***
Полиция звонит Джиму домой, но Фрэнк поднимает трубку и говорит им в недвусмысленных выражениях, что он никогда в жизни не слышал об этом никчемном мальчишке Кирке. Да, он женат на Вайноне Кирк. Да, Вайнона Кирк - единственная живая родственница Джеймса Кирка. Нет, он не хочет платить за освобождение под залог. Нет, он не хочет посетить пасынка. И мать Джеймса тоже. Ему не нужно спрашивать, что она думает, потому что он знает, что она думает. Нет, он не хочет платить за услуги адвоката. Вы знаете, он так и знал, что мальчик однажды окажется испорченным. Скатертью дорога. Короче говоря, дело Джима направляется в суд с предоставленным государством защитником по имени мистер Харт, который имеет ровно один костюм и немедленно признает вину. – Однако, – добавляет Харт, и Джим может видеть (и чувствовать), что он уже насквозь пропотел в этом пиджаке, – принимая во внимание то, что мистер Кирк сразу вернул деньги и не оставил никаких следов в фаерволе Звездного флота, я предлагаю отправить его домой с символическим наказанием, ведь никто не пострадал. – Ваша честь, – перебивает прокурор. Высокая, светловолосая и горячая. – То, что мы обсуждаем – это не маленький проступок: мистер Кирк мог вернуть деньги, но он все-таки украл десять миллионов кредитов у Звездного флота. Мало того, это восьмой арест мистера Кирка и его третий суд. Символические наказания не были эффективны в прошлом, было бы глупо рассчитывать, что они будут эффективны в будущем. – Она сурово смотрит на Джима, водрузившего ноги на стол и забавляющегося тем, как вздрагивает мистер Харт каждый раз, когда Джим громко лопает пузырь из жвачки. – Мы даже не можем отправить его домой, как предлагает мистер Харт, потому что его мать и отчим больше не хотят брать на себя ответственность за него. – Чем вы занимаетесь вне дома? – спрашивает судья. – Ну, – говорит Джим медленно, откинувшись назад еще дальше и заложив руки за голову. - В субботу я взломал Банк Звездного флота. Прокурор скрипит зубами. К сожалению, это не делает ее менее привлекательной. – Судя по всему, мистер Кирк работает неполный рабочий день в цветочном магазине "Восточное море". Остальное время он, кажется, посвящает своим сексуальным увлечениям. Джим усмехается и хлопает ресницами в ее сторону. – Да, я очень занят, но не волнуйтесь - уверен, что смогу впихнуть вас куда-нибудь. Мистер Харт изображает стопстопМЭЙДЭЙМЭЙДЭЙМЭЙДЭЙ* в сторону Джима. Прокурор сверкает глазами. ___________ (* Mayday — международный сигнал бедствия в радиотелефонной связи, прим.певодчика) Судья печально качает головой. – Когда я услышал, кто вы, не мог поверить... (Желудок Джима сжимается. Он знает, куда все идет.) – ...что сын капитана Джорджа Кирка мог бы... (Иииии вот оно.) Судья продолжает говорить, но у Джима в голове отличный Фильтр Лести Джорджу Кирку и он слышит только: «...прекратите мелкие преступления бла-бла-бла у вас есть представление, кто ваш отец бла-бла-бла великий человек бла герой бла был бы разочарован, если бы бла-бла-бла...» Наконец, то ли у судьи заканчиваются пламенные речи о Джордже, то ли он понимает, что Джим гораздо больше внимания уделяет ручке, которую вертит в руке, потому что он останавливается и говорит после долгой паузы: - Я полагаю, генетика – еще не все. Вот так он и решил. Списал Джима как ошибку природы, неудачу генетики, занятную историю, которую можно рассказать своим детям. Сын героя, воплощение своего отца, мальчик, который не мог спасти никого. Даже себя. Джим стискивает ручку так, что костяшки пальцев белеют. – Каковы предложения сторон? – спрашивает судья. – Пять лет в детском исправительном центре, Ваша честь, – говорит прокурор сразу. Мистер Харт смотрит на Джима беспомощно и произносит. – Два года в детском исправительном центре и пятьсот часов общественных работ. – Простите, Ваша Честь, – перебивает другой голос из зала суда. Джим оборачивается, чтобы увидеть, как поднимается человек в форме Звездного флота. – Я хотел бы задать мистеру Кирку несколько вопросов,- говорит он. – Пройдите вперед,– говорит судья. Мистер Харт бросает ему взгляд, говорящий: не облажайся. Джим закатывает глаза. – Как вы взломали систему безопасности банка? – спрашивает офицер. Должно быть, он из команды, разработавшей систему безопасности, потому что выглядит глубоко и лично оскорбленным самим существованием Джима. – Какой код вы использовали? – Ах это? Просто состряпал что-то на скорую руку, я переживал, что использовал слишком много куркумы. Вам правда понравилось? К его чести, он просто сужает глаза и говорит: - Я хотел бы взглянуть на него. Джим сопротивляется, говоря я бы тоже хотел взглянуть на кое-что твое, детка, но отдает ему падд. Тот стоит некоторое время, прокручивая 338 страниц кода Джима, его глаза распахиваются все шире и шире с каждой минутой. – Вы это написали? - выдает он сдавленно через пять минут изучения падда. – Да, – говорит Джим медленно, настороженно, но человек уже отвернулся, поручая ассистенту позвонить какой-то главной программистке, чтобы она пришла немедленно. После чего целая команда из десятка программистов толпится вокруг падда, уставившись на код Джима, перешептываясь и бросая на Джима ошеломленные взгляды. Спустя минут двадцать женщина, которая, вероятно, и была главной программисткой, выходит вперед и говорит. – У нас есть альтернативное предложение, как наказать мистера Кирка. Судья машет ей продолжать. Она смотрит прямо на Джима и произносит. – Вместо того, чтобы тратить пять лет в исправительном центре, он может подписать пятилетний контракт с отделом компьютерного программирования и инженерии Звездного флота. Он будет обучаться и получать соответствующую зарплату за свою работу. Джим разражается хохотом. – Вы знаете, кем был мой папа, так ведь? – объясняет он, отдышавшись. – Нет такой причины, что бы заставила меня вступить в Звездный флот. - Отлично, – говорит она, и Джим видит настоящий гнев на ее лице. – Тогда я предложу вам сделку. Если Звездный флот сможет использовать этот код для разработки обновления нашего фаервола, мы сократим срок до одного года. Прокурор выглядит возмущенной. Джим размышляет. - До трех месяцев, - говорит он. Она хмурится. - Шесть. – Идет.***
Не то чтобы Джим не знает, кто его отец, совсем наоборот. Многие, кого он встречает, кажется, считают своей обязанностью объяснить Джиму, кем именно был его отец, особенно когда Джим делает что-то неправильно. Серьезно, Джим это понимает. Его папа героически погиб, спасая сотни людей, и это означает, что сотни спасшихся людей обязаны его папе, что означает, что тысячи спасшихся людей косвенно обязаны его папе, что означает, что миллионы людей просто восхищаются им. И поскольку у некоторых из этих миллионов, очевидно, в руках слишком много денег, Джим был вынужден посещать десятки церемоний пожертвования и открытия зданий, посвященных памяти Джорджа Кирка – обычно приютов для сирот, больниц и других детских заведений, ведь кто может устоять, когда ребенку нужна помощь, верно? Тем временем Джим должен быть ходячим представлением на каждой такой вечеринке, где собравшиеся демонстрируют интерес и сочувствие, а затем - неминуемое разочарование, когда Джим не оправдывает шумиху вокруг его имени и лица. Передышку ему мог дать только Сэм, который цепляется за него и отвлекает, подначивая его попробовать саннакчи**. _______________ (**Саннакчи — разновидность хве, блюда корейской кухни. Представляет собой приправленного кунжутным маслом и посыпанного кунжутом живого осьминога, прим.пер.) Поэтому, если честно, вряд ли эта фигня должна его удивлять, но он все еще не знает, смеяться или плакать, когда полицейская машина подъезжает к Детскому Исправительному Центру Джорджа Кирка.***
