***
Несчастный Рауль слышал разговор Кристин и таинственного незнакомца лишь частично, однако вот как выглядел целый диалог: — Голос… Учитель, вы здесь?.. вы слышали, как я пела? — Конечно, дитя моё, лучшего выступления и представить нельзя! Вы явили свой талант миру, и триумф был грандиозен. — Вы правы, я будто бы не принадлежала сама себе… Это ни с чем не сравнимое ощущение, и оно такое невероятное. — Вы, должно быть, устали. — О, я почти умерла на сцене! — Это неудивительно. Вы отдали всю себя, вы отдали свою душу. Ни один ангел не спел бы лучше. — Нет-нет, вы не поняли. Я действительно чуть не умерла: мне слишком туго затянули корсет, и я едва продержалась до конца последней арии. На кульминационных нотах я уже едва соображала, но продолжала петь! — Думаю, вам стоит расшнуровать свой корсет. Он мешает. — Я хотела попросить служанку перешнуровать его, я действительно могла бы это сделать, но нет, нет! Времени совсем нет, мне нужно быть на торжестве. Но я вернусь к вам. После этих слов Кристин, как известно, вышла из артистической и спешно направилась в комнату отдыха танцовщиц, где Ла Сорелли уже читала свою речь и где впервые была предана огласке шокирующая весть о смерти Жозефа Бюке.Глава VII. Рауль
11 мая 2022 г. в 18:37
Рауль всегда знал, что должен полюбить только свою будущую жену, которая, конечно же, не могла быть обычной, случайной девушкой. Однако этот июньский вечер тысяча восемьсот семьдесят восьмого года заставил его нарушить обещание, данное самому себе. Рауль полюбил певицу. Полюбил снова, повзрослевшую и расцветшую, подругу детства, которую уже не мечтал когда-либо увидеть. Поразительно, как он прежде не заметил её в толпе хористок: ведь он вернулся в Париж ещё в декабре прошлого года! Но судьба всё-таки не позволила ему упустить встречи с Кристин. Он не заметил её тогда, на маскараде, не заметил в постановках, зато теперь увидел во всей блистательности её таланта. Видеть её такой, в ярком свете ламп, возносящейся, словно ангел, ввысь в своём пении. Он видел, как сверкают её глаза, взволнованно колыхается грудь, дрожат руки. Кристин, очевидно, была испугана и шокирована собственным успехом. Рауль опасался, что её голос, сдавленный волнением, дрогнет и пропадёт, однако она пела не переставая, с таким чувством, что виконт, неопытный, робкий юноша, несколько раз проронил слезу.
Граф Филипп де Шаньи заметил, какой эффект оказывает выступление молодой певицы на его младшего брата, и лишь усмехнулся. Он сам был ценителем гибких и ловких танцовщиц, однако мог понять мандраж Рауля, его трепет перед столь прекрасным явлением. Кристин Даэ была очаровательным созданием, но Филипп знал по опыту, какие демоны могут скрываться за ангельской внешностью. Он был старше Рауля на двадцать лет и с высоты своего возраста мог судить о многом и наставлять брата на правильный путь. Конечно, он не станет препятствовать его интрижке с певицей, тем более такой великолепной, однако обязательно напомнит братцу о том, что на актрисах и певицах люди их положения не женятся. Но напомнит позже, после того, как Рауль посетит артистическую уборную своего предмета воздыхания, ведь до этого момента что-либо втолковать молодому человеку будет бесполезно.
А в голове Рауля, тем временем, мелькали сцены из прошлого, их совместного прошлого. Мальчиком он гостил у своей тётки в Перросе и однажды, гуляя с гувернанткой, заметил скрипача и его дочь, белокурую девочку, чей голос так пленил Рауля, что он заставил свою воспитательницу проделать немалый путь, следуя за артистами. Он наблюдал за девочкой несколько дней, не решаясь подойти и познакомиться, однако случай позволил ему перебороть стеснительность: разгулявшийся ветер сорвал с Кристин шарф и отнёс его к морю. Рауль не стал медлить и тут же бросился в воду, схватил шарф и торжественно преподнёс дочке скрипача, стараясь не думать о последствиях столь легкомысленной выходки. С тех пор Рауль неизменно находился подле музыканта и маленькой певицы, слушал сказки старика и гулял с Кристин, ребячливо забавляясь. Она всегда была заводилой в их паре, и рядом с ней Рауль забывал о своей природной стеснительности и робости. Это были счастливые два лета, которые он вспоминал потом ещё много раз. Но чаще всего, конечно, он возвращался к одной из их последних встреч. Это был тёплый и тихий вечер. Июль подходил к концу, жара была уже не такой невыносимой, и проводить время на улице, особенно на набережной, было очень приятно. Они сидели на причале и мочили ноги в воде; Кристин напевала что-то себе под нос, а он слушал и не слушал: один вопрос не давал ему покоя, и он знал, что, пока не задаст его, отсюда не уйдёт. В конечном итоге, решившись, Рауль порывисто взялся за руку Кристин, немало её удивив, и выпалил:
— Кристин, мы ведь поженимся когда-нибудь?
