***
— Я убью тебя, — скрипит Боунс, ворвавшись на мостик с самого утра. — Хай, Боунс, и тебе доброе утро. Рад тебя видеть, как дела? — восторженно отвечает Джим. — Хай, Джим, друг, брателло, и я счастлив тебя видеть!!! — Капитан единолично разыгрывает в лицах и вас, и себя, — поясняет Спок. — Хотя, кажется, ваша роль, у него недостоверна. — Благодарю за помощь, — бросает тот вулканцу. Потом оборачивается к Джиму: — Я сказал тебе поменять наших йоменов обратно! — Нет, не так. Ты сказал мне поменять её должность, я это и сделал. — На моего личного помощника? — возмущается доктор голосом, который не назовут визгом лишь потому, что тот, кто осмелится так сказать, узнает, что жизнь короче, чем можно было ожидать. — ТЫ СЕРЬЁЗНО? — Хей, не ты ли тут на прошлой неделе вопил, что тебе нужен личный помощник! Боунс готов рвать на себе волосы. — Да, но не её! — Почему нет? Ты недоволен её работой? — хмурится Джим. — Нет, — признаёт МакКой. — Она прекрасный работник. Даже мне не к чему придраться. Но… — Ты недоволен её отношением к работе? Её профессионализмом? — Нет! Она превосходна, терпеливая, и умная, и компетентная, и она знает о медицине больше, чем все мои интерны вместе взятые, но... Джим поднимает руку, серьёзный как никогда. — Боунс, ты попросил меня дать тебе личного помощника. Учитывая организаторские способности, сообразительность и медицинскую подготовку, я счёл йомена Рэнд наиболее подходящей кандидатурой для данной работы. И понижу её в должности только если окажется, что она не подходит для данной работы, а не потому, что она имела несчастье родиться хорошенькой. — Злость на лице Боунса постепенно сменяет виноватое выражение. — И если ты не можешь перестать думать о том, как она выглядит без униформы, то это твои проблемы, — беспрекословным тоном заканчивает Джим. — Верно, — Боунз явно ошарашен и потрясён до глубины души. — Ты прав. Прости… Я, пожалуй, пойду… мне в.... — Он со свистом выдыхает, качает головой и уходит обратно, в медотсек. К тому моменту, как за доктором закрываются двери турболифта, Джим уже едва может сдерживать ухмылку. — Вы выглядите довольным результатом разговора с доктором МакКоем, — замечает Спок. — Довольный даже рядом не стояло, мистер Спок, — отвечает Джим, оборачиваясь к старпому с маниакальной ухмылкой. — Он с ней конкретно попал. Теперь он будет хотеть её ещё больше, учитывая, что она всё время рядом, а винить ему некого, кроме себя. Плюс, теперь, когда я поселил в его голову мысль о том, что скрывается у неё под платьем, он едва сможет думать о чём-либо ещё. Спок рассматривает его, склонив голову. — Удивительно. Вашего таланта манипуляции стоит опасаться. — Оууу… ты всегда мне льстишь, — улыбается Джим. Секунду спустя, когда его первый вручает ему падд с графиком предстоящих дежурств, их пальцы мягко прикасаются — вообще-то в последнее время это происходит довольно часто — посылая заряд тока вверх по руке Джима. — Капитан, — произносит Спок, слишком тихо, чтобы их слышал кто-либо ещё. — Вам требуются мои… услуги? В смысле услуги первого офицера? Джим поднимает на него непонимающие глаза. — Не больше, чем обычно. А что? Спок лишь кивает и возвращается к своему месту.***
Меньше восьми часов спустя Рэнд перехватывает его в коридоре в перерыве между альфа и бета-сменами. — Капитан, вам нужно меня понизить. — Ну, не каждый день я такое слышу. — Доктор МакКой меня ненавидит, — с несчастным видом поясняет она. Более несчастным, чем у работника с плохим начальником. — О, — Джим потирает затылок. — Слушай, дело в том, что… Боунс всех ненавидит. — Меня он ненавидит больше других. — Нет, слушай меня. Боунс всех ненавидит — но если он это показывает… Ну, с его стороны это комплимент. — Правда? — недоверчиво переспрашивает девушка. — Разве я тебе врал? Рэнд косо смотрит на него. — ...В смысле, в этой комнате? Поэтому, да, пришлось повозиться, но к (весьма хорошо скрытому) удивлению Джима, она всё-таки верит его словам. Что становится главной причиной того, что на мостик он приходит с широченной улыбкой. — Или у него очень хорошее настроение, или собирается кого-то убить, — говорит Сулу. Джим хихикает, как безумный учёный. — Он собирается кого-то убить, — теперь Сулу в этом уверен. — Знаете, — Джим усаживается в капитанское кресло и потирает ладони. — Если у меня не сложится с карьерой во Флоте, я пойду в профессиональные свахи. — О, Боже, — слышно от Ухуры. — В таком случае, на радость всем присутствующим, — отвечает Спок тем сухим тоном, что Джим так обожает, — вы исключительный капитан. Джим поворачивается и усмехается ему.***
Что, конечно, очень хорошо и мило, вот только легко притвориться, что у него нет огромного, но не взаимного… чувства к своему первому офицеру, когда между ними всего восемь футов (да, он высчитал расстояние между их консолями, заткнись) на мостике, и это всё на глазах у всей команды. И совсем не легко, когда между ними меньше полуметра, и Джим открывает дверь, чтобы впустить Спока с шахматами и отчётом по использованию бюджета, когда он выглядит… иначе. Иначе — в смысле лучше. Иначе — в смысле мнммн. На нём приталенная тёмная рубашка и такие же узкие брюки, словно он вулканский Джеймс Бонд или типа того; и Джим правда не должен так ждать, пока его друг пройдёт в каюту занять своё место, потому что, Иисусе, он до смерти хочет видеть, как эти брюки выглядят сзади; или, ещё лучше, на полу возле его кровати. В защиту Джима можно сказать, что Спок сам виноват, раз надел их. И одеколон. И, вообще-то, много одеколона. Очень-очень много одеколона, вообще-то. Глаза Джима начинают слезиться, он закрывает рот и нос, пытаясь приглушить запах. — Спок… мне это… сложно д-дышать со всем этим… — Прошу прощения, — напряжённо извиняется Спок. — Человеческая чувствительность к запахам существенно отличается от вулканской. И поскольку я не смог найти рекомендованную дозировку, то был вынужден самостоятельно определять насыщенность аромата, которую вы сочтёте приятной. Очевидно, что мои расчёты оказались ошибочны. Человеческое восприятие не такое уж плохое, хочется возразить Джиму, но ему правда становится трудно дышать, даже закрыв нижнюю половину лица. Он пытается сделать вдох, но в лёгкие ничего не поступает, словно в его горле что-то мешает, перекрывая доступ к кислороду и сердце бьётся так часто, и всё словно слегка кружится перед глазами, и о. О, ему знакомо это ощущение, это… — Спок, — удаётся выдавить ему. — Н-не могу… — Капитан? К счастью, Спок успевает подхватить его до того, как он падает на пол; руки вулканца держат его крепко, наверное, это самая тихая паническая атака в мире. — Боунс, — выдыхает Джим, а потом словно вдалеке слышит звук кома, голос Спока, он что-то говорит, но разобрать слова не получается, а потом блондин не слышит ничего.***
— Ну, конечно, у тебя будет смертельная аллергическая реакция на парфюм, — недовольно ворчит Боунс, когда Джим просыпается в медотсеке. — Конечно, у тебя, и только у тебя. — Это одеколон, — говорит ему Джим, но наружу выходит больше похоже на: “ттдеконн”, потому что глупая маска закрывает его нос и рот. Он тянется снять её, но Боунс его останавливает и сам снимает, не переставая ворчать. — Спок собирался сам доставить тебя в медотсек, но не хотел и дальше подвергать тебя воздействию аллергена, — произносит другой голос. Джим оборачивается и видит Ухуру, сидящую на стуле возле кровати. — Он попросил меня “убедиться, что капитан выживет на этот раз”, пока он принимает душ. Джим слышит сухой сарказм в словах вулканца, даже переданных голосом Ухуры, и чувствует неприятный укол от того, что Спок никогда не посылает других позаботиться о важных ему делах. Так что либо Джим — дело, о котором он не заботится, либо он доверяет Ухуре безмерно, бесконечно, абсолютно. Он не знает, что из этого хуже. — Ну, — он приподнимается, чтобы сесть на кровати, и ему даже удаётся улыбнуться девушке. — Я вполне уверен, что выживу. — На этот раз, — зловеще добавляет Боунс. — Оставайся таким же оптимистом, окей, Боунс? Ухура поднимается на ноги. — Мне нужно сказать Споку, что ты пришёл в себя. Он меня ждёт. Она так легко это говорит, словно иметь кого-то, кто ждёт её, скучает по ней, замечает её отсутствие — Спока, ждущего её, — это обычное, ничем-не-примечательное дело. Его накрывает волна ревности, неведанная и оглушающая, и он растягивает губы шире, острые слова вырываются сами. — Если поторопишься, то сможешь присоединиться к нему в душе! Знаешь, сэкономите воду. Объедините ресурсы. Очень логично. Ухура не отвечает, лишь смотрит на него, долго и не отрываясь. А потом: — На нём были те брюки, что я ему купила, — ни с того, ни с сего заявляет она. — Как ты заставил его их надеть? — Как я заставил? — удивлённо переспрашивает Джим. — Я ему ничего не сделал! А вот он чуть не убил меня своим оружием обонятельного поражения! — Вау. Всё ещё? Правда, что ли? — Ухура закатывает глаза. — Ты идиот. Почти такой же, как и он. Вы друг друга стоите. — А? — переспрашивает Джим, но она уже уходит.***
Есть две причины, по которым Нийота решает получше присмотреться к новому офицеру, с повышением переведённому в коммуникационный отдел, — одна более очевидная и одна менее. Первая, естественно, — это то, что это новый, молодой, офицер с горящими глазами, который либо: а) попытается подорвать её положение, потому что у командников всегда есть вопросы, когда дело касается контроля, или, ещё хуже, б) замедлит всю их работу своими идеалистическими представлениями о том, как должны работать связисты. Лучше сразу выявить возможные проблемы и решить их до того, как они перерастут во что-то большее. Вторая причина появляется потому, что когда он поднимается на мостик поблагодарить Кирка за повышение, капитан реагирует… Ну. Реагирует. — Лейтенант Райли, — говорит он, и внезапно его осанка действительно напоминает настоящего капитана, а улыбка настолько фальшивая, что Ухура почти ожидает, что она начнёт отклеиваться по краям. — Разве вы не должны быть в коммуникационном отделе? — Да! — Райли чуть ли не прыгает. — Моя смена начинается через пять минут. Я просто хотел поблагодарить вас за повышение! Для меня это так много значит, что вы… — Не бери в голову, — чуть напряжённо отвечает Кирк. — Я сделал это не для тебя… В смысле, да, но, потому что ты лучше всего подходишь на эту должность… Но я не… — Он останавливается и делает глубокий вдох. Райли пользуется возможностью вставить слово, словно ему не терпится высказаться. — А ещё, что если вам когда-нибудь нужна помощь, сэр, вы можете на меня рассчитывать! Я всегда на вас равнялся… — О, — Кирк смотрит на него широко открытыми глазами. Почти испуганными. — Нет, я не… Что довольно странно, потому что хоть Кирк обычно и ведёт себя как придурок, потому что не знает, что делать с похвалой, но теперь он словно… просто не знает, что делать. — Я думаю, он пытается сказать, — мягко замечает Нийота. — Всегда пожалуйста. Райли поворачивается к ней и улыбается. — Лейтенант Ухура! Думаю, вы мой новый старший офицер. — Думаю, да, — улыбается она в ответ. — Будем работать вместе. Знаешь, ты самый молодой офицер, который занимал эту должность — это большая честь. Ты уже рассказал родителям о своём повышении? — Ну, я рассказал бабушке с дедушкой, — отвечает Райли. — Мои родители умерли, когда я был маленьким. Вся моя семья была на Тарсус IV. Её заполняет ужас, сжимает горло. — О, боже. Мне так жаль… — Всё нормально. В смысле, нет, конечно, просто… Я не помню этого. — Ты этого не помнишь? — переспрашивает девушка.. — Я не помню шести месяцев голода. Кроме… — Внезапно Кирк резко дёргается в его сторону, выражение лица удивлённое и почти пугающе напряжённое. — Это странно, что я помню какие-то мелочи. — Продолжает Райли, не замечая ничего странного. — Например, запах убежища, где мы прятались. И иногда у меня бывают… вспышки цвета, и я знаю, что это с Тарсуса. И… и я помню кусок песенки, которую мне пела старшая сестра, когда мне было грустно. “За Антаресом*” называется, думаю. Она и сейчас поднимает мне настроение. “Небеса зеленеют, сияя,” — глядя вдаль напевает Райли. — Где сердце моё… Где сердце моё, где… эм, — Он замолкает, хмурится. — Никогда не мог понять следующую строчку. Ипантлун цви..? — И пахнут лунные цветы, — тихо поёт Кирк, и Кевин с Нийотой переводят на него удивлённые взгляды. — Что? — спрашивает он, защищаясь. — Не думала, что вам нравится такая музыка, — поясняет Нийота. Кирк отклоняется на спинку кресла, заигрывающе улыбается, но словно вполсилы, почти устало. — Ты ещё многого во мне не видела, Ухура. Девушка фыркает, закатывает глаза, — обычная реакция на ежедневные сексуальные намёки, но в голове откладывает песню в раздел с важной информацией. Пусть даже и не знает, что всё это значит.***
Охранники на Тарсусе знали о договорённости Кодоса с Джимом — им даже позволили наблюдать, однажды, — и то, что один из них попросит одолжить Джима в качестве награды было лишь делом времени. Кодос отказался. Когда Джим спросил его, почему, губернатор слегка удивлённо посмотрел на него: — Конечно, я не стану просто так тобой делиться. Я никогда не заставлю тебя делать то, чего ты не хочешь. — Хорошо, — согласился Джим, хотя сам только больше запутался. Если подставляться какому-то охраннику — это то, чего он не хочет… тогда это что? Кодос заметил его замешательство, и приподнял его голову, заставляя смотреть в глаза. — Чего ты хочешь, Джеймс? Джим понятия не имел, чего хочет, но он знал, чего хочет Кодос, что действительно имело значение. — Вас, — ответил он, и был награждён улыбкой.***