Штука в том, Джиму на самом деле нравится в этом центре. Вскоре он узнаёт, что, в отличие от парковых скамеек, пожарных лестниц и даже цветочного магазина Миры, в исправительном центре есть теплые кровати, регулярное питание и толпа других озабоченных мальчишек, болтающихся там. Имеется даже приличный спортзал и разные дополнительные занятия от медитации до боевых искусств. Джим пытается заниматься всем (он отвратителен в медитации и великолепен в боевых искусствах, что абсолютно никого не удивляет). Джиму даже нравятся семинары по жизненному ориентированию, где он может наблюдать, как бледнеет лицо консультанта по выбору профессии, когда он говорит, что хочет стать сотрудником центра для малолетних преступников, когда вырастет. Честное слово, это место было бы раем, если бы не эта идиотская система публичного оповещения.***
Мистер Бартоломью Мортимер – да, у него есть свой почтовый код – директор исправительного центра, большой мужик и такой же радиолюбитель. Он свою систему публичного оповещения подключил в каждую камеру, каждую комнату, каждый коридор, каждый закоулок и каждую щель этого места – от его голоса не скрыться даже в ванной. И его объявления распространяются дальше, и дальше, и дальше. Джим не удивился, если бы мистер Мортимер начал рассказывать про каждый ингредиент в меню на обед. И он повторяет фразы типа «Внимание всем сотрудникам, внимание всем сотрудникам. Говорит ваш директор. Повторяю, говорит ваш директор. Это прекрасный день, просто прекрасный...» Это так раздражает, что даже преподавателей и сотрудников службы безопасности передергивает, когда система оповещения подает звуковой сигнал входящего сообщения. Но если серьезно, помимо этого, Джим, наверно, мог бы жить здесь вечно.***
Возможно то, что он больше всего любит в центре - это занятия английским с мисс Уильямс, отчасти потому, что математические и естественно-научные занятия тянутся так мееедленно, а отчасти потому, что мисс Уильямс супер-фантастический преподаватель. К сожалению (или к счастью), она и Джим - единственные литературные ботаники в исправительном центре, поэтому обычно они адресуют все свои замечания во время урока друг другу, даже если они не делают этого прямо. Как-то раз они проводят все занятие, обсуждая является ли эликсир, который превращает Джекила в Хайда, собственно эликсиром или эвфемизмом для чувства. (Мисс Уильямс нравится идея о подавлении чувств, и Джим на самом деле согласен с ней, а это значит, что он должен защищать другую сторону, потому что вот такой он тролль.) Однажды она тянет его в сторону после занятия и говорит, что она отправила специальный запрос, чтобы Джим мог брать книги в камеру. Она даже дает ему конверт с копией письма. (Для предъявления по месту требования: Я хотела бы просить об исключении из правила, запрещающего книги за пределами классной комнаты для моего студента, Джеймса Тиберия Кирка. Мистер Кирк умен, проницателен и хочет учиться, и его творческий подход и ясность мышления, несомненно, позволяют ему работать отдельно от остальных. Я также отметила по его пониманию литературы, что у него есть серьезное чувство справедливости и глубокое сочувствие всему живому, с каким я прежде не сталкивалась у своих студентов. Интуиция мистера Кирка и его моральный компас - верные и надежные силы его разума, которые будут служить ему хорошо, если он им позволит. Это привилегия - приложить руку к образованию мистера Кирка, способствуя при этом развитию того, кто, я уверена, станет поистине образцовой личностью. Мисс Лейкира Уильямс) Когда Джим возвращается в свою комнату, он бросает взгляд на первую строчку письма и не может прочитать остальное. Он не знает, почему именно. Может быть, это потому, что он уже достаточно разочаровывался в людях. Он откладывает письмо в сторону и обещает, что заставит себя прочитать его однажды. В любом случае, ее запрос принят и Джиму разрешено на время брать одну книгу в свою комнату из сильно устаревшей (читай: идеальной на вкус Джима) библиотеки центра. Так Джим проводит все свободное время, проглатывая произведения Шекспира, Хемингуэя, Стивенсона, Диккенса, Джейн Остен, Марка Твена... Он довольно быстро читает, и ни одна книга не задерживается в камере Джима слишком долго, за одним исключением: Великий Гэтсби, книга о мальчике, который не имеет своей собственной индивидуальности, а лишь ту, что от него ждут. Джим держит ее неделю и перечитывает шесть раз. У тюрьмы для подростков есть, конечно, свои отрицательные стороны. Это также очевидно, как то, что среди офицеров и заключенных восемьдесят пять процентов – драчуны и забияки. Ему удается оставаться в стороне первые несколько недель, но иллюзии развеиваются дымом, когда Джим видит двух огромных парней, которые зажимают паренька в два раза меньше их в углу во время обеда. – Спорим, ты такой тощий, что тебе даже есть не надо, – говорит Твидлди. – Да, крысам тут норм, и тебе норм будет, – соглашается Твидлдам, – давай сюда. И в этот момент у Джима в голове взрывается бомба с надписью «ДЕТИ ГОЛОДАЮТ», и он видит, как этот идиот медленно протягивает свой обед Твидлди*** и Твидлдаму***, и внутри включается обратный отсчет, крутится в бешеном темпе. ______________ (***персонажи книги «Алиса в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла и английских детских стишков. Впоследствии эти имена часто использовались для насмешливого обозначения любых двух человек, очень похожих внешностью и манерами.прим.пер.) Он уже знает, что случится, когда встает перед ними и говорит: – Эй. Отвалите. Твидлди и Твидлдам переглядываются, а потом ехидно обращаются к Джиму: –Да? Что собираешься делать? Джим скрещивает руки, наклоняет голову и поднимает брови - его такое не впечатляет: –Правда? Думаете, испугаюсь?– он делает шаг вперед, и, как все мелкие пакостники, они тут же отступают. – Я видел вещи, которые никто видеть не должен. Я чуть не сдох больше раз, чем вы классов закончили. Мне свою жизнь только в предсмертной записке описывать, мне терять нечего. Вы правда - на самом деле - думаете, что я боюсь? Они смотрят на него, потеряв дар речи. Наконец Твидлди поворачивается и очень быстро не-убегает. Твидлдам спешит вслед за ним. -Спасибо, – говорит мальчик тихо, глядя на Джима с обожанием, что неуютно напоминает ему Кевина, – э-э, я не думаю, что мы встречались?.. Я Дэнни. Ты кто? Наверное, лучше не объявлять всем, что он сын парня, чье имя красуется по всему центру. – Гэтсби, – говорит Джим, – Джей Гэтсби.***
