Снег на эшафоте

      Этот предрассветный час в Нет-и-Не-Будет был холодным и острым, как шпага пирата. Небо, ещё не расцвеченное поднимающимся солнцем, блестело тёмной сталью с мелкими россыпями звёзд, а заснеженная трава льнула к босым ногам с вкрадчивой мягкостью. Ступать по ней было холодно, но Тигровая Лилия бежала быстро и почти не ощущала этого. Она вообще не ощущала ничего с той минуты, как в последний раз подошла к постели капитана Крюка, чтобы взглянуть в его лицо, едва видимое в темноте, и коснуться губами уголка его губ. В кармане его камзола она зачем-то оставила маленький жёлудь, который носила с собой на удачу вот уже много-много лун…       Да, все краснокожие умеют ускользать бесшумно, и ни один бледнолицый не услышит и шагу, сделанного их ногой. Но, кажется, что-то в принцессе изменилось за эти недели на корабле, потому что она молила хотя бы кого-нибудь, чтобы её шаги были услышаны. Молила и презирала себя за это.       Вскоре всё осталось позади — и она осторожно прикрыла за собой дверь. Забрала из своей каюты томагавк и выскользнула на палубу. Было пусто. Вахтенный спал, кутаясь в один из разрезанных Питером парусов. Принцесса подошла к борту и в последний раз оглянулась, мысленно прощаясь со всем, что на некоторое время заменило ей дом.       Только когда она отплыла достаточно далеко, от грот-мачты отделилась высокая фигура индейца. Красный Буйвол смотрел вслед сестре… Он подождал совсем недолго, только пока она достигнет рифа, — и нырнул следом. Но, конечно же, она об этом не знала…       А сейчас она бежала по траве к лагерю, где прожила много лун и где должна была умереть. Бежала и, казалось, слышала где-то рядом тиканье часов, которые вскоре должны были пробить четыре. Сверху на принцессу безмолвно взирал новорожденный золотистый серп.       В первые секунды Тигровая Лилия даже не узнала свой прежний дом. Куда исчезли мирные пузатые тотемы богов изобилия? Где чудаковатый, ярко раскрашенный вигвам Серой Совы? Почему не видно ночных дозорных и не витает в воздухе сладковатый запах табака, совсем не такого, как у капитана Крюка? Всего этого не было… Но были перекошенные, измазанные кровью лики богов войны и их ломаные тени на свежевыпавшем снегу.       Справившись с собой, принцесса пошла дальше. Но она сделала лишь шаг — и над лагерем послышался бой там-тамов. Она замерла: понимала, что за ней уже бегут, и стояла прямо, пряча за спиной томагавк. Ждала.       Первой появилась Белая Ворона, за ней её отец, и только за ними ещё с десяток краснокожих. Стремительный Варан шагал в этой небольшой толпе и возвышался над ней. Раскрас, покрывавший его лицо, напоминал маску Зверя и был ужасен, но Тигровая Лилия лишь ещё упрямее вскинула голову и крикнула:        — Что ж, я пришла, трус и предатель!        Наступила тишина. Слова принцессы будто бы прорвали кожу, обтягивавшую боевые барабаны, и заставили их замолчать. Слышно было, как падает снег, и в этом безмолвии Варан пошёл навстречу, жестом заставив замереть всех прочих. Босые ступни его с кошачьей мягкостью касались снега, глаза на фоне тёмного лица казались полными бешенства. Но тон мужчины, когда он заговорил, был спокоен:        — Пришла… крадёшься, как бледнолицая тварь.       Говоря, он всё приближался. Когда принцессу и нового вождя разделяло меньше четырёх шагов, она ринулась в атаку, занося томагавк. Кривая усмешка растянула губы противника, и он увернулся лёгким, почти танцующим движением. Своё имя — Стремительный — он носил не зря. Тигровая Лилия лишь немного задела его левый локоть, а спустя несколько мгновений уже лежала на снегу. Жесткая ступня вжималась ей в грудь. И было ясно, что ему нужно надавить лишь чуть-чуть сильнее, чтобы сломались рёбра. Глянув на свою жертву сверху вниз, Варан продолжил:        — …и пытаешься нападать, как бледнолицая тварь.       