Кристин в удивлении распахнула глаза и, похлопав пушистыми ресницами, ответила:
— Сейчас?
— Нет, когда станем взрослыми! Мы не можем пожениться сейчас, это можно только взрослым, но мы можем быть помолвлены.
— А что значит «помолвлены»?
— Это значит, что мы когда-нибудь поженимся, и ты мне это обещаешь!
— Ну хорошо, давай будем помолвлены! — несколько сбитая с толку, ответила Кристин. Ей говорили, что люди женятся, если любят друг друга, и Кристин любила Рауля, так что была не против «когда-нибудь» пожениться, хотя до конца не понимала, что это и как. — И что теперь делать?
— Ничего, но я очень рад. А ты, Кристин, ты рада?
— Конечно! — улыбнулась девочка и обняла друга.
— Мы теперь жених и невеста! — обрадованно воскликнул Рауль и поцеловал свою маленькую возлюбленную в щёку, отчего сам стал весь пунцовый и тут же смущённо отвёл взгляд. Кристин хихикнула и коротко коснулась его губ своими — она знала, что так делают женихи и невесты. Рауль моментально вспыхнул ещё большим смущением и счёл себя самым счастливым мальчиком на земле.
Очевидно, что он не смог удержать в тайне свою помолвку, и радостно сообщил об этом брату. Однако Филипп отреагировал совсем не так, как того ожидал мальчик. Он со всей строгостью и даже некоторой злостью отчитал Рауля и объяснил ему, на ком виконт жениться может, а на ком — нет. Он объяснил ему, что обещаниями жениться не разбрасываются, и нельзя давать его кому попало. И сколько бы Рауль ни пытался убедить Филиппа, что любит Кристин, и она не «кто попало», Филипп был непреклонен и ответил, что дочь скрипача — не чета сыну джентльмена, и Кристин должна знать своё место, а Рауль — своё. Он приказал брату распрощаться с его маленькой невестой, потому что они уезжают немедленно. И Рауль, прорыдав всю ночь, наутро весьма сухо сообщил Кристин о своём отъезде.
— Ты ведь вернёшься? — спросила Кристин, немного расстроенная его безразличием.
— Нет.
— А на будущий год?
— Не знаю.
Кристин насупилась и даже не удостоила Рауля поцелуем в щёку. Никогда ещё Рауль не видел её такой серьёзной и бесстрастной. Её глаза, в которых, казалось, отражалось небо, теперь превратились в две крупные льдинки, без намёка на былую любовь к нему. Рауль едва скрыл слёзы и быстро ушёл, бросив несколько слов на прощание. А Кристин, недоуменная, обиженная, вернулась к отцу и твёрдо заявила:
— Папа, он мне больше не нравится!
Хорошо, что бедный Рауль этого не слышал: это бы разбило его и без того несчастное сердце. Он был отправлен к другой своей тётушке, которая занимала его рассказами о морских приключениях и отважных моряках, и вскоре сумела привить мальчику любовь и тягу к мореплаванию. Несколькими годами позже он прошёл обучение на специальном судне, после чего отправился в кругосветное плавание. Множество приключений и авантюр пережил молодой Рауль, но даже за этот долгий срок, составлявший более десяти лет, он не забыл о своей первой любви. Рауль мечтал, что когда-нибудь влюбится так же сильно — не в дочь бедняка, но в знатную девушку, однако этого так и не произошло. И он был вполне доволен, что, находясь вдали от дома, в бескрайних водах, может быть свободен от брата и двух сестёр, которые так и норовили сосватать его к какой-нибудь подходящей мадемуазель. Так что, приехав в Париж на время годового отпуска, Рауль был окружён потенциальными невестами, и Филипп без конца рекомендовал ему самых разных барышень, в надежде, что его романтичный брат, наконец-то, выберет себе какую-нибудь в жёны. Сам Филипп был убеждённым сорокалетним холостяком, который любил развлечения и женщин, но никогда не забывал о долге и репутации.