Даже после четырёх месяцев в капитанском кресле, даже с сознательным принятием обязанности вести себя как вменяемый человек, хотя бы большую часть времени, Джиму всё ещё приходится строго напоминать себе, что он не ребёнок, чёрт возьми, и он не может взломать замок в каюте Боунса и забраться к нему в кровать, как раньше, не важно насколько реальными кажутся кошмары, в которых Кодос жив и где-то рядом. Особенно теперь, когда у Боунса появился тот человек, которого он хочет видеть в своей кровати. Поэтому выбор падает на обсервационную палубу. И к его не-такому-уж-удивительному удивлению, там уже кто-то есть. — Знаешь, — говорит Джим вместо приветствия. — Я понимаю, что вулканцам требуется меньше времени для сна, нежели людям, но когда бы я ни пришёл сюда в 4 утра, ты всегда бодрствуешь. Ты когда-нибудь спишь или просто скрываешь, что ты вампир? — То же самое может быть сказано и о вас, капитан, — обернувшись, отвечает Спок. — Учитывая частоту ваших ночных появлений здесь, я оцениваю 78,433%-ную вероятность того, что вы не выполняете рекомендованную для людей норму девятичасового сна каждые двадцать четыре часа. — Ты включил проценты! — радуется Джим. — Я думал, ты перестал так делать. — Большинство людей воспринимает скрупулёзную точность, как укор их работе, — объясняет Спок и, поколебавшись мгновение, добавляет: — Однако, кажется… вы этому рады. Джим наклоняется вперёд, опираясь на согнутые в локтях руки и позволяя бесконечному пространству звёзд и знакомому присутствию Спока рядом прогнать напряжение из мышц и ненужные воспоминания из головы. — Мне нравится, когда ты ведёшь себя без оглядки на то, что будут думать другие. Тебе не нужно перестать рассчитывать вероятности до тысячных просто потому, что другие завидуют и хотели бы иметь хоть каплю твоей гениальности. — Пауза. — Только если ты не говоришь о нашей вероятности умереть какой-нибудь ужасной и неприятной смертью, тогда да, не надо этого. — Я приму ваши слова к сведению, — сухо отвечает Спок, но в его голосе есть намёк на что-то тёплое — может изумление, — так что Джим улыбается в ответ и снова переводит взгляд на звёзды, на неизведанные созвездия, зовущие его, тянущие его к себе за руку. В детстве он накрывался одеялом с головой и представлял, что он в открытом космосе. Теперь, когда он в космосе, он представляет себя внутри большого кокона из одеял, где тепло и безопасность темноты нарушают лишь маленькие огоньки, идеальные, и бесстрастные, и безукоризненные, и так уже миллиарды лет. — Они прекрасны, разве нет? — шепчет Джим. Спок следует его линии взгляда. — Не так сложно быть прекрасным на расстоянии. Джим никогда не думал об этом в таком ключе... или, может, не думал уже давно. Он как-то привык к тому, что всё — и все — прекрасны издалека; а когда подходишь ближе, то видишь то, что есть. Где-то в процессе это превратилось из разочарования в данность: всё выглядит лучше издалека. Просто такова жизнь. “С одним исключением”, — думает Джим, глядя вбок на Спока, на единственное, что становится только более и более прекрасным. Он мог бы стоять так часами, в уютной тишине, безбоязненно разглядывая своего первого офицера и друга, поражаться тёмным ресницам и бледной коже, тому, как он двигается, сидит, дышит, сосредоточение огромной мощи, сдерживаемой под постоянным, идеальным контролем, подавляющий и завораживающий одновременно. Отставив в сторону Боже-почему-ты-такой-красивый, есть другая, если не большая, сила, с которой Джиму приходится иметь дело — его особенный, поражающий воображение синтез морали и логики, превосходный и многогранный, как бриллиант, который Джим может сравнить со звёздами, что за миллионы миль отсюда. А ещё его бесконечная преданность, его несравненная компетентность, его удивительный интеллект… И вдобавок ко всему он ещё и добрый, любознательный, с ним весело, приятно общаться, и он терпелив (пусть и с оттенком смирения) к тому бреду, что вырывается изо рта Джима… Правда в том, что такие не должны существовать в реальной жизни. Джим гадает, понимает ли Ухура, какая она счастливица. Больно, конечно, напоминать себе о том, как всё на самом деле (и, что важнее, как никогда не будет), но это приятная боль; эта боль однажды (может быть? однажды) заставит его чувство уйти. Потому что оно уйдёт. Должно уйти. Это принцип жизни Джима: люди забираются либо к нему в сердце, либо в трусы. Но, дело в том, что он хочет Спока в обоих. И это пугает до дрожи.***
Он так отчаянно хочет избавиться от непослушного чувства, что даже готов рассказать о нём Боунсу, только чтобы доктор напомнил ему о том, что следовать ему будет очень ужасной затеей; но этим вечером Боунс дорывается первым до самоуничижения, ему хватило всего одного стакана. — Я не могу, — говорит он Джиму, и у блондина уходит секунда, чтобы вспомнить, о чём он. — Серьёзно? — требовательно переспрашивает он. — Ты всё об этом? — У тебя дурные советы. — Это потому, что у тебя глупые проблемы! — возражает Джим. — О, пожалейте меня. Я по уши, до дрожи влюблён в эту горячую и доступную совершеннолетнюю девушку, которая по уши, до дрожи влюблена в меня, я так растерян. Что же мне делать? — Я не так звучу, — ворчит Боунс, — и всё не так просто. — Именно так. Вы двое уже несколько недель пускаете слюни, глядя друг на друга, и это реально раздражает. Через неделю увольнительная, и не где-нибудь, а на Ризе, у них просто нереальные бассейны, в которые пускают строго без одежды, и… — Джим. — Или, если не можешь ждать так долго, то позови её к себе в офис, задёрни шторы, запри дверь на замок, нагни её над столом и... — ДЖИМ! — И почувствуешь себя намного лучше, — упрямо заканчивает Джим. — Меня не это беспокоит! А то, что будет потом. — Второй раунд? Ну, есть таблетки, если тебе… — Нет, я о той части, где мы строим отношения. — О. — Мне она очень нравится, Джим, — Джим почти может почувствовать, как давит в груди, от отчаяния в голосе Боунса. — И может я даже смогу её удержать какое-то время, но рано или поздно она поймёт, что я… — Что ты, что? — резко обрывает его Джим. — Что ты умный и надёжный, с мягким сердцем под всем этим южным налётом грубости, и фантастический доктор, и ещё более прекрасный человек? Боунс краснеет. — Ты мой лучший друг. И поэтому говоришь так. — А ещё, ты давно в зеркало смотрелся? — Джим, не скрываясь, оглядывает его с ног до головы и присвистывает. МакКой фыркает. — Серьёзно, Боунс, — теперь Джим говорит честно и прямо, потому что друг должен понять, что он на самом деле так думает. — Ты первый человек, который ничего от меня не хотел. Ты один из самых лучших, кого я знаю. И если Рэнд не видит, какой ты невероятный, то она идиотка. — Но Джослин… — … идиотка, — кивает Джим. — Вот и пример. — Я не переживу ещё один развод, Джим, — грустно отвечает ему Боунс. — Не смогу. — Воу-воу, погоди. Вы ещё на свидании не были, а ты уже успел на ней жениться и развестись? — Боунс хочет возразить, но Джим не даёт ему такой возможности. — Послушай. Тебе она нравится, значит пригласи её на свидание. Как эксперт по знакомствам на одну ночь, даю совет: забудь о планах на будущее. Может с Джослин у вас всё быстро завертелось, но на этот раз всё может быть по-другому. Ты не обязуешься быть с ней “пока смерть не разлучит вас” — ты соглашаешься провести с ней вечер. А после этого, будешь видеть, хочется ли тебе продолжения. Боунс смотрит на него. Минута абсолютной тишины, пока. — Иисусе. Я слушаю романтические советы Джима Кирка? — Хииийя, ага! — улыбается блондин. — Иисусе, — снова повторяет доктор и отводит взгляд в сторону. — Давай же, дай красотке шанс, что тебе терять? — В смысле, кроме дома, работы, машины, денег и дочери? — Да, кроме всего этого, — отмахивается от несущественных деталей Джим. — Абсолютно ничего! — Знаешь, если отбросить общую бредовость твоего совета, то он вполне ничего. — Льстец. Готов поспорить, ты это всем мальчикам говоришь.***
Несмотря на недовольные стоны и ворчание со стороны Боунса, когда приходит время увольнительной, и они, наконец, спускаются вниз (пришлось постараться, чтобы оторвать Скотти от контрольной панели), Джим уже собирается направиться к ближайшему бару, когда Боунс отводит его в сторонку и достаёт букет настоящих роз. — Оууу, как мило, спасибо! Но, ты же знаешь, что мне больше нравятся гвоздики. — Заткнись, — шипит Боунс. Он сегодня в костюме и даже волосы причесал. Джим лишь поднимает брови. — Это глупо, да? Я спятил? Или переборщил? Джим… — Да, да и да, — отвечает Джим. — А теперь иди и ослепи её, Боунс. У тебя всё получится. С этими словами он разворачивает доктора и толкает его прямо в Рэнд. Боунс, конечно же, не ищет лёгких путей, и поэтому следующую минуту они неловко топчутся на месте, опустив глаза, словно шестиклассники, бормочут и нервно дёргают руками, что-то показывая. Джим уже хочет подойти и стукнуть их лбами друг о друга, когда Боунс, не прошло и года, впихивает ей в руки букет с еле разборчивым “Вот”. Джим подавляет желание хлопнуть себя по лбу. — Что… — начинает Рэнд — Они, наверное, достаточно дорогие, чтобы оправдать пару часов со мной за ужином, — сквозь сжатые зубы выдавливает Боунс. Звучит так, словно он хочет убить её, а не пригласить на свидание. — Поэтому бери. — Ты говоришь, — медленно произносит Рэнд. — Как только я их возьму, то буду вынуждена пойти с тобой на свидание. — На секунду Джим думает, что она откажется, но потом девушка смеётся и принимает цветы. — Ну, раз ты настаиваешь. “Миссия выполнена”, — думает Джим, глядя, как они уходят вместе. Если б только он мог за них порадоваться. Кстати, говоря о не радостном, он так увлёкся уходящими в закат Боунсом и Рэнд, что почти пропустил то, как Чехов разговаривает с Сулу. Ну, точнее, прилип к Сулу, беспечно болтая и стоя очень-очень близко, явно вторгаясь в личное пространство. Может и очаровательно, смотреть на этот неопытный флирт, но парень всё ещё несовершеннолетний. Джим встречается глазами с Сулу (что довольно нелегко, учитывая как тот впитывает каждое слово навигатора) и улыбается. Сулу бледнеет. Они слишком далеко, чтобы понять, что конкретно тот сказал Павлу, но Джим с заслуженной гордостью видит, как пилот нехотя отодвигается. Мягкое касание к указательному и среднему пальцам предупреждает, что к нему подошёл его первый офицер. — Хей, Спок, — с улыбкой поворачивается к нему Джим. — Мы должны где-нибудь вместе отдохнуть. Можно пойти в аквапарк или типа того… — Воооот только у Спока есть девушка, и он наверняка хочет провести это время с ней, и с ней же пойти в бассейн, а потом заняться горячим, логичным сексом. Улыбка Джима немного вянет, но капитан быстро спохватывается. — Ухура может к нам присоединиться! Спок хмурится. — Я не заинтересован в участии третьих лиц, — довольно резко отвечает он. — Верно, — мямлит Джим, давая себе мысленный пинок. Почему вообще он решил, что Споку в увольнительной со своей девушкой нужен третий лишний? — Должен был сам догадаться. Интроверты и всё такое. Да вы почти инопланетяне, — нервно смеётся он. — Не то, чтобы с интровертами было что-то не так, или с инопланетянами. Ииии я, пожалуй, заткнусь. К счастью, Спок решает проигнорировать его неловкое проявление человековатости и вежливо спрашивает: — Ты упомянул рекреационную зону с водными бассейнами? И нет, Джим не настолько отчаялся, он не станет напрашиваться к Споку в компанию, лишь потому, что ему одиноко. — Да, но не волнуйся, я найду с кем пойти. Ну, знаешь, такие, как я. Спок склоняет голову набок, немного растерянный. — Экстраверты? Джим готов растаять. Конечно, Спок скажет “экстраверт” там, где все остальные скажут “шлюха”. — Ага, — не может не улыбнуться он. — Увидимся после, окей? Наслаждайся отдыхом. И, потрепав вулканца по плечу он направляется в бар, пытаясь игнорировать то, что неделя без Спока — это совсем не отпуск, и то, что вулканец так и не сдвинулся с того места, где Джим его оставил.***
Если бы кто-нибудь сказал Сулу, что он проведёт увольнительную с командером Споком, он рассмеялся шутнику в лицо (и, может быть, позаботился о том, чтобы этого не случилось). Но никто этого не сделал, и вот он здесь, в одном из баров Ризы и не с кем-нибудь, а со Споком; у каждого по стакану (хотя у вулканца просто вода), и они оба проводят не с тем, с кем бы хотели быть. По крайней мере, Хикару не знает где сейчас Павел, как и должно быть, потому что, очевидно, навигатор, когда выпьет, забывает о личном пространстве, а Сулу и так с ним чувствует напряжение… хм, да. Для всех лучше (в том числе и для нежных частей Хикару) остаться здесь со Споком. Потому что кого волнует, что Павла окружают инопланетники, которые не знают, или не хотят знать, сколько ему лет, которые видят лишь симпатичную мордашку и ночь без обязательств, а может прямо сейчас похищают Чехова для своих совсем не хороших планов? “Не меня”, — мрачно думает Сулу, делая очередной глоток… что бы там ни было в его стакане. Как бы неловко ему ни было сидеть со Споком, это служит ему напоминанием о том, что всё могло быть хуже; по крайней мере, Хикару сам решил самоустраниться. Сулу следует за взглядом вулканца, туда, где на другом конце комнаты Кирк опрокидывает в себя один шот за другим и флиртует со всем, что видит, вооружившись своей самой чарующей улыбкой и парой тёмных джинс, не оставляющих абсолютно ничего воображению. Прямо сейчас он заговаривает зубы парню с самой Ризы, тела обоих так близко, что буквально кричат о скором сексе, потому что Кирка можно описать многими словами, но ксенофоб — точно не одно из них. — И ты уверен, что он не специально меня изводит, — говорит Спок. Или спрашивает? Это могло быть вопросом. Сулу уже ни в чём не уверен. Не уверен, сколько он выпил, вообще-то, не помнит, что было у него в стакане, что возможно ещё более проблематично. — Да, уверен, он всегда такой, — с этими словами он опрокидывает в себя всё, что оставалось в стакане, и бормочет: — По крайней мере, твой — не ребёнок. — Он не мой, — тут же отвечает Спок, и Сулу едва сдерживает желание фыркнуть. Вулканец не отводил глаз от Кирка всё то время, пока они здесь. — Всё же, я не могу понять, почему капитан предпочитает обращаться к незнакомым инопланетянам, нежели чем... Он обрывает себя на середине предложения и место этого повторяет: — Я не понимаю. — Да, но не говори, что удивлён. Спок переводит свой взгляд на него. — Поясни. — Ну, я люблю капитана… — выражение лица Спока едва заметно меняется, и по спине Хикару пробегает дрожь. — Как друга, конечно же, не в том смысле, — поспешно добавляет он. — Но, судя по тому, что я знаю, он шлюха. — Лицо Спока становится лишь более каменным и более пугающим, поэтому Сулу быстро исправляется. — Нет… в смысле… Слушай, моногамия просто не записана в его программный код, что… странно. — Хикару хмурится, трезвой частью мозга пытаясь найти слова, чтобы описать, что имеет в виду. — Он так серьёзно относится ко всему… но когда дело касается романтики, его словно ничего не колышет. Он спал со всеми подряд, и когда с Гейлой встречался, видишь ли. Даже сказал, что не отличил бы её от другой орионки. — Это весьма нехарактерно для капитана, — возражает Спок. На лбу у вулканца появились едва заметные складки. — Он обладает исключительной памятью. — Хей, обычно, я бы с тобой согласился. Не про память, этого я не знаю, я про измены. Не думал, что это в его стиле. Но я это слышал лично от него, поэтому. — Он пожимает плечами и машет нетвёрдой рукой в сторону барной стойки, где капитану и его компаньону уже очень и очень нужно найти отдельную комнату. — По крайней мере, он этого не скрывает, верно? Спок всё так же следит за Кирком и не отвечает.***