Тигровая Лилия выругалась и отвернула голову. Ей хотелось видеть, как смотрят на неё остальные. И она увидела на двух или трёх женских лицах жалость и ужас. Было среди этих лиц и лицо Белой Вороны. Пересиливая себя, она прохрипела:        — Давай. Делай то, зачем я тебе нужна.       Новая усмешка скользнула по губам Жреца Войны, а спустя несколько мгновений он рывком поднял принцессу на ноги, держа её за шиворот, как маленького пойманного зверька. Он наклонился к ней, и она замерла — во взгляде, кажется, увидела то, что замечала раньше, когда мимо него проходила Маленькая Лисица. И стало намного страшнее, чем несколько минут назад. Неосознанно она сжалась, готовая снова драться, драться даже без оружия — и на этот раз до смерти. Того, что сделали с Маленькой Лисицей, она всё равно не переживёт. Особенно теперь, когда…       Она почувствовала сладкий запах знакомого индейского табака — и от этого запаха к горлу подступала рвота. При мысли о том, что Варан коснётся её так, как касался Джеймс Крюк, защипало в глазах. Когда пальцы провели по плечу, потянувшись к шее, она дёрнулась и оскалилась:        — Сдохни.       Мужчина ударил её по зубам — и она отступила, ощущая, как рот наполняется кровью. От переломанной челюсти её спасло лишь то, что она успела немного отвернуть голову. Сплевывая на снег и вытирая губы, она усмехнулась:        — А ещё я лежала под бледнолицым, пёс.       После этих слов поднялся гневный ропот. Теперь отвернулись многие из тех, кто жалел гордую дочь Большой Пантеры. Женщины хмурились, мужчины выкрикивали что-то презрительное. Стремительный Варан молчал. Он смотрел на небо, где всё ещё видна была новорожденная луна.        — Пора.       Это было единственное, что он произнёс прежде, чем грубо схватить Тигровую Лилию за волосы и поволочь за собой. Она видела, что он тащит её к самому большому тотему, изображающему Чибрафруиме — верховное божество войны. Прямо перед оскаленным ликом существа, похожего одновременно на человека, крысу, льва и крокодила, высился алтарь, и алтарь этот был залит кабаньей кровью. И в ту же секунду снова ожили боевые барабаны. Грохот и крики заполнили ночной воздух Нет-и-Не-Будет, страны вечной юности.       И никто не знал, что за всем этим из-за деревьев внимательно наблюдает ещё один краснокожий... Который только что вышел на свет и стал медленно спускаться с холма.       Под бой барабанов толпа остановилась, и её швырнули на алтарь. Тигровая Лилия не двигалась, чувствуя под лопатками жесткий холодный камень. Она не смотрела на Стремительного Варана, подняв вместо этого взгляд к небу. Невольно она вспомнила, как точно так же смотрела на него, когда её поймали пираты и привязали к камню в Русалочьей Лагуне. Тогда она искала там маленькую светящуюся точку и рядом с ней – мальчика, вечно юного и безрассудно отважного мальчика. Гордая принцесса в глубине своей детской, дичащейся души хотела быть спасённой. Так, как ненавистная Вэнди. А теперь… Тигровой Лилии некого было искать в небе. Тот, кого она ждала, ведь никогда не летал.       Барабанная дробь разбавилась криками и пением. Пели женщины, и их надорванные недавним плачем по убитым мужьям голоса резали чуткие уши принцессы, метнувшейся было и снова замершей под насмешливым взглядом нового вождя.       Тигровая Лилия не была связана, но не могла и бежать. Она, дочь своего племени, не хотела умереть как трусливый шакал, застреленный в спину. Она лежала и ждала, а вокруг алтаря шёл Седой Филин – третий, самый старый, но совсем не похожий на старика, жрец. В сильных жилистых руках его была обезглавленная туша кабанёнка, кровь лилась на снег и на проглядывающую из-под него траву. Нужен был круг. И в этом кругу жрец замкнул Стремительного Варана и Тигровую Лилию. После этого он сам ступил к алтарю.       — Будь смиренна, гордое дитя, — бескровные губы зашевелились.       Тигровая Лилия молча посмотрела в тёмные глаза в сетях морщин. Она не двинулась и не произнесла ни слова, пока старческие пальцы, перемазанные тёмно багровым, рисовали на её коже знаки. Принцесса уже много дней не носила боевого раскраса… и никогда она не делала его кровью. Золотая охра, багряный сок ягод, даже чернила каракатицы и уголь… но только не кровь. Кровь в её племени использовали перед большой битвой… и перед жертвоприношением.       Старик отошёл. Она снова откинула голову. Грохот барабанов становился невыносимым, и Тигровая Лилия не понимала, чего ждёт Стремительный Варан, стоящий над ней с ножом в руке. Но вот дробь стала чаще, а крики – обрывочнее. Женщины молчали, слышались только мужские голоса. Новый Вождь остановился в изголовье алтаря и занёс нож. Принцесса не смотрела на лезвие, она смотрела только на рисунки на смуглом лице, искаженном торжеством.       — Умри во имя… — начал он, но не успел назвать имени божества:       — Остановись, сын Верного Клыка, или имя его зря принадлежит тебе?       Барабаны замолчали. Прервалось на полуслове песнопение. Сквозь толпу к кругу медленно шёл Красный Буйвол. В опущенной руке он держал свой боевой топор. Не сводя пылающего взора с нового вождя, молодой краснокожий прокричал:       — Не забыл ли ты, что не моя сестра, а я должен сменить отца?       По толпе пробежала волна шёпота. Индейцы смотрели на юношу, стоящего против Стремительного Варана. Лицо его было чистым от боевого раскраса, рубашка почти такая же белая, как снег, а волосы – собраны в хвост. В неровных отблесках огня он совсем не похож был на сына своего племени.       — Ты бледнолицый! – закричал кто-то за его спиной. – Такая же бледнолицая собака, как Крюк! Убирайся вон!       Многие засмеялись. Красный Буйвол гордо вскинул подбородок:       — Моя кровь – ваша кровь. И мой топор – ваш топор. Я явился, чтобы стать вождём и наказать предателя. На всякого, кто посмеет помешать мне, падёт проклятье Великих Предков!       В это мгновение очередной порыв ветра вздыбил небольшой снежный смерч. Краснокожие молчали, испуганно глядя на кружащиеся белые крупинки. Языки пламени трёх костров, горевших с трёх концов этого странного святилища, заплясали, и один костёр – тот, что горел за спиной Красного Буйвола – погас. Кто-то ахнул:       — Боги слышат его…       Стремительный Варан поглядел на почерневшие поленья прищуренным взглядом, потом снова всмотрелся в лицо сына Большой Пантеры.       — Проклятье, говоришь? — углы губ поднялись в улыбке. – А не снизошло ли оно на тебя, когда ты покинул нас? Ты даже сейчас посмел явиться назад в одежде этих собак!       Толпа снова зарокотала, на этот раз – одобрительно. Но Красный Буйвол спокойно скрестил на груди руки:       — Боги испытывали меня, заставив жить с бледнолицыми. А теперь боги хотят, чтобы я исправил допущенную тобой несправедливость и покарал за предательство. Этого хотел бы и отец, священный глас которого я слышу. Бейся со мной, Стремительный Варан, или же отдай мне трубку и посох вождя и отпусти мою сестру.       Тигровая Лилия замерла, неотрывно глядя на своего брата. Этот вызов был безумием… В племени никто, кроме отца, не мог обуздать Жреца Войны, из всех дружеских поединков во время празднеств он выходил победителем. Огромный, сильный и беспощадный, индеец с видимым наслаждением заставлял своих противников падать и, нарушая традиции, не помогал им подняться, когда барабаны возвещали о конце боя. И принцесса не сомневалась, что Красный Буйвол проиграет.       — Что ж… — мужчина медленно опустил нож, потом спрятал его за пояс. – В таком случае я убью тебя с ней вместе. Дайте мне мой томагавк! И бейте в барабаны сильнее!       