***
– Угадай, что? – спрашивает Гейла. Пришла очередь Джима готовить ужин, поэтому она решила остаться помочь (читай: сидеть на столе и говорить, что он неправильно режет овощи). – Ты решила не провоцировать парня с огромным тесаком в руке? – выдвигает он свою версию, заканчивая нарезать лук. Гейла фыркает в ответ. – Ни за что. Я получила 85 по тесту по «Письменному стандарту» на прошлой неделе! Джим поднимает на неё глаза. – Гейла, это здорово! Ты это слышал, Боунс? – Это замечательно, – устало повторяет Боунс с дивана и поворачивается к ним спиной. Он изображал овощ с тех пор, как Джим вернулся с пар, значит, что один из его пациентов в тяжёлом состоянии. – А ещё я набрала 112% на «Целочисленное программирование и комбинаторная оптимизация в рандомных алгоритмах». Но это и ты знаешь. Ерунда. – Полная, – соглашается Джим. – Мне нужно завести друзей поглупее, – ворчит Боунс и добавляет: – Что бы ты там ни готов’л, парень, пахнет вкусно. Джим усмехается. Да, к такому он бы легко смог привыкнуть.***
Разумеется, есть и такие вещи, от которых он бы хотел отвыкнуть. Как, например, бесконечные ночи ворочания в кровати и повтор, повтор, отмотатьотмотатьотмотать… Он читает диссертацию Пайка по гибели ЮСС Кельвин, но она ему ничего нового не даёт. Храбрый капитан. Злые ромуланцы. Неизбежная смерть. Конец игры. Ни один из проигрываемых в голове Джима сценариев ничего не меняет. Неважно что или на каком этапе он меняет. Как только начинается магнитная буря, всё кончено. Насколько может судить Джим, единственный способ победить – это не регистрировать бурю, проигнорировать её, развернуться и сбежать. Но этот сценарий ещё хуже поражения. «Отмотать», – думает Джим, до боли сжав зубы. «Попробовать снова. Должно быть хоть что-то…» Должно.***
Может, это признак того, что Джим стал меньше вляпываться, ну, или стал более изобретательным; но теперь, когда ему что-то нужно, он находит ресурсы помимо секса. Иногда он платит за выпивку, или помогает подготовиться к экзамену, или чинит машину. Или занимается сексом. Не то, чтобы он перестал спать с людьми, просто теперь он находит другие занятия. Например, понянчиться с собакой. Первый раз, когда Боунс, вернувшись в общагу, видит Джима, играющего с призовым биглем адмирала Арчера, он думает, что его друг приютил эту собаку, и тут же начинает орать об ответственности, и порче мебели, и смертельных аллергиях, не говоря уже об Одном Конкретном Инциденте. Джим обрывает его, когда у Боунса на лице появляется желание найти гипо побольнее; и объясняет, что это не его пёс, нет, он не лжёт, чтобы спасти свою бренную тушку, правда, это адмирала Арчера; и если с ним что-то случится, то Арчер скорее всего сделает из него чучело и повесит в офисе на стене. – Он адмирала Арчера? – повторяет Боунс, когда достаточно успокоился, чтобы понять, что ему сказали. – Ага. – Окей… А тебе-то что с того? – Почему я должен искать выгоду? Может, мне просто нравится проводить время со Снуппи. А ему нравится быть со мной! Правда, мальчик? Правда? Снуппи лает в ответ и прыгает, облизывая лицо Джима; тот смеётся и пытается его отодвинуть. – Он довольно милый, – вымученно говорит Боунс. – Его зовут Снуппи? – Неа, – отвечает Джим, не прекращая чесать бигля за ухом. – Его имя – Портос. Но это такое глупое имя, правда, мальчик? Тебе ведь Снуппи нравится больше, да? Да. Да! – Так, значит, ты делаешь это… потому что уже составил завещание? – Нет! Разве я настолько корыстен? Лицо Боунса говорит само за себя, но вслух он ничего не произносит. И, если через пару недель бумага на Джима совершенно случайно оказывается на столе у адмирала Арчера, и он подписывает разрешение Джиму пропустить симуляцию для третьекурсников, тем самым перейдя к симуляции для четвёртого курса, что позволит ему выпуститься в конце этого года… ну, это просто приятный побочный эффект.***
Если Леонард сощурит глаза, наклонит голову и подумает о чём-нибудь приятном, то тогда, может быть – может быть – он поверит, что Джим никак не манипулировал Арчером. Но очень подозрительно то, что пёс исчез, как только он стал Джиму больше не нужен. – Ты убил того бигля? – Леонард просто вынужден спросить. – Я не убивал бигля! – отвечает Джим. – Он просто исчез! – Исчез, – с сомнением повторяет Лен. – Да! Впрочем, Арчер отправил какого-то бедного недотёпу на заброшенный пост чёрт знает куда, так что, даже если бы я об этом что-то знал, я не признался. Леонард скрещивает руки на груди. – … Но это не важно, потому что я не убивал бигля, клянусь, – добавляет он.***
– Я не хочу оскорбить, но ты спятил? – спрашивает Ву. – Немного, – признаёт Джим, пытаясь вложить в улыбку как можно больше флирта. Если учесть, что он сидит, опираясь на стену, тяжело дыша и с раной в боку, получается средне. – Поверить не могу, что ты умудрился пораниться на симуляции, – ворчит она. – Ты почти мог умереть. Почти – вот в чём разница. Он всегда почти умирает, но никогда окончательно, и самое худшее, что это заводит его, как ничто другое. Может, это просто его особенность, может, он ненормальный, но для Джима, возбуждение и страх за свою жизнь идут рука об руку. – Те фазеры не бутафорские, – отвечает он. – Что мне оставалось делать, позволить Кевину словить заряд? – Нет, наверное, – признаёт она. – Но когда тебя задели, то, наверное, не стоило брать руководство всей операцией на себя. Кстати, как ты смог сделать это сумасшедшее сальто назад? Я думала, такое могут только гимнасты. Ну, Джим не станет это комментировать. В любом случае, ему это закон запрещает. – Кровь не останавливается. Это плохо? Ву двигает желваками и сильнее давит на рану. Джим делает резкий вдох. – Ничего. Медики уже в пути. – Медики? Кто… – В ответ на её вопрос появляется Боунс, словно ангел возмездия, направляющийся к ним в облаке молчаливой ярости, с аптечкой в руках. Вот в чём дело: Джим заметил, что у Боунса три степени недовольства. Первая – сарказм, значит, что он может быть где угодно в промежутке между удовлетворённый и слегка раздражённый. Вторая – внешняя злость – он может быть расстроен, но довольно скоро простит Джима. Третья – это тишина. – Привет, Боунс, – слабо улыбается Джим. Лен поджимает губы и игнорирует его, просто становится рядом на колени, молча достаёт инструмент. – Это не моя вина, – говорит Джим. – Правда, кадет Ву? Это не моя вина. Ву мудро смотрит прямо, не позволяя вовлечь себя в это. – Кевин был… – его протесты прерываются стоном от боли, когда Боунс накладывает какой-то бандаж, явно для пыток. – Я не мог просто… Ааа, Боунс, полегче! МакКой не отвечает, берёт гипо, и Джим переходит в режим паники. – Нет-нет-нет! Прости, я виноват, только не коли туда гипо… – Конечно, доктор его игнорирует и колет прямо в повреждённый нерв. – БОУНС! – Не Боунскай мне тут, ты маленький… – Чего бы это ни стоило, – говорит Ву, видимо тоже почувствовав, что худшее позади, раз Боунс снова разговаривает, а Джим не истекает кровью. – Он получил самый высший балл по симуляции для четвертого курса за всю историю Звёздного Флота. Это должно осчастливить Боунса. Но нет. Он продолжает выглядеть как дикий зверь. – Я устал, – говорит Джим. – У меня сердце за тебя кровью обливается. – Ты злюка. Боунс потирает лоб. Тяжело вздыхает. – Не обслюнявь мне тут всё, и можешь уснуть на кушетке, – наконец говорит он. – Но только в этот раз. – А теперь намного меньшая злюка. – Прекрати. Ты мне льстишь. – Мне принести носилки? – спрашивает Ву. – Нет, я принесу, – отвечает Боунс. Поворачивается к Джиму и рычит: – Меня не будет меньше минуты, как думаешь, сможешь остаться живым это время? Джим вполне уверен, что сможет (но не уверен, что сможет не отключиться, впрочем, это другая история), но Боунс уходит прежде, чем он успевает ответить. Ву смотрит на удаляющуюся спину доктора. – Это твой друг? – неверяще качает головой. – Даже представлять не хочу, какие тогда враги. – Что я могу сказать, – отвечает Джим своей самой обезоруживающей улыбкой. – Я бесстрашен.***
Ну. Почти бесстрашен. – БОУНС! – визжит Джим. – Что, – слышен приглушённый (но явно раздражённый) ответ Боунса из ванной. – На меня напал монстр! – кричит он. – Он… он ползёт ближе – аааа он ползёт ко мне, УБЕЙ ЕГО, БОУНС! Убей его насмерть! Пауза, а потом: – Ты это о пауке?! – Это не паук, а целая чёртова КОСМИЧЕСКАЯ СТАНЦИЯ, и я хочу, чтобы ты УБИЛ ЕГО! Ворча и тяжело вздыхая, Боунс выходит из ванны, явно готовый от души посмеяться над Джимом за то, что он такая трусливая истеричка, но потом видит Его. – Эм, – говорит Боунс. – Может, мы просто оставим его в покое. – Ты его боишься! – понимает Джим и обвинительно тычет в него пальцем. – Неправда. – Правда! – Тебе ли говорить, сам на спинке дивана сидишь! Джим надувает щёки. – Ладно, может он… он не самое приятное создание, на мой взгляд, – фыркает Боунс. – Так что, как мы избавимся от монстра? Разве ты не умеешь накидывать лассо на быка? У нас есть шнурки. Они переглядываются, и вместе кричат: – ГЕЙЛААА! – Что за пожар? – спрашивает она, выходя из кухни с сэндвичем в руке. – Вон там пожар, – отвечает Джим. – И тебе нужно убить его, прежде чем он убьёт нас! – А, – теперь Гейла тоже видит Его. Откладывает сэндвич и мягко берёт паука в ладошку. – Что ты за женщина?! – восклицает Джим с безопасного расстояния. – Та, которая радуется любой форме жизни, – отвечает она, улыбаясь пауку так, словно это её лучший друг. – Всего тебе самого лучшего на пути, маленький странник. Потом разворачивается и уносит его наружу, оставляя Джима и Боунса беспомощно смотреть ей вслед. – Значит, мы не только трусихи-истерички, но и просто нехорошие люди, – переводит Джим. – Да, я тоже услышал именно это, – соглашается Боунс. Снова пауза. – Пауки просто бррр, Боунс. – Заткнись, Джим.***
Гэри перехватывает Джима в тот момент, когда он выходит из офиса Пайка после ежемесячной встречи по оценке академической успеваемости (ему показалось, или он правда слышал стоны из офиса Пайка? Должно быть, послышалось). – Джим, послушай. У меня есть номер той классной блондинки, лабораторного техника, ты будешь от неё без ума. Джим поднимает бровь. – Настолько без ума, что не смогу проверять тесты и буду просто вынужден поставить всем А1? – Да! – Гэри, я собираюсь предложить тебе что-то довольно радикальное, поэтому не пугайся, но, может, тебе пойти подучить предмет? – А что насчёт меня? – не отстаёт Гэри. – Что насчёт тебя? – Ты мог бы заняться сексом со мной. – Мог бы, – соглашается Джим. – Но ты бы всё равно провалился на квантовой механике. – Серьёзно? Не задумываясь? – Гэри вздыхает, опускает плечи. – Сэнди говорил, что нет, но я ей не поверил. Чувак. Да это более странно, чем то, что ты серьёзно встречаешься с той орионкой. Джим резко поднимает на него глаза, молча убеждая его заткнуться, желательно немедленно. – Что такого ненормального в том, что встречаюсь с Гейлой? – Ну, знаешь. Потому что она орионка. – Лицо Джима заметно каменеет, и Гэри спешно добавляет: – Да ладно! Я не ксенофоб или что-то типа того, просто все знают, что они просто не созданы для моногамии. По крайней мере, они не скажут тебе «Останемся друзьями», верно? Он смеётся, пытаясь разрядить обстановку. – Знаешь, тебе для информации, – говорит Джим. – Мы с Гейлой состоим в моногамных отношениях уже несколько месяцев. Гэри недоверчиво смотрит в ответ. – Правда что ли? Даже Джим слегка удивлён своими словами. – Да, правда! «О, Боги», – думает Гэри, пребывая в каком-то тумане. «Скажу – не поверят».***
Так. Эмм. В то время, это казалось хорошей идеей. Но теперь, когда Джим нервно наматывает круги перед аудиторией, где у Гейлы пары, она кажется уже не такой уж блестящей. Скоро должна закончиться её пара по «Продвинутому антикризисному менеджменту и Экстренному репрограммированию». – Привет, – говорит он слегка более высоким голосом, чем обычно, подходя к девушке. – Привет? – отвечает она. Пока они вместе идут в кафетерий, Гейла напевает одну из безвкусных земных поп-песенок, а Джим пытается решить, как лучше рассказать ей о том, что у неё внезапно появился бойфренд. В конце концов, его рот говорит: – Так. Эмм. Поговаривают, что у тебя есть бойфренд. Гейла не выглядит ни в малейшей степени удивлённой, лишь слегка любопытной, и это одна из причин, почему они так легко дружат друг с другом. – Неужели? – Да, – кивает Джим. – Он не самый лучший парень в мире, но, хей, бывают и похуже. Он красивый… умный… забавный… хорош в постели, да… – Джим, – вздыхает она. – Как бы мне не льстило то, что ты пытаешься сосватать себя мне… Следующие слова вырываются сами. – Я вроде как… сказал Гэри, чтомывстречаемсяионнаверноужерассказалвсейакадемиикэтомучасу? – Ты сказал Гэри, что? Джим повторяет, и Гейла качает головой. – Джим, я ценю это, правда, но мне не нужно, чтобы ты меня защищал. – Я знаю, – отвечает Джим. На этом всё и должно было закончиться, но, вместо этого, они оба стоят и молчат. Гейла вздыхает, ставит руки на бёдра. – Ты перестанешь на меня смотреть щенячьими глазками, если я разрешу этому встречанию продлиться пару недель? – Да. – Ты вымогатель, – говорит Гейла. – Но теперь я твой вымогатель, – и, вау, это реально звучит пугающе. Не то, чтобы ему неприятна мысль встречаться с Гейлой… он просто хочет показать этому Гэри… но в то же время он не знает, почему мысль о ненастоящем романе с Гейлой заставляет его так нервничать. Нет, скорее волноваться, словно в любую минуту что-то пойдёт не так. Но, хей, это скорее всего паранойя Боунса начинает на нём сказываться. Она потрясающая, удивительная и великолепная – любой был бы счастлив быть с ней, а они даже не по-настоящему встречаются. Что может пойти не так?***
