она как узнала... — И что же было дальше? А в голове уже становились друг за другом пункты: найти родню матери Алана или найти запись об их венчании. — Дальше миссис Гилберт с сыном на Пасху приехали в гости в имение на три дня. Эли тогда два года было, Эдварду шесть. Мистер Гилберт как раз умер, миссис Гилберт осталась вдовой. Приехала вроде как в гости, но стала порядки свои устанавливать... миссис Аманда побаивалась ее, ей только-только семнадцать исполнилось, а миссис Оливии уже за тридцать... Миссис Аманда мне все говорила: «Ты ни в коем случае ей не рассказывай, она тебя со свету сживет...» Да, а миссис Оливия все говорила брату, что жена у него ничего не умеет, да где ей дом держать... А потом это и произошло, сэр... Мистер Грей вечером с миссис Оливией поспорили, он все кричал ей: «Это мое дело!» Миссис Аманда сказала: «Пойду, кофе им принесу». Пошла — и там тихо стало. Я в детской ночевала... А на другое утро мы нашли хозяина мертвым. Доктор сказал — отравили его. А днем и миссис Аманду нашли... утопилась в пруду, бедная... Но не могла она мистера Джеймса отравить! Не верю я в это! — А чего вы не должны были рассказывать миссис Гилберт? Старая Бетти жалобно посмотрела на отца Дадли. — Говорите, дочь моя, — кивнул тот. — Ох, сэр... Ну... Что теперь уж, миссис Оливии нет давно, и мистер Эдвард сюда не приезжает... Да мне заплатили тогда хорошо. Старый мистер Грей был справедливый человек... Все становилось ясно — потому-то Аманда Грей и заказала детям одинаковые рубашечки. Я подошел к камину и взял в руки фотографию молодого мужчины. Судя по фасону костюма, снимок был сделан лет пять назад или чуть больше. — Ваш сын? — спросил я. — Сынок, сэр. Питер. Сходство с Аланом было поразительное. — А кузены очень похожи. Где Питер сейчас? — Когда миссис Оливия рассчитала нас, я пошла работать кухаркой к Лариксам. Отец Роберт мне сказал тогда — оставь деньги мальчику на учебу. Конечно, Питер не в колледже учился, сэр, но он закончил коммерческое. Он теперь управляющий в имении Лариксов, это в девяти милях отсюда, сэр. Я там жила до прошлого года, а теперь хозяева уехали в город, кухарка стала не нужна, вот я и вернулась сюда. А Питер там остался — следит за порядком, за арендаторами... Вы только не подумайте плохого, сэр, старый мистер Грей сам велел помочь мистеру Чарльзу. Дело-то обычное. Очень уж тот робкий был, ну как ему было жениться... А старик очень уж внуков хотел — Греев... Да уж, обычное. Старой Бетти еще повезло с хозяевами. — Скажите, вы ничего не знаете о родне матери мистера Алана? Не помните ее девичью фамилию, может быть, откуда она родом? — Фамилию не знаю, сэр, а родом она была из Кардиффа. Там мистер Джеймс учился, там с ней и познакомился. Еще знаю, что ее дядя был там священником в католическом храме. Она говорила — он венчал их, потому я знаю. А можно спросить, сэр? Мистер Эли — он женат, детки есть у него? — Нет, он не женат. Хотя с женщинами он... далеко не робок. — Передайте ему, сэр, если это можно, что его кормилица его помнит. Я так рада, что он жив! Скажите, что слуги не верили, что она убила его отца, и я смотрю за ее могилкой. И… одну минуточку, сэр. Старушка ушла в другую комнату и вынесла небольшую шкатулку. — Вот, передайте это Эли. Шкатулка-то материнская. Когда миссис Аманда умерла, я с перепугу подумала, что миссис Оливия начнет ее вещи выкидывать, вот и взяла это. Я знала, что она не хранит тут ничего такого, чтобы меня можно было обвинить в краже. Тут ее крестик, свеча — уж не знаю, сэр, с крестин Эли, наверное. Открытка, медальон с портретами ее и мужа, а еще волосики — Эли и моего сынка. Она попросила, чтобы я и волосики Пита срезала. Если что не так, я их заберу, сэр. — Нет-нет, пусть все остается как при миссис Грей. — Я бережно принял шкатулку из рук старой Бетти. — Думаю, мистер Грей будет счастлив получить это. Он обязательно приедет и навестит вас. — Могу и я задать вопрос, сын мой? Отчего ваш подопечный ни разу не приехал сюда, раз он жив? — спросил отец Дадли. — Моему другу — не только клиенту, потому-то мне известны такие подробности — в детстве внушили, что он незаконнорожденный, практически нищий и живёт у тётки исключительно из милости. Его постарались пораньше отправить с глаз долой в школу — я удивляюсь, что он вообще остался жив, в свете открывшихся обстоятельств. С чего бы ему посещать места, где с ним так обошлись? Я попрощался с преподобным и старой кормилицей и решил не откладывать дела в долгий ящик: сразу поехал в школу, где учился Алан. Добрался я туда уже под вечер. Директора звали мистер Сомерс. Я представился так же, как и преподобному Дадли, и опять «гибрид» из двух президентов не вызвал никаких вопросов. — Вы представляете Грея, вот как? Я, признаться, думал, что вы чей-то отец... Грея я помню, преподавал ему математику, около тридцати лет назад. Надеюсь, у него все в порядке? Чем я могу быть полезен ему? Видимо, тридцать лет назад мистер Сомерс был в числе самых молодых преподавателей школы, он явно не дотягивал до шестидесяти. — Мистер Грей хочет выяснить некоторые подробности, касающиеся его семьи. Может быть, в школьном архиве сохранились какие-нибудь бумаги? Например, кто оплачивал его обучение? Есть сведения о его опекунах? — спросил я и добавил с улыбкой: — А какой он был ученик, сэр? — На ваш последний вопрос ответить просто: он был очень способный мальчик, схватывал все на лету. К тому же, он всегда умел находить общий язык с кем угодно, от учителей до самых отпетых хулиганов. Мы с коллегами иногда сокрушались о его происхождении... я хочу сказать, родись он в нормальной семье, его ждало бы большое будущее, я бы не удивился, если дипломатическое. На первый вопрос ответить еще проще — у него не было семьи. Его опекуном была тетя, вот не помню, сестра отца или матери, но фамилия была другой. Она не имела возможности оплачивать его обучение и обратилась в попечительский совет с просьбой принять его за счет попечителей. Мальчик был незаконнорожденным, увы. Бастард. В виде исключения мы взяли его совсем маленьким, иначе ему просто нечего было бы есть, я помню, она говорила, что сама живет очень бедно и даже опеку над ним позволить себе не может. Так что его временным опекуном стал один из членов нашего попечительского совета, мы иногда пригреваем сирот. Этот