Тёмные глаза в свете двух оставшихся костров горели огнём безумия. Отойдя от алтаря, он выступил из круга. Красный Буйвол, сосредоточенный и спокойный, ждал, пока новый вождь возьмёт своё оружие. Толпа расступалась. А ветер совсем стих, будто пытаясь выдать крадущиеся шаги тех, кто приближался к лагерю…       *       На корабле бал-маскарад. Оркестр играет тихо, но музыка с удивительной силой разносится по огромному залу. Музыка эта сливается с плеском волн, и кажется, будто бал на морском дне, в кольце огоньков рыб-удильщиков, так похожих на старые уродливые канделябры.       Дамы оживлены, под полумасками лукаво и обещающе блестят их глаза – зелёные, голубые, серые, карие. Тонкие ручки, изящные жесты, маленькие стопы в туфельках. Десятки красивых кукол и десятки оловянных солдатиков – высоких стройных офицеров в начищенных сапогах и новых мундирах. Пары движутся по давно заведённому церемониалу, подойди слишком близко к своей партнёрше – и завтра про тебя будут шептаться. Одно объятье – и твоя дама лишится чести.       Но Энни на это наплевать. Энни лорд Джеймс узнает под любой маской, узнает по тому, как чужая рука лежит на её тонкой талии. Он делает несколько шагов, и... пары проходят сквозь него. Некоронованный король замирает и смотрит на свою руку. Она не кажется рукой призрака. Он делает ещё шаг… и юная девушка в серебряной маске стремительно проносится сквозь него, падая в объятья своего кавалера. А красная полумаска Энни, увлекаемой кем-то в бешеное кружение, мелькает далеко впереди. Джеймс делает новый шаг – и прямо перед ним сплетают пальцы мужчина и женщина, которых он, кажется, помнит.       У мужчины чёрные волосы и синие глаза, смеющийся рот и величавая поступь. Он движется с грацией и изяществом, свойственными только особам королевской крови. Карл II смотрит на Люси Уолтер, и оба они не прячут своих лиц. Мать бледна, только румянец оживляет её красивое лицо. Скрещенные взгляды кажутся клинками, а танец – битвой. Но вот пальцы короля сжимают женские пальцы крепче, вот он привлекает её к себе, переступая через приличия с той же лёгкостью, с какой делает это Энни… но неожиданно капитан Крюк забывает и о них, и о ней. В одно мгновение.       … Она стоит далеко, на ней нет маски. Она одета в длинное платье из красного сукна и белого льна, и видно, что наряд для неё непривычен. Она идёт осторожно и испуганно сжимается, когда прямо над её головой танцующие снова и снова стискивают руки друг друга. Она – такой же призрак, как и Джеймс. Или так же, как и он, она единственный живой человек на этом корабле призраков? И… он знает её.       — Тигровая Лилия!       Она поднимает пронзительные глаза. Оба они, капитан и принцесса, идут навстречу друг другу, мимо пар, кружащихся всё быстрее и льнущих друг к другу всё откровеннее. Маски, перья, платья – всё мелькает будто назло, будто чтобы запутать и помешать найти друг друга… но наконец лорд Джеймс сжимает тонкую горячую руку в своей руке. В то же мгновение слышится грохот, глубокая трещина змеится по полу. Будто что-то невидимое сжирает корабль – доска за доской, лязгают огромные челюсти, и кажется, там, в открывающейся пропасти, можно увидеть Зверя. Но почему-то… капитану не страшно.       Принцессу бросает ему навстречу – и он обнимает её так, как отец обнимал мать. И она улыбается так, как не улыбнётся ни одна другая. Для неё этот танец на пересечении мира мертвых и живых – первый. И…       …последний.       Капитан «Весёлого Роджера» понял, что что-то не так, ещё даже не открывая глаз. Было очень тихо, не слышалось чужого дыхания у плеча, а по телу медленно разливалось знакомое ощущение тревоги. Там, в нормальном мире, капитан Крюк всегда предчувствовал опасность с необыкновенной остротой и обычно успевал напасть до того, как нападали на него. Здесь же… чутье изменило ему.       