Возвращаться к случайным знакомствам так же легко, как падать, и так же болезненно. Он забыл азарт игры, желание брать, касаться, сделать своим. Чувство стыда и грязи, что приходят после, когда он натягивает брюки; это уже четвёртый за сегодня, ты шлюха, хочешь этого так сильно, а мог бы сделать намного больше, мог бы спасти их, отмотать, попробовать снова, отмотать, попробовать снова, отмотатьотмотатьотмотать, к безопасности и попробовать снова, и снова, и снова, пока не найдёшь решение. Он игнорирует его, избегает одиночества, избегает Боунса, Спока и других членов команды как только возможно; с головой бросается в сиюминутные импульсы и притворяется, что ни о чём не думает, пока, наконец, сам в это почти верит. И если большинство его партнёров на ночь мужского пола, светлокожие и с тёмными волосами, ну. Может, это ничего и не значит.***
Если Джим и надеялся на теплый приём после увольнительной от Спока (а он же не надеялся, потому что это смешно и жалко, и, Боже, вот он влип), то его ждало совсем другое, потому что по прибытии на Энтерпрайз Спок приветствует его кратким: — Капитан. Вы себя удовлетворили? — Что? — переспрашивает Джим, потому что… что? — Знаешь, есть намного менее неловкие способы спросить, хорошо ли я провёл увольнительную. Мог бы спросить… Ну, правда, любым другим способом. — Я приму данную информацию к сведению, — отвечает Спок, без всякого намёка на тепло в голосе, и Джим хмурится. — Я сделал что-то не так? — Нет, — отвечает Спок после секундной заминки. — Мне нужно проследить за погрузкой. И с этими словами он уходит в грузовой отсек. Джим хочет последовать за ним и не отлипать, пока тот не признает, что его гложет (что обычно следует после огромной доли “Вулканцы не склонны чувствовать раздражение, капитан”), но его зовёт Боунс. — Джим! Он оборачивается, и, конечно, Боунс направляется прямо к нему, с не-хмурым выражением лица, которое обычно появляется только после видеозвонка Джоанне. Должно быть с Рэнд всё прошло хорошо. Он ненавидит то, как в груди что-то сжимается от этой мысли. — Мы не разговаривали всю увольнительную, — доктор немного хмурится. — Что-то не так? — Я просто думал, что ты будешь занят. Теперь Боунс выглядит недовольным. — Ну, значит, ты идиот. Разве я тебе не говорил, что никуда не денусь? — Я знаю, — отвечает Джим. — Но всё меняется. И это случается, когда ты влюбляешься. Всё остальное отходит на второй план, вот и всё. Ты перестаёшь… замечать многие вещи. — Влюбляешься? — повторяет Боунс. — Придержи коней, ковбой, вот загнул. Я думал, ты советовал, не торопить события. — Придержи коней, — морщит нос Джим. — Что за выражение? Боунс закатывает глаза в ответ. — Я думал о том, что ты сказал мне на прошлой неделе, и понял, что ты был прав. Я знаю, каково это, влюбиться до безумия, так, что думать больше не можешь ни о ком и ни о чём, и едва можешь идти, не подпрыгивая; и я так больше не хочу, ‘таму что посмотри как всё обернулось с Джослин. Так что, да, я понятия не имею, что меня ждёт с Дженис. Может быть, всё. Может быть, ничего. Но это? — Он машет рукой между ними. — Это никогда не пропадёт. Не важно, что будет потом, ты всегда будешь моим… Моим… — Больше размахиваний руками, пока доктор подбирает слова. — Мой кем-бы-ты-чёрт-возьми-ни-был. — Платонический соулмейт, — подсказывает Джим. — Мы это уже проходили. — Во-во, точно, оно самое.. — Я предлагаю брак, а он говорит во-во, — изображая обиду, бормочет блондин. — Кстати об этом, я вполне могу словить тебя на слове, если с Дженис у меня ничего не получится, потому что в таком случае я скорее всего больше не стану ни с кем встречаться, а другой альтернативой станет смерть в одиночестве, грубым стариком, который пьёт больше, чем следует, не даёт чаевых и пугает ружьём детей, бегающих по его земле. — Поздно, ты уже такой старик. Только у тебя нет своей земли. — Я с тобой не разговариваю.***
Верный своему слову (и, честно, разве можно было ждать чего-то другого от Боунса?), между ними ничего не меняется, кроме того, что Боунс менее раздражённый, раз уж теперь у него есть прекрасный личный ассистент и регулярный секс, не то, чтобы это было особенно заметно по неизменному хмурому лицу. Хорошая новость — он всё ещё находит время для Джима. Плохая новость — он всё ещё находит время для Джима. — Ты можешь не понимать, почему я тебя сюда позвал, — лекторским тоном произносит Боунс, когда Джим появляется в его офисе в ответ на загадочное сообщение в комме. — Рэнд беременная? — выдвигает догадку Джим. — Нет. — Ты беременный? — Нет. — Я беременный? — Нет! Никто не беременный! — Вы хотите тройничок? Боунса тошнит от одной только мысли. — НЕТ. Никакой беременности и никаких тройничков! Джим вздыхает и скрещивает руки на груди, мгновенно теряя интерес. — Ладно. Я могу идти? — Нет, не можешь, — рявкает Боунс. — Я просмотрел историю твоих заказов в репликаторе за последний месяц. Ты хоть понимаешь, что гниёшь изнутри? — Серьёзно? — стонет Джим. — У тебя теперь есть девушка, ты должен быть слишком занят для подобной ерунды! МакКой игнорирует его слова. — Хочешь, я зачитаю заказанную тобой еду в репликаторе за вчера? Джим машет рукой, призывая продолжить и зная, что вопрос был риторическим. Боунс берёт в руки падд. — Кофе, — зачитывает он. — Кофе. Тост. Кофе. Яйца. Кофе. Сэндвич с курицей. Шоколадный пудинг. Кофе. Мороженое. Спагетти с фрикадельками. Кофе. Небольшая пауза. — Ты прав, — признаёт Джим. — Мне, наверное, не следовало есть спагетти с фрикадельками после полуночи. Боунс посылает в его сторону “Я-тебя-прикончу” взгляд. — Но ведь говорят, что кофе полезен. — Угу, — соглашается Боунс. — Ты говоришь о том, что он способствует развитию болезней вплоть до остановки сердца, или о кислотности, которая разъедает желудок, или о риске появления язв, или… — Ты преувеличиваешь. Гэри Митчелл пьёт, наверное, в два раза больше кофе, чем я, и у него не было ещё ничего такого. — Митчелл? — хмурится доктор. — Да он в трёх соснах заблудится, даже с картой в руке. — Зато у него прекрасное тело. Знаешь, почему? Потому что он пьёт кофе. — А, может, потому, что он проводит в спортзале по восемь часов в день. — Ну, или так, — соглашается Джим. — Знаешь, — вздыхает Боунс. — Забудь об этом. — Что? — Забудь о кофейном лимите. Тебе это явно не по силам. — По силам! — возражает Джим. — Я просто не хочу! Боунс грустно пожимает плечами. — Ты не обязан со мной сохранять лицо, можешь просто сказать, что для тебя это слишком сложно. Джим склоняет голову набок, поднимает бровь. — Ладно. Я принимаю эту новую диету. — Джим… — Я это сделаю, Боунс!***
Вот так у Джима появляется новая диета, потому что он всё ещё физически не может отказаться от брошенного вызова. По крайней мере, теперь он понимает, что это перебор, потому что не прошло и десяти часов, а он уже начинает жалеть о своём решении. А ещё больше он жалеет об этом через десять часов, когда, проснувшись утром, зевая и потягиваясь, ковыляет к репликатору, вбивает код, и оттуда выходит… Мааааааленькая чашечка кофе. Словно барби-версия его обычного завтрака. — Что это? — возмущается он, тыкая маленькой, малюсенечкой чашечкой Боунсу в лицо, после того, как передал мостик Споку, чтобы поорать на доктора (Спок на удивление легко согласился, кстати). — Это полчашки кофе, — спокойно отвечает Боунс. — Это то, сколько ты должен пить. И тебе нужно будет выпить, по крайней мере, в три раза больше воды, чтобы нейтрализовать кислоту, поэтому следи за обезвоживанием. — Я передумал, — стонет Джим. — Я так не могу. Я буквально не могу. Я буду слишком усталым, чтобы выполнять свою работу! — Хорошо, — хмыкает Боунс. — Твоё тело так себя и чувствует, без помощи энергетиков. Оно устало, потому что ты должен спать по девять часов, а ты этого не делаешь. — И ты хочешь, чтобы я спал по девять часов? Это жестоко и ненормально! И невозможно! Я очень важен, и занят, и всё такое, у меня полно работы! — Да, я как раз гадал, что конкретно ты делаешь так поздно ночью, поэтому я мониторил твой ком… — Ты что сделал? — … Парень, тебе явно не стоит писать сообщения после 23:00. И уж тем более Споку, который находится в соседней комнате, Боже ж ты мой. Сказав, что хотел, Боунс уходит заняться очередным пациентом, по глупости попавшем в медотсек, а Джим с горящим лицом продолжает стоять, пытаясь придумать умный ответ.***
Как оказалось, после дня без кофеина он действительно засыпает в 21:00 — чего он не делал с десяти лет, если не считать времени, проведённого в больницах — потому что он физически не может продолжать держать глаза открытыми, несмотря на горы бумаг, которые он должен просмотреть и подписать этим вечером. А ещё проблема в том, что после девятичасового сна он чувствует себя ещё более усталым. И ещё хуже — когда ему удаётся натянуть на себя униформу, доползти до репликатора и вбить код, наружу выходит всего полчашки кофе, и ему хочется плакать.***
— Капитан, — зовёт его кто-то. Джим подрывается в кресле, согнутая в локте рука соскальзывает с подлокотника и глаза тут же открываются. — Мнммшо? Янс’лю Он поднимает глаза на Спока, неодобрительно глядящего на него сверху, и понимает, что только что уснул в капитанском кресле. Он потирает лоб и бормочет: — Прости… Это всё новая диета, но которую посадил меня Боунс. Он пытается провести мою детоксикацию от кофеина. — И эти ограничения должны… улучшить вашу работоспособность? — с сомнением спрашивает Спок. — Ааага, только это так быстро не работает. Спок не отвечает, а значит, он с ним согласен, только не хочет говорить это вслух, потому что вулканцы не верят в позитивное подкрепление. — Спок? — голосом полным печали просит Джим, глядя на вулканца своими лучшими щенячьими глазками. — Ты можешь принести мне кофе?***
Спок приносит ему кофе. Что, ну, замечательно, и божественно, и очаровательно нелогично (Спок настаивает, что это ради максимизации эффективности выполнения капитаном своих административных обязанностей или типа того, но Джим знает, что он его правда люююююбит), и Джим ему бесконечно благодарен, но, конечно, кофеиновая бодрость длится всего минут двадцать, а потом ему на ком приходит сообщение от Боунса, с просьбой зайти в медотсек, как только он освободится. Из контекста понятно, что выйдет он оттуда нескоро. Поэтому Джим, как взрослый человек, убегает прочь. Первой его мыслью было спрятаться в прачечной или на кухне, но потом он вспоминает, что центральный компьютер следит за местоположением всех членов экипажа, и Боунс найдёт его одним запросом… Поэтому он направляется в рекреационный зал 4, потому что тогда компьютер скажет просто “рекреационная зона”, и кто вообще заходит в рек-каюту 4? К его удивлению, когда он прячется за своим новым укрытием (диваном), там уже кто-то есть. — Хей, крошка. Часто здесь бываешь? — Мне нужно затаиться, — отвечает Сулу. — Окей, — кивает Джим, потому что это не самое странное времяпрепровождение его пилота. — Павел меня избегает. — Боунс медленно убивает мою волю к жизни. — Ты выиграл, — Сулу выглядывает из-за дивана, затем снова прячется и шипит: — Он идёт сюда! И, конечно, кто-то входит в каюту и останавливается всего в паре футов от них. Через секунду диван скрипит от дополнительного веса. Сулу внезапно выпрыгивает из-за спинки дивана. — Павел! Чехов вздрагивает. — Х-Хикару?! Что… — Я тебя целый день ищу, — прямо заявляет ему Сулу. Что звучит, ну, просто невероятно жутко от парня, выпрыгнувшего из-за дивана, но Джим не осуждает, нет. Особенно учитывая, что он сам спрятался за тем же диваном. — Ты злишься на меня? — Я не злиться с тебя, — отвечает Чехов, но даже Джим может сказать, что он что-то не договаривает. Чехов, наверное, врёт даже хуже Боунса. — Извини, я должен идти. Меня кептин звал… Диван снова скрипит, и Сулу смотрит вниз на Джима, который машет головой “это-не-я”. — Нет, не звал, — говорит пилот и обходит диван. Джим теряет его из виду, но знает, что тот преградил дорогу Чехову, отрезав пути отступления, потому что звука шагов больше не слышно. — Почему ты меня избегаешь? — Ты даже не догадываться, — голос навигатора совсем грустный. — Это только подтвердить, почему… — Что? О чём ты говоришь?? — Я надо идти, — бормочет Чехов, и уходит из комнаты, но теперь слышны другие шаги, кто-то остановился на пороге. — Ты не видел Джима? — от голоса Боунса, Джим прижимается ниже к полу. — Я знаю, что он покинул мостик минут двадцать назад. — Эм. Джим достаёт ком и быстро набирает сообщение — >>Отвлеки его, я сбегу!<< — нажимает отправить и слышит писк кома Сулу, а потом длинная пауза. — Что? — допытывается Боунс. — Что там говорится? — Ага, — наконец отвечает пилот. — Я видел его. Вон там! Джим понимает, что пора начинать выбираться из укрытия, видит, как Сулу показывает в противоположное направление, Боунс отворачивается, следуя его руке. — Там никого нет… — доктор поворачивается обратно, видит суматошно ползущего к двери Джима, и открывает рот, чтобы… — Сулу! Держи его! — кричит Джим, и пилот тут же хватает Боунса и вместе с ним падает на пол. Джим выбегает из каюты так быстро, что слышит лишь: — ДЖИМ, ТЫ МАЛЕНЬКИЙ… — Жизнь дороже! — кричит Джим в ответ и бежит так, что только пятки сверкают.***