человек уже умер. Ну, Грей учился у нас с четырех до четырнадцати с половиной лет. Он закончил обучение с самыми высокими оценками и очень хотел поступить в колледж, но не имел средств. Попечительский совет одолжил ему деньги, он должен был отдавать их в рассрочку, но через пару лет после окончания колледжа вернул всю оставшуюся сумму — прислал чек и благодарственное письмо. — Вот оно как... — мрачно промолвил я. — Сэр, вы не согласились бы изложить ваши слова на бумаге и заверить у нотариуса? — Конечно, сэр, — без колебаний ответил директор. — Особенно если это чем-то поможет Грею. А могу я спросить, кем он стал? — Он... скажем так, он личный помощник и доверенное лицо не последнего человека в Британском правительстве. Почти дипломатическое поприще. — О! Я очень рад за него. — Директор заметно оживился. — Я завтра же запишу и заверю рассказ, сэр, и прикажу, если хотите, дать вам поискать документы в архиве попечительского совета. Вы без сомнения найдете бумаги, касающиеся всего, о чем я вам рассказал, в личном деле Грея тут, в школе, и в бухгалтерских книгах попечительского совета. Счета за обучение, счета на одежду и книги, заем и все счета на отдачу... Сейчас председателем совета является мистер Уотергем, сам он молод и наверное не помнит тех времен, но его отец был тогда председателем, он отошел от дел, но здоров и на память не жалуется. Вот вам их адрес, сэр. Только сегодня уже поздно, пожалуй. Вы остановились в гостинице? — Пока нигде не остановился, если честно. Но придётся задержаться здесь на день. Директор вызвал служителя. — Тоби, проводите мистера Джефферсона в гостевой корпус, разместите его на втором этаже. Нет смысла ехать в гостиницу, сэр, у нас есть помещения для родителей, мы разрешаем навещать учеников на выходных, многим ехать далеко. Вот так я заночевал в школе. Мистер Сомерс провел для меня небольшую экскурсию, показал даже парту в классе математики, где сидел Алан. На другой день я собрал все необходимые бумаги и поехал домой. Мы с Уотсоном пока что жили у Майкрофта, хотя миссис Хадсон уже обрадовали, что я воскрес. Пока мы оставались на Пэлл-Мэлл, она готовила квартиру к нашему возвращению — приводила в порядок (как будто его там не было в моё отсутствие) и вносила некоторые улучшения. Интересно, сколько этот порядок потом продержится? До чая оставалось еще некоторое время, поэтому я приехал сразу в «Диоген». В приемной Алана не оказалось, зато из кабинета донеслось: «Я здесь, проходи сюда, мой мальчик!» — и я вошел. Майкрофт сидел над бумагами, что-то быстро помечая в листах и сверяясь с газетой. Видимо, Алан и Уотсон еще не вернулись из имения. — Здравствуй. — Я подошёл к брату, поцеловал его. — Наших ещё нет? — Еще нет, обещали к ужину сюда. Как ты съездил? Меня озадачила твоя вчерашняя телеграмма о задержке и ночевке там. Не отвечая, я достал из саквояжа документы и положил перед Майкрофтом. — Это официальная, так сказать, версия. — Ты хочешь сказать, что есть и неофициальная? — Ещё какая. Но для уточнений придется ехать в Кардифф — искать сведения о матери Алана. Это все равно, что искать иголку в стоге сена, хотя есть надежда: в шкатулке лежит какая-то открытка, вдруг она от матери Аманды, например? Я поставил рядом с бумагами шкатулку. — Ты не посмотрел? — зачем-то уточнил брат. Нервничает, бедняга. — Нет, но я посмотрю, только после Алана, конечно, — я достал портсигар и закурил. — Есть даже вероятность, и немаленькая, что тетка Алана убила своего брата и его законную жену с целью завладеть наследством. Алану повезло, что на ребенка у этой мегеры рука не поднялась. — Что?! Нет, подожди, я прочитаю. На чтение документов из школы брату понадобилось около десяти минут. Точно нервничает, обычно он читает быстрее. — Ну, я предполагал что-то похожее, — вздохнул он, покончив с чтением. — Но, выходит, все, что касается семьи, тут неправда? Рассказывай, откуда шкатулка? — Шкатулку сохранила кормилица Алана. Кстати, у него есть молочный брат — он же незаконнорожденный двоюродный. Вот такие вот дела. Алан у нас помещик, законный владелец имения и земли, которую пока еще не всю продали. — Я знаю про двоюродного брата, который в детстве мечтал стать священником. Сын этой самой, — Майкрофт постучал карандашом по бумагам, — миссис Гилберт. Он старше Лани на несколько лет. — И стал им. У него приход в нескольких десятках миль от «родового гнезда». — Молочный — ладно, но еще один двоюродный откуда, и почему Алан о нем ничего не знает? — Дорогой, я же сказал: молочный — он же двоюродный. Алан по малолетству просто не знал всего этого. Дедушка Грей хотел позаботиться о старшем сыне, у которого не ладилось с женщинами, и подложил под него младшую горничную — та со своей задачей справилась на все двести процентов. Ее оставили в поместье с ребенком — редкий случай. А, может, дело в том, что оба старших Грея — отец и сын — скончались скоро. Младший, отец Алана, отнесся к молодой матери с пониманием. Тем более она подошла в качестве кормилицы его собственного ребенка. Между прочим, Алан и этот его молочный очень похожи внешне, я видел фото. Так что Алан пошел в Греев. — Выходит, тетка скорее всего не знала про сына кормилицы. Мало ли горничных с детьми в поместьях... А может быть, настоящий бастард ее не беспокоил, но натолкнул на мысль объявить таковым племянника. Материальное положение в школе, конечно, не проверяли, поверили почтенной даме на слово... а может она и документы подделала. Но обвинять ее в убийстве пока рано, мой мальчик. В этом надо разобраться... и возможно ли это через столько лет? Я даже не представляю, с чего начать... Бедный Лани, господи... — Если виновата она, то обвинять уже поздно, тетка умерла. Другое дело, что Алан может и должен вернуть себе имущество. — Нужно пообщаться с этим законным кузеном. Но боюсь, что он не в курсе дел покойной матери. Если сейчас он продает землю, будучи священником в едва ли не соседнем приходе, значит считает, что имеет на это право, и никаких претензий со стороны кузена не может быть. — Надеюсь, у этого священника есть совесть, а не только сан, — мрачно сказал я. — Но на всякий случай с собой надо иметь все необходимые документы. — Тут две стороны дела, Шерлок. Что касается имения... боюсь, это не то, что в первую очередь заинтересует Алана, хотя, конечно, в этом