Капитан зажёг свечу и оглядел каюту. Тигровой Лилии не было рядом, постель успела остыть. Крюк провёл по подушке ладонью, мысленно проклиная себя за собственную глупость. Осознание было холодным и быстрым: принцесса сбежала к краснокожим. Чтобы отомстить.       Когда, уже одетый и вооруженный, он вышел на палубу, всюду сновали пираты. Они явно что-то искали, а, завидев капитана, замерли с виноватым видом – каждый на своём месте.       — Потеряли что-нибудь, джентльмены? – медленно поинтересовался он, подходя к Сми и Чекко.       Они переглянулись. Чекко попятился, приглаживая чёрные волосы. Сми мучительно сглотнул, на всякий случай пряча за спину руки, и подал голос:       — Эмм, капитан, тут такое дело… в общем… мы кое-кого недосчитались.       От удара крюком старший помощник увернулся с уже привычной ловкостью – ему доставалось чаще, чем другим. С усилием выдирая протез из деревянного борта, капитан обратил на Сми свой пылающий взор, и тот быстро перекрестился, пробормотав что-то себе под нос. Оборачиваясь к остальным, Крюк процедил сквозь зубы:       — Кто нёс вахту?       При этих словах пираты странно оживились и стали переглядываться, выталкивать кого-то вперёд. Наконец медленно и нерешительно заговорил Чекко:       — Красный Буйвол вызвался…       — Где он? Принцесса Тигровая Лилия исчезла!       — Собственно… — тут Сми, по-прежнему стоявший неподалёку, нервно хихикнул. – Его-то мы и недосчитались, капитан. Думаю, они с сестрёнкой решили правильно, что нечего им здесь…       На этот раз Крюк сам остановил свою руку, взметнувшуюся для удара, хотя Сми явно заслуживал его. Просто взгляд упал на седые волосы и глупое непонимающее выражение лица. Конечно, старший помощник понятия не имел о том, что что-то изменилось между капитаном и дикаркой, поэтому и нёс привычную околесицу.       — Простите, капитан… — осторожно приоткрыв глаза и оправившись от ужаса, Сми снова оживился: — мы теперь улетаем?       Другая мысль заставила опустить занесенную руку. Может быть… Сми был прав? Может быть, всё это время Тигровая Лилия дурила ему голову и хотела сбежать? Но тогда она непременно убила бы его на прощание, ведь он был полностью безоружен! И доверял ей так, как давно уже не доверял никому. Он даже не оставил сегодня под подушкой ножа, боясь, что принцесса случайно обрежется ночью. Нет… гордые краснокожие так не сбегают. Если только…       — Те, с кем я говорил днём, — он снова обвел всех взглядом, приказывая себе успокоиться, — собираемся. Мы идём на войну.       Он не ожидал той реакции, которую вызовут эти слова. Пираты подступили ближе, глядя внимательно и настороженно. Никто ничего не сказал. Капитан Крюк приподнял брови, изобразив на лице вежливое удивление:       — Кто-то что-то не понял?       — Капитан… — вдруг подал голос Джентльмен Старки. – Не разумнее ли будет теперь, когда краснокожие получили то, что хотели, нам по-быстрому настрелять чаек, наловить рыбы, собрать из-под снега те растения, которые ещё годятся, и удрать отсюда на всех парусах? Зачем соваться к ним и злить их? Мальчишку Билли жалко, но он ведь жив, и…       Не закончив, Старки развёл руками, как бы предлагая Крюку додумать эту прекрасную идею самостоятельно. Другие пираты, подталкивая друг друга локтями, оживились:       — Да, мы ведь можем улететь.       — Старки дело говорит!       — Капитан, послушайте!       — А ещё…       — Молчать! – рявкнул мужчина, медленно опуская руку к поясу. – А как же… — он прищурился на Старки, — благодарность? Билли жив благодаря Тигровой Лилии. Если мы не пойдём к индейцам, она умрёт.       Не выдержав этого взгляда, Старки пробормотал:       — Значит, она сама так решила. Её никто не гнал.       — Да, не гнал!       — Краснокожим место с краснокожими!       — Пусть остаются!       — Давайте поднимать паруса!       