***
Чувства не уходят.***
Любовницу и предательницу Джея Гэтсби неспроста зовут Дэйзи. Дейзи – ромашка – белого цвета: чистый, невинный, прекрасный – снаружи, и жёлтый – уродливый, болезненный, – внутри. Имя Дейзи описывает её характер – снаружи она совершенно другая, нежели внутри. Если подумать, ещё один Гэтсби. Он ненавидит эту двоякость в Дейзи (в Гэтсби; в себе) и это то, что ему нравится в Боунсе. Боунс не притворяется. Он не белый снаружи, и жёлтый внутри, или жёлтый снаружи и фиолетовый внутри – он такой, как есть, со всех сторон. Он абсолютно надёжный, абсолютно честный - он показывает себя настоящего всем. Вот почему Джиму так быстро стало уютно с ним, почему подружились в один момент. Да, за годы вместе Джим многое узнал о Боунсе, но всё по-настоящему важное он знал с самого первого дня. Спок тоже не притворяется, но это другое. Совершенно другое. Пусть даже Спок без сомнения честен – его честность может вполне сравниться с Боунсовской (вот ей-Богу, Джим самый тактичный из них троих, что довольно трагично) – он непредсказуем. А ведь всё могло быть так просто. Вот в чём дело – Джим не может его разгадать. Не может до конца понять, чего хочет его первый офицер, о чём думает, как видит мир. И каждый раз, когда Джим думает, что всё прояснилось, Спок говорит что-то совершенно неожиданное. Может это разница культур. Может это симптом того, что он наконец работает с кем-то равным себе. Может это изжога. Джим точно знает только одно – это невероятно удивительно непонятно. В его жизни появилась новая тема для размышлений – что скажет Спок о [вставить нужную тему], укоренилась в голове и не уходит, пока он не начинает игру в отгадки параллельно с шахматами. – Окей, – предлагает он, делая шаг офицером. – Религиозные убеждения. Начинай. Спок изучает доску с фигурами, но Джим знает, что он думает и о ней, и о вопросе. Одновременно. Что… не должно быть возможным, правда, но это же Спок. – Как я уже говорил ранее, мне чужды догадки, – медленно произносит Спок, – но выдвину гипотезу, что ты веришь в некую форму жизни после смерти, но не считаешь себя верующим. Возможно потому, что не относишь себя к определённой религии, но скорее всего это недоверие ко всякому проявлению власти. – В точку! А ты… Ну, ты суперлогичный, значит… агностицизм, верно? – Нет, – отвечает Спок и забирает одну из пешек Джима своим слоном. – Наукой доказано, что всё существующее возникло спонтанно; в один момент – называемый Большим Взрывом – ничто превратилось во всё. В одно мгновение были сотворены сотни миллиардов галактик, в каждой из них десятки миллионов звёзд, каждая с десятком планет и субпланет, населённых сотнями миллиардов бесчисленных жизненных форм, всё из ничего. Однако во множестве задокументированных научных исследований природных процессов с того момента спонтанно не образовалось даже новой песчинки. А посему нелогично верить во что-либо за пределами природы, раз оно абсолютно не объясняет первоначальное существование материи. Он поднимает глаза, хмурится. – Что-то не так, капитан? Джим понимает, что пялится, тут же моргает и качает головой. – Нет, всё нормально, просто ты… – Но не может закончить предложение, потому что оно звучит как «…не похож ни на кого, кого я встречал». Вот тогда он понимает, что попал.***
Нийота работает в Рек Каюте 2, когда к ней подходит Кирк, непривычно нерешительный и почти тревожно вежливый. – О, ты занята, – говорит он, видя четыре падда для связистов, полукругом лежащих перед ней. – Я просто…оставлю тебя со своими… делами… – Я не настолько занята, – отвечает она, не потому, что она не занята (это не так), а потому, что ей хочется знать. Кирку, видимо, не требуется особое приглашение, потому что он садится рядом, и торопливо произносит: – У меня недавно появилось это… чувство… Оу, ему нужен сеанс терапии. Забавно, раз ты единственный офицер со знанием межличностного взаимодействия, то автоматически становишься ещё и соцработником. – Какое чувство? – спрашивает девушка, закинув ногу на ногу. Он делает глубокий вдох. – Ну просто… Иногда я – ну, знаешь – и потом у меня появится это… – Джим замолкает и несколько секунд туманно машет руками. – Чувство, – переводит Нийота. – Верно, и сначала я думал, может? Но теперь начинаю думать, что это не… Понимаешь, о чём я? – И близко нет, – понимающе отвечает Нийота. – Оно когда-нибудь уйдёт, – продолжает Джим, нервно проведя рукой по волосам, что, как заметила девушка, он всегда делает, когда нервничает и волнуется. – Верно? – Эмм. Он кивает. – Верно. Так и будет. Всегда уходит, мне просто нужно набраться терпения. – Он поднимается на ноги. – Спасибо, Ухура. Ты всегда знаешь, что сказать. Кирк уходит, и Нийота смотрит ему в след, гадая, что, чёрт возьми, сейчас произошло.***
– Я знаю! – внезапно вскрикивает Джим, во время видеозвонка Старому Споку позже вечером. – Это был ты! – Я? – подняв бровь, переспрашивает Спок. – Это из-за того мелдинга! Ты дал мне это чувство! – Джим, – говорит вулканец, – неосторожное слияние разумов иногда может приводить к передаче воспоминаний, но оно не может вызывать чув… – Шшшш, – обрывает его Джим, откидываясь глубже в кресло. – Да. Да, мне нравится это объяснение. Теперь я чувствую себя намного лучше. – Но… – Шшшш.***
Разумеется, именно утром перед важным совещанием он понимает, что у него не осталось форменок. Джим поворачивается к своему йомену, что заправляет кровать. – Эмм… Рэнд, у меня ещё остались рубашки? – Я не знаю, – отвечает та. – А ты? И продолжает заправлять кровать, полностью его игнорируя. Потому что у тебя ещё не было йомена, пока у тебя не было саркастичного пассивно-агрессивного йомена. – Окей. Позволь мне перефразировать – у меня не осталось рубашек. – Интересно, почему, – ворчит Рэнд. – Может это потому, что вы умудряетесь порвать или потерять форменку каждый раз, когда спускаетесь с корабля? – Это не правда, – возражает Джим. – Иногда я рву или теряю форменку, даже не покинув корабль. – Замечательно, – устало отвечает Рэнд. – Не моя вина. Вселенной я нравлюсь без неё. – Может вашей команде вы тоже понравитесь без неё. Почему бы вам не пойти на совещание и узнать? – Ты всё ещё дуешься из-за того, что я тогда разбудил тебя посреди ночи убить паука, да? – Почему вы так думаете? – отвечает она, щелчком открывая маленькое лезвие, которое, как она утверждает, она использует, чтобы выковыривать грязь между плитками в ванной, но на самом деле использует как ручной разделочный нож (удобный карманный размер, теперь доступны версии в голубом, зелёном и конфетно-розовом цветах), для ритуального обезглавливания врагов. – Знаешь, – задумчиво говорит он, – раньше, когда люди не обменивались пассивно-агрессивными фразами, когда люди говорили, что они не злятся друг на друга, они не злились. Они просто подходили к обидчику, били их перчаткой и говорили: «Я требую сатисфакции!». Мне нравится этот метод. Намного более прямой. – Я смотрю, вы очень удобно опустили тот момент, где они стреляли друг в друга. – Я просто говорю, что если ты когда-нибудь захочешь от меня удовлетворения*, то не стесняйся сказать. – Пауза. – Это не было намёком на секс, клянусь. – Я ценю ваше предложение, – сухо отвечает Рэнд. – Но давайте сосредоточимся на поиске рубашки для совещания. Может вы можете её у кого-нибудь одолжить? Капитан задумывается на секунду. – Форменка Чехова мне слишком мала… Но если взять у Сулу, то я должен влезть, да. Он с намёком смотрит на Рэнд. Та лишь поднимает брови в ответ. – Я ваш йомен, а не домработница! Сами идите! – Хей, – Джим полон праведного негодования. – Кто здесь капитан?***
– Хей, Сулу, это я, – говорит Джим в интерком. – Можно одолжить у тебя форменку? Дверь открывается, и Сулу высовывает голову наружу. – У тебя своей нет? – Вселенной я нравлюсь без неё, – пожимает плечами блондин. – Конечно, – говорит Сулу, словно ему это знакомо. Он пускает Джима в комнату и достаёт запасную из шкафа. – Можешь взять эту – только я её носил пару дней назад. – Я в отчаянии. Возьму любую, не украшенную блестящим потом победы. Последние слова звучат приглушённо, когда он просовывает голову. Сулу критично его оглядывает. – Рукава немного коротковаты, но в целом нормально. Капитан благодарит Сулу и идёт на совещание, где, конечно же, Спок его уже ждёт. – Доброе утро, мистер Спок, – здоровается Джим, падая в кресло в Рискованном бизнес-стиле. – Доброе утро, капитан. – Я вчера думал, я знаю, что эта миссия немного отличается от предыдущей, потому что технически это не первый контакт, но, – довольно сложно держать мысль в голове, когда Спок делает такое лицо, словно Джим засунул ему в волосы жвачку. – Что? Я что-то сказал? – У меня нет возражений к сказанному вами, – отвечает Спок. А потом: – От вас несёт лейтенантом Сулу. – Да? – Джим поднимает воротник, принюхивается. – Я ничего не чувствую. Спок не отвечает, но недовольное выражение лица никуда не уходит, поэтому Джим поднимается, оглядывает зал (пока пришли только Спок, Ухура и Боунс; видимо приходить вовремя – это для слабаков, ну да ладно). – Извините, мне срочно нужно кое-что уладить, – говорит он и выходит – он выходит, не выбегает, – окей, это была спортивная ходьба, – обратно в свою каюту. Рэнд, разбирающая его почту, поднимает глаза и хмурится. – Капитан, что вы здесь делаете? Совещание уже началось, разве нет? – Должно было, – соглашается Джим. – Споку не нравится моя форменка. – Ага, – кивает Рэнд. – А сколько нам лет? – Должен тебе сказать, что для капитана очень важно заслужить одобрение от членов команды во всём. Это один из базовых принципов демократии. Или ты против демократии. А? Ты против? Может ты коммунист, йомен? Рэнд отводит глаза в сторону, на лице выражение «Я-слишком-стара-чтобы-разбираться-с-подобной-ерундой», которое Джим научился узнавать за годы дружбы с Боунсом. – Может мне просто нужно пойти без форменки, – предлагает Джим. – Может я рождён ходить без форменки – Не надо, пожалуйста, – просит она. Потом тяжело вздыхает и добавляет: – Слушайте, я вам что-нибудь подберу, окей? Подождите здесь. Джим покорно садится на кровать и ждёт. Через пару минут возвращается Рэнд с форменкой в руках и бросает ему. – Вот, самое похожее, что я могла найти. Джим поднимает её и с сомнением рассматривает. – Рэнд… Что это? – спрашивает он, потому что искренне надеется, что это не запахивающаяся рубашка, с вырезом на шее и на размер-другой меньше, чем надо. С блестящими висюльками. – Это альтернатива, – обрывает Рэнд. – Надевайте. – Эм, прости, что разрушу твои планы… но это не форменка. – Вот, – Рэнд снимает с головы заколку в виде инсигнии Звёздного Флота и прикрепляет к рубашке. – Та-дааа. Теперь это форменка. – Она даже не жёлтая! – возмущается Джим. – Она светло-зелёная! – Или так, или неодобрение Спока.***
Учитывая тот факт, что на Джиме запахивающаяся рубашка на размер-другой меньше необходимого с блестящими висюльками, ему хорошо удаётся снова зайти на совещание, словно так и надо. – Капитан… – осторожно интересуется Скотти, наполовину подняв руку. Джим посылает ему «Я-не-хочу-об-этом-говорить» взгляд. – Чувствую себя блестяще, окей? Скотти опускает руку. – Оки-доки. – Ещё вопросы? – спрашивает он, зыркая на остальных офицеров. Никто не осмеливается заговорить. Мало кто осмеливается посмотреть ему в глаза. – Хорошо. Тогда давайте начнём совещание. – Некоторые из вас, и под некоторыми я имею в виду Спока с Ухурой, потому что больше никто не читает описание миссий, знают, что во время последнего патруля, наш мистер Чехов – он указывает рукой на сидящего слева; Чехов скромно машет рукой, – обнаружил обломки торгового судна «Бигль». – Капитан Мерик и его команда числятся пропавшими без вести, почти пять лет. Мы собираемся спуститься и исследовать обломки, посмотрим, удастся ли узнать что-нибудь новое о случившемся. Джим садится, Спок начинает обрисовывать детали миссии, и вскоре количество странных взглядов уменьшается. Все отвлекаются от необычно блестящей форменки Джима и сосредотачиваются на теме совещания. Ну, почти все. В углу сидит один парень, жутко высокий офицер с научного, которого Джим видел раньше и даже пару раз разговаривал с ним, но, хоть убей, не может вспомнить имя. Может, ЛеБрон? Нет, не так. Неважно, ЛеБрон всё ещё посылает в сторону Джима странные взгляды, что неприемлемо по отношению к старшему офицеру и, что ещё более важно, смущают Джима. К сожалению, суровые взгляды никогда не были его сильной стороной. Поэтому он обращается к мастеру. – Спок, мне нужно, чтобы ты сурово зыркнул на одного человека, – шепчет он. Спок наклоняет голову, соглашаясь. – Вон тот, – говорит капитан, показывая на ЛеБрона. Спок поворачивается, посылает в его сторону Не-суровый взгляд смерти™ и ЛеБрон выглядит должным образом пристыженным. Миссия выполнена. – Спасибо. – Пожалуйста, капитан, – отвечает Спок. И добавляет: – Также, говоря об импровизированной форменке… мне она нравится. Джим откидывается на спинку кресла и думает: «Я эту рубашку больше не сниму». И почти сразу после этого: «О, чёрт».***
Другая теория заключается в том, что ему, наверное, нужно с кем-нибудь переспать. Потому что факты налицо – в последнее время Спок заставлял его чувствовать себя напряжённым, беспокойным и немного озабоченным; а именно так он себя чувствует, когда проводит без секса слишком долго (читай: больше двадцати четырёх часов). Конечно же постоянное отсутствие секса вызовет это странное чувство! И если так получилось, что это чувство связано со Споком, ну. Это просто ещё один симптом недостатка секса, и легко излечимо. Вот почему, когда они собираются исследовать исчезновение капитана Мерика, и Скотти докладывает о помехах транспортатора, позволяющим спуститься только одному человеку, Джим выдвигает себя добровольцем. Так проще найти кого-нибудь для перепиха. Боунс, естественно, недоволен. – Что такого может случиться? – спрашивает Джим. – Мозговая травма и смерть, – тут же отвечает доктор. – На этой планете технологии первого века на Земле, – закатывает глаза капитан. – Что может пойти не так?***