надо разбираться. Явный же подлог. А вот смерть родителей... В общем, дорогой, если, конечно, в шкатулке не лежит брачное свидетельство, надо сначала ехать в Кардифф, и только потом — к кузену. Наш Эли выслушал новости с завидным мужеством, но когда он открыл шкатулку, выяснилось, что там хранится ровно то, о чем говорила старая кормилица, а открытку на Рождество отправил Аманде «дядя Алан» — вот, значит, в честь кого Греи назвали своего сына. Видимо, этот дядя как раз и был священником, и если он еще жив, то найти его не составит труда. Если бы это расследование не касалось близкого мне человека, Уотсон, возможно, описал бы его и назвал «Слишком много священников». Мы решили, что сперва Майкрофт съездит в Кардифф, а, по итогам его поездки, я навещу преподобного Гилберта. Майкрофт Холмс Приехав в Кардифф, я нашел церковь Святого Петра и попросил о встрече с нужным мне человеком. Отец Алан вышел ко мне навстречу — невысокого роста, с совершенно седыми волосами, но отчего-то глядя на этого старика хотелось подобрать эпитет вроде «величественный». Он был красив, но совершенно не походил лицом на моего Алана, однако вблизи я увидел, что его руки и ушные раковины имеют такую знакомую мне форму. Подойдя ко мне, он остановился в двух шагах, глядя вопросительным, но очень спокойным взглядом. — Я не член вашей паствы, святой отец, и вовсе не католик, но могу я просить о разговоре наедине, который никто не услышит? — И вам доброго дня, сын мой, — отозвался он, и я едва не вздрогнул от голоса, показавшегося тоже знакомым. — Идите за мной. Мы вышли в атрий и через боковую дверь спустились в недавно отремонтированный подвал, где располагались, очевидно, некоторые необходимые приходу помещения. — Проходите вот сюда, — старый священник открыл дверь в комнату — сейчас пустую. Поставил мне стул возле стола, и себе — напротив. — Садитесь, сын мой. Я вас внимательно слушаю. Я достал фотографию Алана. Раз уж он и его кузен так похожи друг на друга, то скорее всего есть фамильное сходство и с их отцами, может быть отец Алан узнает мужа племянницы. — Посмотрите, отец, прошу вас, фотография этого человека вам никого не напоминает? Старик взял фото из моих рук и внезапно начал рассуждать вслух, вглядываясь: — Ничего не понимаю. Фотография новая... Впрочем, у той женщины, кажется, был сын. Да, точно, его звали Джеймс Эдвард. Хотя она вроде бы пошла в мать, а не в отца, но ее сын мог быть похож на деда. Но скорее всего… племянница мне писала о сыне горничной... — бормотал он себе под нос. — Но я даже фамилии этого мужчины не знаю. — Могу я вас попросить, святой отец, поделиться со мной вашими воспоминаниями? Даю вам слово джентльмена, что это не повредит никому. Я обещаю объяснить вам свой интерес чуть позже. — Я вас вижу впервые в жизни, сын мой, а вы просите меня поделиться семейными тайнами? — Хорошо, отец, давайте сделаем иначе, я расскажу вам то, о чем знаю, и вы решите, рассказывать ли остальное. Это будет справедливо? — Вполне справедливо. — Что ж. Вы второй сын в роду, а вторые сыновья у вас в семье по традиции становятся священниками. Ваш старший брат, напротив, женился, у молодых родилась дочь Аманда. Как я понимаю, сейчас вашего брата и его супруги уже нет в живых. Вы дружили с братом и любили свою племянницу, и когда она полюбила своего будущего супруга, вы не отвернулись от молодых? Мистер Джеймс Грей принял католичество и ваша племянница вышла замуж за него? Около полутора или двух лет они прожили... вот тут пробел — я не знаю, где они жили после венчания, но знаю, что они с годовалым сыном приехали в имение мистера Грея сразу после смерти его отца. Это так? — Они жили в доме моего брата. Тот был неплохим коммерсантом и семья не нуждалась. Но для Джеймса, конечно, эти два года вышли непростыми — он ведь тоже был вторым сыном в семье и до женитьбы готовил себя к духовному поприщу. Мой брат постепенно вводил его в курс своих занятий, Джеймс даже стал помогать тестю, когда пришло известие, что умер его старший брат, а через некоторое время и отец. Только тогда поверенные нашли Джеймса — он узнал два печальных известия одновременно. Он очень переживал, что так и не повидался с ними. Но по завещанию имение отошло к нему. Он почувствовал некоторое облегчение — все-таки его самолюбие было немного уязвлено тем, что он жил какое-то время за счет тестя. Вот... Джеймс забрал жену и ребенка, и они уехали в имение. Закончив формальности, тут же написали нам сюда, что все у них хорошо. Мой брат с женой их навестили даже... Я, к сожалению, не мог — меня не было в Британии в ту пору. Я ездил в Монте Кальварио… — Я глубоко уважаю вашу деятельность и ценю заслуги вашего ордена, святой отец, — вынужден был перебить я. — Я нашел вас именно благодаря тому, что вы очень уважаемый и известный человек... а я занимаю некоторый пост в правительстве. Но сейчас у меня абсолютно личный интерес. Я скажу вам, почему задаю эти вопросы. Даю слово — это важно и для меня, и для вас лично. Расскажите, прошу вас, что вы знаете о судьбе вашей племянницы, ее супруга и их сына. — Они умерли один за другим — от холеры. Этому молодому человеку, сыну кормилицы, очевидно, повезло, надо сказать. Кажется, там кто-то из слуг еще умер. Имение же наследовал племянник Джеймса, его звали также Джеймсом, но фамилию он носил Гилберт, если память мне не изменяет. Мать при нем, разумеется, стала опекуном. От моей племянницы и Джеймса-старшего не осталось даже никаких памятных вещей — да и на кладбище только памятник, вероятно. Тела же кремировали. Если бы Джеймс не уехал тогда, они остались бы живы. — Святой отец, прошу вас... вы, как я понимаю, получили эти сведения от миссис Гилберт, сестры мистера Джеймса Грея? — я достал из жилетного кармана мешочек, в котором лежал данный мне Аланом крест с эмалью из шкатулки. Крест был довольно сильно потерт, поэтому мы решили, что он не мог принадлежать маленькому Алану. — Взгляните, это принадлежало вашей племяннице? — Миссис Гилберт написала родителям Аманды. Они же потом написали мне. Потеря дочери и свела их через какое-то время в могилу одного за другим. У Гвен было больное сердце, а Джек не смог надолго ее пережить. Говоря это, старик развязал узелок и перевернул мешочек. На его ладонь выпал крестик. — У Аманды... был такой же... да... Но трудно