You Don't Have To (Say Yes)

      Возвращение Энтерпрайз встречено полным хаосом. Боунс и Кларк немедленно доставляют Пайка в более современный медицинский центр в Академии, а все остальные вместо организованного марша толпой вываливаются из шлюза, крича и разыскивая в ангаре своих друзей; обнимая их, плача и, наконец, позволяя себе почувствовать боль и потери, что причинил своими действиями Нерон.       Джим думает о Гейле и едва может дышать. И в этот момент чьи-то руки закрывают его глаза, кожа на мгновение выглядела почти… зелёной?       – Угадай, кто? – спрашивает голос Гейлы.       Джим замирает, в горле поднимается ком.       – Если это… – начинает он, не в силах сразу закончить предложение. – Если это какая-то шутка…       Руки опускаются и он оборачивается.       Гейла, она стоит прямо перед ним, такая озадаченная, такая прекрасная, такая живая.       – Гейла, – шепчет он, горло ощутимо сдавило. Она задушено пищит, когда он со всей силы стискивает её в объятьях. – Боже, Гейла. Я думал… я думал…       Она обнимает его в ответ, но всё ещё не понимает, что происходит.       – Джим, ты в порядке?       – Нет, – тихо отвечает он. Потом отпускает её и оборачивается к Ухуре, стоящей рядом с широко раскрытыми глазами. – Я не в порядке. Ты сказала мне, что она мертва!       – Что? – восклицает Гейла.       – Я этого не говорила! – возмущается девушка. – А ты.. ты… Ты сказал мне, что изменял ей!       – Что?? – снова Гейла.       – Я этого не говорил! – отвечает Джим. – И не только я держал кое-что в тайне. Ты мне не говорила, что встречаешься со Споком!       – Ты что???       Ухура закрывает глаза.       – Окей. Давайте успокоимся. Почему ты думаешь, что я сказала тебе, что Гейла мертва?       – Я спросил тебя, на какой корабль её распределили, помнишь? А ты плакала… ты не… – Тут к нему приходит понимание. – Ты мне не ответила.       – Но… – запинается Ухура. – Это было… о, Боже, мне так жаль…       – А что заставило тебя думать, что Джим мне изменял? – требует Гейла, поворачиваясь к своей бывшей соседке.       – Я… он…       – Довольно сложно подумать что-то ещё, когда из моего душа выходит голая девушка. – Помогает ей Джим, Ухура посылает ему благодарный взгляд.       Гейла иронично смотрит на подругу.       – Нийота, я с Джимом никогда по-настоящему не встречалась. Это просто слухи. Прости, что не сказала тебе этого раньше. Ты так мной гордилась… Я не могла…       – Всё в порядке, – отвечает Ухура. – Я же тебе не рассказала про Спока.       – Вот уж точно! – в унисон говорят Джим с Гейлой.       – Он заставил меня пообещать держать это в тайне! – защищается девушка. – Он не хотел, чтобы другие думали, что я получила свою позицию из-за того, что сплю с ним.       – Да, ибо я и представить не могу, каково это, – ворчит Джим.       Она его игнорирует.       – Вообще-то я думала, что ты знаешь… МакКой нас видел однажды… Я заставила его пообещать, что он никому не расскажет, но думала, что ты всё равно будешь знать.       О, правда. Et tu*, Боунс?       – Всего этого можно было избежать, – вздыхает Ухура, опуская плечи. Переводит взгляд на Джима. – Я только одного не пойму… Почему ты просто не сказал мне, что не изменял ей? Почему так себя повёл?       – Потому что… – Потому что это то, что ждала Ухура. Потому что он провёл всю свою жизнь, следуя ожиданиям других людей, – потому что правда в том, что даже неправильные решения остаются его решениями. – Потому что я идиот, – наконец говорит он.       – Согласна, – отвечает связистка, а потом обнимает Джима так, словно это он мог умереть. – Ты самый глупый гений из всех, кого я знаю, – шепчет она. – Капитан.

***

      – Наш с тобой отец… нет, – произносит старый вулканец, и всё – абсолютно всё – становится ясным, до боли очевидным.       Они медленно, почти настороженно подходят друг к другу.       –Слишком мало вулканцев осталось в живых – мы не можем друг другом пренебрегать.       Если нет никакой причины, почему ему не стоит знать о существовании в данном измерении своего двойника – а Спок таких причин не видит – тогда…       – Почему же ты послал Кирка, только ты мог открыть мне истину?       –Вы были нужны друг другу, – отвечает тот, словно это также очевидно. После встречи с Кирком, после того, как почувствовал естественное притяжение между ними, данный вариант возможен. – Я не мог лишить тебя радости совместных открытий. Ваша дружба окажет на вас влияние, которое трудно сейчас представить.       Трудно представить. Достаточно точное определение его знакомства с Кирком.       Однако, термин “друг”...       Для людей слово друг мало что значит. Другом может быть кто-то, кого вы встретили этим утром, или даже тот, кого не особо любите. Для вулканца друг значит всё. Друг – это т’хи’ла.       У Спока не хватает смелости спросить своего двойника, какое из значений тот имеет в виду. Но есть ещё одна загадка – как тот смог приручить неприручаемое.       – Как ты убедил его сохранить всё в тайне?       – Он поверил, что если нарушит обещание, то парадоксы погубят вселенную.       – Ты солгал, – переводит Спок.       – Оууу, – отвечает его двойник. Это звучит непривычно похоже на то, что тот мог перенять от Кирка. – Только намекал.       А вот это – это бесспорно было перенято от Кирка.       – Авантюра.       – Акт веры, – поправляет его вулканец. – Я надеюсь, ты вместе с ним останешься в Звёздном Флоте.       Вера. Смехотворно. И всё же… Зная, что он был бы удовлетворён в Звёздном Флоте, не делает предстоящий выбор легче.       – Перед опасностью полного истребления, логичным будет уйти и помочь восстановить нашу расу.       – Ты можешь быть сразу в двух местах, – отвечает его двойник; значит ли это..? – Я советую тебе остаться в Звёздном Флоте. А я уже нашёл подходящую планету, чтобы основать вулканскую колонию. – Он делает паузу. – Спок, сделай самому себе доброе дело. Забудь логику, доверься чувствам.       Слова Кирка, даже если голос его собственный; и Спок понимает, что его двойник не преувеличивал – он действительно определён Кирком.       И, кажется, он считает, что это к лучшему. Он выглядит счастливым.       А Спок… Есть ли у него силы выбрать такое счастье?       Есть ли силы отказаться?       Второй вулканец разворачивается уходить, но поворачивается назад.       – Поскольку моё традиционное прощание прозвучит неуместно… скажу так – удачи.       Он поднимает руку в та’але.       Спок инстинктивно поднимает свою в ответ.       Тот уходит, а Спок думает о тех чувствах, что вызвал в нём Кирк, и гадает, понимает ли его двойник, что он предлагает.

      ***

      Целую неделю после того, как Пайк (почти) полностью выздоровел, а шумиха слегка улеглась, возобновляется академическое слушание в отношении Джима. Снова собирается весь Звёздный Флот, и снова называют его имя, и снова он проходит вперёд, прямо как… лишь неделю назад? Всего лишь? Столько всего изменилось. Джим привык концентрироваться только на прохождении системы Звёздного флота, попутно ломая столько правил и положений, сколько вообще возможно, и всего-то отвечал на вызов Пайка. Теперь он хочет в один прекрасный день стать капитаном, потому что… потому что знает, что может. Неделю назад он делал всё, чтобы ярко сгореть, а теперь на нём обещание думать о своей безопасности. Неделю назад, в этом самом зале, он выслушивал обвинения от Спока – теперь они друзья. Или типа того.       Но больше всего после появления Нерона изменился сам Джим.       Он выходит на середину, делает глубокий вдох.       – Я приношу свои извинения за нарушение правил теста Кобаяши Мару. Я понимаю, что мои действия являются подстрекательством и проявлением неуважения, и за это я беру на себя полную ответственность.       – Это не академическое слушание, мистер Кирк, – улыбаясь, отвечает адмирал Барнет. – Начиная с прошлой недели, все обвинения против вас были сняты.       – Правда? – он очень хочет оглянуться на Спока, но этого никак не сделать украдкой. – Тогда зачем это?       – Ответ на более недавние события, чем Кобаяши Мару. Мистер Кирк, вы сделали намного больше, чем нарушили правила обычной симуляции. Вы вопреки прямому приказу пробрались на борт Энтерпрайз, вмешались в управление на мостике, командовали кораблём без авторизации и провели суицидальную миссию ради спасения адмирала Пайка без согласования с Флотом.       «Они собираются выпереть тебя из Флота»,– думает Джим, держа голову прямо, пусть даже картинка по краям стала немного размытой. «Они собираются выпереть тебя из Флота, и ты не покажешь вида, пока не выйдешь из этого зала».       – Мистер Кирк, это церемония награждения.       – Я понимаю, – поспешно отвечает Джим.       – Кирк, – повторяет адмирал Барнет. – Вас не собираются выгонять. Вас решили повысить.       – Я… а?       Барнет смеётся.       – Совет приглашает капитана Джеймса Тиберия Кирка.       Приглашает кого?       – Ваша доблесть и преданность товарищам соответствуют традициям несения службы на Флоте; и делают честь вам, вашему экипажу и всей Федерации.       Он прикрепляет к форме Джима медаль, а Джим просто улыбается, и улыбается, «И что? Это всё на самом деле? И если я сейчас проснусь я буду в бешенстве», и улыбается, и пытается не выглядеть, как идиот, из-за того, что слишком много улыбается.        – Приказом Звёздного Флота №24855, вы назначаетесь вместо адмирала Пайка на ЮСС Энтерпрайз на его замену.       Он жестом указывает на Пайка за плечом Джима, в новом кресле и ещё более новой адмиральской униформе, и Джим подходит к тому с твёрдым намерением не облажаться со своей строчкой (Пост принял, сэр. Пост принял, сэр. Видишь? Не так уж и сложно. У меня получится, я профессионал...).       – Пост принял, сэр, – произносит он, ни разу не запнувшись.       – А я пост сдал, – сухо отвечает Пайк. Видите, даже он не может с серьёзным лицом сказать это, а ведь он делает это с начал времён!       Джим усмехается.       – Благодарю вас.       – Поздравляю, капитан, – он протягивает Джиму руку для рукопожатия. – Отец бы вами гордился.       И вот в чём дело, Джим это знает – знает, что его отец им гордился. И не то, чтобы это ничего не значило, потому что это значит очень даже много. Но улыбка на лице Пайка, любящая, гордая – но не удивлённая, словно он знал, что у Джима всё получится – почему-то значит намного больше. Комната взрывается аплодисментами, и ему хлопает весь Звёздный Флот, радуется за него, словно он какой-то герой – и для этого даже не обязательно умирать.       И он переводит взгляд на свою семью, улыбающуюся ему, прямо как он и представлял: Гейла с потрясающей улыбкой на лице и похоже со слезами на глазах; Скотти, Сулу и Чехов, ненормально хлопающие и выкрикивающие что-то сразу на нескольких языках; Ухура прикусила губу, качает головой, но хлопает громче всех; Боунс, чьё лице настолько непривычно к позитивным выражениям, что и не знает, каково это… и Спок, стоящий ровно и бесстрастно, лишь уголок губ почти незаметно приподнят в молчаливом одобрении.       Это не мать, отец, брат. Не то, что было у его двойника. Но это то, что у него есть, и это так же невероятно, как он и думал.       «Капитан», – думает он и чувствует себя сильнее.

***

      Быть уважаемым для него в новинку. Перемены маленькие, как например то, что ему больше не приходится первым подходить к кому-либо в баре; и большие – как например то, что его тенденцию спать с кем попало внезапно повышают до очаровательной причуды.       Внезапно люди, которые поливали его грязью в коридорах или ненавидели за его успехи, стали такие вежливые-превежливые, словно всегда знали, что из Джима выйдет что-то путное.       И, знаете, Джим абсолютно не против – он ценит новый уровень ожиданий, внимание. И бесплатная выпивка тоже хороша!       Но всё же самым ценным для него является внимание тех, кто всё это время был с ним.       – О, да это же капитан Кирк! – приветствует Том с видеоэкрана.       – Доктор Лейтон! – усмехается Джим в ответ. – Чему обязан такому удовольствию?       – Я пытаюсь связаться с одним другом. Выдающийся молодой капитан, спаситель Федерации, суперзвезда галактики… Видели его?       – Мож’ слышал, – отвечает Джим. – Знаете, раз вы напомнили, у меня тоже есть друг, он учёный, только закончил докторантуру, но уже уважаемый исследователь, сейчас работает над чем-то на планете Кю, женат на прекрасной леди, может и дети на подходе..?       Лицо Тома чуть грустнеет.       – Никаких детей на подходе, к сожалению. Мы с Мартой… не можем…       Джим чувствует, как желудок куда-то рухнул.       – О… Боже, Том, мне жаль…       Том слабо улыбается.       – Мы знали об этом. Жаль, что не сказал тебе раньше. Мы… мы подумываем о других вариантах…       – Вы хотите усыновить малыша?       – Вообще-то… мы думали о ребёнке постарше. Может кого-то из детского дома.       Джим приподнимает бровь.       – Вы специально хотите взять какого-то злого, запущенного ребёнка?       – Знаешь, эти злые, запущенные дети вырастают во вполне хороших людей, – отвечает Том.       – Да, – мягко соглашается Джим. – Думаю, да.

***

      Наверное самый неожиданный ответ на капитанство Джиму приходит в форме письма – настоящего, бумажного конверта – доставленного почтой Звёздного Флота и адресованного капитану Дж. Т. Кирку.       Джим проводит целую минуту, рассматривая его и недоумевая от отсутствия обратного адреса; пока не теряет терпение от всей этой загадочности и, решив, что это его не убьёт (скорее всего), вскрывает конверт.       Внутри, помятая и пожелтевшая, написанная десять лет назад в колонии для несовершеннолетних рекомендация мисс Уильямс – с одной поправкой. Теперь внизу страницы написаны четыре слова знакомым почерком его учительницы по английскому: «Я же тебе говорила!»       Джим не может не засмеяться.

***

      А позже приходит и наименее удивительный ответ на капитанство Джима.       Командер Вайнона Кирк, гласит заголовок видеосообщения, и первым порывом Джиму хочется закричать НЕА, поджать хвост и убежать.       На мгновение он хочет нажать на просмотр, снова увидеть лицо матери, услышать её голос.       На мгновение он хочет удалить сообщение, никогда больше его не видеть, забыть, что вообще существовало.       Он не удаляет. Не нажимает просмотр. Следующую неделю он висит в его коме, адресованное капитану Кирку, но Джим знает, что не ему.

***

      Всю следующую неделю Джим занимается набором глав отделов, и, поскольку он уже знает, кого хочет видеть, всё дело лишь в том, чтобы их выследить.       С Гейлой проще всего, поэтому к ней он и направляется первым. Всё, что нужно, это встретить её в коридоре.       – Привет… Глава отдела Информационных Технологий? – он поднимает руку.       – Пфф, – отвечает Гейла и даёт ему пять, даже не сбившись шага.       Она продолжает идти; Джим делает глубокий вдох (просто скажи это, скажи, скажи…) поворачивается и говорит:       – Гейла, я думаю, я люблю тебя.       Гейла оглядывается через плечо, улыбается яркой солнечной улыбкой.       – Это так странно.