Естественно, слухи о том, что две самые большие шлюхи Академии ограничились друг другом распространились быстрее пожара. Комментарии в сторону Гейлы резко стихли, им на смену пришли знающие (и иногда завистливые) взгляды, стоит им лишь появиться на людях вместе. Вскоре кадеты уже ставят ставки, сколько раз в день они занимаются сексом (последнее, что слышал Джим, было около восьми, он почувствовал себя настолько польщённым, что не стал обижаться). Гейла, как обычно, всё воспринимает как должное, и Джим решает, что есть вещи намного хуже, чем то, что все думают, что он занимается сексом с удивительной, прекрасной женщиной по восемь раз на день. Но Боунсу это всё не нравится. – Ты не можешь притвориться, что встречаешься с кем-то, только чтобы доказать, что прав. – Эмм, очевидно, могу, – возражает Джим. – Так, что, ты же не остановишься, пока все не признают, что орионки способны на моногамию? Я только надеюсь, ты готов на ней жениться и заделать ей прекрасных детишек цвета сельдерея. – Ты не слышал, что они про неё говорили, Боунс. Он знает, что может это и не самое лучшее оправдание его действиям; знает, что они будут продолжать говорить всё то, что и раньше, только теперь не в лицо. Но Боунс смотрит на него своими всепонимающими глазами и не возражает.***
– Это правда, что ты встречаешься с Джимом Кирком? – требует Нийота, стоит ей лишь зайти в их блок. Гейла поднимает виноватые глаза, отрываясь от книжки, что она читает, лёжа на кровати в одном белье (ты привыкаешь к некоторым… культурным особенностям, когда живёшь с орионкой), привычка, которая у неё появилась довольно недавно. Где-то в то время, когда она познакомилась с Кирком, если задуматься. – Ну… – Нет, это хорошо! – тут же добавляет Нийота, садясь на край своей кровати. – Даже больше. Ты просто не слышала, скольких местных идиотов-ксенофобов ты заткнула за пояс. Они не знают, как быть, теперь, когда ты доказала, что орионки могут ограничиться кем-то одним. Парень, который мне это сказал, выглядел так, словно переживал экзистенциальный кризис. – Смеётся она. – Эмм, – Гейле становится неловко. – Хорошо. – С другой стороны, вероятность того, что Кирк способен ограничиться… Гейла резко садится и бросает на неё негодующий взгляд. – Оставь его в покое, Нийота! Он далеко не такой придурок, каким себя выставляет. – Нет, я знаю… – отвечает та. – И, если честно, – а я скорее умру, чем признаю это – я думаю, что вы друг другу подходите. Но тебе стоит быть осторожной. Её соседка любопытно наклоняет голову вбок. Нийота пытается найти слова тому непонятному сигналу, что она с него считала, но не до конца расшифровала. – В нём… много боли, думаю. А люди способны на многое, когда им больно. Лицо Гейлы озаряет улыбка, а затем она сокращает расстояние между их кроватями и мягко целует Нийоту в губы, ещё одна культурная особенность, к которой привыкла Нийота, живя с орионкой – они намного более… демонстративны со своими друзьями. – Нийота, думаю, я люблю тебя, – говорит она так легко, как другие «доброе утро». – Я тоже люблю тебя, – усмехается Нийота. – Только не приводи сюда Кирка, окей? И вообще не приводи сюда парней. – Не буду! – Обещай мне, Гейла, – с комично серьёзным лицом настаивает Нийота. – Обещай, что я не приду домой и увижу его сперму в своей комнате. Я этого в жизни видеть не хочу. – Я обещаю! – смеётся Гейла. И, в самом деле, это не проблема. Они просто живут, как обычно – и он, и Гейла продолжают спать с другими людьми, но теперь чуть более скрытно, только с теми, кто может держать язык за зубами. Джим, в свою очередь, начинает цеплять только тех, у кого нет никаких отношений со Звёздным Флотом и кто вряд ли попадёт на первые полосы газет. Впрочем, когда дело касается флирта, то тут он мало таится. Правду сказать, он теперь даже более открыт – позволяет своим глазам смотреть дольше, пальцам скользнуть немного ниже, подходить ещё ближе, чем считается приличным, позволяя зевакам гадать, действительно ли дальше флирта дело никогда не заходит. И, может быть, однажды они поймут, что не обязательно быть орионкой, чтобы быть шлюхой. Но во всём остальном между ними всё по-прежнему. Они всё ещё вместе валяются на кровати Джима, читая и поддразнивая Боунса, они всё ещё не занимаются сексом и не ходят на настоящие свидания, и между ними всё ещё это сексуальное напряжение, только теперь его намного сложнее игнорировать, потому что предполагается, что они спят вместе. Однажды вечером они сидят на полу у Джима, готовясь к экзамену по термодинамике. Гейла вслух читает конспект, медленно, но аккуратно, а Джим должен слушать и исправлять ошибки, корректируя. Но на самом деле всё, что он делает, – это смотрит на неё и думает, как она прекрасна. И дело не только в её внешности – хотя да, и внешность тоже. Сочетание зелёной кожи и рыжих волос, честно говоря, невероятно сексуально, и то, как она двигается, – каждое движение лёгкое, грациозное, чувственное. Но также её разум, заточенный на понимание сложных систем, разделение их на части и собирание заново, не просто изучать новое, но и создавать с помощью своих навыков программирования. А ещё её сердце. Её смелость пробивать себе дорогу в мире светлокожих людей, уже составивших о ней своё мнение и осуждающих за спиной (и не только) каждый её шаг. Джим хочет её. Конечно, он хочет её. Нужно быть в коме или мертвым, чтобы не хотеть. Его сны стали более… яркие, когда они начали зависать вместе, и он знает, что секс с ней был бы фееричным. Но… в то же время… В то же время, с тех пор, как он встретил Боунса, Джим понял, что в его жизни есть две совершенно разные категории людей: люди, которых он по-настоящему любит, глубоко, искренне и навсегда, как Сэм и Боунс. И те, кого он «любит» в самом поверхностном смысле, и эта категория включает в себя, ну, всех остальных. Это принцип его жизни: люди попадают либо в его сердце, либо в трусы. Третьего не дано. И самое худшее в том, что Джим уверен, что Гейла была уже на пути в первую категорию, если бы Джим не втянул её в эти странные, неестественные, фальшивые отношения, лишь бы доказать свою правоту. Он лишь смеет надеяться, что она всё равно будет рядом, говоря себе, что он ей не должен, что он тоже оказывает ей услугу. Но слухи никогда не волновали Гейлу так, как Джима; и чем дольше длятся их “отношения”, чем дольше они заставляют её скрывать свою сексуальность, словно этого стоит стыдиться, тем слабее его уверенность. Джим резко возвращается в настоящее, где Гейла на середине предложения о консолях управления искусственной гравитации в их курсе термодинамических технологий. – Должны мы заняться сексом? – спрашивает Джим. Орионка поднимает на него глаза, и целое мгновение они просто смотрят друг на друга. – Нет, – решает она. – Ага, – облегчённо соглашается Джим. Потом нерешительно спрашивает: – Можно я лишь…? Он наклоняется ближе, словно хочет поцеловать её, но, вместо этого, кладёт свою голову ей на плечо, слушает её сердце. Закрывает глаза. Джим знает – и знает, что Гейла знает, – что она не Единственная, но это не значит, что у них вместе не может быть чего-то прекрасного. Они во многом родные души – и, каким-то образом, из-за этого эти фальшивые отношения становятся только более сложными; потому что они действительно могли быть вместе. Но именно поэтому он и не хочет, чтобы они были вместе, – потому что он хочет, чтобы она была с ним всегда, а не только на одну ночь. Это принцип его жизни: люди попадают либо в его сердце, либо в трусы. Третьего не дано. Просто он пока ещё не понял, в какой категории окажется Гейла.***
Довольно широко известно, что комплекс Эдипа в том, что ты хочешь убить своего отца и трахнуть мать, но мало кто знает, что настоящий Эдип из древнего мифа никогда не хотел ни того, ни другого. На самом деле, когда он услышал пророчество, он сбежал в Фивы, где женился на женщине своей мечты и стал королём. Проблема в том, что позже выяснилось – его усыновили (спасибо за инфу, мама и папа). Чувак, которого он убил в первом упомянутом сражении был его биологическим отцом, а женщина, которую он так страстно любил, – его мать, поэтому, пытаясь убежать от пророчества, он его исполнил. Когда Джим впервые прочёл о Короле Эдипе, готовясь к классу у Кодоса, они с губернатором оба согласились (как обычно), что Эдип был хорошим королём, хорошим человеком с трагической судьбой, потому что он мог винить лишь себя за свои прегрешения – но вплоть до того момента, когда Эдип осознал, что он сделал и так ужаснулся, что выколол себе глаза и слепым поковылял прочь из Фив. Джим думал, что это благородно. Даже с учётом его незнания, само по себе то, что он делал, было очень неправильным. Джим считал, что Эдип понял – благие намерения не извиняют ужасных последствий. Кодос считал, что это глупо. – Нельзя винить человека за то, чего он не знал, – настаивал он. – Инцест, сам по себе, не является грехом, а именно желание инцеста общество признаёт греховным. Не действие, а желание является недостойным. А посему, раз Эдип не знал, кто его жена, и не желал заниматься сексом со своей матерью, степень его самоуничижения абсолютно нерациональна. – Из-за своей чрезмерной моральной чувствительности он оставил Фивы в хаосе, что, я считаю, является более тяжким грехом. – Хуже, чем убийство отца в приступе ярости? – с вызовом спросил Джим. – Может он и не должен был оставлять Фивы, но другой вариант был ещё более неприемлем – он не мог просто отмахнуться от того, что трахал свою мать, и жить как раньше. – Нет, пожалуй нет, – согласился Кодос. – Но ему не следовало винить себя за грехи, которых он не желал совершать и о которых не мог знать. – Может, он выколол себе глаза, потому что знал, – ответил Джим. – Может, он действительно знал, в глубине души, что делал что-то неправильно, даже если и не хотел это признавать. Кодос лишь усмехнулся и махнул рукой (“Догадки и бессмыслица.”), но позже, спустя месяцы и годы, Джим узнает, каково это, чувствовать, что что-то неправильно, даже если не хочешь (не можешь) это признавать.***
Так, Джим и Гейла продолжают “встречаться”, и Джим продолжает меньше спать и меньше есть и просто в целом меньше, пока в игру не вступает обеспокоенный Боунс. – Не думаю, что тебе это на пользу, – однажды за ланчем говорит ему доктор, пока Джим бездумно тыкает вилкой в салат с курицей. – Это салат, Боунс, – отвечает он. – С чем-то растительным. Я думал, тебе нравится всё растительное. – Именно! И с каких пор ты делаешь то, что нравится мне? Джим пожимает плечами. – Я съем всё, что скажешь, честно. – И это правда. Неважно, насколько он любит или не любит то, что перед ним, он всегда выходит из кафетерия с чистой тарелкой. И, в доказательство своих слов, он подносит вилку ко рту, жуёт, не чувствуя вкуса. – Слушай, – настаивает Боунс, наклоняясь ближе. Его взгляд очень похож на «Я вколю тебе столько гипо, что ты у меня на цыпочках ходить будешь, будь уверен.» – Я не знаю, почему и не хочу знать, но то, что у тебя с Гейлой? Оно выматывает тебя. Джим продолжает есть и не отвечает. Боунс скрипит зубами. – Вы же друг другу по-настоящему не нравитесь! Ты встречаешься с ней понарошку, так почему бы вам просто… не расстаться понарошку и двигаться дальше? – Но мне она правда нравится, Боунс. Это (вполне понятно) выбивает его друга из колеи, но он быстро с этим справляется. – Тогда… может вам стоит прекратить делать это понарошку и начать по-настоящему, – на этот раз его голос звучит мягче. – Не в этом смысле. Мне она нравится так же, как и ты. Я ей доверяю. – он начинает быстрее заполнять рот едой, так не надо смотреть на Боунса. – Погоди-ка. Ты пытаешься сказать, что ты доверяешь и уважаешь прекрасную, свободную женщину, и поэтому не можешь с ней спать? – Эмм, – тянет Джим. – Да? – Ты когда-нибудь доверял и спал с одним человеком в одно и то же время? Джим задумывается. Единственный человек, кому он доверял и с кем спал – это Кодос, но не в одно и то же время, поэтому… – Нет. Проблема? Боунс не отвечает сразу, а значит действительно это проблема. по крайней мере, для тех людей, кто предпочитает наполовину-здоровые романтические отношения. – Я умру в одиночестве, ты это хочешь сказать. – Нет. Я хочу сказать… – Боунс мельком на него смотрит и почти нерешительно говорит: – Может… это связано с… Нет, нет-нет-нет, просто посадите его на поезд; Нет, отвезите на остров; Нет и дайте высокий холодный стакан; Нет. Он резко поднимается на ноги. – Вау. Я только что вспомнил, что мне нужно сделать. Где-то там. Срочно. Вот прямо сейчас. – Джим… – вздыхает Боунс, но он уже забирает тарелку, разворачивается и уходит из кафетерия под мелодию не-нет-нет. – Тебе придётся об этом поговорить однажды! – кричит Боунс ему вслед. – Кто сказал?***
Сюрпризом для Джима – хотя ему и не следовало удивляться – становится то, как быстро стихает шум вокруг Самой Любвеобильной Парочки Звёздного Флота, и люди снова становятся такими же придурками. Джим как-то видит парня, размахивающего кредиткой перед лицом Гейлы: – Давай, только танец. А Кирк может к нам присоединиться – ты за раз можешь и о нас обоих позаботиться, так ведь? И очень хочет показать, что будет с теми, кто мешает почти-девушке Джима Кирка. Но Гейла спокойно смотрит на кадета и так же спокойно отвечает: – К сожалению, я предпочитаю парней, которым не приходится платить другим за секс. Потом она замечает Джима и её лицо озаряется. – Джим! А я как раз о тебе говорила. – Да неужели, – бормочет он, и оборачивается к её собеседнику с чем-то больше похожим на оскал. Тот бледнеет. – Мне нужно… идти, – блеет тот и, поджав хвост, убегает со всех ног. – Можно я убью его? – вежливо спрашивает Джим. – Нет. – Можно я его покалечу? – Нет. – Можно я его покалечу совсем чуть-чуть? Гейла смеётся, качает головой, а потом хватает его за руку и сжимает своей. – Идём. – Эм, – Джим инстинктивно расслабляет руку. Он не уверен, как правильно держаться за руки, он этого не делал с тех пор, как Сэм помогал ему перейти дорогу. Она только держит крепче. – Я твоя девушка, мне можно держать тебя за руку. Ну… – Справедливо. Куда идём? – Куда угодно, – отвечает орионка и тянет его на выход из лекционного зала, на улицу, игнорируя летящие им вслед взгляды, её рука крепко держит его руку, а голова высоко поднята.***