сказать, тот ли это крестик. Он ведь самый обычный, сын мой. Да, его долго носили. Священник поднес крестик поближе к глазам и увидел спайку на колечке, в которое продевали цепочку. — Откуда вы это взяли? — спросил он немного резковато. — Я почти уверен, что это ее. — Приехав в имение, она подружилась с молодой девушкой, кормилицей своего сына, ну, насколько можно подружиться с кормилицей, конечно. — Да. Племянница писала мне о ней. — Юная миссис Грей не успела обзавестись другими подругами, а кормилица была старше хозяйки на восемь лет — это много в столь юном возрасте. К тому же, вам нет необходимости выдавать мне и эту тайну, я знаю, что кормилица имела внебрачного ребенка от старшего брата Джеймса Грея. Это тоже сблизило девушек. У кормилицы осталась на память шкатулка, где хранились медальон с портретами вашей племянницы и ее мужа, вот этот крестик и венчальная свеча. Супруги Грей действительно умерли, святой отец, в один несчастный день, но вовсе не так, как написала миссис Гилберт. А фото, которое я вам показал в начале — это не фото сына кормилицы, хотя этот ребенок тоже вырос, жив и здоров, и действительно похож на своего отца и деда. Но на этой фотографии человек, которого зовут Алан Грей. Он мой доверенный помощник и близкий друг. — Маленький Эли жив? — голос священника едва не сорвался. — Это маленький Эли? Я лишь кивнул, давая время старику осмыслить известие и взять себя в руки. — Это ваш внучатый племянник, отец мой, — сказал я через пару минут, во время которых старик всматривался в фото. — Не просто внучатый племянник, я крестил его, и сам стал его крестным по просьбе Аманды. — Он рос сиротой и много лет не знал даже имени своей матери. Миссис Гилберт... обманула всех. Алан жив и здоров, и единственное, что могло бы огорчить вас, — он не вырос в католической вере, эта женщина обманула даже местного священника, сказав, что ее племянник вовсе не получил крещения. Уж не знаю, как столь истово верующая женщина могла обмануть священника, но, видимо, она считала, что делает это во имя духовного спасения ребенка — другого объяснения я не нахожу. — Повторное крещение не имеет силы, сын мой. Поэтому Алан — католик, хоть и не прошел все необходимые обряды. — Я не ошибусь, если предположу, святой отец, что у Джеймса была очень религиозная семья? И его отец вряд ли одобрил бы переход сына в католичество? — Дело не только в католичестве. Джеймс женился, не поставив отца в известность. Он был уверен, что отец воспротивится его браку в любом случае. Муж Аманды был не особо любим в родной семье. — Думаю, вопрос конфессиональной принадлежности вы обсудите с Аланом лично. Меня во всяком случае не волнует, к какой конфессии принадлежит мой друг и помощник. Он решит этот вопрос сам, с вашей помощью — я надеюсь. Скажу сразу: он не приехал сегодня со мной, потому что не знал, что ему предстояло услышать, и боялся узнать, что семья его матери бросила его по каким-то причинам. Мистер Грей — обычно очень хладнокровный и выдержанный человек, но у него было непростое детство, святой отец, он вырос практически в приюте на деньги попечителей, у него украли не только имение его отца, но даже имя его матери, и даже саму добрую память о родителях. — Пойдемте со мной, сын мой, — старик встал и пошел куда-то, я последовал за ним. Мы поднялись наверх и вышли из церкви. Через пару минут он привел меня к себе на квартиру. Росминианцы, к коим принадлежал отец Алан, понимают обет бедности, насколько мне было известно, несколько отлично от прочих орденов и конгрегаций и разрешают своим членам иметь личное имущество. Вот и в комнате отца Алана стояла хотя и старая, но слишком уж добротная мебель, чтобы счесть ее приходской. — Садитесь вот сюда, — предложил он. — Налить вам что-нибудь? Мне потребуется некоторое время, чтобы отобрать нужные бумаги. — Спасибо, отец, — поблагодарил я, устраиваясь в удобном кресле. — Воды, если можно. Старый священник налил воды в два хрустальных стакана и сам осушил свой до дна, выдавая волнение. — Выписки из церковных книг о венчании пары и о крещении ребенка очень нужны,— сказал я. — Хоть Алан и не уверен, что хочет восстанавливать свои права на имение, которые перешли к его кузену, я считаю, что это надо сделать. Дело не в том, что ему нужен этот дом или земля, он более чем обеспеченный человек и абсолютно ни в чем не нуждается. Но я надеюсь убедить его, что справедливость должна восторжествовать, хотя бы в память о его родителях. Кстати, они не умерли от холеры, отец мой. Могилы существуют, насколько мне известно. Бывшая кормилица Алана тоже считала мальчика умершим, но она всю жизнь ухаживает за могилой вашей племянницы. Пока я говорил это, старик отпер секретер с бумагами и некоторое время разбирал их, прежде чем положить перед мной на стол две пачки писем. — Это от Аманды — к родителям и ко мне. Пусть Эли почитает. Если я вас правильно понял, сын мой... кстати, я так и не знаю, как вас зовут... если я вас правильно понял, смерть моей племянницы и Джеймса случилась не по естественным причинам? — Я не претендую, разумеется, на тайну исповеди, святой отец, но прошу вас не разглашать информацию обо мне без особой необходимости. Меня зовут Холмс, сэр Майкрофт Холмс, рыцарь Короны. Вы могли слышать о моем брате... — Холмс... Холмс... — священник усмехнулся. — Одна прихожанка все время жалуется мне, что ее сын увлекается рассказами о преступлениях. Главный герой там — гениальный сыщик Шерлок Холмс. Честно говоря, меня с трудом уверили, что этот человек существу... простите, сэр Майкрофт. Там же вроде бы был рассказ... Ваш брат? Мои соболезнования. — О, Шерлок существует. И если вы только захотите, то он будет счастлив познакомиться с вами. Буквально несколько недель назад мой брат «воскрес»... — Священник уставился на меня со смесью испуга и возмущения. — О, простите, святой отец! Он не был мертв, конечно. Он вынужден был объявить о своей смерти по личным причинам и некоторое время представлял интересы Короны на Востоке. Сейчас он вернулся. А что, отец, любить детективы — грех? Спрашиваю потому, что я и сам грешен, если так. — Ну, что вы — совсем не грех, — улыбнулся старик. — Детектив детективу рознь. Я прочитал несколько рассказов и уверил прихожанку, что они не повредят ее сыну, потому что там торжествует справедливость, а