Есть дни, когда Спок подозревает, что служба на звездолёте Энтерпрайз не похожа на службу на других флагманах Федерации. И есть дни, когда он в этом уверен. Сегодня, похоже, — второй случай, учитывая звук приближающегося капитана, появившегося из-за угла и бегущего на максимально возможной скорости преследуемого человека. Спок собирается поинтересоваться причиной такого необычного поведения или, возможно, подготовиться к оборонительным действиям, но тут капитан хватает его, затягивает в тёмный боковой коридор, используя инерцию своего тела, и толкает к стене, расположив руки по обеим сторонам от головы Спока, закрывая его от внешнего мира. Вулканец снова открывает рот, но капитан прикладывает палец к своим губам — губам, что сейчас очень, очень близко от губ Спока — в человеческом жесте, призывающем сохранять молчание. Командер замирает мгновенно. В главном коридоре преследователь замедляется, должно быть, пытаясь угадать, куда свернул капитан. Наконец, шаги исчезают в другом коридоре. — Капитан. Но капитан не отстраняется, даже не смотря на то, что “опасность” прошла. — Да? — отвечает он тише, чем обычно. — Могу я поинтересоваться, почему вы пытаетесь убежать от доктора МакКоя? — Что значит “пытаетесь”? Я здорово от него оторвался! Спок чувствует его выдох на своём лице, прохладный из-за более низкой температуры тела, и внезапно становится намного сложнее игнорировать свою физиологическую реакцию, вызванную присутствием капитана, его рук вокруг себя, расширенные зрачки Кирка, учащённое дыхание... — Вы осознаёте, — говорит он, и с ужасом понимает, что его голос звучит ниже обычного, Джим слегка вздрагивает в ответ. — Что ваше поведение весьма нелогично. — Почему же? — знакомая улыбка. — Доктор МакКой искал вас, не меня. Однако вы оттолкнули меня к стене, дальше от его поля зрения. — А, ну да — прости, — смущённо отвечает капитан, и Спок на мгновение желает, чтобы коридор не был настолько тёмным, чтобы увидеть, как красная кровь приливает к щекам. — Вы неправильно поняли, — поясняет вулканец. — Хотя это и нелогично, я... оценил ваш порыв. Он протягивает руку, прикасаясь своими пальцами к пальцам капитана; контакт посылает дрожь предвкушения дальше по сенсорным нервам, через синапсы, вплоть до первичной соматосенсорной коры… Внезапно контакт пропадает, и Кирк отстраняется от стены, от Спока; кажется он словно сражается с чем-то, в то время, как вулканец сражается с собственными мыслями в голове, чувствуя что-то похожее на головокружение от внезапного расстояния между ними и гадая, что он сделал не так, чтобы заслужить подобное. Но подобные размышления бесплодны, конечно. Если бы капитану требовалась сексуальная разрядка, он бы это озвучил или просто продолжил их предыдущие действия до их логического завершения. Учитывая, что тот этого не сделал, единственное рациональное заключение — его услуги на данный момент не требуются. Но логичное объяснение не освобождает его ни от странного чувства растерянности, вызванной поведением капитана. Ни от разочарования. Кирк прочищает горло. — Можно одолжить твой ком? Мой мониторит Боунс. Спок, не задумываясь, выполняет просьбу, благодарный хоть это выполнить без осложнений. Капитан набирает незнакомый номер. — Привет, это “Пицца Шанти” — межгалактическая служба доставки. Чем мы можем вам помочь? — Хей, можно оформить заказ на имя Кирка? Я хочу… пиццу, порцию палочек моцареллы, немного картошки с чили… О, и столько кофе, сколько сможете привезти.***
Леонард спокоен. Он абсолютно, совершенно спокоен. — Доставка для Кирка? — спрашивает стоящий на площадке транспортера паренёк с кучей коробок с пиццей и пакетов, насквозь промокших жиром. Он одет в форму “Пиццы Шанти” и неловко переминается с ноги на ногу, и выглядит не старше девятнадцати. Боунсу правда совершенно-точно-не-стоит вымещать свою злость на бедном идиоте, поэтому он оборачивается к Скотти. Инженер, видя выражение его лица. отшатывается назад. — Что он здесь делает? — Не ‘кажу точно, доктор, — нервно сглатывает Скотти. — Но могу догадаться, что капитан решил перекусить. Это седьмая доставка за сегодня. У Леонарда дёргается глаз. Он абсолютно, совершенно спокоен. Инженер вздрагивает.***
Знаете, Джим много раз представлял себя со Споком, наедине, в тёмном чулане какого-то малоиспользуемого коридора, но ещё никогда он не представлял, что всё будет так — сидя на полу со скрещенными ногами, окружённые коробками с едой, использованными салфетками и пустыми стаканчиками из-под кофе, Джим заканчивающий четвёртый кусок пиццы и Спок чинно ковыряющий салат. — Уверен, что не хочешь картошку с чили? — предлагает Джим. — Просто потрясающая. Думаю, правду говорят, что самые вкусные яблоки — ворованные… Ииии прежде, чем ты возразишь, да, я знаю, что это не яблоки, а пицца, и она не ворованная, я за неё заплатил. Но всё равно. На вкус обалденно. Спок поднимает идеальную бровь. — Не сомневаюсь. Однако, вулканцы являются вегетарианцами. Я предпочитаю избегать любого мяса, и тем более всё, что… похоже на чили. Сказав своё слово, он бросает полный отвращения взгляд на прекрасную, такую сексуальную тарелку у Джима на коленях, что, ну правда, грубо и совсем незаслуженно, но, хей, ему же больше будет. — Вееерно, верно… хм, — Джим слизывает капли соуса с пальцев. Спок отводит глаза. — Как это может быть логично? Разве не более разумно, ну не знаю, есть всё, что найдёшь? Или всё, что сможешь поймать? Выживание сильнейших и так далее. — Выживание сильнейших — не является парадигмой логики, — заявляет Спок. — Если бы это было так, вулканцы поглощали бы людей в качестве пищи. “Я был не против, если бы один конкретный вулканец поглотил меня,” — думает Джим, и к своему ужасу заливается краской от этой мысленной картинки. И в этот момент (неиспользуемые коридоры используются только когда Джим этого не хочет) дверь открывается и внутрь кто-то забирается, закрывая за собой дверь и почти падая, споткнувшись об него со Споком. Глаза Джима всё ещё пытаются привыкнуть к смене освещения, но он явно видел… — Чехов? — зовёт он. Навигатор прислоняется к закрытой теперь двери и сползает на пол. — Здрасте, кептин, — отвечает он, словно они все каждый день прячутся в закрытых чуланах и дважды по воскресеньям. — Здрасте, мистер Спок. — Ты всё ещё избегаешь Сулу? — спрашивает Джим. Чехов не отвечает, и у него в голове закрадывается ужасное подозрение. — Может он хочет… что-то от тебя… что? Чехов смеётся, но его смех звучит совсем не весело. — Нет, кептин. Он не хотеть от меня ничего. Джим уже хочет надавить, чтобы услышать правду, когда дверь снова открывается, ослепляя его. Большая размытая тень в дверях радостно восклицает: — Вот ты где! Джим моргает, черты Сулу становятся чётче. Чехов начинает отползать назад, и Джим гадает, выиграет ли поединок против пилота, и станет ли пластиковая вилка в его руке преимуществом или нет, но тут Спок задумчиво произносит: — Капитан. Сколько сейчас по стандартному времени? Джим непонимающе смотрит на него, затем переводит глаза на ком и отвечает: — Сейчас всего 13:36. Бета-смена начинается через… — Желудок падает куда-то вниз. — Минус тридцать-шесть минут. Они смотрят друг на друга, понимание вместе с ужасом постепенно заполняет обоих. — Погоди, если все здесь… То кто на мостике?***
— Всем занять свои места, готовность по команде, мистер Стайлз. — Всем занять свои места, — отвечает энсин Стайлз. — Готовность по команде. Всем занять свои места. Всем занять свои места. Жду ответа. — Он поворачивается к капитану. — Все подразделения готовы, сэр. Заняты на позициях. Капитан Ухура откидывается на спинку кресла, командники давно прозвали такую позу “Киркостилем”, поставила согнутую в локте руку на подлокотник и важно кивнула. — Заряжайте главные фазеры, мистер Стайлз. Оружия на полную мощность. — Есть полная мощность, — отзывается энсин. — Оружейная, приём? Позади Нийоты кто-то прочищает горло. Она замирает. … Очень медленно оборачивается и видит перед собой ухмыляющегося, как идиот, Кирка. — Хей, продолжай, не обращай на меня внимания. Я как и ты наслаждаюсь этой маленькой ролевушкой. Вообще-то, я однажды видел тебя такой в одном жарком сне. Спок, Сулу и Чехов стоят позади него, раскрыв рты, и Нийота поднимается на ноги, пряча смущение, ставит руки на бёдра и требовательно спрашивает: — Где вы были?! Вы все опоздали на смену! Джим примирительно поднимает руки. — Не волнуйся, у нас есть хорошее логичное объяснение подобной неспешности. — Пауза, а потом: — Правда, Спок? Спок моргает, переводит взгляд с Кирка на Нийоту, обратно. “Спасительный звонок”, — думает Нийота, оборачиваясь на со звонком открывающиеся двери турболифта. Или думала, пока не увидела вышедшего оттуда доктора МакКоя со своим “очень-очень не доволен” хмурым лицом. — Вот ты где! Поверить не могу, что ты… — Нет, — перебивает его Нийота. — Я первая. — Она снова поворачивается к Кирку, Споку, Сулу и Чехову. — Поверить не могу, что вы могли опоздать на смену! Особенно ты! — Добавляет она Споку, покаянно опустившему глаза вниз. — Вы же взрослые люди, а не дети — это ваша работа! Кирк поднимает руку. — Вообще-то, Чехов…. Нийота продолжает, не обращая на него внимания. —А что, если бы случилось ЧП? Кирк снова поднимает руку, и его снова игнорируют. — Кто объяснит сорокаминутное опоздание почти всего командного состава адмиралу Пайку? Кто ответственный за это? — Чехов, — отвечает Сулу. — МакКой, — возражает Чехов. — Джим, — добавляет МакКой. — Ответственный за что? — уточняет Джим, с выражением чистой, но абсолютно невозможной невинности на лице. — Прости, я просто не слышал и слова, что ты сейчас сказала. Всё ещё думаю о тебе, в этом кресле, с ногами, словно... Нийота злобно сверлит его взглядом. — Иди на место и притворись взрослым человеком, окей? — Вообще-то, капитан идёт на медицинскую консультацию, — возражает МакКой. “Медицинская консультация” в его тоне звучит как “электрический стул”. Потом хватает Кирка за форменку. — Нееееет, нет, не пойду, Боунс, у меня работа! Разве ты её не слышал? Я же взрослый человек! У меня работа! МакКой, конечно же, его игнорирует и продолжает тянуть в сторону турболифта. — Спок, спаси меня! — кричит Кирк, пытаясь вырваться из мёртвой хватки своего СМО. Спок переводит на него бесстрастный взгляд. — Возможно вы сможете отвлечься от процедур доктора МакКоя, представляя Нийоту в капитанском кресле. — Окей, прости, это было нехорошо с моей стороны, а теперь спаси меня… — Не заставляй меня колоть тебе снотворное, — грозит ему доктор. — Тебе просто нужно дать волю своим садистским наклонностям, — ворчит Кирк, когда МакКою наконец-то удаётся затащить его в турболифт. — У меня есть пара наручников, Рэнд может… Двери лифта закрываются, на мостике воцаряется полная тишина. Первым реагирует Спок. Он садится в капитанское кресло, нажимает кнопку создания новой записи и спокойно произносит: — Дневник капитана, звездная дата 2259.623. Пятый день патрулирования Энтерпрайз проходит без происшествий, за исключением… срочной оценки фактических ресурсов, в которой была задействована часть командного состава и которая заняла сорок минут бета-смены. Я принял на себя роль действующего капитана, пока капитан Кирк занят... — Он мельком оглядывается на двери турболифта. — ...на неотложной медицинской консультации. Более подробная информация о результатах патрулирования будет предоставлена по его возвращению. Вулканец останавливает запись, поднимает глаза и видит шокированные глаза всех присутствующих на мостике офицеров. — Капитан проводил со мной тренинги по совершенствованию техники убеждения, — говорит он им. Если бы это был не Спок, а кто-то другой, Нийота сказала, что он оправдывается. — Они оказались довольно полезными в ряде определённых ситуаций. Ему никто не отвечает. Спок продолжает, собранный и хладнокровный, как и всегда. — Есть какое-то объяснение тому, что вы ещё не заняли свои рабочие места, или..? Все тут же спешат приступить к работе.***
Когда Джим наконец-таки выбирается из медотсека (его уши всё ещё звенят от “медицинской консультации”, но компромисс с Боунсом был достигнут на двух кружках кофе в день, что может быть более-менее жизнеспособно), он буквально спотыкается об Чехова, сидящего на полу в коридоре возле мостика. — Серьёзно, что такого натворил Сулу? — интересуется Джим, после того, как восстановил равновесие а Чехов извинился раз пятнадцать. — Он не делать ничего. — Да ладно, рассказывай, не заставляй меня делать это приказом. — Он не делать ничего, — повторяет Чехов. — Это и есть проблема. — А? — Я целый увольнительная не отходил от него ни на шаг, а он никогда не ответить — он даже убежал. А теперь он хочет знать, что есть не так, но дело в том, что он понимать ничего, что доказывает, что он точно меня не желать. — Чехов поднимает на него глаза полные печали. — А теперь каждый раз, когда я на него смотрю, я так теряться… Я боюсь, что наша дружба закончилась. — Оу. Это… нет… послушай, он тебя хочет. Можешь мне верить, он тебя правда хочет. Но вам ещё нельзя… Ты ещё несколько месяцев будешь считаться несовершеннолетним. Навигатор смотрит на него широко раскрытыми глазами. — Это вы ему так сказали? — Не в таких выражениях, но да. — Кептин, — выдавливает Чехов, словно пытается сдерживаться. — Возраст согласия в России — шестнадцать. Длинная, неловкая пауза. — Эмм. Упс? — Я должен говорить с Хикару, — бормочет себе под нос Чехов и направляется на мостик. Решительный мужчина (мальчик? мужчина). — Иди и победи, Чехов! — кричит ему вслед Джим.***