Многое, как оказалось. – Наши требования реалистичны, – заявляет лидер маленького местного культа (Дети Солнца, как они себя называют; и униформа у них просто смехотворна), пока один из приспешников тянет Джима за волосы, заставляя его смотреть прямо в камеру. Он ненавидит, когда его дёргают за волосы. У них не должно быть видеокамер. У них вообще не должно быть никакой техники. И всё же… – Когда ваш звездолёт разбился на нашей земле, мы узнали о существовании более развитых цивилизаций, – говорит она Споку, смотрящему с экрана на Джима, схваченного этими идиотами в тогах, прикованного наручниками к стулу, слегка помятого и выставленного на продажу – как обычно. – Мы осознали, насколько уязвимы. Они могут нас уничтожить в одно мгновение, когда только пожелают! –Зачем кому-то на вас нападать, – ворчит Джим, и один из завёрнутых в тогу красавцев бьёт его в живот. К счастью, они пока не заметили, что Джим вытащил гвоздь из стула, к которому его приковали, и сейчас работает над замком к наручникам. Споку нужно отвлечь их ещё немного… – Мы ассимилировали команду в нашу культуру. Один из них, капитан, отказался сотрудничать. Поэтому мы нейтрализовали угрозу. – Понимаю, – отвечает Спок. – Мы разобрали корабль, чтобы понять, как он работает, и защитить себя от подобного оружия. Как видите – она указывает на камеру – нам многое удалось. Однако есть то, чего мы не можем понять, и ещё больше того, что не можем воспроизвести. Нам нужен целый корабль. – И вы бы хотели ЮСС Энтерпрайз. – Да, – соглашается та. – Мы дадим вам и вашей команде возможность присоединиться к нам. Всякий, кто будет сопротивляться ассимиляции, будет нейтрализован. – Как будто, – встревает Джим, – Спок согласится на т… – чувак за спиной резко тянет его за волосы, и у Джима начинают слезиться глаза. Сжав зубы, он лишь усерднее работает над замком. – А если мы откажемся? – спрашивает и.о. капитана. – Тогда ваш капитан присоединится к капитану Мерику. Долгое время Спок не отвечает. – На данный момент наш транспортатор не работает, – наконец говорит он. – И мы не можем посадить Энтерпрайз не имея точных координат. Химический состав негативно влияет на наш дилитиевый реактор, требуется проложить безопасный путь. Я подозреваю, что это и стало причиной крушения «Биггля». – Спок, что… – выкрикивает капитан, прежде чем получает кулаком в голову за свои старания, но его это не останавливает. – Что ты такое говоришь! Ты никогда не ведёшь переговоры! Ты не можешь вести переговоры! – Это не пустые угрозы, капитан, – напряжённо отвечает Спок. – Это безвыигрышный сценарий. – Сколько раз, – сквозь зубы выдавливает Джим, и наконец-то слышит щелчок наручников, – мне нужно повторять, – металл со звоном падает на пол, Джим поднимается, в одно движение локтём пиная охранника в живот и забирая закрепленный на поясе фазер, – что я в них не верю? Остальные Дети Солнца уже достали свои фазеры и нацелили на Джима; время замедляется и Джим знает, что у него лишь секунда на то, чтобы принять решение. Как и тогда, когда он в лагере прицеливался, куда направить футбольный мяч, когда пытался убедить Пайка, что Вулкан под угрозой. Всего одна попытка; ему нужно хорошо всё рассчитать. Он смотрит прямо в глаза Спока и стреляет в камеру. Через долю секунды он чувствует удар по затылку и он…***
Он просыпается и… ничего. Точнее, полная тьма. Первым делом он ощупывает стены в поисках двери. Это стена… угол… Должно быть это дверной косяк… Значит здесь – ага, вот ручка! Джим тянет на себя, потом от себя, пытается повернуть, но она не поддаётся. Он разворачивается спиной и сползает вниз на пол, пусть даже он не может видеть комнату, в которой заперт, он представляет её маленькой, с плиткой цвета лосося, никого рядом, только механические глаза наблюдают из угла. Прямо как в прошлый раз, только в колонии он знал – по крайней мере подсознательно – что ему не дадут умереть. А здесь, похоже, что да. Ладони потеют, дышать получается с трудом, но внезапно рука нащупывает что-то, это похоже на контейнер… или на фляжку… Джим поднимает её, внутри что-то плещется. Вода. Он ещё нужен им живым. Эта мысль успокаивает бешено бьющееся сердце и разрывающиеся лёгкие; пара глотков помогает избавиться от песка во рту. Вкус немного странный, но ладно. Еда есть еда. Теперь, когда уже не кажется, что он проглотил рыбу фугу, Джим может изучить комнату, медленно ощупать стены. К стене прикреплена кровать…. На кровати матрас… На матрасе… кто-то. Джим вскрикивает и отшатывается назад. – Иисусе! – и, когда сердце перестаёт пытаться выпрыгнуть из груди, натянуто смеётся. – Вы меня напугали! Почему вы так тихо сидите? Нет ответа. В почти полной темноте едва блестит жёлтая флотская форменка. – Эмм… Капитан Мерик, полагаю? Регулус? Нет ответа. – Хей, вы в порядке..? – Джим придвигается ближе и трясёт его за плечи, но тот безжизненно падает в сторону, и Джим видит неестественно широкую улыбку, иссохшее тело, пустые глаза… – О… Боже, – выдыхает блондин и отползает назад, подальше от скелета, падает и подавляет тошноту. Внезапно комната кажется намного меньше, и намного сложнее игнорировать тот факт, что пусть у него есть вода, но еды нет. Даже батончика мюсли в этот раз. «Кто-нибудь придёт за мной», – говорит он себе. Всё будет хорошо. – Ты умрёшь, – отвечает скелет капитана Мерика.***
Это не просто метафора. Капитан Мерик смотрит на него пустыми глазницами, поправляет форменку – точь-в-точь как у Джима – и спокойно продолжает: – За мной никто не пришёл. Почему ты думаешь, что с тобой будет иначе? Ты умрёшь. – Нет, – возражает Джим. – Они меня найдут. А потом Мерик чуть сдвигается, всё в его внешности, за исключением формы, меняется, пока человек напротив него не становится тем, кого Джим видел на фото в альбоме. И в зеркале. – Это не так плохо, как ты думаешь, умирать, – говорит отец. – Миллионы людей восхищаются мной? Благоговеют. Если бы я не умер, ничего бы этого не было. Я бы просто остался парнем, который притворялся, что знает, что делать, и ошибался, как и все… – Он грустно улыбается Джиму, пожимает плечами. – Они, наверное, уже забыли о тебе. – Я не умру, – настаивает Джим. – Я им нужен. А потом его мать спрашивает: – Кому им? Тебя нет со мной уже почти десять лет, и я в порядке. – Ты расстроилась, если бы я умер. – И по ком бы я горевала, как думаешь? Джим не знает, что ответить. – Да, Джимми, присоединяйся к нам! Почему бы и нет? – предлагает Сэм. – Ты не Сэм, – говорит Джим, но ему уже сложно понять, что реально, а что нет. Кем он должен быть, и кто есть. – Сэм никогда не хотел… – Я хочу для тебя лучшего. И ты выглядишь таким уставшим… Ты устал, Джимми? – спрашивает Сэм. – Не хочешь поспать? – Да, – шепчет он. – Тогда давай! Больше не будет боли, или голода – ничего. Ты будешь со мной… и папой. Он будет счастлив тебя увидеть. Ты будешь счастлив. – Сэм замолкает. Улыбается ему, и, Боже, Джим уже забыл, как любил эту улыбку, как жаждал видеть её снова и снова. – Я буду счастлив. Я скучаю по тебе, Джимми. – Я тоже по тебе скучаю, Сэм. Джим тянется вперёд… И Сэм пропадает. Он снова оставил его одного. – Подожди, – зовёт Джим, оглядывается, лихорадочно ищет. – Подожди меня! Нет ответа. Джим падает, прижимает ладони к глазам, ему хочется кричать. – Сэм, не бросай меня, я… я хочу… Я хочу пойти с тобой, забери меня с собой… – В его груди растёт дыра, там, куда ударила пуля, где его сердце вырвали из груди десять лет назад; и он плачет, и рядом никого, и никто не придёт за ним, его оставили умирать…***
Джим не знает, сколько времени прошло. Может, день. Может, десять дней. Люди приходили и уходили, но говорили одно и то же. Эрика, смотрит на него холодными глазами: «Никто не придёт за тобой, Джим. Ты умрёшь». Кевин, разочаровавшийся в Джиме, в своём герое, которого потом забыл: «Никто не придёт за вами, капитан. Вы умрёте». Том, сочувствующе, но обречённо: «Никто не придёт за тобой, Джей-Ти. Ты умрёшь». Маленькая девочка, что царапала дверь: «Никто не придёт за тобой. Никогда не придёт. Тебя никогда не найдут. Ты умрёшь», – Я знаю, – отвечает он; обхватывает себя руками, крепко зажмуривается и отгораживается от старых друзей – голода, слабости, холода.***
Он был в этой маленькой, облицованной плиткой комнатке уже вечность; и ещё вечность будет в этой маленькой, облицованной плиткой комнатке, находясь где-то между сном и явью, где-то между сознанием и смертью, где-то посреди мелькающих огней, что загораются, переливаются, мелькают и тухнут; и всё исчезает, за ним никто не приходит. И он... – он… – Ты умрёшь, – заканчивает скелет, и Джим замирает. Нет. Нетнетнет… – Посмотри на меня, Джеймс, – говорит он так мягко. Так нежно. Джим может лишь мотать головой, зажмуриться и молиться, чтобы кто-нибудь его нашёл, кто-нибудь прогнал его, пожалуйста – пожалуйста, пожалуйста… – Джеймс. Я сказал, посмотри на меня. И как всегда, он загнан в ловушку, он не может сказать нет, прямо как в первый раз, как в пятый раз, как в тридцать второй раз, и он поднимает глаза на Кодоса, смотрит в пустые глазницы и улыбку скелета. – Ты скучал по своему хозяину? Столько времени прошло… – Нет, – отвечает Джим, и теперь, когда он наконец сказал это, он не может остановиться. – Нет, нет, нет… Рука скелета тянется к нему, и Джим ползёт назад. – Ты мёртв, – отчаянно кричит он. Ты умер в… в огне, они нашли пепел, они… – Они действительно нашли чей-то пепел, – улыбаясь, соглашается Кодос. – Я тебе не принадлежу. Я никогда не принадлежал тебе. – Может, нет. Но посмотри на меня, Джеймс, и скажи, что часть меня не принадлежит тебе. И он не может. Не может сказать нет. Боковым зрением он видит дверь, она скрипит и приоткрывается всего на щёлочку; Джим оборачивается и бежит, подбегает к двери, но ничего не находит, всё тот же неподдающийся камень. Нет… нет… – Выпустите меня, – он толкает дверь, бросается на неё всем своим весом, стучит со всей силы, что у него ещё осталась. – Выпустите меня! Помогите – помогитепомогитепомогите…! – Никто не приходит, никто его не найдёт, кулак ударяется в стену и остаётся прижатым. – Помогите… Он слышит Кодоса, подошедшего к нему со спины, и ноги подкашиваются, он чувствует его, чувствует его везде – в волосах, в голове, его дыхание. – Пожалуйста… пожалуйста… – Ну же, Джеймс. Ты же не боишься меня, да? – Нет, – выдавливает Джим. – Я боюсь… Он может слышать улыбку Кодоса. – Мы так похожи, ты и я.***
Джим просыпается со щекой, прижатой к каменному полу, и знает, что рядом с ним кто-то есть, ещё до того, как открывает глаза. Он слишком устал, чтобы бежать. Слишком устал, чтобы двигаться. Слишком устал, чтобы открыть глаза. Слишком устал, чтобы дышать, но не знает, как остановиться. – Капитан. – Оставьте меня в ‘кое, – бормочет Джим, и крепче закрывает глаза. – Хочу просто… у‘ди… – Капитан, я рекомендую вам попытаться оставаться в сознании как можно дольше. Ваш сердечный ритм на опасно низком уровне. Он знает этот голос…. – Спок? – пару секунд он бессмысленно таращится, но потом контур его первого становится чётче. – О, боже, ты тоже здесь. Дай догадаюсь – я умру, да? – Вы умрёте, – соглашается Спок, – как и все живые организмы со временем. Однако я не понимаю, какое отношение это имеет к текущей ситуации. Пустота в желудке мешает думать, как и гудение в голове. Он пытается сесть, но мир наклоняется и нннх, может это не самая удачная мысль. – Если ты здесь не затем, чтобы предупредить меня о неизбежной кончине, то что ты тут делаешь? – Капитан, меня здесь нет. У вас галлюцинации. Джим поднимает голову. – У меня что? – Воспользуйтесь логикой, – отвечает Спок. – Ваше последнее ясное воспоминание – то, что вы очнулись запертым в комнате вместе с покойным капитаном Мериком. Как видите, на полу рядом с дверью нетронутый слой пыли, её не открывали с момента вашего появления здесь, значит моё – или чьё-либо ещё – появление здесь невозможно. Однако вы видите иначе, а посему, у вас галлюцинации. Джим со стоном потирает лоб. – Ты правда только что сказал «а посему»? – Было бы точнее сказать, что это вы сказали «а посему», поскольку я являюсь лишь продуктом вашего изменённого восприятия реальности. – Изменённого… – глухо повторяет Джим. – В смысле, наркотики? Но… нет, не может быть, я здесь уже несколько дней... – Да. Временный психоз, вызванный употреблением наркотиков, слишком длителен для одной дозы. – Ты говоришь… что я всё ещё… ох… – несмотря на головокружение, Джиму удаётся сесть. Такое чувство, что голова сейчас взорвётся. – Я и сейчас под наркотой. Но в комнату никто не входил, и… – Тут его глаза останавливаются на фляжке рядом с кроватью, и... ну конечно. – Вода. Они что-то подмешали в воду… – Да, – соглашается Спок. – Вы неосознанно, но регулярно употребляли галлюциноген. – Но… я не могу просто перестать… Я не могу не пить. – Мысль, тёмная, и пугающая, и ужасно заманчивая, формируется где-то на краю сознания. – Или могу? Спок смотрит на него нечитаемыми глазами. – Если вы не будете пить, вы умрёте в течение трёх дней. И – три дня – разве это не звучит как прекрасное, прекрасное освобождение? – Капитан. – Спок, я не могу… не хочу так больше. Я устал. – Он пытается засмеяться, но получается больше похоже на всхлип. – Я очень, очень устал. Я… Я просто хочу к Сэму. – Что насчёт доктора МакКоя? – тихо спрашивает Спок, и Джим закрывает глаза, потому что Боунс… – Разве вы не хотите к нему? – Конечно, хочу. Но… А потом, так тихо, что почти не слышно: – Что насчёт меня? Если Спок – настоящий Спок – по нему скучает… Если он где-то там сейчас ищет его… – Но у меня всё равно через неделю кончится вода, – отмечает Джим. – По крайней мере, если я не буду пить, то умру в здравой памяти… – Вы не умрёте, – резко отвечает Спок. – Мы вас найдём. – Но… – Джим проводит языком по пересохшим губам, пытается заново. – Но меня не было… Боже, я даже не знаю, сколько… И вы, ребята, уже наверное сдались к этому времени... – Мы не сдались и не сдадимся, – теперь вулканец смотрит на него почти сердито. – Понятие семьи выражается в нежелании оставлять или забывать друг друга, капитан. Я узнал это от вас. И что-то в Споке, цитирующем Лило и Стича, – или просто в Споке, назвавшем его семьёй, – пробилось сквозь все его щиты, оставив его болезненно открытым и беззащитным. – Я не хочу умирать, – устало говорит он. – В таком случае проблема остаётся – чтобы жить, вы должны пить. И если вы будете пить, видения останутся. Пока вы хотите жить, вас будут преследовать видения. Джим думает над этим. Думает об Энтерпрайз, о своей семье, своём доме. Делает глубокий вдох. – Думаю, я лучше буду жить со своими кошмарами, нежели умру без них. Уголок губ Спока почти незаметно приподнимается в одобрении. – Хорошо. Джим закрывает глаза и делает глоток.***