главный герой помогает обиженным. Значит, доктор Уотсон надул читателей? Я рад, что ваш брат жив и здоров. Знаете, мне очень понравилась его речь о цветах и божественном провидении. А ваш брат ладит с Аланом? — Шерлок тоже его близкий друг. Они практически ровесники и даже считают друг друга братьями. Алан служит у меня с семнадцати лет. — Вы, значит, были совсем молодым человеком, когда он стал работать с вами? — Я старше Алана на восемь лет. Но я рано начал делать карьеру. А мой брат… в жизни он не такой сухарь, каким иногда представляется доктором Уотсоном в рассказах. Но вот стремление к справедливости — пожалуй, основная его черта. — Я буду очень рад, если Алан приедет сюда повидаться со мной, — с надеждой в голосе произнес старик. — Алан обязательно приедет, — уверил я, — говорю это со всей ответственностью, потому что знаю его лучше всех. Вы можете гордиться племянником, он самый лучший из всех людей, каких мне приходилось встречать в жизни. Он практически идеален. Те, кто хорошо знает его, говорят, что выбери он другой путь — мог бы стать прекрасным священником. — Что ж, его крестный — священник, его отец мог стать священником, повернись все иначе… — улыбнулся отец Алан. — Идеален, говорите? — Он мой ближайший друг. Но и объективно, поверьте, это так. Как говорит мой брат, Алан — это человек, который создан для любви, в самом высоком понимании этого слова, отец мой. Не это ли качество необходимо настоящему священнику в первую очередь? — Всякий человек, сын мой, создан для любви. А священник призван показать другому, что в его жизни любовь есть и где ее искать. Но это уже теология. Что ж, мне осталось снабдить вас выписками из приходских книг... — Спасибо, святой отец. Я оставляю вам в ответ крестик вашей племянницы, фотографию Алана и обещание, что вскоре вы увидите его. Я не ответил на ваш вопрос, отец, и я ценю вашу деликатность, вы не стали его повторять... я пока не могу рассказать вам, как именно умерли ваши родные. Не потому, что не хочу. Мы пока не знаем всей правды, вот в чем дело. Но я обещаю, что мы узнаем ее — и вы узнаете тоже. Шерлок Холмс На сей раз гибрид из двух президентов оказался увековечен на визитной карточке. У меня были связи в одной маленькой типографии, где я обычно и заказывал всякие фальшивки. Пришлось выдержать еще одну бурю эмоций в связи с моим «воскрешением». Мой знакомый печатник газет принципиально не читал. О кузене Гилберте я собрал кое-какие сведения — он пользовался популярностью в приходе, никаких жалоб на него не поступало. Честный пастырь, в прошлом примерный семьянин, ныне вдовец и заботливый папаша — словом, на меня излился ушат патоки. Он сам открыл мне дверь своего коттеджа. На Греев он не был похож, видимо, пошел в своего отца — нескладный и жилистый, немного сутулый, да и физиономия ничем не примечательная. — Чем могу помочь вам, сын мой? — Добрый день. Я представился и вручил визитку. — Мой клиент разыскивает свою родню, преподобный. Возможно, в вашем приходе живет кое-кто. У меня есть фотография клиента — позвольте показать вам. Я достал карточку Алана. — Не очень понимаю, чем могу помочь, даже если я знаю родственников этого человека, то как мне понять, что это они? Родственники не обязательно так уж сильно похожи между собой. Скорее уж я могу вам сказать, что этот человек похож на моего собственного дядю, умершего сорок лет назад. Но тот никогда не жил в этом приходе. Может быть, вы скажете мне фамилию вашего клиента? Фамилия совпадает чаще, чем внешность. — Переверните карточку, преподобный. На обратной стороне фотограф написал: «Мистер А. Грей» и стояла дата — снимок делали четыре года тому назад. — Вы хотите сказать, что фамилия вашего действительно клиента — Грей? А имя? — Алан. Алан Грей. Гилберт несколько изменился в лице, но быстро взял себя в руки. Он наконец-то пригласил меня войти и указал на аскетичное кресло в такой же аскетичной гостиной. — Боюсь, что этого не может быть, мистер... хм... Джефферсон. Я ни в коем случае не говорю, что вы обманываете, я хочу только сказать, что вас, должно быть, ввели в заблуждение. Я даже догадываюсь, кто именно. В сорока милях отсюда живет старая горничная моей покойной матери, ее сын действительно, насколько я знаю, может походить лицом на моего покойного кузена. Но зовут его иначе, и, конечно, он не носит фамилию Грей. Единственный Алан Грей, которого я знаю, был внебрачным сыном моего дяди по матери, который дал ему свою фамилию... но Алан умер не меньше двадцати лет назад, так что не мог сфотографироваться в девяностом году. Я сожалею. — Вот это — Алан Грей. А это — его и ваш двоюродный, хоть и незаконный, брат. — Я достал другую карточку. — Да, они похожи. Прочтите на обороте надпись. Алана Грея я знаю с двадцати лет. Вот это — бумага, составленная директором школы, где он учился. Это — бумага из попечительского совета. Это показания преподавателей колледжа, который он закончил. — Этот человек замешан в каком-то преступлении? — почему-то спросил преподобный. — Нет, что вы. Это один из самых добропорядочных людей, которых я знаю. — Тогда почему им интересуется знаменитый сыщик? Настала моя очередь удивляться. — Я не очень люблю ставить людей в неудобное положение, мистер Холмс, — усмехнулся Гилберт. — Но не я первый начал, не так ли? Существуют газеты, сэр. Вы только что вернулись из небытия, везде писали об этом, а кое-где давали ваше фото. Сейчас не восьмидесятые годы, мистер Холмс, в наше время в газетах уже печатают фотографии. Ну и одна моя прихожанка была несколько лет назад вашей клиенткой. Так в чем все-таки дело? Расскажите правду, и я отвечу на ваши вопросы. — Да, прогресс шагнул вперед. Обычно меня это радует, — усмехнулся я. — Однако раньше меня знали в лицо только инспектора полиции, клиенты и та категория людей, о которых в приличном обществе не говорят. Видимо, ваша прихожанка недавно сюда переехала, потому что я не помню ни одного клиента из ваших мест. Вот вам правда: многие годы мистер Грей стыдился упоминать о своей семье. Он с детства считал, что является незаконнорожденным и живет в доме тетки исключительно из милости. Он сам пробил себе дорогу в жизни и достиг немалых успехов. Однако недавно он узнал, что его мнение о семье было ошибочным. Он хочет знать правду. Да, я встречался с его кормилицей, а