За несколько часов история о джимовой истерике распространяется, как лесной пожар, обрастая подробностями. На следующее утро рассказ о том, как Джим обратил в бегство Твидлди и Твидлдама, превращается в полноценное описание бешеного припадка. Обычно люди после такого два раза подумают, стоит ли вообще подходить к Джиму, но сейчас он внезапно становится парнем, с которым все хотят знаться. Он становится известен, насколько это возможно в центре заключения, превратившись в кого-то типа старшего брата для младших и лидера для всех остальных. Его любят не все; отношение варьируется от симпатии до обожания и невольного уважения. Парень по имени Харкут Фентон Мадд (сидит за контрабанду) вообще говорит ему в лицо, что займет его место, как только представится возможность. И эту жестковатую честность Джим тоже ценит. Когда рядом есть кто-то, с кем можно потрепаться за обедом или в тренажерке - это довольно приятно, даже если никто, кроме мисс Уильямс, не заметил ничего странного в его имени. Ну и да, их система оповещения уже достала. – Слыхали? – говорит как-то за обедом Гарри, пихая Джима локтем в бок. – Неа, – отвечает Джим, – каждый раз, как эта хрень включается, я слышу только «Внимание, это Центр Исправления Кирка, я мистер Мортимер-хер. Хер-хер-хер». – Пропускаешь новости. К нам едет новенький. «Мама меня прибьет», думает Хэдли, пока офицер рассматривает его личное дело. –Мистер Флинн, повернитесь. Эээ... пожалуйста, – добавляет охранник, глядя снизу вверх с плохо скрываемым страхом. Хэдли вздыхает и поворачивается боком. Не то что бы на него не смотрели так раньше, при его-то росте 7 футов и весе 250 фунтов, но ему казалось, что все-таки сотрудники комплекса – не будут, как все остальные. Другой офицер подходит, заглядывает в планшет. –Мистер Флинн, мне нужно, чтобы вы подписали... – и тут она смотрит вверх. – Подписали... господи. Правда, она быстро берет себя в руки и говорит: –То есть, я имею в виду... Пожалуйста, подождите минутку. Она исчезает. Хэдли глубоко вздыхает. Конечно, он окажется торговцем наркотиками и попадет в центр для несовершеннолетних именно в тот единственный раз, когда его родители уехали в отпуск вместе. Разумеется. Он пытался объяснить, что случилось, задержавшим его офицерам, судье, родителям (они были вне зоны действия сети – вот почему его мама обязательно убьет его, когда узнает), офицерам, которые его сюда привезли - но хватало одного взгляда на его размеры, и, честно говоря, и словно всегда нахмуренное лицо, чтобы каждый из них тут же решил, что он преступник. Офицер возвращается (теперь у нее в кобуре фазер), и опасливо приближается к Хэдли, протягивая ему документы для подписи. После соблюдения всех формальностей они отводят Хэдли в другое помещение, где встречаются с еще одним офицером, который говорит: –Так это новенький... оу. Хэдли полностью завладевает вниманием пялящегося на него охранника на целых три минуты, прежде чем другой охранник прокашливается и напоминает ему, что он должен делать. –Мистеру Флинну нужна комната, Митчелл. Лицо охранника медленно озаряет какая-то мысль: –Я знаю, куда мы его денем, - и к полному замешательству других охранников поясняет, – Кирк. Кирк - как название комплекса? Но другие офицеры, кажется, понимают, что он говорит, потому что они все начинают улыбаться. –В-верно. Может быть, это заставит его отнестись к заключению серьезнее. – Он должен отнестись к этому серьезно, парень не сможет никуда деться отсюда в ближайшее время. Он из тех, кто выйдет из комплекса и в конечном итоге в него же вернется, а затем, когда он повзрослеет, он окажется в тюрьме. – Жаль, с таким-то личиком. Он еще что-то бормочут в знак согласия, и довольно скоро он в сопровождении двух охранников лягушачьим шагом идет через просторные холлы мимо нескольких комнат (некоторые мальчики выглядывают из комнат в надежде на развлечение, но сразу же прячутся обратно, только встретившись с ним взглядом). Наконец они подходят к той комнате, где он, по-видимому, будет жить следующие шесть недель, и один из офицеров вводит код. Дверь отворяется, они снимают с Хэдли наручники и вталкивают его внутрь. –Эй, Кирк. У нас для тебя новый дружок. Его сокамерник, белобрысый подросток, читает книгу, пристроенную на животе, и издает невнятный звук. Хэдли наклоняет голову, чтобы прочитать название. "Суровое испытание". – Не хами сразу. Поздоровайся. Кирк бросает на него взгляд (и вау, глаза такие очень-очень синие), и Хэдли смотрит на него с ожиданием того-самого-второго взгляда, который оценивает его размеры, вверх-вниз, оценивает вероятность, что Хэдли захочет его убить. Но он не видит привычного страха; Кирк кажется всего лишь слегка заинтересованным. – Привет, – говорит Кирк. Офицер, который предложил эту комнату (или, точнее, этого соседа по комнате) слегка тушуется, но все, что он говорит - "мы оставим вас вдвоем, чтобы познакомились", и оба выходят из комнаты. Так что Хэдли оставляют там, а Кирк возвращается к своей книге, и, кажется, сразу забывает, что в комнате есть кто-то еще. Он порывается что-то сказать несколько раз, но каждая идея, которая приходит в голову, глупее предыдущей ("Кирк - твое настоящее имя?", или "какой твой любимый цвет?", или "если бы ты был посудой, то какой?"), так что в конце концов он просто отбрасывает эти мысли и продолжает сидеть на кровати напротив Кирка. Стальная рама поскрипывает. Они сидят некоторое время в мертвой тишине, и от этого Хэдли хочется закричать, но Кирк, кажется, не замечает этого. Вот только время от времени парень вскидывает на него свои ярко-голубые глаза, рассматривая его расчетливо и немного настороженно. В конце концов Хэдли не выдерживает: – Так что... хорошая книга? Глупо глупо глупо ГЛУПО, вопит внутренний голос. После паузы Кирк смотрит на него, наклоняет голову и говорит: – Ну, неплохая. Что, читать любишь? – Нет вообще-то,- говорит он неловко, - просто пытаюсь завязать разговор. Хэдли на самом деле просто хочет, чтобы этот разговор закончится и он перестал чувствовать себя дураком, но Кирк криво ему улыбается: – Я Джей. А ты? – Хэдли, – говорит он. – Твое имя... Хэдли? – Джей повторяет, как если бы он не был уверен, что услышал правильно. – Не самое крутое имя, – признает Хэдли, потирая шею. Парен фыркает: – Да, серьезно. Он встает и подсаживается на кровать к Хэдли. Стальная рама стонет, и Джей смотрит на него, вскидывая брови. – Вау, кажется, им и правда придется укреплять кровать. Круто. Круто. Да, можно и так сказать. – Ага. Эм. Ты почему здесь оказался, Джей? Да-да, расскажи мне о своей судимости. Отличное начало разговора. –Взлом и хищение с чужого банковского счета, – отвечает Джей, отмахнувшись, – как насчет тебя? –Ну, – нервно начинает Хэдли, – я за хранение марихуаны. Но я не ничего не делал, я клянусь, что я не... Его сосед по комнате перебивает его, утешительно похлопывая по спине. –Верю, верю. А что на самом деле? – Ну... выбрасывал мусор в неположенном месте, – говорит Хэдли. Джей смотрит. – И нарушал общественный порядок? – добавляет он с надеждой. Белобрысый усмехается, хлопает Хэдли по спине. – В таком случае, я думаю, это может стать началом прекрасной дружбы. Только надо что-то придумать с именем... У тебя есть второе имя? – Э-э, да. Николас? – предлагает Хэдли. Его сосед весело ухмыляется.***
В тот же день по дороге на ланч Джей говорит Хэдли - нет, Нику – сесть от него на пару столов дальше. Хэдли обводит взглядом море незнакомых людей. – Но… я не знаю, что… – Ничего не говори, – отвечает ему Джей. – Сядь там и не говори ни слова. Я обо всём позабочусь. Хэдли – или Ник, неважно, - послушно отходит, стараясь не смотреть на испуганные лица других парней. В столовой довольно шумно, но если поднапрячься, то можно услышать большую часть того, о чём говорят за нужным столом. – Хей, кто этот новый парень? – шёпотом спрашивает мальчик, сидящий напротив Джима. – Мой сокамерник, – отвечает он, и его голос звучит… испуганным? Страх Джима, видимо, передаётся собеседнику, потому что он в его голосе тоже появляются нотки страха. – За что он тут? Краем глаза Хэдли видит, как Джей ниже склоняется над своей тарелкой. – Нет, Гарри. Если он узнает, что я рассказал тебе… – Я никому не скажу! Джей явно сомневается. – Не скажу, – настаивает Гарри. – Зуб даю. Джей опасливо оглядывается по сторонам, затем наклоняется вперёд и говорит: – Чувак убил своего отчима. – Оба - и Хэдли, и Гарри- вздрагивают от неожиданности. – Не может быть… – Убил, потому что тот ублюдок избивал его маму, но всё равно. Я бы не хотел ругаться с этим парнем. Гарри кивает и беспокойно, воровато косится в сторону Хэдли. Тот упрямо старается смотреть только перед собой. Через пару минут он всё же не выдерживает и бросает быстрый взгляд на Джея. Тот подмигивает ему в ответ.***