Когда Боунс возвращается после двойной смены и видит их на полу, почти без сознания и обкуренных до беспамятства, то резко подходит к окну, рывком отвешивает шторы и зло интересуется: – Это так ты с ней расстался? – Нееет, – стонет Джим, закрывая лицо от света. – Что ты с собой делаешь? – спрашивает Боунс, и Джим не может сказать, спрашивает он о кокаине или о фальшивых отношениях с Гейлой. – Если я не могу хотя бы притвориться, что у меня нормальные отношения, – бормочет он, – как я вообще когда-нибудь…? Он не может закончить предложение, которое, наверное, должно включать такие слова, как доверие и семья, и единственный, и другие, о которых он думает, но не хочет это признавать. Боунс, конечно же, и так всё понял. – Я не знаю, парень, – тихо отвечает он. – Боунс, думаю, я поломался, – говорит Джим, и это должно было быть шуткой, но, как только он это сказал, стало не смешно. Доктор не отвечает, а потом шторы снова занавешивают, его тянут на кровать, накрывают одеялом. – Мы можем… подумать об этом, когда выспимся. Джим согласен.***
За ланчем, за неделю до Любимого Теста Джима, Гейла пихает его и спрашивает: – Что-то ты даже более грустный и вялый, чем обычно, последнее время? У тебя эти дни? – Я возмущён, – отвечает Джим. – Я воплощение мужественности. Боунс фыркает в ответ. – Он всегда такой в это время года, скоро Кобаяши Мару. Но он не собирается снова его проходить, да, Джим? Джим что-то бормочет в свой пудинг. – Не собирается, – отвечает Боунс Гейле. Гейла достаточно благоразумна, чтобы подойти сразу к Джиму со своим “абсолютно гениальным планом” вечером, когда поблизости нет Боунса. – Я могла бы тебе помочь, – говорит она. – Мы вдвоём можем победить что-угодно! Джим вздыхает. – Нельзя победить Кобаяши Мару. Это встроено в его код. – Тогда нам просто нужно поменять код, да? – усмехается она. Джим смотрит на неё большими глазами. Она смотрит на него в ответ, бесстрашная, готовая бросить вызов чему угодно. И он не может сдержать расползающуюся по лицу улыбку. – Знаешь, что, Гейла? Ты абсолютно права. – Тут он останавливается, и, подумав, добавляет: – Но ты должна пообещать мне, что если это не сработает, ты не окажешься втянутой в мои проблемы. Она закатывает глаза. – Я обещаю. Но всё будет хорошо. Я уже знаю, кто должен быть в команде. За исключением одного – думаю, ты хочешь сам позвать Лена. – Ооу, ты имеешь в виду, что не в силах заставить Ухуру к нам присоединиться? – Нет, – отвечает та. – Потому что она уже твоя связистка. – Что? Как тебе это удалось? – У меня свои способы, – загадочно отвечает орионка. – Но она хочет, чтобы ты знал, она делает одолжение мне, а не тебе. – Разумеется, – улыбается Джим. – А ещё, что ты всё равно проиграешь. – И я бы с ней согласился, но вместе с тобой, Ухурой и Боунсом… Думаю, у нас есть шанс.***
И вот так, за день до теста, Джим, уже договорившись с Боунсом (окей, тот не соглашался участвовать, но Джим знает, что он будет там), идёт к Гейле в блок, где они проводят вторую половину дня со своими паддами в руках, создавая код к программе. Время от времени они спорят об очередной строчке или обсуждают интересную идею, но, по большей части, они в уютной тишине сидят бок о бок на кровати. «Если бы только другие кадеты знали, чем на самом деле занимаются наедине две самые большие шлюхи в кампусе», – думает Джим. – У меня готов код червя для изодрайва Кобаяши Мару, так что всё, что тебе нужно для взлома, это прислать мне сообщение нужного формата, и он автоматически проникнет в систему, – спустя два часа произносит Гейла. – Единственная проблема в том, что это сопровождается слабым акустическим сигналом… Не думаю, что они поймут, в чём дело, если услышат, но со Споком в качестве администратора всякое возможно. – Я не буду рисковать, – соглашается Джим. – Как мы можем отвлечь внимание от этого сигнала? Она задумчиво теребит прядь волос. – Нам нужна аудио-помеха. Что-то вроде звукового шума… или звука сминаемой бумаги, или… – Хруста яблока? – предлагает Джим. – Пойдёт, – усмехается Гейла. Ещё полчаса спустя Джим добавляет последние штрихи к своей части кода и переводит взгляд на Гейлу, которая продолжает яростно печатать, зная, что уже почти всё. И действительно, через пару мгновений она сохраняется и с восторгом отбрасывает свой падд в сторону. – ГОТОВО! И кто теперь папочка? – Ты! – смеётся Джим её очаровательной, хоть и слегка неверной, интерпретации людской идиомы. Она тоже смеётся, а потом обхватывает его руками за шею и с энтузиазмом целует. Он на авто-пилоте ей отвечает, но его глаза остаются широко открытыми, испуганными. Пальцы вцепились в одеяло, разум лихорадочно пытается сообразить – это поцелуй-поздравление? Дружеский? Что вообще такое дружеский поцелуй? Может она хочет… А потом всё закончилось, Гейла отстраняется, хмурясь. – Ты в порядке? Раньше Джим мог сказать, что они друг другу были одинаково должны – мог сказать, что защищает её, притворяясь её парнем, даже если Гейла никогда его об этом не просила (не нуждалась). Но теперь… теперь она помогает ему пройти непроходимый тест, возможно рискуя своим местом в Академии, вполне вероятно рискуя своей карьерой, которую она так долго и упорно строила. Теперь баланс нарушен, и Джим ей должен. Должен больше, чем сможет заплатить. Поэтому, если это то, что она хочет взамен… он не может сказать ей нет. – Мне наконец-то выпал шанс тебя поцеловать, и ты спрашиваешь, в порядке ли я? – улыбаясь, отвечает он, и, прежде чем она успевает посмотреть ему в глаза, снова целует её. Она расслабляется, вздыхает ему в рот. Потом снимает жакет униформы, а он запускает пальцы ей в волосы (он всегда хотел это сделать, если честно)… (Сердце бешено колотится, он не знает, что с ними будет, с их дружбой, когда Джим заплатит за свою часть сделки. Не хочет терять её как друга. В конце концов, их у него всего два. Но на самом деле, неважно чего он хочет или не хочет; ничего не даётся даром). – Свет на пятнадцать процентов, это будет потрясно, – говорит Гейла, словно они собираются на очередную вылазку или что-то вроде того, а потом она стягивает с него штаны, и Джим – здоровый парень с активным либидо, окей, да, и это… отвлекает. Что хорошо. Если его тело хочет её, то он может притвориться, что и сам тоже хочет её. – Моей соседки эту ночь не будет, поэтому комната в нашем пооолном… – усмехаясь, она выскальзывает из своей юбки – распоряжении. – Идеально… Хочешь что-нибудь особенное, личные кинки? – его голос звучит приглушенно, пока он стягивает майку через голову. Гейла качает головой, и шепчет с мягкой улыбкой на губах: – Ты веришь в настоящую любовь? В смысле в Единственного? Джим раньше не сталкивался с таким кинком, что, учитывая его историю, о чём-то да говорит. Кто бы что ни говорил о договорённости Джима с Кодосом, он никогда ни ожидал, ни хотел, чтобы тот был его Единственным. Это же относится к его клиентам и прочим амурным знакомым, которые были у него все эти годы. Настоящая любовь является – была – единственной частью секса, которую никто не тронул и которой, в определённой степени, всё ещё пятнадцать лет, и она всё ещё наивно хочет, чтобы первый раз был особенным. А теперь он выставит на торги даже её. Джим думал, что связывание было единственным некомфортным для него кинком, но это даже хуже. Ну, так верит ли он в настоящую любовь? Он больше не знает, но знает, что вот это – второпях, с чувством долга и страхом перед завтрашним утром – не она. Не то, чтобы это что-то значило – он ей должен, а значит не ему решать, как платить. Он лучше чем кто-либо знает, что у каждого есть свой любимый вид секса: кто-то хочет заставить Джима умолять, кто-то хочет, чтобы он этого не хотел вообще… Если Гейла хочет, чтобы Джим притворился, что это настоящая любовь или что-то типа того, то кто он такой, чтобы отказать ей? – Конечно, – врёт Джим и становится тем, кого она хочет видеть. Если она хочет, чтобы он стал для неё Единственным, то он возьмёт себя в руки и станет Единственным. – Джим, – вздыхает она. – Я тебя люблю. И, да, этого и следовало ожидать, учитывая сценарий, но не только слова заставляют его отклониться назад, но ещё и интонация. Она произнесла это так… Она произнесла это так, словно для неё это не просто сценарий. Словно каждое слово искреннее. – Вот это новость, – бормочет он, прежде чем успевает понять, что произнёс это вслух. Гейла поднимает брови и совершенно другим тоном командует: – Свет. Зажигается свет, и идиот, идиот, идиот, конечно, она не имела в виду именно это, она играла свою роль, она занимается подобным даже дольше тебя, придурок. Она садится прямо и разочарованно на него смотрит. – Ты только что сказал, вот это новость? – Да, – оправдывается он, – сказал, но ведь я… – Ты меня не любишь? – требует она. – Я… – Да, вот тут он реально слажал. Но он сможет лучше в следующий раз! Он пытается мысленно отрепетировать эту строчку «Я тоже люблю тебя. Я тоже люблю тебя. Я тоже люблю тебя.» Он сможет. Секс на самом деле не так уж важен. Слова на самом деле лишь слова. Экономика – единственная аксиома. Последний раз, когда он так налажал, ему было семнадцать и клиент вручил ему настоящий кнут. Он стоял, словно примёрзший к месту, напуганный (Я не хочу это делать, пожалуйста, не заставляй меня это делать, я не хочу никого ранить), – напуганный не тем, что не сможет этого сделать, а тем, что сделает. Я не хочу этого делать. Пожалуйста, не заставляй меня это делать. «Тогда не делай это!», – говорит другой (подозрительно напоминающий Боунса) голос в голове. «Скажи ей, что ты не пробовал этот кинк раньше и теперь тебе некомфортно.» «Я не могу…» «Можешь», – настаивает Боунс-в-его-голове. «Она твой друг, она поймёт.» Это правда. Но… Но к этому моменту он уже не знает, как сказать нет. Раньше такого выбора просто не существовало. Только лишь прорваться. Не думать слишком много о том, что делаешь. И всё закончится. Но прежде чем он успевает спасти свою роль в сценарии, слышится шум, а затем Гейла говорит: – Соседка по комнате. Замечательно, просто именно то, что Джиму сейчас и нужно, какой-то левый кадет, видящий их вместе и подтверждающий все самые невероятные слухи. – Её же всю ночь не будет! – Выходит – будет, – бормочет Гейла, отталкивая его. – Быстро … лезь под кровать. – Нет, то есть…? – неверяще переспрашивает он. – Скорее под кровать! Она не должна тебя здесь видеть! – Да почему? – Потому что я пообещала ей парней сюда не водить! – отвечает Гейла, словно это должно быть очевидно, и Джим чувствует, как что-то в животе неприятно сжимается. – А… сколько парней тут…? – Сколько парней ты приводила в свою комнату, превращала в Единственного, говорила, что любишь…? И почему вообще его это волнует? Почему его должно волновать, что настоящая любовь стала такой же услугой, как секс, как всё остальное? К этому моменту он ведь должен был уже это понять. А потом Гейла шипит ему прятаться, потом Ухура среди всего прочего слышит его дыхание, и старая добрая многострадальная Ухура выпихивает его из блока. Джим всегда неплохо разбирался в людских желаниях. Это – его талант, его особая гордость, так сказать. Но дверь закрывается прямо у него перед носом, и он просто стоит там, голова кружится от феромонов, внутри чувство безнадежного облегчения; и, хоть убей, он так и не смог понять, чего от него хотела Гейла. Она хотела, чтобы Джим любил её или спал с ней? Для Джима есть только что-то одно.***
Взволнованный, почти до мании одержимый, едва способный смотреть, что прямо перед ним, он возвращается к себе в блок, тут же снова садится за падд и с яростью пересматривает написанный орионкой код. Гейла хотела помочь. Хотела, чтобы они вместе взломали код Кобаяши Мару, и Джим, идиот, почти позволил ей. Но ведь он с ней не расплатился (и никогда не сможет расплатиться), а значит, он больше не может пользоваться её услугой. Поэтому Джим закуривает сигарету и пишет свой собственный код, переписывая нежный, аккуратный код девушки, который позволил бы ему пройти Кобаяши Мару, всего лишь ненавязчиво поселив одну мысль в головы симуляционных клингонов, и заменяет это своим кодом – мощным, прямым и отчаянным, таким, что одним щелчком Гейлы сломает всю систему, разрушив клингонские щиты. Это совсем не тонкий подход, но и он сработает. Он представляет реакцию Гейлы, и его рука замирает над кнопкой отправки Слишком поздно. Для него уже десять лет, как слишком поздно что-либо менять. Он добавляет в сообщение «Прости» и отправляет файл. Потом он сидит и дышит, простые вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох, тянется к кому и звонит Гэри спросить номер той блондиночки, малышки-лаборантки, о которой тот рассказывал. – Но, – отвечает Гэри, после того как вопрос Джима до него дошел. – Разве Гейла…? Джим закрывает глаза и огрызается в ком. – Гэри. Если ты хочешь сдать квантовую механику, то просто заткнись и дай мне номер.***
– Кирк! – зовёт Нийота, стуча в дверь его блока. Когда в ответ не слышно ни звука, она хмурится, вслушиваясь в неразличимые обычным ухом звуки кого-то, пытающегося не шуметь по ту сторону двери. – Я слышу твою возню, просто открой дверь! Более громкий шум, кто-то куда-то торопится. Ухура усмехается в ответ. Моментом позже дверь открывается. – Ухура! Привет! – здоровается Кирк, растрёпанный и слегка задыхающийся. Нийота поднимает руку с файлом. – Я тут думала о том, как печально, что ты завтра провалишь Кобаяши Мару в третий раз… – Твоя поддержка так много для меня значит, – сухо отвечает Джим, прислонившись к дверному косяку. – ...Я нашла записи теста, провела серию анализов с корреляционными оценками и сделала отчёт. Очень похожий на отчёт, которым пользуется Спок… Она прерывается, замечая след на шее Кирка, едва заметный над воротником майки. Нийота бы сказала, что это след от засоса, но они с Гейлой явно не зашли настолько далеко… И тут открывается дверь ванны позади него открывается и оттуда выходит блондинка, завёрнутая в одно полотенце, со всё ещё влажной после душа кожей. – Джим, где у тебя… Она видит Нийоту и замирает, глаза широко распахнуты. – Это не то, чем кажется, – оправдывается Кирк. Нийота бьёт его по щеке. Кирк делает шаг назад, закрывает щеку рукой, и Нийота сжимает кулаки, сдерживая желание врезать ему ещё. – Как ты мог? – требует она, глаза блестят от слёз. – Зная, через что ей пришлось пройти… Я не хотела верить тому, что говорили все вокруг…. – Нет, я… Блондинка закусывает губу. – Ну, я тогда… И она снова исчезает в ванне, закрывая за собой дверь. Нийота закрывает глаза и качает головой. – Боже, почему я даже не удивлена. Кирк замолкает, на лице мелькает какое-то выражение; это почти улыбка, но в ней что-то не так. – Ты никогда не была обо мне высокого мнения, да? Ниойта не отвечает, и его улыбка становится шире, превращается в ухмылку, глаза горят огнём, он отвешивает ей шутовской поклон. – Ну. Рад, что оправдал твои ожидания. Ухура двигает желваками. – Кстати можешь забыть о моей помощи тебе в Кобаяши Мару. – Я думал, ты делаешь это ради Гейлы, – удивляется Кирк. – Если твоё решение быть в команде не имеет со мной ничего общего, то это ничего не должно менять. – Это всё, что тебя волнует? – Нийота потрясена до глубины души. Она делает шаг вперёд, обвиняюще тыкает в него пальцем. – Хорошо! Но я всё расскажу Гейле… – Вперёд, – отмахивается Кирк. – Ей всё равно. – Именно поэтому тебе и не стоило так поступать, – возражает Ухура, и что-то снова мелькает в его глазах, но она уже уходит прочь, стирая злые слёзы резким движением руки. Файл с отчётом она выкидывает в ближайшую мусорку.***