      ***

      Ещё не войдя в спортзал, Джим знал, что застанет Сулу во время тренировки. И не то, чтобы Джим не видел, как тот обращается с мечом и насколько профессионально, просто он не ожидал, что его тренировки проходят с таким… энтузиазмом.       – Ришелье!– театрально произносит Сулу, рапирой рассекая перед собой воздух. – Стоять! – удар. – Ни шагу дальше! – удар. – Вам не уйти! – удар. – Либо ваша кровь обагрит этот пол, либо моя!       – Сулу… – зовёт Джим, но пилот его не слышит.       –За честь, Королеву и Францию! – кричит тот, с разворотом делает взмах рапирой, и та пролетает в миллиметре от капитана.       – Полегче, Д’Артаньян, – просит тот, примиряюще подняв руки. – Я пришёл с миром.       Сулу, покраснев, отходит назад.       – Капитан! Простите, я…       – Сулу, – перебивает Джим. – Никогда не извиняйся за цитирование классической литературы во время тренировок с настоящей рапирой. Это потрясающе.       – Вы же пришли не зубы мне заговаривать, сэр, – смеётся Сулу.       – Вообще-то я именно за этим к тебе и пришёл, – Джим протягивает форму персонального назначения. – Я хочу, чтобы ты был моим пилотом.       Сулу смотрит на форму, на Джима.       – Твои навыки пилотирования уникальны, стиль борьбы бесподобен, и – признаем это – мы почти умерли вместе, это что-то да значит, – улыбка потихоньку сползает с лица Джима, теперь он серьёзен и прямо смотрит на азиата. – Но прежде всего я хочу тебя к себе в команду, потому что ты был следующим в списке после Спока, а не я. Ты должен был быть первым офицером, когда Пайк ушёл, и капитаном – когда Спок был эмоционально скомпрометирован. У тебя было достаточно причин злиться, устроить демарш… но ты этого не сделал. Ты отложил свои вопросы и делал свою работу, и делал хорошо, потому что так надо. Вот почему я хочу видеть тебя на своём корабле, когда станет жарко.       Сулу продолжает пялиться, Джим поднимает брови и протягивает бумаги.       –Сулу, подписывай.       – Ну, – чуть дрожащими руками Сулу берёт форму. – Раз ты настаиваешь.

      ***

      – Слушай. Ты хороший парень. И я знаю, что ты намеренно не навредишь моей малышке. Но она уже пострадала, и я не могу позволить снова этому случиться.       – О, нет, сэр, я бы никогда…       Джим поднимает руку, заглушая протесты.       – Слова дёшево стоят. Я хочу видеть, что ты обращаешься с ней, как с принцессой. Нет, как с богиней. Я хочу, чтобы ты исполнял все её требования и прихоти. Потому что, если ты ей навредишь… Ну, скажем так, я не боюсь снова вернуться в тюрьму.       Скотти с энтузиазмом кивает.       – Да, капитан. Я о ней позабочусь.       – Хорошо, – отвечает Джим и с чувством пожимает мужчине руку. – Рад назначить вас Главным Инженером, Скотти.

***

      – Чехов, хей, наконец-то нашёл тебя. Ты будешь моим навигатором. Подпиши это.       Чехов смотрит на него большими голубыми глазами и озаряющей всё лицо улыбкой.       – Конечно, кэптин! Но я надо послать это назад к мои родители в Россию.       – Что? Почему?       – Потому что мне семнадцать, кэптин, – я не мочь подписывать документы.       Джим молча хлопает глазами.

      ***

      – Кексик! – весело зовёт Джим, хлопая парня по плечу, когда подходит ближе. – Приятель!       К его удивлению Кексик делает шаг назад, поднимает руки, закрываясь. – Слушай, чувак, я просто делал мою работу, когда тебя задерживал, окей? Мне жаль.       – Ты не просто делал свою работу, – не соглашается Джим. – Ты сработал за секунды, собрал команду и разработал стратегию, позволившую не только выследить нас, но и загнать в угол, с наилучшим результатом и наименьшим риском. Это превосходно, и за такое исполнение я хочу, чтобы ты был моим главой отдела безопасности       Кексик широко раскрытыми глазами смотрит на форму в руке Джима.       – Теперь ты берешь эту бумагу, – театральным шёпотом произносит Джим.       Тот берёт бланк.       – Я… я не…       – Поначалу все не, – улыбается блондин. – Но я проработал с тобой три года, и знаю, что ты быстро учишься. – Он разворачивается и уходит, махнув рукой на прощанье. – Разберёшься.

      ***

      Найти Ухуру достаточно просто. Надо лишь перехватить её на выходе из клуба по ксенолингвистике.       – Хей, ты будешь моим главным связистом, верно? – спрашивает он, когда все остальные ушли, и кладёт форму на стол.       Её глаза распахиваются, и Джим смотрит, как она пытается (безуспешно) не выглядеть чересчур обрадованной.       – В-верно, – отвечает девушка, переводя глаза с бланка на него. – Конечно… в смысле, естественно… в смысле, спасибо…       Джим делает максимально серьёзное лицо.       – Я должен подчеркнуть, что это чисто эмпирическое решение, основанное на твоих способностях, а не моего личного отношения.       Она моргает, выпрямляется по стойке смирно.       –Да, сэр.       Джим так же серьёзно кивает.       – Хорошо. Потому что тебя выбрали исключительно из-за рекомендаций Спока твоих талантов; и потому что я верю, что Энтерпрайз, и я в частности, только выиграем от твоих оральных способностей.       Пауза, а потом…       – О, Боже! – кричит Ухура и, смеясь, хлопает его по руке. – Ораторских способностей, придурок!       Джим смеётся, и уворачивается.       Ухура, чей рот ещё подёргивается в улыбке, берёт форму.       – Конечно, я буду твоим связистом, Кирк. – Подписывает, возвращает бланк и тихо говорит: – Я рада, что у нас всё нормально.       – Ага, – соглашается Джим.       Девушка усмехается и разворачивается к выходу.       – Ну, или настолько нормально, насколько ты вообще можешь быть.       – Хей, – возмущается блондин. – Я протестую!

***

      Споку знаком стыд бушующих эмоций, но менее знаком стыд от того, что эмоций не испытываешь, преследующий его с уничтожения Вулкана.       Не то, чтобы он не сталкивался с потерей своих людей – бесспорно сталкивался, эта потеря настолько острая и пронизывающая, что он до сих пор не может её признать - но горюет по матери, а его раса – планету.       Впрочем, данная дихотомия не совсем верная; и Спок, и другие вулканцы переживают потерю дома – вот только для них домом было место. А для Спока – человек.       Для вулканцев семья – это привилегия. Нужно доказать, что ты достоин считаться сыном, братом, другом, что не так просто. Подобную честь оказывают лишь тем, кто показал себя в ряде ситуаций и, со временем, заслужил доверие. Спок, в частности, должен был стараться ещё больше, чтобы доказать право быть частью своей расы. Частью своей семьи.       Трудности состояли не в том, что доказать, – Спок всегда справлялся со своими академическими и профессиональными задачами, вне всяких сомнений, ему было предложено место в Академии Наук, от которого он отказался. Но он всё ещё мечтает, как бы глупо ни звучало, о месте, где ему не нужно будет доказывать свою ценность – дом такой, каким Вулкан не был.       Поначалу он думал, что возможно Звёздный Флот станет таким домом, но вместо этого, он лишь снова оказался в ситуации, когда нужно доказать себя, чтобы заслужить уважение. Пусть даже он и преуспел, это не отменяет того, что он был вынужден что-то доказывать. А посему, ему ещё предстоит найти то место, или того человека, кто заметит его отсутствие; кому будет его не хватать, если его не будет рядом.       Был только один человек, кому он никогда не должен был что-то доказывать, кто – для Спока – был домом. Но теперь её нет.       Он знает, что не найдёт то, что ищет, на Новом Вулкане, потому и не хочет возвращаться на планету – он хочет вернуться домой.       Только ещё не знает, где он.       – Хей, – зовёт знакомый голос, он оборачивается…       … Джим – капитан – улыбается и, кажется, рад его видеть.       – Вот ты где! Я где только тебя не искал.       Вулканец вспоминает совет своего двойника «довериться чувствам». Но как он может прислушиваться к чувствам, когда они настолько сильны, а он так слаб?       Как он может доверять им, когда они легко могут его сломать?       Улыбка Кирка немного меркнет, возможно из-за того, что Спок не ответил, но, тем не менее, он продолжает:       – Я знаю, что тебя хотят видеть на Новом Вулкане, но я собираю команду и… я… Эмм, ты… может, захочешь остаться со… с Энтерпрайз?       Спок колеблется.       – Я… ещё не знаю.       – О, – голос Кирка звучит приглушённо, улыбка почти полностью пропала. – Окей. У тебя есть время подумать. Не важно. Просто я… я надеюсь, что присоединишься к нам. Я буду по тебе скучать.       Капитан замирает, словно понял, что только что сказал, и выглядит ужаснувшимся, пусть Спок и не может понять почему. Из всех потенциально смущающих поступков, которые Кирк совершал на его памяти, признание эмоций – наименьший из них.       Капитан поспешно прощается с ним и уходит. Спок смотрит ему вслед, гадая, хватит ли у него сил последовать собственному совету.

***

      Десять минут спустя его неудавшегося предложения дружбы Споку, Джим агрессивно поедает ланч, изливаясь перед Боунсом, кто, честь ему и хвала, слушает его с ангельским терпением.       – И знаешь что? – спрашивает Джим, тыкая вилкой в фасоль. – Меня даже не заботит, станет ли он частью команды, понимаешь? Моя жизнь не поменяется, будет он с нами или нет. Хотя всё возможно. Никогда не знаешь. Я просто говорю, что мне он не нужен здесь, как бы жизнеменяюще это ни было.       – Ты понимаешь, что звучишь как созависимый, да? – отмечает Гейла.       – Я не созависим! – фыркает Джим. – Да ладно вам! Как я и сказал, я не нуждаюсь в его одобрении. Даже не хочу его одобрения. Меня не волнует, считает меня Спок или кто-либо ещё хорошим капитаном!       – Ну, – Гейла забирает себе брауни с тарелки Джима. – Тогда нас таких двое.       – Это парень думает, что он лучше других просто потому, что такой суперумный, и невероятно сильный, и несправедливо горячий, и у него такая харизма, и… Заткнись, Боунс!       – Я вообще ничего не говорил, – ворчит Боунс.       – … Но по правде сказать? Он просто грустный, недовольный злюка, который кормится сомнениями других! Он вампир самокритики! – неподдельная правда данного утверждения вызывает у него новый приступ праведного гнева и крика.       Гейла поворачивается к Боунсу, который полностью поглощён пережёвыванием пищи, и говорит:       – Лен, иногда я волнуюсь за нашего сына.       – МОЙ КОЛ, БОУНС! ДАЙ МНЕ МОЙ КОЛ!       – Сейчас перебесится, – спокойно отвечает Боунс.       И, действительно. Со временем. Спустя полчаса у Джима заканчиваются слова отрицания того, то он хочет обещанной ему обоюдноопределяющей дружбы™, и опускает голову на стол.       – Почему я всегда веду себя как идиот в его присутствии? – стонет он.       – По крайней мере, выглядишь ты всё ещё ничего, – отвечает Боунс. Джим пинает его под столом.

***

      Джим не просит Леонарда стать его старшим медицинским офицером, потому что ему это и не нужно; Леонард подаёт заявление, Джим подписывает и вся бумажная работа проходит без обсуждений, потому что другой вариант, где Боунс не его СМО, просто нет.       Но теперь Джим хочет его и в качестве первого офицера, а это совсем другая история.       – Ты совсем сбрендил?? – требует Леонард, когда парень поднимает этот вопрос. – Я не могу быть СМО и первым офицером.       – Ты и не будешь, – уверяет Джим. – Спок передумает и станет старпомом. Но Звёздный Флот не даст добро на вылет, пока хоть кто-нибудь под это не подпишется.       – Угу, – вымученно отвечает Леонард. Иисусе, он не видел мальчика таким нуждающимся в ком-то с тех пор… ну, с тех пор, как они подружились. – И ты так уверен в этом внезапном и совсем не в его характере передумывании потому что..?       – Боунс, иногда нужно просто во что-то верить, даже если тому нет доказательств, – объясняет Джим. – Например, в чувство юмора Спока.       Доктор вздыхает, и, оп-па, вот и Джимоактивированная головная боль, прямо как по заказу. – Хорошо, если тебе нужен Первый-на-замену, пока Спок не определится, то почему именно я?       Джим смотрит на него, внезапно абсолютно серьёзно и искренне.       – Потому что ты единственный, кому я доверю прикрывать мне спину.       Леонард со стоном потирает переносицу. Он знает, что проиграл. – Давай сюда чёртову бумажку.       Только он закончил писать своё имя внизу листа, как Джим с восторгом добавляет:       – … а ещё потому, что теперь я могу честно сказать Джослин, что ты был моим первым.       – Ты… – он тянется забрать документ обратно, но Джим уворачивается. – Отдай обратно!       – А-а-а, я твой начальник, ты не можешь заставить меня!       Леонард морщится и пытается схватить бланк, но Джим со смехом отходит назад.       – Начальник, – ворчит доктор. – Тот, кто сделал тебя начальником, должно быть в шаге от психушки.       – Иди лесом, МакКой, – примирительно говорит Пайк, заезжая в его офис.       – Правда? – возмущается Леонард. – Он играет со мной в кошки-мышки, а претензии от вас я слышу свой адрес?       – Ну, да, – потому что он ко мне неравнодушен. Ты не слышал? – отвечает Джим. – Я хорош в постели.       Леонард правда честно и искренне не хочет знать.       Пайк, в свою очередь, выглядит смирившимся с разнообразными недостатками жизни с Джимом Кирком. – На этой счастливой ноте я хочу передать личное поздравление с твоим повышением от Президента Соединённых Штатов, – он прочищает горло. – Её очень личные поздравления.       – Ооу, это мило.       – Почему мы дружим? – спрашивает Леонард, и Джим обхватывает его рукой за шею.       – Потому что ты не сбежал, когда ещё был шанс.

***

      – Это глупо, – бормочет Джим.       – Зна’шь, что глупо? – отвечает Леонард. – Десять лет не посещать могилу брата.       Джим хмурится, скрещивает руки на груди, словно от холода; он всё ещё не может смотреть на могильные плиты. Леонард, однако, не может отвести взгляд.       Кап. Джордж Джозеф Кирк.       2202 – 2233       Джордж Сэмюэль Кирк.       2229 – 2248       Джим фыркает и ковыряет ком земли носком туфель; губы плотно сжаты, а поза остаётся закрытой. Боунс легко может представить злого, циничного пятнадцатилетнего подростка.       – И что? Это просто камень с какими-то буквами и цифрами. – Он оглядывается на серые камни вокруг, простирающиеся сколько глаз видит. – Это не он. Ничего общего. Слишком серо.       – Ну, если ты не собираешься проявить уважение, это сделаю я.       – Сколько угодно, – хмыкает Джим. А потом уходит, направляясь прямо к воротам.       Леонард оглядывается на могилы, прочищает горло.       – Хей, Сэм. Я Леонард МакКой… Хотя ты, наверное, к этому моменту уже знаешь, кто я.       Ему нравится посещать могилы, нравится разговаривать с ними, искренне чувствовать, словно мёртвые могут услышать его – но он забыл, насколько это неловко, разговаривать с камнем.       – А вот я ничего о тебе не знаю, – продолжает Боунс, и устало усмехается. – Такие вот побочные эффекты знакомства с Джимом Кирком. Нужно просто привыкнуть к тому, что понятия не име’шь, что происходит. Тебе, наверное, это тоже знакомо.       Он стоит ещё какое-то время, разглядывает два памятника, две смерти, сломавшие Джиму жизнь, и улыбка сходит с его лица.       – Честно говоря, я не знаю, что о тебе и думать. Я немного ненавижу тебя, за то, что ты умер, когда был нужен Джиму… Знаешь, он прошёл через ад. Но… – Порыв ветра проносится по рядам, развевая одежду Лена и путая волосы. – Я знаю, что ты любил его. Я не знаю, почему ты ушёл – не пойми меня неправильно, я тобой не особо доволен, я не сторонник мучеников – но я понимаю, почему люди уходят. Видишь ли, у меня есть маленькая дочка, и…       Он замолкает, качает головой.       – Ну, я не о ней пришёл говорить. И не кричать на тебя. Я просто… Думаю, я пришёл показать тебе твоего брата. Он теперь капитан. И будет чертовским хорошим капитаном. Он прошёл через ад – и что-то подсказывает мне, что я и половины всего не знаю – но он никогда не прекращал бороться. Ты бы им гордился.       – И, я полагаю, я также пришёл потому что ты важен для него, а значит важен и для меня. Дааа, он пытается притвориться, что ему на тебя плевать или что он тебя ненавидит, но это только потому, что он тебя очень любит. – Он делает глубокий вдох. – Я думал, что ты должен это знать, поскольку Джим, наверное, этого так и не сказал.       Единственным ответом ему стало лишь завывание ветра.       – Ну, – Леонард внезапно чувствует себя неловко. – Спасибо, что выслушал, Сэм. Доброй… вечности, полагаю.       Доктор поворачивается уходить, и понимает, что Джим не ушёл далеко. Он подходит ближе и блондин поворачивается к нему.       Они вместе уходят с кладбища, и Лен притворяется, что не видит, как Джим вытирает глаза рукавом.