Очевидно, Гарри не способен хранить секреты, потому что уже к обеду все знают о преступлении Хэдли и реально боятся его. – Я думал, что целью было подружиться с кем-нибудь, – расстроенно говорит Хэдли. – А теперь все боятся даже взглянуть в мою сторону! – Всё идёт по плану, – успокаивает его Джей. Поэтому Хэдли старается не думать об этом и идёт на занятия в класс, потом на обязательный сеанс терапии и совершенно точно не переживает, что будет обходиться без друзей (ну, кроме Джея) весь шестинедельный срок заключения. Впрочем, ему не стоило сомневаться в обещании Джея. Он немного опаздывает на спортивную тренировку, которая, как оказалось, проходит дважды в неделю, из-за того, что его привели под конвоем (и даже не с одним офицером, а двумя), и, когда он, наконец, приходит в зал, все парни уже желают с ним подружиться. – Не могу поверить, что ты убедил его присоединиться к нашей группе, Джей, – слышит он в перерывах между знакомством с таким числом людей, что он вряд ли когда-либо сможет всех запомнить. – Ты просто гений. Я прямо готов расцеловать тебя! – Что ж, надеюсь, ты не станешь лишь этим ограничиваться, – с усмешкой отвечает его сокамерник. – Какая группа? – тихо спрашивает его Ник, когда ему, наконец-таки, удаётся прорваться сквозь толпу желающих подружиться. Приятно, когда кто-то борется за твоё внимание, вместо того чтобы бояться. – Здесь есть несколько главных дружеских компаний – ну, или альянсов, если угодно. Согласиться вступить в один не значит, что уже не сможешь присоединиться ко второму. Но ты не можешь нападать на людей из своей группы. – Но… я ведь не собирался делать ничего такого. Джей злорадно усмехается. – Но ведь они этого не знают. Хэдли уже открывает рот, чтобы ответить, как тут ещё один парень протискивается между ними. – Харкут Фентон Мадд, – громко представляется он, протягивая руку. Хэдли пожимает её. – Х.. Ник. – отвечает он. – Так, ладно-ладно, хватит уже, – говорит Джей, когда рукопожатие явно затягивается. – Гарри. Руки прочь от моего знаменитого друга. – Ты всегда получаешь известных друзей, – дуется Гарри. – Он мой единственный известный друг, – Джей как-то странно на него смотрит. – И он так уж и знаменит. – Ну да, продолжай в это верить, – усмехается Гарри и уходит от них. Джей поворачивается лицом к Хэдли и пожимает плечами. – Ну, по крайней мере, люди здесь довольно-таки интересные, да?***
После этого Джей и Ник (и да, Джим не может перестать улыбаться, даже если он единственный, кто знает, в чём прикол) становятся практически неразлучны. Джим даже позволяет ему одолжить Великого Гэтсби, и если это не самый явный признак дружбы, то лучше уже не придумаешь. Ник прочитывает книгу, но ни разу не спрашивает Джея о его настоящем имени. Прямо как он и сказал. Дружба. Жаль, что Ник – закоренелый натурал, иначе они сошлись бы уже с первого дня.***
Хэдли просыпается от леденящего кровь крика. Он подскакивает на кровати и пытается что-то нащупать в темноте, прежде чем понимает, что крик прекратился, а его сосед по комнате дышит так, словно только что из воды вынырнул. – Джей, – шепчет он. Нет ответа. – Джей. Джей! – Что? Хэдли, струсив, снова ложится обратно. – Ничего. Ты кричал. Джей делает глубокий вдох и запускает руку в волосы. – Прости. – Да нет, я не об этом. Просто… звучало ужасно. Джим ничего не отвечает. Он переворачивается лицом к стене, отгораживаясь от Хэдли. – Я хочу сказать… если ты когда-нибудь захочешь поговорить об этом… – Забудь, Ник, – говорит Джей. – Но… – Я сказал, забудь. Стальная рама недовольно скрипит, когда Ник устраивается поудобнее. Следующий час они оба проводят, притворяясь спящими.***
В этом явно есть что-то эротичное, думает Бартоломео Мортимер, глядя на спортивные тренировки. Наверное, именно поэтому он организовал всё так, чтобы дежурство в спортзале приходилось именно на время, когда тренируются мальчики. Ладно, он намеренно организовал всё так, чтобы дежурство в спортзале приходилось именно на время, когда тренируются мальчики. У всех есть свои слабости, думает Бартоломео, глядя на то, как они бегают и прыгают за мячом, их майки насквозь мокрые от пота. И это ведь не то, чтобы он курил или увлекался азартными играми. Всё, что он делает, так это воспитывает заключённых… используя немного креативные методы. Да и они наверняка предпочтут его методы тому же гипсу, который получил в своё время Бартоломео. Все эти ребята заслуживают дисциплинарное наказание за тот или иной проступок. А его метод просто… один из более приятных способов это сделать. Намного более приятных, думает он, когда один конкретный мальчик попадает в его поле зрения. Он строен и хорошо двигается, явно один из лидеров в игре и среди друзей, потому что ему часто передают мяч, и почти каждый его удар достигает цели. Бартоломео смотрит, как парень прыгает, чтобы забить трёхочковый, его майка задирается, обнажая твёрдые мышцы пресса и лёгкий намёк на тёмно-русые волосы внизу живота. Он так поглощён, что едва обращает внимание на мяч, попавший в кольцо, пока команда Кирка не взрывается криками ликования. – Кто это? – спрашивает он тренера, указывая на смеющегося парня, которого со всех сторон окружили члены его команды. – О, это Кирк. Хороший парень. Кирк, как и название учреждения? Впрочем, это довольно распространённое имя. Бартоломео хмурит лоб. – И у него нет проблем? – Эмм… ну, – медленно отвечает тот. – Вчера на тренировке по каратэ я слышал, что кто-то видел, как он прячет еду у себя в комнате. Когда его спросили об этом, он не стал давать каких-либо объяснений. Но кроме этого… Для Бартоломео этого достаточно. Он смотрит, как этот парень, Кирк, кружит вокруг другого, более высоко парня, пасует мяч другому игроку, бежит и снова получает мяч, тут же забивая его в кольцо. Боже. Бартоломео уже возбуждён, и ведь он всего лишь смотрит. Вскоре игра заканчивается и десять парней подбегают к Кирку, чтобы взлохматить ему волосы, хлопнуть по спине, притянуть ближе, обхватив за плечи. Потом ребята направляются в раздевалку, и Бартоломео следует за ними. Директор видит Кирка рядом с бутылью с водой, он жадно пьёт воду из бумажного стаканчика, запрокинув голову и закрыв глаза от удовольствия. Бартоломео прочищает горло, чтобы голос звучал спокойнее. – Кирк, до меня дошла информация, что ты нарушил правила исправительного центра. Вот только все его слова, после «нарушил» тонут в вихре воплей и ора, когда двое парней, направляющихся в душ, замечают Кирка и вступают с ним в шутливую перепалку. Тот смеётся, огревая их полотенцем, что висело у него на шее. - Что вы говорили? - спрашивает Кирк, когда они уходят. - Ээ. Мое внимание привлекло то, что ты не повиновался политике места заключения.. Его голос повышается удушливо, как будто его душил Бартоломео, поскольку очевидно, что это только промежуточное обсуждение, Кирк рассеянно натягивает свою футболку через голову, демонстрируя гладкие перекаты мышц и блеск пота на груди. - Вы имеете в виду с едой? Мне жаль. Я постараюсь больше этого не делать. - Нет - что сделано, то сделано, и... - директор насильно должен оторвать свое внимание от тела Кирка и сосредоточиться на разговоре. - …последствия… И в этот момент ещё пятеро парней проходят мимо, хватают Кирка и начинают распевать какую-то пошлую песню, которую Бартоломео так и не может вспомнить, о мужчине, уже попавшем в круг. Проходит какое-то время, прежде чем Кирку, ухмыляющемуся и шутливо замахивающемуся полотенцем, удаётся от них отцепиться. К тому времени, когда мальчик снова поворачивается к нему, держа в руках новый стакан с водой, директор уже забыл, о чём шла речь. - Дисциплинарные меры должны быть приняты, мистер Кирк, - объясняет он, в то время как шестнадцатилетка делает глоток из бумажного стаканчика и выглядит слегка удивленным, но преимущественно беспечным. Он не отвечает, и Бартоломео принимает это в качестве согласия, так что продолжает: - Я прикажу, чтобы офицеры проводили тебя к моему оф…мм... - его голос обрывается, поскольку Кирк льет оставшуюся часть воды себе на голову , пропуская ее через волосы, затем проводит по лицу. Вода капает вниз по волосам в изгиб ключиц и стекает по груди. - Вы хотите встретиться сегодня вечером в офисе для принятия дисциплинарных мер? - подводит итог мальчик. Бартоломео, пытаясь компенсировать разницу в росте, старается звучать твердо: - Да. Кирк размышляет об этом. - Неа, - говорит он наконец. Директор зевает: - Что значит «неа»? - изумленно повторяет. - Я имею в виду, что не хочу заниматься с Вами сексом, - терпеливо объясняет Кирк. - Без обид , но, кажется, вы действительно плохи в постели, - он посылает Бартоломео примирительную улыбку и отправляется в душ. Бартоломео шокировано смотрит ему вслед.***