– Итак! – говорит Кирк, всё ещё жуя это глупое яблоко. – Нам удалось уничтожить все вражеские корабли, у нас на борту никто не ранен, и успешная эвакуация команды Кобаяши Мару уже… началась. «Как этот мешок с дерьмом смог пройти тест Спока?» – думает Нийота, всё ещё смотря на уже пустой экран коммуникационной панели. Он явно использовал какой-то вирус, чтобы взломать программу, но это возможно только если имеешь доступ к компьютерам, а Гейла никогда бы… О. О. «Кирк, ты ублюдок», – думает она, скрипя зубами. «Это то, что ты планировал всё это время?» Ухура гордится тем, что умеет неплохо читать людей. Она думала, что Кирк из тех, кто хочет казаться придурком, но у кого есть и другая сторона, одновременно обаятельная и раздражающая, иногда откровенно бесшабашная, но не скучная, и ни в коем случае не жестокая. Она даже втайне наслаждалась этим дружеским противостоянием. Она так ошибалась на его счёт.***
После тренировки, на пути к душевым, Джима останавливает какой-то чувак с командного потока, которого он видел раз или два, и спрашивает: – Это правда, что ты изменял той орионке всё это время? – очевидно, быть бесполезным стало единственным призванием Гэри. – Думай, что хочешь, – бормочет Джим, пытаясь просто обойти его. Другие парни в раздевалке – медик, которого он едва знает, но уже ненавидит, потому что его ненавидит Боунс, и ещё один с командного, Сулу или что-то типа того – усердно делают вид, что не подслушивают. – Знаешь, что я думаю, – продолжает Тролль Из Раздевалки. – Я думаю, что ты использовал её, чтобы забраться в трусы к Кобаяши Мару. Что, неправ? Так значит, не только Ухура была о нём невысокого мнения. Но и все остальные. Ну, раз это то, чего они ожидали, чего они хотят, то кто Джим такой, чтобы им отказать? Забавно, что как ни крути, что бы Джим ни делал, ему всегда достаётся роль Гэтсби. – Нет, ты не неправ, – отвечает Джим, улыбаясь и слегка наклонив голову. – Знаешь, а поставь Гейлу рядом с другой орионкой, так я, наверно, даже не отличу одну от другой. Тролль Из Раздевалки уставился на него, наполовину с отвращением, наполовину впечатлённый. Но не удивлённый. – Чувак, ты месяцами говорил, что вы встречаетесь. Джим пожимает плечами. – Ты же знаешь орионок. Они все на одно лицо.***
И, действительно, через пару часов молва идёт по Академии, что Кирк – ещё большая шлюха, чем орионка. Джим говорит себе, что ему нужно гордиться, он достиг цели, доказал, что не нужно принадлежать к определённой расе, чтобы быть шлюхой. «Теперь они поймут», – говорит себе Джим, но эта ложь слишком очевидна даже для него.***
За все свои восемнадцать лет в качестве Директора информационных технологий Звёздного Флота, командер Робертс только один раз видела компьютерный код настолько переменчивый и резкий, как тот, что у неё сейчас в руках, код, взломавший Кобаяши Мару. Стиль настолько отличительный, словно это отпечатки пальцев, и она знает ответ даже раньше, чем успевает задать вопрос: – Как зовут кадета, кто это сделал? – Джеймс Тиберий Кирк, – отвечает Спок, и да, это он. Презрительный, неисправимый мальчик, которого она встретила девять лет назад, всё-таки поступил в Звёздный Флот. Так значит дело не в том, что не было причин заставить его сюда поступить, ему просто не понравились её причины. – Я принёс это вам, потому что нахожусь в конфликтной ситуации, как оценить подход Кирка, – продолжает Спок, но она едва слушает, слишком рассержена, чтобы слушать кого-либо. Этот мальчик, Кирк, пренебрегал всеми возможными правилами, когда был ребёнком, и продолжит это делать, пока Робертс не положит этому конец. – Его метод, в частности написание кода, одновременно нелицеприятный и … интригующий. Я не уверен, как правильно поступить: наказать за нарушение правил Академии или наградить за креативное мышление. Возможно, если бы Робертс никогда раньше его не встречала, она приняла другое решение. Но она хорошо помнит, как он посмеялся над ней, предпочёл колонию для несовершеннолетних работе под её началом. – Объявите слушание о дисциплинарном взыскании, – рявкает она. Спок впивается в неё пронизывающим взглядом. – Если этого не сделать, другие кадеты начнут гнуть правила под себя, как только захотят, а их лишь погладят по головке, – поясняет она. – Необходимо показать пример, ему и другим.***
– Джим! Джим оборачивается и попадает прямо в руки орионки. Они оба делают шаг назад, Гейла тут же сердито ставит руки на бедра и недовольно спрашивает: – Почему ты поменял код? – Потому что они бы поняли, что он твой! Тебя бы вышвырнули из Звёздного Флота или, по крайней мере, использовали как отговорку больше никогда тебе не доверять… – Ну и ладно, – настаивает девушка. – Я сказала тебе, что всё хорошо! – Да… но я ведь не смог отплатить тебе. Я не могу… – Джим нервно сглатывает и пробует ещё раз. Он не в силах смотреть ей в глаза. – Я не могу исполнить кинк с настоящей любовью. Прости. Ты можешь выбрать любой другой… – Что? – Теперь Гейла смотрит удивлённо. – Это не кинк. Ты… о, Джим, ты подумал, что это была ролевая игра… – А разве нет? – он пытается вернуть землю под ногами. – Но… ты сказала, что была с кучей других парней… – И я люблю их всех, – легко отвечает она. – Конечно, я тебя люблю. Ты один из моих самых близких друзей. Джим смотрит на неё во все глаза. – Но это… это не любовь. В смысле, да, но это… Конечно, ты тоже моя близкая подруга, но если я когда-нибудь полюблю, то только этого человека, раз и навсегда. Нельзя так любить всех подряд. – Джим Кирк в душе романтик, – усмехается Гейла. – Хей, не будь такой противной, – возражает он. – Джим, я была готова быть с тобой, потому что ты прекрасный человек. Как и многие. И я люблю их, всегда буду любить их, в какой-то степени. Каждый человек, с которым я была, оставил мне частичку себя, а я – ему. – Она берёт его за руку и переплетает их пальцы. – Всё живое связано между собой. – «Смерть каждого человека уменьшает меня, потому что я - часть человечества**», – цитирует Джим. – Именно, – улыбается Гейла. Если это правда… если секс каждый раз что-то значит, если люди сохраняют в себе частичку того, с кем спят… Джим не хочет думать о том, сколько частичек Кодоса он несёт в себе. – Нееее, – отвечает он, пожимая плечами. – Мне всё равно никогда не нравился Джон Донн – имя глупое. Секс – просто секс. Гейла смеётся в ответ и качает головой. – Так значит, мы расстаёмся. – Да, я тоже так слышал. Это правда? – Думаю, да, – отвечает она, изобразив на лице подобие серьёзности. – Мы можем остаться друзьями? – Нуууу, – тянет Джи. потирая подбородок, словно действительно думает над этим. – Полагаю, да. Они улыбаются друг другу. В этот момент включается громкоговоритель. – Всем кадетам немедленно явиться в лекционный зал А на дисциплинарное слушание. Всем кадетам явиться в лекционный зал А. – Дисциплинарное слушание? – повторяет Джим. – А что, они теперь проходят публично? Гейла выглядит взволнованной. – Ты же не думаешь, что это из-за вчерашнего теста, да? Ну, только с его удачей… – Всё возможно… – Я скажу им, что помогала тебе! Если нас двое… – Нет, – резко обрывает её Джим. – Я не стану тянуть тебя за собой. Ты обещала. Она открывает рот с намерением протестовать, но молча закрывает. – Может, это совсем не из-за тебя, – с надеждой говорит она.***
Технически, как член старшего медицинского персонала, как только назовут его имя и корабль, Леонард МакКой должен пойти прямо на Энтерпрайз, но когда он разворачивается на выход, Джим тихо говорит: – Подожди. – МакКой! – снова доносится из другой части ангара. – Джим… – Подожди, – повторяет тот, и на этот раз в его голосе слышен надрыв, это похоже на страх. – Они уже прошли букву К, Джим. Ты остаёшься на земле – ты же знаешь. – Леонард бросает на него косой взгляд. – Может это и к лучшему, если ты здесь. В безопасности. Джим закатывает глаза. – Ты не мой отец, Боунс. – Как и ты, парень, – отвечает Лен. – Может миру и нравятся мученики, но я предпочту, чтобы мой друг не вернулся домой в ящике. – Ты о чём? Совсем параноик, я не вернусь в ящике. – Я думал о том, что сказал Спок на слушании, – отвечает Леонард, уже тише. – И я понял, что он прав. У тебя нет никакого чувства страха. Ты не просто безрассудный – у тебя суицидальные наклонности. Ты пытался убить себя, сколько я тебя знаю. – Джим сжимает руки в кулаки, но не возражает. – Это нелегко, следить, чтобы ты не умер здесь, но в космосе это… Он не говорит невозможно, но они оба знают, о чем речь. Джим безрадостно смеётся. – Я думал, ты говорил, что не сможешь быть на одной из этих летающих консервных банок без меня. Лен скрипит зубами. – Думаю, я неплохо справлюсь с летающей жестянкой, если буду знать, что ты на земле, а не мертвый. – Я не умру, Боунс, – Джим порядком раздражен. – Может, нет, – соглашается Джим. – Но посмотри мне в глаза и скажи, что ты и правда постараешься. Джим удивленно смотрит на него. Облизывает губы. Открывает рот: – Я… Боже. Как какой-то зеленокровый хобгоблин увидел это раньше Леонарда? – Ты остаёшься здесь, Джим. В безопасности. Я скоро вернусь, и ты пойдёшь с нами в следующий раз… Он поворачивается уйти, но его перехватывает рука Джима. – Нет… Боунс, пожалуйста, просто… подожди? И, поскольку щенячьи глазки Джима всё ещё остаются главной причиной всех неудачных решений в жизни Леонарда, он останавливается и ждёт. Ждёт. И ещё ждёт, пока не называют последнее имя из списка, но Джима среди них нет. – Они не назвали моё имя, – говорит Джим, словно это стало для него сюрпризом, и срывается с места, готовясь бросить вызов Высшим Силам, что позволили случиться такой несправедливости. Лен следует за ним, ждёт, пока Джим получает подтверждение, что он отстранён от этой миссии, и знает, что мало что можно сделать. Это будет непросто для них обоих, но… может это и к лучшему. Джим скоро отправится в космос. Ему просто… нужно ещё немного времени. – Джим, я думаю, совет поддержит тебя, – утешает он. – Скорее всего. Его друг всё ещё не поднимает на него глаза, и Лен про себя признаёт, что да, наверное, это было не к месту. Он пытается придумать формулировку получше, бросает взгляд на часы, и – Иисусе – шаттл отправляется через девять минут. – Ну, Джим, я должен идти … Джим оборачивается, поднимает голову и нацепляет на лицо своё самое фальшивое выражение Со-мной-всё-в-порядке. – Да, конечно. А потом он улыбается пластиковой улыбкой и разрази-меня-Бог пожимает ему руку, словно они половину учёбы не спали в одной кровати, словно знают друг друга всего десять минут. – Удачи. Он ненавидит фальшивые улыбки Джима, ненавидит то, что бросает его вот так, но до отлёта восемь минут, а на месте нужно было быть уже как двадцать минут назад. Он уходит прочь, говоря себе не оглядываться, говоря, что всё к лучшему, так будет лучше, так лучше… Тебе придётся самому справляться с этой стальной ловушкой, называемой звездолётом. «Ты правда думаешь, что сможешь?» «Заткнись», – противоречит он сам себе. «Если бы ты о нем беспокоился, ты бы отговорил его от этого. Он ещё не готов. Спок это видел. Я это вижу. Единственный, кто этого ещё не понял, это сам Джим.» Леонард снова вспоминает ту фальшивую улыбку, как Джим пожал ему руку, словно они незнакомцы. Или, словно он пытался сделать их незнакомцами, на случай, если Леонард не вернётся. МакКой резко останавливается. Закатывает глаза. Усталый стон. Без шансов. – Чёрт возьми. И, прежде чем его рациональное мышление сможет вмешаться, Леонард разворачивается и топает обратно туда, где всё ещё потерянным ребёнком стоит Джим, хватает его и бормочет: – Давай за мной.***
Нийота даже стоя спиной, может сказать, что Гейла навострила уши, услышав имя Ухуры. «Фаррагаут!» Вот честное слово, если бы её устраивал любой корабль, она бы тоже радовалась, что её поместили на один звездолёт с Гейлой. Но, её это не устраивает. «Я его точно убью», – спокойно и ясно думает Нийота. Им командуют вольно, отправляя по местам распределения, и Гейла с широкой улыбкой (Боже, она и понятия не имеет, Кирк, ты ублюдок) отворачивается, Ухура еле находит силы улыбнуться ей в ответ. Через мгновение её соседка уже ушла, как и улыбка, и Ухура направляется прямо к своей цели, прямым курсом и смертоносная, как самонаводящаяся ракета. Она провела часы, дни, годы своей жизни, работая, обучаясь, экономя каждый доллар, хватаясь за малейшую возможность, наконец выцарапав своё место как лучшая студентка года на коммуникационном потоке, и только чтобы ей отказали в законном месте на флагмане Звёздного Флота вместе со своим бойфрендом. Нет. Может она и встречается со Споком, начиная со второго курса, но должность главного связиста она хотела с четырнадцати лет. И Нийота, в отличие от некоторых, никогда не путалась с расстановкой приоритетов. К слову, эти самые “некоторые” идут ей навстречу, направляясь в противоположное от шаттлов направление, утягиваемые МакКоем, с вопросом на губах: – Боунс, куда мы идём? – Увидишь, – загадочно отвечает МакКой. Они проходят мимо, но Нийота смотрит прямо и не отвлекается на Придурка Часа. (И ей не приходится задумываться о том, насколько слабо она знает людей.) У Нийоты нет времени тратить время на таких придурков, как он; у неё есть своя работа. Ей надо убедить Спока, с помощью логики, почему её надо перераспределить на Энтерпрайз, туда, где её место. И если это не сработает, то она всегда может оттолкнуть своего обожаемого бойфренда, стащить его падд и самостоятельно перераспределиться.***