мой брат нашел его двоюродного деда — католического священника в Кардиффе. Вы знаете, что семье его матери сообщили, будто все Греи умерли от холеры? Тут преподобного прорвало: — Мистер Холмс, я, в отличие от мистера Грея, никогда не стыдился своей семьи. Мой дед, мистер Чарльз Грей-старший рано овдовел и имел троих детей: мою мать Оливию и сыновей — Чарльза и Джеймса. Сыновья были погодками и родились почти через десять лет после моей матери. Моя матушка вышла замуж за моего отца, который был намного старше нее, и я практически не помню его. Мой дядюшка Чарльз не был женат, да и не стремился завести семью, хотя, насколько я знаю, дед очень переживал по этому поводу и даже угрожал лишить его наследства, если он не женится и не позаботится о продолжении рода. Но единственный ребенок, который, как я понимаю, имеет его кровь — незаконнорожденный сын нашей бывшей горничной. Я не общаюсь с ним, но насколько знаю, ни он, ни его мать ни в чем не нуждаются. Если бы они обратились ко мне за помощью, я, несомненно, помог бы им, чем мог. Однако, мой дядя никогда даже не видел своего сына, ребенок родился уже после его смерти, и даже если бы он захотел, то не успел признать его. Мой второй дядя был полной противоположностью своему старшему брату — он очень любил женщин. Совсем молодым он уехал из поместья и учился где-то далеко, боюсь, я не знаю, где именно. Его отец надеялся, что дядя Джеймс примет сан и получит приход не так далеко от имения, женится и подарит ему наконец внуков. Но и этот сын не оправдал надежд отца, он имел, насколько я знаю со слов моей матушки, связи со многими девицами с сомнительной репутацией. Конечно, он не сообщал об этом своему отцу, также он не сообщил, что из-за своих пристрастий к совсем молоденьким девицам, едва достигшим возраста согласия, он так и не получил сан. Одна из его пассий даже родила ему ребенка. Когда мой дед умер, у него оставался только один сын, о котором он ничего не слышал около двух лет, дядя Джеймс приехал со своей подругой и ее ребенком в родовое имение и сказал своей сестре и всем окружающим, что девица является его законной женой, а сын носит имя Алан Грей. Свое молчание он честно объяснил моей матушке тем, что вместо принятия сана он перешел в католичество и не хотел сообщать об этом отцу, так как был уверен, что тот лишит его наследства. Наверняка так и произошло бы. Но дед умер в неведении и дядя Джеймс получил поместье. Через год с небольшим его подруга, на которой он судя по всему не хотел жениться, обиженная этим, отравила своего сожителя, а потом, устыдившись, должно быть, покончила с собой. У них остался маленький сын. Он, конечно, не мог наследовать за своим отцом, но дядя Джеймс во всеуслышание называл ребенка своим сыном, и моя матушка не стала выносить наружу семейные тайны. Она оформила опеку над ребенком. Я вступил в наследование поместьем, сам еще будучи ребенком, я старше своего кузена менее чем на пять лет. Два года Алан жил в доме, после этого матушка нашла хорошую школу, в которой он мог бы получить приличное образование. Думаю, именно из этой школы вы привезли бумаги. О родственниках его матери я ничего не могу сказать, увы. Нам не было известно, кто они и откуда, хотя я подозреваю, что девица была родом оттуда, где учился Джеймс. Откровенно говоря, мне хотелось слегка придушить преподобного, в отсутствии его мамаши. — Вы помните почерк своей матери? — спросил я. — Разумеется. — Прочитайте это письмо. — Я достал из портфеля конверт и протянул преподобному. Это было то самое послание, где сообщалось о смерти всей семьи от холеры. — Теперь посмотрите эти бумаги из Кардиффа. Ваш дядя был официально женат, обвенчан. Ребенок родился в законном браке и был крещен своим же двоюродным дедом. Гилберт быстро просмотрел бумаги, прикусив губу. — Да... это рука моей матери. Не знаю, почему она это написала... я не могу понять... Вы хотите сказать, что Алан был законным сыном? Вы уверены в подлинности этих документов?! — Конечно. Что касается выписки из приходской книги — она была сделана на глазах моего брата. Книга на месте, в приходе. Вы можете при желании ознакомиться с записью — думаю, отец Алан вам ее покажет. Какова ни была бы причина гибели родителей мистера Грея, он — законный наследник имения. — Я понятия не имел, что матушке известно, где живет родня матери Алана. В детстве я не интересовался такими вещами, а потом, много позже, она мне рассказывала совсем иное... но я могу предположить... что моя мать не хотела сообщать этим людям правду о смерти их дочери... и ее... ее... в общем, это уже не важно. Что касается имения, я в полном недоумении. Простите, сэр, но у меня есть документы на него. Я не бываю там, мы с матушкой не любили это поместье. Я получил этот приход сразу по рукоположении, и тот час же моя матушка переехала сюда ко мне. Я помогаю деньгами тамошнему приходу в память о моих предках, но не бываю там, а весь доход от имения, кроме той части, что я отдаю в приход, поступает на счет приюта для девочек-сирот. Несколько лет назад, правда, мы должны были отстроить новую школу, пожертвований прихожан не хватало, и тогда я продал часть земли и оплатил строительство. Вы проходили мимо нового кирпичного здания — это и есть наша школа. Я не получаю лично для себя никаких денег с имения, мистер Холмс, так что подозревать меня в корысти не получится. Но я в недоумении... я не могу понять... Моя матушка была глубоко верующей женщиной, мистер Холмс. Все это очень, очень странно. Я готов предоставить все бумаги независимому аудитору, думаю, что и мой кузен сделает то же самое, и пусть справедливость восторжествует. Если в ваших бумагах правда — я тут же передам имение мистеру Грею, а доходы за эти годы... ну, я думаю, мы обсудим этот вопрос с мистером Греем лично, если до этого дойдет. — Что ж, я передам ваше предложение мистеру Грею, преподобный. Глубоко верующая женщина, мда... И что тут сделаешь теперь? — Мы вас известим. Я распрощался и отправился на станцию, совершенно не представляя, что теперь делать дальше. Добрался до Лондона вечером и отправился на Пэлл-Мэлл. — Черт знает что, — сказал я с порога, входя к брату в кабинет. — И тебе добрый вечер, — усмехнулся Майкрофт. — Что пошло не так? — Добрый, — мрачно отозвался я и плюхнулся в кресло, вытянув ноги. — Начать