Мой единственный

Но это, конечно, был не последний раз. Да и как по-другому. Стэйси Пратту в жизни ничего никогда не давалось легко. Песня всё ещё работала, тренировки продолжались, но моменты ясности приходили чаще. Ясности, а не подчинения, и, возможно, поэтому Джейкоб их не замечал. Не замечал слабой паники в глазах Стэйси, когда он не хотел делать то, что ему приказывали. Пустить пулю в голову предателя. Вылить воду на ботинки Джейкоба на глазах людей, которые не пили днями. Жестокость за жестокостью. Но тренировки Джейкоба не работали бы, не добавь он туда толику благости, хоть и получить её было очень непросто. Стэйси стоял посреди столовой, раздавая еду, когда к нему подошла небольшая группа мужчин, недавно принёсших с охоты оленей. Стэйси протянул им паёк — двойную порцию по приказу Джейкоба. — Особая доставка, — сказал один из них. Он задрал маску, обнажив один глаз и губы. Губы изогнулись в усмешке, когда он взял еду у Стэйси и потряс ею перед лицом у одного из других сектантов. Тот ухмыльнулся в ответ. Забирая еду у Стэйси, он задел его пальцы своими. — От самого́ любимчика Джейкоба. Они засмеялись. Засмеялись. Словно Стэйси здесь и не было. Они смеялись. И смеялись. А Стэйси ничего не мог поделать, не мог возразить. Стэйси сжал зубы, игнорируя зуд в горле. Он хотел послать их куда подальше. Но ему повезло не так, как им, что он попал сюда не по своему желанию. Он никогда не желал этого. Никогда не желал. Стэйси заскрипел зубами. Напрягся и расслабился. Только ты, только ты, только, только. Припев в голове зазвучал громче, пока Стэйси боролся за внутренний контроль над собой. Он боролся с собой, с песней, с каждым словом, сказанным Джейкобом и крутящимся в его голове. Последний мужчина потянулся за своим пайком. Он даже не взглянул на Стэйси, слишком поглощённый разговором. Стэйси не слышал их, он застрял в своей голове, и в ушах звенело лишь Только ты, только ты, заглушая собой всё остальное. Но последний мужчина потянулся к нему. И внезапно Стэйси потерял контроль. Он рванул вперёд, роняя еду. Пайки попадали на пол, открываясь и вываливая всё содержимое. Стэйси схватил мужчину за запястье, скручивая его, и дёрнул на себя. Техника обезоруживания, которой он научился в полицейской академии. Запястье в его руке хрустнуло. Мужчина закричал. Остальные посмотрели на них с удивлением. С удивлением. Это продлилось всего лишь мгновение. Они набросились на Стэйси, как стервятники. Три на одного. Кто-то заехал Стэйси кулаком в живот, заставив его согнуться и давая сектантам идеальную возможность сделать ещё один удар коленом в подбородок. Стэйси с силой клацнул зубами, едва не прикусив язык. Было больно. Красный туман песни раскрылся для него, как цветок поутру. Головокружительное помутнение ясного рассудка жаром, пламенем и волчьим воем, раздающимся откуда-то из темноты. Я вижу то волшебство, которое ты творишь. Моя осуществившаяся мечта. Мой единственный и… — Прекратить, я сказал, — раздался голос Джейкоба. Он не кричал, в этом не было нужды, но звучал он строго. О, как строго он звучал. Никто никогда не оспаривал приказы Джейкоба. Его слово было Законом. Его слово было Окончательным. Рядом со Стэйси раздался негромкий шорох. Кто-то застонал. С запозданием Стэйси осознал, что это был он. Стонал, лёжа на полу, и каждый вдох напоминал ему об ударе в живот. — Поднимайся, — приказал Джейкоб. Даже сквозь боль эхо песни не давало ему ослушаться приказа. Стэйси встал, держась за живот, и посмотрел на Джейкоба. Его люди ушли. Нет. Не совсем. Трое из них ушли. Мужчина, назвавший Стэйси «любимчиком Джейкоба», лежал мёртвым на полу. Остекленевшие глаза смотрели в потолок, под головой растеклась лужа крови, вытекшая из горла. — За мной, — сказал Джейкоб. И Стэйси последовал за ним, как пёс. Вопреки ожиданиям Стэйси, они не пошли вглубь бункера. Вместо этого Джейкоб повёл его наверх, в свой кабинет. К месту, где стоял рабочий стол, заваленный бумагами, документами и разными отчётами. Стэйси вспомнил о последнем разе, когда он находился там с Джейкобом наедине. О руках Джейкоба. О его члене. Стэйси вздрогнул. С ужасом он подумал о неизбежном. — Это сейчас