Пальцы Крюка сжались на рукояти пистолета. Каждая секунда казалась длинной и болезненной, с каждой секундой шансов найти принцессу живой оставалось меньше. Не больше шансов и у её глупого благородного брата. И поэтому, когда капитан закричал снова, голос дрогнул:       — Всем заткнуться! Краснокожая ушла не по собственной воле! И мой приказ – вернуть её! Мы идём на остров!       То, что произошло в следующий миг, было похоже на резкий удар в спину. Вот команда стоит и галдит – а вот в каждой грязной руке уже по пистолету или ножу, направленному на Крюка. Внимательные взгляды были устремлены в лицо, а падающий с неба снег стелился с мягкой вкрадчивостью, блестя на лезвиях и дулах. Но самым неожиданным было осознание: это не бунт на корабле. Это единый, равносильный животному инстинкту порыв спасти свои шкуры.       — Капитан… — медленно заговорил Сми, — мы потеряем людей.       — Да, лично я не хочу умирать за краснокожую! – сказал кто-то.       — Поймите… — снова вмешался Старки. – В этом просто нет смысла. На кой чёрт вам…       — Одну секунду, — лорд Джеймс усмехнулся. – Для начала объясните, чего вы хотите? Нового капитана? И что вы для меня предпочтёте – пулю, рею или доску?       Некоторые, человека два или три, явно собирались выразить согласие по поводу нового капитана, но их быстро заглушил Джонни Тесак, который пробасил:       — Другого мы не хотим. Мы хотим, чтобы вы нас отсюда просто вытащили.       — Да, капитан, — перехватил инициативу Сми. – Почему-то нам кажется, что в последнее время у вас немного… помутился рассудок, не знаем уж, почему. И наше дело – вас удержать от… — последнее слово он произнёс с некоторой опаской, — глупостей.       — Глупостей… — медленно повторил Крюк, глядя на подрагивающую старческую руку с пистолетом. – В таком случае ты можешь заменить меня, Сми. Потому что я в любом случае иду к краснокожим. Даже один.       С этими словами он повернулся спиной, собираясь направиться к шлюпочной палубе. Его тут же окликнул Джонни:       — Капитан! А мы это… вас не пустим. Вы нам потом сами скажете «спасибо».       Крюк замер. Он чувствовал, что в него по-прежнему целятся. Снова развернувшись к команде, он раскинул руки крестом:       — Тогда «пли». Но не забудьте оставить по пуле для себя. Потому что на корабле не останется никого, с чьей помощью он мог бы взлететь. Разве что… — скривив губы, Крюк посмотрел на небо, — его согласится подтолкнуть Питер Пэн. Потому что больше никто не знает секрета полёта. А если вы не улетите… — теперь он рассматривал снежинку, упавшую на плечо, — завтра или послезавтра за вами придут краснокожие.       Он говорил ровным и спокойным голосом, не думая о нацеленных на него дулах. Он думал только о принцессе. Команда прожигала его взглядами, и наконец неуверенно подал голос Старки:       — Сдаётся мне, капитан, что вы темните. Зачем вам нужна девчонка, если вы знаете, как взлететь, и даже всё для этого приготовили?       — Не всё… — медленно отозвался лорд Джеймс. – Есть то, чего у меня не было… до недавнего времени.       — Чего это? – почесал в затылке Джонни.       Ответ был очень простым. Питер Пэн тоже его знал, но это знание было частью тайны самого его существования – не потому ли он никогда не падал? А Крюк пришёл к этому недавно. Сам. Точнее… не совсем сам.       — Девочка должна быть со мной, — тихо сказал он, зная, что услышат лишь те, кто стоит ближе всех. – Иначе корабль не взлетит.       — А я знал, что она ведьмАчка! – Тесак явно решил, что догадался об истинных причинах всего происходящего. – И всё равно, раз она сбежала, то и поделом, а я…       Круг замкнулся. И капитан вдруг – неожиданно для себя – сорвался. Так, как в какой-то момент осыпается груда огромных валунов или рвётся из берегов океан. Крюк резко выхватил из-за пояса пистолет и поднял, не зная даже, в кого целится. Испугавшись, кто-то сам выпустил пулю, и она пролетела в паре дюймов от головы лорда Джеймса. Другие не стреляли. Мужчина, мечась бешеным взглядом от лица к лицу, рявкнул:       — Вы же пошли за мной против самого короля! Вы подчинились, вы поверили мне! А теперь вы отворачиваетесь, как трусливые псы!       