с того, что меня опознали... Пересказ разговора с преподобным занял не так уж много времени. — В общем, там комар носа не подточит, если Гилберт, конечно, не пошел в мать способностью сочинять сказки. — Ну, мой мальчик, вполне могу допустить, что его мать не делилась с ним своими планами. Он ведь лишь немногим старше Алана. К счастью, у нас теперь есть все документы, мы можем доказать права Алана. Вопрос ведь не только в материальных так сказать ценностях, скорее в восстановлении доброго имени. — Зная Алана... раз там деньги идут на благотворительность, то кузен останется при своем. — Да и пусть? Знаешь, Лани хватает того, что он зарабатывает. А поместье... кстати, мой дорогой, я давно хочу поговорить, да все не к слову было. Пора нам переоформлять наше имение, я ведь покупал «Ивы» на себя одного. И я тут подумал... может быть, оформим собственность на четверых, а не на двоих? Вот и будет у него собственность, и у Джона заодно. — Я только за. И знаешь... я вот ехал домой и думал... к разговору об имении... — я пересел на подлокотник его кресла. — Майки... — я замолчал, чертя непонятные знаки пальцем на его плече. — В «Ивах» же на кладбище семейный участок? — Конечно, три поколения Холмсов там лежат. И бабушка, она хотела быть похороненной рядом с дочерью. — Как считаешь, Алан согласится, чтобы его родителей перезахоронили? Они ведь там лежат отдельно. — Я думал об этом. Правда безотносительно «Ив», но это тоже хорошая мысль. В любом случае, полагаю, им хотелось бы лежать вместе. Я думаю, надо поговорить еще и с дядей-священником, там ведь должна быть какая-нибудь особая служба, наверное. Но есть нюанс, дорогой мой. Я не сказал старику, что его племянницу считают самоубийцей... и убийцей мужа. Имеем ли мы право скрывать это? — Мы, к сожалению, не можем доказать чью-либо вину. Миссис Гилберт провернула аферу с наследством, но она ли убийца — сказать твердо сейчас я не могу. Оставим пока этот вопрос. — По поводу кладбища, — задумчиво произнес Майкрофт, — мы недавно с Аланом были там... Думаю, он не будет против, если наши родители будут лежать рядом. — Вот и хорошо. Там вроде бы и нам еще места хватит, — я невесело усмехнулся. — Ты только что воскрес, мой дорогой. Что за невеселые мысли? Алан проговорился, что ли? — Не понимаю, о чем ты. — Когда мы приехали зимой в «Ивы», мы ходили на кладбище, и я потом сказал Алану, что хотел бы лежать когда-нибудь тут, рядом с мамой, но увы, скорее всего это невозможно, ибо мне не хотелось бы ставить тебя в положение, когда приходить на мою могилу будет для тебя... неприятно. Услышав такое, я от неожиданности закашлялся. — Мда... кхм... В этом мире все меняется, кроме Майкрофта Холмса. — Я воспринимаю это как комплимент, мой мальчик, несмотря на твой обреченный тон. — Ага, — я рассмеялся. — Нет уж, устроимся все вместе, рядышком. — Рядышком — это обязательно. Лет через... много, не так ли? Мальчики закончили в «Ивах», кстати. Если ты еще не взял никакого срочного дела, может быть, съездим туда в выходные? Я и сам не видел результата... ремонта. — Наконец-то! А то я думал, меня на порог не пустят! — Пустят-пустят. Мы ждали посылку из России с одним аксессуаром, без которого ремонт нельзя было завершить. Вчера все доставили.

***

Миссис Лорси прислала за нами к поезду экипаж. И хорошо, что прислала — дождь лил стеной. Двадцать шагов от кареты к дверям дома — и мы ввалились в гостиную мокрые с головы до ног. Горничная — явно из местных, но вполне вышколенная, забрала у нас пальто и зонты. Нам навстречу выбежала миссис Лорси и кинулась мне на шею. Немного смутившись, я расцеловал старушку. Заливаясь слезами радости, наша старая экономка махнула рукой в сторону гостиной и ушла. Первое, что бросалось в глаза в обновленной комнате, — огромная шкура белого медведя у горящего камина. — О господи! — не удержался я от восклицания, увидев это чудовище. — Ему палец в пасть не клади. — Страшный? — усмехнулся Уотсон. — Я попросил своих знакомых из русского посольства найти самого ужасного на вид полярного медведя и позаимствовать у него шкуру, — пояснил Майкрофт. — Вряд ли каждому белому мишке устраивали смотрины, но шкура что надо! Итак, заговорщики, показывайте. Гостиную уже вижу. Комната была затянута серебристыми шелковыми обоями, поэтому казалась больше. Окна на шторах висели глубокого синего цвета. Похожего оттенка была обивка на мебели. Изысканно, ничего не скажешь. В наиболее светлых углах комнаты (конечно, светлых в другую погоду) стояли пальмы. — Алан, ты достоин памятника за цвет обоев, — заметил я. — Да, они могли быть бордовыми... — признался тот. — Но Майкрофт быстро согласился на этот вариант. В виде компромисса — бордовые в кабинете. Пошли посмотрим? Мы с Джоном проведем для братьев Холмсов по совершенно незнакомому им дому, экскурсию, а потом уже сядем ужинать. Идет? — Для кабинета бордовый — лучший цвет, — сказал Майкрофт. — Ведите, показывайте. В его и Алана спальни мы только скромно заглянули с порога — Уотсон-то уже видел, а я больше задержался в кабинете. — Все шкафы заняты, — с удивлением отметил я. Еще больше я удивился, увидев, что на старых местах стоят именно те авторы, что и раньше. Шкафы были наши, но стол и некоторая другая мебель — новые. Майкрофт оказался озадачен не меньше меня. Он подошел к полкам, внимательно осмотрел книги. — Нет, они просто такие же. Ай да Лани. О! Джон, тут все ваши сборники! Над самым моим столом — отлично! — Это даже для меня сюрприз. — Смущенно улыбнувшись, Уотсон посмотрел на Алана. — Ничего себе у меня тут компания. Мы прошли в холл через гостиную, еще раз осмотревшись там. — Второй этаж — наш, Холмс. — Я тоже хочу посмотреть второй этаж! — воскликнул Майкрофт, радуясь, как ребенок. — Пошли, пошли! Джон, показывайте! Мы поднялись на второй этаж. Изменилось все. Я не нашел ничего, что бы напоминало о нашем старом доме. В моей старой спальне устроили кабинет для Уотсона — проходной. Можно было попасть через него в две спальни. Я переходил из комнаты в комнату и не знал, нравится ли мне, что ничего из прошлого тут не осталось, или нет? — А куда делся мой тайник со спичками? — По просьбе Майкрофта твоя кровать сохранена в неприкосновенности, — сказал Алан. — В правом крыле есть комната на первом этаже, она не предназначена для гостей, как остальные. Там