что за херня была? — спросил Джейкоб, скрестив руки на груди. Стэйси облизал губы, тяжело сглотнув. Песня не всегда отвечала за его поступки. На такие ситуации у него не было запрограммированной реакции. Что это за херня сейчас была? — Я… — начал он. — Они… они обзывали меня. Джейкоб без улыбки прикрыл глаза. Склонив голову, он почесал бороду на щеках. — Детский сад, — сказал он, открыв глаза и сузив их. — Сегодня я потерял хорошего солдата, а другой получил травму, и всё из-за того, что пострадала твоя гордость? — Но я… они говорили неправду про меня, — ответил Стэйси. С каждой фразой в его голосе добавлялось всё больше и больше дерзости. Негодования, искреннего негодования, которое вытекло из него вместе с кровью в первые дни тренировок и голодания. — Да? И кем же они обзывали тебя? Трусом? Слабаком? — спросил Джейкоб и ненадолго замолк. Его солдатский жетон и кроличья лапка, лежащие на груди, двигались в ритм с дыханием. — Пидором? Щёки Стэйси вспыхнули, когда Джейкоб произнёс это оскорбление. Смысл был тот же, что и у «любимчика». Из всех слов Джейкоб выбрал именно это. У самого Стэйси выбора не было. Либо это, либо медленная смерть. — О, — протянул Джейкоб. — Понял. Понял. Больная тема для тебя, да? Часто обижали в школе? Дети иногда бывают такими жестокими. Снова он делает это. Надевает на себя маску дружелюбия и понимания, и какая-то часть Стэйси хочет ему верить. Безумно хочет. Но он достаточно силён, чтобы распознать ложь. Стэйси покачал головой. — Не обижали, — сказал он. — Я не… Я не так слаб, как они говорили. — Да. Ты глупый, но не слабый. Будь ты слабым, ты бы здесь не продержался. Йоханссон всё равно в последнее время подводил. Твой поступок лишь дал мне удобный предлог избавиться от него пораньше. Прежде чем всё стало хуже. Что «всё»? хотел спросить Стэйси. Надавить на Джейкоба. Что-то не так? Что-то случилось? Где-то затесалась слабость, которую он не заметил? Но если он спросит, то привлечёт к этому внимание Джейкоба. К тому, что услышал его. — Это не значит, что тебе всё сойдёт с рук, — сказал Джейкоб. — Не могу позволить случиться… разладу в рядах. У нас не должно быть нарушителей спокойствия. Зачинщиков беспредела. — Он провёл языком по нижней губе, прикусил её, влажную и блестящую. — Как ты думаешь, какое будет наказание? Чем ты пожертвуешь, чтобы возместить нашу потерю? И снова, снова никакого запрограммированного ответа на такое. Стэйси не дрессировали этому. Но здесь мог быть Только один ответ. Единственно важный. Стэйси упал на колени. Зачем оттягивать неизбежное? Ему всё ещё было больно, но он мог потерпеть. Если всё закончится именно так, то он бы хотел сделать всё настолько безболезненно, насколько было можно. Живот всё ещё болел после удара. Кожа вокруг глаза натянулась, наверное, там расцветал внушительный синяк. Ему повезло, что кулак задел не сам глаз, а его скулу. Или, наоборот, не повезло. Может, было бы лучше, успей они убить Стэйси до того, как вмешался Джейкоб. Может, этого он неосознанного и добивался, отчаянно вступая с ними в драку. Но уже было слишком поздно для таких мыслей. Слишком поздно почти для всего. Джейкоб подошёл к нему, поднял руку, чтобы зарыться ею в волосы Стэйси. Положил ладонь на затылок, скользя к шее. Он мог бы так легко свернуть её. Легко. Но он этого не сделал. — Не думай расслабляться, — сказал Джейкоб. — Не думай, что сможешь уходить от наказания только потому, что готов раздвинуть ноги передо мной. Слова жалили сильнее, чем действия. Чем вынужденное подчинение. Они рвали в клочья последние остатки здравомыслия. Но Стэйси, стоя на коленях перед Джейкобом, не мог на них возразить. — Да, сэр, — сказал он. В этот раз Джейкоб сам справился с застёжкой на своих штанах. С пуговицей. С молнией. Он приспустил штаны ниже, чем Стэйси в тот раз, обнажая острые кости на бёдрах, шрамы на коже и веснушки, теряющиеся среди рыжих волос. Стэйси принялся рассматривать их, не желая видеть, как Джейкоб дрочит, чтобы член затвердел. — Открой для меня рот, Пратт, — сказал он, подходя ближе и касаясь головкой щеки Стэйси. Запах был сильнее, чем в прошлый раз. Вернувшись с похода по дикой природе Уайттейла, Джейкоб