Слушайте, Джим получал множество предложений о сексе за свою жизнь, окей, так что он полностью забывают об инциденте к тому времени, когда на следующей неделе наступает время для спортивного кружка (футбол на этот раз). Джим считает футбол намного более спокойным, нежели баскетбол, он наслаждается и бездельничает, проводя больше времени, чтобы отбить удары, чем нанести свои. Ник - вратарь, который просто превосходно расположен относительно всех играющих. Ему стоит только двинуться, и он все еще ловит все удары. Он «случайно» опрокидывает Уилла, когда тот попытается взять удар Ника и перехватывает мяч, оставив Уилла на полу позади себя, проклинающего и молотящего руками. Его удар по воротам противника остановлен вратарем, и Джим пользуется возможностью во время короткой стычки и опирается руками на колени чтобы перевести дыхание. Именно тогда он видит, что мистер Мортимер загоняет одного из младших детей в угол, стоя со стороны спортзала. Директор повернулся таким образом, что Джим не видит лицо, но то, как ребенок обхватил себя руками с выражением лица словно на него охотятся, смущающее и слишком знакомо. «Нет», думает Джим, и его напряжение огорошивает его же. «НетнетнетНИКОГДАоннеможет...» Но …он не может… Пристальный взгляд падает на футбольный мяч, и он думает: «Ха. Возможно, я смогу». Если только он сможет точно задать правильную траекторию... У него есть всего один шанс, чтобы сделать все это, но – эй! Джим всегда обладал физической ловкостью. – Хей! Люк, сюда! – кричит Джим. Люк пасует ему мяч, и Джим пару секунд держит его в руках (тридцать восемь градусов, думает он), затем разворачивается на месте, уклоняясь от попытки забрать мяч (сорок два градуса). Но вместо того, чтобы повернуться лицом к площадке (пятьдесят девять градусов), он со всей силы бросает мяч в стену (примерно со скоростью сорок миль в час. Поехали). Футбольный мяч мчится через комнату, врезается в противоположную стену под углом тридцать восемь градусов и приходит в норму, снова врезается в ближайшую стену под углом сорок два градуса приблизительно на пятидесяти милях в час, снова врезается в противоположную стену под углом пятьдесят градусов с сорока милями в час и бьет мистера Мортимера прямо по затылку с достаточной силой, чтобы вырубить его. Все мальчики оборачиваются и смотрят на Джима. - Ой, - говорит Джим. Учитель физкультуры начинает волноваться: - Что ты наделал, Кирк? - вопит он. - Извините, бешеный мяч, - говорит он, пожимая плечами. - Не трогай его. Нет, не трогай его! - кричит учитель физкультуры, когда Дэнни пытается посмотреть, мертв ли мистер Мортимер. - Я приведу медсестру. Я скоро вернусь, дети, ничего не трогайте. Все двери заперты и камеры работают. И он выбегает из спортзала, оставляя мальчиков одних. - Ладно, - говорит Джим, переступая через бессознательного мистера Мортимера и запрыгивая на стол около стены спортзала. - Все в сборе. У нас есть лишь десять минут. Все мальчики собираются вокруг стола и смотрят на Джима выжидающе и осторожно. Джим упирается руками в бедра и говорит: - Поднимите руки, кому мистер Мортимер делал непристойные предложения? На спортзал опускается гробовая тишина. Ни один человек не поднимает руку, даже ребенок, к которому мистер Мортимер приставал десять секунд назад. Они тоже боятся, понимает Джим. Или, возможно, они думают, что на них посмотрят презрительно. Джим закатывает глаза и поднимает свою руку. Один за другим другие дети следуют примеру и почти все вскидывают руки в воздух, за исключением более крупных детей, таких как Твидлди, Твидлдам и Ник, который выглядит слегка расстроенным. Ни один из них не поднимает взгляд на Джима. Джим чувствует нездоровый, жгучий гнев, скручивающий его внутренности и подступающий к горлу. - Прекратите... ни у одного из вас нет причин стыдиться! Это мистер Мортимер - тот, кому должно быть стыдно, - пока он говорит, в его голове начинает формироваться идея. - Именно Мортимер будет стыдиться, когда я закончу с ним, - обещает он. Джим замечает Дэнни среди мальчиков, которые подняли руки, и тошнота подкатывет к горлу. Ему всего одиннадцать лет. Боже… Он становится на колени так, чтобы оказаться ближе к Дэнни, но мальчик отводит взгляд словно стыдится: - Эй. Эй. Посмотри на меня, Дэнни. Всё в порядке … Это - просто секс – это действительно ничего не значит, - говорит он ему, отчаянный пытаясь ослабить боль, которая отражается на лице мальчика. - Это похоже на еду. Ты даже не помнишь первый раз, когда ты поел, потому что он действительно не имеет значения, знаешь? Ты сделаешь это ещё столько раз после этого, что ты и не вспомнишь о том первом разе. - Надо сказать, что этот подход не работал на Джиме даже сейчас, однако это не значит, что он перестал пытаться. Дэнни с сомнением кивает, и Джим поднимается, чтобы обратиться ко всем. - Теперь послушайте! - говорит он. - Каждый из нас просто ещё один одинокий ребенок, и просто один ребенок против всего остального мира. Проблемы у нас еще будут.. Если мы - каждый сам за себя - мы слабы. Если мы не объединяемся, мы слабы. И прямо сейчас мы не можем позволить себе быть слабыми. - Почему мы должны тебя слушать? – требует Твидлдам. - Ты видишь здесь кого-то еще, у кого есть план? - отвечает Джим, театрально озираясь. - Или, я полагаю, ты просто хочешь, чтобы мы развернулись спиной и приняли то, что они дают нам? - Нет, - хором ответили мальчики. - Кто здесь сыт по горло и готов бороться? - кричит Джим. - Я! - Да, хорошо, - говорит Джим, опускаясь на колени так, чтобы он мог говорить с ними более конфиденциально. - Но в этом – мы больше не просто кучка одиноких я. С этого момента мы – «мы», целое. Сквозь толпу проносится ропот согласия. – Значит, вот как мы поступим. Мы разделимся на пары партнёров, поняли? Соседи по комнате, в идеале, будут вместе, потому что вы больше времени проводите друг с другом. Если Мортимер приблизится к тебе или твоему партнёру, то вы, ребята, держитесь вместе и делаете так, чтобы он не смог обратиться только к одному из вас. Если вы не можете быть буквально приклеены к другому, то вы устраиваете диверсию, поднимаете шум, чтобы он не смог назначить встречу. Затем он смотрит прямо на Ника и говорит: - Ник, ты поделишь на пары маленьких детей с более крупными детьми и должен будешь удостовериться, что они круглосуточно защищены. Я думаю, что Мортимер боится вас, ребята. Может быть, думает, что вы будете бить его, если он хотя бы попробует. - Ник отводит взгляд. - Его ошибка, здоровяк, - уверяет его Джим. После того, как все разделились на