Физически и психически больные были первыми. Но они не были последними. Джим знал – они все знали – что люди исчезали. Больные, старики, те, кого игнорировали и в лучшие времена. Их отсутствие тоже игнорировали. Нет, не игнорировали. Избегали. Никто, включая Джима, не хотел признавать, что это значило, их исчезновение. Были ли они убиты. В конце концов, пришёл день, когда Джим не мог больше это игнорировать. Обычный школьный день. Урок был прерван, и вся школа направилась в актовый зал. В дверях стоял Кодос, направляя детей влево, в зал. Стражники стояли повсюду. Когда Джим с Сэмом подошли к дверям, он показал им направо, рядом с собой, где стояла ещё одна девочка примерно возраста Сэма – Эрика Райли. Когда все дети вошли, Кодос сделал глубокий вдох и приказал одному из охранников стоять с ними тремя. Потом вошёл в зал вслед за учениками, оставив Джима, Сэма и Эрику с охранником в коридоре. Двери закрыли. И заперли. – Мне это не нравится, – тут же сказала Эрика. – Почему нас оставили снаружи? Мой брат там внутри. – Тихо, – прикрикнул охранник. Секунду спустя за дверью раздался голос Кодоса, усиленный с помощью микрофона. – Некоторые из вас знают, что наше поселение находится под угрозой из-за грибка, угрожающего нашему продовольствию и самому нашему существованию. Джим, Сэм и Эрика переглянулись. Никто из них не знал. – Вас успокоит то, что мы попросили помощи. Мы попытались эвакуироваться. И помощь нам пообещали, но не прислали. Федерация нас забыла. Но мы не продолжим бороться за выживание. Жители колонии Тарсус IV получат самый лучший шанс, какой только возможно. Отказ сдаться, отказ поддаться слабости и есть революция, какой ещё не было. – Мне это не нравится, – повторила Эрика. – Тихо. – Революция состоится. Но выживание требует суровых мер. – Он сделал паузу. – Ваше существование представляет угрозу для блага общества. Ваша жизнь означает медленную смерть для более ценных членов колонии. Поэтому я вынужден приговорить вас к смерти. Приказываю вас казнить. Кодос, губернатор Тарсуса IV. Джим стоял, молча, прикованный к месту, слушая и понимая, но отчаянно надеясь, что это сон, просто ужасный сон, от которого он проснётся, сейчас, в любую минуту… Но тут зазвучали выстрелы. – НЕТ! – закричала Эрика. – Мой брат, он там! – Она начала тянуть за ручку двери, крича: – Кевин! КЕВИН! – Тихо, – крикнул охранник, доставая ружьё, и Эрика обернулась и ударила его в живот. Когда он инстинктивно согнулся пополам, она ударила коленом в лицо. Тот упал на пол, потеряв сознание. – Сам тихо! – рявкнула Эрика. Сэм смотрел на неё во все глаза. – Не стойте столбом, помогите мне открыть дверь! – Они вместе стали толкать дверь. Дерево не заглушало криков внутри. – Замок из простого кнопочного цилиндра с кодом, – сказал Джим. – Я могу открыть. И он смог. После одиннадцати попыток (он думать не мог с пулями, с плачем, с дрожащими пальцами) он открыл дверь, и Эрика, не оглядываясь, побежала внутрь. – Кевин! – выкрикивала она, и скоро пропала в хаосе, в стрельбе. В коридоре, за углом позади них послышались голоса. Кто-то приближался. – Сэм, мы должны закрыть дверь, они найдут нас, они… – Я знаю, – ответил Сэм, и тоже побежал внутрь. Джим выругался и последовал за ним. Что было дальше, он помнил смутно. Дети бежали, кричали, умоляя о пощаде. Падали. Первым человеком, которого он нашёл, был Том. Он схватил его и потянул на выход из зала туда, куда вернулись Сэм с Эрикой; Эрика обнимала плачущего мальчика, очень похожего на неё, а рядом с Сэмом, трясясь всем телом и глядя широко раскрытыми глазами, стояла тёмноволосая девочка с младенцем на руках. – Она просто отдала её мне – моя сестра, она учитель– она… я говорила ей идти со мной! Она… – Я знаю, – ответил Том. – Давай с нами. Бежим! – Куда? – закричал Том. – В ущелье, где прятались на прошлой неделе, когда сбежали с уроков, – предложил Джим, подталкивая их к двери. – Встретимся там. ВПЕРЁД! Они побежали, Сэм, и Эрика, и Кевин, и Натали, и Том, и малышка; Джим закрыл дверь и заново активировал замок, повернулся – и врезался прямо в Кодоса. Человек, которому он доверял, на кого равнялся, думал почти как о суррогатном отце, – был убийцей, и внезапно это стало единственным, что он видел в нём. Пустоту в глазах. Ружьё в руке. Джим попятился, испуганный, но идти было некуда. Его спина упёрлась в дверь, ноги дрожали так, что перестали его держать, и он сполз вниз, пока не оказался сидящим на полу. В ужасе от происходящего, не в силах говорить, не в силах пошевелиться. – Джеймс. Что ты делаешь? – спросил Кодос, мягко, успокаивающе. Джим не ответил, и он покачал головой, улыбаясь почти нежно. Протянул руку, чтобы помочь встать. В другой всё ещё было ружьё. Джим, сглотнув, взял его за руку. Но не смог скрыть ни то, что дрожит, ни то, что не может посмотреть мужчине в глаза. Губернатор поддел его подбородок пальцем и мягко поднял. – Ну же Джеймс. Ты же не боишься меня, да? И Джим не мог… не мог сказать… – Ответь мне, Джеймс. – Нет, – прошептал он. – Хорошо, – губернатор отвёл его волосы от лица. – Потому что я бы никогда не причинил тебе боль. Ты слишком ценен. Разве ты не видишь? Эти вынужденные смерти, та цена, которую я заплатил, чтобы получить ещё большие ценности… Это всё для тебя. Для тебя и остальных, более ценных членов колонии. Джим смотрел на него. Нет. Это не может быть правдой… – Да, – твёрдо ответил Кодос. – То, чего ты однажды достигнешь, будет намного больше всех обыденных, непримечательных деяний, о которых эти люди – он указал на комнату рядом, на выстрелы, плач и крики – могли лишь мечтать. Эта жертва была необходима для того, чтобы сохранить экстраординарное будущее таких, как ты. – Он поднял лицо Джима ещё выше, так что он не мог не смотреть Кодосу в глаза. – Мы так похожи, ты и я. «Нет», – отчаянно твердил себе Джим. «Я не похож. Ничего похожего на тебя. Я…» Кто-то царапался в дверь, кричал, звал на помощь – маленькая девочка. По голосу ей должно быть не больше, чем Кевину. – Пожалуйста, выпустите… Выпустите меня. МАМОЧКА, мне страшно! МАМОЧКА! – Ты сердишься на меня сейчас, – Кодос сделал глубокий вдох. – И это понятно; я бы тоже был зол, на твоём месте. Но со временем ты поймёшь мои методы. Однажды ты поймёшь, что наш долг – создавать величие, Джеймс. Какова бы ни была цена. Нужды большинства важнее нужд меньшинства, или одного человека. – Маленькая девочка, царапающая дверь, заплакала громче. – Пожалуйста, пожалуйста, мамочка, мне страшно… пожалуйста…. – Не думай об этом, как о трагедии, Джеймс; думай, как о победе, ради великого блага, – Кодос поднял ствол ружья, и Джим вздрогнул. – Не думай об этом, как об убийстве... Он повернулся и выстрелил прямо сквозь дверь. Плач прекратился. Послышался тошнотворный звук удара тела об дверь. – Думай об этом, как о минус одном голодном рте.***
– Вы всё ещё под действием алкоголя. Голос Спока не звучал снисходительно, просто озвучил факт, особенно учитывая, что в этот день его освободили от обязанностей СМО после того, как он пришёл в медотсек пьяным. Хуже, именно Кларк это заметил. Он недоумённо разглядывал карточку пациента (в медотсеке из-за жара, в то время как Джим мог… Боже), пытаясь понять, в чём дело, когда к нему подошёл Кларк с вопросом об анализе крови энсина Хелсс. – Я провёл его раза три, но... – он замолчал, принюхался. – Этот запах… – Он снова замолчал, наконец увидел красные глаза Леонарда и трёхдневную щетину. – Доктор МакКой, сколько вы выпили? – Недостаточно, – пробормотал он. А потом у Кларка на лице появилось это шокированное выражение на лице, словно от предательства, и в следующий момент МакКоя из его собственного медотсека выгнал его собственный интерн. (Лен всегда знал, что из этого парня получится замечательный доктор.) Ему должно быть стыдно за себя, правда, но к этому моменту сложно вообще что-либо чувствовать. Леонард даже слишком хорошо знает, что алкогольное отравление делает с печенью. Он видел в мельчайших подробностях, как печень пытается восстановиться раз за разом, накладывая швы и оставляя шрамы – пока однажды просто не перестаёт пытаться и отказывает. Леонард знает всё это, но сейчас его это не волнует. Он не мылся, едва спал… По большей части он просто бродил по коридорам, бородатый и волосы в беспорядке, глаза, как говорит Джим, «бешеные»... Прошло четыре дня. Первые три он провёл, притворяясь нормальным человеком, в последний его выгнали из медотсека, и он разглядывал форму, лежащую на столе. Форма GX-12 – Пропавший без вести, предположительно мёртв. Кирк, Джеймс Т.: капитан, ЮСС Энтерпрайз Далее следовал абзац процессуальной белиберды, потом пустая секция, в которой он должен описать детали ситуации, и маленькая строчка внизу для подписи, словно это всё может подытожить жизнь Джима. Документ и подпись. –Полагаю, вы получали ежедневные рапорты из медотсека, – нарушил тишину Спок. – Ага, – тускло отвечает Боунс. – Ничего примечательного. Тишина. – На мостике также тихо, – шепчет Спок, Леонард знает, что так и есть. Словно с уходом Джима с корабля ушла вся жизнь. Капитанское кресло остаётся пустым; Спок исполняет обязанности капитана с места первого офицера. – Поиски капитана затруднены тем, что его держат под землёй, а насыщенная дилитием почва вмешивается в работу наших сканеров, – Спок словно зачитывает отчёт. Лен понятия не имеет, как блондин может это слушать. Мы только сегодня обнаружили приблизительное месторасположение и готовим поисково-спасательный отряд… – Я знаю, Спок, – вздыхает Боунс. – Слышал всё это. Я пьян, не глухой. Спок поднимает бровь. – Опыт подсказывает, что людям необходимо общее описание прежде чем озвучивать неприемлемое для них предложение, даже если это описание излишне. – Он делает паузу. – Доктор. Вам необходимо отдохнуть, прежде чем мы спустимся вниз. Эта миссия потребует от вас максимальной эффективности. – Тебе тоже, – снова вздыхает Леонард, а в ответ на взгляд Спока добавляет: – И не надо делать такое лицо, я знаю, что ты не спал с… – Ииии, неа, не будем думать об этом. – Сам зна’шь. Даже вулканцы не могут провести пять дней без сна. И… – Он сглатывает, смотрит на пустой стакан. – Мы не знаем, что мы найдём там внизу. Спок смотрит на него ещё какое-то время, а потом: – Очень хорошо. Спокойной ночи, доктор. И уходит, а Леонард наливает себе ещё стакан.***
Сны вулканцев во многом качественно отличаются от человеческих. Перво-наперво они длятся намного дольше чем у людей, чьи длятся лишь несколько минут. Во-вторых, Вулканцы всегда помнят свои сны, а земляне нет. Однако самое важное – сны землян состоят из случайного набора мыслей и желаний, как осознанных, так и бессознательных; сны вулканцев являются бессознательным методом анализа вопросов, которые субъект решал, находясь в сознании. В последнее время сны Спока занимали шахматные партии с капитаном – что логично, поскольку данная обстановка является для него наиболее благоприятной для решения различных вопросов. Какая ирония, что именно в этой обстановке он думает о последних событиях. – Ну, конечно ты знаешь, что со мной случилось, – говорит капитан, вертя в руке захваченного офицера Спока. – Они, должно быть, застрелили меня уже через пару секунд после того, как прервалась видеотрансляция. Да, Спок знает, что статистически этот вариант наиболее вероятен. Но, всё ещё неприемлем. – Может и нет, – отвечает он капитану, пытаясь решить, как вывести свою королеву из хорошо спланированной ловушки. – Может и нет, – легко соглашается Джим. – Они могли растянуть процесс, как наказание за то, что сорвал их планы. Неприемлемо. Неприемлемо, а значит невозможно. – Замолчи, – приказывает он. – Меня могли избить до смерти. Или пырнуть ножом, или ударить разрядом тока, или сжечь заживо, или – хей, задушить, – тебе бы понравилось. – Полагаю, – с трудом выдавливает Спок. – Я сказал. Тебе. Замолчать. – Хей, ты лучше других должен знать, насколько легко убить человека. Они же такие хрупкие… Спок с рычанием наклоняется над шахматным столиком, тянет капитана на себя и жадно, отчаянно целует. Неприемлемонеприемлемонеприемлемо…. Капитан целует в ответ, стонет; но это звук боли, не удовольствия, и Спок так же резко отстраняется назад, открывает глаза – И просыпается в своей каюте, один, в темноте, чувствуя ломоту во всём теле и ещё большую усталость, даже больше чем до того, как лёг спать.***
Всего раз он открывает глаза и видит две галлюцинации, вместо одной. Это странно, потому что он никогда раньше не представлял Боунса и Спока вместе. Кстати, он вообще раньше не видел Боунса. Может потому, что даже ненормальный мозг Джима не мог представить, что Боунс спокойно скажет ему, что он скоро умрёт. Галлюцинации и сейчас с ним говорят, но это не пророчества смерти или глупые советы. – Джим… Боже, Джим, – повторяет Боунс, а Спок просто стоит в звенящей, зловещей тишине. – Вы всего лишь трупы, – шепчет он им в ответ, и закрывает глаза, потому что падающий откуда-то луч света раздражает глаза. – Не туда, там… огонь… Так и не сказал… – Его чем-то накачали, – скрипит зубами Боунс. – Зрачки расширены, даже на свету, нужно вколоть снотворное. Он достаёт что-то из аптечки, и в один момент это выглядит как гипоспрей, в другой – лезвие ножа. – Нет, – отчаянно просит Джим, и Боунс замирает. – Нет, пожалуйста, прости… Боунс выглядит так, словно его сейчас вырвет. – Джим, ты же не… боишься меня, да? – он делает шаг вперёд, скелетная рука тянется за… Джима трясёт, он пытается отползти, но пути назад нет. – Нет, нетнетнет. Я не хочу снова это делать, пожалуйста… Боунс с трудом делает глубокий вдох и выдох. – Это ловушка-22, – отстранённо говорит доктор. – Он не позволит мне подойти к нему с гипо, но гипо нужен, чтобы успокоить его. – Есть, – задумчиво предлагает Спок, – другой способ. Вулканец подходит ближе, и Джим инстинктивно сжимается, но он знает, что Спок значит безопасность, он в безопасности, и тепло, почти-слишком-тепло, слишком-светло, и огонь разливается в животе, и… И потом кончики пальцев касаются лица, и… Теплобезопасностьтывбезопасностизащититьтыдома… И так тепло, и безопасно, и светло, и любовь, и семья, и Джим мог бы остаться здесь вечно, он не против… А потом давление слабеет, и он открывает глаза, и вместо ножа, и ужаса, и мелькающих огней и кривоватых линий есть Спок, и Боунс, и гипо в его руке, и что-то рядом с шеей, и… И внезапно всё становится довольно милым и спокойным, и его ведёт в сторону, но он об этом даже не думает, его ловят тёплые – слишком-тёплые – руки. Глаза почти закрыты, но он может видеть парящий трикодер – где-то, где-то внутри голубого шара. И голос Боунса, его руку на пульсе Джима, сдерживаемую ярость и заботу. – Он ничего не ел пять дней… Кровяное давление опасно низкое… Тепло под Джимом немного сдвигается, кто-то что-то тихо спрашивает, и Боунс отвечает: – … какой-то галлюциноген – чёртово чудо, что у него не было аллергической реакции… – Спок? – хочет позвать он, но наружу выходит хрип. Он пытается ещё раз. – ..оунс? Пауза, едва ощутимая дрожь в пальцах, гладящих его по голове. – Да, парень? – Я пытался спасти их… Клянусь… Сэма’рику… Кевин… Он не… –Я знаю, тихо отвечает Боунс. – Я х’тел… Боунс сглатывает и повторяет. – Я знаю, Джим. – Я не… – Шшшш... – а потом губы касаются лба, колючая борода царапает кожу. – Всё хорошо. Ты в безопасности. Засыпай.***
Что-то тёплое держит его под спину и колени, двигается – его несут – тепло… Много тепла… Что-то синее… Спок. Голова Джима покоится на груди Спока, рядом с сердцем, поэтому он просто позволяет глазам закрыться и слушает... И он… Он ничего не слышит. И всё, его накрывает паника, он вырывается из удерживающих его рук, дёргается, пытается позвать на помощь, но голос слишком охрип и звучит неразборчиво. – Нет… нет, пожалуйста, – не Спок, не его сердце, оно не может… он не может. Руки держат его крепко, сильно и уверенно, но голос, шепчущий в ухо, говорит об обратном. – Капитан, что вы хотите, чтобы я сделал? – голос звучит почти испуганно. – Пожалуйста, скажите мне, что… Кто-то рядом что-то ворчит, но Джим не может разобрать. – Не могу, – Джим хочет сказать им. Я не могу слышать твоё, – сердце, где… – оно? Где? – Доктор, он… говорит что-то о… сердце. – Сердце? – пауза. А потом шум и другой голос шепчет во второе ухо: – Джим. У вулканцев сердце расположено в другом месте. Вот почему ты не можешь его слышать. Он успокаивается. Но ты можешь – Слышать? Оно всё ещё..? – Спок даст тебе его послушать позже. – Спок? – повторяет Джим. Резкий вдох. – Да, капитан, – а потом. – Джим. Окей… Спок в порядке… Джим может заснуть, всего на секунду…***