Сарек должен сказать, что удивлён — но точно не неприятно — когда получает видеозвонок от сына, который связался с ним, только чтобы узнать о его самочувствии. — Я здоров, — бесстрастно отвечает ему Сарек. — Полагаю, твоё самочувствие также удовлетворительно. — Положительно, — отвечает сын. Они молчат, им больше нечего обсуждать, логично. И именно эта тишина позволяет ему услышать необычный звук на заднем плане. — Полагаю, несмотря на звук, в твоей каюте не льётся вода? — Нет, — соглашается Спок. — Однако необычно тонкие стены между каютами Энтерпрайз могут создавать иллюзию, что душ работает в моей каюте, когда на самом деле, он расположен между каютами капитана и первого офицера. Логично предположить, что в данный момент в душе находится капитан. Сарек видит новую тему для разговора. — Полагаю, состояние капитана также удовлетворительно. — Его оценка намного выше простого удовлетворительно. Интересно. — Поясни. — Его интеллект находится на уровне гения, — отвечает сын. Посол никогда раньше не замечал, но в его тоне звучит что-то похожее на… гордость, может? — Он мог бы преуспеть в любом из потоков Звёздного Флота. Однако именно личные знания способствуют его экстраординарному проявлению лидерских качеств и высокому проценту успешно выполненных миссий. К тому же, он намного более успешен в мастерстве убеждения, чем любой другой индивид, которого я когда-либо встречал. — Ты восхищён им, — подытоживает Сарек. Спок отвечает не сразу. Сарек может слышать мычание — наверняка исходящее от капитана в душе. — Восхищаться им логично. Он объективно необычайно талантлив, что весьма полезно для капитана, а его общий уровень успеха сопоставим с моим, в отношении карьеры в Звёздном Флоте.. Сарек не может сказать, что он отличается наблюдательностью в сфере межличностных отношений, но даже он понимает, что эти доводы лежат на периферии главной причины, почему Спок так восхищается своим старшим офицером. Мельком он задумывается, выглядели ли его причины ухаживания за Амандой так же очевидно в глазах других. Если так, то, оглядываясь назад, некоторая неловкость оправдана. Пока он пытается подобрать правильные слова, голос капитана пробивается сквозь стену: — Даааа, я прекрасно знаю, что далеко не худышка, Зато у меня есть, что показать, показать, Как и должно быть. У меня есть "бум-бум", за которыми так бегают все парни. И вообще, там, где нужно, у меня полный порядок**… Вулканцы не испытывают такой эмоции, как стеснение, а значит не избегают встречаться друг с другом глазами, но Спок впервые задумывается о разумности данного культурного решения. Кирк на заднем плане продолжает напевать, абсолютно безмятежный. Что конкретно такое “бум-бум”, и что заставляет представителей мужского пола его преследовать, гадает Сарек. И в чём взаимосвязь телосложения с аккуратностью и порядком? Аманда бы знала, что ответить. Она прекрасно разбиралась в подобных вещах. Ему остаётся лишь: — И эта… вокализация… для капитана является обычной практикой? — Да, — отвечает Спок. Его щёки приобрели более тёмный оттенок зелёного, нежели обычно. — Мне говорили, что данный ритуал соблюдают многие люди. Им нравится акустика ванных комнат. — Если тебе есть что показать, просто не скрывай это, — Твоя мама также очень любила музыку, — говорит Сарек. — Да. Да, мама всегда говорила мне: "Не переживай насчёт фигуууууры", ...уп-уп, оооу… да…. уп-уп И что "мальчики любят, когда есть к чему тянуть руууууки". К чему тянуть руки, к чемуууууу... — Не думаю, что её музыкальные вкусы были… похожи на предпочтения капитана Кирка, — с сомнением продолжает Сарек. — Нет, — соглашается Спок, чьё выражение лица намекает, что он предпочёл бы делать что угодно, но не вести этот разговор. — А если это то, что тебе по душе, то давай, проходи мииииииимо! Ты ведь знаешь, Что я чистый бас, Чистый бас, не триббл.*** — Я благодарен за потраченное на меня драгоценное время, отец, — говорит Спок, явно пытаясь закончить этот разговор как можно быстрее. — Общение с тобой не является временем потраченным, — отвечает Сарек, и да, так и есть. Эти слова заставили бы Аманду улыбнуться и ободряюще кивнуть ему. Мысль о её одобрении вызывает у него… эмоции. Спок выглядит почти удивлённым. — Благодарю, отец, — и поднимает руку в та’але. — Живи долго и процветай. — Мира и долгой жизни, — Сарек поднимает свою руку в ответ. Видеозвонок заканчивается, и Сарек гадает, как это часто бывает в последнее время, что сказала бы его жена. Строить догадки нелогично, конечно, но он думает, что ей бы понравился капитан Кирк.***
Даже если бы Джим и не знал, что между Чеховым и Сулу (и не был немного в ответе за первоначальные недопонимания), он смог сказать, что они теперь вместе по одному лишь ушедшему сексуальному напряжению, что было между ними на мостике. Не сказать. что теперь напряжения нет совсем, потому что это не так, за что скажем спасибо Споку с Боунсом. Сегодняшнее противостояние связано с какой-то жалобой, написанной канцлером Ктариса, Джим не особо вслушивался. Дело в том, что Звёздный Флот спросил есть ли желающие разобраться, а Энтерпрайз всё это время просто наматывала круги в сотни тысяч миль на простом патрулировании, делая, ну, просто ничего, и Джим уже готов сделать хоть что-нибудь, просто ради смены обстановки. Но, поскольку Джим не всамделишный тиран, он вынес данный вопрос на обсуждение между своими старпомом и стармедом. Спок, предсказуемо, не имеет особых предпочтений; а у Боунса есть маленькое-малюсенечкое возражение, как, например, то, что Ктарис находится в совершенно другом квадранте, а значит, есть двести одиннадцать других кораблей Федерации, которые ближе к цели; что правда не должно было превратиться в самую настоящую собачью свару между Споком и Боунсом, но так и вышло, и Джиму, может быть, даже пришлось пригрозить “развернуть этот звездолёт обратно, если вы, двое, не прекратите спорить прямо сейчас, Богом клянусь”. — Каково ваше мнение, капитан? — спрашивает Спок, пока Боунс у него за спиной закатывает глаза, наверняка уже зная, что собирается сказать Джим. — Кому-то нужно защитить честь Звёздного Флота! — гордо заявляет капитан. — Ага, но почему это должны быть мы? — Эм, потому что мы потрясные? И, говоря потрясные, я имею в виду нереально квалифицированные! — он наклоняется вперёд, опирается согнутыми в локтях руками на колени. — Знаешь, почему мы, Боунс? — Почему? — сухо переспрашивает тот. — Потому что лучшая защита — это нападение, — отвечает Джим. — И нет команды более падкой, чем та, которая сейчас перед тобой! Пауза. Джим прочищает горло. — Вышло как-то не так. Боунс, ничему не удивляясь, скрещивает руки на груди. — И это отличается от всего остального, что ты говоришь... как? — Это было явно неопределённо, — дипломатично замечает Спок. — Видишь? — Джим поворачивается к Боунсу. — Я не глупый. Я неопределённый. — Ты явно что-то, — ворчит Боунс. — Со своей стороны, — говорит Спок. — Соглашусь с капитаном — он в совершенстве владеет искусством нападения. — Двое против одного! — Джим поднимает в воздух кулак. — Вы знаете, что это значит! — Приключения! — радуется команда.***
“Мораль басни такова, — думает Джим, глядя как канцлер Льобытнридрок по второму кругу высказывает претензии по поводу безнаказанности Федерации. — Всегда читай материалы к миссии”. Вот важная информация — буквально единственно важная — в непрекращающихся обвинениях канцлера Л (потому что кто вообще может произнести такое имя? Кроме Ухуры. И Спока. И… ну, неважно): Ктарис был атакован клингонами, и они попросили Федерацию о помощи, и никто не пришёл. Джиму это даже слишком знакомо. Разница между историей Джима и этой, то, что канцлер Льобытнридрок официально зарегестрировал свои обвинения против Федерации, и планирует начать против неё войну, в надежде победить. Эта миссия стала последней попыткой Звёздного Флота отговорить его от агрессивных действий, не смотря на его заверения, что он не сдастся. Прямо сейчас он кричит о том, как “и вот такую помощь мне прислал Звёздный Флот! Кучку детишек, чтобы надавить на отцовские чувства и убедить не уничтожать их! Ну, они скоро узнают…” И так далее, и тому подобное. — Капитан, — тихо говорит ему на ухо Спок. — Канцлер Льобытнридрок не собирается прекратить высказывать обвинения. — Твоя правда, — соглашается Джим. — Что предлагаешь? — Немедленно вернуться на Энтерпрайз и сообщить Федерации о неминуемой угрозе атаки со стороны Ктариса. Если они поторопятся, то смогут нейтрализовать угрозу, прежде чем будет нанесён большой урон. — Но в этом и проблема, — задумчиво произносит Джим, больше для себя, нежели для Спока. — Они не торопятся. — Сэр? — Дай мне кое-что попробовать. Я думаю, что смогу убедить его передумать. — Хорошо. — Нет, в смысле… дай мне побыть с ним наедине. Может ктарианцы и почти объявили войну Федерации, но они всё ещё остаются радушными гостями. Они уже подготовили нам комнаты. Брови Спока опускаются в замешательстве. — Вы хотите, чтобы я ушёл? — Всего на пару минут, — заверяет его Джим. — Посмотрим, смогу ли я убедить Любопытного Рика не убивать нас. Губы Спока дёргаются в ответ на поистине ужасное коверкание имени канцлера, и он, наконец, соглашается, поднимается на ноги и требует проводить в отведённую ему комнату. Остальная часть группы высадки облегчённо вздыхает. — Скоро увидимся, — кричит им вслед Джим. Двери за ними закрываются, и капитан снова поворачивается к канцлеру. — Ничего, что вы скажете, не сможет меня удивить или переубедить, — говорит ему Льобытнридрок. — Я был на Тарсусе IV, — торопливо выдыхает Джим. Политик смотрит на него во все глаза. — Там… там выжило всего девять… — наконец говорит он, и Джим согласно кивает. — Вы знали, что мы просили Федерацию о помощи за три недели до начала экзекуций? Она пришла шесть месяцев спустя. На два дня позже гражданской войны, в которой была убита половина населения. Об этом Федерация вам рассказала? — Нет, — в ужасе шепчет Льобытнридрок. — Они сказали, что Кодос ни разу не просил помощи. — Просил. Он отправлял сообщение несколько раз. Звёздный Флот так и не понял, насколько срочным оно было, пока не стало слишком поздно. — Но тогда… тогда вы со мной согласитесь. — Я с вами полностью согласен. Что-то в Федерации должно поменяться. Они продолжают расширять свои границы, свой контроль, но у них недостаточно ресурсов, чтобы его удержать и защитить тех, кому они уже пообещали защиту. Но воевать с планетами Федерации — убивать миллиарды невинных — это неправильно. — По-другому они не станут слушать! — возражает Льобытнридрок. — Придётся, — отвечает Джим. — Что если я пообещаю вам, что они вас послушают? Я поговорю со своим непосредственным начальником, адмиралом Пайком. И, знаете что, если они вас не услышат, то вы снова сможете объявить войну. Может это заставит их дважды подумать. Канцлер смотрит на него долгим, тяжёлым взглядом. — Звучит разумно. — И Джим уже хочет расслабленно выдохнуть, когда тот добавляет: — Однако, эта договорённость выгодна тебе и твоей Федерации намного больше, чем мне. Ты получишь миллиарды жизней и триллионы кредитов, сэкономленных на войне, а я не получу ничего. — Как насчёт высоких моральных качеств? — Высокие моральные качества — это хорошо, — соглашается Льобытнридрок. — Но, думаю, что ты можешь предложить мне нечто лучшее, более стоящее для меня. И, ну, экономика — тот язык, который Джим знает, как родной. — Готов выслушать предложения, — мягко произносит он, облизывая губы. Может от нервов, может от предвкушения, даже он сам не знает. — Ну? — Ваш рот, для начала, капитан, — улыбается Льобытнридрок. — Как вам угодно, — шепчет Джим, опускаясь на колени. Хорошая новость в том, что это не заняло много времени, и час спустя, Джим уже в своей комнате, помылся и переоделся в совершенно другой комплект одежды — часть два его обычной процедуры под названием “Забыть, что это вообще произошло”, к которой теперь добавилась необходимость скрыть свои сомнительные методы от супер-нюха первого офицера. Лёгок на помине... Звук интеркома, а потом: — Капитан? Это командер Спок. Могу я войти? Джим как раз натягивает на себя запасную форменку, проводит рукой по влажным после душа волосам и нажимает кнопку, открывающую двери. — Кстати, я узнал твой голос, — говорит он, вошедшему вулканцу. — Говорят, никогда не помешает предварительно сообщить о намерениях. — Никто так не говорит, Спок. — Я получил сообщение от адмирала Пайка, — говорит его первый офицер, игнорируя предыдущую фразу. — Сказал, что хочет обсудить последнее сообщение от канцлера Льобытнридрок. Он отказывается от обвинений против Федерации при условии, что немедленно будет организована конференция по вопросу скорости реагирования Звёздного Флота. Я дал ему адрес голокода твоего терминала. Он скоро свяжется. — Он хочет об этом поговорить? Мы переубедили канцлера, о чём тут разговаривать? — Любое объяснение, предоставленное мной, является косвенным, а посему, нелогичным. — Да-да, конечно, — вздыхает Джим. — Капитан, могу я поинтересоваться, — спрашивает Спок секунду спустя. — Каким именно методом вы воспользовались, чтобы убедить канцлера отказаться от обвинений? — У меня свои методы, — Джим вопреки всему надеется, что Спок не станет настаивать. Тот, конечно же, настаивает. — Какие? Джим передёргивает плечами, напряжение сковывает плечи, опускается вниз, поселившись в животе. — Никакой магии, простая экономика. Он даёт мне то, чего хочу я, а я даю ему ему то, что хочет он. — И чего хотел он? — глаза Спока сощуриваются в узкие щёлочки. Джим делает глубокий вдох, отводит взгляд в сторону, частично потому, что из его окна прекрасный вид на сине-зелёный закат, но, по большей части, просто не может смотреть Споку в глаза, и рассказывает. Тишина, что последовала за его признанием, оглушает. Может, Спок шокирован. Может, позабавлен. Может испытывает отвращение. Джим не знает и не хочет знать. Когда его первый снова говорит, кажется, что он с трудом произносит слова. — И ты… часто совершаешь подобные… обмены? Гхакх. Снова беседа о безопасном сексе? И не с кем-нибудь, а со Споком? Ему и того раза с Боунсом хватило. Джим упорно продолжает изучать пейзаж за окном. — Конечно, — беззаботно отвечает он. — Если плюсы достаточно хороши. Спок не отвечает. Джим не может видеть его реакцию, ведь он намеренно отвернулся, но явно ничего хорошего. Иисусе, почему все делают из мухи слона? Он, наконец, поворачивается обратно к Споку и рявкает: — Это просто секс. Обычный секс на одну ночь, окей? Расслабься. Спок, предсказуемо, и не думает расслабляться. — Термин “секс на одну ночь” означает сексуальный акт, без обязательств и последствий. Здесь же… присутствует значительный дисбаланс сил и потенциальная угроза войны. Это ни в коей мере нельзя сравнить… Его прерывает звук с терминала за спиной Джима. Капитан оборачивается. Входящий вызов от Кристофера Пайка — Это Пайк, понял, поэтому попытайся отнестись к этому, как профессионал, окей? — говорит Джим, немного более резко, нежели хотел, и принимает звонок. — Я профессионально отношусь ко всем делам, — рявкает Спок. — Но то же самое, не может быть сказано о тебе. — Вау, да неужели? Как по-взрослому… — Эм… привет? — они оба оборачиваются к тому, кто посмел их прервать. Пайк нерешительно улыбается в ответ. — Не видишь, мы тут немного заняты? — Очевидно, не так уж и заняты, чтобы спорить, — отвечает Пайк. Его