Рауль был выращен в женской любви и заботе и был до простоты наивен. С детства сёстры и многочисленные тётушки кружились над ним, как стая ласточек, одаривая мальчика ласками и вниманием, которые изнежили и избаловали его. Мать Рауля умерла, рожая его, так что к ребёнку всегда относились по-особенному и берегли его чувства. Сызмальства Рауль ни в чём не знал отказа, он привык, что женщины его обожают и лелеют, и он был уверен, что и Кристин до сих пор любит его, что она, как и он, не забыла их детских игр! Рауль с ужасом и недоумением наблюдал за личными перипетиями старшего брата, и никак не мог взять в толк, почему, если Филипп так долго состоит в отношениях с примой Оперы Ла Сорелли, не возьмёт её замуж. Он не понимал, как Филипп может не ощущать трепета, видя, как его возлюбленная танцует на сцене Оперы с таким изяществом и мастерством, как он, Рауль, трепещет теперь, когда слышит и видит Кристин. Но Филипп был прирождённым циником, полной противоположностью своему брату, и, хоть между ними была самая крепкая и глубокая связь, их также разделяла пропасть непонимания и противоречий.
Когда Кристин упала в обморок, Рауль был готов кричать. Он выбежал из ложи, поражённый, задыхающийся. Ему срочно необходимо было пойти к ней! Но он ведь не знает, как и куда. Переведя дух, Рауль всё же вернулся в ложу и, силясь перекричать ликующую толпу, стал горячо умолять брата провести его за кулисы, к комнатам отдыха артистов. Филипп совсем не был удивлён и с лёгкой усмешкой увёл Рауля в зал. Кристин уже унесли, а зрители не переставали хлопать и восхищаться. Множество людей толпилось на сцене, но Рауль шёл, не разбирая дороги, к своей цели. Филипп шёл к своей балерине, а Рауль — к единственной женщине, ради которой готов был впервые в жизни ослушаться брата. Он решил, что, если только она всё ещё его любит, они должны будут пожениться немедленно. Они сбегут, сделают это тайно, а там — будь что будет. Пусть Филипп отберёт у него часть отцовского наследства, пусть высший свет осмеёт его — пускай! Рауль грезил только о своей всепоглощающей любви и благодарил небеса за то, что случай вновь свёл его с Кристин.
Филипп направил брата к артистической мадемуазель Даэ и благоразумно покинул его. Филипп не помнил дочери скрипача, по которой так плакался маленький Рауль, он просто был рад, что тот, наконец-то, очаровался какой-то женщиной — ведь Филипп уже начал подозревать, что женщины его не привлекают вовсе.
Сердце Рауля забилось так быстро, что он едва дышал, подходя к уборной Кристин. Возле двери уже собралось некоторое количество людей, которые сумели отыскать артистическую, удалённую от остальных, и ему пришлось немного взять себя в руки, чтобы протолкнуться сквозь них. Он вошёл в комнату и увидел Кристин, лежащую на кушетке, всё ещё без сознания. Доктор сидел подле неё и измерял пульс девушки, а Рауль застыл на месте, заворожённый. Она стала ещё чудеснее, ещё красивее с их последней встречи, и сейчас она была даже прекраснее, чем на сцене. Её золотые, когда-то непослушные кудри, превратились в шёлковые волны; линия рта, когда-то весело кричащего, без конца смеющегося, стала трогательно-грустной; тонкие брови тоже изменили форму и изгибались у внешних уголков, как у людей, которые вот-вот заплачут; нос остался таким же аккуратным и маленьким; а кожа, которую не способно было взять даже самое яркое солнце, стала ещё белее. Когда она пришла в себя и медленно подняла трепещущие веки, Рауль сам едва не лишился чувств. Её глаза, это застывшее холодное море, которое Рауль так любил, сначала сонно оглядели доктора, потом прошлись по стоящим полукругом людям и, наконец, остановились на Рауле и широко распахнулись.
— Всё, мадемуазель Даэ пришла в себя, и ей нужно отдохнуть, — затараторил доктор и стал выгонять присутствующих, но виконт, миновав его, подошёл ближе к кушетке.
— Кристин, это я, Рауль, помните меня? Я тот мальчик из Перроса, который бросился в море за вашим шарфом! Помните?
Доктор было хотел выставить и Рауля, но Кристин жестом попросила не трогать его. Врач хмыкнул и отошёл, а Кристин поднялась и села, приложив ладонь ко лбу.
— Как вы себя чувствуете? Вы были великолепны… вы же помните меня? Я пришёл, потому что…
— Ах, Рауль, конечно же я вас помню, — торопливо прервала Кристин, однако в её голосе он не услышал желаемого волнения. — Мне очень приятно, что вы пришли проведать меня, я помню нашу дружбу, но сейчас я действительно хотела бы отдохнуть. Поговорим позже.