Кирка уже стабилизировали к тому моменту, когда Нийота входит в медицинский отсек, но это не сделало представшую ей картину – без сознания, слишком истощённый, окружённый различными приборами и тремя капельницами. Он был с Кирком всё это время, просто смотрел. Согласно доктору МакКою, он не произнёс ни слова. – Тебе нужно немного отдохнуть, – Нийота мягко тянется к руке Спока. Но он даже не взглянул на неё. – Я должен закончить свои обязанности перед Энтерпрайз, прежде чем перейти к своим личным нуждам. Нийота разговаривает на сорока шести языках в совершенстве, может понять ещё больше сотни, и знает лучше, чем кто-либо, что даже если вы разговариваете на одном языке, то в зависимости от диалекта – от собеседника – одни и те же слова могут иметь совершенно разное значение. У каждого человека свой собственный язык, и она знает, что в переводе языка Спока на стандарт, когда бы он ни говорил «Энтерпрайз», на самом деле он имеет в виду капитана. – Полагаю, я определил самую неприятную эмоцию, – внезапно говорит Спок. Необычно слышать признание самого наличия у него эмоций… – Какую? Он всё ещё смотрит на Кирка. – Беспомощность. – О, Спок… – внезапно, Нийота отчаянно хочет просто обнять его, но она знает, что сейчас не время. – У него были галлюцинации… Ты ничего не мог сделать. Слова не приносят утешения. – Он звал меня на помощь, Нийота. Ему было больно… – Ты не можешь бороться с чужими призраками. Он не отвечает, и она снова пытается взять его за руку, мягко провести своими пальцами по его, но Спок отводит свою руку назад. – Похоже, у капитана этих призраков много, – тихо говорит он. В этот момент Нийота начинает задумываться.***
– Вы хотели меня видеть, сэр? Спок оборачивается. – Да, лейтенант Райли. Я ценю вашу пунктуальность. Можете присесть. Мальчик садится. – Лейтенант, я собираюсь задать вам несколько вопросов. Предлагаю ответить на них честно; если для вас это нелегко, я прикажу вам это сделать. Райли смотрит на него, не отрываясь, и немного боязливо кивает. – Как вы познакомились с капитаном? Лицо лейтенанта озаряет улыбка. – Он учил меня боевым искусствам! Лучший преподаватель Звёздного Флота, без всяких сомнений! Спок хмурится. – Что-нибудь ещё? – Эм… нет, не думаю. – Что-либо, что могло стать причиной… сильного стресса? Ночных кошмаров? Райли задумывается. – Ну… он закрыл меня от луча фазера во время одной из симуляций..? – Он рисковал своей жизнью ради вас? – Да, – пожимает плечами Райли. – Но он бы сделал это ради любого из нас. Я не какой-то там особенный...***
Спок должен признать, что он весьма удивлён звонком своего молодого двойника с просьбой – или, если быть точным, – требованием сказать, что связывает Джима с Кевином Райли и Томасом Лейтоном. – Я полагаю, что раз ты спрашиваешь меня, ты исчерпал другие ресурсы – включая разговор с Томасом Лейтоном и Кевином Райли. – Он слишком хорошо себя знает, чтобы спрашивать разговаривал ли он с Джимом. – Да, – незамедлительно отвечает двойник, не стесняясь того, что они оба знают, что обратятся к своему двойнику лишь в самом крайнем случае. – Доктор Лейтон был необычайно краток. Лейтенант Райли был более чем счастлив поделиться своей историей, но она не имеет прямого отношения к… ситуации с капитаном. – Он пристально рассматривает лицо напротив. – Ты знаешь, что является связующем элементом между ними. – Знаю, – подтверждает Спок. – Могу я спросить, почему тебе требуется эта информация? Молодой Спок смотрит прямо. – Нет. Удивительно. Неужели он был таким скрытным в этом возрасте? – К сожалению, это не моя тайна. Однако я могу тебя заверить, что совместно пережитое Джимом, доктором Томасом Лейтоном и Кевином Райли определённо нельзя назвать приятным опытом, это не нанесло непоправимого ущерба. Старший брат и отец смогли защитить Джима от самого страшного. – Понимаю, – тихо отвечает Спок. – В таком случае, мне более не требуется твоя помощь. – Нет? – Позволь мне перефразировать: в таком случае, ты не сможешь мне помочь понять пережитое Джимом. – Напротив, – хмурится Спок. – Я понимаю Джима и всё пережитое им очень хорошо. – Неверно. Ты понимаешь Джима из твоей Вселенной и его опыт. – Я не заметил серьёзных отличий между ними двумя. – Нет, ты нет, – натянуто ответил молодой Спок. – Джеймс Кирк может стать тем, кого желает видеть его аудитория. Изобразить убедительную версию самого себя будет даже слишком легко. – Может несколько маленьких отличий и присутствуют между Джимом из твоей Вселенной и моим, – признаёт Спок, – но по сути они одинаковы. У них одна судьба. – Они не одинаковы, – отвечает его двойник, с уверенностью в голосе, удивившей даже самого посла. – Есть всего одно отличие между двумя капитанами, но одно маленькое отклонение сделало их разными до неузнаваемости. – И что это, позволь спросить, за критичное отклонение? – Там, где твой Кирк имел поддержку семьи, мой был один.***
Он знает, что он в медотсеке ещё до того, как открывает глаза, узнав это тихое гудение, отчётливый запах дезинфектанта, неясное чувство чужой кровати. Но здесь странно тихо, слишком тихо для медотсека, почему..? Он открывает глаза, видит синюю перегородку. На часах 02:51. Оу. Так вот почему. Джим садится, разминает плечи, оглядывается и – и видит Боунса, распластанного в кресле рядом с кроватью. Джим приглядывается к нему и видит тёмные синяки под глазами, неопрятную бороду, общий помятый вид, который появляется, если нормально не спать неделю. Ну, или пять дней, как в данном случае. Боунс немного дрожит во сне. В медотсеке зверски холодно, и... Джим смотрит вниз. Боунс накрыл его тремя одеялами, но забыл захватить себе хотя бы одно. Он даже всё ещё в перчатках. Небольшое маневрирование с капельницей в руке, но Джим не может просто сидеть, пока Боунс дрожит, а всего в нескольких футах от них тележка с одеялами… Невелика задача. Ноги немного дрожат (наверное стоит спросить Боунса, сколько он был в отключке), но, опираясь на стойку с капельницей, ему удаётся взять одеяло. Он укрывает друга, и Боунс что-то ворчит во сне и зарывается глубже в тепло. Джим думает, что справился секунд десять, прежде чем Боунс открывает глаза, лицо уже наполовину перешло в режим “Хмурый”. – Какого чёрта ты не в постели? – рявкает он. Джим забирается на кушетку. – Неправда. Боунс выпрямляется в кресле, со стоном потирает шею и не перестаёт сверлить Джима глазами. – Я даже не знаю, почему пытаюсь тебе что-то вдолбить в голову. Ты явно меня не слушаешь. – Я тебя слушаю,– возражает Джим. – Ага, – сухо соглашается Боунс. – Тогда скажи мне, что я говорил о смертельно опасном безрассудстве? – Эмм… Не надо? Боунс снимает перчатки, трёт глаза и со вздохом берёт падд с медицинской картой Джима. Не его обычный “Как-жаль-что-я-слишком-устал-чтобы-убить-тебя-прямо-сейчас” вздох. А просто… усталый. – Я думал, что и правда потерял тебя, – тихо говорит он. Он всё ещё смотрит в падд, но Джим знает, что это только потому, что Боунс не хочет смотреть на него. – Прости, – Джиму правда жаль. Боунс откладывает падд с большей, чем необходимо, силой. – Я не хочу твоих извинений, – рявкает он. – Я хочу, чтобы ты так не делал. – Я не могу изменить прошлое, Бо… – почему-то произносить имя вслух намного сложнее, чем мысленно; оно напоминает ему о пустых глазах и заширокой улыбке, вызывает тошноту и головокружение, – Док. Боунс бросает в его сторону косой взгляд, тут же отворачивается, пряча потемневшие, усталые глаза, и потирает щеку. – Знаешь, есть определённая процедура, – наконец говорит он, Джим знает, что если Боунс использует вводные фразы, то всё плохо. – После того, как офицер провёл на вражеской территории более трёх дней, не выходя на контакт. Есть форма. GX-12 называется. Звёздный Флот прислал мне такую на тебя. – Он делает вдох, заставляет голос звучать ровнее. – Пропавший без вести, предположительно мёртв. Джим не знает, что и ответить на это. – Фактически, это официальный способ для Звёздного Флота сказать нам перестать тебя искать. Я должен был подписать её два дня назад. – Тебе её прислал Пайк? – удивлённо спрашивает Джим. – Нет. Он был вынужден передать дело другому адмиралу. Звёздный Флот решил, что он слишком лично вовлечён. Джим открывает рот. – Если ты скажешь, что-нибудь из «Это потому, что я хорош в постели», клянусь Богом, я забью тебя до смерти твоей же медкартой. ...и закрывает. Боунс делает глубокие вдохи-выдохи, как обычно, когда пытается не взорваться. Или не заплакать. – Даже когда мы наконец нашли тебя, ты был… ты был почти в отключке. Не подпускал меня к себе с гипо. Споку пришлось применить своё психо-вуду… – Слияние разумов? Разве это не личное? – Это очень личное, – отвечает Боунс. – Обычно только для супругов и членов семьи. Оу. Мир Джима остановился, хоть Боунс и продолжает что-то говорить. – Здесь всё напоминало поминки или типа того, все ходили такие… потерянные, готовые сорваться. Гейле однажды пришлось раньше закончить смену. Чехов кого-то ударил за то, что говорил о тебе в прошедшем времени… не то, чтобы я его винил… – Чехов? – Забудь о Чехове, ты бы видел Спока. Едва разговаривал, едва на кого-нибудь смотрел всё то время, пока тебя не было. Он был… Он был как настоящий робот. Ну… – Боунс тяжело вздыхает. – Это всё пока мы не вернули тебя на корабль. Я не поверил, если бы сам не видел его в медотсеке. Просто смотрел. Он беспокоился, Джим. Правда беспокоился. Оу. Значит, его галлюцинация была права. Спок заботится о нём, волнуется… будет скучать, если Джима не будет рядом. – Где он сейчас? – с бешено колотящимся сердцем спрашивает Джим. Боунс смотрит на него странно. – Учитывая, что сейчас три ночи, наверное на уроках танцев. – Ты смешон. – Ухура пришла за ним после бета-смены… Думаю, он с ней. Верно. Со своей девушкой. Со своей девушкой, которая Джиму нравится. Которую Джим счастлив видеть вместе со своим первым офицером и близким другом. Он СЧАСТЛИВ. Он же не ждал от Спока того, что вулканцу не нужно; Джим не… не делает так, потому что... Потому что уже смирился с разницей между Пещерным Споком и из этой Вселенной. Да и даже если у него со Споком был шанс, которого у них нет, у Джима никогда не было романтических отношений, и он такого не хочет. Настоящая любовь – это миф, который он давно разрушил.. От этого не должно быть больно. Правда не должно. Но это больно. «Мы через это уже проходили, Кирк. Другая Вселенная, другие правила, другие отношения. Тебе и так повезло, что Спок стал твоим другом. Не жадничай.» – Так называемые Дети Солнца ушли раньше, чем мы до них добрались, – продолжает Боунс. – Что и неплохо, потому что мы бы наверное их убили, учитывая в каком состоянии ты был. Это была вода, они подмешали в неё какой-то галлюциноген, ты не мог знать… – Я знал, – отвечает Джим. – Я всё равно её пил. – Ты знал? – ошеломлённо переспрашивает Боунс. – Что, думаешь, я бы не пил, если бы знал? – подняв бровь, спрашивает он, словно и не было очень реальной возможности, что он бы так и сделал. – Нет… Конечно, нет… – отвечает Боунс, немного неловко, словно он хочет о чём-то поговорить, и, о святая диско мать, пристрелите его на месте. – Джим, когда… Когда ты был под наркотиками, ты сказал… кое-что… – он смотрит на Джима, словно надеется, что он вот так просто начнёт изливать душу. Джим смотрит на него в ответ. – В смысле, не то, чтобы ты в этот раз сказал что-то что… – продолжает Боунс, когда понимает, что от Джима помощи не дождёшься. – Когда ты был с Гейлой… – Он замолкает, потирает бородатую щеку и беспомощно смотрит на него. – Чёрт возьми, Джим. Я доктор, а не мозгоправ. Просто поговори со мной. Джим закрывает глаза. – Я знаю, о чём ты думаешь, ты неправ. Пауза. – Никто… Никогда не было никакого..? – Никто не заставлял меня делать то, чего я сам не хотел. – Но… – Боунс, – обрывает Джим, и доктор замолкает. – Не то, чтобы я тебе не доверял. Потому что я доверяю, и… Я не могу передать, сколько это для меня значит. Но я правда не хочу сейчас об этом говорить. Окей? – Под «сейчас» ты имеешь в виду… – Никогда. Боунс молча смотрит на него, с волнением и беспокойством, и кто знает, что он ищет в глазах Джима; но, после, кажется, вечности поиска, он наклоняется и обнимает его. – Окей. Окей.***
Ленор резко просыпается от звука бьющегося стекла в другом конце номера отеля. – Отец? – зовёт она. Нет ответа. Она встаёт с кровати и проходит во вторую комнату. Первое, что она видит, – это осколки стекла на полу, которые раньше были лампой. Потом – отца, сидящего на кровати, в поту, задыхающегося и уставившегося в пустоту. Ленор осторожно обходит осколки. – Отец, – шепчет. – Это просто ещё один кошмар. Он не отвечает. Его глаза бегают по комнате, но они не видят Ленор, ищут, всегда ищут, что-то. Кого-то. Она легко трогает его за руку, и он вскидывается, с ужасом на лице, пока наконец не замечает её. Но даже тогда он не расслабляется. – Это был он, – задушено говорит отец, указывая в пустоту. – Я слышал его. Я видел его, я… – Ты не знаешь, что видел, – успокаивает она. Его вдох обрывается, переходит во всхлип. – Эти глаза не могут принадлежать никому другому, – прячет лицо в ладонях. – Он найдёт меня, Ленор. Они винит во всём меня. Не станет слушать. Куда бы я ни пошёл, он идёт за мной... Она сидит рядом, обнимает дрожащими руками и чувствует, как щиплет в глазах, и отчаянно желая самой сразиться с призраками отца. Отчаянно желая освободить его. Видеть его счастливым. – Я сделаю всё, чтобы избавить тебя от кошмаров, отец, – тихо обещает Ленор, чувствуя мощную, холодную решимость внутри. – Что угодно.***
– Наслаждаешься канцерогенами? Джим чуть из кожи не выпрыгнул, но он не взвизгнул. Нет. Это был боевой клич, отгоняющий назойливых докторов. – Я думал, ты собирался в каюту спать! – возмущается Джим. – А я думал, что в тебе есть хоть капля разума, так что мы оба оказались неправы! Ты даже не представляешь, что никотин делает с твоими мозговыми клетками, не говоря уже о лёгких? Джим пожимает плечами и делает затяжку. – «Тот, кто отнимет двадцать лет у жизни, отнимет столько же у страха смерти.»2 – Ты же на самом деле не веришь в эту фигню, да? – потрясённо спрашивает Боунс. – Нет, – Джим и сам удивлён своим ответом. – Не верю. Боунса это не успокоило. – Тогда выплюнь это. – Ой, ну не надо… – Выплюнь, Джим. Никаких сигарет в моём медотсеке. Если хочешь задохнуться плевральной жидкостью, то делай это в своё свободное время. – Можно, правда? – Нет, – хмурится Боунс. Джим закатывает глаза, но тушит сигарету о металлическое изголовье кровати. – Ладно. Твой медотсек – твои правила, док. – Прекрати меня так называть. – Как? – переспрашивает Джим. – Док, – с отвращением повторяет тот. – Это странно. – Это то, кто ты есть. – Нет, – возражает Боунс. – Не с тобой. Я скучал, эти пять дней. Я… скучал по тому, как ты зовёшь меня Боунсом. – Оуу. Ты меня любишь. – Чертовски верно, – фыркает Боунс. Он хотел что-то ещё добавить, но его прервал женский голос. – Капитан. Джим обернулся. – Сестра Чепел. Что такое? – Командер Спок пришёл вас проведать, – отвечает она, жестом показывая на дверь, где на пару футов позади неё стоит Спок, прямой и напряжённый, как палка. Джим машет ему входить. – Спок, приятель, чего ты ждёшь? Фанфар и салюта? – Я лишь обозначил своё присутствие, – отвечает Спок. – Вы были вовлечены в приватный разговор. Боунс закатывает глаза. – Не волнуйся, этот момент уже прошёл. Я просто зашёл за парой файлов. Теперь пойду посплю. – И переводит на Джима взгляд ангела-мстителя. – Но если ты зажжёшь ещё одну сигарету, я узнаю. И задушу тебя во сне. – Разумно. С этим последним признанием вечной любви, Боунс покидает медотсек, а Спок подходит ближе к кровати Джима. – Исключая стимулирующий эффект, сам процесс курения наносит непоправимый ущерб трахее… – Ты пришёл сюда, чтобы читать мне лекции как жить? – Нет. Я желаю оценить ваше состояние. – Хорошо. Боунс сказал мне, что ты был среди тех, кто меня нашёл. Ты провёл со мной слияние разумов… Это только Джиму так кажется, или Споку и правда неловко? – Прошу прощение. Это был… исключительный случай. Он жалеет. Он жалеет, что ему пришлось слиться разумом с