Судя по всему Леонард потерял свой страх перед шаттлами где-то между знакомством с Джимом и сегодняшним днём, потому что во время взлёта к Энтерпрайз (и разве это не патетично: умиляться тому, что у Джима нормальная реакция на вакцину). Он всё ещё помнит все то бесчисленное число самых отвратительных способов умереть…. А может Джим просто сам по себе прекрасный отвлекающий фактор – когда он в комнате слишком сложно сосредоточиться на чём-либо ещё. И не в плане секса или чего-то ещё, это просто факт. Но решающим стало то, что паранойя Леонарда вместе с уверенностью, что пока он с Джимом (а он планирует быть с ним ближайшую вечность), его жизнь не прервётся такой банальностью, как поломка шаттла. О, нет. Его точно ждёт настолько отвратительная смерть, что воображения не хватит. Эта мысль странно успокаивает.***
– Надо тебя переодеть, – бормочет Леонард, утягивая Джима дальше вдоль коридоров Энтерпрайз, Джим явно дезориентирован – от него не слышно привычной шутки «Хочешь меня раздеть, Боунс». – Вот именно, – отвечает тот. – Потому что я уже потёк. И именно в этот момент Лен замечает «старого друга» Джима, которого сейчас настолько рад видеть здесь на Энтерпрайз, что готов ударить. – Чёрт, ублюдок остроухий, – шипит он, утягивая Джима в боковой коридор. – Я думал, он тебе нравится, – возражает Джим. – Я пошутил, идиот! Мне никто не нравится! – Верно. Вскоре Леонард затаскивает Джима в лазарет (где тот едва может сидеть прямо, но каким-то образом находит силы улыбнуться Рейчел с задорным «Привет, как дела?»), усаживает на кровать и колет седативного. В каком-то извращённом смысле, таким Джим ему нравится больше всего – может он и лежит слишком тихо и слишком неподвижно, но, по крайней мере, Лен знает, что тот в безопасности.***
Отмотать. Когда капитан Робо уходит обсудить условия прекращения огня, продолжать стрелять в Нараду. Капитан Робо умирает, но он бы всё равно умер, а так у них, по крайней мере, есть шанс сражаться. Попытаться снова. Вооружение Нарады слишком мощное для ресурсов Кельвина. Капитан Робо умирает. Джордж Кирк умирает, на этот раз менее героически. Джим всё также растёт без отца. Конец игры. Отмотать. Оставить одного из инженеров (не главного, а жаль, она будет немного занята родами) на борту с Капитаном Кирком. Он починит автопилот, и они смогут уйти с Кельвина до столкновения с Нарадой. Попытаться снова. Когда ремонт закончен, уже слишком поздно отстыковываться. Капитан Робо умирает. Джордж Кирк умирает, на этот раз спасая только 799 человек. Джим всё ещё растёт без отца. Конец игры. Отмотать. Обойти чёрную дыру, чтобы… Конец игры. Отмотать. Задействовать эвакуационные ячейки раньше… Конец игры. Отмотать, отмотать, отмотать, но результат всё тот же. Как только появляется магнитная буря, как только появляется чёрная дыра, всё кончено. Все дороги ведут к поражению. Это Кобаяши Мару. Единственный шанс уйти от неизбежного – это никогда не исследовать магнитную бурю, но тогда Звёздный Флот – и Джордж Кирк – были бы совсем другими людьми. …Аномалия в нейтральной зоне… Если бы они держались подальше от этой черной дыры, если бы они знали, что скрывает магнитная буря… Может, если бы у них был… может, они бы… … сигнал бедствия… Вулкан... эвакуация… «Погодите-ка», – у Джима голова, как в тумане. Вулкан? – Расчётное время прибытия на Вулкан – три минуты. Спасибо за внимание. Джим подрывается с биокровати, сердце бешено колотится, кружится голова, но он чувствует бодрость. Магнитная буря. – Джим, ты очнулся. Как самочувствие? – спрашивает Боунс, и Джиму... нехорошо, но сейчас это совсем неважно, не стоит тратить на это драгоценные секунды. Сейчас ему нужно… нужно… Что ему нужно сделать, что он может делать? Если бы он мог вернуться, поменять то решение, которое всё изменило (Нарада, Кобаяши Мару, Кодос)... Что бы он сделал, как всё исправить, спасти людей? Избавиться от безвыигрышного сценария? Его разум мечется – отмотать-попробовать снова, отмотать-попробовать снова, думай, думай, думай…! Тем временем его пальцы раздулись, как огурец, но у него нет времени на аллергическую реакцию, ему нужно добраться до коммуникационной консоли, заново проиграть видео объявления, нужно… – Можно… там похоже магнитная буря за окном. Грудь резко сдавливает. Значит, это был не сон. – Боунс! – кричит он, обхватывает лицо друга, и тот отрывается от… что он там делал, притягивает его ближе, чтобы дать понять, что он серьёзно. (А ещё он всё ещё под таблетками). –Мы должны остановить корабль.***
– Что? – кричит Леонард, но Джим уже убегает, Лену остаётся лишь скрипеть зубами и бежать вдогонку, потому что естественно у Джима Кирка ни одна вакцина не проходит без осложнений. – Джим! Ты бредишь… тебе надо обратно в кровать, прежде чем я… А потом тот каким-то образом взламывает код медицинского доступа (ему и правда нужно завести парочку друзей поглупее) и несётся, словно наперегонки со смертью, Леонард старается не отставать. – Лови его! – орёт он Кларку, но тот никогда не отличался хорошими рефлексами, и лишь беспомощно смотрит вслед пролетевшему стрелой Джиму, а за ним задыхающемуся и матерящемуся МакКою. – Джим, – доктор пытается не звучать особо угрожающе, пусть он и хочет пару раз врезать блондину чем-нибудь потяжелее. – Я знаю, ты думаешь, что мы в опасности или типа того, но тебе нужно вернуться. Прямо. Сейчас. Тот поворачивает за угол, и Лен орёт: – Джим, я не шучу, тебе нужно успокоиться! И, Слава Богу, парень начинает нажимать какие-то кнопки на панели управления, наверняка вызывая полный хаос, но, по крайней мере, этого времени Леонарду достаточно, чтобы вколоть ему гипо. Джим всё ещё печатает, пытаясь кого-то найти, что даёт МакКою время подготовить свою гипо-артиллерию. – Я со времён мединститута не видел такой реакции, – ворчит он. Ну, за исключением Того Инцидента Который Мы Больше В Жизни Не Упомянем, но, как следует из названия, Леонард о нём не вспоминает. А потом Джим снова убегает, но и Леонард не отстаёт. А потом время идёт, но отёк не спадает, галлюцинации не проходят, а ещё он говорит чепуху, тыкая в Ухуру, что-то о корабле и клингонах. Господи, у него даже язык опух, но Лену удается от этого избавиться, но галлюцинации становятся хуже, потому что Джим внезапно решает, что ему надо на мостик. Вот прямо сейчас. – Ты спятил? – орёт Леонард. – Пайк выкинет тебя за борт! – Но Джим уже за дверью. – ДЖИМ!***
– Капитан! – кричит Джим. – Капитан Пайк, сэр, мы должны остановить корабль! Пайк поворачивается, видит его, поднимается на ноги, он абсолютно не удивлён, только слегка раздражен. – Кирк, каким образом ты попал на борт Энтерпрайз?! Боунс делает шаг вперёд, закрывая его, и одной рукой останавливает Джима, другая обращена к Пайку. – Капитан, его действия определяет повышенная реакция на вакцину… – Боунс! Боунс, пожалуйста… – У него сильнейший бред и беру на себя полную ответственность, – продолжает Боунс. И да, Джим любит Боунса, и то, что тот готов взять на себя вину за то… за то, что он такой Джим, это мило, но ему надо спасти корабль. – На Вулкане нет природной катастрофы, – он повышает голос. – На планету напали ромуланцы! – Ромуланцы? – повторяет Пайк. – Кадет Кирк, вы уже достаточно были в центре внимания. МакКой, отведите его в медицинский отсек. Потом поговорим. – Сэр, та же аномалия… Пайк выглядит так, словно и правда готов его ударить, но, прежде чем он успевает что-то с этим сделать, их прерывает сам остроухий гоблин. – Мистер Кирк не получил разрешения находиться на борту этого корабля, Капитан. Джим закатывает глаза. – Понял, ты любишь поспорить… – Согласно Уставу он проходит, как безбилетник. – Я бы с радостью снова с тобой… – отвечает Джим и, окей, сейчас не лучшее время для флирта, но он действует на автомате. – Я могу удалить кадета… –отвечает Спок, и это становится последней каплей. – Попробуй!– рявкает он. – Этот кадет пытается спасти корабль! Спок переводит взгляд на него. – И прекратить спасательную операцию? Оох. Ну и чёрт с ним. Джим поворачивается к Пайку и говорит: – Это прикрытие, против нас готовится атака. – Предоставьте факты, – требует Спок, как будто Джим это с ним разговаривает. Джим делает глубокий вдох. – Точно такая же аномалия – космическая бура, которую мы видели сегодня – произошла в тот день, когда я родился. Перед атакой ромуланского корабля на БСС «Кельвин». Вы это знаете. Сэр, я читал вашу диссертацию, – добавляет он, видя наполовину впечатлённое, наполовину болезненное выражение лица Пайка, которое появляется каждый раз, когда Джим включает мозги. И Джиму приходится объяснить смерть своего отца, объяснить всю цепочку ночных размышлений, только чтобы избавить их от повторного совершения той же ошибки. Если сможет. Отмотать. Рассказать им заранее об опасности. Попробовать снова. – Как вы узнали об атаке на клингонов? – спрашивает Пайк, значит, он ему верит. Джим оглядывается на Спока, немного самодовольно. Потом смотрит на Ухуру. Умоляет её глазами. Мгновение она не отвечает, потом кивает, и Джим чувствует волну облегчения. Она может ненавидеть его, но у неё достаточно порядочности, чтобы не скрывать важную информацию. – Сэр, я перехватила и лично перевела их сообщение, – говорит она. – Сведения Кирка точны. – Мы сейчас летим прямо в их ловушку, – настаивает Джим. – Ромуланцы нас уже ждут. Я уверен. Пайк оборачивается к Споку. Хах. Теперь понятно, кто на этом корабле главный. – В его словах есть логика, – заявляет Спок, к удивлению Джима. – А лейтенант Ухура – ксенолингвист высшего уровня. Благоразумно согласиться. “Ну, – думает Джим. – Это весьма… логично с его стороны.” Пайк приказывает связисту найти сигналы с Вулкана, но – сюрприз-сюрприз – их нет. – Потому что на них уже напали, – отвечает Джим, и, на этот раз, с ним никто не спорит. Он видит, как Пайк возвращается в капитанское кресло, и пытается игнорировать неотрывный взгляд Спока на нём. – Поднять щиты. Красная тревога. “Отмотать, – думает Джим. – Предупредить Звёздный Флот о том, что их ждёт. Попробовать снова. Но Джим знает – знает лучше, чем кто-либо ещё, что этого недостаточно. Единственный способ избежать этого безвыигрышного сценария, это вообще не лететь на помощь Вулкану. Но бездействовать, пока страдают невинные люди… Этот сценарий ещё более неприемлем, чем поражение. В прошлое появление магнитной бури Джим потерял всё. Теперь будут другие, кого ждёт та же участь. Он оглядывается на Спока и впервые позволяет себе признать, что, несмотря на все свои недостатки, он великолепен. В Я-мог-бы-убить-тебя-одними-бровями смысле. И, словно в ответ на мысли Джима, вулканец оборачивается к нему, о бл… А потом их выкидывает из варпа, появляется Вулкан, и, ну конечно, начинается хаос, обломки кораблей раскиданы по всему периметру, небо озаряется огнями фазеров. Всё остальное заполняют собой крики, беготня, звуки, и Джим просто стоит и смотрит, держится и проигрывает в своей голове различные сценарии, снова и снова. Отмотать, попробовать снова, отмотать, попробовать снова, отмотать… Это то, чего он ждал всю свою жизнь. То, для чего его воспитали. Победить в безвыигрышном сценарии. «Тебе дали шанс, Кирк», – думает он. «Не упусти его».***
– Вы лично прилетите на Нараду, – говорит ему Нерон. – Для переговоров. Это всё. А потом видео обрывается, на мостике тишина, и самое ненормальное то, что он знает, что Пайк пойдет туда, и нет, он не может потерять кого-либо ещё, почему люди, которые ему небезразличны, не прекратят быть благородными и мёртвыми? – Он вас убьёт, – возражает он, в то же время, как вулканец говорит: – Ваше выживание маловероятно. На мгновение он встречается глазами с глазами Спока, и хоть раз они на одной стороне, и это… классно. Это реально приятно. – Капитан, дипломатией мы ничего не добьёмся. Лететь на их корабль нельзя. – Джим знает это лучше, чем кто-либо. (Отмотать. Ромуланцы и не пытались вести переговоры; как только капитан Робо уйдёт, мы его потеряем. Его смерть ничего не даст. Конец игры. Отмотать. не позволить ему пойти на Нараду. Попробовать снова.) – Согласен. Нам следует изменить стратегию, – говорит Спок, и, нет, это даже лучше, чем приятно. Приятно, когда кто-то на твоей стороне, кого ты уважаешь. Но это… это чувствуется так правильно. У них разные подходы, но они ведут к одинаковым выводам, тем самым закрывая слепые пятна друг друга. Между быстрой интуицией Джима, кристальной логикой Спока и поразительным айкью их обоих, они словно могут вместе бросить вызов происходящему и вместе победить. Словно они могут бросить вызов всей галактике и победить. Но этого не происходит. – Я вас понимаю, – говорит Пайк, словно действительно понимает. Но всё равно пойдёт туда. В эту секунду он хочет что-нибудь ударить, устроить сцену или своими руками остановить Пайка – но он знает, что тот этого не оценит, и, что более важно, это не сработает, потому что это То, Что Должен Сделать Пайк. В конце концов, Пайк восхищался Джорджем Кирком – и его жертвенностью – ещё будучи подростком. И тем самым его способ мышления, его ожидания были сформированы отцом Джима так же, как Джимовы – Кодосом. Джим и Пайк может и не хотели таких стандартов, но они всё равно есть, и они определяют и корректируют все важные решения по жизни, без их чётко выраженного согласия. – Нужны офицеры, закончившие курсы ближнего боя, – говорит Пайк, и ну, не то, чтобы Джим получил подготовку, так сказать, но его навыки вполне заслужили квалификацию. Он три года обучал класс боевой подготовке, он хочет пойти, хочет сделать хоть что-то, чтобы не чувствовать беспомощность, стоять пассивным наблюдателем происходящего (отмотатьпопробоватьсноваотмотатьпопробоватьснова…). Но он знает, что не должен упорствовать. – Я закончил, сэр, – говорит пилот. О, это Сулу. Как его имя? Может, Каору? – Пойдёте со мной, – отвечает Пайк. потом добавляет, почти со вздохом, первый раз по-настоящему глядя на Джима с момента его появления на Энтерпрайз с едва заметной улыбкой на губах. – Кирк, вы тоже. Вас здесь всё равно не должно быть. Джим следует за ним, спрашивая себя, знает ли Пайк, насколько он ему благодарен.***