пары, Джим хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание: - Хорошо. Гарри, расскажи своим друзьям план и помоги им разбиться на пары. Люк, расскажи своей группе, и Уилл, ты скажи своей. Затем доложите мне, кто с кем в паре, - они кивают, глядя внимательно и торжественно. Джим чувствует волну гордости за их профессионализм. - И последнее перед тем, как мистер Фендрич вернется – мы должны выделить некоторые основные правила, - он загибает один палец. - Прежде всего преданность. Не отворачивайтесь друг от друга, не отказывайтесь друг от друга, не сплетничайте с охранниками, поняли? Все, что у нас есть - это мы. Во-вторых, - он загибает другой палец. – Если что-то пойдет не так как надо, вы говорите мистеру Мортимеру, что это была моя идея, поняли? Я вынудил вас сделать это. Не пытайтесь геройствовать, - он серьезно смотрит на них сверху вниз. - У вас всех есть семьи, которые ждут , что вы выберетесь отсюда… Вы не можете заставить их ждать еще дальше, - они кивают, и Джим продолжает, - Последнее, но не менее важное - не выбрасывайте еду. Мальчики смотрят на него смущенно. - Послушайте, вы, парни, выбрасываете тонну совершенно хорошей еды, это просто не правильно. Они не выглядят менее смущенными. Джим вздыхает: - Это – для меня, ладно? Они кивают. Джим усмехается: - Отлично. Давайте сделаем это.***
Достаточно скоро эти слова доходят до всех мальчиков в месте заключения, и Джим наблюдает как дети расцветают с новой ответственностью. Группы партнеров тщательно стараются прикрывать спины друг друга. Очевидно, некоторые дети даже рассказывают друг другу, что Мортимер с ними делал, чтобы удостовериться, что другие не попадут в те же самые ловушки. Еще лучше, что ни у кого не было «дисциплинарных мер» с мистером Мортимером, начиная с того дня в спортзале. Только Гарри отказывается делиться на пары, и Джим не уверен, что Гарри пытается этим доказать, но все, что он сумел доказать Джиму – то, что он идиот. Джим говорил с Гарри несколько раз, но тот только отмахивался, так что это все. Пара Джима - Ник с Дэнни, но Ник как-то умудряется наблюдать за Джимом и Дэнни. Этот парень похож на гигантского плюшевого мишку, наивно думает Джим. Трудно поверить в то, что Джим когда-то боялся его.***
Когда Ник приходит с терапии, он находит Джея в их комнате, сидящим со скрещенными ногами на кровати, курящим и пялящемся в пустоту, а на коленях у него лежит раскрытая книга. - Где ты это взял? - Спрашивает Ник. - Получил целую упаковку за двадцать минут с Офицером Митчелом на аварийной лестничной клетке, - говорит Джей. - Хочешь одну? - Нет, спасибо. - Как хочешь. - Мальчик пожимает плечами и делает еще одну долгую затяжку. «Самое замечательное в печали то, - сказал Мерлин, - что можно чему-нибудь научиться. Знания - единственное, что никогда не подводит. Ты можешь состариться настолько, что все кости в тебе разболтаются, ты можешь лежать ночи напролет, прислушиваясь к непорядку в своих венах, ты можешь утратить единственную любовь и увидеть, как мир вокруг тебя опустошают злые безумцы, или знать, что честь твою пинками загнали в сточные канавы низких умов. И тогда останется только одно — учиться. Пытаться понять, почему мир пребывает в движении и что его движет. Это единственное, от чего разум никогда не устает, к чему никогда не охладевает, что никогда не причиняет ему мучений, к чему не питает он страха или недоверия и перед чем не испытывает и тени сожаления. Учиться — больше тебе ничего не нужно. Ты только взгляни, как много на свете такого, что стоило бы изучить — чистая наука, единственное, что есть чистого в мире».**** ___________ (****T.H. White, The Once and Future King, Теренс Хэнбери Уайт «Король былого и грядущего», переводчик: Сергей Ильин, прим.пер.) Ник уже привык к задумчивым настроениям Джея, так что он садится на свою собственную кровать и проваливается в некоторое подобие дрёмы, когда Джей с запрокинутой головой и закрытыми глазами бормочет, - Самое замечательное в печали то, что можно чему-нибудь научиться. Ты можешь состариться, можешь лежать ночи напролет, прислушиваясь к непорядку в своих венах, можешь скучать по единственному, кого любил, можешь видеть мир вокруг себя опустошенным злыми безумцами, или знать, что твоя честь растоптана в сточных канавах гнусных умов. Есть только одно лекарство от этого – познание. И тогда останется только одно — учиться. Пытаться понять, почему мир пребывает в движении и что его движет. Это единственное, от чего разум никогда не устает, к чему никогда не охладевает, что никогда не причинит страданий, не вызовет страх или недоверие, и перед чем не испытывает и тени сожалений. Учиться — больше тебе ничего не нужно. Познание - только оно всегда открыто для тебя. Посмотри, как много вокруг всего, о чем можно узнать. - Это прекрасно, - говорит Ник. Джей показывает книгу на своих коленях. Король Былого и Грядущего. - Тебе действительно нравятся классические книги, да? Собираешься стать профессором или типа того, когда выберешься отсюда? Джей хохочет так, будто это самая смешная шутка, которую он когда-либо слышал: - Я? Я не особо хорош для чего бы то ни было. Место вроде этого - наибольшее, чего я когда-либо смогу добиться в карьерном плане. Он говорит это так небрежно, так уверено, что Ник понятия не имеет, что ответить, и в конце концов, Джей тушит свою сигарету о стену камеры и меняет тему разговора. - Ты понял, где находится кнопка? - Да… Дэнни сказал, она под столом мистера Мортимера. Его сосед не спрашивает, что Дэнни делал под столом мистера Мортимера. - И компьютер? - Он защищен паролем. Джей только усмехается. - Что ты замышляешь? – в конце концов спрашивает Ник. - Последние несколько недель мы держали всех подальше от лап Мортимера, не так ли? – Ник кивает, – В конце концов он будет неудовлетворен. Во всех смыслах этого слова. Он будет отчаянно нуждаться в разрядке, и только один ребенок будет доступен. - И этим ребенком будешь ты. - Именно. - Что ты собираешься делать, когда попадёшь к Мортимеру? – Ник спрашивает, не желая звучать недоброжелательно, но также не понимая, в чём именно состоит его план. – Как мы узнаем, если ты окажешься в беде? - Поверь мне, - говорит Джей. – Вы узнаете.***
На следующий день Гарри не показывается на завтраке. К ланчу уже ходят слухи, что его отправили в более охраняемый центр для малолетних преступников за жестокое поведение. - Гарри? – недоверчиво повторяет Джим, когда слышит конкретно эту часть сплетен. – Невозможно. Он лжец и мошенник, конечно, но и мухи не обидел бы. К ужину Мистер Мортимер объявляет через систему публичного оповещения, что из-за той угрозы, которую представлял из себя Харкут Фентон Мадд (Джим практически хохочет над этим), он был отправлен в Фарбриджский охранный комплекс для Несовершеннолетних преступников. Джим стискивает зубы и бормочет Нику: - Бьюсь об заклад, он отказался идти на маленькую «дисциплинарную» встречу Мортимера. Ник выглядит обеспокоенно, но не спорит с ним.***