всёпонимающие глаза действуют Джиму на нервы, и он поворачивается так, чтобы стоять бок о бок со своим первым офицером, скрестив на груди руки и сверля глазами экран. — О чём это ты? Мы со Споком никогда не ругаемся. — Иногда мы не соглашаемся друг с другом, — добавляет вулканец. Джим толкает его локтём. — Нет, неправда. Спок, заткнись! — Ну, вы двое определитесь друг с другом, — улыбается Пайк. — После доклада о последней миссии. Я хочу знать, как ты заставил Льобытнридрок отказаться от обвинений. нам он сказал, что не станет соглашаться ни на какие компромиссы. — Ну, он был не против… приватных переговоров. Спок смотрит прямо в камеру и ровно произносит: — Адмирал, чувствую необходимым пояснить, что слова капитана Кирка о “приватных переговоров”, в действительности, являются эвфемизмом для сексуального акта. Сэр. Проявив необычную профессиональную компетентность, Джим смог продолжать смотреть прямо, но даже он знает, что выражение лица у него, как насмешливо обозвал Пайк, “Спок, о Боже мой”. — Я ценю ваше уточнение, мистер Спок, — Пайк явно пытается сдержать улыбку. — Но я и так знаю. — И, видя озадаченное выражение лица вулканца, добавляет: — Думаю, всё в рапортах Кирка является эвфемизмом для секса, пока не доказано обратное. — Хей! Пайк переводит свой взгляд на Джима. — Хочешь сказать, что когда ты “танцевал с дипломатами Сикариана”, там не было ничего, кроме танцев? — Ну, эмм… — Джим чувствует, как краснеет его лицо. — Ну… там и танцы тоже были! Спок выглядит так, словно его сейчас стошнит. У Джима мелькает в голове мысль, напомнить ему, что он не может контролировать, с кем Джиму спать (несмотря на то, как бы Джиму этого не хотелось), когда рука вулканца, не таясь, тянется к его руке. — Послушайте, кажется вам двоим нужно кое-что… обсудить, и… — Пайк сбивается с мысли, его глаза приклеены к тому, как пальцы Спока почти болезненно прижимаются к пальцам Джима, а на лице такое выражение, что-то среднее между огорчённым и понимающим. — Ииии, эм, нууу, в общем. Я просто… перезвоню попозже. Когда вы не… Они так и не узнают, что именно они не, потому что Пайк, видимо, махнув рукой на разговоры и отключился, даже не сказав “пока”. Как только лицо Пайка пропадает с экрана, Джим снова поворачивается к своему первому офицеру, попутно вырывая свою руку. — Окей, делись — что у тебя за проблема? Спок даже не смотрит ему в глаза. Стоит навытяжку, как солдатик, лицом к погасшему экрану. — Разве это не очевидно? — его губы едва шевелятся. — Да ладно. Правда, что ли, Спок? — Джим обескуражен. — Ты лучше, чем кто-либо ещё, должен быть выше этих глупых романтических представлений о сексе. Ты думаешь, что это что-то вроде особенной снежинки? Думаешь, это вне законов экономики? Потому что, прости, что разочарую, это не так. Всё, включая секс, всего лишь товары и услуги, затраты и выгоды, и чем быстрее ты это поймёшь, тем для тебя лучше. — Это… логично, — отвечает Спок. Но впервые, это не кажется комплиментом. Кажется, он едва держит себя в руках. — Спок? Ты… — Всю свою жизнь, — внезапно заявляет вулканец. — Многие говорили мне, что человеческие эмоции постыдны, а сантименты — главный враг. — Он делает паузу. — Я не думал, что ты будешь одним из них. — Спок… — Из тебя бы получился хороший вулканец, — горечь в его голосе бьёт сильнее настоящего удара и почти сбивает Джима с ног. — Спок, ты же знаешь, что я не это имел в виду… Послушай, я не считаю, что секс и любовь вместе — плохо. Есть даже такие люди, как Боунс, которым обязательно иметь два сразу, и я думаю, это замечательно. Я просто… не могу. Вот и всё. Спок пристально разглядывает его. — Не можешь? — Не делаю, — поправляет себя Джим. — Я не складываю их вместе. — Почему нет? — Почему нет что? — Почему ты не складываешь любовь и секс вместе? Чёрт. Это… это вопрос на миллион долларов, разве нет, что именно сломалось внутри Джима. Он сам пытается понять вот уже десять лет, и самый лучший ответ, к которому он пришёл — — Думаю, когда у тебя были тысячи сексуальных партнёров, лоск немного теряется, понимаешь? — Понимаю, — тихо отвечает Спок, словно надеялся на другой ответ, или нечто большее, или… что-то. Стыд, словно яд, прожигает Джима внутри, и он безумно хочет сказать ему правду. Если бы он знал, что есть правда.***
Спок не поднимает больше тему их перепалки, но ещё несколько дней после этого между ними висит какое-то напряжение. Поэтому, когда Боунс говорит ему, что он позвал Джоанну на Энтерпрайз на целый день, пока у неё весенние каникулы, это приятный сюрприз. Во-первых, он не видел Джо-Джо почти миллиард лет (хотя они разговаривают по видеосвязи каждую неделю, но это не то же самое), и во-вторых, его отношения с Джоанной — единственное в жизни, где он может быть уверенным, что сделал всё правильно. И поэтому, наверное, не стоило так удивляться, когда к нему после смены подошла Рэнд и спросила: — Как понравиться четырнадцатилетней дочери своего парня? — Ну, у четырнадцатилетней дочери моего парня отменный вкус, не знаю, как у тебя? Рэнд на мгновение закрывает глаза и делает длинный выдох. — Ты знаешь, о чём я говорю. Лен говорил, что вы двое с первого взгляда стали не разлей вода, и мне нужно понять как. Как ты нашёл с ней общий язык? Кроме того, что вы оба ведёте себя на четырнадцать. — Ну, если ты пришла меня оскорблять... — Нет, я не… — Рэнд снова сбивается и замолкает. — Прости, я просто… мне очень нужна твоя помощь. — Всё, что я могу тебе сказать, это базовые вещи, правда. Смотри ей в глаза. Не говори о ней в третьем лице в её присутствии. Не говори с ней свысока. И, упаси Господь, не пытайся стать ей второй мамочкой. — Зрительный контакт, никаких третьих лиц, никаких мамочек, — повторяет Рэнд. — поняла. — О, кстати. Если напортачишь, между тобой и Боунсом всё кончено, потому что если ему придётся выбирать между своей девушкой и своим ребёнком, то он однозначно выберет своего ребёнка, — Джим усмехается, видя как глаза Рэнд становятся всё больше и больше. — Поэтому никакого давления! Она отстранённо кивает и уже разворачивается к выходу, когда Джим вспоминает ещё кое-что. — О, и Рэнд? — та оборачивается. — Расслабься. — Потому что всё будет хорошо? — Неа. Потому что они чувствуют твой страх.***
Пугать Рэнд, конечно, бесконечно увлекательно, но появляется последствие в виде супернеодобрительного выражения лица Боунса, когда тот появляется в транспортаторной, чтобы поприветствовать Джоанну, и видит, что Джим уже там. — Я только рассказал ей правду! — возражает Джим. Боунс продолжает сверлить его недовольными глазами. —У тебя очень гибкое понятие правды. — Я и сам очень гибкий, — с сальной улыбочкой отвечает Джим. — Ты бы удивился, узнав в какие позы я могу стать. — Знаешь, никогда не перестаю удивляться, как ты становишься взрослее физически, но мозг остаётся на уровне двенадцатилетки. — Эй, это не правда. Рэнд сказала, что мне четырнадцать. — Джим... — Послушай, я извиняюсь за Рэнд, я правда просто хотел помочь. Давай так, в качестве извинений я вечером заберу Джоанну к себе. Боунс поднимает бровь. — Говоришь так, словно делаешь мне одолжение. — Окей, да, я просто хочу устроить ночёвку с Джо-Джо. — Очень гетеросексуально. Можешь заплести ей косички. а потом сделаете друг другу маникюр… — Значение гетеросексуальности преувеличено, — уворачивается Джим. — И, к твоему сведению, я делаю прекрасный маникюр. — Ладно, — вздыхает Боунс. — Можете устроить ночёвку. Джо-Джо всё равно обидится, если не проведёт с тобой достаточно времени. — Да! — радуется Джим. — Это будет самая лучшая ночёвка. Мы будем смотреть голофильмы и есть мороженое, и говорить о мальчиках… Не хочешь присоединиться, а? — Нужно чтобы меня буквально стошнило, чтобы ты понял мой ответ? — Хорошо, потому что ты, наверное, станешь нашей главной темой разговора, вот. Теперь взгляд Боунса полон подозрительности. — Вообще-то, может мне следует… — Нет, взрослым вход запрещён, прости, Боунс. — Ты только что это придумал! — Неправда. — Правда! Прежде чем Джим успевает высказать свой суперумный ответ (“Неправда!”), Скотти прочищает горло и говорит: — Кэп, док, поднимаем! Они поворачиваются к площадке транспортера, где в появившемся сиянии, искрящемся и ослепительном, проявляются человеческие очертания… Наконец, искрящееся сияние превращается в человека, который тут же кричит “ДЯДЯ ДЖИМ!”, и бросается вперёд. — ДЖО-ДЖО! — Джим с радостью подхватывает её и кружит в воздухе, прежде чем крепко обнять. — Хей, я тоже здесь, — ворчит Боунс, но Джим может сказать, что он не особо расстроен. Джоанна со смехом отстраняется от Джима и обнимает отца. — Привет, папа. — Привет, золотце, — его шёпот теряется в её волосах. — Не могу дождаться познакомить тебя со всеми! — говорит Джим. Потом он ведёт её на мостик, где громко объявляет: — Всем внимание! Имею честь представить вам — мисс Джоанна МакКой! Ну-ка скажите привет! — Привет, — хором здоровается команда мостика. Спок склоняет голову набок. — МакКой… — Дочка доктора МакКоя, — терпеливо поясняет Ухура. — Ты никогда не слышал, как он о ней рассказывал? — Слышал, — ворчит Боунс. — Наверное, забыл, раз это не относится к работе. — И каким образом, позвольте спросить, новости о вашей дочери относятся к обязанностям офицера Звёздного Флота? — Ты зеленокровый остроухий… — Это Спок, — поясняет Джим, пока Боунс продолжает выкрикивать полуксенофобные высказывания. — Мой первый офицер. — Пфф. Ты о нём рассказывал, наверно, раз пятьсот. — В самом деле? — интересуется вулканец. — Конечно, и это супер ге… — А ЭТО УХУРА, — громко перебивает их Джим. — Связист! — А ещё девушка Спока. Маленькое уточнение. — А это Сулу, пилот, и Чехов, навигатор… — А, эм, это Дженис Рэнд, — добавляет Боунс, показывая на неловко переминающуюся с ноги на ногу девушку за спиной Чехова, хотя, технически, она не должна быть здесь. — Мой ассистент. — Привет! — Рэнд, приняла слова о зрительном контакте даже слишком близко к сердцу. — Я помогаю твоему отцу. Джоанна переводит взгляд с Рэнд на своего отца, обратно, и поднимает бровь. Потом она смотрит на Джима, который серьёзно кивает в ответ. Видеть, как один из родителей встречается с кем-то другим всегда странно и довольно сюрреалистично, но, по крайней мере, Рэнд даже близко не такая, как Фрэнк. — А вот это капитанское кресло! — Джим проводит рукой по спинке, словно представляя драгоценность. — Место, где рождается магия. У Джо-Джо блестят глаза. — Могу я..? — Конечно! Она падает в кресло, откидывается на спинку и довольно улыбается. — Классно, да? — усмехается Джим. — Дядя Джим, если я поступлю в Звёздный Флот, ты возьмёшь меня к себе в команду? — Конечно, да. Мне нужен кто-нибудь с твоими навыками обращения с фазером. — И назначишь меня главой отдела безопасности? — Без вопросов, — соглашается Джим. — Кексик и близко не стоит. Непотизм и всё такое. — Он шутит, верно? — Джим слышит шёпот Спока Ухуре. Ухура лишь смеётся в ответ.***
К восторгу Джима Джоанна взяла с собой гитару, что он ей подарил (она назвала её Жасмин), и на разогреве своей Мега Ночёвки они сыграли "Лейлу" Эрика Клэптона и спели дуэтом, не жалея лёгких, за что Джиму потом было немного неловко, когда он вспомнил, насколько тонкие стены отделяют его каюту от каюты Спока. Поэтому он предложил заняться чем-нибудь более тихим — а именно, смотреть плохое голокино и есть попкорн. В традициях лучших ночёвок, лучшие признания приходят после полуночи. В данном случае, тот факт, что у Джоанны недавно появился бойфренд. — Ты сказала отцу об этом? — спрашивает Джим, когда сердце снова забилось ровнее. — Нет! — Джоанну передёргивает. — Боже, нет. Ты хоть представляешь, какая это была бы катастрофа? Он может только представить. — Для этого разговора нужна еда! — объявляет Джим и заказывает в репликаторе пинту мороженого. Вручает его ей вместе с одной из ложек. — Ну, — начинает он, устроившись на кровати рядом с ней. — Как его имя и адрес? — Что? Зачем? — Просто имени достаточно. — Скайлар, — девушка опускает покрасневшее лицо. — Скайлар Рафферти. — И? — И... И он в одиннадцатом классе, суперумный и внимательный, и всё такое… И горячий… — По шкале от одного до десяти? Джо-Джо задумывается. — Восемь с половиной. — Здорово. — Да. И у него уже есть водительские права, что, ну, знаешь. Удобно. — Угу, — Джим забирает у неё мороженое. — Вам не нужны надсмотрщики. И о скольких свиданиях знает твоя мама? Её лицо приобретает ещё более насыщенный оттенок. — Процентов тридцать? — Вот это я понимаю. А что происходит в остальные две-трети? — Ничего плохого! В основном мы просто гуляем вместе, заходим в кофейни, или в кино, или что-нибудь ещё. Мы часами можем просто ничего не делать. — Она улыбается, её глаза сияют, на губах тёплая улыбка, и Джим понимает, что если её сердце будет разбито, то это разобьёт и его сердце тоже, что немного... пугает. Удивительно. — Мне он правда нравится, дядя Джим, — говорит Джоанна, и внезапно она так похожа на своего отца, который сказал почти то же самое, всего пару недель назад. — Не то, чтобы я думала, что он Единственный — я даже не уверена, что верю в это — но… — Выражение её лица скептическое и вместе с тем мечтательное. — Я просто хочу влюбиться в него, и чтобы без развода, как у обоих наших родителей. Понимаешь? — Да, — тихо отвечает Джим. — Понимаю. Она возвращает себе мороженое, ковыряет в нём ложкой, и какое-то время не поднимает глаза. — И… всё немного сложно, потому что… потому что он хочет… ты знаешь. Он действительно знает, и от этого в животе такое чувство, будто всё внутри сжали в кулак. — Джо-Джо… — Не то, чтобы он меня к чему-нибудь принуждал, нет! — торопливо добавляет она. — Но я вижу, когда он хочет, чтобы мы… сделали это. — А ты, — начинает Джим, но сглатывает и пробует заново, потому что он, наверняка, самый неподходящий человек для подобного разговора, и он не хочет сплоховать с Джоанной. — А ты хочешь спать с ним? Она выглядит немного беспомощной, но отвечает: — Нет? Я не знаю, я никогда… Я думаю, да, со временем, но… мне страшно. — Она пытается засмеяться, но смех звучит неубедительно. — Как глупо. Это просто секс, верно? Половина моего класса уже сделали это… И Джоанне четырнадцать, скоро пятнадцать, и Джим прекрасно помнит это чувство, и он понятия не имеет, что сказать, поэтому