Джимом. Ну, конечно. Они могут быть друзьями, но Джим не настолько особенный для него. Не такой, как другой Джим был другому Споку. – Я бы также хотел выполнить своё обещание, – заканчивает Спок. – Какое обещание? – Вы… попросили послушать моё сердце. Ну, вот что значит неловко. – Я? Спок сканирует его пристальным взглядом. – Что вы помните за последние пять дней, капитан? – Немного, – признаёт Джим. Он помнит свой разговор с Галлюциногенным Споком во всех смущающих подробностях, но остальное также возвращается к нему отдельными кусочками и обрывками, преимущественно во сне. Он помнит достаточно, чтобы понять, что ему лучше и не вспоминать. – В любом случае, – говорит Спок. – Я принял обязательство, полностью осознавая свои действия. А значит, должен его выполнить. – Замечательно, – сухо откликается Джим. – Рад твоему энтузиазму. – Но любопытство перевешивает гордость. – У вулканцев сердце расположено в другом месте? – Да. Там, где у людей находится печень. И раз уж Джим расстался с иллюзией о самоуважении, можно и насладиться этим, поэтому Джим наклоняется и прислоняется головой к животу Спока, и вот оно. Устойчивый, ровный ритм, сильный, и идеальный, и удивительно живой. – Вау, – выдыхает он. – Это невероятно. Когда он наконец отстраняется, он замечает, что лицо Спока выглядит зеленее обычного. – Ты в порядке? Спок колеблется. Присаживается на кровать. – А вы? – Ты уклоняешься! – Возможно, – соглашается Спок. – Тем не менее уловка оправдана. Когда я видел вас в прошлый раз, вы были без сознания. – Я в порядке, Спок, – вздыхает Джим. –Выражение «в порядке» имеет различные значения. – Тогда суперклассно. Всё тип-топ. Потрясно. На волне. Теперь достаточно точно? Спок продолжает своё сканирование. – Мне часто говорили, что когда люди расстроены, им нужно выговориться. Полагаю, это способ эмоциональной разрядки. Я предлагаю свою кандидатуру в качестве собеседника. Он сидит рядом, внимательный и немного настороженный, словно думает, что Джим его ударит или типа того. – Спасибо, не стоит. Разговоры может и полезны для людей в целом, но не для конкретно этого человека. – Оу. Очень неловкая пауза. – Может быть в таком случае, вы предпочтёте математику? – предлагает Спок. – Математику? – Я нахожу её… довольно успокаивающей в своём постоянстве. Даже в самых незнакомых обстоятельствах один плюс один равно два, два плюс два – четыре, и так далее. Даже когда всё остальное неопределённо, можно верить в постоянство математики. Так остаётся меньше места для неуверенности – всё либо верно, либо неверно, и разница между ними очевидна для каждого, кто захочет проверить. Что бы ни было, два плюс два равно четыре, четыре плюс два – шесть, шесть на шесть – тридцать шесть, тридцать шесть на тридцать шесть… – 1296, – отвечает Джим. Спок удивлён. – Да. А 1296 на 1296 будет… Над этим Джим задумывается на секунду дольше. –1,679,616. Спок смотрит на него долго-долго. – Верно, – наконец отвечает он. – Математика мне подходит, – усмехается Джим.***
В конце концов сверхзаботу Леонарда перевешивает желание не сойти с ума окончательно, пытаясь удержать Джима от нескольких рискованных побегов из медотсека, и он допускает капитана к службе с условием, что первые пару дней он не будет перетруждаться. И, раз быть занозой в боку Леонарда – истинное призвание Джима, дурак проводит не одну, не две, а три смены подряд на мостике, двухчасовую тренировку в спортзале и присоединяется к Споку на обход лабораторий, без всяких на то причин. Поэтому доктор чувствует себя вправе задержать его, когда они проходят мимо медотсека. – Доктор, – приветствует Спок, пока Леонард проверяет показания Джима и проводит сверку с последними данными. – Мы здесь для того, чтобы определить последние достижения в исследовании команды лабораторных медиков. Как ваш образец вируса сакуро среагировал на экспериментальную вакцину? – Никаких изменений с прошлого раза, – отвечает Леонард, игнорируя то, как Джим закатил глаза, и меряя давление капитана. – Значит, у вас не было никаких изменений за последний месяц? – повторяет хобгоблин, с осуждением. Леонард хмуро смотрит на старпома. – Эксперименты занимают время, я доктор, а не шаман. Хотя… Недавно произошло кое-что. Один из лабораторных трибблов сбежал. Ты случайно не знаешь, где он, а? – Нет, – отвечает Спок. – Но учитывая наличие интеллекта у животного, что было доказано исследованиями в области ксенозоологии; весьма нелогично использовать их для тестирования потенциально опасных экспериментов на основании одного лишь предположения, что они примитивнее людей, и поэтому менее ценные. Пользуясь таким предположением, вулканцы должны тестировать экспериментальные вакцины на землянах. Джим всё это время смотрел на Спока, но теперь поворачивается к Леонарду. – Всё, что я слышал, это: «Они милые, и я хочу, чтобы ты прекратил колоть им экзотические болезни». – Возможно, люди так это и воспринимают, – уверенно продолжает Спок. – Небольшой размер и меховой покров трибблов оказывает успокаивающее действие на чрезмерно активную психику людей. Я, конечно же, не поддаюсь этому эффекту. – Ставлю пятьдесят кредитов на то, что он спит с этим трибблом чаще, чем с Ухурой, – шепчет Боунс Джиму, тот усмехается. – В любом случае, – вмешивается Спок – капитан уже объявил, что в гипотетическом состязании между лабораториями Энтерпрайз на звание “самой крутяшной”, работа моей личной команды исследователей по разработке синтетический провизии с возможностью длительной транспортировки выиграет с значительным отрывом. – Он прав, – улыбается Джим, широко, открыто и радостно. Такую улыбку Леонард видит первый раз. – Соревнование нечестное, – ворчит Лен. – Джим предвзято судит из-за своей боязни трибблов. – Это не боязнь, Боунс, а подозрительность! – О, да, прости, подозрительность. К живым пон-понам. Так менее смешно. – Я не обязан сидеть и выслушивать оскорбления. У меня много важных капитанских дел! И с этим заявлением он задирает нос к потолку и обиженно уходит из медотсека. Уже получив необходимые результаты сканирования, Лен его не задерживает. – Я не знал о личной вендетте капитана к трибблам, – задумчиво произносит Спок, глядя вслед повернувшему за угол Джиму. – Он никогда их не любил. Говорит, что всё настолько милое должно иметь зловещий план, – фыркает МакКой. – И я склонен с ним согласиться, – отвечает Спок, что само по себе странно, но потом он ещё добавляет: – Поскольку у него был уникальный опыт в этом убедиться. – У него был… – тут до него доходит смысл слов вулканца. – У него был что? Спок лишь смотрит на него, лицо абсолютно нечитаемо. – Боюсь, я не понимаю ваш вопрос. – Нет, чёрт возьми, понимаешь, – шипит Леонард. – Ты… – Вы выглядите расстроенным, – хладнокровно замечает Спок. – Это потому, что вы состоите в романтической связи с капитаном? – Потому что я... что? – Вопрос логичный. Вы недовольны моим замечанием об объективной привлекательности капитана. Леонард продолжает сверлить взглядом вулканца. – Его… – он недоговаривает, лишь устало потирает переносицу. – Зна’шь что, я, пожалуй, недостаточно пьян для подобных разговоров. Наслаждайся своим трибблом. С этими словами он разворачивается и уходит в свой офис, спиной чувствуя тёмный, пронизывающий взгляд Спока. Прекрасно, прямо то, что нужно: ревнивый вулканец. Влюблённый ревнивый вулканец. Влюблённый, но не догадывающийся об этом, ревнивый вулканец Господи, спаси и сохрани.***
Эта неделя ознаменовалась новым первым разом – первый раз, когда Джим не участвует в миссии, а.к.а. первый раз, когда Боунс заставляет Джима не участвовать в миссии, потому что доктор ещё не оправился от травмы. Не то, чтобы он так сказал, конечно. Дословно его слова звучали так: – Ты спустишься вниз только через мой труп, или, точнее, через твой труп, потому что только ступи на площадку транспортатора, я достану ружьё и пристрелю тебя, точно тебе говорю. – У тебя есть ружьё? – ошеломлённо спрашивает Джим. – Я из Джорджии, – отвечает Боунс. – В Джорджии ружьё есть у всех. – Спок, – ноет Джим. – Боунс угрожает своему старшему офицеру! – Как не хотелось бы мне соглашаться с доктором МакКоем, – отвечает Спок. – Но я полагаю, что в этом случае он прав. И Джим просто молча смотрит на них, слишком удивлённый, чтобы спорить. И команда для высадки спускается без него, что в тот момент вроде бы было разумно, поскольку капитану не обязательно участвовать в рутинной операции, и там некого было соблазнять, но часы идут, а они всё ещё не возвращаются, и Джим начинает чувствовать себя брошенным. А ещё ему скучно. Вот почему он начинает спамить в их общий чат. >>КАКИЕ НОВОСТИ, БОТАНИКИ??<< Первым, что неудивительно, ответ приходит от Спока. >>За последние 1.38 минут не зафиксировано никаких значимых событий, капитан. Миссия проходит в штатном режиме.<< И следом за этим: >>НАПИШЕШЬ ЕЩЁ РАЗ, И Я ВЫКИНУ СВОЙ КОМ В ФИОЛЕТОВОЕ БУРЛЯЩЕЕ МОРЕ, КЛЯНУСЬ ИИСУСОМ РИКРОЛЛИНГА.<< >>Прекрасная картинка, Боунс.<< >>Разве подобные клятвы не считаются богохульством на Земле?<< – от Спока. >>Заткнись<< >>О, да, определённо считаются. А Боунсу придётся объясняться, когда он попадёт на ту вселенскую обжираловку на небе.<< >>Я сказал, ЗАТКНИСЬ.<< Джим усмехается. >>Готов поспорить, у него лицо вот такое >:| сейчас<< >>Положительно, капитан.<< А потом. >>Разве это не стандартное выражение лица доктора МакКоя?<< Джим смеётся. >>От вулканца слышу.<< Ответ МакКоя ожидаемо грубый. >>Тише-тише, мальчики,<< – печатает Джим в ответ. >>Повежливее. Нянечка будет жаловаться.<< И в этот момент приходит сообщение от Скотти: >>Кэп, я не знаю, чем заслужил подобное, но я РАСКАИВАЮСЬ.<<***
Несмотря на старания Боунса со Споком, Джим всё-таки продолжает участвовать в миссиях. В основном это дипломатические переговоры и рутинные патрулирования, ну и иногда одна из планет Федерации запросит помощь Звёздного Флота. От Джима требуется лишь улыбаться и сочувственно кивать на жалобы о последних перестановках в Вооружённых силах. Вернувшись с одной из таких миссий, где фактически весь день строил из себя голубоглазую блондинку, не сильно глупую, что оскорбительно, и не сильно умную, чтобы не вызывать опасений; он внезапно понимает, что это был его день рождения. Технически, всё ещё его день рождения – осталось сорок минут. Это первый год, когда он не напился до беспамятства. Или первый год, когда он пока что не напился до беспамятства, потому что Джим думает, что раз он сам забыл о своём дне рождения, то и остальные тоже забыли. Но, когда Боунс со Споком заходят к нему с отчётом о проделанной работе, доктор всовывает ему то, что очень напоминает бутылку, завёрнутую в подарочную бумагу. – Вот, – говорит он, чуткий, как всегда. – Я почти час потратил, пытаясь заставить Чепел упаковать это. – Я тронут, – Джим прижимает подарок к уху и встряхивает. – Аха! Боунс, как ты узнал, что мне нужна новая упаковка клингонских афродизиаков? – Боунс закатывает глаза. Джим разворачивает упаковку и, усмехаясь, достаёт бутылку ромуланского эля. – Идеально. И я уже знаю повод. К тому моменту, как Джим открывает бутылку, Боунс стоит наготове со стаканами. Джим и правда понятия не имеет, что бы он без него делал. – У меня также есть для тебя подарок, – говорит Спок, протягивая ему книгу. Подарочная бумага, наверное, не для вулканцев. – Повесть о двух городах! О, друг, я её не перечитывал вечность… – Он открывает первую страницу. – «Это было самое прекрасное время, это было самое злосчастное время…»*** – Он поднимает глаза. – Зашифрованное послание, Спок? – Не входило в мои намерения, капитан. – Спасибо, – Джим смеётся. – Это замечательный подарок. Но последний раз тебе говорю – вне службы зови меня по имени, окей? Не заставляй меня сделать это приказом. – Да, сэр, – по привычке отвечает Спок, и тут же поправляет себя. – Джим. – Почему здесь вообще должен быть скрытый смысл? – встревает Боунс, уже выпивший свой стакан и тянущийся за бутылкой. – Почему это не может быть просто книгой? – У книг можно многому научиться, – отвечает Джим, делая глоток эля, наслаждаясь огнём, стекающим по горлу вниз. – Ты узнаёшь в них себя. – И, вау, Боунс заполучил по-настоящему хороший продукт в этот раз. – Например, «Путешествия Гулливера» рассказывают о докторе с настолько глупым именем, что все зовут его по фамилии, который оставил свою семью в поисках приключений на корабле в бездну неизвестности. Боунс начинает злиться. Видимо из-за «оставил свою семью»... – Угу, и как Гулливер решает свои проблемы? Джим задумывается. – По большей части, писает на них. – Прекрасно, – устало отвечает Боунс. – Я так рад, что мы это выяснили. – Серьёзно, Боунс, книги могут рассказать о разных жизненных ситуациях! – О, в этом я не сомневаюсь, – отвечает он. – Например, я помню одного персонажа, которого звали Джеймс, как и тебя… – Угу. – Который слишком много времени уделял своим волосам, как ты… – Угу. – Который был довольно умный и очень высокомерный... – Угу… – А потом его съел крокодил. Пауза. – Вот видишь, я думал о Гарри Поттере, а ты – о Питер Пэне. – Вы говорите, что капитана может съесть крокодил? – спрашивает Спок настолько спокойным голосом, что прямо оскорбительно. – Никогда не знаешь, – возмущается Боунс. Спок оборачивается к Джиму. – В таком случае, мы должны быть начеку в случае возможных враждебных контактов с космическими крокодилами. Джим не может не засмеяться. – Дума’шь это смешно. А на кого напал космический лемур в прошлом месяце? Смех Джима резко обрывается. – Мы не шутим о космическом лемуре, Боунс, – серьёзно говорит он. – Это было страшно. – Я также вспоминаю тот случай с определённым беспокойством, – признаётся Спок. – Чёрт возьми, да, – соглашается Джим и протягивает ему стакан. Спок явно позабавлен, но покорно чокается с ним стаканом. – С днём рождения, капитан, – тихо говорит он. – И многими другими, – добавляет Боунс так, словно это угроза. Джим чокается и с ним, пусть даже он и вспомнил космического лемура. Хмурые линии на лице доктора разглаживаются. – Я рад, что ты жив, парень. Джим улыбается в ответ. – И я, – говорит он от всего сердца. Спок переводит взгляд с одного на второго. – Я также благодарен тому, что вы живы, капитан. Я не озвучивал данную мысль, потому что не думал, что возможны разногласия. Боунс со звоном опускает свой стакан. – Бога ради, ты, зеленокровый подражатель лепреконов! Это не соревнование! Джим прячет улыбку в свой стакан.***
Следующая миссия с высадкой немного другая. Во-первых. это первый контакт, а во-вторых, её довольно просто координировать. Представители Рилот кажутся разумными и дружелюбными, что, как по своему опыту знает Джим, совсем не влияет на возможность пыток в будущем, но улыбаться в ответ намного приятнее. Следующее отличие состоит в том, что Джиму не приходится никого уговаривать позволить ему спуститься вниз. На самом деле... – Кто из вас самый старший по званию? – спрашивает межпланетный посол Рилот – Аиала, как помнит Джим, ну или у неё просто болит зуб. – Это я, – отвечает Джим. Она наклоняет голову набок. – Королевская семья запросила личную встречу сначала только с вами, прежде чем разрешить спуститься другим. – Это, – встревает Спок, и даже Джим вздрагивает от холодного, неумолимого тона его голоса, – неприемлемо. Аиала переводит свой взгляд на него. – Если вы беспокоитесь о потенциальной угрозе, позвольте мне вас заверить… – Я буду сопровожадть капитана. – Но традиции приёма посетителей на Рилоте… – Я буду сопровождать капитана, – повторяет Спок.***