***

      В последний день перед вылетом он наконец смотрит сообщение от матери.       – Хей, Джимми, – говорит она, выглядя такой счастливой, уставшей, как и когда он ушёл, выглядит изменившейся. – Я видела твои голографии – ну, все видели. Ты спас тысячи вулканцев, и Землю… наверное, всю Федерацию…       Она звонит просто поздравить Джима с тем, что он наконец-то стал героем? Что не облажался на этот раз?       Джим закрывает глаза и делает глубокий выдох, заставляет себя не удалять сообщение.       – И ты теперь капитан! Прости, что не была на церемонии. Но я видела голографии. Ты выглядишь прямо…       И пусть даже Джим знал, что будет, приготовился услышать, в его горле всё равно встаёт ком. Его мать, кажется, замирает в это же мгновение. Замолкает. – Ты выглядишь… – сглатывает. – Ты выглядишь таким счастливым, Джимми. – Она улыбается, и Джим может видеть слёзы в её глазах. – Я думала, что больше никогда не увижу тебя таким счастливым.

***

      День перед вылетом – нежно называемый офицерами ЗФ «загрузочный» – это абсолютная катастрофа.       Поправка: Загрузочный день – частично-абсолютная катастрофа, поскольку начинался он нормально.       Если коротко, сначала Джим решает лично всех поприветствовать, так он получит возможность встретиться с каждым из них хотя бы раз и хоть как-то узнать их (задача, на самом-то деле, намного проще, поскольку он спал с довольно приличной частью из них), что – за исключением обычных опаздунов – проходит идеально ровно, пока не подходит паренёк в командном золотом, салютует и очень гордо приветствует:       – Лейтенант Кевин Райли прибыл на службу, сэр!       И внезапно словно пол под ним провалился, прямо как когда он впервые увидел Кевина после Тарсуса, пусть даже Джим и видел его с тех пор десятки раз, научил его драться (пусть и избегал смотреть ему в глаза всё это время, но это уже детали), и это несправедливо. Боже, это несправедливо, потому что у Кевина есть своя жизнь, у Тома – своя, и Джим должен оставить Тарсус далеко позади, но он не может. Он всё ещё чувствует себя так, словно и не уходил, словно ему пятнадцать, и он напуган и набирается смелости постучать в дверь офиса Кодоса. Каждый. Раз.       Может он должен бы знать, что всё так и будет; в конце концов, нельзя оставить позади себя то, что стало частью тебя.       – Очень хорошо, Лейтенант, – выдавливает он.       И Кевин проходит внутрь на Энтерпрайз, напевая «Я отвезу тебя домой, Кэтлин», беззаботный, как и все двадцатилетние парни, и Джим прячет лицо в ладонях.

***

      Как только он заканчивает с приветствием, Джим идёт распаковывать личные вещи, на что уходит всего двадцать минут – у него всего один рюкзак с вещами плюс коробка с книгами, которую он купил на остаток капитанской зарплаты после оплаты квартирки в Риверсайде, как обычно. Он спокойно раскладывает свои вещи, никуда не торопясь, и наивно думает, что такая неторопливость царит везде.       О, смотрите, его ком звенит!       – Кирк, – очень официально отвечает он.       – Кэптин, трансмиссия показывать ложный старт. Он думает, что мы в варпе, но двигатели даже не активироваться…       Ну, звучит не очень хорошо.       – Я скоро буду, мистер Чехов.       Конечно, дело не в трансмиссии. Оказывается, трансмиссия дурится, потому что центральные активаторы дурятся, что отправляет его в инженерную, где Скотти кричит, что знает он, знает, он над этим работает; и Джим упоминает, что чинил машины и звездолёты с шестнадцати лет, и Скотти с горящими глазами тащит его в трубы Джеффри и рассказывает о преимуществах и потенциальных угрозах инвазивных ремонтов.       Звенит ком Джима. Всё ещё круто. Джим нажимает ответить и говорит:       – Кирк.       – Капитан, репликаторы отключены.       – Так включите их.       – Мы пытались, – отвечает лейтенант. – Репликатор взорвался.       – Что он сделал? – Джим потирает лицо, наверняка размазывая грязь по всему лицу. – Слушайте, я пытаюсь убедиться, что мы все тут не взорвёмся, как только выйдем в космос. Чья работа поддерживать функциональность оборудования?       – Первого офицера, сэр. Но, когда я связался с доктором МакКоем, тот сказал, цитирую: “Если вы мне ещё раз позвоните, упаси Господь, я брошу вам скальпель в лицо.       Джим морщится.       – Окей. Я разберусь.       Он звонит Боунсу, кто, естественно, лихорадочно приводит свой медотсек в порядок и очень-очень Не В Настроении.       – Мне поступают звонки о каждой проблеме, что есть под этим солнцем! – говорит он Джиму, в перерывах между криками на подчинённых поставить что-то куда-то, или убраться с дороги, или прекратить что-то трогать. – Я тебе говорил, что не могу быть СМО и первым офицером!       – Спок скоро придёт! – убеждённо отвечает Джим.       – Если нет, то я всё это вымещу на тебе, – ворчит он. Слышно, как что-то падает, а затем: – Кто… Кларк! Убери свои грязные лапы от… той серебряной штуковины!       Серебряная штуковина. Серьёзно? Плюсы самого нового и самого потрясного корабля Звёздного Флота в том, что у них есть самые новые и самые потрясные технологии, и всё это проходит абсолютно мимо Боунса, который продолжает утверждать, что девяносто пять процентов медицинских проблем могут быть вылечены сном, и не ковырянием болячки.       – Джим, этот кусок проводов разговаривает со мной на парселтанге, и я его убью.       – Не убивай его, – просит Джим. – Я буду у тебя через секунду.       Вот так он вылезает из труб Джеффри, прощается с инженерами и летит в медотсек, по пути чуть не сбив Сулу.       – Капитан! Вот вы где, я хотел поговорить с вами об автоматическом режиме пилотирования. Куда вы так несётесь?       – Мне нужно спасти Боунса от опасностей современных технологий, – отвечает Джим.       – О, – Сулу кивает, словно это вполне нормальный ответ. – Окей.       Джим входит в медотсек и видит печальную, но не неожиданную картину – Боунс совершает быструю, но болезненную расправу над своенравным проектором выявления симптомов.       – Штуковина не работала, – зловещим, равнодушным голосом даёт ненужные пояснения Боунс.       Джим смотрит на искорёженные останки устройства.       – Ну, теперь точно не работает.       – Что это за современные технологии, если они не выдерживают случайных повседневных повреждений?       – Ты случайно бил проектор?       – Я сказал, что повреждения были случайными, а не удары, – он подходит к Джиму и обвиняюще тыкает в бунтующую технику, словно это матёрый преступник. – Он не работал, что бы я ни делал. Что мне оставалось, приготовить ему ванну с пузырьками и спеть ему колыбельную?       – Нет, ты прав, лучше просто ему врезать, – соглашается Джим.       – Мне не нравится твой тон, – говорит Боунс.       – Мне не нравится твоё лицо, – отвечает Джим. Потом хмурится, задумавшись. – Боунс, мы сможем так же общаться, когда я буду должен быть очень ответственным, и капитанским, и что там ещё?       – Ты правда думаешь, что мы сможем остановиться?       – Справедливо.

      ***

      Если Джим надеялся, что всё уляжется, когда они вылетят (и когда Спок наконец-таки решит триумфально заявиться – Джим знал, что так и будет, знал), то его ждало жестокое разочарование. Скорее наоборот, рутинные вопросы занимают всё больше времени – или становятся более срочными – как только они входят в открытый космос, и оказывается, что то, что ему звонок по кому, уже не круто, когда это в пятьдесятмиллионный раз.       Если вкратце, первый день Джима в качестве капитана проходит не в кресле с властным видом, как он надеялся, а в беготне. Он помогает Чехову выстроить курс к системе Та’кейдра; а потом Гейла зовёт его в центр программирования, потому что автоматический бэкап перебил какую-ту прошлую информацию Пайка, что абсолютно бессмысленно, потому что они ещё ничего не отправили на бэкап, и Джим бежит в АйТи и проводит три часа, анализируя строчки кода; пока не звонит Кексик и говорит, что пропал один из фазеров из оружейной, что может быть техническим просчётом при прошлой проверке, или они все скоро умрут, поэтому Джим мобилизует команду безопасников проверить корабль; и только они убедились, что непосредственных угроз на звездолёте нет, как Скотти хочет знать, почему не подключён резервный генератор в медотсеке, и Джим, сжав зубы и сказав себе держаться, направляется к нему.       Он мельком оглядывается на часы и понимает, что пропустил ужин, и вообще за день ничего не ел, но это ничего, не важно, он и дольше обходился без еды.       Джим выходит из инженерной и понимает , что заступила ночная смена, поэтому он садится закончить бумажную работу, которую, наверное, должен был уже сделать, и он должен составить новый график дежурств, что намного сложнее, учитывая, что у него 400 членов команды, каждый со своими предпочтениями когда и в каком качестве они бы хотели работать, но ему удаётся слепить приличное расписание. А потом Спок заступает на альфа-смену (на пять минут раньше, естественно, и удивлённо и немного подозрительно видит, что Джим уже там), и Джим понимает, что он ещё не спал.       Он собирается пойти подремать в каюту, или хотя бы немного полежать, когда Чехов спрашивает об условиях для транспортатора на Родии, их первом пункте назначения в системе Та’кейдра, и ну, Джим знает, что он должен что-то сказать Споку, типа помоги мне, или даже дайте мне десять минут, но он уже со Споком на таком тонком льду, и он так боится, что всё испортит, что просто… он не может сейчас оказаться в долгу.       И поэтому день два проходит в таком же головокружительном сумасшествии, разве что на этот раз ему удаётся перехватить чашку кофе с тостом на ланче и поспать пару часов, когда он буквально споткнулся, упал в свою кровать и просто отключился. К счастью (?) он проснулся меньше, чем через два часа, как раз к альфа-смене, когда Сулу позвонил с рапортом об астероидном поле, в которое они не должны были попасть, если верить картам Федерации; и Джим вытягивает себя из кровати (или с кровати, поскольку он так и не накрылся) и идёт обратно на мостик, чтобы проследить за маршрутом навигации. Спок подходит к нему на третий день, когда он шёл в административный сектор научных лабораторий.       – Капитан, – приветствует вулканец, и Джим оборачивается, только для того, чтобы заметить позади Спока…       – Спок, хей! – с лёгкой паникой в голосе отвечает Джим, а потом хватает его за руку и тянет в ближайшую каюту, успокоившись только когда двери за ними закрылись. Изобразив на лице что-то вроде улыбки, он спрашивает: – Что тебе нужно?       Спок смотрит на него внимательным, нервирующим взглядом, не упускающим ни мешков под глазами Джима, ни то, как он слегка прислонился к двери для опоры. – В коридоре не было никого, кроме лейтенанта Кевина Райли.       – Чистая правда, – нарочито небрежно соглашается Джим. – Что тебе нужно?       Спок явно не собирается оставлять свой вопрос без внимания.       – Я ещё не видел ваш страх перед смертью или опасностью, но лейтенант Райли…       – Спок, – обрывает его Джим, потому что, вау, слишком близко, слишком быстро. – Что ты хочешь?       Его первый замолкает, с видимым усилием меняет тему.       – Я хочу узнать, какие у вас для меня распоряжения. Как первый офицер, в мои обязанности входит составление графика смен…       – Всё хорошо, я уже его сделал.       Спок колеблется, немного растерянный, но спустя мгновение продолжает:       – В таком случае я займусь организацией и оповещением команды о ежемесячных отчётах департаментов.       – А, да, это я тоже сделал, – отвечает Джим. – Но спасибо.       Спок не отвечает, уже слишком удивлённый – или, может, обескураженный – чтобы ответить, и Джим пользуется этой возможностью, чтобы покинуть сцену.

***

      Несколько часов беготни спустя Джим с Ухурой, по локти в аудиораспечатках, пытаются разобрать и исправить все переводы одного неудачливого энсина, который слушал ишбалан вместо ксинджиз, и никто не заметил ошибки, пока один из связистов не зарегистрировал более сорока пяти сообщений на ксинджиз об уродливой картошке.       Это довольно лёгкая, пусть и не требующая думать, работа, но слова продолжают расплываться на странице, пока он пытается заставить свои глаза сфокусироваться.       – Да, Спок?       – Доктор МакКой сообщил о наличии экстренной ситуации в медотсеке…       – Боже, – Джим вскакивает, проводит рукой по волосам. – Так, ладно. Ухура, я вернусь, как только разберусь. Спок, мостик на тебе.       Но Спок не остаётся на мостике, вместо этого он следует за Джимом в турболифт.       – Я могу взять на себя данный вопрос, – предлагает он, стоит только дверям закрыться. – Как первый офицер и глава научного отдела я обладаю квалификацией…       – Нет, я знаю, что ты квалифицирован, – заверяет его Джим. – Я думаю, что справлюсь, ты отдохни.       Вулканец не выглядит огорчённым, честно говоря, но точно и не обрадованным. Ладно, Он позже разберётся почему. Джим кивает ему на прощанье, выходит из турболифта и тут же врезается в стену; тут же отшатывается, матерясь и потирая нос.       – Кто её сюда поставил? – требует он.       Вулканец не отвечает. Просто смотрит на Джима, как жутковатая, похожая на живую, статуя.       – Ха-ха, – слабо улыбается он. – Просто пошутил. Я помню, что она должна стоять здесь. В смысле… Я помню, что она была здесь, прежде чем врезался. – Он хмурится. – Я говорю ерунду.       – Капитан… – произносит Спок.       – Спок, я в порядке! Просто превосходно! Ты иди-ка в лаборатории. В смысле на мостик. – Его первый не двигается с места, и Джим машет руками, прогоняя. – Иди! Я скоро вернусь.       И Спок уходит, сжав зубы и выглядя немного раздражённым, а Джим срывается на бег и летит в медотсек (на этот раз избегая непокорных стен).       – Боунс, – он слегка задыхается. – Что за пожар?       – О, ты здесь, хорошо, – отвечает Боунс и продолжает спокойно мыть руки, поэтому Джим пользуется возможностью опереться на стенку и перевести дух. Фьюх. Он, наверно, никогда так не уставал от пятнадцатисекундной пробежки. А пол же не должен шататься, да?       – Что-то не так с кем-то из команды? – спрашивает он, когда Боунс начинает вытирать руки.       – Нет-нет, с командой всё в порядке, – спокойно отвечает доктор. – Сядь на биокровать, Джим.       Джим садится на койку и пытается не закрывать глаза, несмотря на головокружение.       – О, что-то с кораблём?       – Нет, корабль в порядке. Насколько возможно с тысячетонной стальной глыбой, несущейся в космосе и управляемой двадцатилетками.       – Так что за срочность? – спрашивает он. Его желудок скручивается в узел от ужасных догадок. – Ты что-то нашёл в моей крови? Боунс…       – Нет, ничего такого.       – Тогда..?       – Спок отправил мне твою временную карту… – разговорным тоном отвечает Боунс, кладя что-то на стол рядом с Джимом, но совсем не торопится объяснить, что за медицинская срочность. – Ты последнее время был очень занят.       – Временную карту? Я не заполнял временную карту…       – Центральный компьютер формирует запись автоматически, – отвечает Боунс, удаляя пузырьки из гипо. – Тебе будет интересно узнать, что были отмечены часы, проведённые тобой в инженерной, серверной, лабораториях, мостике, кухне, навигационном отделе, прачечной… Ты провёл достаточно времени во всех отделах этой жестяной банки, кроме одной. Ты знаешь, какой, Джим?       – Слушай, Боунс, у меня нет времени для.. – он пытается встать, но МакКой толкает его обратно на биокровать.       – Твоя каюта. Ты хоть помнишь, когда ты последний раз спал?       – Оу, эмм…       – Неправильный ответ, – говорит Боунс, потом гипо в шею, потом темнота.