Джим не произносил речь на похоронах Сэма. Он даже не плакал на похоронах Сэма. Он надел свой лучший костюм (тот самый, который надевал на все благотворительные церемонии и открытия мемориалов в память его отца) и сидел в первом ряду рядом со своей мамой, глядя прямо перед собой, ничего не видя, ничего не слыша, ничего не чувствуя. Его мама постоянно плакала, прижавшись к Фрэнку, почти задыхаясь от болезненно звучащих всхлипов, пока её муж выводил круги на её плече, утешая. – У Джима просто шок, – позже успокаивали его мать, но сама едва этому верила. – На него столько свалилось в последнее время, бедный ребёнок… Он ещё не успел понять, что его брата больше нет. Но у него не было шока, и он очень даже хорошо понимал, что брата больше нет – он забрал большую часть Джима с собой, в конце концов. Это был не шок, а пустота. Ту же пустоту он видит в глазах Спока, когда тот возвращается после эвакуации на Вулкане – тысячи спасены, но все они бесполезны, среди них нет его матери. Глаза Спока, пустые, потерянные (ничего не видящие, ничего не слышащие) глядят прямо, словно он всё ещё видит перед собой призрак того, кто заботился о нём больше всего на свете (кто любил его больше всего на свете). Джим чувствует его горе, его беспомощность, его самоистязание, словно свои собственные – словно у них одна голова на двоих; одно сердце. Он знает, что это не из-за того, что Спок ничего не чувствует; это из-за того, что он чувствует намного, намного больше, чтобы это выразилось простыми слезами. Словно в тумане, Спок делает пару шагов вперёд, которые бы привели его к маме – которые бы либо спасли её жизнь, либо погасили его собственную (и любой из вариантов лучше того, что есть сейчас). Сделать шаг сейчас так легко. До глупого легко. Отмотать. Быть немного быстрее. Немного сильнее. Немного умнее. попытаться снова. Может, тогда… тогда бы ты не подвёл её. Даже когда его уводят в медотсек (где Боунс, предсказуемо, пугается до дрожи, когда узнаёт, что Джим спускался вниз), даже слушая знакомый, успокаивающий голос МакКоя, дарящего другим пациентам свою непростую любовь и ласку («Сами идиоты, раз не прошли вакцинацию!»), даже пока ему перевязывает руку та медсестра, с которой он, наверное, флиртовал, – у него не выходят из головы тёмные, пустые глаза Спока. Может тот не-флирт, или может именно те глаза напоминают ему о… Грудь болезненно сжимается, дышать получается через раз. – Боунс, – хрипит он. Доктор смотрит на него с ответной саркастичной ремаркой, готовой сорваться с языка, но выражение лица Джима заставляет его ужаснуться. – Что, малец? – Гейла.***
– Чтобы все достойно выполняли свои обязанности. “О, Спок”, – думает она. Её сердце разрывается, сочувствуя, а она не может даже… Она может лишь смотреть, как он уходит, спина прямая, голова высоко поднята, и каким-то образом его упрямая позиция не плакать, вообще не показывать эмоций, только сильнее ранит её, заставляя плакать за них обоих. Но, конечно, только до тех пор, пока она не видит Кирка – многоуважаемого Человека С Которым Она Сейчас Меньше Всего Хочет Разговаривать – направляющегося в её сторону. Ухура отворачивается, чтобы он не увидел, что она плачет, и нажимает кнопку, чтобы подняться обратно на мостик, но Кирк умудряется проскользнуть прямо перед тем, как двери закрылись. Ухура лишь скрещивает руки на груди и упрямо стоит, отвернувшись в другую сторону. – Ухура, – тихо зовёт он. Она скрипит зубами, но не отвечает. – Слушай, я знаю, что ты меня ненавидишь, но мне нужно знать… На какой корабль определили Гейлу? Его невероятная наглость была бы забавной, если бы не злила. Она оборачивается к нему и рявкает: – И ты только сейчас о ней забеспокоился? Кирк отшатывается назад, словно она его ударила, глаза распахиваются в ужасе от понимания, он увидел её заплаканное лицо. Она замолкает, шокированная его реакцией. Может быть так, что он и правда о ней беспокоится? Но… Он же… Турболифт останавливается на мостике, и Кирк медленно выходит из него, словно в тумане. Ухура открывает рот, протягивает к нему руку, уже готова последовать за ним, но тут Сулу зовёт её помочь ему подтвердить траекторию Нарады, и вскоре она настолько погружена в цифры, графики и сигналы с коммуникаторов, что не может вспомнить, что вообще хотела ему сказать.***
“И ты только сейчас о ней забеспокоился?” Джим идёт куда-то, но не знает куда, или зачем, или как, его голова пуста, в ней туман, перед глазами только Гейла, в тот первый день под лестницей, открытая, любопытная и прекрасная, огненно-рыжие волосы падают ей на глаза, когда она пытается следить за словами, что Джим читает вслух… Гейла, гордо идущая по кампусу, держа Джима за руку… Гейла, говорящая ему, что она любит его… Ухура плакала… спросила его почему он только сейчас… ГейлаГейлаГейла…. Джим падает в пустое кресло на мостике, закрывает лицо руками, пытается дышать. «Ты идиот, Кирк. Разве ты до сих пор не понял, что никто не задерживается рядом с тобой надолго?» Гейла, мертва. Храбрая, мягкосердечная Гейла, взорванная где-то над Вулканом, а ведь она ни в чём не виновата; это сильное идеальное сердцебиение ушло, без всякой причины. Он хотел бы спросить её, как она может нести в себе частички всех тех, кто был с ней, кто ранил её. Он бы хотел сказать ей, что тоже любит её. – Парень… – Джим выпрямляется и видит уставшее, осунувшееся лицо Боунса. Спок тоже снова появился на мостике, пока Джим был в своём мире. – Разве ты не должен быть занят? – спрашивает Джим, пытаясь вспомнить, как разговаривать. – Ты же СМО теперь, у тебя никак не должно хватать времени ходить за мной… – Не мог же я оставить тебя одного в таком состоянии, идиот, – ворчит Боунс, опуская руку ему на плечо. Джим пытается улыбнуться в ответ, но получается не очень. Тёмные глаза Спока на мгновение смотрят на них, потом снова на расчёты Ухуры. – Мы ещё не знаем точно, что случилось с остальными, – ободряет его Боунс. – Ухура тоже не знает. Или… может ты неправильно понял… Гейла может быть в порядке…. но можно довольно точно сказать, что Пайк будет не в порядке, если мы оставим его с ромуланцами надолго. Верно. Джим пока ещё не может отдаться скорби; он должен сосредоточиться на текущей задаче, должен очистить свою голову от прочего, если хочет получить маленький шанс вернуть Пайка, а он должен вернуть Пайка. Он не может потерять кого-либо ещё, не сегодня, не этим ублюдкам. Он делает глубокий вдох, закрывает глаза, заставляет себя вернуться на Энтерпрайз, к чёрной дыре, а не своей личной трагедии и трагедии всей вулканской расы. Это может быть трагедией для всей терранской расы. – Окей. Да. Пайк. Нам нужно пробраться на тот корабль и нам нужно его вернуть, и нам нужно остановить этого татуированного предводителя отвергнутых, прежде чем они остановят нас. По крайней мере, он знает, что есть ещё один человек, кто понимает, что с ним происходит, понимает, почему они не могут оставить Пайка – и это Спок. Несмотря на их различия, Джим знает, что Спок так же потерян, так же горит огнём уничтожить этих парней, как и он. Он понимает, как никто другой, почему Джим не может потерять кого-либо ещё.***
Или нет. Он чувствует себя почти преданным, когда приходит в себя на Богом забытом ледяном камушке, вдали от цивилизации, хотя, наверное, не должен. Как он мог быть настолько глупым, чтобы рассчитывать на эмоциональную поддержку от вулканца? Теперь кажется очевидным, что Спок совсем не понимает его горя, что связь, которую Джим почувствовал между ними существует только в его воображении. Остроухая ледышка, наверное, вообще ничего не чувствует. Должно быть мило, смотреть, как умирает твоя мама и даже глазом не моргнуть. – Оставайтесь в капсуле до эвакуации, – говорит электронный голос, Джим закатывает глаза и выбивает дверь, потому что ну да, конечно. Ему надоело ждать. Ему это никогда ничего хорошего не приносило.***
Окей, может и стоило подождать, но только именно в этом случае. Он пытается перевести дух после того, как спасся от гигантского паукообразного лобстера, а его рыцарь в сияющих доспехах своим факелом прогнал чудовище. У его рыцаря седые волосы, высокий рост, и… Джим приглядывается к ушам, не веря своим глазам. Вулканец? Его спаситель оборачивается и действительно, он вулканец; вулканец с целой кучей эмоций на лице, и Джиму кажется, что ему стоит отвернуться. Глаза вулканца настолько печальные, словно он потерял абсолютно всё, словно видит перед собой призрак человека, которого любил больше жизни. Такие глаза Джим видел только однажды – у Спока в транспортаторной. А потом вулканец говорит в изумлении: – Джеймс Т. Кирк. – Простите? – переспрашивает Джим, потому что а) он этого мужчину не знает и б) никто, даже его мать, не называет его полным именем. – Как ты меня нашёл? – спрашивает он, словно Джим всё это спланировал, что, эмм, льстит? Но совсем не соответствует действительности. – Воу-воу, – он поднимается на ноги, на случай если придётся защищаться. – Вы знаете моё имя? – Я был и всегда буду твоим другом, – отвечает вулканец, так уверенно, искренне… словно не в первый раз. Его мама таким же голосом произносила брачную клятву. «Что с того? Этот чувак думает, что он лично знает Джима – думает, что он его муж, или типа того – а он и понятия не имеет, что за вулканец? Это не… не совсем невозможно», – думает Джим, учитывая вероятность того, что где-то тут ещё прячутся путешественники во времени. «Но… – устало смеётся Джим. – Но он никогда не был и никогда не будет тем, кто может заслужить абсолютную преданность, не говоря уже о брачных клятвах. Поэтому. Другой вариант. Мистер Пещерный Вулканец слетел с катушек. Что намного более вероятно.» – Слушай… – он пытается быть как можно мягче к этому старичку. – Эм… я… я тебя не знаю. Вообще-то он имел в виду: “Мы не можем быть женаты. Улавливаешь?” – Я Спок, – отвечает Пещерный Вулканец, и теперь Джим точно знает, что тот спятил.***
Уверения Джима, что он не его муж пролетают мимо ушей, поскольку старый вулканец решил игнорировать уверения Джима и рассказывает о своём День №2 на Планете Ледяного Камня, попутно разводя огонь. И вот в чем дело – Джим бы ушёл, но не может. Он обязан этому вулканцу жизнью – а такие долги так просто не отплатить. К тому же он попытался раз, но Пещерный Вулканец со своей нежной улыбкой просто приволок его обратно. Поэтому Джим высвобождает свой капюшон из цепких вулканских пальцев, садится рядом и слушает рассказы Пещерного Вулканца, и всё хорошо – кажется, вулканец счастлив получить обратно своего «друга» и не особо требует от него ответов. – Мне приятно снова тебя видеть, старый друг, особенно после сегодняшних событий. И правда в том, что Джим вполне его понимает. Вулканец, наверное, не видел других гуманоидных лиц уже чёрт знает сколько, и если ему можно отплатить таким довольно безболезненным способом.... Даже если это Джим не тот, кого он хочет видеть. – Эмм… Сэр, я… я ценю то, что вы для меня сегодня сделали, но если… если вы Спок, то вы знаете, что мы не друзья. Совсем. Вы меня ненавидите. Вы выкинули меня сюда за бунт на корабле. Спок выглядит удивлённым. – За бунт? – Да, – отвечает Джим. Может теперь до него дойдёт? Может же? Пожалуйста? – Так ты не капитан? Он спросил так, словно конечно тот уже сейчас должен быть капитаном своего звездолёта, и Джим чувствует знакомый зуд под кожей; как в тот раз, когда читал письмо Мисс Уильямс. Замечательно, ещё один человек, который ожидал от него чего-то великого, только чтобы потом разочароваться. Он качает головой и начинает наматывать круги, больше не в состоянии стоять на месте. – Нет. Нет, я… – кадет с дисциплинарным взысканием? контрабанда? почти-отчисленный из Звёздного Флота? – Ты капитан. Пайка взяли в заложники. – Нерон, – говорит Пещерный Вулканец, и Джим замирает, оборачивается. Как, чёрт возьми, Чокнутый пещерный Вулканец это узнал? Может этот чувак правда Спок? Как ещё он мог узнать про Нерона, когда никто в этой Вселенной не слышал о нём со… вообще-то со дня его рождения. (Это, что, правда значит, что он и Спок на самом деле…?) Нет. Джим не верит во всю эту сентиментальную чепуху, больше нет. «Сосредоточься на деле, Кирк.» – Что ты о нем знаешь? – Он совершенно ненормальный ромуланец. Это верно. И если Пещерный Вулканец знает, кто такой Нерон, почему он не должен знать, каким теперь стал Джим? Пещерный Вулканец встаёт. – Позволь я кое-что сделаю, так будет проще,– он подходит к нему и Джим смотрит в ответ, всё ещё в шоке от осознания, пока Спок поднимает руку. Джим отходит назад. – Стоп-стоп. Что это вы делаете? – Наш разум, – отвечает Спок, словно это самая естественная вещь в мире. – Будет общим. И снова брачные клятвы. Джим не знает, как именно сказать Споку, что он не тот Джим Кирк, которого он искал, уважал, хотел, (любил?) – но всё равно вулканец спас его жизнь; он не может сказать нет…***