Если вкратце, Спок сопровождает капитана. Как оказалось, королевская семья действительно хотела встретиться с ним, и тви’лексы и правда разумные, и дружелюбные, и горячие с их тентаклевыми ушами. Даже если их царство джунглей включает в себя… интересную идею внутренней сантехники. Познакомившись с Джимом и убедившись, что он не серийный маньяк (Спока они обходят по широкой дуге, но Джим их не винит), они разрешают ему позвать остальную часть группы высадки. Скотти говорит, что нужно подождать пару минут, и Джим со Споком просто стоят на балконе огромной королевской резиденции на дереве, ждут остальных. Ожидание сложно назвать утомительным – пейзаж превосходный, к тому же довольно приятно побыть со Споком наедине без шахмат... Но, Спок, похоже, думает иначе; Джим видит напряжение в линии его плеч и поднятом подбородке, и слишком идеальной выправке. – Что-то не так? – спрашивает Джим, боясь (надеясь?), что это из-за него. – Если быть честным, я нахожу первый контакт довольно утомительным. – Правда? А я люблю. Люблю делать первый шаг Федерации на абсолютно новой планете. Люблю новые ощущения. Это… успокаивает, понимаешь? – Нет, – Спок наклоняет голову на бок. – Я нахожу успокаивающим повторение и постоянство. Только в том, что сохраняет постоянство, логично быть уверенным. Эта уверенность успокаивает. – Как математика. – Да, как математика. Новые ощущения, незнакомые обстоятельства, с другой стороны… интересны. Возможно, полезны. Но я не могу понять, как они могут успокаивать. – Ну, подумай вот о чём. – Джим обводит рукой прекрасные джунгли перед ними. – Всего несколько часов назад это место было совершенно неизвестным. это было серое, бесконечное пространство. и никто понятия не имел, что здесь. Это пугало. В каком-то смысле пугало даже больше, чем если бы мы просто знали, что эта планета враждебна. А теперь… теперь мы увидели это серое, невзрачное пространство, мы стоим на нём, мы к нему прикоснулись. Вот смотри. Он протягивает руку и проводит по лепестку снежно-белого цветка, цветущего по всему дереву, потом переворачивает ладонью вверх, показывая Споку, растерянно смотрящему на него. – Эти руки только что коснулись того, что всего четыре часа назад было загадкой. Вот почему я люблю новые ощущения – они превращают пугающее в знакомое. И если ты можешь превратить пугающее в знакомое, ты можешь справиться с чем угодно. Я думаю, это успокаивает, потому что в следующий раз, когда я столкнусь с незнакомой ситуацией, чем-то пугающим, я могу посмотреть на свои руки и вспомнить, что это не первый раз, когда я делал что-то, чего боялся, – я открывал новые странные миры, новую жизнь и новые цивилизации, я смело шёл вперёд туда, куда не ступала нога человека… и каждый раз всё хорошо заканчивалось. И, может, когда то, что там, больше не будет меня пугать, я не буду бояться того, что здесь – и даже когда буду умирать, я не буду бояться перейти в последний странный новый мир, куда однажды уходят все. Спок не отвечает поначалу, и в воцарившейся тишине монолог Джима кажется намного более личным и намного более смущающим, чем казалось, когда он произносил всё это. Обычно так он говорит только в своей голове. Что-то в Споке просто… вызывает доверие. – Удивительно, – говорит вулканец.***
Постепенно сближаясь со Споком. некоторые из их споров, как личные, так и рабочие, решаются сами собой. Другие – нет. Одним из таких вопросов является температура на мостике. За исключением первых дней капитанства Джима, Спок каждое утро первым появляется за своим рабочим местом на альфа-смену и устанавливал температуру. Проблема в том, что для Джима – и других людей в команде – пустынная жара не является привычной средой. Спок однажды поднял этот вопрос, предложил понизить градус, но Джим чувствует, что… вулканец и так во многом под них подстраивается. Меньшее, что они могут для него сделать, – это немного разгорячиться. Эмм. Ну, выражение такое. – Не проблема, – говорит он Споку. – Разница в температуре не такая уж и огромная. И это хорошая причина снять с себя слой одежды! – Вы хотите сделать форменку не обязательной? – спрашивает Сулу. – Потому что я за. – О, нет, – отвечает Джим. – Я говорил о нижнем белье. На лице Спока почти болезненное выражение. Странно, как Джим может это видеть, несмотря на то, что он даже не моргнул в ответ. – Пожалуйста, капитан, не надо. – Что? Почему нет? – ну, да, это была шутка, но Спок ведёт себя так, словно его жизнь рушится. А вулканец смотрит ему прямо в глаза и продолжает: – Потому что ваши ягодицы и так более чем доступны глазам всех членов экипажа, кто желает лицезреть. – Прошу прощения, – Джим резко встаёт. – Спок, мостик на тебе.***
Вот что приводит Джима к одной из раковин в мужской уборной, или, точнее, на одну из раковин, где он очень продуктивно проводит следующие десять минут, изгибаясь в совершенно странные позы и выпячивая свой зад в попытке увидеть его в зеркале. Йеп, убеждается он. Всё ещё такой же прекрасный, как он и думал. Так почему Спок не хочет его видеть? – Всё хорошо, – утешает его Джим. – Я в тебя всё ещё верю. – Боже, что на этой зелёной, синей и пурпурной земле ты делаешь? Джим почти падает с раковины. – Боунс! – пищит он. – Хей! Доктор устало потирает глаза. – Я хочу это знать? – Наверное, нет, – признаёт Джим. – И если я тебе скажу спуститься, прежде чем ты разобьёшь свою маленькую хорошенькую голову, ты меня не послушаешь, да? – Наверное, нет. Боунс кивает и направляется к писсуарам, заняться своим делом, а Джим продолжает вращаться, пытаясь получше рассмотреть себя в зеркале. В конце концов, Боунс хмурится и спрашивает: – Окей, что не так? – Почему ты решил, что что-то не так? – Ты даже не притворился, что смотришь на мой член, – волнуется Боунс. – Оу. Прости за это. Хочешь, чтобы я посмотрел? – Нет, спасибо, мне и так неплохо. – Хорошо. Между ними снова уютная тишина, пока доктор заканчивает свои дела. – Я расстроен, Боунс, – заявляет Джим. – Разве мы не договорились о том, что я не хочу знать? – Спок хочет, чтобы я носил бельё на мостике. Боунс выглядит так, словно лимон проглотил. – Эм, помимо прочего, – исправляется Джим. – Я пошутил, что буду ходить без белья, потому что на мостике слишком жарко, а он сказал, что мои ягодицы и так слишком доступны чужим глазам. Доктор стонет, словно устал от всего этого. – Боунс, Спок меня не любит… – И с чего ты так решил? – Ну, ему не нравятся мои брюки. – Ему нравятся твои брюки. В этом вся и проблема. – Боунс. Сосредоточься. Вот задание. – Джим поворачивается спиной к другу. – Мои брюки неприличные, да или нет? Доктор лишь громче скрипит зубами и печально моет руки. Сам факт того, что кто-нибудь может мыть руки печально, весьма впечатляет, но если кто и может это сделать, – это Боунс. Джим расстёгивает пуговицу и пытается рассмотреть стало ли лучше, но ему сложно сказать. – А так менее неприлично? – спрашивает он Боунса, который к этому моменту стал игнорировать затруднительное положение Джима и не отвечает. – А если так? – Сам факт, что мы ведём этот разговор, неприличен, – недоволен тот. – Боунс нам не помощник, – грустно говорит Джим своей филейной части. – Думаю, придётся нам самим решать эту дилемму. – Ты можешь перестать разговаривать со своими частями тела? Это очень тревожит. Джим его игнорирует. – Боунс такая злюка. Ты единственный, кто никогда меня не подводил. И в этот момент, по закону Мёрфи, он пытается развернуться чуть больше, отодвигается назад, чтобы лучше рассмотреть себя и внезапно соскальзывает с края раковины, Боунс что-то кричит, а потом они оба оказываются на полу. – Ау, – Джим потирает нос, где ударился о ключицу МакКоя. Доктор лишь стонет, распластавшись на спине, руки прижаты к полу весом Джима, оказавшегося на нём. – Слазь, – пыхтит он. – Ты тяжёлый. – Забери свои слова назад, – возмущается Джим. – Нет! Боунс пытается выползти из-под Джима, но капитан хватает его за запястья. С навыками, приобретёнными за время тренировок со Споком, и преимуществом гравитации, он довольно крепко держит друга на полу. – Я не слезу, пока ты не скажешь, что я не тяжёлый, – сообщает он Боунсу. – И что я монстр секса. И самое прекрасное создание, которое ты когда-либо видел. – Я отказываюсь предавать свою честность. – И я это уважаю, но только вместе с вечным заключением на полу уборной. МаКой начинает вырываться, но безуспешно. Наконец, он сдаётся и выдавливает слова так, словно Джим его пытает. – Ладно. Ты не тяжёлый. –И? – подталкивает Джим. Боунс смотрит на него фирменным «Как-жаль-что-я-слишком-устал-чтобы-убить-тебя-прямо-здесь-и-сейчас» взглядом. – И ты монстр секса, окей? – И? Дверь уборной открывается. Джим слишком занят терроризированием доброго доктора, чтобы кто-нибудь из них двоих обратил на это внимание. – И ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо видел. – Капитан, – раздаётся ледяной голос его первого офицера. – Доктор МакКой. – Спок! – вскидывается Джим. Он поднимается с Боунса, а Боунс поднимается с пола, и они проводят долгую, неловкую минуту, пытаясь привести в порядок свою одежду, и не смотрят друг на друга. Когда Джим набирается смелости поднять глаза, он видит, что Спок смотрит на… на его… Джим опускает глаза вниз – оу. Застёгивает молнию, чувствуя, как горит лицо. Спок стоит навытяжку, идеально молчаливый и идеально спокойным, но Джиму кажется, что он планирует кого-нибудь убить. А может и не кажется, потому что Боунс уже боится за свою жизнь. – Джим, – хрипит он. – Скажи ему, что это не то, чем кажется. Пожалуйста. Джим смотрит в глаза своему первому офицеру. – Это не то, чем кажется! – мямлит он. – Я просто… хотел, чтобы он забрался ко мне в брюки. В смысле разобрался с моими брюками. В смысле с тем разговором, что мы вели о моих брюках! Там, на мостике. Спок смотрит на него, как статуя с острова Пасхи. Боунс выглядит так, словно смирился с быстрой и кровавой смертью. – Ну, – заканчивает Джим. – Я сматываюсь. И практически выбегает наружу, даже не остановившись, когда на лице Боунса появляется паника, и он шипит: – Не оставляй меня с ним наедине! – Увидимся позже, Боунс! – кричит Джим и поворачивает за угол ещё до того, как за ним закрылась дверь.***
Джим и правда позже заглядывает в медотсек, частично, чтобы проверить, что Боунс ещё жив, и частично, чтобы извиниться за то, что бросил на растерзание собакам, но, по большей части, чтобы убедиться, что их Встреча алкоголя и чувств сегодня ещё в силе. Боунс жив, что хорошо. Но он также начинает выглядеть загнанным в угол, как только появляется Джим, и ещё больше, когда он напоминает об их планах. – Мы можем и в другой раз собраться. Давай… Давай пока сделаем паузу, хорошо? – предлагает Боунс, постоянно косясь на дверь в медотсек, словно боится быть застуканным. – Что? – переспрашивает Джим. – Ты мне отказываешь? Почему? Он уже говорил, что Боунс не умеет врать? Доктор даже не может смотреть ему в глаза, когда бормочет: – Я… очень занят в медотсеке… – Ты меня больше не любишь! – восклицает Джим. Сумасшедшие глаза Боунса внезапно становятся ещё более сумасшедшими. Он наклоняется и шипит: – Ты не можешь так шутить, Джим! Особенно в присутствии других людей! – Почему нет? Боунс, ты ведёшь себя очень странно... – Потому что у меня тяжёлая психологическая травма из-за моей дружбы с тобой. Но не стоит так об этом беспокоиться! – И из-за этого ты больше меня не любишь, или ведёшь себя странно? – Невероятно, – уходя, бормочет Боунс. – Чтоб ты на лего наступил! – кричит ему вслед Джим.***
Вот так внезапно получив свободный вечер, Джим идёт к Споку. – Полагаю, доктор МакКой был занят, – щурится вулканец. – Нет! – Джим всё отрицает, пусть даже его мозг в панике от жутковатой ПСИ-шности Спока. – Ты всегда мой выбор номер один! Спок всё ещё подозрителен, но соглашается зайти позже, что хорошо.***
Конечно, в конце концов, они решают сыграть партию в шахматы. Обычно они разговаривают на самые разные темы, от философии до глупых пересудов, или сидят в уютной тишине, но в этот раз между ними висит густое напряжение. Как бы Джим не пытался его обойти и перевести разговор на более приятную тему, Спок тут же возвращается к работе – задания на следующий день, следующее совещание старших офицеров, текущий ремонт у айтишников. – Знаешь, – у Джима лопается терпение. – Мы могли бы поговорить о чём-нибудь другом кроме работы. Вулканец смотрит на него так, словно даже мысль о несвязанных-с-кораблём темах не появлялась в его голове, что одновременно ужасно и весьма вероятно. – Например, что мы делаем в свободное время, – Спок всё ещё смотрит нечитаемым взглядом. – Или то, что делали до того, как пришли во Флот. Понимаешь? О личном. – Я уже более чем достаточно осведомлён о вашей личной жизни, капитан, – жёстко и бескомпромиссно обрывает его Спок. – Оу, окей, – Джим смотрит на доску с фигурами, но вместо планирования стратегии, пытается справитсья с грозящими поглотить его желчью и болью. – Это не значит, что я не хотел бы узнать о вас что-нибудь ещё, – говорит Спок, и выглядит при этом беспомощным и виноватым. Джим понимает, что для вулканца это так же неловко, как и для него самого. А ещё он пытается исправиться. – Окей, – соглашается Джим. – Так… есть что-то о тебе, о чём бы я в жизни не догадался? Спок задумывается. – Думаю, тебя удивит то, что я обручён. – Ты… – что? – Ты обручён? – что?? – Вы с Ухурой… Джим говорил себе снова и снова, что не ревнует, что он рад за них, что хочет видеть их вместе, говорил столько раз, что почти сам начал в это верить, но… Всё слишком быстро, он не готов, он не может… – Я обручён не с Нийотой, – отвечает Спок. И тугой узел в животе Джима слабеет. А потом: – Я обручён с вулканкой по имени Т’Принг. – Эээ, – тянет капитан, потому что… – А Ухура об этом знает? – Конечно, – и теперь Джим уже и не пытается что-либо понять. – В детстве каждый вулканец обручается с другим, противоположного пола. Когда, будучи взрослыми, кто-то решает завести детей, то предполагается, что он или она сделают это со своим обручённым, при отсутствии конкретной, более желательной, кандидатуры. Это… это ужасно, честно говоря, но Джим знает, что не стоит так говорить. – Как логично, – бормочет он. – Да, – соглашается его первый, и по голосу понятно, что он больше не хочет об этом говорить. – А ты? – Я? Я не… О. О, точно, что-нибудь, о чём ты не догадываешься. Окей… – Он задумывается, вспоминает. – Ну, я ребёнком зарабатывал, играя в покер. И был хорош. Тут важна внимательность… В покере ты играешь с людьми, а не картами. И что я действительно умею, так это играть людьми. Я стал хорошо играть, зарабатывал репутацию, привлекал клиентов… Вот почему, думаю, казино никогда не проверяло, сколько мне лет, даже когда знали, что мне всего семнадцать. – Меня это нисколько не удивляет, – отвечает Спок. – Нет? – не зная, что ответить, капитан лишь улыбается. – Говоришь, это не считается. Хм… Как насчёт этого: думаю, ты никогда не догадывался, что я работал мастером по маникюру какое-то время. Недоумённое моргание. – Нет. Не догадывался. – Ну, две недели. И большую часть времени, я не совсем работал… – Спок поднимает бровь. – Большинство людей, что там работали, были иммигрантами; они были в отчаянии, а хозяин салона этим воспользовался – заставлял их работать по шестнадцать часов в день, а платил половину положенного минимума, обращался, как с грязью, прилипшей к его туфле… Это неправильно. – Ты возглавил забастовку в салоне, – предположил Спок. – Да, чёрт возьми. Мы нарисовали плакаты, подготовили вдохновляющие речи, пели песни, неделю делали что угодно, кроме маникюра, и хозяин салона был вынужден уступить или потерять всех клиентов. Меня конечно уволили, но я добился для работниц нормального графика и приличной зарплаты. А они научили меня вьетнамскому, это того стоило. – Понимаю. – А ещё я научился делать потрясный маникюр! Но тебе наверно это не интересно, ладно, но даже самым стойким из клиентов нравился массаж. Вот, давай покажу… Он берёт руку Спока в свою. Вулканец весь напрягся, но не отшатнулся. Джим начинает как обычно, нажимает по центру запястья, пока Спок не расслабляется, затем поднимается выше, выводя круги на ладони. Или у него получается очень хорошо, или по-настоящему ужасно, потому что Спок делает резкий вдох. Воодушевлённый реакцией, Джим переходит к пальцам, разминает их с внутренней стороны, затем тянет на себя каждый по очереди. Наконец он переплетает свои пальцы с пальцами Спока и мягко вращает их запястья по кругу. – Приятно, да? – спрашивает Джим, закончив и разъединив их руки. Спок издаёт этот… этот жалобный звук, и Джим замирает, потому что он отправится в свой личный ад за мысли о том, что этот звук, звучал похожим на стон. Он поднимает глаза, хочет спросить, что не так, и замирает; губы вулканца слегка приоткрыты, глаза настолько тёмные, что кажутся чёрными. – Что… – но не успевает закончить предложение, как Спок подрывается с места. – Прошу прощения, – задушено извиняется вулканец. – Я должен… – кажется, он ищет слова, но останавливается на: – Я должен идти. И вылетает из каюты быстрее, чем Джим успевает понять, что происходит. – Что за чёрт? – недоумевает блондин, глядя на доску с незаконченной игрой.***