      ***

      Просыпаться похоже на вылезание из канавы. Джим открывает глаза, ненавидит всех и всё, и со стоном закрывает.       – И тебе доброе утро, солнышко, – раздаётся голос Боунса рядом. – Как ты себя чувствуешь?       – Я тебя ненавижу, – хрипит он.       – Поверь, это взаимно, – ворчит тот. – Ты когда-нибудь слышал о делегировании?       Джим открывает рот для остроумного ответа (наверняка что-то типа «замолчиииии»), но потом понимает. – Ты сказал утро?       Он подрывается с кровати и глазами ищет часы. Те, что над дверью медотсека, показывают 0758.       – Проклятье… Где мой… как… что за… почему ты дал мне спать больше четырнадцати часов??       – Я собирался разбудить тебя к альфа-смене, но Спок убедил меня дать тебе поспать.       – Спок? – недоумённо моргает Джим.       – Проблемы со слухом… – Боунс делает вид, что помечает что-то в своём падде. – Как ещё ты себя чувствуешь?       Теперь, когда он прислушался к себе, Джим понимает, что... лучше. Намного лучше. Да, у него всё ещё немного болит голова, но он может сидеть, не опасаясь, что упадёт, и теперь не больно держать глаза открытыми, теперь он чувствует себя нормально.       – Я всё ещё тебя ненавижу.       – Хорошо, – отвечает Боунс и начинает закидывать Джима вещами. – Вот твой ком, это падд, теперь сделай кофе в репликаторе и иди. Никто не любит Спока в кресле капитана, даже сам Спок.       И Джим идёт на мостик, гадая, чтобы это могло значить.

***

      Спок поднимается на ноги, стоит Джиму сделать шаг на мостик.       – Капитан.       И тут же со всех сторон: «Капитан!» и «Доброе утро, кептин!» и «Добро пожаловать, спящая красавица». За последнее он зыркает на Ухуру, но та лишь с невинным видом отворачивается к своей консоли.       – Прости за… вынужденный тайм-аут, Спок, – криво усмехается Джим. – Боунс напал на меня. Больше не повторится.       Взгляд Спока нечитаем.       – Нелогично извиняться за следование своим физическим нуждам, – говорит он, потому что конечно Спок может сделать сон чем-то неловким.       – Я это ценю, – отвечает он. – И заступаю на дежурство.       – Могу я поговорить с вами наедине?       Пауза, Джим удивлён.       – Конечно… Рассказывай. Сулу, мостик на тебе.       Сулу кивает, и Джим следует за своим первым офицером в, по большей части, неиспользуемый зал за транспортаторной.       – В чём дело?       Вулканец делает глубокий вдох.       – Я обдумываю возможность увольнения.       Из всего, что он ожидал услышать, – это совсем не то.       – Что? – вскрикивает он. – Почему?       – Я полагаю, что было ошибкой заменить доктора МакКоя в качестве вашего первого офицера. Вы не…       – Что? – переспрашивает он, в голосе слышно отчаянье, но его это не волнует. Он не может потерять Спока и как Единственного, и как друга. – Я что-то не сделал? Я исправлюсь, клянусь. Это из-за того, что я не проводил достаточно времени на мостике, да? Или… или это из-за моих логов? Я знаю, в них полный бардак, но я могу…       Спок странно на него смотрит.       – У меня нет претензий к вашим способностям или к вашей нагрузке. До настоящего момента вы показали себя как исключительно способного капитана.       Джим смотрит на него во все глаза.       – Правда? Тогда…       – И именно поэтому я думаю уволиться. Вам не… нужны мои услуги; и по факту, вы сделали мою работу, а ещё и, по меньшей мере, десятка других, ненужной. Мне не было поручено ни единого задания до тех пор, пока МакКой не ввёл вам седативное.       – О, – так, значит, Спок хотел, чтобы ему дали задание. – Я не пытался сбросить тебя со счетов. Просто делал, что мог…       – Вы делали больше, чем могли, – поправляет его Спок, в его глазах появляется непривычный стальной блеск. – Вы предпочли довести себя до истощения, чем позволить мне помочь. Логично предположить, что вы не доверяете моим способностям.       – Я доверяю твоим способностям! – возражает Джим. – Конечно, доверяю. Это ведь я позвал тебя быть моим первым офицером, в смысле – ты превосходный профессионал, и прекрасный борец, и… – Окей, время заткнуться, прежде чем он сболтнёт что-то, о чём пожалеет. – Это не потому, что я думаю, что ты не справишься, – неловко заканчивает он.       – Тогда позвольте мне помочь, – уже мягче повторяет Спок. – Пожалуйста.       О, теперь понятно. Спок хочет помочь. А Джим может… Джим может помочь Споку, позволив помочь ему.       Ха. Может экономика работает и так?       – Окей, – отвечает он. – Окей, прости. Я просто… не привык к этому, – упс, перебор откровенности, но, будем надеяться, что Спок подумает, что это он о капитанстве, а не о том, чтобы попросить помочь. Или о том, чтобы его просили.       Но, прежде чем Спок успевает ответить, звонит его капитанский ком, потому что, естественно, корабль и на пять минут его не отпустит. Он посылает своему первому извиняющийся взгляд.       – Кирк.       Он едва может разобрать голос Скотти среди доносящегося скрипа металла. И Джим, и Спок морщатся.       – Капитан, трансмиссия перешла обратно в режим варпа без вмешательства активатора, и не может справиться с возрастающей температурой, передающейся от дилитиевых реакторов…       – Окей, я сейчас спущусь, – говорит Джим, а потом ловит взгляд Спока. – Вообще-то…       Джим отключает ком и делает глубокий вдох.       – Мистер Спок, не могли бы вы… Не могли бы уладить для меня этот вопрос. Пожалуйста?       – Да, сэр, – шепчет его первый офицер, словно его представили к важной награде. Он коротко кивает Джиму и направляется к турболифту.       А Джим идёт на мостик, садится в кресло, несколько минут просто делает размеренные вдох-выдохи и просто сидит на одном месте, впервые с начала их путешествия.       «А знаете, – думает он, опуская голову на локоть и смотря на звёзды. – Может мы и справимся».

***

      Теперь, когда он находится на одном месте достаточно, чтобы оценить, быть капитаном довольно круто. Кресло, и униформа, и кресло, и звёзды, и кресло…       О, а ещё есть обязательные еженедельные встречи капитана и СМО! Это довольно круто, потому что ему платят за то, что он бы и так делал.       – О, Боже, я ждал этого целый день, – ворчит Боунс, наливая себе щедрую порцию виски. – Всю неделю.       Джим опустошает свой стакан.       – Я притворюсь, что ты это о встрече со мной наедине.       – Лучше ты, чем те идиоты, с которыми я нахожусь в этом дурдоме. Энсин Смит пришла с головной болью, и Саванна поставила ей в диагноз дебиллианскую болезнь головного мозга… И это только один пример! – возмущается Боунс, подливая себе в стакан. – Я потратил последние три года на подготовку приличных специалистов, а теперь они жалуются, что не знают, куда колоть гипо! И Чепэл постоянно занята одним только тем, чтобы не дать Кларку устроить эпидемию от капсулы с вирусом сакуро, над которым мы работаем…       – Кларк? – удивлённо переспрашивает Джим. – Я думал, ты говорил, что он твой лучший интерн. Ты сказал, что он будет хорошим доктором и прекрасным человеком.       Боунс хмурится и опрокидывает в себя остатки виски.       – Ты ему этого не говори, я же должен поддерживать свою репутацию.       – Конечно.       – Он хороший парень, – вздыхает МакКой. – Но его словно подменили, с тех пор, как мы не смогли спасти нервы в ногах Пайка. Он был так уверен, что сможет это сделать… Ещё не понял, что медицина – это не магия, всех не спасти…       Третья минута встречи, а у Боунса третий стакан, Джим мягко отодвигает бутылку.       – Он весь в своего начальника, – говорит он, когда Боунс поднял на него глаза.       Доктор снова вздыхает и словно сдувается.       – Да… я знаю. Я так же безнадёжен, раз так зациклился на одной неудаче. – Он опускает голову на руки. – Всего двадцать минут, Джим. Мы могли спасти ему ноги, если бы начали на двадцать минут раньше...       – Ты сделал всё, что мог, – утешает Джим, обхватив друга за плечи. – Ты не может отвечать за всё, что пошло не так.       – Какая ирония, что это ты мне говоришь, – фыркает Боунс.       – Понятия не имею, о чём ты, – ловко уворачивается Джим.       ***       Конечно так же обязательны и еженедельные встречи капитана и первого офицера. И они… не настолько приятные.       – Ты запомнил имена всех членов команды? – шокировано переспрашивает Джим       Спок царственно поднимает одну бровь, словно Джим зря тратит его время со своим айкю всего лишь гения.       – Конечно.       – Это… это… – невероятно впечатляет? Беспричинно привлекательно? – хорошо, – слабо заканчивает он.       Спок смотрит на него, выжидающе, словно ждёт, что Джим тоже скажет, что запомнил имя каждого из членов команды, или где и когда они дежурят, или нашёл лекарство от подростковой депрессии.       – Я утром починил кофе-машину на мостике, – отвечает Джим.       – Понятно, – отвечает Спок, – и зачем быть вежливым, если можно отвечать сухо и немного с сарказмом – и листает на падде план собрания (да, Спок составил план собрания, кто вообще подобным занимается?).       – До тех пор, пока Энтерпрайз не достигнет Родии, мне, как первому офицеру, докладывать нечего, однако, как старший офицер по науке, я бы хотел представить предложенные лабораториями темы исследований. Команда медиков изучает разрушительные последствия вируса сакуро, команда социологов составляет план изучения основных предупреждений примитивных инопланетных рас, команда химиков начинает работу над разработкой и репликацией синтетической пищи…       – О, хей, – заинтересовался Джим. – Я знаю кое-кого, кто занимается этой темой. Мой друг, Том. Том Лейтон.       Во взгляде Спока мелькает что-то похожее на удивление.       – Вы имеете в виду доктора Томаса Лейтона, в данный момент находящегося на планете Кю?       – Да, его.       – Его диссертация на тему формульного анализа углеводных составляющих, необходимых для репликации и удалённого перемещения пищи и пищевых продуктов стала прорывом. Пусть он только недавно получил докторскую степень, его назвали одним из самых выдающихся исследователей в сфере синтетической пищевой продукции.       – Правда? – улыбается Джим. Том говорил о какой-то награде, но этого не говорил!       – Как вы познакомились? – спрашивает Спок, и…       – О, – а вот и минное поле. – Ну, эмм. Мы вместе ходили в школу.       Спок открывает рот для следующего вопроса, но Джим уже поднимается на ноги.       – Знаешь, почему бы сейчас мне не дать тебе его номер? Лучше поздно, чем никогда! В смысле, лучше раньше, чем поздно.       И Джим с головой уходит в свой ком, пока Спок смотрит на него, словно он один из тех бездомных, кто шатается по улице, разя мочой, и показывает неприличные знаки прохожим, или словно он загадка, которую никак не разгадать.       – Томас Лейтон и Кевин Райли, – бормочет Спок, обращаясь скорее к себе, Джима пробивает дрожь.

      ***

      Как бы то ни было, Джим даёт Споку номер Тома, но только после пары срочных сообщений.       >> МОЙ ПЕРВЫЙ ХОЧЕТ СПРОСИТЬ ТЕБЯ О ПРОЕКТЕ, НЕ ГОВОРИ ЕМУ ПРО ПОРНО<<       >>И ПРО УКРАДЕННУЮ ПОЛИЦЕЙСКУЮ МАШИНУ<<       >>ВООБЩЕ ПРОСТО НИЧЕГО ЕМУ НЕ ГОВОРИ<<       >>ОК?<<       Секундой позже приходит ответ Тома (>>ОK…<<) и Джим забывает обо всём этом, пока на следующий день, когда Спок мимоходом говорит ему, что он будет тесно работать с доктором Лейтоном и командой химиков, а днём позже Джим звонит Тому, требуя сказать, как тот так быстро завоевал симпатию Спока.       – Я ничего не сделал, – растерянно отвечает Том (наверное не столько от того, что понравился Споку, сколько от избыточной реакции Джима на то, что понравился Споку). – Мы просто обсудили наши проекты, и каких результатов хотим достичь через несколько лет, и у нас совместимые подходы…       – Замечательно, – немного обиженно говорит Джим. – Рад, что вы настолько совместимы.       – Ты ему тоже нравишься, – успокаивает Том.       – Ну да.       – Нет, правда. Он спрашивал меня о тебе. – Джим встревоженно поднимает голову. – Но я ничего не сказал, клянусь!       – Ну… ну хорошо, – он вздыхает и слегка улыбается Тому. – Я правда рад, что ваши проекты совместимы. Вы вдвоём сможете сделать эту синтетическую пищу супер быстро.       – Да, – но Том всё ещё выглядит взволнованным. Почти напряжённым. – Надеюсь, ты прав.

      ***

      Так Том со Споком начинают работать вместе, и, насколько может сказать Джим, они прекрасно сработались, или настолько прекрасно, насколько вообще можно сработаться со Споком.       И Джим рад за них. Правда!       Просто. В то же время, это лишь подчёркивает явную, непрошибаемую пропасть, что всё ещё лежит между ним и Споком.       И не то, чтобы Джим не пытался её преодолеть. Но, кажется, чем больше он тянется вперёд, тем больше Спок отдаляется; и спустя две недели его капитанства они так же далеки от той предопределяющей дружбы, что была ему обещана, как и когда стояли друг против друга из-за Кобаяши Мару.       И поэтому, припёртый к стенке и исчерпавший идеи, Джим обращается к последней надежде: Старому Споку.       >>Окей, я сдаюсь.<< >>Как мой двойник тебя заполучил?<<       Он понимает, что у Старого Спока напряжённый график, плюс разница во времени, а значит ответ, скорее всего, придёт через часы, а то и дни; но его ком звенит почти сразу же.       >>d4 на Nf6<<       Джим хмурится. Шахматы? Это ответ или приглашение? В любом случае, он не тот, кто откажется от вызова.       >>e4 на c5<<, – набирает он в ответ.       >>c4 на g6<<,       >>Nf3 на d5<<       >>Nc3 на Bg7<<, – приходит ответ Спока, и, хмм, индийская королевская защита, неплохо.       Игра в виртуальные шахматы длится ещё какое-то время, с парочкой перерывов у Джима или Спока на реальную жизнь; но, конечно же, три часа спустя Спок мастерски загоняет его в угол, и Джим проигрывает первый раз с тех пор, как ему было тринадцать.       >>Не честно<<, – пишет Джим, несмотря на восторг от того, что нашёл того, с кем можно потягаться. >>У меня нет фотографической памяти, как у тебя. Мне нужна настоящая доска.<<       >>Как ты любишь повторять << На ответ у Спока ушло меньше секунды. >>Ну так доставай.<<

***

      Поэтому Джим достаёт доску и расставляет шахматы в соответствии со своими ходами и теми, которые присылает ему Старый Спок, и выигрывает следующую партию. Спок совсем не удивлён, и вскоре виртуальные шахматные партии становятся регулярными. Впрочем они разговаривают не только о шахматах. Джим начинает ждать маленьких комментариев Спока о том, как прошёл день, и вообще. И поэзия.       Если Джиму и требовались доказательства того, что Старый Спок был очень хорошим «другом» его двойнику, то он их получил; потому что, оказалось, ничто так не заставляет его растаять, как поэзия. Выглядит так, словно Старый Спок… ухаживает за ним, или типа того, и просто…. За Джимом не ухаживали раньше. И это… ну, это довольно мило.       А ещё немного грустно, если задуматься.