Ответом было молчание. Наконец раздался голос Старки:       — Вы помните, капитан, как вы призывали нас на баррикады? Вы говорили, что каждый из нас станет лордом или герцогом, а кое-кто и войдёт в Парламент! А что в итоге? – он машинально прижал свободную руку к горлу. – Не знаю, как другие… но я здорово натёр себе шею пеньковым галстуком! И не хочу, чтобы теперь мне почесали спину томагавком!       Странно, но… после этих слов никто не завопил, выражая поддержку. Не было ни выстрелов, ни топота, ни попыток подойти ближе к капитану. Пираты молчали. А лорд Джеймс Скотт думал о тех людях, которые пришли на этот корабль не с казни, а по какой-то нелепой случайности. Ведь были и такие, например, Чекко, Ронни, Кривой Гилл. Они смотрели сейчас непонимающе, им происходящее, наверно, напоминало греческий театр, если они знали, что это такое. Они просто стояли и смотрели. Но и они на всякий случай держали своего капитана на мушке.        Крюк закусил нижнюю губу. Команда ждала. Наконец он медленно опустил пистолет:       — Что ж… в этом вы правы. Прошлое моё обещание не исполнилось, но вы считаете, в этом была лишь моя вина? Кто считает именно так, может меня застрелить прямо сейчас!       Они по-прежнему молчали. Многие тоже опустили оружие. Удовлетворённый, Крюк кивнул:       — Ещё минуту назад я думал о том, чтобы попросить… да, не приказать, а попросить вас поверить мне ещё раз. Но теперь я понимаю, что у меня нет на это права. Поэтому я ухожу к краснокожим один. И…       — Не одни! – вдруг раздался из-за широких спин моряков высокий голос.       Пираты начали оборачиваться, удивлённо шепчась. По палубе, прихрамывая и держась за плечо, шёл Билли Джукс. Иногда его заносило, как пьяного, но он упрямо двигался к капитану. На поясе висел пистолет, бледное лицо было решительным. Приблизившись, мальчишка остановился рядом с Крюком и произнёс:       — Я пойду с вами, сэр. Не потому, что должен дикарке, а потому, что вы – мой король.       Джукс снова покачнулся и опёрся рукой о борт. Он не обращал внимания на снег, падающий на его волосы и плечи, он не сводил глаз с остальной команды:       — Да, наш прошлый бой был проигран. И я тоже всё ещё вижу во сне виселицу. Но вместо Преисподней и Рая мы здесь, и мы вместе. С нашим королем. И для меня… — он обратил на лорда Джеймса лицо, — это достаточная причина верить вам, сэр.       Поражённый, он нашёл силы лишь кивнуть. Он уже знал, что не возьмёт раненого Билли с собой, но всё же…       — Тогда и я иду! – вдруг прогудел Тесак, делая пару шагов вперёд. – Я верю капитану, раз мальчишка верит.       — И я, — отозвался Чекко, хмуря брови. — Верю просто так.       — Пусть идёт вся команда, лучше подохнем в бою, чем они сдерут с нас скальпы потом! – точно убеждая себя, прибавил Старки. — Я с вами.       Сми явно сомневался, но кто-то толкнул его вперёд, и он покорно кивнул:       — Куда вы, туда и я, капитан. Что ж поделать, спасём дикарку…       Удивительно… что иногда бывает достаточно шага одного человека, чтобы остальные побежали вперёд. И вовсе не всегда этот один – король. Капитан Крюк кивнул, бросив команде:       — Спасибо… Десятеро пусть останутся. Остальные идут со мной.       Шлюпок было спущено три, и уже вскоре отряд из пятнадцати человек незаметно причалил к острову. Было тихо, ни единого звука не слышалось со стороны леса. Отсутствие засады показалось капитану «Весёлого Роджера» очень тревожным знаком. И он ускорил шаг, мысленно шепча: «Держись, принцесса. Только держись».