— Но, Кристин, я…
— Вы должны подождать, пока мадемуазель Даэ не станет лучше, — заметил доктор и уже взял молодого человека за локоть. — Вам следует покинуть комнату.
— О, доктор, вы тоже можете идти, я буду в полном порядке, — мило улыбнулась Кристин, и Раулю ничего не оставалось, как выйти вслед за врачом.
Душа Рауля разрывалась на куски. Она была так холодна с ним! Никакого волнения, никакого удивления, ни одного признака, что его чувства взаимны! Но она помнит его. Она сказала, что помнит его! Значит ли это, что он дорог для неё так же, как она для него? Ведь не может быть, чтобы во взрослом возрасте человек помнил друга из детства, если он ничего к нему не чувствует до сих пор! Конечно, должно быть, Кристин постеснялась доктора, она слишком скромна, чтобы попросить остаться наедине с молодым человеком. О, если так, он может вернуться и спросить её! Рауль был готов прямо сейчас броситься обратно в гримёрную и признаться, наконец, в своей пылкой влюблённости, однако чей-то голос заставил его остановиться на полпути. Рауль застыл. Голос был мужским!
— Вы, должно быть, устали.
— О, я почти умерла на сцене!
— Это неудивительно. Вы отдали всю себя, вы отдали свою душу. Ни один ангел не спел бы лучше.
Кристин сказала что-то, но Рауль не понял, что именно — видимо, она вошла в будуар или в ванную, а вот ответ мужчины был слышен очень хорошо:
— Думаю, вам стоит расшнуровать свой корсет. Он мешает.
Рауль едва удержался от шумного вздоха. Что… что он только что услышал?! Голова закружилась, из груди словно разом исчез весь воздух. Нет, не может быть! Кристин не такая! Ему было невыносимо слушать это, ему было страшно представить, что может последовать дальше, но он не мог сдвинуться с места. Голос Кристин вернул его к реальности. Она проговорила что-то, но Рауль услышал только:
— …но нет, нет! Времени совсем нет, мне нужно быть на торжестве. Но я вернусь к вам.
Это заставило Рауля уйти в глубь коридора и притаиться в нише. Кристин вышла из артистической одна и вскоре исчезла за противоположным поворотом. Она не выглядела и не вела себя, как женщина, только что побывавшая на свидании с тайным любовником, но ярость и паника захватили Рауля. Он ворвался в уборную, чтобы встретиться лицом к лицу с человеком, которого теперь ненавидел всей душой. Однако в комнате никого не было. Рауль распахнул дверь ванной, зашёл в будуар — никого. Где прятался гадкий человек и как он исчез представлялось для Рауля загадкой.
Он спустился в фойе, попросил передать Филиппу, что будет ждать его в карете, и выскочил на улицу, чтобы тут же скрыться в экипаже. Слёзы залили его глаза. Глупо, глупо было думать, что Кристин осталась такой же чистой и невинной, какой он покинул её в Перросе! Филипп ведь всегда твердил ему, что нет женщин более ветреных и непостоянных, чем актрисы и певицы. Но всё же она не забыла его… Она узнала его сразу же, как только очнулась, так что она не врала, когда сказала, что помнит! Но думать об этом, а особенно о том, что случилось после, было невыносимо. Рауль издал болезненный стон и опустил голову, надеясь, что Филипп скоро вернётся, и они покинут это ужасное место, которое даровало ему любовь и горе за один вечер. И Филипп действительно пришёл через несколько минут, весьма удивлённый.
— Вы так быстро? — но, заметив сокрушённый взгляд брата, всё понял. — Так, достаточно на сегодня оперы. Я знаю неподалёку отличное кабаре и, раз уж ты обнаружил в себе способность прельщаться женщинами, я могу помочь тебе!
И они отправились в место весьма сомнительное, место, предлагавшее красивейших девушек и отменной алкоголь. Там отдыхали от повседневной суеты и забывались многие знатные мужчины, но Рауль был не из них. Развязные танцы и задорные песенки не развеселили и не отвлекли его. Наоборот, откровенно одетых девушек он сравнивал со своей скромной Кристин, а их крикливые голоса с её — нежным и певучим. В конце концов, достаточно настрадавшись, Рауль оставил брата развлекаться в одиночестве, а сам вернулся домой, чтобы выместить гнев и обиду на старом дереве в саду, калеча его шпагой и ногами. Рауль был уничтожен, растоптан. И всё же он любил. И, как бы там ни было, он выведает правду и добьётся от Кристин объяснения. А пока следует вдоволь погоревать.