      ***

      Когда Джим думает о Тарсусе, он думает о Кодосе, об экономике, о голоде и истощении, и перебежках в темноте, неся мешок с едой, вздрагивая от малейшего звука. Он думает о звуке выстрела, о «ваша жизнь означает медленную смерть для более ценных членов колонии», о Сэме, Сэм, СэмЭрикаТомНаталиКевинМалышкапожалуйстаянехочуумиратьпожалуйстапожалуйста…       Когда книги по истории упоминают Тарсус, они говорят о гражданской войне.       «Тарсус IV поначалу населяло 8,000», – говорится в них. «4,000 были убиты Кодосом в массовых расстрелах, а другие 4,000 истребили самих себя в гражданской войне. В колонии осталось только девять выживших».       Обычно в них не упоминаются детали: что гражданская война была начата из-за горюющей матери. Что смерть 3,990 человек заняла всего двадцать минут. Что когда Кодос публично расстрелял Эрику, он надеялся запугать, но лишь разозлил.       Что именно миссис Райли, мама Кевина и Эрики, была среди выживших, тех, кто был вынужден смотреть на то, как из их детей сделали пример, среди тех, кто осмелился выступить против Кодоса. Когда губернатор приказал поставить Эрику на колени и поднял ружье, она кричала и умоляла убить её, но не дочь.       (Бам.)       Джим знал, куда попала первая пуля. Но он не ожидал второго выстрела. Или третьего.       Он открыл глаза и увидел миссис Райли со слезами на глазах и украденным ружьём в руке, стреляющей в Кодоса. А потом один из стражников выстрелил в неё, и тогда кто-то из колонистов набросился на него со спины, схватил оружие, охранник обернулся защититься, но толпа колонистов набросилась на него, ещё выстрел, плач, тело на земле...       Вскоре площадь заполнилась выстрелами и криками, пока Джим смотрел, прикованный к столбу и онемевший, ничего не слыша, ничего не чувствуя.       Это не прекращалось, пока они все не оказались мертвы, или среди умирающих, пока не осталось ничего кроме ветра, и смерти, и тишины, тишины, тишины. Кроме членов Детского Бунта и Кодоса, осталось только четыре человека – четыре охранника Кодоса.       Кодос подошёл к одному из тел, пинком перевернул на спину, и Джим понял, что это мистер Барнс, их учитель по биологии, повторивший им, по меньшей мере, раз пятьдесят не курить, что это сведёт их в раннюю могилу. Руки мистера Барнса были безжизненно раскинуты по сторонам, рот открыт, глаза слепо уставились в небо.       Кодос вздохнул, оглядывая площадь трупов, запах крови в воздухе, ужасную, опустошённую тишину, наступившую после.       – Что за досадная потеря ресурсов.       А потом взглянул прямо на Джима, словно говоря, ты же понимаешь; словно он понимает, что имеет в виду Кодос.       И вот в чём дело, часть его поняла.

      ***

      Как Джим ни пытается этой ночью, он не может заснуть, поэтому он идёт на обзорную палубу и зажигает сигарету, смотрит на звёзды и ни о чём не думает.       Он прекрасно знает, что это не самая хорошая идея, быть одному в такой час – он замыкается в себе, становится слишком меланхоличным, слишком поэтичным, как сказал однажды Боунс, словно это очень плохое слово – но он же никого не разбудит, поэтому…       В этот момент ему приходит сообщение. Джим достаёт ком.       >>Я знаю слишком хорошо на звезды глядя,       Что наплевать им на меня в любом наряде.       Но наименьшая грозит потеря       От безразличия – людского или зверя.<<2       >>У. Х. Оден,<< Печатает Джим в ответ, приятно удивлённый. >>Это одно из моих любимых.<<       Секундой позже экран кома снова зажигается, пришёл ответ посла: >>Я знаю.<<

      ***

      Рождественская вечеринка на Энтерпрайз довольно скромная – дерево, немного еды и обмен подарками, в основном потому, что главный организатор вечеринки назначен не был. Джим получает несколько хороших подарков (например, йо-йо, выполнять самые разные трюки на котором он научился в тот же вечер) и раздаёт парочку, некоторые хорош продуманные (он несколько дней искал подарок для Боунса), а некоторые… не очень, как например книга, которую он вручил Чехову, обо всём, что было изобретено в России, и это… может быть немного отдаёт расизмом? Но Чехову, похоже, нравится, поэтому, кого подобное должно волновать, верно?       Вечеринка заканчивается довольно рано и один за одним все расходятся по своим каютам, позвонить семье, пока в зале не остаются только Джим и Спок.       – Ты не собираешься звонить отцу? – спрашивает блондин.       – Нелогично выделять отдельный день для коллективного обязательства позвонить членам семьи в честь годовщины события, не имеющего к этому прямого отношения, – что Джим тут же переводит как “мы всё ещё не очень ладим”. И он может понять – у него с матерью также.       – В любом случае, для меня более привычно отмечать Хануку, традиция моей матери.       Упс, Джим совсем не готов, что Мама Мертва внезапно всплывёт в разговоре. Что тут ответить. Что тут ответить?!       – Это здорово, – ответ слабоватенький. А в это время в его голове мигают сирены, всё окрашено красными огнями, и поверх этого глубокий машинный голос объявляет: «Тревога Мама Мертва. Это не учения. Повторяю – не учения. Выхода нет. Гибель неизбежна. Попытки утешения приведут к неприятной записи в рапорте Звёздному Флоту о твоей смерти».       – Это было… здорово, – задумчиво соглашается Спок. – Мне… нравилось. Но ей я этого не сказал. – Он делает паузу. – Как и многого другого.       Иногда (в большинстве случаев) Спок похож на ледяную статую профессионализма и рациональности, и даже Джим начинает верить в его ложь, начинает верить, что Вулканцы не чувствуют. Но потом есть другие моменты – редкие, драгоценные моменты – когда на секунду все щиты опускаются, и Джим вспоминает, то, что Спок – вулканец, не значит, что он не человек.       В этот раз из его рта вылетает:       – Хей, Спок… не хочешь сыграть в шахматы?

      ***

      Не то, чтобы Спок никогда раньше не был в его каюте, но это первый раз, когда Спок находится в его каюте по личной причине, и каким-то образом всё становится намного более неловко.       Похоже Спок тоже чувствует разницу, потому что он заходит в каюту Джима с осторожностью, которую капитан раньше никогда не видел, оглядывается; острый взгляд подмечает, и наверняка запоминает, всё – книжную полку, кучу одежды на полу, шахматную доску...       На ней взгляд задерживается, и Джим весь подбирается. Спок никак не сможет понять, с кем…       – Против кого ты сейчас играешь?       – О, – Джим нервно усмехается. – Просто старый друг.       Спок всё ещё смотрит на доску.       – Стиль очень… знакомый.       Разумеется, Спок узнаёт стиль. Конечно. Вот, что получает Джим за попытку спрятать что-то от чёртова гения.       Он бросается вперёд и начинает расставлять фигуры на их первоначальные места, пусть даже он знает, что это бесполезно – Спок уже всё запомнил и теперь у него будет достаточно времени подумать, почему стиль так знаком. Вот Джим вляпался.       – Какие предпочитаешь, белые или чёрные?       Они садятся играть, и совсем скоро понимают, что силы равны.       – Ты весьма умело играешь, – негромко произносит Спок.       – Ты так говоришь только потому, что сам великолепен. Как сказал Шерлок Холмс, «Посредственность не знает ничего лучше себя, но талант немедленно узнает гения». – Джим усмехается ему. – Приятно познакомиться, гений. Я талант.       У Спок слегка подёргиваются губы, когда он делает ход офицером.       – Да ладно, прояви чуть больше реакции! – возмущается блондин. – Я знаю, что ты читал про Шерлока Холмса. Ты цитировал его на мостике в самый первый день! «Когда отбросишь невозможное, то, что осталось, даже неправдоподобное, является правдой».       Спок лишь смотрит на него в ответ, явно удивлённый тем, что Джим узнал цитату.       – Читал. Я прочёл многие книги из твоей коллекции, – кивает он в сторону книжной полки. – Она довольно обширная, и очень необычное сочетание литературы, поэзии, философии…       – Мои вкусы довольно необычны, полагаю, – отвечает Джим. – Как случилось, что ты так хорошо знаком с земной классикой?       – Она нравилась моей матери. Она работала в качестве переводчика, переводила вулканские работы на стандарт и обратно. Она является первым переводчиком постулатов Сурака.       Джим отключает тревогу Мама Мертва! в своей голове.       – Она, должно быть, была невероятной женщиной.       – Да, – отвечает Спок.       – Хотел бы я с ней познакомиться.       Спок не отвечает, и, йеп, вот оно – ещё один разговор, убитый от рук Мама Мертва.       – Ну… – Джим пытается перейти на более лёгкую тему. – Я не читал постулатов Сурака, но, если ты знаком с земными философами, как тебе Ницше?       – В его словах есть логика.       Джим неверяще уставился на него.       Спок делает паузу, а потом добавляет нерешительно.       – Однако, признаю, что его стиль изложения… довольно безвкусен.       Джим знает, что в аду наверняка приготовлено место для тех людей, кто думает, что Спок милый, но – чёрт возьми, он очарователен. Ему правда хочется ущипнуть его за щёчку. Или, может, засунуть язык ему в глотку.       Ииии оборвём эту мысль прямо сейчас.       Джим переключает внимание на доску с шахматами перед ним и понимает, куда гонит его Спок – индийская королевская защита. Что ж. Второй раз он на это не клюнет.       Шок на лице Спока, когда Джим ставит ему мат часом позже, превосходен, но это ничто в сравнении с его просьбой снова сыграть на следующей неделе.

***

      Энтерпрайз должна прилететь на Родию через два стандартных дня и, по закону жанра, задачи и особенности миссии они получили только этим утром. Нийота немедленно прочла материал для брифинга, написанный мудрёным языком и странными точными указаниями кому с кем можно спать (она подозревает, что эту часть включили специально для Кирка), а потом капитан собирает глав отделов в конференц-зале и объявляет:       – Родианцы подписали договор с Федерацией в прошлом году, а теперь вроде как начинают жалеть об этом. Поэтому Звёздный Флот посылает свою самую молодую и красивую команду, чтобы напомнить им, почему они нас любят.       И это, пусть и не совсем тактичное и подробное, довольно точное описание их миссии. Так что теперь осталось только определить команду высадки.       – У нас на борту только двое лингвистов владеют родианским, – отмечает Нийота.       Кирк растягивается в капитанском кресле и смотрит на неё с почти нескрываемой гордостью.       – И ты одна из них, конечно же.       Нийота не может не улыбнуться в ответ.       – Конечно.       – Тогда ты идёшь с нами. Вся верхушка Родии разговаривает на стандарте, но то, что они не будут обязаны это делать, – для нас большой плюс.       Тут звенит его ком и Кирк обрывается на середине предложения и бежит к кому, словно весь день ждал важного сообщения.       Очевидно, для него это важнее всего остального, потому что капитан читает сообщение прямо здесь, и Ухура не может не видеть, что там.       >>Окружай себя людьми, мой дорогой Джеймс. За них легче бороться, чем за принципы.<<       Шокированная, Нийота смотрит, как лицо капитана озаряет улыбка. Не ухмылка, или кривоватая усмешка, а настоящая, искренняя улыбка.       >>Джеймс Бонд.<< Печатает он ответ. >>Я и не думал, что тебе нравится бондиана.<<       >>Мне нет.<< Ответ приходит почти мгновенно. >>Но тебе – да.<<       Нийота прочищает горло, и голова Кирка дёргается вверх, выражение лица почти виноватое.       – Прости-прости, что ты сказала?       – О, – Нийота очень старается не улыбнуться. – Ничего. – А потом тише добавляет: – И не надо так смущаться, когда пишешь им на мостике. Это не мешает твоим обязанностям, и, я думаю, это мило.       – Что? Что мило? – переспрашивает Кирк, но Нийота лишь качает головой и идёт к своему креслу за столом. Проходя мимо Спока, она наклоняется и шепчет:       – Кто-то втрескался по уши.       Она думала, что Спок проявит признаки изумления, но тот лишь смотрит на Кирка и не отвечает.

***

      >>Даже голос подать я решился в сумраке ночи,       Улицы криком своим наполнил и скорбно Креусу       Снова и снова к себе призывал со стоном, — но тщетно.<<***       Это одно из тех сладостно-горьких сообщений от посла, на которые долго смотрит Джим, не в силах сразу ответить, потому что они в который раз напоминают ему, кому адресованы эти сообщения от Старого Спока. Но, сладостно-горькие или нет, Джим знает, что процедура проста: Старый Спок заботится о Джиме, а Джим заботится о Споке (в любой форме), и если это сделает старого, одинокого вулканца счастливым, Джим более чем счастлив сыграть роль Креусы, сыграть роль своего двойника. Он будет тем, кем хочет его видеть Спок.       Джим набирает ответ.       >>Пользы много ли в том, что безумной предался ты скорби,       Милый супруг? <<****       – Капитан, – окликает Спок, стоящий прямо за его плечом, и Джим подпрыгивает в кресле.       – Д-да?       – Если вы уже закончили со своими личными делами, было приемлемо, если бы Энтерпрайз была оказана честь вашего безраздельного внимания, – Спок словно застукал его передающим записку посреди урока, у Джима вспыхивает лицо.       Но всё же, спустя десять минут, он снова берёт ком, пусть и немного более незаметно. Потому что, несмотря на их прогресс, Спок – его Спок – всё ещё излучает напряжённое смирение необходимости общаться с Джимом, и чем больше времени проходит, тем менее вероятным кажется то, что такими их отношения будут всегда.       Поэтому он будет ценить общение с послом; если у него со Споком из этой вселенной никогда не будет предопределяющей дружбы, то, по крайней мере, Джим сможет подглядеть, как могло бы быть.

***

      Даже в лучшие времена разговоры между вулканцами долго не длятся, но с двумя Споками этот принцип становится почти аксиомой.       – Я требую ответить, каковы ваши намерения к капитану, – Спок переходит сразу к делу.       – Не могу понять, почему тебя это касается, – безмятежно отвечает посол по ту сторону экрана. – Ты состоишь в романтических отношениях с лейтенантом Ухурой, верно?       – Я забочусь об Энтерпрайз, а Кирк – её капитан.       – Понимаю, – сухо отвечает старик.       – Моё внимание привлекло ваше поведение по отношению к капитану. Поскольку для вулканца, особенно в вашем возрасте и положении, подобное нехарактерно и невиданно, я требую объяснений. – У Спока очень ровная спина, а голос очень спокойный. – Партии в шахматы, любовная лирика…       – Я лишь нахожу утешение в старых привычках, – отвечает посол. – Ты мне и в этом отказываешь?       Спок-младший несгибаем.       – Вы пытаетесь соблазнить капитана.       Брови посла взлетают к чёлке.       – Это тоже забота об Энтерпрайз?       Очень длинная пауза.       – На этом всё, посол, – жёстко отвечает Спок и заканчивает вызов.

***

      Этим вечером у него с Боунсом обязательная вечерняя встреча (что обычно означает ужин и выпивку, плюс ещё больше фырканья, если кто-то посмеет их потревожить), а Джим обожает их обязательные вечерние встречи, поэтому он решает не портить всё излиянием чувств. Как хорошо, что ему прекрасно удаётся спрятать тот факт, что он расстроен.       Боунс бросает на него один взгляд.       – Что с тобой не так?       ...Или нет.       – Ну, просто, – начинает Джим. – У тебя когда-нибудь было чувство, что всё, что мы видим, – это только наше идеализированное восприятие реальности; а потом начинаешь задумываться, что может быть нет смысла прятать истину, потому что как субъективный по своей природе человек ищет правды, которая, в свою очередь, объективна; и даже если бы истина была реальна и достижима, кому она нужна? А потом понимаешь, что само наше существование построено на шаткой и хрупкой основе предположений, которые неизвестно продержатся ли десять или пятнадцать лет, не говоря уже до конца наших дней, и что после всего сказанного и сделанного, все наши усилия были всего лишь криком в пустоту.       – Нет, – отвечает Боунс. – А теперь ешь свои овощи.       – Окей.       Какое-то время они едят в тишине, пока Боунс не поддаётся воодушевляющей силе щенячьих глаз Джима и со звоном не откладывает вилку с ножом.       – Ладно, выкладывай. В чём дело? Пожалуйста, по-английски на этот раз.       – Я слышал, как один из офицеров оскорбил Спока, когда тот сегодня после смены покинул мостик.       Боунс продолжает смотреть на него, ожидая продолжения. Джим видит, как позже к нему приходит понимание…       – И это вызвало в тебе философское смятение?       – Да! – тычет Джим вилкой в Боунса. – У меня была мысль показать этому парню, что будет с теми, кто будет отпускать ксенофобные комментарии на моём корабле! Нельзя обговаривать моего первого офицера и выйти сухим из воды.       – Угу, – Боунс выглядит так, словно уже устал от этой темы, но разговор только начался. – Они говорили правду?       Джим колеблется.       – Это… это было преувеличение! Спок не настолько социально не адаптирован… – Боунс неверяще на него смотрит. – Окей, да, у него умения общаться с людьми столько же, сколько у камня. И… и да, есть тенденция разбираться с неприятными эмоциями, ну. Травмируя других. Но это не значит, что он весь состоит из гнева. В нём его только семьдесят процентов. – Пауза. – Семьдесят пять максимум.       – Сложно спорить, что офицеры не должны говорить, что Спок – урод, когда он урод, – говорит Боунс.       – Спок не урод! Его просто… не понимают. Кроме меня, – добавляет Джим. – У нас полное взаимопонимание. Мы играли в шахматы с того момента, как отметили Рождество вместе – ладно, заткнись, мы не совсем провели Рождество вместе, это случайно вышло, но! С тех пор мы хорошо уживаемся.       – Нет не хорошо. Вы ведёте себя как два взрослых человека, которые вместе работают и вынуждены культурно общаться. Помнишь, как он сегодня отчитал тебя за то, что ты достал ком?       – Да… – нехотя признаёт Джим.       – Это пример того, что он урод, – медленно и терпеливо объясняет Боунс, словно говорит с детсадовцем. – Люди говорят, что он урод, потому что он ведёт себя как урод. Особенно по отношению к тебе. Поэтому, пожалуйста, сделай себе, и мне, одолжение и смирись с тем фактом, что вы со Споком не друзья. Никто не дружит со Споком.       – Видишь, другие тоже так говорят, но это неправда! Да, он не самый… дружелюбный из всех, но он просто соскучился по общению с людьми, понимаешь? Я думаю, ему просто нужны обнимашки. – Джим задумывается. – Хей, Боунс, как думаешь, он убьёт меня, если я…       – Да, – не задумываясь, отвечает Боунс.       – Ты даже не знаешь, что я хотел сказать! может я хотел сказать… Как думаешь, он убьёт меня, если я буду вести себя как профессионал и уважать его культурные ценности.       – Джим. Оставь Спока в покое. Прекращай тормозить.       – Сам ты тормоз. Да ещё ручной!       Боунс издаёт звук, похожий на изумлённое фырканье и тут же выставляет Джима из своей каюты, чтобы они оба отправились спать. Злюка.