Доступ разрешен: Адмирал Кристофер Пайк. Ресурс: Дневник капитана ЮСС Энтерпрайз. Пайк откидывается на спинку кресла и командует компьютеру: – Включить запись. – Дневник капитана, – звучит голос Кирка. – Звёздная дата… эм… – 2259.548, сэр. – Спасибо, Спок. Мы недавно вернулись с Потак III, где имели удовольствие познакомиться с мисс Кларабель Сиен… Где-то на заднем плане слышно фырканье, потом раздаётся скрип, похожий на разворот кресла капитана. – О, прости, Боунс. Не думал, что мой дневник капитана открыт публичному осуждению. В последовавшей паузе едва слышно неразборчивое ворчание. – ...Как я говорил, мы познакомились с мисс Кларабель Сиен, удивительно красивой, умной женщиной, с огненно-рыжими волосами и завораживающей походкой, которая никогда не признавала слово «поражение». Теперь его прерывает замечание Спока: – Главным образом потому, что мисс Сиен не может произносить звуков “п” и “р” из-за несчастного случая в детстве, включавшего её губы и домашнего любимца – навозной птицы, Ниппи. – Будучи полностью осведомлёнными об бушующих восстаниях на Потак III, – продолжает капитан, игнорируя помехи, – команда, спустившаяся на планету, незамедлительно приступила к делу. Нам удалось выявить лидера восстания и осуществить стратегическое наступление, согласно составленному мной дьявольски гениальному плану... – Твой план был, цитирую: «Ввяжемся в драку, и там посмотрим», – вмешивается МакКой. – Любой план, обернувшийся победой, у меня числится как хороший. – Невысокие у тебя стандарты. – Да, – голос Спока звучит с намёком на осуждение. – Низкие. – Ничего нет, ты, повёрнутый на всю голову инопланетный киборг! Да ты спятил сильнее, чем минарианский скорпион в сифилитическом рыбьем жире. – Стонет МакКой. – Ребята, заткнитесь, я подошёл к самому интересному, – Кирк прочищает горло и продолжает своим официальным капитанским голосом. – По причинам, всё ещё нам неизвестным, королева восстания почувствовала, что своим присутствием мы угрожаем её положению… – «Причинам, всё ещё нам неизвестным»? Ты пытался почесать её за ухом! – Да, и по какой-то причине она взъярилась! В смысле, проявила агрессию… – К счастью, наша команда была снабжена новейшими термоактивизирующимися карбоновыми пистолетами, приводимыми в действие посредством комбинированных частот нескольких микро-реакторов, проецирующих заряженный и сжатый водородный лазер, способный разрушить любой, самый разнообразный материал... – Да, но это не сработало, поэтому я его отбросил и схватил булыжник, который сработал. – Так вот чем её ударили? Боже Правый, ты идиот?! – Однако, кажется, удар по черепу не утихомирил её возбуждённое состояние… – Правда что ли? С чего бы это? – Думаю, с того, что она обнажила зубы и принялась рычать на нас… – Так, Хан, Лея, остыньте… – ...Побудив капитана решить вопрос другим методом, а именно посветив маленьким лазером на стену, в попытке отвлечь её… – Хей, это работает на кошках, стоило попробовать… – … А пользы, как с козла молока… – Неудачная метафора, доктор, поскольку известно, что в определённых ситуациях грудные железы у мужчин могут вырабатывать молоко в том же объёме, что и у женщин, делая мужскую грудь довольно полезной. Длинная пауза. – Спок, это очень жуткая информация, и я очень-очень не хочу знать, откуда ты это знаешь. К тому же я доктор, а не идиот. А ещё у тебя уши глупые. – Разве это не забавно? – голос Кирка полон энтузиазма. – Мы втроём так хорошо сработались. Пайк переводит взгляд на полупустую баночку с таблетками от головной боли на столе и задумывается, стоит ли приобрести ещё одну, просто на всякий случай.***
Осознание не приходит внезапно, скорее… подкрадывается незаметно. Частично тем, как она встречает его после миссий, недовольная, но радуясь, что с ним всё в порядке, со скрещенными на груди руками и ворчанием: – Если ты порвал ещё одну форменку, клянусь Богом… Частично тем, как она, не задумываясь, затыкает идиотов, даже если технически её работа – это убирать в его каюте и разбирать его почту; однажды прервав особенно глупый эпизод «Шоу Гэри Митчелла»: – Митчелл, тебе нужно научиться высказывать своё мнение, когда тебя спросят, то есть никогда. Частично тем, что она знает о куче коробок с долгохранящимися консервами, спрятанными по всей каюте Джима, но никогда не упоминает об этом. Может всё это, а может и ничего, но однажды, просматривая список дежурств и рассеянно глядя на имя вверху страницы, он, наконец понимает, кого ему напоминает Рэнд. Открывает её личное дело. Знакомится с ним поближе. Йомен: ЮСС Энтерпрайз. Рэнд Дженис. Хмм.***
– Кстати, – говорит Боунс на следующий день за ланчем с Джимом и Споком после альфа-смены. – Я заметил, что ты поменял наших йоменов, и теперь мой работает на тебя, а твой – на меня. – Ага. – Рэнд что-то сделала не так? Я думал, она тебе нравится. Зачем их менять? Джим пожимает плечами и кусает сэндвич с курицей. – Просто так, – наглая ложь. Доктор явно ему не верит, но не настаивает, может затем, чтобы отчитать его по другому поводу. – Не разговаривай с набитым ртом, это отвратительно. Вот и лицо обляпал… Он смачивает палец слюной и начинает оттирать уголок рта Джима, но отдёргивается секунду спустя, когда Спок начинает выглядеть немного пугающе. – Это, эмм... Вот тут. – Боунс тычет куда-то в лицо Джиму. – Окей, – Джим вытирает рот, гадая что это было. Но, конечно, медики не знают ни сна, ни отдыха, и в следующее мгновение у Боунса звенит ком. Что-то с пациентом и он должен идти, оставляя Джима наедине со Споком в почти-неловкой тишине. – Капитан, я могу спросить, – нарушает молчание Спок. – Почему вы поменялись йоменами с доктором МакКоем? Я полагал, что вы были вполне довольны работой мисс Рэнд. – Знаешь, как говорят, если любишь, – отпусти. – А какова процедура, если не любишь? – спрашивает Вулканец, склонив голову набок. – Ну, тогда точно отпусти. Вулканец растерян. – И вообще, всех отпусти, кого это волнует, – продолжает Джим. – Удивительно. Продолжительное существование человеческой расы остаётся для меня загадкой. Джим хлопает его по плечу. – Хей, ну я же здесь, с тобой.***
У Леонарда плохой день. Поправка: у Леонарда Ужасный, Отвратительный, Не Хороший, очень Плохой день. Сначала в медотсеке не работал репликатор, поэтому ему пришлось идти в инженерную за кофе, и в это время один из чёртовых идиотов, держащих эту жестянку на лету, спросил Леонарда, можно ли взяться за тот кабель голой рукой. – За что взяться? – переспросил Леонард, но дурак уже протянул руку, ухватился и его ударило током. В любом случае, после парочки отборных ругательств (от Боунса), слёз (от дурака-инженера), двадцати минут под дерморегенератором и совсем-не-нежно наложенной защитной плёнки, паренёк был в порядке, только немного пах электричеством. Конечно же из-за разбирательства с мистером Фламбэ он опоздал на видеоконференцию СМО двенадцати флагманов Звёздного Флота, которую Лен по-настоящему ждал, надеясь обсудить общие проблемы, например, как удержать дурковатых гениев в инженерной от поджаривания собственных пальцев. Но на деле всё обернулось состязанием, чьи медицинские исследования самые передовые/интересные/дорогостоящие. Будучи уже на взводе с таким весёлым утром, он вернулся к пациентам и узнал, что ремонтнику, пришедшему починить репликатор, Саванна стала мерять температуру; а у В’тауфма были симптомы гриппа с утра, но он продолжал принимать пациентов со слабым иммунитетом, настаивая, что его головная боль, красные глаза и насморк, всего лишь «аллергия». А потом, словно вишенка на торте, прямо перед ланчем он получил извещение о том, что Спок запросил другого лечащего врача, утверждая, что доктор М’Бенга лучше позаботится о его здоровье. Так что, да, к тому времени, как Леонард пришёл в столовую за ланчем, у него было Плохое Настроение. Выбрал себе еду и свирепым взглядом разогнал с дороги как интернов, так и командеров, заставив тех прижаться к стене. Даже последний шоколадный пудинг не помог. Он видит Спока, сидящего за угловым столиком и идёт к нему, со звоном бросая свой поднос напротив зеленокрового киборга. – Доктор МакКой, какой приятный сюрприз, – говорит Спок, словно это настолько приятный сюрприз, что, о боже, я вспомнил, что мне надо бежать. Леонард сверлит его взглядом. – Поверить не могу, что именно ты можешь быть таким… таким нелогичным! Докторов не меняют из-за какой-то безумной, параноидальной ревности, что я сплю с Джимом! Лицо Спока ровное и безэмоционально. – Значит, вы это подтверждаете. – Нет! – Лен перешёл на крик. – Я не сказал, что мы на самом деле этим занимаемся, я сказал, что ты из-за этого бесишься! Слушай меня внимательно, потому что я не собираюсь повторяться: Джим. И я. Не. Состоим. В романтических. Отношениях. – Чисто физиологическое соглашение, – задумчиво отвечает Спок. – Логично и более вероятно. Мне было трудно представить, что капитан увидел в таком посредственном докторе, как вы. Леонард хватает воздух ртом. – Что? – Я сказал, что мне было трудно представить, что капитан увидел в таком посредственном докторе, как вы. Мои слова недостаточно понятны? – Я тебя и в первый раз услышал ты, чёр… – Прошу прощения, если моё наблюдение вас оскорбило, – Спок не выглядит особо извиняющимся. – Конечно, я могу опираться только на собственный опыт общения с вами. Возможно, вы более… осведомлены о медицинском наблюдении землян. Однако мне стало ясно, что вы, как говорится, «ни грамма» не знаете о вулканцах. Леонард захлёбывается переполняющей его злостью. И, естественно, в этот момент к ним подходит Джим. – Боунс! – жизнерадостный, как никогда. – Приятель! Друг! Песня моего сердца, брат моей души! – Чего ты хочешь, – рычит доктор. – Почему я обязательно должен чего-то хотеть? – обиженно спрашивает Джим. – Почему я не могу просто посидеть со своими лучшими друзьями? Леонард взглядом пришпиливает блондина к месту. – Честно! – настаивает Джим. А потом: – Но я бы не сказал нет маленькому, малюсенечкому кусочку последнего шоколадного пудинга… Лен хочет ответить одной из обычных реплик («нет» или «нет, чёрт возьми», если хочется разнообразия), когда в голове появляется идея. Плохая идея. (Наверное, он слишком много времени провёл с Джимом.) – Ладно, – вздыхает Лен. – Маленький, малюсенечкий кусочек. – Правда? – Джим в восторге. Лен обмакивает палец в пудинг. – Вот, – уголком глаза он видит, как напрягся Спок. – Ты лучший, Боунс! – усмехается Джим. И наклоняется, берёт палец в рот и сосёт, слизывая пудинг, прикрывает глаза и стонет от удовольствия. И да, это выглядит эротично даже для человека. Для вулканца, должно быть, это чистая порнография. – Ммм, – Джим выпрямляется и облизывает губы. – Превосходно. Ну, у меня видеоконференция с Пайком и Арчером – увидимся позже! – И, похлопав Спока по плечу, насвистывая, выходит из столовой. Спок сидит идеально ровно, кулаки крепко сжаты, в тёмных глазах ярость. Это выражение Леонард видел только однажды: прямо перед тем, как тот почти задушил Джим на мостике. – Я требую, чтобы вы немедленно извинились за своё неподобающее поведение, – голос больше похож на рычание. – Какое поведение? – невинно спрашивает Лен. – Я же «ни грамма» не знаю о вулканцах. Долгое время Спок лишь скрипит зубами, а потом встаёт и быстро покидает столовую. "Наверное, однажды я об этом пожалею”, – думает Леонард. "Но не сегодня".***