наружу выходит: — Джо, это не глупо, бояться. Нет такой вещи, как “просто секс”. Она продолжает смотреть на него, с любопытством и ожиданием, и Джим продолжает: — Есть что-то скоротечное, да, но это не ничто. Ты даришь им частичку себя, и получаешь частичку от них в ответ, каждый раз. И вот оно, всё это время он говорил себе, что не верит в это. Но теперь он это произнёс, это же Джоанна, теперь он понимает, с болезненной ясностью, что это правда. Не то, чтобы он смог разобраться с тем, какие последствия этой правды будут для него. Но, по крайней мере, Джоанна не сделает ту же ошибку, наверное. — Первый раз, когда ты занимаешься сексом, не является поворотным в жизни событием, как некоторые думают. Но это важно. Действительно важно. Это повлияет на то, как ты думаешь о сексе в целом, хочешь ты этого или нет. Вот почему… тебе нужно ему доверять. — Я доверяю ему забрать меня вовремя, — говорит она. — Я верю, что он не ляпнет какую-нибудь глупость о моём отце, пусть даже он ненавидит своего. Я доверяю ему достаточно, что поехать с ним в поездку. Как я могу знать, что доверяю ему достаточно, чтобы заняться этим с ним? — Тут нет правильного ответа, Джо-Джо. Это твои чувства. Если ты готова, ты будешь знать. — Или типа того. По крайней мере, это то, что сказал бы в данной ситуации Боунс. Она улыбается ему, и весь этот ужасный разговор стоил этой улыбки. — Окей, Спасибо, дядя Джим. — А потом: — Так когда ты собирался мне рассказать о том, что запал на Спока? Он едва не поперхнулся. — Я что? — Да ладно, — вздыхает она. — Это так очевидно, то как ты о нём говоришь, даже через экран головида. А ещё ты смотрел на дверь в его комнату, когда говорил: “Тебе нужно доверять ему”. А ещё, когда ты знакомил меня со всеми сегодня ты назвал его “мой первый помощник”. Ты так не говорил про остальных. — Вся в отца, такая же наблюдательная, — ворчит Джим, пытаясь спрятать смущение. — Дай мне мороженое. Она покорно отдаёт ему пинту мороженого. — Ну? — Ну, что? — переспрашивает Джим, вонзая ложку с большей силой, нежели следует. — Ничего нет. И ничего не будет, конец истории. — Почему нет? — Джоанна выглядит разочарованной. — Правила не разрешают, да? — Нет. Помнишь Ухуру? Ту ослепительную связистку? Это его девушка. — Правда? Честно говоря… непохоже. — хмурится Джоанна. — Они словно… Словно она его старшая сестра или типа того. — Ну, она ему точно не сестра, — фыркает Джим. — Если только вулканцы не сторонники странного кинкового инцеста, о котором мне никто не сказал. Они всегда ведут себя профессионально. Они словно самая логичная пара Звёздного Флота. — И самая горячая. Можешь представить, какие у них будут дети? — Прекрасно, — бормочет Джим. — Спасибо, Джо-Джо. — Ты тоже горячий! — успокаивает она. Джим берёт в рот большую ложку мороженого и пытается притвориться, что эти слова не заставили его почувствовать себя немножечко лучше.***
Весь следующий день Боунс сам проводит с Джоанной, поэтому для Джима это обычный рабочий день, за исключением одного оооочень важного видеозвонка во время перерыва на ланч. — Скайлар! — приветствует Джим шестнадцатилетнего подростка, чьё лицо появилось на экране. — Привет! Скайлар Рафферти смотрит на него с восторгом. — Вы правда капитан Кирк? В смысле ...капитан Кирк, Энтерпрайз? В смысле… капитан Кирк — спаситель галактики? — Это я, — радостно отвечает он. — Джоанна рассказала мне о тебе, и я бы хотел представиться, поскольку я, считай, её дядя и… — Вау… — выдыхает Скайлар. — Ага. Да, она мне о вас рассказывала, но я не думал… — Ты не думал что? — переспрашивает Джим, и внезапно его голос звучит намного более резко. — Нет… ничего… я просто не… — Ты ей не верил? — Конечно, верил! Но я… — Ты не думал, что она имела в виду именно то, что сказала? И часто ты решаешь, что она имеет в виду, Скайлар? — Нет! Я бы не… — Позволь мне немного рассказать тебе о себе, Скайлар. В первый раз меня арестовали, когда мне было пятнадцать, потому что я почти убил парня в два раза больше меня за то, что он что-то подсыпал девушке в выпивку в баре. Через месяц меня снова арестовали, за то, что отправил четверых человек в госпиталь, потом ещё через неделю… Ну, ты понял. В любом случае, меня отпускали, потому что мой отец — знаменитость и всё такое, пока, наконец, не накопилось слишком много обвинений. К тому времени мне было семнадцать, и я уже дважды был в исправительном центре для несовершеннолетних. — Вы были в исправительном центре для несовершеннолетних? — переспрашивает мальчик, распахнув глаза в удивлении. — Конечно. Лучшие четырнадцать месяцев моего юношества, честно. А вот в тюрьме мне надоело, но я там и был дольше, ага. Мой сокамерник был настоящим серийным убийцей, хороший парень, пусть и со странной зацикленностью на утках… На лице Скайлара что-то похожее на шок. Или ужас — Прости, я отвлёкся, во бывает! Ииии после этого меня арестовывали ещё раз одиннадцать, я убивал других людей, и даже не жалею об этом. Последнее время я не терплю чужих ошибок, потому что на звездолёте ошибки ведут к смерти и разрушениям, и другим нехорошим вещам. О, и у меня фантастический прицел, — добавляет Джим. Скайлар продолжает смотреть на него пребольшими глазами. — Да, я даже получил предложение о подготовке на снайпера, но я отказался, потому что предпочитаю убивать людей, глядя им в лицо? Но ведь никогда не знаешь, когда вернёшься к своему хобби, если того потребует ситуация. Как ты думаешь, Кай? Я же могу называть тебя Кай? Мальчик в ответ лишь тихо пискнул. Джим наклоняется вперёд. Улыбки на его как и не было. — Слушай сюда, парень. Если ты попытаешься надавить на Джоанну, в чём угодно, — я узнаю. Если ты разобьёшь её сердце — я узнаю. И найду тебя. И обещаю, что ты всю оставшуюся жизнь будешь жалеть о том, что потерял контроль. Скайлар уже на грани обморока. — Ты понял? — Да, — пищит тот. — Да, что? — Да, сэр. Джим отклоняется обратно на спинку кресла. — Замечательно! Кажется, ты неплохой парень, Скайлар. Приятного дня, окей? И, не дожидаясь ответа, заканчивает вызов. Вовремя, потому что в следующую секунду появляется Боунс, но на экране теперь только имя. — Кто это? Джим переплетает пальцы за головой и, усмехаясь, поднимается на ноги. — Ничего, с чем бы я ни справился.***
Время с Джо всегда проходит весело, но с оттенком горечи, потому что стоит ему пробыть с ней достаточно долго, чтобы вспомнить, насколько она потрясающая, как её тут же забирают. По крайней мере у них есть время крепко обняться на площадке транспортера, после чего она обнимает Боунса и Рэнд (которая провела прекрасную работу по очаровыванию Джоанны, несмотря на фальстарт), — Кстати, папа? — говорит девушка, пока ждёт зелёного света от Скотти. — Да, золотце? — глаза Боунса подозрительно блестят. — Я не стану возражать, если вы с мисс Рэнд поженитесь. Но я всё ещё делаю ставку на дядю Джима. А потом срабатывает транспортер и она пропадает, а жаль, потому что выражение лица Боунса бесценно.***
Для Джима не редкость найти Спока где-нибудь в коридоре и утащить его в общий зал, или рек-каюту, или спортзал провести время вместе или просто поболтать; но редкость для Спока (читай: никогда-раньше-не-случавшаяся редкость) сделать то же самое с Джимом, поскольку, кажется, вулканец предпочитает заранее спланированные Встречи с Кирком. Поэтому это уже странно, когда однажды после спарринга он спрашивает Джима, могут ли они поговорить наедине, и становится ещё страннее, когда Спок ведёт его в дальний коридор к каютам на крайний случай, или как Джим любит их называть, Очень Тёмная Комната и Дурно пахнущая Комната Спок заходит в Дурно пахнущую Комнату, Джим с опаской следует за ним, а потом двери закрываются, и Спок говорит: — Среднему человеческому мужчине сексуальное взаимодействие требуется приблизительно каждые семьдесят два стандартных часа. — Что? — переспрашивает капитан, Спок делает шаг к нему, словно хищный кот, и Джим делает шаг назад, внезапно необъяснимо занервничав. — Взрослый мужчина с уровнем тестерона и надпочечной активностью выше среднего, как, например, ты, оптимально функционирует с энергетической разрядкой каждые тридцать шесть или даже двадцать четыре часа. — Ч-что это, урок биологии..? — Джим пытается засмеяться, пусть даже Спок продолжает наступать, а он сам отходить назад. — С твоего последнего подобного взаимодействия прошёл 371 час, — продолжает его первый офицер. — Ты рассчитал с точностью до часов? — Джим не знает, что и думать. А потом его спина упирается в стол, руки Спока упираются по обе стороны от него, и он в ловушке между столом и вулканцем. — Джим, — его голос звучит странно, настойчиво. Джим смотрит на него в ответ, удивлённо и растерянно. — Ты наконец-то обратился ко мне по имени. В смысле, без моего напоминания. — Положительно, — соглашается Спок. — Хотя твоя ненужная привязанность к обращениям остаётся такой же бессмысленной и нелогичной как и всегда Джим усмехается. Пусть даже он ведёт себя странно, он остаётся старым добрым Споком. Пусть даже его руки тянутся к рубашке Джима и… — Воу, погоди! — вскрикивает Джим, и опускает полы рубашки вниз. — Что это, эксперимент? Спок едва заметно хмурится, но прежде чем он успевает ответить, дверь в каюту открывается, и там, ну конечно, Ухура. Она открывает рот, закрывает, потом снова открывает, и Джим отталкивает Спока и начинает сбивчиво тараторить что-то вроде о Боже, и мне так жаль, и ничего не было, клянусь, пожалуйста не убивай меня. Он едва осознаёт, что вылетает изо рта, а потом просто убегает со всех ног, в голове глупо звенит АААААААААААААААА!!! Есть только одно место, куда нужно бежать, когда столкнулся с эмоциональным кризисом и/или жаждущей крови Ухурой. Ему нужно найти Гейлу.***
Девушка находится в своей каюте, где, скрестив ноги, сидит на кровати в одном лишь белом топе поверх белья и плетёт что-то цветочно-декоративное. Над её кроватью висит флаг революции орионских рабынь — семь серебристых звёзд на фиолетовом фоне, тёмном, как небо Ориона. Блондин садится рядом. — Гейла, у меня проблемы. Нужен твой совет. — Это как-то касается того, что от тебя несёт той странно пахнущей каютой? — спрашивает девушка, отложив своё плетение. — Да. — Тогда рассказывай, — соглашается она, отодвигаясь на безопасное расстояние. — Я разговаривал со Споком, ну знаешь, как обычно, всё было нормально, а потом он ни с того, ни с сего потащил меня в Дурно пахнущую комнату и начал говорить о тестостероне… и надпочечной активности… И он выглядел немного… Не знаю. Взволнованным? — И чего он хотел? — Я не знаю! И он назвал меня Джимом. — Разве не этого ты добивался? — Да! — отвечает Джим. — Но теперь, когда он начал это делать, это правда странно. Гейла задумчиво накручивает на палец прядь волос. — Странно, но не критично. Я бы не стала беспокоиться.***
Послушавшись совета, он пытается не беспокоиться. Но он не говорит Гейле об Ухуре, ни о том, как он продолжает заставлять её думать, что он ненасытная шлюха, может быть потому, что он и есть ненасытная шлюха, ни о том, насколько ему хочется, чтобы она считала его приличным человеком. Ещё он не говорит ей о том, что готов поклясться, что Спок предлагал заняться сексом, несмотря на то, что Джим знает, что это лишь его мечты. Ещё он не говорит ей о своём сне про тот разговор, и что было после. Потому что может он и хочет Спока — Боже, иногда хочет просто до боли — но это не значит, что он видит сексуальный подтекст во всём, что они делают вместе; не значит, что он станет убеждать себя, что Спок тоже хочет его. Он не Кодос. Не Кодос.***
Конечно, когда Кодос предложил частные уроки меньше, чем через год после появления Джима на Тарсусе, он первым делом рассказал об этом Сэму. — Поооогоди, погоди, помедленнее, — попросил тогда Сэм, усмехаясь в ответ на восторженное лицо Джима. — Давай сначала, что сказал Кодос? Джим не мог усидеть на одном месте, ему нужно было двигаться, пройтись, с энтузиазмом махать руками и нетерпеливо пересказывать. — Не знаю, что-то про развитие способностей действовать в критических ситуациях и прочая чепуха? Я не особенно вслушивался, но вроде он хочет составить для меня индивидуальное расписание. Сказал, что в обычном классе мне не к чему стремиться. Джим лучился гордостью. Сэм рассмеялся и схватил его в охапку, прижав к себе так, что вышиб весь воздух из лёгких. — Конечно! Так чему он будет тебя учить? — Не знаю. — Он тебе не сказал? — Нет, звучало так, словно он ещё и сам не знает. Думаю, разному… — Он пожал плечами. — Он как-то расплывчато это сформулировал. Но, хей, частные уроки с самым выдающимся человеком на этом камушке, какая разница? Сэм нахмурился, на лице появилось озадаченное выражение, почти… настороженное. Джим тогда этого не понял, слишком непривычно было видеть подобное выражение на обычно открытом лице брата. А секунду спустя его лицо снова разгладилось, настороженность ушла, оставив место обычной улыбке. — Это здорово, Джимми. Должно быть ты ему правда понравился!***
— Капитан, я получаю сигнал бедствия, — говорит Ухура. — Похоже, он идёт с Эфроса. — Эфрос? — повторяет Джим. — Мы же рядом, не похоже, чтобы на них кто-то напал… Какую помощь они просят? — В сообщение говорится “пожалуйста, помогите”, — хмурится Ухура. — Можешь открыть канал связи с ними? Они хоть отвечают? — Я ответила им на всех частотах, сэр. Они не ответили. Джим выстукивает пальцами неровную дробь на подлокотнике, задумавшись. — Нам нужно спуститься вниз, — решительно заявляет он. — Конечно, нужно, — ворчит Боунс. — Не волнуйся, Боунс. Всё будет отлично. — Замечательные прощальные слова, — угрюмо отвечает доктор. — Второе место после “Что будет, если нажать эту кнопку”. — Ладно тебе, — успокаивает Джим. — Что такого страшного может случиться? Боунс, словно дирижёр, делает взмах рукой в сторону офицеров мостика. — Мозговая травма и смерть, — послушно отвечают они хором. — Ты их этому научил? — неверяще спрашивает капитан. — Да. Это хоть как-нибудь повлияет на твоё решение? Джим на секунду задумывается. — Нет. —Конечно, нет, — ворчит Боунс.***