***

      Наконец, корабль прибывает на Родию, и Джим сходит с катушек. Остальная часть команды мостика готовится к контакту; Джим уже несколько часов как готов.       – Я согласен на кого угодно, лишь бы этот контракт подписали! – объявляет он.       – Капитан, – отвечает Спок. – Я полагаю земной термин звучит как «на что угодно».       – И это тоже!       Спок выглядит растерянным. Боунс делает поистине королевский вздох.       – Вы выглядите весьма возбуждённым предстоящей миссией.       «Возбуждённым», – фыркает Джим. Боунс хмуро смотрит в его сторону.       Боже. Даже в собственной голове уже нельзя быть тринадцатилетним?       – Слушай, – Джим понизил голос, чтобы только первый офицер мог его слышать. – Наша задача – заставить этих милых ребят на планете вспомнить, почему они захотели войти в Федерацию, по сути это значит, что нам нужно выяснить, что они хотят, и дать им это. Это моя область, Спок. Продавать себя другим – это то, что я делаю!       – Образно говоря, – уточняет Спок.       – Конечно, – соглашается Джим. – Главное – я в своей стихии.       – Ваша стихия – манипулирование и соблазнение.       – Я предпочитаю называть это убеждением, но да.       – Очаровательно. И какова именно процедура эффективного убеждения?       Очаровательно. Спок думает, что это очаровательно.       Джим прочищает горло, слегка опьянённый от похвалы.       – Ну, это… – Это интуиция, ожидания, быстрые взгляды, то, как люди сидят, как говорят. Это понимание их, видеть, что они о себе думают, что они хотят о себе думать, и создавать для них эту реальность, стать тем, кем нужно, стерев свою личность…       Проблема в том, что вся эта мысль выражается лишь в паре туманных жестов.       – Это...хм. Эмм. Слушай, это довольно трудно объяснить… Почему бы тебе просто не объединить наши разумы? Так будет проще.       И Джим закрывает глаза, и наклоняется вперёд, и ждёт, пока он сделает Жуткую Штуку Пальцами.       И ждёт.       Джим открывает глаза.       Спок смотрит на него.       – Кто, – похоже вулканец с трудом выговаривает слова. – Дал повод думать, что с мелдингом можно так легкомысленно обращаться?       – А, – Джим удивлён. («Ты?» – думает он.) – Никто, я просто предположил… Разве слияние разумов не используется… ну, знаешь, чтобы объяснить то, на что не хватает слов?       Спок хмурит брови.       – Нет. Это функция уроков словесности.       Пауза, а потом…       – Это была шутка? – требует Джим.       Должно быть вы ошиблись. Вулканцы не склонны к веселью.       – Ты не можешь просто прикрыться вулканцы-не-бла-бла-бла! Это было смешно, значит, это была шутка!       – Ваша логика безупречна, капитан, – сухо отвечает Спок, и Джим смеётся в ответ, потому что, о, он это специально. Он слишком чёрствый, слишком цепляется к деталям, подчёркивает те качества, что выделяют его из толпы. Становится тем, что от него ждут.       Тактика настолько знакома, что ощущается почти как внутренняя шутка, секретный язык, только для них двоих.       Спок продолжает на него смотреть, и может это только Джиму так кажется, но он видит весёлое изумление в глазах его старпома.       – Однако я приму к сведению ваш акцент на создании позитивного опыта во время миссии и социального взаимодействия.       Джим неверяще на него смотрит.       – Говоря разговорным языком, я намереваюсь… “подружиться” с родианцами.       – Нет, нет, можешь спокойно использовать выражения, типа «социальное взаимодействие». Люблю, когда ты умничаешь со мной, – отвечает Джим, и замирает, ужаснувшись.       Не то, чтобы это было чем-то из ряда вон, даже Спок лишь позабавлен, но что-то в Джиме протестует против самой идеи беспечно флиртовать со Споком, как и со всеми остальными. Может это вулканские штучки.       Может, это как – он посмеет сказать – интимно они работают вместе.       Может, это из-за странного чувства у него в животе, когда Спок рядом. (Джим думает, что это изжога.)       Что бы ни было причиной, он внезапно чувствует, что надо двигаться, что-то сделать, отвлечься.       – Ну! Давайте пойдём очаруем парочку родианцев. все готовы?       – Да, капитан, – хором отвечают ему.       – Как я выгляжу? – спрашивает Джим команду. – Волосы?       Вопрос встречают различными выражениями одобрения, включая «хорошо», «удовлетворительно» и «сексуально». (И «Кого вообще волнует?» от Боунса, но Джим давно привык к его неотъемлемой злюкости.)       – Форма?       Снова смутно положительные ответы («жёлтая»; «удовлетворительно»; «сексуально»; «А что, серьёзно есть те, кого это волнует?»)       – Общая сексуальная привлекательность?        Хор усталых вздохов.       Джим хлопает в ладоши.       – Хорошо. Мы готовы!       Группа высадки становится на площадку транспортатора, и Джим поднимает кулак в воздух.       – Смерть или слава!       – Слава! – кричат Сулу, Чехов, Скотти и Ухура.       – Смерть, – мрачно говорит Боунс.       – Результаты миссии вероятнее всего будут находиться между представленными двумя крайностями, – логично отвечает Спок.        – У меня самая лучшая команда, – улыбается Джим.       Лейтенант Монтенефью сообщает, что можно спускаться, Джим отвечает ей кулаком с поднятым вверх большим пальцем.       – Давай!

***

      На планете их встречает родианец с большими крыльями лавандового цвета и жмёт руки всем, кроме Спока («Серьёзно? Ксенофобия теперь повсеместна?» – хмурится Джим.), и провожает их в замок, устраивая по пути мини-экскурсию по столице.       –Сейчас мы проходим мимо единственного в столице центра межпланетного сообщения, – говорит он с сильным акцентом. – Он оснащён устройствами приёма и передачи данных в соответствии с последними технологическими разработками, включая акселератор с поддержкой иконок, автоматический универсальный переводчик и гиперволновую покадровую камеру.        – Вы знали, что первое гиперволновое записывающее устройство, видеомагнитофон, было изобретено в России? – спрашивает Чехов.       – Правда? Замечательно, – усмехается Джим.       Они пересекают мост, ведущий к дворцовым воротам, охраняемым стражниками, и гид поясняет:       – Эти охранники с отличием закончили курс по полицейской подготовке и получили право охранять Его Величество. Вы можете видеть, что их оружие представляет из себя сочетание современных фазеров и антикварных винтовок.       Кто-то тянет Джима за рукав.       – Кептин, – шепчет Чехов. – А вы знали, что первая винтовка была сделана русскими?       – Нет, – отвечает Джим. – Это круто.       Они входят в замок и проходят по лабиринту коридоров с впечатляющим количеством охранных мер и процедур, пока, наконец, не заходят в банкетный зал.       Зал освещён лишь многограными огоньками, свисающими с потолка вместе с тонкой почти прозрачной сеткой, из-за чего кажется, что помещение сияет звёздным светом. Столы накрыты по-королевски, но за ними никто не сидит. Вместо этого, гости – около ста родианцев – свободно летают по залу, задрапированные тканью, которая, должно быть, стоит сотни кредитов за фут.       «Не удивительно, что Федерация так жаждет их удержать» – думает Джим. «Эта планета – полная чаша».       – Зачем столы, если никто не сидит? – интересуется Скотти.       – Скоро рассядутся, – отвечает Ухура. – Но в культуре родианцев невежливо садиться за стол раньше императора. А пока работают буфеты, и граждане общаются между собой.       – Угу, – Боунс уже выглядит хмурым. – А алкоголь в этой дыре есть?       – Да, но родианцы считают, что его потребление должно контролироваться. Поэтому любые напитки следует заказывать у летающих вокруг официантов… Их можно отличить по золотой униформе, а позвать – колокольчиком, но чаще они просто подлетают.       Чехов поворачивается к Сулу.       – Ты знал, что колокольчик родом из России?       – Нет….       – Почему мне кажется, я пожалею о том, что подарил ему ту книгу? – бормочет Джим Споку, тот мудро не отвечает.       – Так, хорошо, Джим. Я просканировал состав предложенных блюд, – говорит Боунс, уткнувшись в показания трикодера. – И похоже ты можешь есть… фрукты.       Превосходно.       – Спасибо, Боунс. Окей, ребята! Слушайте сюда! Территория большая, поэтому разделимся на две группы. Спок, Ухура и Чехов – вам та часть зала; Боунс, Сулу, Скотти – вы остаётесь со мной здесь.       – Да, сэр, – звучит хоровой ответ. Боунс просто хмыкает.       Так Спок, Ухура и Чехов уходят, а Джим начинает обходить зал, смеётся, флиртует и пытается не нарушить никаких культурных табу. Только он снова собрал свою группу на проверку, как к ним подходит один из официантов.       – Каковы ваши предпочтения, господа?       – Боунс больше любит девушек, иногда парней, – Джим рад помочь и заодно показывает кто из них кто. – Сулу нравятся маленькие русские гении, Скотти уже связан отношениями с Энтерпрайз, а мне не важно с кого снять одежду.       Длинная пауза. Сулу прочищает горло.       – Оу, вы имели в виду предпочтения в напитках! – К Джиму приходит понимание. – Хей, сами их спросите, мне откуда знать.       Команда говорит, что будет пить, и родианец улетает. Сулу наклоняется к капитану.       – Что значит, маленьких русских..? – шипит он.       Джим не впечатлён.       – Да ладно. Я же вижу, как ты на него смотришь – я разбираюсь в безнадёжных случаях.       – Ну да.       – Что?       – Что? – Сулу выглядит в равной степени удивлённым. – О… ты не… эмм. Не важно.       Джим обхватывает пилота за шею и отходит с ним от остальных на пару шагов.       – Слушай, Сулу, я понимаю. Чехов – милашка. И вся эта недетская гениальность? Однозначно возбуждает.       – Ага, – бормочет Сулу.       – Ноооо ему семнадцать. А значит, не важно, насколько он потрясающий, он не может дать законное согласие. А значит если за секс с ним, я буду должен написать на тебя докладную за неправомерное поведение или, что более вероятно, кастрировать.       Сулу согласно кивал, вплоть до последнего слова, на котором запнулся и уставился на Джима большими испуганными глазами.       Джим блаженно улыбается в ответ.       – И это было бы очень печально, потому что ты мне нравишься, понимаешь? Я бы очень не хотел, чтобы у тебя была глубокая кровавая рана там, где должен быть член.       – О, Боже.       – Поэтому не распускай руки, до его дня рождения, окей? – Джим хлопает его по плечу. – Ну! Прекрасно поболтали. А теперь иди и очаруй тех туземцев. Тех милых, совершеннолетних туземцев. – Пилот не двигается, просто застыл на месте, скованный ужасом. – Иди! Веселись!       Тот уходит, всё ещё потрясённый, а Джим кричит вдогонку:       – Сделай правильный выбор!       Тут к нему подходит Спок, и они вдвоём смотрят, как Сулу, словно призрака увидевший, идёт к толпе родианцев.       – Могу я поинтересоваться предметом вашего с мистером Сулу разговора, капитан?       – Просто небольшая вдохновляющая речь, Спок.       Спок мельком оглядывается на Сулу.       – Он не выглядит очень вдохновлённым.       – Ну, мы делать, что мочь.       Спок открывает рот. Закрывает.       – Понимаю. Это смешно, потому что грамматика намеренно исковеркана. – Он делает паузу. – Не думаю, что мне нравится данный вид юмора.       Вообще-то, похоже, что его от подобного тошнит. Джим кусает губу и мысленно повторяет себе не улыбаться, не улыбаться, не улыбаться…       – Мои извинения, мистер Спок. Впредь я постараюсь подобного избегать.       Последние слова заглушает заигравшая музыка, и все в зале оборачиваются к дверям. Семь родианцев по каждую сторону дверей играют на странной формы инструментах. Открывается вторая пара больших разукрашенных дверей… музыка звучит громче….       И внутрь влетает родианец с огромными фиолетовыми крыльями, словно мантия, необъятным пузом и короной на голове. Он держит длинный золотой скипетр, украшенный ещё больше, чем двери.       – Да здравствует император Ворацио! – кричит дворецкий.       – И властвует вечно! – отвечают все, включая Нийоту.       – И властвует вечно, – немного опоздав, повторяют Джим, Скотти, Сулу и Чехов. Боунс просто хмыкает.       – Шоу начинается, – шепчет Джим Споку, и идёт приветствовать лидера родианцев.       Ухура поднимает руку, останавливая его.        – Капитан, подождите. Прежде чем вы подойдёте к императору, вас должны представить, и вам нужно будет поклониться. Только если он решит, что вы равного статуса, то протянет вам скипетр и примет как почётного гостя.       – Я знаю, Ухура. Я читал доклад по миссии, – он идёт прямо к императору. Толпа расходится. В зале тишина.       – … Но если он не сочтёт вас равным, то убьёт, – заканчивает Нийота.       Джим сглатывает.       – Этого не было в брифинге.       Родианец, которых их встретил ранее, подлетает к Джиму и объявляет:       – Ваше Величество. Капитан Джеймс Тиберий Кирк, Спаситель галактики.       Ну, если у нет шансов с таким титулом, то у кого есть?       Джим склоняется в почтительном поклоне, закрывает глаза, и ждёт, и ждёт…       И затем, наконец-то…       – Добро пожаловать, капитан, – говорит Ворацио, Джим чувствует кончик скипетра на плече и поднимает глаза.       – Рад здесь присутствовать, – улыбается он. – Благодарю вас, за гостеприимство. Если вы предпочитаете разговаривать на языке Родии, то у нас есть прекрасный талантливый переводчик…       – Я не стану унижать себя общением с вашей прислугой, – ооокей. Вечер обещает быть забавным.       Джима провели к середине стола, где он вежливо подождал, пока Ворацио грузно усядется на своём троне, и сел сам рядом с ним.       Поначалу Ворацио полностью посвящает себя еде: он опустошает несколько бокалов вина (очевидно, контролировать потребление пищи не так обязательно, если вы хозяин вечера), три буханки хлеба длиной с руку Джима и целую жареную птицу. Джим понемногу угощается фруктами и старается не слишком часто смотреть в его сторону.       Наконец император достаточно наедается, чтобы уделить время и Джиму. И переходит сразу к делу.       – Я знаю, зачем вы здесь. И у вас ничего не выйдет.       – Что не выйдет? – строит из себя дурачка Джим.       – Меня не убедить остаться в составе Федерации. У этой авантюры оказались высокие затраты. И низкие доходы. Вам же знакомы законы экономики, верно, капитан?       – Да, – отвечает Джим. – Вот почему мы здесь. Федерация желает понять вашу точку зрения по данному вопросу, чтобы уменьшить некоторые затраты, добавить бонусы и сделать ваше сотрудничество с нами более… стоящей инвестицией.       Ворацио машет рукой в сторону зала.       – Вы сами видите, Родия процветает. Мы лидеры галактики в культуре. Мы лидеры галактики в экономике. Мы лидеры галактики в технологиях. Федерации почти нечего предложить из того, что мы уже не имеем. И, я не хочу вас обидеть, капитан, но ваши аргументы были бы более убедительны, если бы Звёздный Флот отправил на переговоры женщину. Как правило, мужчины меня не интересуют. – Он широко улыбается Джиму во все восемьдесят два маленьких острых зуба. – Но вы вполне можете попробовать меня в этом переубедить.       Эмм, нет, Джим оставит это только на самый крайний случай.       Он замечает подошедшего Спока, только когда тот оказывается прямо перед ними.       – Прошу прощения, Ваше Величество, капитан.       И внезапно четверо гвардейцев окружают вулканца, наставив на него свои длинноствольные фазеры, а Джим на ногах, прежде чем успел понять, что происходит.       – Воу-воу, подождите.       Ворацио переводит взгляд на него.       – Важно приструнить своих подчинённых в мелочах, прежде чем возникнут большие проблемы. Научить разговаривать, только когда к ним обращаются. Они должны знать, кому принадлежат.       Джим двигает желваками, ему хочется что-нибудь ударить, но это уже не обмен вербальными (а иногда и физическими) ударами с Финнеганом; он не может высказать, что думает, и надеяться, что всё будет хорошо. У него другая работа.       – Мой первый офицер не знал об этой разнице культур, – выдавливает Джим. – А посему будет достаточно лишь объявить выговор.       Взгляд Ворацио лениво перемещается с Джима на Спока и обратно. Потом с полным драматизма вздохом он машет охранникам, те опускают фазеры и отступают. Спок с лёгким поклоном уходит.       – Я понимаю, что на Земле другие методы, – говорит Ворацио. Он тянется за виноградом, жуёт с чавкающим звуком. – Однако Родия давно знает, что правитель должен держать своих слуг в железном кулаке. Это также одна из причин, почему я желаю выйти из Федерации. Благородному королевству Родии мало пользы от слабого доминиона, навязанного Звёздным Флотом.       Иисусе.       – Прошу прощения, я на секунду, – бормочет Джим и уходит искать Спока.       Это не занимает много времени – тот стоит всего в паре метров от его стола, достаточно близко, чтобы видеть самому, но не быть на виду; что хорошо, потому что Ворацио закатит истерику, если увидит, что они разговаривают.       – Похоже вам сложно найти общий язык с императором.       Джим потирает затылок.       – Думаешь?       – Да.       Минутная пауза.       – Мои извинения, – говорит Спок. Теперь я понял, что вопрос был риторическим.       – Неважно. Этот Супериндюк, – он тычет пальцем себе за плечо, – должно быть самый снисходительный ублюдок из всех, кого я встречал, и, поверь мне, это о чём-то говорит. Если я ещё хоть минуту просижу рядом с ним, я засуну его дурацкий скипетр ему в нос.       – Это было бы неразумно, – возражает Спок. – Не думаю, что Ворацио… – Он замолкает. – Простите, Супериндюк оценит подобные методы, даже без длинных сверкающих украшений в одном из своих отверстий.       Это один из тех случаев, когда Джим вспоминает, что в то время, как он пробивает свою дорогу во время высадок на чужие планеты, Спок имеет дело с чужой культурой каждый день. И пусть даже вулканец проявляет недюжинную толерантность к странному, иногда избыточно эмоциональному и немного пугающему миру людей, он всё ещё неосознанно берёт пример с Джима в том, как общаться с другими. Это довольно мило. И, наверное, суперплохая идея.       Джиму стоило бы с честью отнестись к такому доверию и сказать Споку, что его клички не означают, что так и надо обращаться.       … Он ему позже скажет, когда это не будет так умилительно.       Боунс подходит к ним в своей боунсовской манере.       – Осмелюсь предположить, что всё не так прекрасно с Его Высочеством, раз уж вы тут собрались посекретничать.       – Правильно говорить Супериндюк, – поправляет Спок. Боунс удивлённо смотрит на него в ответ.       – Парни, давайте сфокусируемся на работе, – примиряюще поднимает руку Джим. – Не всё так плохо, мне просто нужен перерыв. Но я уверен, что смогу заставить его передумать.       – Как оптимистично, – ворчит Боунс.       – Боунс, как только я знаю, что они любят, всё решено, и я знаю, что любит Супериндюк – себя. Теперь легко понять, чего он от меня хочет. – Он выжидающе смотрит на Боунса со Споком, но те просто смотрят на него непонимающими глазами. – Ребята, это просто. Он хочет поклонника.       – Вы собираетесь притвориться... его поклонником? – вопросительно поднимает бровь Спок.       – Не притвориться, а стать, – отвечает Джим, хоть и понимает, что его первый не поймёт разницы. Спок не притворяется кем-то другим. И за это он так нравится Джиму.       Ну а сам Джим…. Что ж, он даже слишком хорошо знаком с ролью Гэтсби. Он делает глубокий вдох, даёт себе секунду войти в роль и направляется к столу.