Когда Мистер Мортимер наконец загоняет Джима в угол после трех недель обязательной терапии с Миссис Зайло, он не просто неудовлетворен – он в ярости. Он отпускает охрану, которая должна была проводить Джима обратно в его камеру. - Мистер Кирк, - говорит он, выговаривая каждый слог, что всегда является хорошим знаком, - У меня был важный разговора с Мистером Коулсоном, когда Мистер Флинн в столовой перевернул целый стол с ног на голову. - Воу, - говорит Джим, - Кто-нибудь пострадал? - Нет… но уборщикам потребовались часы, чтобы привести все в порядок. И, я уверен, вам будет очень любопытно услышать, что он ответил, когда я спросил его почему он это сделал… - Он притворился беспомощным из-за внезапного приступа экзистенциального страха? – предположил Джим. Губы Мистера Мортимера кривятся и затем Джима снова прижимают к стене. – Он сказал мне, что это была твоя идея. - Ха, - говорит Джим, будто он только что вспомнил, что да, он точно сказал Нику громить столовую. Он хлопает ресницами, смотря на Мистера Мортимера. – Так что вы собираетесь делать, сэр? Вам не кажется, что это требует некоторых дисциплинарных мер? Мортимер пристально смотрит на него, а потом говорит: - Да, охрана приведет тебя в мой офис сегодня вечером. - Это свидание, - говорит Джим и разворачивается, чтобы уйти, но Мистер Мортимер хватает его подбородок, заставляя, спотыкаясь, сделать несколько шагов вперед. - Я сломаю тебя, мальчишка, – обещает он, звуча так похоже на Кодоса в этот момент, что Джим, с ужасом, чувствует какое-то содрогание внутри. Мортимер выглядит удовлетворенным отсутствием ответа от Джима, разворачивается и подзывает другого охранника, чтобы он провел Джима в камеру. Наконец, когда директор пропадает из поля зрения, Джим позволяет губам изогнуться в ухмылку. - Попался, - думает он.***
Что касается Кодоса, то у него было очень много кинков, и одним из основных был публичный секс. Однажды Кодос заставил Джима делать ему минет во время видео конференции с некоторыми из других руководителей деревень. Губернатор был настолько сдержан, что Джим был почти полностью уверен, что никто из руководителей даже не знал, что пока Кодос спокойно обсуждает возобновляемые источники энергии и запасы, Джим под столом отсасывает ему. Некоторое время Джим даже думал, что Кодос забыл, что он там. Единственное подтверждение его присутствия было в самом конце, когда Кодос сунул руку под стол и за волосы удерживал Джима на месте, чтобы вбиваться ему в рот как таран. После того как Кодос кончил Джиму в рот, он один раз потрепал его по голове и плавно вернулся к разговору о накоплении в сравнении с тратой ресурсов. Это был первый раз, когда Джим почувствовал себя настоящей шлюхой.***
К тому моменту, когда Ника привели обратно в камеру, Джим уже накрутил и довёл себя до исступления. - Я передумал, - говорит он Нику и знает, что должно быть выглядит сумасшедшим вот так, расхаживая по полу как загнанное животное, со спутавшимися волосами из-за того, что он постоянно запускает в них руки. – Я больше не хочу этого делать. Ник садится на свою кровать, она скрипит, и пялится на Джима дикими глазами, очевидно пытаясь придумать какие-нибудь успокаивающие слова. - Почему это должен быть офис? – Джим спрашивает, обращаясь больше к себе, чем к Нику. – Почему это всегда должен быть офис? – Ник пялится. – Это было бы легче, не будь это офис. Или, может, тяжелее. Я не знаю. Я не хочу этого делать, Ник. - Может тебе и не надо, - говорит Ник с надеждой. – Мы можем сказать охране, что ты болен… или… или ты можешь просто сказать нет… - И быть сосланным в Фарбриджский охранный комплекс для несовершеннолетних преступников? – если быть честным, Джим, возможно, сошел бы за больного, принимая во внимание его внешний вид в эту минуту. Но он делает глубокий вдох, закрывает глаза и говорит: - Нет. Я должен это сделать. Если это буду не я, это будет кто-то другой, кто не знает, как с ним справляться. Я не могу сказать нет.***
Охрана, которая приводит Джима в офис Мистера Мортимера на «дисциплинарную встречу», не смотрит ему в глаза, и вот как Джим все понимает. - Вы точно знаете, что происходит, не так ли. Никто из них не отвечает. Они просто продолжают идти и толкать Джима перед собой, смотря прямо вперед как роботы. - Вы именно тот тип людей, которых я ненавижу больше всего, - говорит Джим, сжимая руки в кулаки. – Те, кто стоят и смотрят, пока люди вокруг страдают, и говорят себе, что они ничего не могли сделать. Никчемные трусы. Они все еще не отвечают. Джим с отвращением отводит взгляд и, наконец, они достигают офиса Мистера Мортимера. Они открывают дверь, толкают Джима внутрь и уходят, снова ни разу не посмотрев ему в глаза. Он слышит щелчок замка, перед тем как их шаги стихают вдали. Джим немедленно принимается за дело.***
Если быть честным, то Бартоломео был абсолютно не в состоянии сконцентрироваться на чем-нибудь с того момента, как они договорились встретиться с Кирком. Его сознание продолжало возвращаться к тому, что он будет говорить, как будет выглядеть, когда это высокомерие наконец сломается, и Кирк развалится на части прямо перед его глазами. Это две трети из числа причин, почему он заставляет мальчиков ждать в его офисе, - они не могут сидеть на месте, они беспокоятся, они накручивают себя до состояния преждевременного ужаса, и Бартоломео даже не надо быть там. Боже, но как великолепно этот ужас будет выглядеть на его лице… В конце концов, это конец его смены, и он едва может удержаться от того, чтобы бросится рывком открывать дверь, когда он входит в свой кабинет ... ... И остановился как вкопанный при виде мальчишки Кирка, сидящего в кресле, как на троне: широко расставив колени и уперев локти на подлокотники, его глаза сияют в темноте, препарируя Бартоломео с чем-то похожим на ленивое любопытство. – Долго же ты, – говорит Кирк. – Заждался меня...? – Я подумал, что ты струсил, – продолжает мальчик, как если бы эта договоренность была его идеей. – Я не стал бы издеваться над тобой, если бы это так и было, знаешь. Слишком уж. – О чём ты говоришь? – требует Бартоломео, чувствуя необъяснимую нервозность. Он вытирает руки о штаны. – Слезай с моего кресла. Кирк не делает никаких попыток выполнить это, просто кладет подбородок на руку, а другая рука свисает с подлокотника. – Располагайтесь, мистер Мортимер, не стесняйтесь. Или мне следует называть тебя Бартоломео. Барти? – Это не игра, Кирк, – командует Бартоломео сквозь стиснутые зубы. – Олли! Да... определенно Олли. Это подходит, я прав? Он путается, пытаясь восстановить контроль над разговором. – Я прав, сэр, – поправляет тот. Улыбка Кирка растягивается в полноценный оскал: – Ох, не надо называть меня сэром, Олли. Здесь все свои. Вот именно. Бартоломео обходит стол и хватает Кирка за грудки, выволакивая мальчишку прочь из своего кресла. Он бросает его на стол и ждёт, пока в его глазах расцветёт страх, но Кирк выглядит так же собранно, если не считать лёгкую взъерошенность. – Ладно, ладно, – бормочет Кирк, наполовину успокаивающе, наполовину снисходительно. – Ты перестарался, Олли. Просто отдохни. Это может быть очень страшно – заниматься сексом в первый раз. – Что? Мальчик смотрит на него абсолютно невинно. – Что? – Ты думаешь, что я.. ты думаешь, я … Кирк кивает, выжидающе, поощряя его закончить предложение, и когда Бартоломео не может, он, наконец, подталкивает: – Девственник. Да. А что? – Слушай сюда, мальчик. Я совершенно далеко не девственник! – У Бартоломео не было такого разговора с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, он не мог поверить, что это происходит с ним сейчас, но почему-то от одного взгляд на покровительственное выражение лица Кирка – и не может остановить себя. – Серьёзно, не нужно стесняться. Да, всё нормально, знаешь ли, чтобы старший партнер занимался сексом впервые, лучше поздно, чем никогда, верно? Я буду подсказывать. И это тот самый момент, когда Бартоломео полностью теряет самообладание: – Я точно знаю, что делать, Кирк, – рычит Бартоломео, и так вжимая кулаки в нижнюю часть живота Джиму, что наверняка останутся синяки. – Ты не первый, кого я натяну на этом столе, и ты не будешь последним. Хотя, ты можешь быть единственным, кого я хочу сломать больше всего. Он вдавливает свои бёдра в бёдра Кирка и стонет от трения. – Отпусти меня, извращенец, – бормочет