сразу отправился спасать Стэйси. Он пах мускусом, аромат был сильным и терпким. Стэйси дёрнулся, как только он коснулся носа, переполняя его чувствами. Обращая в новую религию. Джейкоб может и не следовал всей этой обрядной чепухе «Врат Эдема», но набожные черты всё равно кое-где проскальзывали. Кресты и Библии. Жертвы. Стэйси не удержался и поднял взгляд к лицу Джейкоба, пока тот имел его в рот. В этот раз с куда большим энтузиазмом, он подавался вперёд-назад, постоянно ускоряясь. Стэйси едва поспевал за ним. Едва мог оставаться в сознании. Перед глазами всё поплыло. Он вцепился пальцами в бёдра Джейкоба, словно они были спасательным кругом. Только, только, только. Вот только. Они им не были. В уголках глаз заплясали искрящиеся чёрные точки. Стэйси вяло пытался сопротивляться. Песня глухо звенела в ушах, доносилась словно из другой комнаты, сквозь закрытые двери. — Блядь, — сказал Джейкоб, отстранившись. Стэйси прижался к его ногам, делая один судорожный вдох за другим. Он дрожал. Челюсть ныла от боли. Он мокро выдохнул прямо на бедро Джейкоба. Губы коснулись кожи, неровной и со шрамами. Неидеальной. Какая лирическая, глупая мысль. Стэйси не настолько сошёл с ума. Или настолько? Какая-то его часть — да. Какая-то невосполнимая, неугасаемая часть. Предательская и маленькая. Но всё ещё его. Стэйси мог бы выбрать вместо этого смерть. Мог бы выбрать сопротивление. Но выбрал это. Выбрал это. Джейкоб потянул его за волосы вверх, вынуждая подняться. Грубо повёл за собой и заставил упасть лицом на стол. Всё было совсем не так, как в прошлый раз, совсем по-другому. В этот раз быстрее и жёстче. Джейкоб опустил ладонь между лопаток Стэйси, другой потянул его за бёдра. Стэйси выгнул спину и прижался грудью к столу. Жертвуй. Джейкоб неряшливо стянул его джинсы до колен. Край столешницы впился Стэйси в кожу, прижал к животу член. Мягкий член. Потому что Стэйси ещё не совсем сошёл с ума. Джейкоб сжал пальцами его задницу, оставляя на ней синяки. Жертвуй. Только когда ты держишь меня за руку, я понимаю… — Нет, — сказал Стэйси внезапно. С отчаянием. Дёргаясь, пытаясь вырваться. Но он попал в ловушку. В ловушку. В ловушку. — Прекрати сопротивляться, — предупредил его Джейкоб. Наклонившись, он прижался к спине Стэйси, чтобы сказать ему это прямо на ухо. Бородой коснулся его кожи, словно поддразнивая. — Прекрати сопротивляться. Орудие должно выполнять своё предназначение, — добавил он. — Я не мой брат. Тебе не будет больно. Хоть Джейкоб и сказал это. Стэйси всё равно было больно. Стэйси шелестил дыханием бумаги Джейкоба на столе. Всё громче и громче с каждым неглубоким, болезненным выдохом. Его запястья ломило под рукой Джейкоба. Стэйси попытался медленно расслабить их, документы зашуршали под пальцами. Все написанные на них планы Джейкоба шли наперекосяк. Было больно. Больно. Он разрывался на части. Он полностью ломался. Стэйси не знал, как победить в этом сражении. Он был недостаточно силён, чтобы выдержать это. Стэйси расслабился в руках Джейкоба. — Вот так, — сказал Джейкоб. — Вот так лучше. Вот так хорошо. — Он скользнул членом, горячим, как раскалённое клеймо, между бёдер Стэйси. Влажно выдохнул на ухо Стэйси. — Ты знаешь своё предназначение, — продолжил он. И вновь он звучал так искренне. Так понимающе. — Ты знаешь своё место, да? Даже без песни Стэйси чувствовал, как вспыхнули его эмоции, удовольствие растеклось по телу от похвалы Джейкоба. Он попытался подстроиться под движения, сильнее сжав ноги и ловя между ними член Джейкоба. Легко было догадаться, чего от него хотел Джейкоб. Какой жертвы от него ждал. Его гордости. Той толики гордости, что у него осталась. — Я хочу услышать это от тебя. Стэйси закрыл глаза. Сколько разных слов он бы мог сейчас сказать. Нелепые шутки, ребяческие оскорбления. Он сжал ладони в кулаки. — Моё… место здесь. — Да? — переспросил Джейкоб. Он взмок от пота, продолжая двигаться небольшими рывками между его слишком сухих бёдер. Униформа на плече Стэйси тоже промокла из-за его влажной бороды. — Моё, моё место с т-т-тобой. Я — твой. Только твой. — Только твой. Джейкоб задрожал над ним, ещё сильнее сжимая пальцами его бёдра. Его