***

      Капитан возвращается за стол, и Спок смотрит, как тот садится, извиняется перед императором Ворацио и наклоняется ближе к правителю, расспрашивает его о себе и его правлении. Перемена разительна – в одно мгновение капитан полностью изменился, начиная с выражения лица и заканчивая языком тела.       – ...И конечно же! – вещает Ворацио внимательно слушающему его капитану. – Правительство Родии намного превосходит земное. На Земле они хотят, чтобы все были равны! Вот почему там столько хаоса, капитан. Они забыли о полном контроле и порядке, устанавливаемом только при полном контроле диктаторов. Сильная власть – железный кулак – вот что нужно, чтобы привести планету к процветанию.       – Ну, я должен сказать вам, – отвечает Кирк. – Родившись на Земле, я всегда думал, что диктатура – это плохо… Я думал, что никто не будет достаточно умным, чтобы не позволить такой власти вскружить голову, понимаете? Но теперь, встретив вас…. – Он смотрит на императора из-под ресниц. – Ну, я начинаю менять своё мнение.       Кирк не преувеличивал, когда говорил, что его навыки лежат в убеждении других делать то, что он хочет, в понимании и манипулировании, в завоевании симпатии. Спок вспоминает хамелеона с Земли, способного сливаться с обстановкой.       – О! Расхваливать себя некрасиво… и поэтому я не стану рассказывать, как моё правление привело Родию к величию, – приосанившись, Ворацио обводит зал рукой; глаза Кирка послушно следуют за его жестом. – Вы сами можете это видеть, в этом самом замке. Раньше на планете не было ничего, капитан. Ничего! Но с момента моего пришествия на престол мы достигли огромных успехов – наша экономика на подъёме… Наша армия – одна из наиболее сильных в галактике. Наши соседи знают, что мы не против новых завоеваний и подавления врагов раз в сотню-другую лет.       Спок думает, что это вызовет какую-то реакцию в капитане, но нет. Кирк лишь кивает и улыбается, словно его это совсем не волнует. Словно он стал совсем другим человеком.       – Наши технологии также впечатляют – вы должны были это видеть, когда спустились на планету….       – Да, – соглашается Кирк. – Это было невероятно. Вся планета просто невероятная – словно утопия.       – Это именно человеческая утопия! – Ворацио со звоном опускает бокал. – Родия превосходит другие планеты, она красивее других планет, добрее…       – Правда? – восхищённо переспрашивает капитан. – Она ещё и добрее?       – Разумеется! Что, как вы думаете, побудило меня присоединиться к Федерации? Родия успешна, Родия идеальна. Утопия, как вы говорите. Только чистосердечная щедрость заставила меня присоединиться к другим, более слабым планетам, предложить помощь тем, чья отсталость видна ещё больше в сравнении с Родией…       – Вау… Это так благородно… – внезапно лицо Кирка становится печальным, он вздыхает. – Но, полагаю, даже у вас есть свой предел. Не удивительно, что вы решили покинуть Федерацию.       Ворацио резко выпрямляется на троне.       – Предел? Чт… О, нет-нет… Это? Мой уход из Федерации просто родианская шутка. – он понижает голос, и Кирк наклоняется ещё ближе. – Если у меня и есть предел, капитан, то я его ещё не нашёл.       Они оба смеются, словно это очень удачная шутка.       – Нет, нет… конечно моё правление достаточно успешно, чтобы продолжить сотрудничество с Федерацией. Родия – лучшая планета в этой галактике…       – За лучшего императора, – объявляет Кирк, поднимая бокал. Ворацио громко смеётся и поднимает свой бокал в ответ.       Император залпом выпивает содержимое до дна, Кирк опускает свой бокал, не сделав ни единого глотка.       – Вообще-то! – добавляет Ворацио, и теперь становится ясно, что он абсолютно пьян. – Я сейчас же свяжусь с Федерацией и возобновлю контракт!       Кирк смотрит на него, удивлённый и впечатлённый.       – Что, сейчас? Вы шутите!       – Вовсе нет! – император поднимается в воздух, крылья машут немного неравномерно.       – Вау… – капитан восхищённо качает головой, – Вы были правы – с сильным, решительным правителем дела идут совсем по-другому.       Император Ворацио серьёзно кивает и подзывает одного из слуг провести его в кабинет для важного звонка. Спок пользуется возможностью подойти к столу.       – Капитан.       Капитан оборачивается, на его лице улыбка, в глазах – блеск.       – Да?       – Я бы тоже хотел уметь так делать.       – Делать что?       – Я бы хотел, так же как и вы уметь понимать и имитировать эмоции других для более эффективного убеждения. Вы сможете научить меня вашей технике?       Глаза капитана открываются ещё шире.       – О. Эмм. Я не знаю…       – Научная любознательность требует от меня убедиться, ваши методы действительно эффективны или это лишь разовый успех, который другие не смогут повторить.       На лице Кирка медленно появляется усмешка, он склоняет голову на бок. Поднимает бровь.       – Это вызов, мистер Спок?

      ***

      После банкета они вместе возвращаются на мостик. Джим устраивается в капитанском кресле и усмехается Споку.       – Так, когда ты хочешь начать эти уроки?       Вулканец слегка наклоняет голову.       – Учитывая неопределённую и агрессивную природу эмоций, которые мне предстоит научиться понимать и манипулировать, полагаю, лучше получать информацию на практических примерах. Как говорится, в поле.       – Как по мне, звучит неплохо, – соглашается Джим. – Что я получу взамен?       – Взамен?       – Ну, знаешь. Экономика. Око за око. Я чешу твою спинку, ты – мою. Я учу чему-то тебя, ты учишь меня.       – Я знаком с принципами экономики, – отвечает Спок. – Однако, я не могу понять причастность взаимному чесанию спин к данной ситуации.       – Забудь. Дело вот в чём – я хочу научиться Вулканской Смертельной Штуке С Зажимом!       Спок на мгновение прикрывает глаза.       – Капитан, не называйте это Вулканской Смертельной Штукой С Зажимом.       – Ага, окей, но ты понял, о чём я говорю.       – Тo’тсу’к’ху требует многих лет физиологической подготовки и изучения вулканских приёмов защиты. Было бы более логично начать с самозащиты, особенно учитывая тот факт, что ваши обязанности официального представителя достаточно опасны, особенно учитывая вашу склонность к… приключениям.       – Ты назвал меня слабаком? – хмурится капитан.       – Нет, – тут же отвечает вулканец. Джим ждёт пояснений, но они не последовали, поэтому ему остаётся лишь вздохнуть и смириться.       – Ладно. Мы немного позанимаемся. А потом Вулканский Смертельный Зажим?       – Возможно, – соглашается Спок, пусть и не выглядит довольным подобной перспективой.       – Да!       В этот момент на мостик поднимается Сулу, выглядя лишь слегка навеселе.       – Сулу! – зовёт Джим. – Угадай что?! Спок научит меня Вулканской Смертельной Штукой С Зажимом!       – Возможно, – поправляет его старпом. – И, пожалуйста, немедленно прекрати называть этот приём Вулканской Смертельной Штукой С Зажимом!       Джим лишь усмехается в ответ.

      ***

      Ещё одна особенность капитанства, которой Джим не ожидал – это то, что его постоянно берут в заложники. Может это потому, что все знают, что команда Джима наименее опытна во Флоте, и думают, что они будут вести переговоры, лишь бы его вернуть (надежда умирает последней); или может это потому, что Джим стал, в какой-то момент, межгалактическим призом, после того, как спас Федерацию и стал самым молодым капитаном в истории Звёздного Флота. Как бы там ни было, во время миссий его довольно часто похищают. И когда его похищают, он молчит; и поэтому его пытают. И поэтому он не молчит (читай: ведёт себя, как придурок), когда его похищают, и поэтому его снова пытают. И извиняется перед Боунсом за то, что его пытают, когда он ведёт себя как придурок, когда его похищают. Вокруг слишком много похищений и пыток!       Но не всё так плохо – его спасителем чаще всего является Спок. Что… правда не должно быть таким светлым моментом.       Когда Джима похищают в первый раз, он узнаёт одну интересную вещь о своём первом офицере – Спок не ведёт переговоры. Совсем. Никогда. Вместо этого, он выслушивает требования похитителей, говорит им, что обдумает их предложение, а потом в одиночку вызволяет Джима, молча и систематически уничтожив целый полк денобуланцев, посмевших забрать его капитана и вернув Джима на Энтерпрайз целым и невредимым.       Ну, или по большей части невредимым.       – Ты заботишься обо мне! – радостно восклицает Джим в перерыве между приступами кровавого кашля, пока его везут в медотсек. Боунс, тем временем, кричит что-то об идиотах, и внутреннем кровотечении, и острых предметах в жизненноважных органах.       – Вам известно экстраординарно много конфиденциальной информации, – ровно отвечает Спок.       – Конечно, – распевает Джим. – Ты просто не хочешь признаваться, что у тебя есть чувства.       А потом ненарочно спасает Спока от необходимости отвечать, когда с очередным приступом кашля из него выходит столько крови, что кажется, будто лёгкие сейчас взорвутся. В глазах темнеет, всё плывёт и он еле вспоминает пробормотать:       – Я ‘час вырублюсь, ммкай?       Последнее, что он слышит, это вздох Боунса:       – Самое время.

      ***

      К счастью или нет, но стенка между каютами капитана и первого офицера совсем не толстая. Для Джима это не проблема – он привык вести себя тихо по ночам. Спок – нет.       Когда Джим резко просыпается от крика, у него уходит несколько секунд понять, откуда он. От кого.       На мгновение он понимает свою маму даже слишком хорошо – было бы намного проще притвориться, что он ничего не слышал.       Он выбирается из кровати, подходит к разделяющей их каюты двери и прикладывает к ней ухо.       Голос Спока приглушён, но это не мешает услышать в нём боль, почти на грани слёз.       – Я контролирую свои эмоции, – бормочет тот, а потом голос резко обрывается. – Контролирую эмоции. Я офицер. Офицер. Мой долг. Мой долг в… в….Слишком поздно. Я… опоздал. Слишком...Два, четыре, шесть, Шесть на шесть…       Боже. Что тут можно решать?       Капитан нажимает кнопку интеркома рядом с дверью, пусть даже технически и не обязан это делать, он капитан.       – Спок? Могу… могу я войти?       Длинная, почти бесконечная пауза. Потом:       – Входите.       Комната зеркально похожа на его собственную, поэтому ему легко найти путь в темноте, подтянуть кресло ближе к кровати и сесть, гадая, что сказать. Нужно ли.       – Я так никогда и не сказал, что люблю её, – говорит Спок, глядя в стену перед собой.       Что-то поднимается в горле Джима, щиплет в глазах.       – Она знала, Спок. Верь мне, она знала.       Но его словно не слышат.       – Я уважал своего отца, – продолжает Спок, всё ещё рассматривая стену. – Наши обычаи. Я стыдился земной крови. Когда я чувствовал, что люблю её, мне было стыдно.       Он мельком переводит взгляд на Джима, словно хочет сказать что-то ещё, но не продолжает.       – Я скорблю вместе с тобой. – В глазах вулканца удивление. – Но тебе нужно прекратить терзать себя, – Джим придвигается ближе. – Ты сделал всё, что мог. Нельзя судить свои действия за то, чего не знал.       От него не ускользает тот факт, что годами ранее, обсуждая “Миф о короле Эдипе”, он отстаивал противоположную точку зрения. Но теперь, здесь, видя мучения друга, даже думать по-другому невозможно. Спок делает глубокий вдох, но в голосе всё ещё чувствуется боль.       – Я пытался спасти её.       – Я знаю, – шепчет Джим.       – Такое чувство, словно сердце из груди вырвали, – поднимает на капитана беспомощные глаза Спок. – Когда оно уйдёт?       – Оно не уйдёт, – мягко отвечает Джим. – Ты просто привыкнешь жить с этой раной.