Кирк, извиваясь и пытаясь выбраться. – Отвали. – О нет, только не тогда, когда я наконец получил тебя там, где я хочу чтобы ты был. Кирк пытается поднять голову, но Бартоломео прижимает её обратно к столу и протяжный стон боли устремляется прямо в пах директора. – Я знаю, что ты делал, держа того другого мальчишку – как ты его зовёшь? Ник? – всё время рядом как своего маленького телохранителя. Но угадай, что? – он позволяет своим пальцам скользнуть к поясу мальчика, а затем под него, жадно исследуя жёсткие грани мышцы, впиваясь ногтями в чувствительную кожу на впадинах возле бедренных костей. Кирк сдавленно дышит. – Я его не боюсь. Я могу отыметь его прямо здесь завтра вечером, и любого другого твоего друга в последующие ночи... я занимался этим еще до твоего рождения, мальчишка. – Тебе это с рук не сойдет, – сдавленным голосом говорит Кирк. – Я не собираюсь молчать. Я скажу … – Ах, да неужели? Кому ты будешь рассказывать? Своей семье, которая не пришла навестить тебя до сих пор? Охранникам, которые привели тебя в мой кабинет, прекрасно зная, что произойдет? Другим мальчикам, небось? Кирк не отвечает. – Вот почему меня не поймали и никогда не поймают – потому что вы, мальчишки, преступники и шлюхи. Вам некому рассказать. И даже если вы это сделаете, вам никто не поверит. Ты принадлежишь мне, мальчик, ты и все остальные преступники здесь. Бартоломео замечает, что глаза Кирка уже стали пустыми, уставившись в потолок, а челюсть сжалась крепче. – Похоже, все эти разговоры просто попытка скрыть то, что ты боишься, не так ли? Ты не девственник, случайно, мальчик? – воркует он и не может остановить выплескивающийся наружу смех. Он может чувствовать миг дрожи мальчика, а затем Кирк разражается смехом прямо вместе с ним. Веселье директора резко обрывается. – Что… – Ты знаешь, –выдавливает Кирк между приступами смеха. – Ты действительно – О, Боже, я не могу дышать – идиот. Бартоломео поражённо уставился на него. Кирк подтягивается вверх, так что теперь он сидит на краю стола, болтая ногами и ухмыляясь, словно только что сорвал куш. – Эй, Олли, что значит этот маленький огонек? – Что, мало ли…– Бартоломео следует за жестом мальчика и наконец замечает маленький зеленый огонек, мигающий рядом с микрофоном на столе, который подключён к системному оповещению. Его сердце останавливается. – Ты… – Я, – соглашается Кирк самодовольно, сидя на руках. – Я скажу тебе, что означает этот маленький огонек. Это означает, что каждый человек в каждой камере, в каждом коридоре и каждой комнате в этом учреждении слышит все, что здесь происходит. Я уверен, что они находят это увлекательным. – Как давно это происходит? – Ах, так...хм... ты не первый парень, которого я натяну на этом столе и ты не будет последним, или как-то так. Его охватывает слепая паника, скручивается спиралью вокруг легких и сжимает, пока он вдруг не осознает своё спасение и слегка истерично смеётся: – Хорошая попытка, малыш, но это неважно. Эти люди отвечают передо мной – каждый от заключенных до офицеров прогибается под мои прихоти и они всегда будут. На самом деле – для большинства людей в этом месте, ничего из этого не будет неожиданностью. Кирк кивает: – В точку, Олли! Именно поэтому я взял на себя смелость подключения аудиосистемы к своему аккаунту голосообщений. Он смеется над всем, что видит в выражении Бартоломео. – О, не волнуйся, я только запрограммировал его для отправки в прямом эфире этого разговора моей маме, которая как раз является коммандером Звездного флота и – о да – жена парня, в честь которого назван этот изолятор. Скажи: «Привет, мама!» Бартоломео яростно брюзжит: – Но твоя мать – она не… она никогда… Кирк пожимает плечами: – Да, есть много всякого между мной и моей мамой. Но некоторые вещи никогда не изменятся – она всегда будет супер заботливой, и она всегда будет реально пугающей, когда злится. Мальчик задумчиво наклоняет голову: – Не только её ты должен бояться, в принципе, я уверен, что спонсоры исправительного центра будут очень заинтересованы узнав, как вы относитесь к сыну человека, в честь которого они пожертвовали все эти деньги в первую очередь. Тишина опустилась и погружала. И то, как она погружала в это… – Именно. Ты отправишься в тюрьму, Олли, – говорит Кирк бодро. – Если тебе повезет, ты сможешь даже работать снова когда-нибудь. Я думаю, ты будешь отличным заправщиком на станции, так, для протокола. Бартоломео не может ответить – даже не может сформулировать слова, чтобы начать, Кирк изящно спрыгивает со стола и не спеша подходит к нему, словно кошка, отслеживающая добычу. – Что случилось, Олли? – спрашивает он, входя в личное пространство директора, проводит пальцем по груди мужчины. – Вся твоя карьера только что была разрушена. Двадцать лет работы на этом месте разрушено за десять минут с одним выродком. Он наклоняет голову, что-то темное и провокационного в его улыбке: – Вся твоя жизнь – исчезла. Это тебя беспокоит? Бартоломео отводит кулак назад и наносит удар в глупое, улыбающееся лицо мальчика. Кирк отшатывается, потирая челюсть, и видно странное удовлетворение в его глазах. То, как он планировал всё вплоть до мельчайших деталей. То, как он дергал за режиссерские ниточки всё это время. И, наконец, слова к нему пришли: – Я тебя убью, – рычит Бартоломео. И тогда он нападает на мальчика со всей силой, толкает, бьет и Кирк падает на стол, а потом опускается на пол со стоном, пытаясь защищаться, но оставаясь беззащитным из-за явной разницы в размерах. Он пинает мальчишку в живот и слышит какой-то хруст. Директор улыбается с мрачным одобрением, когда Кирк задушенно стонет от боли, и Бартоломео пинает его, пока охранники не выламывают дверь и не врываются с поднятыми фазерами. – О, вовремя! – кричит Бартоломео. На полу Кирк почти всхлипывает и сворачивается, сжимаясь. – Этот мальчик был непокорным и буйным – он должен пробыть как минимум неделю в одиночном заключении и... – он умолкает, поняв, наконец, что фазеры нацелены не на Кирка, а на него. Он смотрит на офицера Джонс, желает, чтобы она вспомнила, что это он подписывает ей зарплату. Она смотрит в ответ, ее лицо сурово и нет никаких сомнений в том, кто ее цель. Он поднимает обе руки над головой, сдаваясь.***
Только они увели Мортимера, как тут же двое офицеров подходят к Джиму, рывком поднимают его на ноги и защёлкивают на его руках наручники. В принципе, это вполне заслуженно, учитывая, что он взломал систему оповещения и аккаунт голопочты центра и немного поигрался с проводкой в кабинете. Но стоять на ногах от этого не легче – у него сломано несколько рёбер, синяки по всему телу, рана на щеке неприятно саднит. Двое вооружённых охранников уводят его из офиса (если офицер Джоунс и замечает, что Джим облокотился на неё, то не говорит об этом, за что он ей благодарен), по пути минуя холл, комнату для занятий, спортзал, и рекреацию. Когда он проходит мимо камер, мальчишки подбегают к решёткам, кричат и аплодируют ему, протягивают руки, чтобы хлопнуть его по спине. Джим усмехается им, несмотря на разбитую губу, и толпа буквально взрывается. Гвалт не стихает, пока они не выходят наружу в тёплую летнюю ночь. – Да-да, садись уже, Гений, – бормочет офицер, усаживая его на заднее сиденье полицейской машины. Он забирается внутрь и пытается не морщиться от боли. – Куда мы едем? – спрашивает Джим офицера Джоунс, когда та садится на место водителя. – А ты как думаешь, куда, после этого твоего трюка? Мы едем в госпиталь. – Она смотрит на него в зеркало заднего вида. – А потом ты сможешь увидеться с мамой. Джим облокачивается на спинку сиденья, закрывает глаза и пытается понять, что будет меньшим из зол.