«Миллиарды жизней, потеряны – из-за меня, Джим», – устало говорит Спок. Он сломан. А потом другой голос присоединяется к нему, словно эхо, и Джим понимает, что это его собственный. Потому что я проиграл. Джим отклоняется от Спока назад, и он задыхается, а потом его снова бросает в омут, и он один, совершенно разбитый, его т’хи’лы больше нет, он в последний раз вышел из своего дома, ему некуда идти, нет планеты, Сэм умер из-за него, Эрика умерла из-за него, его мать мертва из-за него… «Нет! – кричит его разум. – Нет, это Спок, моя мать никогда…» – Посмотри на меня. – Джим смотрит. Видит как всё то, что происходит в его разуме, отражается в тёмных глазах Спока. – Эмоциональный перенос является последствием слияния разумов. Джим отворачивается, спотыкаясь, ковыляет… куда-то... не важно, просто прочь. Он должен идти… идти… ему нужно прямо, прямо за обрыв, в никуда – ему нужно было сдержать себя, когда другие дети обзывали его мать, женщину, которая лучше тысячи их, он должен защитить других детей в колонии, Кевин, целая галактика, Джим, защити её, спаси её. Защити Вулкан. Он никогда не был домом, Джим. Но он всегда был моим. Это не было тем, что я хотел, но это было именно то, что мне было нужно. – Так, значит, у тебя есть эмоции, – выдавливает Джим. Это просто смешно, дурацкий ответ на боль в его голове, в его груди, в каждой клетке его тела и мысли в голове. – Да, – отвечает Спок. Но потом он напоминает себе, что это не должно значить, что они со Споком будут когда-нибудь не разлей вода, потому что... – Путешествуя во времени, – шепчет Джим, – ты изменил все наши жизни. – Джим, – Джим оборачивается, пытается вернуться обратно в свой разум, обратно в пещеру. К Споку. – Мы должны идти. Неподалёку отсюда есть база Звёздного Флота. Путешествуя во времени, он изменил их жизни. А это значит… – Погоди, – просит Джим, прежде чем успевает передумать. Спок останавливается. Оборачивается. – А в том времени… («Что хорошего тебе это даст, Джим? – укоряет его внутренний голос. Тебя волнует?» Но в том всё и дело – его волнует. Всегда волновало. Даже если он, как и Спок, слишком опустошен и слишком зол и слишком сломан, чтобы это показать.) – ...я знал своего отца? – Да, – отвечает Спок. – Ты говорил…. Что он вдохновил тебя записаться в Звёздный Флот. «Вау», – думает Джим. В груди щемит, когда он представляет это – его отец, мама, Сэм, они улыбаются ему из толпы, когда его повышают до капитана и дают свой корабль, честно и заслуженно, без всяких манипуляций и трюков, только за талант, упорство и эрудицию. – Капитан. Это мило, в определённом смысле, думать, что где-то есть Джим Кирк, который живёт так, как он всегда хотел. – Чей корабль мы должны вернуть как можно скорее, – добавляет Спок. Он выходит из пещеры, Джим стоит позади, растерянный – он искал истинный север своего компаса жизни, но внезапно понял, что все ожидания по отношению к нему – Спока, среди прочих – изменились. Тот истинный север… Ну. Теперь компас показывает другое направление. Прежнее перестало быть достаточным. Потому что ожидания – лишь неосознанные мечты. А мечты, ну, мечты преследуют тебя днем и ночью, предопределяют твои победы и поражения. Сила ожиданий в косых взглядах и лёгких намёках, что Джим где-то нужен. «Капитан», – думает он и чувствует себя сильнее.***
Пусть он и не позволяет окружающим повлиять на его действия, Спок прекрасно осознаёт, что о нём думают. А посему он прекрасно чувствует напряжение и гнетущую атмосферу, воцарившиеся на мостике после того, как он отправил Кирка на Дельта Вегу. Он, конечно, ни в коей мере не жалеет о своём решении – у Кирка был шанс, учитывая его отстранение и неподчинение прямому приказу остаться на Земле. Спок отстранил его от миссии, только когда стало ясно, что его поведение противоречит их задачам. Но, когда Сулу посылает в его сторону очередной плохо скрытый и полный презрения взгляд, он… рассматривает возможность пересмотреть данное обстоятельство. Сначала он по кому вызывает дежурного энсина Уолкера, который регистрировал офицеров и распределял их по местам службы на Энтерпрайз. – Энсин, как кадет Джеймс Т. Кирк проник на борт Энтерпрайз, не смотря на академическое отстранение? – Эмм, – весьма умный ответ. Далее пауза и почти паническое листание на падде. – Он был под медицинским надсмотром, а поскольку его лечащий врач на Энтерпрайз, то, согласно уставу, его распределили вместе с его врачом. Сэр. Спок уже знает ответ на следующий вопрос, но полезно будет услышать подтверждение. – И кто является его лечащим врачом? – Доктор Леонард МакКой, сэр. Спок нажимает отбой и набирает доктора МакКоя («Явитесь на мостик, немедленно.» «Ты не подумал, что я тут немного занят…»), потом отклоняется назад в кресло, оценивая новую информацию. Да, он видел взаимодействие Кирка и МакКоя, знает, что они друзья… Этот факт очевиден, поскольку эти двое всегда вместе, будь то в общежитии, на Кобаяши Мару или даже когда Кирк боролся (буквально) за немедленное освобождение Пайка. Но это – то, что МакКой поставил своё место и свою карьеру целиком под угрозу ради того, чтобы его не разделили с Кирком – совершенно другой уровень преданности, которая обычно не ограничивается платоническими человеческими отношениями, насколько известно Споку. И да, возможно это (как сказали бы люди) перебор, вызывать СМО на мостик по данному поводу, но данное обстоятельство… вызвало интерес Спока. – Вы хотели меня видеть, – ворчит доктор МакКой слева от него. Спок оборачивается и разглядывает хмурое лицо. – Да, доктор, – он встаёт, мысленно определяет возможное направление разговора, которое выведет его к желаемой теме. – Мне известно, что Джеймс Кирк… ваш друг. Я осознаю, что вам, должно быть, непросто поддерживать меня. – Это ваше спасибо? – спрашивает МакКой, далёким от приятного тоном. – Я лишь признаю ваши затруднения, – отвечает Спок, подавляя волну раздражения. МакКой вздыхает. – Разрешите говорить свободно, сэр. О, похоже МакКой собирается поднять нежелательную для него тему. – Я это приветствую. – Да неужели, – иронизирует доктор. – Окей. – Он понижает голос и шипит: – Ты совсем выжил из этого своего вулканского ума? Спок уже встречал ранее подобный тип человеческого поведения, когда глубина привязанности может быть оценена уровнем выражаемых эмоций, когда один из партнёров в опасности. Выказываемая МакКоем ярость мощная и едва сдерживаемая, что… весьма информативно для Спока, пусть и не так, как надеялся МакКой. – Логичный ли выбор, сослать Кирка? Возможно. Но верный ли? Ещё одна черта человеческой любви – заявления, подобные этому, превозношение лояльности превыше логики. Полностью и безоговорочно иррационально. Удивительно, как люди ещё не вымерли. – Знаешь, у меня на родине есть высказывание: если хочешь участвовать на скачках в Кентукки, не бросай свою призовую лошадь в стойле. – Любопытная метафора, доктор, учитывая, что жеребцов сначала укрощают, а только потом они достигают своего потенциала. На его лице появляется неверие и отвращение. – Мой Бог, ты мог хотя бы притвориться, что это решение не было лёгким! – Я намереваюсь помочь в возобновлении связи с Звёздным Флотом, – отвечает Спок. – Однако, если для моральной составляющей команды будет лучше, если я буду в слезах бродить по коридору, я с радостью прислушаюсь к вашей медицинской оценке. МакКой, безмолвно уставившийся на него, полон ярости, а разговор зашёл в тупик, соответственно нет смысла его продолжать. И в этот момент на мостике появился его отец. – Прошу прощения. Спок позже признает, что… раздражён тем, что МакКой ни подтвердил, ни опроверг наличие романтических отношений с кадетом Кирком. Однако, напоминает он себе, личная жизнь Кирка не существенная для решения текущих задач.***
Джим гордится тем, что взломал систему водоснабжения Энтерпрайз за две минуты и спас Скотти буквально в последнюю секунду, но, очевидно, Спок (в смысле его Спок) – не очень, потому что отправляет за ними безопасников. Хорошая новость в том, что они приводят его прямо к Споку. А это довольно необходимый шаг в его плане эмоционально скомпрометировать его перед всеми. Он чувствует себя так же, как когда его наняли на ночь и вручили тот кнут. Он не хочет. Он не хочет, и… (Я не хочу этого делать, пожалуйста, не заставляйте меня это делать, я не хочу никого ранить) … И, как обычно, то, что Джим хочет или не хочет, не имеет значения, потому что, очевидно, мир – галактика – зависит от того, что Джим разобьёт самоконтроль Спока, и, возможно, уничтожит то, что могло быть у них двоих. И, как всегда, Джим не может сказать нет. – Ты у нас гений, разберись, – отвечает Джим, склонив голову набок. Процедура знакома. Он к этому привык. Он использовал её с мистером Мортимером и бесчисленным числом задир. Он точно знает, как заставить людей его ударить и, в процессе, самим потерпеть поражение. Джим знает, как работают люди. Он знает, что они любят, а такое знание приходит только вместе с обратной стороной – как унизить. Как ударить по-больному. Но это? Это не задира. Это жертва. Одинокий, напуганный пятнадцатилетний мальчик, которого он видит в зеркале, когда пытается смыть с себя последствия кошмаров. – Как исполняющий обязанности капитана, я приказываю вам ответить на вопрос, – настаивает Спок, и Джим слышит в том, как он произносит «исполняющий обязанности капитана», как ссылается на звание, словно это поможет, потому что он не верит в свою способности лидировать. Ага, слабое место. Вот куда Джиму следует бить. – Ну, я не скажу, и. о. капитана, – отвечает он. Спок смотрит на него, не зная, что сказать. Джим заставляет заткнуться ту свою часть, что всё ещё верит в возможность выбирать (Я не хочу это делать, не заставляйте меня…) и продолжает: – О, разве это не расстраивает тебя, а? Моё неповиновение? Не заставляет злиться… «Пожалуйста, пусть разозлит», – молит Джим. «Будет проще, если мне не придётся бить сильнее…» Но ему приходится бить сильнее. И тогда Спок с лёгкостью вытирает им пол, за шею пришпиливает к консоли, а он даже не может защищаться. Может, потому, что он знает, что заслужил это за свои слова, или, может, потому, что ему всегда было интересно, станет ли другим людям проще, если он умрёт, как все приличные Кирки. Или, может, это потому, что он всегда знал, что умрёт именно так: против своей воли, задыхаясь от недостатка кислорода, СэмЭрикаТомНаталиКевинМалышкапожалуйста… И у него уже наполовину встал, и, Боже, он не хочет умирать, и… И он пытается сделать вдох, задыхается, тянет руку с железной хваткой на шее, и… И Боунс поднялся, беспомощно смотрит, не может подойти к парадигме логики, слетевшей с катушек, и… И в глазах Джима темнеет, и всё, что он может видеть – это прекрасное лицо перед ним, и он не может дышать, не может дышать, и чувствует извращённое возбуждение, закрывает глаза, думает (надеется)... Может, на этот раз, он не даст мне сделать вдох. – Спок. А потом рука на его шее уходит, и он хрипит, дышит, ему позволили прожить ещё одну ночь – как всегда. А потом Спок снимает с себя обязанности капитана, уходит с мостика, и воцаряется тишина. «Точно», – думает Джим, приводя лёгкие в норму. «Предполагается, что теперь я займу капитанское кресло?» Спок – суперумный, суперсильный, суперчеловек, и Джим знает, что тот мог быть превосходным капитаном, несмотря на уверения своего двойника. А Джим? Джим – просто глупый ребёнок. Он во многом так и не перерос отметку в пятнадцать лет. Его двойник получил капитанство правильно – он работал, его выбрали, потому что он был лучшим. Спок был лучшим, и теперь Джиму пришлось его убрать из-за… Чего? Слов путешественника во времени? Какого-то глупого параграфа в уставе? Но, так, так было всегда. Джиму всегда приходилось бороться, соблазнять, торговаться, выцарапывать, сражаться, только не умирать. Другой он сел в турболифт, ведущий прямо к уважению и славе, многообещающему будущему. Та жизнь, со всем прилагающимся (со Споком), больше ему не принадлежит. Это Джим станет тем, кого хотят, кто нужен, кого ожидают увидеть. Он оглядывается на всех этих людей, нуждающихся в капитане и думает: «Ну, тогда, полагаю, я обязан стать капитаном».***
Когда новый Исполняющий обязанности капитана заканчивает своё сообщение по громкой связи, Леонард закономерно просит уделить ему пару минут. Джим немного настороженно смотрит на него, но соглашается и идёт за ним в более укромный уголок – по иронии, тот самый, где он наорал на Спока за то, что тот выкинул Джима за борт. – Что это было, – очень спокойно спрашивает доктор, убедившись, что на них никто не смотрит и не подслушивает. Джим отводит взгляд. – Что, что было? – Только не надо мне этого, – шипит Лен. – Я знаю это твоё лицо, когда ты что-то спланировал. И это твоё маленькое шоу? Оно было запланировано. – Если ты так уверен, что всё по плану, то не стоит волноваться. – Он мог тебя убить! – Но не убил же, – Джим сама безмятежность. – Я за счастливые концовки. Лен проводит рукой по волосам, его спокойствия как ни бывало. Он уже говорил блондину, что у того суицидальные наклонности, но не знал, что настолько. – Боже… Я знал, что мне вообще не стоило приводить тебя на Энтерпрайз. – Я не пытался покончить с собой, Боунс, – рявкает Джим. – Поэтому забудь это. – Правда? А как ты объяснишь, почему у тебя так встал на то, что он пытался тебя прикончить! Джим поворачивается к нему, и Лен впервые в его глазах видит настоящий гнев. – Я сказал, Забудь. Это. Лен делает шаг назад. – И что, если так? – требует Джим, подходя ближе, преследуя, словно хищник. – Ты уже весьма ясно сказал, в первый день знакомства, что не имеешь отношения к моей интимной жизни. Поэтому, если только ты не хотел бы это изменить… – Джим делает ещё шаг вперёд, но теперь Леонард отказывается отступать, и между ними считанные сантиметры и одно дыхание на двоих, как и когда тот выводил из себя Спока. – … Это не твоё дело, на что у меня стоит. Леонард не отступает, но и не отвечает. Джим склоняет голову на бок и смотрит на него, не мигая, – предложение, вызов. Лен сглатывает. Его накрывает то же чувство, как и когда Спок, слетев с катушек, душил Джима (и, Боже, спаси и сохрани, но эта сцена точно ещё появится в его кошмарах) – словно любое неосторожное движение станет летальным. Но, может, в этот раз он рискнет, обязан рискнуть. Джим начинает отворачиваться, но доктор хватает его за рукав. – Нет. Не надо мне этого твоего секс-или-ничего ультиматума, который ты выдвигаешь всем остальным. Чёрт возьми, Джим, ты мой лучший друг. Всё, что тебя касается, – это моё дело. И словно с Джима спадает маска, на мгновение на лице появляется читается растерянность, непонимание и уязвимость. – Что тебя держит здесь, Боунс? – устало спрашивает он. – Почему ты ещё не ушёл прочь? – Ты клинический идиот, – отбивает Леонард. – Я никуда не денусь. Это ты всё время пытаешься от меня избавиться. Джим, смотрит на него. Открыл рот (умных ремарок не последовало), закрыл. Леонард наклоняется вперёд и обвиняюще тыкает в него пальцем. – Я тебе не разрешаю пытаться защитить всех подряд от всего подряд, кроме своей собственной безопасности, это чертовски несправедливо, и меня от этого тошнит. Поэтому прекращай нарываться или я тебя так обколю гипо, что ты неделями будешь эпинефрином отплёвываться. Capiche? И, чудо из чудес, Джим просто кивает. – Отлично, – по-деловому продолжает Леонард. – А теперь пошли спасать галактику.***