стоит твоя старая кровать, два кресла и рабочий стол... ну и там я на свой страх и риск поставил микроскоп и всякие остальные непонятные приборы, которые Майкрофт привез в свое время с Бейкер стрит, ты ведь туда купил все новое... а это лежало в «Диогене»... ну и вот — теперь оно тут. Не в спальне же тебе опытами заниматься. — Спасибо, мои дорогие. Я поочередно обнял всех троих. — Так вы еще и правое крыло отремонтировали? Я там никогда в жизни не был, оно все время стояло заперто, сколько себя помню. — Там сделали гостевые на втором этаже, — пояснил Алан. — Но ты посмотри вот сюда. Алан прошел по коридору к двери, где раньше размещалась большая кладовка. — Здесь теперь ваша ванная. Мы провели трубы и все такое. — Это просто не дом, — рассмеялся я, — а сплошной соблазн бросить преступный мир Лондона и поселиться тут. Но пока что рановато. Лет десять я еще поработаю. — Десять? Ты намекаешь, что мне через три года пора на покой? — шутливо нахмурился Майкрофт. — Вот уж не знаю, — я покачал головой. — Политика, в отличие от уголовного мира, всегда принесет что-то новое. А преступники с годами не меняются. — Стоит тебе взяться за какое-нибудь запутанное дело, и ты тут же забудешь о том, как измельчал преступный мир. Знаю я тебя. Майкрофт заглянул в мою спальню, которая разместилась в его бывшей комнате. Алан с Уотсоном явно сделали именно эту спальню «общей». Она сейчас имела вид самой уютной комнаты в доме, пожалуй. Брат хмыкнул, увидев на одной из тумбочек свою собственную фотографию. — И кто у вас, простите за неприличный вопрос, спит с этой стороны? — С этой стороны сплю я. Уотсон на левом боку спать не может, а мне все равно. — Эта комната всегда была уютной. А тебе нравится, мой мальчик? — Конечно. Как может не нравиться? Я присел на свою половину кровати и слегка покачался на матрасе. — Знаю, о чем вы думаете, — подмигнул Уотсон. — Тут слишком все аккуратно, порядок. — Это ненадолго, хотите сказать? — встрепенулся Майкрофт. — Впрочем, в нашу размеренную жизнь вполне можно привнести немного милого беспорядка, не так ли? Шерлок, они наняли лакея, ты представляешь? Хотели двух, но я отбился. — Что странного? Четверо мужчин в доме. Горничным и так работы хватит. — Я расхохотался, поняв, как это прозвучало после реплики брата. — Особенно с моими способностями устраивать хаос. — Да здравствует хаос! — воскликнул брат. Пока мы спускались вниз, Алан поинтересовался: — А где лучше взять пчел? Ульи мы купили — три. — Надеюсь, вы их собираетесь ставить не рядом с купальней? — вмешался Майкрофт. — Кстати, там что-нибудь... — Берег около старой ивы почистили, — отчитался Алан, — и дно тоже, поставили шезлонги... ну и мы решили с Джоном, что рядом было бы неплохо посадить кусты погуще — все-таки купаться будут уже не дети. Мы опробовали купальню в прошлый выходной. Конечно, речка в Англии в апреле — не то же самое, что море в Италии в августе, но все равно нам понравилось, да, Джон? Уотсон важно кивнул. — Купаться в апреле? — меня даже передернуло. — Я же говорю: совсем офранцузился, — усмехнулся Майкрофт. — Так что пчелы? — повторил свой вопрос Алан. — С ульями вы поторопились, дорогие. Пчелы — существа нежные и требуют ухода, а у меня пока что на них не будет времени. — А пчелы разве не могут жить сами? Ну... как в лесу, только в ульях? Я почему-то всегда считал, что человек на пасеке нужен только для того, чтобы отбирать у них мед, которые они делают для себя. — Могут, но за ними нужно следить. Конечно, пчел можно просто поселить в улей, но они одичают. Пчелы требуют селекции. Мне ведь не столько сбор меда интересен, сколько процесс. — А мне — сбор меда, — проворчал Майкрофт себе под нос. В гостиной он тут же угнездился на новом диване. — И что-то я не понял, мои дорогие, насчет купальни. Мы вас ждали, а вы тут романтические купания устроили? — Если бы мы считали, что тут можно купаться только при луне, мы не распорядились бы посадить там эти кусты, — отозвался Алан. — Тут далеко не субтропики, чтобы при луне купаться, — поддакнул я, разглядывая медвежью оскаленную морду. — В детстве тебя это не останавливало, — парировал брат. — Значит так, Алан закажет купальные костюмы, всем. И если хоть кто-то сунется купаться тут без купального костюма в светлое время суток — голову оторву лично, учтите. Кусты они посадили... — Все страньше и страньше, — улыбнулся я. Потом мы сели за стол. Конечно, не диогеновская кухня, но весьма и весьма — думаю, Алан еще погоняет здешнюю кухарку. Майкрофт поднял первый бокал на правах старшего. — За семью, дорогие мои! Честно говоря, я успел проголодаться, поэтому расправлялся с куропаткой, совершенно не задумываясь, какой у нее был характер при жизни. Майкрофт весело посматривал на меня. — Недавно один посол... ну, не важно, какой страны, — заговорил он, — спросил министра иностранных дел, правда ли описана в «Кентервильском привидении», мол, ему говорили, что каждый английский дом так или иначе имеет свое привидение. Я помню, когда мне было лет пять или чуть меньше, няня мне рассказывала, что в деревне с двенадцатого века живет призрак дочери кузнеца. Мне не хотелось ее разочаровывать, возражая, что нашей деревни еще не было в двенадцатом веке, и я делал вид, что ужасно пугаюсь. — В детстве я бы только обрадовался привидению, — хмыкнул я. — С ним не пришлось бы скучать. — Я не рискнул тебе тогда рассказать про эту дочку кузнеца, потому что боялся, что ты побежишь ее искать ночью, — засмеялся Майкрофт. — А в школе у нас рассказывали про привидение, помнишь? Никто его не видел, но все видели людей, которые его видели «в прошлом году, а в этом он уже из школы ушел», и так каждый год. — У нас в школе тоже было привидение, — улыбнулся Алан. — Мы с ребятами его выслеживали... Да, хорошо, что меня так рано отослали в школу. Скучать точно не приходилось. Даже представить не берусь, что бы я делал в доме, где не с кем поиграть. — У нас в школе по ночам что-то скрипело и стучало, — сказал я. — Мы не думали, что это просто звуки старого дома и подозревали чертовщину. — У меня есть тост,— Алан поднял бокал. — За то, чтобы никому из нас никогда не было скучно, ни в этом доме, ни где бы то ни было еще. И чтобы все тайны, которые встретятся нам в жизни, благополучно разрешались, благодаря гениальному сыщику. Шерлок, за тебя!