член запульсировал и, кажется, выпустил пару капель предэякулята. Стэйси подумал, что Джейкоб сейчас кончит от одних его слов. Но если бы всё было так просто. — Ещё раз, — сказал Джейкоб, снова толкаясь вперёд-назад. — Сожми ноги ещё сильнее и скажи это ещё раз. — Я… Ты мой… Мой единственный… Ещё раз. Жертвуй. — Я — твоё орудие. Моё место здесь, — слабым, срывающимся голосом сказал Стэйси. Он сжимал и сжимал ноги, пока Джейкоб рукой скользил от его бёдер, к спине, плечам и шее. Он сжал её на горле и потянул Стэйси к себе, проникая ещё глубже. Губами Джейкоб прикоснулся к его уху, к бешено пульсирующей жилке на шее. — Блядь, — выдохнул он прямо на влажную от пота кожу Стэйси. — Блядь. Давай. Ещё немного… сожми ещё немного. Ты можешь. Стэйси мог. Не хотел, но мог, потому и сжал. — Вот, вот так. Хорошо. Хорошо. «Дрессировка». Эта проклятая песня. Её припев засел у него глубоко внутри и кружился там. Член Стэйси дёрнулся против воли. Он сможет подавить стояк. Сможет, если Джейкоб заткнётся и кончит уже. Стэйси напрягся, перенося весь вес на одну руку. Другую он завёл назад, чтобы зарыться ею в волосы Джейкоба. Повернув голову, Стэйси притянул Джейкоба к себе. Борода коснулась его щетины, с сухим, искристым звуком, раздавшимся между выдохами Джейкоба и шлепков о влажную плоть. Одно неловкое движение и всё вспыхнет пламенем. Если бы только. Если бы. От языка Джейкоба, пробравшегося в его рот, почему-то стало ещё хуже, чем от всего остального. Двигался он неряшливо и грубо, словно Джейкоб потерял над собой контроль. В этих движениях не осталось ни осторожности, ни деликатности. Джейкоб пользуется тем, что принадлежит ему. Забирает то, что и так его. И эта мысль отрезвляет. Спускает Стэйси с небес. Заставляет Стэйси отвечать на поцелуй, не давая Джейкобу говорить. Пытаясь не давать. — Я сейчас… — начал Джейкоб глухо. Его губы потемнели и блестели от слюны. Слюны Стэйси. Боже, это его слюна. — П-пратт… — выстонал он. — Блядь. Блядь. Отрывистое слово, выдавленное между сцепленных зубов, оно подействовало почти как похвала. Слабые искры непрошенного желания пробежали по позвоночнику Стэйси. Но Джейкоб уже почти закончил, Стэйси почти освободился от него. Если он сможет просто… Если будет достаточно силён… — Джейкоб, — сказал Стэйси. Он не ожидал, что его голос будет таким тонким, таким скулящим. Стэйси раньше не осознавал, насколько сломленным он звучит. От этого в животе скрутился тугой узел от ненависти и жалости к себе. Стэйси зажмурил глаза, пока на обратной стороне век на расцвели пятна. — Кончай уже быстрее, ты, чёртов урод, — сказал он. Дрожащим голосом. — Пожалуйста. — Противоречивым. Песня в его голове играла мимо нот. Только, только, только. Его слова помогли. Джейкоб снова задрожал, вцепившись руками в шею Стэйси, вжав пальцы в его кожу. Пригвоздив бёдрами к столу. Джейкоб сказал, что ему не будет больно, но отчасти Стэйси с самого начала знал, что это было ложью. Он лёг на стол, взгляд упал на бумаги на столе. Они были здесь всё время. Прямо под Стэйси. Он расслабил пальцы и всмотрелся. Расписания, графики поставок, числа, номера. Всё это время. Они были здесь. Стэйси прищурился. Попытался прочесть всё, что мог разглядеть. Джейкоб начал перебирать пальцами его волосы, и это отвлекало. Стэйси повернул голову, пытаясь уйти от прикосновения. Сверху раздался вздох Джейкоба. — Ты, наверное, думаешь, что я чудовище? — тихо и мягко спросил он. Мягче, чем когда-либо прежде. Только. То-о-лько ты можешь сделать так… Стэйси закрыл глаза, пытаясь приглушить песню. Он сжал зубы. Ответил: — Да. Джейкоб убрал с виска Стэйси упавшие волосы, поправил их. Мягкими пальцами, мягкими прикосновениями. Мягкими, мягкими. — Я не чудовище. С этим можно было поспорить. Стэйси, едва чувствующий своё тело, мог бы с этим поспорить. Он в последний раз пробежался взглядом по документам. В голове появились зачатки плана. Какая-то схема. Какая-то мысль. Она принадлежала человеку более сильному, лучшему, чем Стэйси, но она продолжала рождаться в его голове. — Вы правы, сэр, — сказал он. — Чудовищ не существует. — Добавил он. — Вы просто человек. А человека. Человека можно одолеть.