– Знаешь, что классно? – внезапно спрашивает Джим тем вечером. Спок ждёт продолжения. Но, не дождавшись, отвечает: – Думаю, вы надеетесь использовать человеческую технику, когда субъект задаёт гипотетический вопрос, а собеседник должен дать общий ответ, чтобы оптимизировать вербальное сообщение субъекта. Джим упорно твердит себе, что это не мило. И это точно не самая милая вещь, что он когда либо слышал. Не улыбайся, не улыбайся, не улыбайся…. ооо, слишком поздно. – Спок, ты не меняешься, – усмехается блондин, и Спок отводит взгляд. И выглядит немного зеленее обычно, если подумать… Или это просто игра света. – Маловероятно, что я последую вашей просьбе, капитан. Естественные процессы, связанные со старением… – Просто небольшая гипербола. И Джим. Пауза. – Хорошо… Джим, – неуверенно, словно не знает, заслужил ли это право. «Держись, Кирк. Это просто имя… Ииии он снова улыбается.» – Так. На чём это я..? А, да. Спок, а знаешь, что классно? В этот раз Спок подготовлен. – О каком стимулянте ты говоришь? Джим передвигает своего слона на уровень выше. – Говорить нет сексу. Спок поднимает бровь. – У меня сложилось впечатление, что вы нечасто так поступаете. Это не должно было стать сюрпризом. Джим даже и поспорить не может, потому что это правда. – Вау, – капитан надеется, что улыбка не выглядит так же фальшиво, как чувствуется. – Это самый пафосный способ назвать меня шлюхой из всего, что я слышал. – Я… извини, Джим… Я не имел в виду… Джим отмахивается от него, пусть даже подобное высказывание не очень приятно слышать. – Я знаю, – и снова возвращается к рассматриванию доски. – Не пойми меня неправильно, говорить нет сексу не так хорошо, как говорить сексу да. Очевидно. Но в этом явно есть что-то от оргазма. – Удивительно, – отвечает Спок своим «Я-перестал-пытаться-понять-тебя» голосом. – Ты имеешь в виду какое-то конкретное событие? – Вообще-то да… Ты знаешь, что йомен Рэнд теперь работает на Боунса, а его йомен, Росс, на меня? – Меня уведомили. – Ну, и она… эмм, она предложила мне сегодня. Довольно прозрачно. – Предложила секс, – уточняет Спок. – Ага. И я сказал нет. Это было… Не знаю, довольно круто. приятно говорить нет сексу-на-одну-ночь ради того, чтобы сохранить нечто более важное. Спок поджимает губы. – Ты имеешь в виду свои отношения с доктором МакКоем. – Что? – недоумённо моргает Джим. – Почему мои отношения с Боунсом не дадут мне спать с йоменом Росс? – Так значит ваши отношения не…открытые? – Открытые? – повторяет Джим. – Открытые в чём? – А потом понимает. – О, Спок, нет, мы не…. Тот случай в ванне, был недоразумением, правда. У нас с Боунсом всё не так. Спок продолжает смотреть на него недоверчивыми прищуренными глазами. – Отношения между вами ближе, чем обычная мужская платоническая дружба. Ваше отношение друг к другу больше напоминает романтическое. – Да, – соглашается Джим. – Так и есть. Но мы не спим вместе. Никогда не спали и никогда не будем. Лицо Спока не меняется, но Джим улавливает исходящие волны… довольства. Или нет… скорее самоудовлетворённости. – Вообще-то, когда я сказал, что поменял наших йоменов без всякой на то причины, я не был до конца честен. Бровь Спока снова взлетает вверх. – Я так и думал. – Я играю роль сводника. Понимаешь, они оба умные, саркастичные и на двести процентов со мной не церемонятся. А ещё её имя начинается на Дж. Это идеально! – Ты веришь, что они романтически совместимы из-за первых букв её имени? – спрашивает Спок. – Нет! Ну, ладно, да, но не только поэтому. Просто когда я лучше её узнал, у меня появилось это чувство… Спок ты веришь в судьбу? – Абсолютно нет, – отвечает первый офицер. – Окей, забудь об этом, – вздыхает Джим. – Как насчёт… Знаешь, чувство, когда ты кого-то встречаешь, и ты можешь его ещё не знать; и понятия не имеешь, кем вы друг другу будете; но ты знаешь, что нужно за него держаться иначе пожалеешь? Затянувшаяся пауза дольше, чем, как думает Джим, следует уделять этому вопросу, пока наконец: – Да. – Вот я так чувствую с Боунсом и Рэнд. По взаимному сарказму, я знаю, что они прекрасно поладят друг с другом, но это не значит, что между ними есть эта искра. Поэтому я сделал её его новым йоменом, потому что, пусть даже Боунс говорит, что он открыт отношениям с нижестоящими офицерами, я знаю, что, в конце концов, он слишком нерешителен, чтобы сделать первый шаг. Поэтому, фактически, у него в каюте будет постоянно обитать умная, саркастичная, прекрасная девушка, а он даже не пошевелится. – Дьявольский смех. – Не видать ему покоя. Это будет великолепно. – Весьма хитроумный план. Я одобряю. Теперь Джим смеётся по-настоящему. – Можно ещё один вопрос, капи… Джим. Если то, что ты стремишься сохранить, это не твои отношения с доктором МакКоем, то почему ты не согласился на предложение йомена Росс? – О, никакой загадки в этом нет. Я просто не… Я не хочу так ввязываться в это с кем-то, кого могу уволить. Понимаешь? Дисбаланс полномочий – это… нехорошо. Кажется, Спок серьёзно над этим задумывается. – В таком случае вам должно быть непросто удовлетворять ваши сексуальные потребности, поскольку вы можете уволить почти кого угодно из команды. Джим не знает, вести этот разговор именно со Споком – это ужасная ирония или старая добрая неловкость. – Ну… да. Это нелегко. Но я могу себя контролировать, если нужно. – И всё же, – продолжает свою мысль Спок. – Для людей длительное воздержание может стать причиной рассеянности, нервозности, вызывать проблемы со сном. – Спасибо, – сухо благодарит Джим. – Ты правда знаешь, как утешить. Вулканец продолжает, словно не слыша. – Эти симптомы малозначительны в повседневной жизни, но, в твоём положении, необходимо работать на максимуме постоянно. – Да, – соглашается Джим. – Мне нужно будет что-то с этим сделать. – Все, за исключением первого офицера и старшего медицинского офицера, не подходят под заданные параметры, и поскольку ты отказываешься заниматься сексом с доктором МакКоем, я… – Спок замирает, словно столкнулся с внезапным пониманием. – О. Я понимаю, на что ты намекаешь. – А, – тянет Джим. – Да? – Ну и хорошо, потому что Джим нет. – Да, и я… одобряю ваш подход. – Спок смотрит на него и почти улыбается. – Это… очень логично. И, по правде сказать, Джим понятия не имеет, о чём они говорят (не спать с нижестоящими членами команды? Признать, что ему нужно затащить в постель первого встреченного служащего из гражданских?), но он благодарен лишь за то, что стал причиной такого взгляда от Спока. – Спасибо, Спок, – улыбается он в ответ. – Всегда пожалуйста, – отвечает Спок. И потом: – Шах. – Что? Ооо, ну нет. – Джим усмехается, наклоняется вперёд и делает то, что делает всегда, – меняет игру в свою пользу.***
Может, Нийота – пессимист, или, может, просто реалист, но она всегда знала, что её роман со Споком закончится словами: – Я бы хотел пересмотреть параметры наших отношений. – Какие? – подозрительно спрашивает Нийота. – Я пришёл к выводу, что эффективность работы корабля повысится, если наши сексуальные отношения будут открытыми. Ну, этого она точно не ожидала – Ты хочешь иметь возможность спать с другими людьми? – С другим человеком. – Кирком, – она даже не может сказать, что удивлена. А вот Спок удивлён. – Да. Тебе известно о его уникальном положении в сексуальной жизни? Нийота знает даже слишком много известно о сексуальной жизни Кирка, к сожалению. – Нет, я просто… догадалась. – Капитан не желает вступать в коитус с членами экипажа, с которыми его разделяет разница в служебном положении. В сочетании с его повышенными сексуальными потребностями это может стать причиной рассеянности и возможной угрозы Энтерпрайз. Поскольку доктор МакКой является нежизнеспособной альтернативой, капитан попросил мою помощь в решении данного вопроса. Либо Споко-стандартный словарь Нийоты дал сбой, либо Спок только что сказал… – В смысле, как запасной аэродром? – Я не знаком с данным выражением. – Ты хочешь открытых отношений, чтобы быть доступным для Кирка? Спок кивает и смотрит почти с облегчением, что она поняла. – На него это не похоже, – хмурится Нийота. – Ты уверен..? – Да. Я надеюсь, что ты рассмотришь данный вариант логически. Конечно, это ни в коей мере не влияет на моё к тебе уважение и привязанность, однако мои обязанности перед Энтерпрайз должны быть на первом месте. Если Нийоте и требовалось подтверждение того, что у них со Споком всё кончено, и уже очень давно, то она его только что получила. – Знаешь, – ей удаётся сохранять лёгкий, почти светский, тон голоса, пусть даже внутри чувствует заполняющую её печаль – Я очень хороша в ксенолингвистике. – Верно, – соглашается Спок, явно недоумевающе. – И я заметила, что, если разобраться, каждый индивидуум использует в речи свой код. Например, ты… Когда бы ты ни говорил «Энтерпрайз», ты имеешь в виду «Кирк». Спок не отрывает от неё глаз. Нийота касается его щеки, чувствует подступающие к глазам слёзы и улыбается. – Всё хорошо. Это то, как работают чувства. Они не следуют нашим правилам – мы следуем их. Глаза Спока всё так же прикованы к ней. – Ты разрываешь наши отношения? – Никогда, – отвечает она. – Ты всегда будешь моим очень близким другом. Именно поэтому я хочу позволить тебе довериться чувствам. Вулканец закрывает глаза. – Я слышал этот совет и ранее. Но я всё ещё не понимаю… Как я могу довериться чувствам, когда они настолько мощные и могут так внезапно измениться? Нийота наклоняется вперёд для одного, последнего, нежного поцелуя. – Они не совсем меняются. Мы просто понимаем, что чувствовали на самом деле всё это время. – Понимаю, – шепчет он, когда она отстраняется, и смотрит на неё почти в восхищении. – Ты одна из самых добрых и мудрых существ, которых я когда-либо встречал. Я забочусь и всегда буду заботиться о тебе… – Я знаю, – улыбается Ухура, пусть даже вместо этого ей хочется плакать. – Но твои обязанности перед Энтерпрайз должны быть на первом месте.***
Следующий день наполнен новыми возможностями, новыми горизонтами, новыми инопланетными эпидемиями, которые предстоит вылечить Боунсу, новым протоколом медицинской безопасности, которые остальная команды будет игнорировать, и в результате половина из них случайно заразится. Учитывая всё это, Джим весьма впечатлён тем, что Боунс, матерящийся и грозящий всему миру множеством ненужных операций, заявился на мостик, а не убил кого-нибудь. Спок хладнокровно наблюдает за наворачивающим круги доктором с лёгкой брезгливостью. – Общее заключение, которое я могу дать от представленной истерики – это то, что множество пациентов требуют лечения в этот самый момент. Это так? Боунс что-то типа кивает/дёргается, соглашаясь, пусть даже и выражено это лишь отсутствием несогласия. – В таком случае, логично было бы заняться лечением, а не тратить время на рассказы о том, сколько у вас работы? – Нет, не логично, ты шлемоволосый овощной убийца, – Спок приподнимает бровь, – потому что причина, по которой я рассказываю вам, недоросли, сколько у меня работы, – это затем, чтобы вы нашли мне кого-нибудь в помощь. Может кого-нибудь с медицинским образованием! Ассистента! Кого-нибудь! Я доктор, а не бог! – Я видел тебя голым, и знаю, что с последней частью можно поспорить, – возражает Джим. Это не только уничтожает легендарный Гнев Боунса – он по-настоящему бледнеет. – Джим, я же сказал тебе, – шипит он, мельком оглядываясь на кресло первого офицера. – Ты не может продолжать озвучивать подобные комментарии! – Почему нет? – спрашивает ровный голос Спока, а сам Спок появляется за спиной Джима. – Нелогично беспокоиться о комментариях, не имеющих никакого отношения к реальности. Боунс выглядит растерянным и немного подозрительным. Когда Спок вручает Джиму падд со списком лиц, находящихся в карантине, его пальцы касаются Джима странно нарочным образом, что, эмм… нормально? приятно. Немного странно, но приятно. – Иисус Христос, – выдыхает Боунс. Джим поднимает на него вопросительные глаза, но тот с лицом человека, страдающего запором, уходит прочь, ворча себе под нос. А Спок… Спок выглядит чуточку самодовольным, вообще-то. – Что здесь только что произошло? – интересуется Джим. – Пожалуйста, капитан, уточните, – отвечает Спок. – Произошло множество событий в самых разных местах. – Забудь, – вздыхает Джим.***
Шутки в сторону, быть капитаном звездолёта нелегко. Джим имеет дело с кучей документов на подпись, вспыхивающими конфликтами и постоянными звонками комма. А ещё есть куча вещей, с которыми ему приходится разбираться не потому, что он капитан, а потому, что Богу угодно подсовывать ему новые забавы, как например то, что не один, а сразу два Спока ему ничего не рассказывают. – В смысле, он знает?! – кричит Джим. Посол Спок невинным взглядом смотрит на него с видеоэкрана. – Я имею в виду именно это. Моя альтернативная версия прекрасно осведомлена о моём существовании. Мы даже разговаривали несколько раз. Возможно, сказать разговаривали будет преувеличением… – Но, – запинается Джим. – парадоксы! Взрывающийся мир! Общий хаос и смерть! – До настоящего момента нам удалось избежать большинство из перечисленного, – спокойно отвечает Спок. Тогда… он лгал Джиму чтобы… чтобы что? Отправить его назад и… И создать те же условия, в которых он был со своим Джимом Кирком. Дать Джиму шанс на Единственного. И с одной стороны – о, этот остроухий ублюдок, а с другой… – Я вижу, что ты хотел сделать, – понурившись, отвечает Джим. – И я ценю это. Но мы с тобой – другим тобой – не будем вместе в этой Вселенной. По правде, я думаю, так даже хуже. – Он заботится о тебе больше, чем ты думаешь. – Он пытался убить меня на консоли Сулу. Посол делает паузу, выглядит почти неловко. – Да. Возможно не самый хорошо продуманный план, который я составил за свою долгую жизнь. – Думаешь? – ворчит Джим, откидываясь на стуле назад и скрещивая руки на груди. Какое-то время они сидят в тишине, оба погрузились в свои мысли, и Джим знает, что, наверное, он должен сейчас злиться, но он… Он понимает, что не может смотреть на Спока – на глубокие линии на старом лице вулканца, смесь тепла и боли в глазах, каждый раз, когда он смотрит на Джима – и хотя бы притвориться, что злится на него. – О чём вы двое вообще разговариваете? – Обычно о тебе. Ну, это явно не сулит ничего хорошего. – Что обо мне? – В последний раз мы обсуждали общие черты и различия между тобой и Кирком-моей-Вселенной. – Вряд ли там много различий, – говорит Джим, в основном потому, что знает, что именно это посол хочет слышать. И, конечно, тот улыбается. – Я тоже так думаю, независимо от пути, приведшего тебя сюда, вы оба командуете одним кораблём… – Джим произносит одновременно со Споком. – Энтерпрайз. – Команда, практически одна и та же, продолжает Спок. – И почти один и тот же стиль управления. Вы даже любите одну и ту же еду… – Пирог с курицей, – в унисон отвечают Джим со Споком. – И одну и ту же книгу… – «И восходит солнце», – говорит он, в тоже время, как Джим: – «Великий Гэтсби». Они замолкают, удивлённо глядя друг на друга. – Правда? – спрашивает Джим. – «И восходит солнце»? В смысле, она хорошая… Хорошо написана, очевидно, Хемингуэй и всё такое. Но этот обречённый роман не в моём вкусе, он просто перегружен и излишне утомителен, как отполированная мыльная опера. Посол долго смотрит на него, потом спрашивает: – Разве «Великий Гэтсби» не рассказывает историю обречённого романа? – Нет, – возражает Джим. – В смысле, да. Рассказывает. Но «Великий Гэтсби» вовсе не о романе Гэтсби с Дейзи; он о великом Гэтсби. О парне, который отчаялся быть хорошим, чтобы стать великим – чтобы он мог блистать, быть богатым и влиятельным, но пустым – потому что это то, чего от него хотела Дейзи. О парне, который пытается быть любимым, но терпит поражение. С другой стороны «И восходит солнце» по сути – эпичный роман. Он не о том, почему Бретт Эшли не мог быть любим – а о мужчине, который пытался, но не мог любить её. Поэтому ты прав, они оба написаны на одну тему. Почти зеркальные отражения друг друга. Но, начинаясь одинаково, из-за этого становятся почти совершенно разными историями. Вулканец не отвечает. Не отвечает очень долго. – Понимаю, – наконец говорит он, и Джим гадает, как много он и правда понимает. – Видимо мой юный двойник доказал, что возраст не всегда пропорционален мудрости. – Что ты имеешь в виду? – Он был прав – ты совсем не свой двойник. Его тон – грустный? смирившийся? разочарованный? – зарождает панику внутри Джима, и он открывает рот, чтобы забрать свои слова назад, защищать «И восходит солнце», сказать всё, что потребуется, чтобы не разочаровать Спока ещё больше. Но потом вулканец добавляет: – Я оказал тебе плохую услугу. Джим замирает, растерянный и обескураженный. – Что? – Ты свой собственный человек, Джим, – говорит он. – Это уже и так достаточно ясно, и я думаю, станет ещё заметнее, со временем. – Мне… – жаль, хочет сказать Джим, но Спок его обрывает. – Не извиняйся за то, кто ты есть и кем станешь. Ты не связан чьими-либо представлениями, даже своими собственными, и я приношу свои извинения за то, что считал иначе. – Он делает паузу, глядя на Джима так, словно видит его душу или типа того. – Если позволишь, я бы хотел сказать тебе то, что должен был сказать, когда мы впервые встретились. Джим кивает, настороженно и любопытно. – Приветствую. Я Спок. Это честь познакомиться с тобой. – И для меня, – отвечает Джим, облегчённая улыбка, появившаяся на его лице, широкая и свободная. – Я Джим Кирк. Знаешь, думаю, это может стать началом чего-то прекрасного.