      ***

      Со временем капитанство Джима становится рутиной из изучения странных новых миров, пьянок с Боунсом, тренировок и шахмат со Споком (младшим), обменом полулюбовных сообщений со Споком (старшим), снова миссии и… А Джим упомянул, что его часто похищают?       – Спок, – осторожно зовёт он.       К несчастью, Спок похоже его не слышит, возможно потому, что немного занят безостановочным избиением похитителя Джима.       Что в общем-то неплохо, вот только Джим не может что-либо сделать, когда он, ну, знаете, привязан к электрическому пыточному столу посреди комнаты.       Ну да неважно. Сегодня вторник. У Джима по графику сессия пыток.       Он, как проснулся, пытался подобрать код к микроэлектронным цепям вокруг запястий и лодыжек, но не очень успешно, поскольку вентанианская письменность выглядит так, словно они дали двухлетнему малышу мелки и назвали это языком.       – Эмм... Спок? – снова пробует он.       Но Спок продолжает избивать парня, а Джим продолжает повторять себе, что это совсем не сексуально. Единственная проблема в том, что с таким успехом тот забьёт бедного вентанианца до смерти. Не то, чтобы от этого он станет менее сексуальным, к сожалению, но могут появиться проблемы.       – Командер!       Наконец-то Спок останавливается и поворачивается к Джиму. Другой чувак оседает на пол, задыхаясь, кашляя и моля о пощаде.       – Да, капитан? – спокойно спрашивает вулканец.       – Знаешь, тебе наверное не стоит его убивать. Это не, эмм… логично убить его. Будет лучше, если мы убедим его присоединиться к Федерации.       Спок снова поворачивается к его похитителю. Вентанианец всхлипывает.       – Убить его – логично, он угроза, – ровным, мёртвым голосом отвечает Спок.       – Он ещё даже не начал пытки, – отмечает Джим. – Ты пришёл во время зловещего монолога.       – Он держал нож для разделки туши, – тихо отвечает Спок. Его рука сильнее сжимает шею вентанианца.       – Окей… окей, да, это довольно страшно. Но... – чувак начинает издавать по-настоящему ужасные звуки. – Спок, ну же, отпусти его. Нужно, чтобы он ввёл код, и я смог слезть с этого стола.       Спок отпускает, и вентанианец, спотыкаясь, подходит к столу и вводит код. Джим встаёт и потирает запястья. То, как Спок смотрит на бедного похитителя, напоминает Джиму кота, следящего за мышкой, которую никак не достать.       Джим поворачивается к вентанианцу.       – Что ж, – вежливо обращается он, словно и не было последних двух часов. – Как я и говорил до того, как мне вкололи снотворное, – вы не хотите присоединиться к Федерации?       Тот неверяще смотрит на него.       – Вентани II – основатель Кардассианского Союза, – протестует он, но глаза посматривают на Спока каждые пару секунд, – чьи цели противоположны Федерации! Если мы выйдем…       Джим не видит выражение лица Спока, но внезапно чувак замолкает, замерев на месте.       – Капитан сделал вам предложение, – ровным голосом произносит Спок. – Вам лучше его рассмотреть.       Забавно, что каждое слово, произнесённое Споком в подобном настроении, звучит как смертельная угроза. Джим мысленно делает пометку поговорить с ним на эту тему.       – С-сочтём за честь вступить в Федерацию, – пищит вентанианец.

      ***

      Но не всегда Спок спасает Джима – иногда и наоборот.       Стоило переодеться в форму охранника, и проникнуть в крепость не составляет труда; его лишь раз останавливают узнать регистрационный номер, и Джим просто называет цифры наугад, пока управляющий не отвлекается.       Карта доступа, украденная у симпатичного посла, тоже помогла.       Натянув шапку пониже на глаза, проходит по коридору вглубь крепости, пока не видит камеру Спока. Кажется, вулканец мгновенно узнаёт Джима, и тот прикладывает палец к губам, предупреждая, за секунду до того, как появляется настоящий охранник.       – Хей, Скид.       – Хей, – отвечает Джим, немного искажая голос. – Федирр прислал меня на подмену. Можешь идти.       – Правда? Я только что пришёл, – удивляется тот. – Хей, ты не… – Джим хватает его за плечо, пытаясь провернуть Вулканскую Смертельную Штуку С Зажимом, но охранник лишь хмуро смотрит в ответ.       Поэтому Джим просто заряжает ему кулаком в лицо.       Спок с изумлением смотрит, как тот оседает на пол.       – Ваша техника нервного захвата оставляет желать лучшего, капитан.       – А я думаю, что неплохо сработал, – отвечает блондин. Секунда уходит на то, чтобы выудить ключи из кармана неудачливого охранника, и ещё одна, чтобы понять, какой открывает камеру.       – Как вам удалось обмануть целый взвод офицеров, чтобы попасть в крепость? – спрашивает Спок, когда Джим начинает разбираться с его наручниками.       – Урок убеждения номер один, – бормочет капитан. По какой-то причине, каждый раз, когда он по ошибке касается рук Спок, тот вздрагивает, а работать отмычкой не касаясь намного сложнее, чем можно было подумать. – Необходимо понять, что человек ожидает увидеть, понимаешь? А потом ты просто им становишься. Притворство не сработает. Нужно поверить в это – сделать частью себя – пока не поверишь. Если сможешь убедить себя, то сможешь убедить кого угодно в чём угодно.       Джим не видит лица Спока, но похоже тот всерьёз обдумывает его слова.       – Разве с помощью данного метода тот, кто его применяет, не рискует поверить в собственную ложь? Стать заложником собственных иллюзий?       – Да.       Его старпом ждёт продолжения, но он не знает, что ещё сказать, но к этому времени Джим наконец-таки расстёгивает наручники.       Они проверяют, свободен ли путь и вместе выходят из камеры, перемещаясь тем же путём, каким Джим пришёл сюда.       – А как вам удалось избежать запоминания трактата Аннуин Хейлккса, который должен выучить каждый желающий войти в Бэйдетанский Консулат?       – О, нет, этого не избежать, – откликается Джим. На выходе из крепости их пытается перехватить ещё один охранник, но Спок вырубает его нервным захватом, прежде чем тот успевает издать малейший звук.       – Вы тоже обладаете фотографической памятью? – спрашивает Спок после того, как Джим закрепил у себя на поясе новоприобретённый фазер.       – Ха-ха-ха-нет. Мне, как и другим смертным, нужно много работать, чтобы запоминать информацию.       – Но вам удалось запомнить полный текст трактата, что требует необыкновенной дисциплинированности разума, особенно учитывая, что вы не обладаете эйдетической памятью. Это… впечатляет.       – Я стараюсь, стараюсь, – отвечает Джим.       Тут они видят, что к ним приближается очередной бейдетанец.        – Капитан…       – Не волнуйся, – успокаивает он. – Доверься мне, окей?       Спок замолкает. Джим хватает фазер и направляет на вулканца, словно сопровождает преступника. Они молча проходят.       В конце одного из коридоров Джим достаёт из кармана посольскую карту доступа. Спок поднимает одну бровь.       – Слушай, я много где работал подростком, окей?       Вторая бровь присоединяется к первой.       – К чёрту тебя и твои странные хорошо-контролируемые брови, ворчит Джим и толкает дверь.       Внутри посол что-то недовольно выговаривает оператору, которого Джим видел на пути сюда. Джим со Споком заходят, и она оборачивается.       – Это он, – говорит управляющий, поднимаясь на ноги. Посол тянется за своим фазером, но Джим оглушает её, прежде чем она успевает прицелиться, а потом и управляющего, для порядка.       Он поворачивается, видит, что Спок странно смотрит на посла, и к нему приходит ужасное понимание.       – Это она всё организовала… Я не спросил… Они тебя пытали?       Его первый колеблется.       – Не физически.       Джиму очень хочется переключить фазер с режима оглушения.       – Тогда…       – Они раса полутелепатов. Посол применила ментальную технику, чтобы узнать координаты Энтерпрайз, связаться с вами и озвучить свои требования. К счастью я смог оказать сопротивление её атаке.       – Насилие над разумом, – переводит Джим. Он улыбается; не счастливая улыбка и даже не совсем человеческая. Это последний оскал зубов, который жертва видит перед смертью.       Спок настороженно на него смотрит. Делает шаг назад.       – Насилие, пожалуй, слишком сильное слово…       Жуткий звук, похожий на рык, вырывается из Джима.       – Они провели слияние разумов против твоей воли. Это насилие над разумом. Мелдинг и так достаточно напряжённый и болезненный, без сопротивления…       – Капитан, – странным голосом перебивает Спок. – Когда вы подверглись слиянию разумов?       Оу. Эээ.       – Никогда. Я просто предположил… – Он прочищает горло. – Слушай, давай выберемся отсюда куда-нибудь, где можно связаться со Скотти и подняться на корабль. Команда, наверное, уже волнуется. – Джим подходит к послу, без сознания лежащему на полу, на мирном лице никаких признаков того, что она сделала…       – Капитан. Джим, – зовёт Спок, и Джим понимает, что поглаживал курок фазера.       – Она… – он не может продолжить, скрипит зубами. – Она заслуживает смерть, после того, что с тобой сделала. – Он переводит глаза на Спока. – Назови хоть одну причину, почему я не должен это сделать.       Далее следует длинная пауза. А потом…       – Потому что смерть инопланетного чиновника требует заполнения формы RM-67, которая очень длинная и подробная, – отвечает Спок. – Когда вы решите самостоятельно делать свою бумажную работу, капитан, тогда и сможете убить её.       Джим не может сдержаться – и смеётся.

      ***

      Джим думал, что они прошли момент с путаницей по поводу слияния разумов, но очевидно нет, потому что стоит Споку выписаться из медотсека, как он тут же подходит к Джиму и спрашивает низким резким голосом:       – Вы не ответили на мой вопрос, капитан. Кто инициировал болезненное слияние разумов?       – Спок, я не могу, – извиняется Джим. – Клянусь, я бы тебе всё рассказал, но он мне отчётливо сказал не говорить тебе.       – Неужели, – прищуривает глаза Спок.

***

      Спок не-сверлит появившегося на экране посла взглядом. Спокойным, чётким голосом он произносит:       – Вы, будучи эмоционально скомпрометированным, провели слияние разумов с капитаном, причинив ему боль, и возможные продолжительные негативные последствия, такие как эмоциональный перенос и когнитивная абстракция. Разве не так?       Посол даже не моргнул.       – Вскоре после чего вы попытались задушить капитана, причинив ему боль и возможные продолжительные негативные последствия, такие как смерть. Разве не так?       Долгая не-обиженная пауза, а потом оба Спока одновременно заканчивают вызов.

***

      – Капитан, – раздаётся голос Спока в интеркоме. – Это командер…       – Войдите, – перебивает Джим, обычно ему нравится слышать длинную неловкую просьбу вулканца войти, но сегодня он не в настроении.       Спок заходит в каюту, и его взгляду предстаёт наматывающий круги капитан.       – Доктор МакКой сообщил, что операция лейтенанта Паркера прошла успешно, – докладывает он, сцепив руки за спиной и по-вулкански идеально выпрямившись. – Физических последствий не ожидается.       Джим нервно проводит рукой по волосам.       – Хорошо. Это хорошо.       Пауза, а потом Спок неуверенно произносит:       – Ваше выражение лица выражает недовольство.       Джим останавливается посреди каюты.       – Она вообще не должна была пострадать. – Он сжимает кулаки. – Знаешь, кто учил её защищаться?       Спок лишь наклоняет голову и вопросительно смотрит в ответ.       – Я, – отвечает Джим, глядя вулканцу в глаза. – И я учил её быть лучше этого. Учил, как быть в безопасности.       – В таком случае нелогично предполагать, что ваши инструкции были неудовлетворительными, поскольку лейтенант Паркер пострадала не из-за собственной беспечности. Она приняла на себя всю силу вражеского огня по прибытии на базу Зета, защитив трёх своих коллег. Её действия были правильными и благородными, учитывая обстоятельства.       Джим двигает желваками, не отвечает. Он ненавидит благородство.       – Три жизни важнее одной, – говорит Спок, словно всё так и должно быть – простая математика. – Нужды большинства важнее нужд одного. Лейтенант Паркер это понимает.       Джим тоже понимает, правда. Но иногда что-то в этом вызывает неприятную дрожь.

***

      – Это наш долг растить величие, Джеймс. Любой ценой. Нужды большинства важнее нужд меньшинства.       Кто-то царапает дверь, плачет. Умоляет, пожалуйста, пожалуйста, мамочка, мне страшно, пожалуйста…       С дрожью Джим просыпается, чувствуя бешеное биение сердца и фантомные пальцы, мягко поглаживающие его волосы.

***

      Для вулканцев семья – это привилегия. Нужно доказать, что ты достоин считаться сыном, братом, другом, что не так просто. Подобную честь оказывают лишь тем, кто показал себя в ряде ситуаций и, со временем, заслужил доверие.       Для людей, как узнал Спок, всё наоборот. Он давно это подозревал, но несколько часов назад получил подтверждение своим подозрениям, когда озвучил необходимость недолгой остановки возле Плутона, и назвал планету согласно классификации – карликовой планетой.       На мостике воцарилась тишина.       – Спок, – сказал капитан, обхватив Спока за плечи. – Спок, дружище, мы не зовём Плутон карликовой планетой. Это всё ещё планета, в наших сердцах.       Он, конечно, не понял.       – Вы отрицаете действующую классификацию?       – Он, нет, ничего подобного, – возразил тогда Джим. – Они правы, он действительно слишком маленький, чтобы быть планетой. Но мы просто не говорит об этом, понимаешь? Эмоции. – Видя лицо Спока, капитан пояснил. – Слушай, просто это... болезненная тема для людей, вот и всё.       – Академическая классификация двухсотлетней давности одной из карликовых планет…       – Видишь, ты снова это сделал! Ты не можешь говорить карликовая планета! Ты ранишь его чувства.       – Научная категоризация основана на эмпирических критериях, – ответил он, очень медленно и очень ясно. – Если Плутон не подходит под данные критерии, то он не должен считаться планетой.       Капитан скрестил руки на груди и выпятил подбородок.       – Охана***** значит семья. Семья значит, что никого не бросают и не забывают.       Спок абсолютно непонимающе посмотрел на него.       – Плутон, как вы иногда говорите, – камень в космосе. У него нет чувств. А, значит, он не может быть семьёй.       – Конечно, может, – настаивал Джим. – Мы привыкли, что он там, и очень расстроились, когда его забрали. Разве это не семья?       Подобная философия смехотворна, конечно – так же безосновательна, как и вулканская перспектива семьи, если не больше. Но, в определённом смысле, Спок… предпочитает этот вариант.       Что, по сути, подытоживает весь его опыт на борту Энтерпрайз. Это бессмысленно, нелогично, иногда откровенно странно, но почему-то он не может представить себя где-либо ещё. Это единственное место, где ему не нужно доказывать себя, чтобы быть принятым; единственное место полное людей, которые будут скучать, когда его нет рядом.       Это дом.       – Хей, – зовёт капитан. – Вот ты где. Все спрашивали, куда ты пошёл.       – Все?       Лицо капитана розовеет.       – Ну, по большей части, я… – Он переводит взгляд на звёзды, и постоянно окружающая его кинетическая энергия словно немного приглушается. – Ты всё это время был здесь?       – Я наблюдал за Плутоном, – отвечает старпом. – Неживой объект, беспричинно объявленный людьми членом «семьи», представляется мне интересным.       Джим смеётся.       – Тебе не нужно идти на обзорную палубу, чтобы увидеть члена семьи. Можешь просто посмотреть в зеркало.       Спок сглатывает, но не отвечает – не может, внезапно понимая, что это не Энтерпрайз стала его новым домом.       На самом деле, совсем не место стало его новым домом.