Джим собирает небольшую группу высадки, состоящую, помимо него, из Спока и пары безопасников. Секунд за тридцать до спуска Спок отводит его в сторону и говорит: — Кажется, ты ошибочно считаешь, что мы с Ухурой всё ещё состоим в романтической связи. Джим смотрит на него в ответ, смотрит и смотрит, потому что в его голове только что взорвались где-то пятьдесят миллиардов мыслей, большинство из которых неприличные, и выдавливает: — А вы нет? — Мы разорвали отношения около двух месяцев назад. — Как так вышло? И Спок смотрит на него, Джим мог бы подумать, что вулканец в замешательстве. — Готовы спуститься вниз, капитан? — А-ага, — отвечает он, отворачиваясь от странно пристального взгляда Спока и поднимаясь на площадку транспортера.***
И оказывается прямо посреди перепалки. —… нет чувства ответственности, Атреонид! У Федерации есть более важные дела, нежели потакать твоим глупым выходкам! — Ты всегда считал, что Федерация важнее меня, даже до моих так-называемых глупых выходок! Джим прочищает горло. Они оба оборачиваются, глаза распахиваются шире при виде группы офицеров в форме. — Мы получили сигнал бедствия? — осторожно спрашивает капитан. — Мне так жаль, — тут же говорит пожилой мужчина, и подходит пожать Кирку руку. — Моя дочь, она — посмотри, что ты сделала! Ты хоть знаешь, кто это? Девушка хлопает ресницами, как делают, когда точно знают, кто он такой. — Конечно, отец. Это капитан Джеймс Кирк. — И перестань его отвлекать. — Эм, — Джим пробует ещё раз. — Мы приняли сигнал бедствия? — Да. Я сэр Кортвуд, капитан, премьер-министр этой части Эфроса, и это моя дочь — Атреонид. — Атреонид за спиной отца весело машет ему рукой. — Боюсь, произошло большое недоразумение, понимаете, у моей дочери довольно… своеобразное чувство юмора…. — И она в шутку послала сигнал бедствия, — заканчивает Джим. — Мне очень жаль, — повторяет Кортвуд. — Ничего страшного, — отвечает Джим. — по правде говоря, я удивлён, что этого не случилось раньше. — Он поворачивается к безопасникам. — Отправляйтесь на Энтерпрайз и расскажите, что случилось. Мы с мистером Споком получим официальные показания от мисс Кортвуд по поводу сигнала и последуем за вами. — Конечно! — соглашается Кортвуд. — Я подготовлю все необходимые документы, немедленно. — Вы, должно быть, мистер Спок, — говорит Атреонид, стоит её отцу и парням-безопасникам уйти. — Какое удовольствие познакомиться с вами. Спок молча смотрит на неё в ответ. — И двойное удовольствие встретить вас, — оборачивается она к Джиму, не обращая внимания, что он ей не ответил. — Я видела ваши фотографии. Удовлетворяла себя, глядя на них. — О, эм, — пожалуй, он никогда не привыкнет к тому, насколько прямолинейны некоторые инопланетники. Что может быть проблематично, ведь Эфрос — один из самых влиятельных членов Федерации; если ему где и нужно произвести впечатление, то здесь, а он уже краснеет. И Спок совсем не помогает с этой его каменной тишиной. — Благодарю… вас? Секундой позже он чувствует пальцы Спока на своих собственных, жест поддержки, и не может не расслабиться. — О! — вскликивает девушка. — Вы вулканец? Вау, никогда раньше не видела их вживую. Я слышала они очень умные… представить не могу, каково это, иметь ваш мозг. — Верно, — сухо отвечает Спок. Джим скрипит зубами, выдавливает улыбку и оборачивается к своему первому офицеру. — Спок, почему бы тебе не пойти… кое-что сделать? — Я уже кое-что делаю, капитан, — отвечает Спок нарочно бесцветным голосом. — Много вещей, если быть точным. — Почему бы тебе не делать это в другом месте? — Или мы могли бы заняться чем-нибудь другим, — кокетничает Атреонид, и Джим уже знает, на что она намекает, но девушка решает продолжить, ибо у инопланетян чувства такта нет. — Например, сексом. Джим оглядывает её сверху вниз, красная загорелая кожа, белые волосы и неплохая фигура, и думает: “Да, хорошо. В конце концов, никогда не помешает быть на хорошем счету у влиятельных правительств.” Даже если в последнее время ему нравятся темноволосые мужчины. — Почему нет. Кажется, он услышал звук чего-то ломающегося за спиной. — Очень хорошо, — усмехается Атреонид. — Я всё подготовлю. Она уходит. Джим оборачивается и следующую минуту может лишь смотреть на кусок дерева в руке своего первого офицера, понимая, что Спок только что отломал его от стола. — Чувак, верни это на место! — шипит он, вырывая деревяшку и пытаясь приделать её обратно к столу, пока вулканец смотрит на него с лицом, лишённым эмоций. — Ты никогда не слышал поговорку “кто сломал, тот и платит”? Ему кое-как удаётся прилепить обломок на место, вот только следующий, кто облокотится на это место, заново сломает стол. — А теперь? — Теперь мы уберёмся как можно дальше от места преступления, — отвечает Джим. Они едва выходят из здания в небольшой сад с каменной скамьёй, фонтаном и реально странными растениями, как Спок снова поворачивается к нему. — Ты наслаждаешься этим? — резко спрашивает он. — Вот почему ты продолжаешь делать это со мной? Тебе нравится вовлекать в коитус только тех, кто может тебя уничтожить, или тех, кто ничего для тебя не значит? — Может, я люблю это, — беспечно отвечает ему Джим, пытаясь закончить этот разговор как можно быстрее. — Потому что ты в отчаяньи. Потому что у тебя сексуальное истощение. — Хей, я не в отчаянии, — уязвлённо возражает Джим. — Я могу держать его в штанах, когда нужно. — Да, ты отказываешься заниматься этим с подчинёнными и с доктором МакКоем, — Спок уже почти шипит. — Однако у тебя нет возражений против “частных переговоров” с любым другим, за одним исключением, конечно же... И Джим знает, он знает, к чему всё идёт, но он не может… Нет, не может, пожалуйста, пусть он ошибается.... — Ты, — говорит он. Спок смотрит на него почти с облегчением, и что-то внутри него ломается. Или, может, ломается заново, что-то, что только недавно начало исцеляться. — Ты гадаешь, почему я ещё не польстился на твоё тело, раз уж я шлюха и не могу и пяти минут прожить без траха. — Это не то, что я имел в виду. — А что имел? — Джим задаёт вопрос мягко, но слова обжигают. — Раз я использовал всех остальных для секса на одну ночь, то почему ты ещё не получил свою долю? Разве не это ты спрашивал? Спок молчит. — Ответь мне, Спок, — рявкает капитан. — Полагаю, — нерешительно произносит вулканец. — В определённой степени… Мне просто известно о твоих уникальных потребностях тела… — Уникальных потребностях тела, Джим мог бы рассмеяться, если бы был уверен, что сможет остановиться. — И исходя из твоих… компаньонов во время увольнительной, я определил, что тебя привлекают индивиды с физическими чертами приблизительно похожими на мои. Я думаю, мы сможем сохранить эту договорённость вне личных рамок. Это только логично, что…. Джим не может больше это слышать. — Хорошо. Пошли. Спок замолкает. Смотрит удивлённо. Джим улыбается в ответ. Эту улыбку он использует во время переговоров, эту улыбку он посылал Атреонид всего пять минут назад. Он никогда не думал, что будет использовать эту улыбку со Споком. Но никто не остаётся рядом только потому, что ты им нравишься. Все хотят чего-нибудь — он был идиотом, раз думал, что это правило здесь не работает. — Хей, ты отдал свою жизнь за команду, — говорит он с радостным воодушевлением, которого не чувствует.— Я бы никогда не справился с Энтерпрайз — да и с остальным, если честно — без тебя. Поэтому, раз ты хочешь что-то взамен, думаю, я не могу сказать нет. Спок продолжает смотреть. — Ну? Как ты меня хочешь? — вулканец не отвечает, просто стоит на месте, растерянный и немного испуганный, поэтому Джим подходит ближе и мягко предлагает: — Ты довольно скованный человек, мы могли бы пойти к тебе в каюту прямо сейчас… — Он делает ещё один шаг вперёд, криво усмехается, пусть даже слова чувствуются во рту, словно кровь. — Или, может, ты устал от всего этого самоконтроля, может, ты хочешь этого здесь? Возле той стены, может? Оперевшись на лавку, или в том фонтане..? — Нет, — слабо отвечает Спок. — Я не о том. — Хорошо, тогда ты мне скажи, крошка. Всё, что угодно. — Теперь они стоят лицом к лицу, достаточно близко, чтобы ударить, или поцеловать. — Я, — теперь голос звучит твёрже. — Капитан, я этого не хочу. — Может, ты не хочешь этого со мной, — отвечает Джим, это понимание приходит к нему внезапно. Улыбка становится холодной, застывшей, мрачной. — Ооо, я понял. Ты недавно расстался с Ухурой, да? Ты, наверное, ещё не смирился — тебе нужно её вернуть, всего на чуть-чуть. Ну, хорошо. — Спок продолжает непонимающе на него смотреть, и улыбка Джима становится шире. — Просто сядь и закрой глаза, я буду тем, кем ты захочешь, не стану возражать, если назовёшь чужим именем. Как ты и сказал, ничего личного. И он соединяет губы Спока со своими, посасывает его нижнюю губу, закрывает глаза и пытается ни о чём не думать. Это не отличается от тех тысяч людей, что у него были до этого, говорит он себе. Не отличается от Кодоса. Он сможет. Это ничего не значит, ничего из этого… Спок резко отстраняется. — Капитан, — выдыхает он. — Нет. И Джим не двигается, и Спок отталкивает его назад, растерянный, и ужаснувшийся, и до боли беззащитный, и… О. Боже. Спок сказал нет, он сказал Джиму, что не хочет этого; и Джим просто проигнорировал его, просто продолжил наступать, потому что он хотел этого, он, не Спок, потому что он всё ещё этого хочет; и Джим смотрит на свои руки, смотрит на то, чего коснулся этими руками, руками, что брали, что хотели, убивали и превращали его в Кодоса всё это время, и он даже не заметил… — Прости, — он пятится назад, пытается не упасть, пытается дышать. ОБожеоБожеоБоже. — Мне так жаль, мне так жаль, мне так жаль… Наверное, он продолжил повторять это вечно, если бы его не прервал мягкий женский голос. — Капитан Кирк? — Джим поднимает глаза. Атреонид стоит возле распахнутых ворот в сад и смотрит на него открыто и с любопытством. — Вы готовы для нашей сессии коитуса или..? — Нет, — отвечает Джим, собирая себя воедино. Он не смеет взглянуть на Спока. — Всё хорошо. Я в порядке. И она улыбается и уводит его из сада, и Джим не оглядывается назад.***
Он едва стягивает с Атреонид блузку, как она предлагает: — Мы могли бы позвать его присоединиться. — Кого? — изображает полное непонимание Джим, и наклоняется ближе, оставляя цепочку поцелуев вдоль скулы, по горлу вниз, очерчивая ключицу… — Твоего… ах… твоего вулканца. Он весьма привлекателен. — Нет, — рявкает капитан, резче, чем намеревался, и девушка замирает. Но он не может заставить себя жалеть об этом отказе. “Он мой”, — яростно, нелогично думает он.”Мой первый офицер, мой друг, мой… кем бы он мне теперь ни был. И ничей больше.” Тут к нему приходит понимание, что он больше не знает, кто они теперь со Споком. В худшем случае тот оформит заявление о сексуальном домогательстве, и Джима отстранят от должности или даже выгонят из Флота. В лучшем случае — он останется с Джимом, но весь прогресс последних месяцев между ними будет потерян. Уничтожен, возможно навсегда. “Тогда разве не будет лучше провести с ним одну ночь?” — спрашивает часть его, и её тут же заталкивают поглубже. Атреонид наблюдает за ним с любопытством. — Он… важен тебе. И пусть даже Джим растерян, и ему больно, и он зол — на себя? На Спока? На Кодоса? На, чёрт возьми, каждого, к кому он хоть что-либо чувствовал? — факт остаётся фактом. — Он важен мне. Я ему доверяю. Даже после… — он вынужден остановиться и начать заново. — Я знаю, что всем его поступкам есть хорошее объяснение. Он самый умный вулканец, и самый добрый человек, из всех, кого я знаю. Я буду с ним до конца времён. Не смотря ни на что. — Ты любишь его, — отвечает Атреонид, словно это так просто, и Джим поднимает на неё глаза. — Нет, — говорит он. Умоляет. — Нет… нетнетнет… Но всё становится на свои места, чувство, что никак не уйдёт, и магнетическое притяжение между ними, и то, как они дополняют друг друга, делают друг друга лучше, прямо как Пещерный Спок с его двойником, и всё наконец-то приобретает смысл, сходится в одно ослепительное да. И Джим пятится, падает на ближайший стул, прячет лицо в руках. Он любит Спока. И он невероятно налажал.***
Это почти пародия на их первую подобную встречу — Джим открывает дверь в комнату Спока, от волнения забыв сначала постучать, и видит, что его первый офицер уже стоит там по стойке смирно, подняв руку постучать в дверь. В другой руке — букет цветов. Взгляд Спока также направлен на руку Джима, сжимающей камень в качестве моральной поддержки. — Ухура сказала, что вулканцы используют камни в качестве извинений, — выдавливает Джим, от стыда и страха не смея смотреть Споку в глаза. — И я просто хотел с-сказать прости. Прости, что коснулся тебя без согласия. Мне очень, очень жаль… — Ты прощён, Джим, конечно же, — бормочет вулканец. — Я также желал принести свои извинения… — Он перехватывает букет, и Джим нерешительно поднимает на него глаза и тает от доверия, которое всё ещё видит на его лице. — В последней медитации я размышлял о нашем последнем разговоре и понял, что моё предложение было неуместным и неуважительным. Джим слабо улыбается в ответ. — Уверен, ты пытался быть логичным. — Нет, — отвечает Спок. — Теперь я понимаю, что мои доводы были далеки от логики. — Он внезапно замолкает, кажется, хочет сказать что-то ещё, но нет. Джим остаётся стоять на месте, поигрывая камнем в руке и гадая, что это должно значить. И совершенно точно не интерпретируя всё в свою пользу, потому что он не такой. — Почему вообще вулканцы извиняются даря камни? — спрашивает он, лишь бы только продолжить разговор на более приятную тему. — Они символизируют вечность, — отвечает Спок. — Постоянство. Подтвердить свои слова камнем, значит пообещать, что они — обещание или извинение, чаще всего — навечно. Станут частью тебя. — Пауза, потом любопытный взгляд на Джима. — Почему люди извиняются с помощью цветов? — Не знаю, — отвечает капитан. — Потому что они красивые? В глазах Спока появляется тёплый огонёк весёлого изумления, и Джиму становится легче дышать. — Хочешь зайти? — спрашивает он, отодвигаясь в сторону и махая в сторону своей каюты. — Сыграем в шахматы или ещё что-нибудь? — Это было бы… хорошо, — отвечает вулканец. И они садятся за стол, и Спок изучает доску с фигурами, и Джим изучает Спока и говорит себе, что это новое знание не должно ничего менять. То, что он хочет больше, чем Спок готов ему дать, не значит, что он должен взять это сам. Сейчас важно снова вернуться к нормальности. Как раньше. Этого должно быть достаточно.