Конечно, это оказывается не так просто, как прозвучало у Леонарда. – Как бы то ни было, нам нужно попасть на корабль Нерона незамеченными, – в пятый раз повторяет Джим. Лен закатывает глаза. – Мы не можем просто заявиться туда с фазерами наперевес, Джим, не когда они этого… – Я тебе говорю, что расчёты не сработают, – настаивает Сулу. – Капитан Кирк. Капитан Кирк! – зовёт энсин Малолетний гений, стуча Джима по плечу раз пятьдесят. «Капитан Кирк» с трудом отрывается от оживлённой дискуссии. – Да, мистер Чехов, что вам? – Джим бросает взгляд на Лена, и двое обмениваются безмолвным «Капитан Кирк, да?». (Если честно, Леонард считает, что звучит вполне хорошо. Во всяком случае, лучше, чем капитан Спок.) Кстати о зеленокровом дьяволе… Как только энсин Настоящий-Чёрт-Возьми-Малолетний-Гений заканчивает объяснять свою идею, Спок решает, что настало время снова заявиться на мостик и присоединиться к вечеринке. – Доктор, мистер Чехов прав. Я подтверждаю данные телеметрии. Если мистер Сулу выведет нас в нужную точку, я спущусь на корабль Нерона, выкраду генератор чёрных дыр и, если возможно, – он впервые смотрит Джиму в глаза, – вызволю капитана Пайка. Джим вздыхает и качает головой. – Я вам не разрешаю этого делать, мистер Спок. Спок склоняет голову, и одно мгновение Леонард думает, что тот попытается продемонстрировать, почему он не нуждается в разрешении Джима что-либо делать; но, вместо этого, тот только говорит, логично: – У ромуланцев и вулканцев были общие предки. Это облегчит мне доступ к их бортовому компьютеру, и поиски генератора чёрных дыр. Джим не выглядит особо убеждённым, и Спок колеблется. – Кроме того, моя мать с Земли, – произносит он. – Это единственный оставшийся у меня дом. У Леонарда полезли глаза на лоб. Либо Спок ещё более гениален, чем считал Лен, и понял, что единственный способ убедить Джима Кирка – это воззвать к эмоциям, либо у вулканца внезапно прорезались чувства. «Уж скорее первое», – ворчит он про себя, всё ещё не готовый понять и простить. Но. Он, правда, потерял мать лишь пару часов назад… Джим делает шаг вперёд. – Мы пойдём вместе, – отвечает он, и Леонард морщится: вот так, значит, Джим пытается не нарываться? Но потом он понимает – Джим не пытается убиться на этот раз. Он пытается извиниться. Глаза Спока опускаются вниз на… что-то (если бы это был кто-либо другой, Леонард подумал, что на губы Джима, но речь ведь идёт о Споке) и бормочет: – Я бы процитировал положения Устава, но знаю, что вы его проигнорируете. Они стоят так какое-то время, между ними меньше фута, и Лен не может сказать, пытаются они друг друга переглядеть или оглядеть. Потом Джим улыбается. – Видишь? Мы уже понимаем друг друга. И, совсем не нежно хлопнув вулканца по плечу, направляется в транспортаторную. И, может это просто притягивающий внимание Джим – когда он в комнате, сложно сосредоточиться на чём-либо, кроме него. Вот только Леонард внезапно понимает, что глядящий вслед Джиму вулканец за всё это время ни разу не взглянул на свою девушку.***
– Послушайте, мистер Сулу, – говорит Джим, – если вы посчитаете нужным, открывайте по неприятелю огонь, даже если мы будем у них на борту. Пауза, а затем: – Есть, сэр. – Или же мы выйдем на связь, когда будем готовы к транспортации. – Удачи. Видите, он с самого начала понял, что они с Сулу сработаются – у них много общего. Они оба превосходные воины, их обоих выставил идиотами Спок, и они оба прекрасно исполняют приказы. Джим следует приказу Пайка спасти его, а Сулу следует приказу Кирка взорвать их в случае необходимости. Какой прекрасный круговорот жизни, если подумать. Окей, может Джим и не так хорош в выполнении приказов, но он также спас жизнь Сулу, поэтому неважно. Они с Сулу всё ещё могут стать приятелями – и более странные вещи случались, как, например, Спок и Ухура, страстно целующиеся на площадке транспортатора. Стоп. Джим снова прокручивает последнюю мысль. Что? Он оборачивается и, действительно, вот они, целуются так, словно наступил конец света. (Окей, криво сказано. Ну и ладно.) Спок целуется? Это была первая мысль. (Спок целуется с кем-то, кроме него? Это вторая мысль, но её тут же мысленным ломом заталкивают поглубже.) – Я вернусь, – говорит Спок, его голос так нежен, что Джима тошнит. Или, может, хочется ударить что-нибудь, много раз. Значит, Ухура всё-таки его заполучила? Джиму она этого не сказала. Может, просто для неё это не важно. А вот Спок ей важен. Это очевидно, как она на него смотрит, наклоняется ближе, целует, говорит: – Обязательно. Я буду на твоей частоте. Никто не будет на частоте Джима, но это и так ясно. – Спасибо, Нийота, – отвечает Спок. И, оу, так вот как её зовут? Ухура приподнимается для ещё одного поцелуя, и Джим начинает подозревать, что она это нарочно, хочет, чтобы он приревновал. (Если так, это работает.) Его подозрения подтверждаются, когда Ухура отворачивается от Спока к нему и её лицо становится более серьёзным, выражение говорит: “Я выиграла”. Обычно Джим не любит признавать поражение, но… «Окей», – думает он, глядя, как она уходит, не оглядываясь. «Да. Ты выиграла.» Вот загвоздка, да? Ему придётся вбить в свою голову, что крепкие, связанные-клятвой отношения, которые были у Пещерного Спока с Кирком из его вселенной, не гарантированы – или, точнее, совсем маловероятны – в этой. Разные измерения, разные люди, разные правила. Разные отношения. Не то, чтобы он любил Спока, – он едва его знает. Всё, что он знает, – это то, что где-то там есть Джеймс Тиберий Кирк, для которого Спок был всем. А этот Джеймс Тиберий Кирк никогда не узнает, каково это. «Вбей себе в голову, Кирк», – говорит он себе. «Он не твой. И никогда не будет. Ты не получишь то, что было у другого Кирка – семью, мать, брата, нормальную жизнь,.. и Спока. Ты знал, уже в пятнадцать, когда потерял право на Единственного. Смирись.» Почему-то время, пока они стоят одни на площадке транспортатора, растягивается в вечность, словно они на ужасно неловком первом свидании. Не то, чтобы Джим был на свидании, конечно. Но он думает, что они ужасны; Джим не может представить что-либо хуже, чем трёхчасовая прелюдия. С разговорами. За исключением, может, царящей здесь гнетущей тишины. Даже Скотти, похоже, неловко, а он, технически, даже не в одной с ними комнате. Тишина продолжается и, ладно, скорее всего прошло лишь несколько секунд, но в течение этих бесконечных секунд было сформировано восемь галактик и вымерло тринадцать различных видов, находившихся под угрозой вымирания. Серьёзно, напряжение такое, что молоко б свернулось. Он должен как-то повысить настрой… «Скажи что-нибудь, Кирк! Что угодно!» – Так, значит её имя – Нийота? Что угодно, кроме этого! – У меня нет комментариев, – резко отвечает Спок. Ооокей. Джим тогда просто постоит тут. Наконец, Скотти готов их отправить; чему Джим больше, чем рад.***
– Очевидно, ты утаил от меня важную информацию, – говорит Спок. «Мэйдей! Мэйдей!» – паникует мозг Джима. – Ты сможешь им управлять, – вместо этого отвечает он. – Да? – Подозреваю, что я уже это делал. «Он знааааает, он знает, он знает,» – истерически повторяется в голове. – Удачи, – желает он и улепётывает. Или пытается улепётывать. – Джим, – зовёт Спок, и звук его имени из этих уст… – Вероятность осуществления нашего плана меньше четырёх целых трёх десятых процента… – Всё получится, – отвечает Джим. Но Спок продолжает. – Если я не вернусь, пожалуйста, передай лейтенанту Ухуре… И, да, даже у Джима есть свой предел; и этот предел – передавать прочувствованные послания вечной любви кому-то ещё от того, кто мог быть его Единственным. – Спок, – Вулканец замолкает. – Всё получится. И с этими словами он поворачивается и оставляет Спока на его корабле. Однажды он смирится с тем фактом, что, для него, настоящей любви нет. Но не сегодня. Сегодня ему нужно оплакать несостоявшееся будущее и спасти капитана.***
Только оказавшись на площадке транспортатора, снова на Энтерпрайз, в безопасности, он смотрит на Пайка, на Спока, и понемногу понимает, что они вернулись, они в порядке, и на лице появляется улыбка. Но нельзя терять время. – Джим, – а вот и Боунс, как по заказу, бежит к ним. – Боунс! – обрывает его Джим, вручает Пайка, получает «поговорим об этом позже» взгляд и уходит, Спок следом за ним, их шаги идеально, безоговорочно синхронизированы, и есть в этом что-то настолько правильное, словно так всегда должно было быть. Словно они уже не один десяток лет это делают. – Говорит Джеймс Т. Кирк, капитан звездолёта Энтерпрайз, – представляется Джим, когда они пришли на мостик и вызвали Нараду, всё ещё на адреналине от схватки с Нероном и Спока рядом. И убеждения, что вместе, они вдвоём способны на что угодно. – Вы в опасности. Вам грозит сингулярность, и вы не уцелеете без помощи, которую мы можем оказать. Спок оборачивается к нему, так что с экрана нельзя прочесть по губам. – Капитан, что вы делаете? И, вау, ему кажется, или Спок, назвавший его капитаном – самое горячее сочетание из девяти букв, что он когда-либо слышал? – Проявляю милосердие, чтобы добиться мира с ромуланцами, – отвечает Джим. – Логика, Спок. Думал, ты оценишь. – Нет, едва ли, – отвечает тот. – Не с ними. К счастью, Нерон не принимает его предложение. Джим смотрит, как тот выбрал благородство и смерть точно также, как его отец двадцать пять лет назад. Спок смотрит, как ромуланца затягивает в ничто так же, как Вулкан меньше двадцати пяти часов назад. «Он никогда не будет домом, – сказал Спок, – но он всегда будет моим. Это никогда не было тем, что я хотел, но было именно тем, что мне нужно.» Может, для Спока, Джим – не Единственный. Может, Джим не является тем, что хочет Спок – но что-то ему подсказывает, что он может быть именно тем, что ему нужно. И, может быть, Спок тоже – именно то, что нужно Джиму. Поэтому, когда им, наконец, удается покинуть гравитационное поле чёрной дыры и проложить курс домой – немного побитый, немного помятый, но в безопасности, живой, целый (в определённом смысле, даже больше, чем когда он покинул Звёздный Флот), первое, что он делает – это оглядывается на Спока. Может, Спок почувствовал на себе взгляд или у него была та же мысль, но его первый поворачивается и смотрит прямо на него. А потом кивает Джиму и совсем чуть-чуть улыбается, и есть что-то настолько тёплое в этом прямом взгляде… Одобрение. Спок одобряет. Его. Сулу начинает смеяться, к нему присоединяется Чехов, и хорошее настроение быстро переносится на остальных. Вскоре мостик наполняется смехом и улыбками. Почти незнакомцы обнимают друг друга, и, на мгновение, Джим чувствует, что может он, наконец, нашёл дом, который искал всё это время.***
Радость победы и новообретённой дружбы, и общего «Мы живы» постепенно стихает, и Джим начинает понимать, что он не спал уже больше двадцати восьми часов. Очевидно, Боунса посещает та же мысль приблизительно в это же самое время (очевидно, их отношения перешли от «немного по-гейски» прямо к «телепатия»), потому что очень скоро хмурый доктор появляется на мостике и в приказном порядке отправляет всю смену отдыхать, не принимая оправдания и отговорки. Поэтому Джим, спотыкаясь, ковыляет в капитанскую каюту, потому что а) ему самому каюту не выделили и б) Эй? Каюта капитана? Круто. Кто знает, оставят ли его в Звёздном Флоте после этого фиаско, не говоря уже о повышении до капитана, поэтому он не станет терять такую возможность. На что он не рассчитывал, так это что каюты капитана и первого офицера соединены. – Эм, – говорит Джим, когда открывает в своей каюте какую-то дверь, и оказывается лицом к лицу со Споком. И, интересное дело, после всего случившегося сегодня, в полутьме соединённых кают, впервые наедине – каким-то образом случайная встреча ощущается даже более интимно, чем их взаимопонимание на мостике. Впрочем, если Спок и удивлён, то хорошо это скрывает, он тут же становится навытяжку, идеальный пример военной осанки и приветствует: – Капитан. Чем я могу вам помочь? – О, нет, – мямлит Джим. – Мне просто было интересно, что за этой дверью. Оказывается, твоя комната. Здорово. Ну. Эмм. Окей, ладно. Я просто… – он замолкает и уже собирается закрыть дверь, но передумывает. – Вообще-то, – он снова поворачивается к Споку, который всё ещё стоит так же идеально прямо и неподвижно, словно одна из вулканских статуй. – Наверное, нам нужно поговорить. – Я полагаю, что мы уже разговариваем, – сухо отвечает Спок. – Ох, нет, в смысле, нам нужно обсудить… кое-что. – Прекрасно, Кирк. Награду за красноречие ты сегодня явно не получишь. – В смысле, о нас. Я знаю, что вызываю у тебя много… эмм, ненужных эмоций. Что-то мелькает в глазах вулканца; если бы Джим не знал, то подумал, что это тревога. – О каких эмоциях идёт речь? – Ну, знаешь, – Джим нервно машет рукой. – Злость. Ярость. Что-то типа того. – О, – напряжённо отвечает Спок. – Да. Эти эмоции. – И, эмм. Я просто хотел… извиниться – за свои слова… – Джим делает глубокий вдох, заставляет себя смотреть ему в глаза. – Это было непростительно. И я пойму, если ты больше не хочешь со мной работать… – Не обязательно, – говорит Спок. – Теперь я понимаю, что были задействованы другие силы, о которых я не знал. Слова довольно невинны сами по себе, но в сочетании со слишком-знающим, пронизывающим взглядом, которым он прожигает Джима («он знааааает!”»– вопит его мозг.), этого достаточно, чтобы заставить нового исполняющего обязанности капитана смущённо отвести взгляд. – Джим. Всё… в порядке, – медленно говорит Спок, словно впервые произнёс эту фразу. – Нет, – возражает Джим, уже наполовину готовый защищать Спока. – Не в порядке. Спок долго, задумчиво на него смотрит, потом говорит: – Я бы также хотел принести извинения за то, что отправил вас на Дельта Вегу. И за моё неприемлемое поведение на мостике… – Всё в порядке, – пожимает плечами Джим. – Нет, – возражает Спок. – Не в порядке. Джим поднимает глаза. Нерешительно улыбается вулканцу. Спок в ответ не совсем улыбается, но это лишь начало.